30.06.1941

Ссешес Риллинтар

Как хорошо обладать ночным зрением и как плохо тащить за собой наполовину слепого в темноте напарника! Примерно такие мысли преобладали в моей голове при попытках вести по ночному лесу человека. За два километра до описываемых событий мы расстались со всем наличным запасом сильно пахнущих предметов, пытаясь спастись от возможного преследования с собаками. Еще через километр вышли на небольшую полянку и расположились на ночлег. Уступив вконец умотавшемуся красноармейцу пенку и плащ, я занялся костром. Вырезал ножом квадрат дерна, выкопал в освободившемся грунте ямку, в которой с помощью собранных здесь же сухих сосновых шишек развел костер. С учетом небольшого наклона почвы и наличия в углу полянки углубления, буквально заполненного шишками, сознание сделало заключение, что с дровами проблем быть не должно. Усевшись у костра, я стал потихоньку его подкармливать, прислушиваясь к звукам окружающего леса, периодически прерываемым богатырскими руладами Серегиного храпа. Наступило замечательное время распаковывать подарки.

Начать решил со свертков — судя по запаху, в одном из них содержалось что-то съестное. Как оказалось, немцы были не дураки пожрать — набор из кульков пшенки, гречки и сухого гороха, запас соли, лаврового листа и примерно двухкилограммовый шмат сала с чесноком, явно стыренный в каком-то ближайшем селении.

В другом свертке находился явно армейский рацион в виде кулька с сухарями, пакетика молотого кофе, двух банок мясных консервов и куска жесткой как подметка копченой колбасы. Почти на самом дне свертка, завернутая в три слоя вощеной бумаги, лежала маленькая пачка чего-то похожего на маргарин.

Желудок довольно громко потребовал свою долю. Слегка умиротворив его каменным сухарем, я приступил к священнодействию — приготовлению походной каши с сальцем. Употребив на ее приготовление примерно половину содержимого мягкой наспинной фляги, я разместил трофейный котелок над костром и принялся с довольным видом рассматривать содержимое ящика с инструментами, доставшегося в наследство. Нет, эти мотоциклисты были явно Плюшкиными: запасы всевозможной проволоки, четыре отвертки, пассатижи, кусачки, как ни странно, ножовка по металлу с запасными полотнами, ну и, как обычно, горстей пять различных болтиков, шайбочек и гаечек.

С учетом маленького размера костерка, каша обещала готовиться долго. Поэтому, сложив инструменты обратно, я уселся на ящик, чтобы не сидеть на голой земле, и принялся смотреть в огонь.

Потрескивание горящих шишек действовало успокаивающе, глаза уже сами собой начали закрываться, как вдруг со стороны чащи послышались странные звуки. Вдали кто-то пробирался через ночной лес, то и дело спотыкаясь, роняя что-то тяжелое и затравленно дыша. Быстро растолкав Сергея, решил выдвинуться в разведку — скорее всего, это окруженцы, немцы по ночному лесу, да еще с такими звуками, вряд ли передвигаются.

Еще не очнувшийся Сергей подхватил один из карабинов и, передернув затвор, настороженно спросил:

— Что такое?

— Рядом кто-то двигается, пойду проверю, если красноармейцы — сюда вести?

— Ты с ума сошел! Конечно, сюда! Наверное, тоже окруженцы.

— Понял. — А ты пока присмотри за кашей, мы, оказывается, у немцев довольно много продуктов увели.

Конфисковав у Сергея плащ, я накинул капюшон и выдвинулся в направлении неясных звуков, неся в левой руке лук. Пройдя примерно полтора километра, увидел в серебристом свете группу из трех человек довольно живописного вида. Два окровавленных и перебинтованных несвежими бинтами молодых хумана лет двадцати несли на руках третьего — на первый взгляд немолодого уже мужика с перебинтованным бедром. Шатаясь от усталости, они прошли еще пятнадцать метров и, зацепившись за низкий куст, со стоном упали на землю. Не высовываясь, я осмотрел их на наличие вооружения — на первый взгляд был виден только «дегтярь» с расщепленным прикладом.

— Товарищи красноармейцы! Вы случайно есть не хотите?

В ответ один из группы попытался резко перекатиться в мою сторону, ткнул на голос пулеметом, выпустил короткую очередь из двух патронов, завершившуюся сухим стуком затвора и задыхающимся от усталости матом.

