21.10.1941 г.
Работа на телеграфном ключе всегда казалась Олегу чем-то подобным пению или сочинению музыки. Ведь звонкие трели щелчков, как будто по волшебству превращающиеся в слова и предложения, завораживали его еще в те далекие пионерские годы. Видимо поэтому, а еще из-за болезненного пристрастия к запаху разогретой жалом паяльника канифоли юношеское увлечение радиоделом и переросло в профессию, причем любимую. Вряд ли тот кто не любит свое дело стал бы тратить столько времени на различнейшие улучшения и переделки находящейся в руках техники. Только истинный фанат своего дела. И для своих любимых агрегатов Олег был способен перевернуть горы. И не только. Во всяком случае получить отдельный хотя и маленький зал под радиорубку и довести ее до более или менее обжитого вида у него получилось.
Ну а то сколько крови было выпито вставшим на тропу войны радистом из Сешеса. Кадорина, Духа Чащи и всех кто подвернулся под увлеченную руку радиофаната — история об этом умалчивает. Во всяком случае ровными аккуратными деревянными стеллажами выращенными из какой-то, даже на вид странной древесины, и ровными проплавленными кабелепроводами пронзающими полуметровый стеклянистый свод и пару десятков сантиметров лесной почвы могло похвастаться не каждое помещение на базе.
Добавить к этому тот факт что радиста в принципе не особенно привлекали для разного рода хозяйственных работ, коих в последнее время благодаря неуемности двух спевшихся существ — Васю и старшины, стало не просто много, а очень много. Так что можно было бы сказать, что жизнь у Олега задалась.
Если бы не одно но. Усилившаяся в последнее время работа немецких специалистов заставляла его просто напросто чуть ли не скрежетать зубами в бессильной ярости. Используемый в его радиопередатчике метод задачи несущей частоты был хорош всем и точностью и стабильностью и малым тепловым дрейфом. Если бы не одно но, нивелирующее все эти несомненно великолепные характеристики — количество сменных кварцев для установки несущей было ограниченно. И в последнее время какая-то чрезмерно наглая радиостанция, а может и сразу несколько, наловчилась забивать звонкий голос любимого Олегова "Северка" беспорядочной мешаниной точек и тире, щедро сдобренной какофонией воя и свиста. Что только бедный радист уже не делал. И менял конфигурацию антенны, пытаясь изменением диаграммы направленности уменьшить эти чертовы помехи и пытался поднять мощность передатчика повышая анодное напряжение на электронных лампах. Даже шаманил с возможностью работы на вторичных гармониках задающего генератора, чуть не спалив при этом аппаратуру. Все это было бесполезно — в течении последних пары недель короткие радиограммы удавалось отправлять только в те небольшие окна оставляемые зазевавшимися немецкими радистами при быстром переключении частоты передатчика. Казалось, что если уж вскрыть местонахождение партизанского отряда и навести на него карающую мощь военной полиции и ли гестапо специалисты по радиоразведке не могут, то все свои силы и нерастраченную злобу они применили для того чтобы заглушить тихий голос советской радиостанции поющей из глубины окрестных болот. А уж прием радиограмм из центра на основных, оговоренных для связи частотах, превратился в настоящее искусство. И если бы не работа где-то вблизи Уральского хребта номерных радиостанций на длинных волнах, как будто бы сообщающих "геологическим партиям" различные необходимые им данные и цифры, то связь с Центром была бы полностью прервана.
В условиях постоянно накапливающегося количества шифрованных радиограмм стоящих в очереди на передачу настроение у штатного радиста отряда, да и у его непосредственного начальника было далеким от всепрощающего. Очень далеким….
— Да, японский городовой! — отбросив наушники на стол, чудом при этом не задев громоздкую конструкцию из отрезков проводов, светящихся нереально зеленым заревом кристаллов и ажурных, больше похожих на крылья каких-то экзотических мотыльков радиаторов, Олег замысловато выматерился. Впрочем, любой знакомый с устным творчеством старшины или Ссешеса, ничего особенно замысловатого в его словах не обнаружил бы — так, несколько повторений, слишком эмоциональный слог и крайняя бедность применяемых синонимов и ассоциативных рядов. — Триод твою в пентод душу мать! Ну ничего — а вот если я так?
