Сотник прикидывал направление. Выходило, что ехал правильно. Ещё раз вспомнил добрым словом дядьку Селидора. Многие дни и ночи Синий Волк гонял юнца, пока тот не научился верно чуять направления и длину переходов. Теперь память Извека сама отмечала точку отправления, и в голове день за днем откладывалась пройденная дорога. Нынешний же путь почти свернулся в кривую петлю и почти вывел к тем местам, где Кощей дал свое поручение.

Тропа пошла вверх, выбираясь из болотистых низин, кишащих комарами. Извеку казалось, что остервенелые звенящие твари выжили из этих мест всю живность от леших до мышей. Лягушки же наоборот: водились в изобилии, были довольные и откормленные, как полугодовалые цыплята. Сотник лишь жалел, что кроме золы да кислицы, нечем приправить нежное белое мясо.

После полудня комаров стало меньше. Лес посветлел и сменил мрачные чащобы на светлый сухой подлесок. Сквозь зелёный полог стали пробиваться струнки солнечных лучей. Чем дальше, тем чаще они собирались в густые пучки и пронизывали листву брызгами чистого света. Вскоре тропа выбежала на пригорок и последние комары, утомившись долгой погоней, наконец отстали. Впереди, в кронах деревьев, светились большие бело-голубые прорехи. Лес кончался. Близился и конец пути, когда предстояло отдать дорожные чудеса и получить обещанное. Сотник тронул каблуками бока Ворона. Тот, почему-то, пошёл ещё медленней и через несколько шагов вообще остановился, не доходя до опушки. Глаз сверкнул белком, уши настороженно замерли. Извек вгляделся в расстилавшуюся за деревьями равнину, пустую, словно стол перед открытием корчмы. У самого окоёма из туманной дымки вырастали три знакомые горы.

Слева от тропы ершился жиденький прозрачный кустарник. Чуть дальше, темнели макушки валунов. Всё казалось умиротворённым и безопасным, как огород бабки Агафьи: кузнечики в траве запиливали что-то тонкое и бесконечно длинное, а над головой разливала трели мелкая неутомимая пичуга.

— Покойно, как в вирые, — шепнул Извек Ворону. — Только тут не вирый, а мы не…

Он не договорил. У одного из валунов выросла человечья голова. Сотник разочарованно вздохнул:

— Эх, до чего ж не люблю…

Сдвинув меч поудобней, хлопнул коня по крупу. Убедившись, что хозяин всё видит, Ворон медленно подался дальше. Когда до камней остался бросок копья, странная голова поднялась, обнаруживая под собой крепкое тело. Человек вышел на тропу и, показав пустые руки, остановился. Сотник уважительно хмыкнул, узнав недавнего поединщика, оставшегося висеть на мосту. Придержав коня, удивлённо развёл руками.

— Никак ты, уважаемый, летать научился?

— Пришлось, — кивнул Бутян. — Иначе бы так и расстались, не поговорив.

— А надо?

— Думаю да! Потому, что если бы давеча с моста слетел ты… то нынче бы тут ехал я! А доехав вон до той горки, получил бы золота. Телеги две, а может и три.

— А-а, — протянул Сотник понимающе. — Тады, конечно, надо бы поговорить. Две телеги — не хвост собачий.

Спешившись, выжидающе посмотрел на атамана. Бутян, присел, приглашающе кивнул на глыбу напротив себя. Рассмотрев его осунувшееся лицо, Извек потянул с Ворона перемётную суму. Едва на свету показалась фляга, глаза атамана ожили. Бережно выкрутив пробку, Бутян приложился к баклажке. Пил долго, с наслаждением закрыв глаза. Оторвавшись, выдохнул и повертел флягу в руках.

— Обыкновенная фляга, — пожал он плечами и осмотрел Извека с головы до ног. — Да и меч, вроде простой, доспех не богат, сума не мудрёная, разве что у коня… слух хороший. Ума не приложу, с чего бы это столько золота за твоё добро предлагать?

— А это и не моё вовсе. Коник, правда, мой, а всё остальное везу хозяину отдавать.

— Ага-а, — протянул Бутян понимающе. — Тогда ясно. Значит плата за твою голову, а остальное для отвода глаз или как подтверждение, что тебя нет.

Сотник промолчал. В груди появилось нехорошее предчувствие, непонятное и потому ещё более настораживающее. Бутян же охотно продолжал рассуждать.

— И правильно предупреждал, чтобы всем войском тебя ловили. Да вишь, не сдюжили, на авось пронадеялись. Да и я дурень верил, что слажу.