— Хумансы! Ssussun pholor dos! Вам помотсчь хочешь, а вы сопротивляетесь.

В ответ раздалось:

— Не подходи! Стрелять буду!

— По-моему, у тьебя кончились патроны? И, кстати, пойдемте все же к костру, а то каша может подгореть.

Со стороны окруженцев раздался осторожный голос:

— Так ты не немец?

— Не немец, успокойтесь, и все же предлагаю переместиться к моей стоянке, там и поговорим.

— Так не видно ничего, покажи, куда идти.

Подняв глаза, я присмотрелся к ночному небу — оно действительно было затянуто тучами, и, значит, для человеческого глаза сейчас стояла темень — глаз выколи. Выйдя из-за сосны и неслышно подойдя вплотную к этим горе-воякам, дотронулся до одного из них и произнес:

— Поднимайтесь, я вас проведу…

30.06.1941

Старшина Дроконов Валерий Сергеевич

Старшина Дроконов хорошо помнил момент, когда на колонну с военнопленными из-за опушки леса вылетело звено немецких штурмовиков и отработало по ней шестью бомбами. Мгновенно поднялась паника, колонна стала разбегаться, несмотря на тщетные попытки дезорганизованной охраны остановить людей. Тогда он и заработал этот злосчастный осколок в бедро, а два рядовых, которые несли его сейчас, — многочисленные мелкие осколочные ранения в спину. Все время, пока они двигались от разбомбленной колонны, им очень везло. Сперва натолкнулись на проселочную дорогу, идущую в восточном направлении, потом обнаружили место боя, на котором удалось разжиться бинтами и найти «Дегтярев» с разбитым пулей прикладом и всего с двумя патронами в диске. Пытаясь как можно дальше уйти от немцев, пробирались весь день и продолжили идти ночью, несмотря на почти полную темноту. Ближе к середине ночи небо затянули тучи, идти стало невозможно, передвигались исключительно на ощупь. Постоянные падения и натыкания на невидимые в темноте деревья привели к тому, что отряд заблудился…

…Передвигаться по ночному лесу и вести за ручку троицу раненых — то еще удовольствие. Почти подойдя к поляне, наш провожатый громко крикнул:

— Сергхей! Не стреляй — свои!

— А что там за выстрелы были?

Выведя из зарослей на поляну бойцов, провожатый ответил:

— Да вот потеряшки испугались и пытались отстреливаться…

Наш провожатый, одетый в какой-то зеленый балахон с глубоко надвинутым капюшоном, вывел нас из леса к маленькому костерку с установленным на нем котелком, пахнущим так, что от голода сводило не только желудок, но и мозг (ели мы в последний раз четыре дня назад). Провожатый отступил в темноту, сгустившуюся за пределами светового круга костра, и произнес:

— Вот, могу вам представить красноармейца Сергея Корчагина и пригласить присоединиться к нашему позднему ужину или раннему завтраку.

На противоположной стороне костра на какой-то зеленой пластине сидел молодой парень в гимнастерке, немецких серых штанах и с немецким карабином в руках, настороженно вглядывался в нашу компанию. По очереди мы стали представляться:

— Старшина Дроконов Валерий Сергеевич.

— Рядовой Онищенко Геннадий.

— Рядовой Железко Юрий.

Из темноты сухим, чуть хрипящим голосом сказали:

— Прошшу к нашему огню, давайте приступим к пище, да избавит ее Ллос от яда.

Переглянувшись с рядовыми и ощутив себя довольно неуютно, я попросил:

— А наш проводник не хочет представиться? Просто ни его лица, ни его имени мы не знаем, а, судя по голосу, он явно не русский, что вызывает вопросы.

При этих словах Сергей Корчагин как-то странно дернулся и с таинственным выражением лица начал нас пристально рассматривать, особенно вглядывался почему-то в лица.

Из темноты выступил высокий стройный силуэт в странном плаще, покрытом листьями, и, сняв черными с когтями руками капюшон, произнес…

30.06.1941

Ссешес Риллинтар

— Приветствую вас, хумансы!

И дальше пошпарил прямо по легенде, выученной для игры:

— Старший сотник наземной разведки Дома Ril’lintar — S’seshes Ril’lintar к вашим услугам.