Закопавшийся в груду разбросанных по столу радиодеталей повелитель паяльника и властелин припоя извлек на свет божий сменный кварцевый генератор (один из шедших в комплекте с рацией) оставленный на потом и не использовавшийся им уже неделю.
Первые робкие щелчки телеграфного ключа зазвучавшие одновременно в тишине каморки и в отличных немецких бакелитовых наушниках, к слову доставшихся в наследство от безымянного оккупанта, словившего эльфийскую стрелу в окружающих болотах, заставили Олега расплыться в довольной улыбке, сделавшей бы честь английскому бульдогу. Не в том смысле что радист был также страшен — совсем нет, просто ширина ухмылки и ее искренности так сказать навивали…
— Вот вам! Выкусите! Купились! — пододвинув к себе поближе исчерченный группами цифр блокнот штатный "Маркони" приступил к работе, в какой-то момент даже высунув от усердия язык.
Строчка за строчкой в эфир уплывали накопившиеся новости и немногочисленные факты, заставившие бы некоторых побледнеть, некоторых потерять веру, а некоторых, как это ни странно, наоборот обрести. Тут все зависит от личного отношения и степени критического восприятия окружающей действительности.
Один за другим в эфир выходили блоки цифр, на первый взгляд обычного обывателя вроде бы не имеющих никакого отношения к связному тексту и уже давно вгоняющих немецких криптографов из подотдела абвера если не в отчаянье, то в приступы тихой депрессии точно.
И пролетая над просторами страны превращались в связный текст
…
Совершенно секретно.
НКГБ СССР. Календарь сообщений отряда "Башня"
21.10.1941 г
Кот — Центру
Операция "Кот" Вторая фаза М (точки нет - радист не под контролем. — дальнейший текст предназначен отделу М и зашифрован с использованием другого шифроблокнота)
Передача шифрогрупп прервана на сто сорок седьмом блоке.
Оконечный блок и контрольные знаки не получены.
В отличие от других случаев прерывания связи — попыток глушения не обнаружено — связь прервана по вине передающей стороны.
…
Где-то в глубине свинцово стальных наполненных влагой осенних туч терялся надсадный гул перегруженных самолетов медленно, круг за кругом сжимающих свою круговерть вокруг только им одним ведомой точки. Словно стая ищеек, поводя из стороны в сторону свои носы, они приближались под прикрытием облачного фронта к своей цели. В то самое время когда радист этих русских дураков купился на хитрость специалистов функабвера и решил что он самый умный, переделанные в странный но вместе с тем действенный аналог мобильных пеленгаторов штурмовики Ju-87 все ближе и ближе подлетали к источнику сигнала. К этой самой русской радиостанции, подобно чрезмерно увлекшемуся своей песней глухарю, все выбрасывающей и выбрасывающей в эфир блоки цифр.
И вот как будто бы прорвав набухший гноем нарыв из серой хмари к земле проклюнулся покрытый разводами влаги силуэт ведущего.
— Внимание Лотар! — после этих слов своего стрелка радиста внимательно вглядывающегося на стрелку радиокомпаса и закрепленный рядом с ней указатель уровня радиосигнала лейтенант Лотар Шрепфер свалился на левое крыло и удерживая крен принялся за исполнение самой ответственной части операции. Надсадно гудя мотором под самым пологом стальных туч его самолет описывал гигантскую окружность, посолонь обходя скрывающийся где-то там на земле источник радиосигнала. Вторя щелчкам бомбовых замков к земле устремились наполненные шашками из белого фосфора дымовые NC-10.
Уже замыкая окружность боковым зрением Лотар с удовлетворением проконтролировал уходящие вверх столбы белого дыма, слегка сносимые слабым северо-восточным ветерком.
— Ну все Отто, командуй! — приглушенный переговорным устройством голос лейтенанта прорвался сквозь гул мотора в наушники стрелка радиста и тот незамедлительно переключил радиостанцию на передачу.
"Барабаны", "барабаны", — передавал Отто Вегенер кодовое слово, означавшее атаку. И незамедлительно, по команде этого практически невидимого с земли режиссера из плотного покрывала туч к земле устремилась вереница стремительных силуэтов.
Выстроившись в карусель самолеты как будто обходили центр обозначенной дымами окружности стягивая ее тугой невидимой спиралью. По мере приближения к цели, идя в горизонте, понемногу все увеличивали и увеличивали крен, оставляя цель в поле зрения. И вот достигнув угла крена около 45 градусов, пикировщики затрясло от того что перегруженные самолеты начинали подходить к критическим углам атаки.