— Может и сладил бы, коли всё так просто было. — заговорил Извек. — Токмо, мечик этот Кладенцом зовётся, в баклаге вина не меряно, всё твоё войско упоить можно, да и в сумке еды на всю жизнь хватит. Так что твоему хозяину было о чём печься.

— У меня нет хозяина! — холодно проговорил атаман, но видя, что дружинник не хотел его унизить, миролюбиво продолжил. — Просто иногда оказывал ему услуги, когда надо было кого сыскать в белом свете. Мне не в тягость, а с оплатой… старичок не скупился.

Извек кивнул, заметив испытующий взгляд атамана. Чтобы развеять недомолвки, пожал плечами.

— А мне Кощей старичком не показался.

Бутян улыбнулся и кивнул крупной головой.

— Это он может. При своих летах держится молодцом. Ну, да это его дело. Мне же интересно, что вы с ним не поделили? И с чего он так на тебя окрысился. Неужто умудрился это барахло у него стащить.

— Да нет, сам дал на время. Пока его поручение не выполню. Только плату обещал не золотом.

— Каменьями! — со знанием дела предположил Бутян.

Извек отрицательно покачал головой. Атаман нахмурился, поскрёб могучий подбородок, покумекав, хлопнул себя по лбу и выпалил:

— Царство? Земли? Власть?… Бессмертие?!

— На что мне всё это, — усмехнулся Сотник. — Просто услуга за услугу. Я своё сделал, вот еду за обещанным.

— Сдаётся мне, что Бессмертный не очень хочет исполнять уговор. — глубокомысленно заключил Бутян. — Иначе зачем посылать меня с хлопцами, сшибать твою голову? А может просто не хочет, чтобы кроме него, кто-то что-то знал! Ты выполнил? Выполнил! Осталось концы в воду и всё в порядке.

— Похоже!

— И что будем теперь делать? Мне если честно, не больно хочется браться за работу заново. Не случилось, так не случилось. Да и ни к чему таким хлопцам как мы друг дружку губить. Однако, куш за тебя не малый. А у меня к Бессмертному обидка есть. Старый шельмец должен был шепнуть, чем тебя снарядил, я бы с простым топоришком супротив Кладенца не сунулся. Посему имею право на возмещение убытка и в войске, и в душе. Тем паче, что какая-то сволочь на горе ещё и огоньком удумала баловаться, а это в уговор не входило.

Сотник внимательно слушал атамана, видел, что тот что-то задумал. Оживающий на глазах, Бутян вторично приложился к фляге и, залив в пасть изрядное количество, продолжил:

— Не взять ли нам дедулю за жабры, и не получить ли заработанное?

— Можно! — задумчиво обронил Сотник. — Только, сможем ли пробраться в его чертоги так, чтобы он не ускрёбся раньше времени, или какую пакость не сотворил?

— Так попробуем! Есть у меня мыслишка одна, должно получиться, если сами не напортачим…

Бутян открыл было рот, чтобы продолжить, но осёкся и задумался.

— Слушай, а что он все-таки тебе наобещал? Может, зря я на золото навостряюсь?

— Не зря! Золото в самый раз. — успокоил Сотник. Помедлив, вздохнул и неохотно признался. — Да невесту он мне сосватать обещал. Всю грудь себе пятками отшиб, заверял, что враз всё решит. У него де, знакомства чуть ли не с богами.

— А-а, — успокоился Бутян. — Не-е, это мне ни к чему. А на счёт знакомств… Это могёт быть. Я за ним такие штуковины замечал, что… Да и живёт он так, что любой император бродягой покажется.

— Вот и надо бы должок с него получить. — заключил Извек.

Бутян подался вперед, понизил голос.

— Тогда слушай. Засел он в горе крепко. Без его желания в гору не пролезешь, да и к горе запросто не подберешься — заметит. Смотреть на мир может глазами нетопырей, что в горе живут. А слушать может ушами того, кто на его болтливом троне посидит. Я как-то посидел, дабы в любой момент позвать можно было. Правда, сейчас он думает, что я уже у Ящера, потому и не лазает больше с трона в мою башку.

— А котёл с водой, где все видно? — напомнил Сотник.