Вытаращенные глаза и явно ничего не понимающие лица заставили Сергея вклиниться в разговор:

— Да он инопланетянин, как у инженера Лося в «Аэлите», — сами посмотрите, у немцев черного цвета кожи не бывает, да и глаза с ушами явно нечеловеческие. Мужик хороший, проверенный, мы с ним сегодня вечером двух немецких мотоциклистов убили. Хотя и очень странный.

Зло посмотрев на Сергея и заставив его резко прекратить перемывать мне кости, я произнес:

— Давайте сперва вы покушаете, а я с вашими ранениями разберусь. Как я понял, самое серьезное у тебя, старшина, значит, с тебя и начнем.

Со стороны Сергея донеслась почти зрелая мысль, вызвавшая у новых знакомых удивленное и заинтересованное выражение на лицах.

— Ты уверен? Сам же говорил, что в нашем мире магии очень мало, вспомни, как тебя тогда ломало.

— А что ты предлагхаешь? У него оскхолочное ранение верхней части бедра — разрублены мышцы, скорее всегхо, повреждена суставная сумка — понимаешь, его сюда несли, и в ближайший месяц сам он ходить не сможет. Значит, такхая обуза для нашего отряда не нужна. Вывод: либо я пытаюсь его лечить магхией, как это ни неприятно, либо мы его сейчас прирежем, для тогхо чтобы не расходовать на него еду и чтобы он не смогх разгхласить врагхам наш состав, вооружение и направление перемещения. Хочешь сделать это сам или мне доверишь, хуманс?

Выражение полного и дикого остолбенения на лице Сергея и на лицах окружающих бойцов при виде протянутого тесака могло соперничать только с удивленно-испуганными глазами старшины, до которого начало доходить, что его могут прирезать.

— Я так и думал. Значит, будем лечить.

Тогда же

Сергей Корчагин и прибывшие бойцы. У костра

…Сползающиеся на глазах края раны, выталкивающие из тела гной, сукровица и кусочки раздробленных костей — довольно неприятное зрелище. Вот тонкой белесой рыбкой показался осколок металла и выскользнул на землю, еще миг, и края раны сомкнулись, оставив тонкий розовый шрам, зигзагом прошедший по коже бедра…

Сложившаяся фигурка в лохматом мешковидном костюме, дергающаяся в судорогах и скребущая землю когтями, вызвала у красноармейцев недоумение, немного разбавившее удивление от волшебного, на их глазах случившегося заживления раны.

— Что это с ним? Как он это сделал? Кто это? — буквально забарабанили по Сергею вопросы.

— Да сам не знаю. Но явно не человек. Да вы сами сейчас слышали. Он когда меня в первый раз увидел, чуть на ломтики не порезал и не съел. Спрашивал, кто я и какой сейчас год. Потом извинился и сам вот так же вылечил. Абсолютно бесчувственный, очень злой и, по-моему, не особо любит людей. Почти постоянно шутит или говорит то, что он считает шутками, иногда очень сильно меняется, как будто в нем просыпается кто-то другой. А крутит его, потому что, как он говорит, у нас в мире очень мало магии, и когда он колдует, его вот так ломает…

— Это получается, что ему…

— Ну да, четыреста шестьдесят девять сезонов.

— Так люди же столько не живут!

— Я тебе сколько раз повторять буду: он дроу. А не какой-нибудь хуманс.

— Слышь, Серега, инопланетянин-то твой того. Может, его прирезать, пока он нас не прирезал?

— Он же вас не прирезал, вылечил, накормил, а ты сразу — того. Старшина, ты это, заканчивай! Я тебе как комсомолец говорю! Нельзя так. Мужик он умный, беспредела творить не будет. Он тут трезвую мысль о создании партизанского отряда высказал. Да и, по его словам, у него военного опыта поболе, чем у нас всех, вместе взятых. Так что за него держаться надо. Видели бы вы, как он вчера немцев валил, безо всякого выражения лица, как мух — хлоп-хлоп, и два трупа, да и потом такую ловушку с мотоциклом сделал — ни в жизнь не догадаешься. Так что мужик он нужный, а что странный, так это у всех бывает.

— Он что, инструктором в Испании воевал?

— Нет, он у себя на родине где-то лет триста в постоянных боях провел, ну, по его словам.

— Сколько? Сергей, лапшу-то не вешай.

— Да он сам так сказал — ему, значит, четыреста шестьдесят девять лет сейчас…