Следуя за ведущим они по одному увеличивали крен и выпуская щитки, сваливаясь в стремительное пике, заводя ту самую незабываемую песню воздушных сирен закрепленных на шасси так отличающую именно этот самолет. Тот самый пробивающий до самых глубин души вой пикировщика, заставляющий необстрелянных солдатиков замирать в стрелковых ячейках с мокрыми штанами или метаться в бестолковой панике среди разрывов и фонтанчиков авиационных пулеметов. Тот самый рев, заставляющий крошить зубы и сильнее вжиматься в глубины окопа, в бессильной ярости пытаясь навести винтовку на эту стремительную тень и крыть добрым словом наших соколов опять бросивших махру на растерзание стервятников.
Это уже потом, ближе к середине войны, установившееся в воздухе равновесие изрядно подорвало самомнение и спесь пилотов немецких пикировщиков, заставив их просить постоянного истребительного прикрытия и действовать в оглядке на наши самолеты и увеличившееся количество зениток. Потом… а пока, уже искупавшиеся в крови и потерявшие остатки человечности пилоты находились в состоянии обоснованной эйфории. Ведь нет ничего интереснее и веселее чем гоняться за разбегающейся колонной этих утнерменшей или заход за заходом расстреливать санитарный поезд, по которому так удобно прицеливаться. Ведь для чего, как не для удобства доблестных летчиков люфтваффе эти грязные русские нарисовали на крышах такие заметные красные кресты? И ничего что некоторые снобы, особенно из переведенных с западного фронта первоначально воротят носы от таких немудреных развлечений. Месяц-два и над колоннами невооруженных беженцев, обозами с раненными и полевыми госпиталями начинали резвиться такие же влюбленные в небо и кровь немного сумасшедшие, но веселые парни. Те самые парни, хвастающиеся за бутылочкой отличного баварского пива, присланной по случаю с родины, количеством весело разбегающихся, таких ничтожных в прицеле, фигурок подстреленных в очередном вылете. Те самые, которых в том самом, несчастливом для них случае приземления на, по мнению германского генштаба пока что, еще занятую русскими территорию, далеко не всегда успевали спасти особисты или бойцы Смерша. Спасти из рук тех самых смешно разбегающихся маленьких фигурок, так весело взрывающихся кровавым туманом при метком попадании снаряда двадцати миллиметровой авиационной пушки.
А пока… буквально выпрыгнувшие из стены туч, разошедшиеся полукругом самолеты по короткой лающей команде раздавшейся в эфире отпустили из цепких объятий бомбовых замков неприглядные серые цилиндры с куцыми крылышками стабилизаторов и взревев моторами опять нырнули в серую хмарь облаков.
Раздавшиеся парой секунд позже хлопки пиропатронов раскрывшие эти цилиндры подобно раковинам невиданных молюсков уже никто не услышал. Конечно в полете кувыркающихся авиационных контейнеров немецкого производства не было такого величия и скрытого смысла, как в кружащихся на подобии балерин более чем полутонных советских РОТАКС-ах так хорошо показавших себя в небе Финляндии, разбрасывая зажигательные бомбы над крышами городов. Но со своей задачей они справились, выпростав из своего нутра стаи по какой-то странной прихоти конструкторов ярко желтых цилиндров, мгновением позже обзаведшихся гнущимися и дребезжащими под порывами набегающего воздуха жестяными крылышками.
Но это было не все, державшаяся выше отработавшего строя тройка самолетов штафеля Лотара Шрепфера, все это время узкой восходящей спиралью поднимающаяся к нависшему над землей одеялу туч и контролируя плотную стену разрывов и появляющиеся в ней неоднородности, по команде командира группы также ушла в крутое пике.
Под свист раздвигаемого фюзеляжем воздуха и пронзительный иссушающий душу звук сирен от каждого из самолетов отделились серые туши стокилограммовых фугасок и устремились к земле. Секунда — другая и сработавшие автоматы бомбовых прицелов автоматически вывели "лаптежники" из пике.
Вновь встав в хоровод над все еще покрытом серо-черными шапками разрывов районом бомбометания командир третьей группы штурмовой эскадрильи люфтваффе Шрепфер с удовлетворением оценил свои действия, дав команду Отто сделать несколько снимков для отчета непосредственному командиру и его новому знакомому, так беспокоившемуся за самочувствие какого-то там русского передатчика. Судя по тому аду, который творился там — внизу и безвольно поникшей стрелочке уровня сигнала, пожелания оберстлейтенанта Герлица были выполнены и перевыполнены с большим запасом. А небольшое сожаление, глодавшее Лотара о невозможности использования в этих болотах его любимых "зажигалок" быстро сошло на нет, размытое обоснованной гордостью за ювелирную работу своих парней. Жаль, конечно, что в этих чертовых болотах практически нечему гореть и поэтому кассеты с 1-kg-Stabbrandbombe были волевым усилием исключены из меню сегодняшнего концерта, да и из-за одной особенности устройства скидывать их в воду или болото просто бесполезно — потухнут так и не разгоревшись. Жаль…
…
Все шло как обычно, вечерняя пробежка с уже ставшим ученикам ненавистным бревном и неспешное возвращение в подземелье Дома. Конечно, с точки зрения подготовки классического мага моя методика выглядела строго говоря очень ортодоксальной, но в том то и дело что оценив еще в первые дни учебы возможности и предполагаемый потолок учеников в моей остроухой голове смогла сложиться только одна методика применения этих вот недомагов. Пускать их в прямой бой при таких мизерных запасах маны и ничтожной плотности энергооболочки было бы просто преступно. Да — конечно рассказанная ранее товарищу Иванову информация о применении кристаллических накопителей была правдива, практически на все сто процентов. Человеческие маги действительно применяли такие кристаллы для пополнения своих энергозапасов иногда даже прямо во время сражения. Но была одна мелочь, о которой я говорил ранее. И скрывающийся вот именно в таких мелочах дьявол практически полностью нивелировал плюсы такого использования накопителей.
Плотность энергооболочки человеческого мага… Ведь именно от плотности зависит мощность непосредственно кастуемого магом заклинания. Конечно при заблаговременной подготовке, например при использовании рунических или кристаллических амулетов человеческий маг может переплюнуть и тысячелетнего архимага, но в магическом сражении когда счет идет на мгновения…
Именно поэтому, высовывая от усилия языки ученики раз за разом добивались чтобы манна бурлящая в их венах перетекала с кончика каллиграфической кисточки на тонкие линии глифов, заставляя их светиться неземным, сказочным светом, озаряя наполненные чистым детским предвкушением чуда лица.
Сколько раз я купал их в волнах своего презрения, обзывая косорукими гоблинами и животными, недостойными гордого имени мага. Не считаясь с мнением, усталостью и укутывающими их тела эманациями боли из-за формируемых энергоканалов, пичкал всевозрастающим количеством разного рода декоктов и препаратов. И они держались, стискивая зубы и чуть ли не рыча от злости и боли они держались до того порога который делает ненависть поистине незамутненной и смывает тонкую мутную пену страха, позволяя вырасти над собой, перешагнуть себя и сделать шаг вперед к чуду.
Меня учили именно так, в тех подернутых дымкой воспоминаниях моей нечеловеческой половины, именно так, через боль и ужас наказания. И я горд, поистине горд, что ни один из них, этих безмолвных учеников, не удостоившихся от меня даже знания их имен не сдался, не дрогнул… Да они умирали… умирали от моих действий, по моей воле ивине… но они не сдавались…
Узкий, нисходящий во тьму коридор подземелья внезапно наполнился идущим с поверхности леденящим душу воем, заставившим идущего впереди Дроконова вжать голову в плечи и уже в полуобороте раскрыть рот в непередаваемой гримасе то ли страха, то ли ненависти. А потом на меня упало само небо… разрывающий уши грохот, воздушный кулак ударной волны… Волна ужаса ударила в спину, наполнив подземную узость вскриками, матом и топотом ног бегущих наружу, на поверхность охваченных паникой курсантов. Заполнившее голову мысль — стремление быть как можно дальше подальше от осыпающихся и как будто вот-вот готовых схлопнуться, ставших вдруг такими ненадежными стен подземелья…
Голова, моя голова, заполненная ставшим осязаемым белым шумом, шатающийся корридор покрытый змеящимися трещинами, вздрагивающий и подбрасывающий как будто не мои ноги при каждом шаге и серый, призрачный свет входа, рывками приближающийся ко мне. Вся моя натура вопила, выла и кричала о том, что на поверхность нельзя, что спасение только там, сзади в благословенной темноте узких коридоров и мраке арочных залов. Но засевшая в черепе паника, перехватившая рычаги управления, проклятый стадный инстинкт гнал наружу, вслед уже потерявшимся в пыли и дыму спинам…
…
С неба падал снег, первый виденный мной снег в этом мире… разлапистые вальяжные снежинки медленно, как будто бы неохотно спускались из глубин заполненного серо-стальной хмарью неба и, подчиняясь командам неведомого режиссера, медленно танцевали, умирая капельками влаги на белом оскале щепы, зелени излохмаченных еловых лап и на покрытой язвами земле. Капельки быстротечной, красивой в своем совершенстве и чистоте смерти…
Старый хуманс был прав, что я знаю о смерти? Не той рафинированной, хотя и часто неприглядной, смерти которую несут клинки иллитири, стрелы эльфов, или топоры гномов. И не той, оцифрованной яркими картинками и почищенной от неприглядных моментов компьютерной графики фильмов и игр… А той, укутанной яростью фуги всеуничтожения которую могут вызвать только короткоживущие люди. Наполненной гноем воспаленных ран, вонью порванных кишок и коричнево черной кашей в которую превращается перемешанное с влажной от крови землей мясо. О той самой ипостаси прекрасной девы, манящей сладостью разложения и неприглядным оскалом перетертых в кроваво сахарную крупу костей… Что я знаю?… Темноэльфийский танец — игра, вечное заигрывание и томный минуэт длящейся столетиями и тысячелетиями жизни… и яростный пожар пожирающий все сущее вплоть до себя самого. Яркий костер зажигательного фламенко… без оглядки на партнера… на мир… и не важно кто ведет в этом танце прелестная Дева по имени Смерть или усталый, грязный от болотной жижи по самые брови, хуманс. Пусть этот танец длился лишь миг, но он был наполнен той самой внутренней красотой, непонятной манящей красотой свойственной лишь…
Да, все это время я издевался, в извечном снобизме долгоживущих отказывая окружающим меня людям в красоте и благородстве. Выказывая ничем не обоснованное превосходство, воспринимая их как низкооплачиваемых статистов и лишь иногда выныривал из раковины самомнения в которую я умудрился в своей близорукости заковать свою душу. И вот только теперь я осознал, ощутил сквозь хрустальную броню своих чувств всю пропасть моего заблуждения.
Статисты, компьютерные юниты, тренируемые лишь для одной цели. Бездушные болванчики, не удостоившиеся у меня даже имен и не воспринимаемые мной разумными существами…
Да это был я — я своими собственными руками обучал их. Вместе с ними истекал потом на нескончаемых кроссах, вместе с ними выжимал из себя последние крохи магии, заставляя их раз за разом повторять непосильные упражнения, каждый раз поднимая планку все выше и выше. Я был тем скульптором который заново вылепил основы их разума и подобно гончару замешал частичку Духа Чащи в их ауру.
И неужели только раздраженный взмах одежд Jalil Elghrin смог пробить броню моего отчуждения и ничем не обоснованного снобизма. Открыл для того чтобы я сам… Сам ощутил свою неправоту.
А с неба падал снег… первый, робкий снег капельками пресных слез оседая на бледных лицах, руках и вывернутых и оторванных конечностях и бесследно исчезая над исходящими паром змеями разорванных внутренностей…
Перепаханная взрывами поляна и разбросанные на ней тела. Уточнение- шевелящиеся тела. Вот — в ужасе пытающийся запихнуть сизые змеи внутренностей в аккуратный разрез чуть ниже диафрагмы. Вот трясущий головой и в ужасе пытающийся приставить оторванную чуть ниже локтя руку. А вот еще интереснее — отсутствующая задняя крышка черепа и явленный окружающему непередаваемый жемчужно-серый оттенок практически даже не поцарапанного мозга. А вот распахнутые в паническом ужасе глаза ВаСю выглядывающей из полумрака уходящего вглубь коридора.
И только сейчас под серой мглой готового рухнуть в любой момент неба я понял… и медленно скользящие в тиши замершего в ужасе леса снежинки тут не причем. И затихающие судороги изломанной половинки тела еще минуту назад бывшего моим учеником тоже не причем. И отрясенный мат застывшего столбом старшины и стоны и вой разбросанных по поляне тел. Это все тоже было не причем. Эльф… человек… дух… это все не имеет значения. Это всего лишь маски, которые лишь мешают в танце, танце с прелестнейшей из дев. Мускат и амбра ее дыхания, шелк ее одежд и прикосновения ее рук…
Я видел смерть вблизи, я сам ее нес на кончике своего клинка, на острие стрелы и в зарождающемся мерцании энергоконструкта. Но это был лишь бал маскарад, безликие танцоры с застегнутыми на витые запоры масками…
— …ка!!! — Удар мотнувший мою голову и заставивший глаза оторваться от хмари серого неба, позволил окружающим меня звукам прорваться сквозь укутавшее мое сознание безмолвие. — Лечи, бл..!!! Сделай хоть что-нибудь!!!
Рывком подняв мое привалившееся к выщербленному стеклу арки тело Сергеич буквально ткнул мое лицо в пока что еще шевелящийся обрубок еще недавно бывший человеком.
А дальше была работа, выматывающая, заставляющая рычать на окружающих работа. Работа по поиску, сшиванию пазлов, лишь по какому то странному недомыслию сделанных из человеческих тел. Мат наконец-то прибежавшего, путающегося под руками и больше мешающегося Кадорина и истерика чрезмерно любопытного rivvil за каким-то демоном сунувшегося на поверхность из защищенных глубин подземелий Дома.
И раны, сочащиеся кровью или наоборот бескровные, топорщащиеся серо-розовыми волокнами разорванного мяса… как в пропасть ходящая магия вливаемая в многочисленные глифы лечения, в попытке оттянуть последний поцелуй Девы, дать содрогающимся в судорогах кускам иссеченного осколками мяса еще несколько мгновений.
Злой, в тридцать три прогиба загиб, вырвавшийся у старшины и заставивший дернуться наконец-то заявившегося Лешего. Сияние щедро расклеиваемых ВаСю на лбы парней печатей, то ли замедляющих время, то ли просто уменьшающих кровотечение и дающих небольшую надежду. Топот радиста, догадавшегося с мясом вырвать из своего оборудования так необходимые в этот момент накопители. Шипение запекаемых Дланью Ишала обрубков и поверхностных ран. Вонь паленой органики и содержимого вскрытого кишечника, терпкий запах пропитывающей все вокруг человеческой крови…
Мы успели. Успели для тех кому еще можно было чем-то помочь. И не надо судить о всемогуществе магии и о том что ребят можно было бы спасти мановением волшебной палочки или просто прочитав какое-нибудь заумное заклинание. Успели варварскими методам на некоторое время отобрать этих ребят у смерти. Не всех… А я ведь даже не знал их имен… Впрочем, судя по распахнутым глазам лисички, уже с ног до головы вымазанной кровью и что только чудом сдерживавшейся до последней минуты от слез, одно имя я все же знал. Весельчак и балагур Юрка, вечно впадавший в неприятности своими не вполне приличными шутками и постоянно, не смотря на предупреждения Сергеича и его мягкие внушения пытавшийся приударить за единственной девушкой в нашем сугубо мужском коллективе. Юра… тот самый ядовитый язык, от которого не возможно было скрыться никому. Вечно жалующийся на окружающую его несправедливость и хвастающийся своими мужскими подвигами на гражданке. Вот этот самый скомканный комок мяса с торчащими осколками костей… все еще содрогающийся в постепенно затихающих судорогах.
Вблизи на все это было просто невозможно смотреть и тот я кем был еще полгода назад уже давным-давно забился бы в истерике или сполз в спасительную мглу длительного обморока лишь бы не видеть и не иметь никакого отношения к окружающей картине. Надо сказать, накрыли нас довольно кучно. Не знаю какого рода боеприпасы были использованы, но с военной точки зрения — попади под такое накрытие даже полноценная "звезда" боевых магов с полностью поднятыми щитами, мало бы им не показалось. Из шести курсантов и троицы "старичков" выжило, если с точки зрения местной медицины это можно было бы так обозвать, семь человек. В разной доле потрепанности, очень разной, начиная от травматической ампутации конечностей, заканчивая просто шоковым состоянием и небольшой контузией. Все же разлет боеприпасов был довольно велик. Когда основные действия по вытягиванию ребят с того света закончились и выпала минута передохнуть, я окинул окружающее уже более критическим взглядом: кроме нашей небольшой полянки было перепахана еще пара-тройка гектар леса и довольно значительная площадь начинающего куриться туманом болота. Хоть я и не птица, но бехолдер меня побери, если бы мог окинуть окружающее с высоты птичьего полета, то смог бы в полной мере оценить элипс рассеивания. Причем, судя по всему, это нас так с самолетов приголубили. Во всяком случае, ни о чем таком типа кластерных боеприпасов для ствольной артиллерии я на вооружении германской армии не помню. А судя по воронкам, в частности их небольшому размеру, на нас просто высыпали… эдак пару тысяч гранат или чего-то на них очень похожего.
Только вот слишком уж вовремя и слишком уж точно. Но сейчас не до этого. Надо решать что делась с раненными.
— ВаСю, ты закончила?
Вымазанная не менее моего в крови и черных разводах щедро разведенной все той же жидкостью земли кицуне повернула ко мне уставшее личико и придерживая на лбу кого-то из парней уже пропитавшийся кровью листок из блокнота Кадорина, использованный ею в качестве импровизированной основы для печатей, наполненным нотками смертельной усталости голосом произнесла, а если точнее — практически прошептала:
— Более не в состоянии. Талантом Бянь Цяо не обладаю я. — после чего не обращая внимание на окружающее девушка спрятала лицо в ладони и ее плечи затряслись от уже ничем не сдерживаемого рыдания. Сквозь которые пробивалось непереводимые шепеляво чирикающие звуки, бывшие видимо родным языком лисички. Испуганная принцесса, впервые окунувшаяся из-за стен запретных садов и увидевшая мерзость и ужас окружающего мира.
— Ussta qu’ essan… — не веря сам себе, я сделал шаг… Другой… и вот уже как будто не мои руки обнимали содрогающиеся в рыдании плечи и не мои губы… Они просто напросто не могли принадлежать мне. Эти губы шептали в доверчиво повернутое? поникшее от отчаянья и усталости ушко.- Ussta ssin’ urn qu’ essan.
Терпкий запах крови кружащий голову лучше всякой выпивки и заставляющий губы сами собой искривляться в улыбке, показывая окружающим белизну клыков — Ssin’ urne… ussta Valsharess…
Кусок разговора происшедшего незадолго до этого в кабинете подполковника Герлица, Минск.
— Феликс, вы знаете как я к вам отношусь, но тут я ничего не могу сделать, ребята Гейдриха после того вы свалили на них прошлую неудачу закусили удила и тут стоит вопрос кто будет первым в глазах Берлина. Поэтому, могу только посоветовать делать задуманное быстрее и в любом случае постараться прикрыться документами. Все пока что еще на уровне слухов, но вроде бы этот обрюзгший боров фон дем Бах договорился о прибытии "браконьерской команды"…
Приказ начальника охранной полиции и СД Белоруссии о карательной операции "Невод"
г. Минск 17 октября 1941
В районе Каменца, а также в районах между Беловежей и Пружанами располагаются большие и малые банды партизан, которые находятся частично в леса частично в прилегающих деревнях. Эти банды ведут активную деятельность по проведению диверсий против доблестных немецких солдат восточнее Бреста, а также организуют налеты на шоссейные дороги.
Для борьбы и уничтожения банд партизан в Каменец направляется батальон Дирлевангера.
Этому батальону придается команда СД под руководством гауптштурмфюрера СС Вильке.
Команда СД состоит из следующих лиц:
1) обершарфюрер СС Вайнхёфер
2) —"— Земке
3) шарфюрер СС Рюссель
4) унтершарфюрер СС Конецкий — в качестве шофера легковых машин для команды Вильке.
Переводчиками команды Вильке являются: Симанович, Соколовские, Айзупе.
Далее команда Вильке получает 1 ручной пулемет и 4 человека из латышской добровольческой роты.
Кроме имеющейся легковой машины, команда получает еще легковую машину и грузовую с двумя водителями (унтерштурмфюрер Вихерт поставлен об этом в известность — дальнейшие распоряжения последуют от него).
Для осуществления связи с местными службами назначается обершарфюрер СС Галов и шофер со взводом команды радиосвязи "Пойгот".
Вопросом обеспечения продовольствием и боеприпасами, а также откомандированием людей, занимается сам Вильке.
Подпись: Штраух, оберштурмбанфюрер СС