— Котёл ерундовый. Кажет всё что угодно, кроме живых тварей. Ежели, скажем, на Киев глянуть, то увидишь лишь дома, и то только те, что больше семи лет стоят. А живьё Бессмертный видит лишь ночью, на день пути от своего логова. Дальше его нетопыри не летают. Поэтому смекай: я поеду ночью, открыто но медленно, а ты неподалёку поспешай, укромом. Он, само собой, всадника первого заметит. Тем паче конь такой особливый. А уж когда твоего ушастого разглядит, так очей не спустит, пока не прибуду.

— Гоже! — одобрил дружинник. — Может, доспех мой оденешь, трофей якобы, а при луне блеск заметней.

— Не-е! — жутко выговорил Бутян, скроив кровожадную харю. — Доспех на мертвеце остался! Топором изломан так, что ни один кузнец на железо не возьмёт.

Извек захохотал такому лицедейству, увидав вдруг перед собой образ тупого, хвастливого вояки, кичащегося своими геройствами.

— Так и скажи! — одобрил он. — Будет похоже на правду. А как же Бессмертный до сих пор тебя не раскусил?

— А я не умничал особо. Плата не малая была, вот и прикидывался дураком. Оказалось не зря. Укромы прикопаны, золота в них… на маломальское княжество хватит. Вот ещё за тебя куш выманю, так и на большое хватит. — он беспечно хохотнул и поднялся, сбрасывая маску дуболома. — А пока пойдём, подождём ночи, в тихом местечке. Как солнце сядет, тронемся.

Извек оглянулся на убегающую кромку леса. Саженях в трёхстах земля горбилась небольшим курганом. Бутян ещё раз хлебнул из фляги и резво направился вперёд. Сотник тоже с удовольствием сделал несколько глотков. Решив пока вино не убирать, повёл Ворона в поводу. Уже на подходе к холму атаман весело заговорил:

— Как-то раз, когда ещё с малым отрядом рыскал, пришлось убегать от кочевников. Добежали до этих краёв. Тащились вдоль края леса, чтобы успеть среди деревьев укрыться, и набрели на эту кочку… Норка тут уютная есть. Мои хлопцы надыбали. Думали укром там учинить, однако, нашлись места половчей. А норка осталась. Там и привалимся дотемна.

Зайдя в тень деревьев стали протискиваться в непроходимых, на первый взгляд, кустах. Неожиданно заросли кончились и у отвесного склона обнаружился небольшой прогал. Под ногами оказалась дорожка выложенная камнями. В конце её чернел вход большой норы, куда могли въехать пара верховых. Вдоль стены тянулись связки валежника и факелов.

— Запасливый у вас народ. — одобрил Извек.

— Это у народа запасливый батька! — поправил Бутян и полез в пояс за огнивом.

Ворон встал поперёк прохода и атаман почти растворился в темноте пещеры. Во мраке несколько раз клацнуло, послышались натужные шипения и на стене мелькнули отсветы зарождающегося пламени. Наконец огонь вспыхнул в полную силу. Атаман подкинул сушняку и сделал приглашающий жест. Сотник ступил в просторную пещеру, огляделся. Вокруг кострища громоздились приспособленные под сиденье камни, а у стены желтели кучи сухой листвы для лежанок. В глубине пещеры слышался звон воды. На локоть от земли, стену пробивал родничок и, упав в выложенное из камней корытце, незаметно просачивался в землю. Оглянувшись на Ворона, Сотник присел и свернул пробку с фляги.

— Доброе место.

Атаман согласно кивнул.

— Для маленького отряда не худо, а с большим не поместиться. Потому и не наведывались сюда давно. Разве что дозорная десятка заезжала. Только вот нету больше той десятки. — добавил он посмурнев.

Извек виновато потупился.

— Так ещё соберёшь! Какие наши годы.

— Угу, — буркнул Бутян. — Собрать-то соберём, только Адиз с ребятками неплох был. Ох, как неплох!

Сотник протянул атаману флягу, но тот отрицательно помотал головой и выразительно посмотрел на суму. Извек понятливо кивнул, и скоро голодный Бутян уже уминал за обе щеки Кощеево угощение. Насытившись, посмотрел на родничок, подумал, и решительно взялся за флягу. Залив пищу вином, привалился к связке валежника и отдуваясь заговорил:

— Значится так! Я, как к нему в гости попаду, буду сидеть, лясы точить. Под утро выйду прогуляться, косточки размять: мол, душно под скалой сидеть. Как проход в скале раскроется, так ты и заходи. Я, ежели что, подсоблю. Он ждать не будет, поэтому никакие колдовские штучки не припасёт.

Сотник с сомнением покачал головой.

— Не больно гоже придумал. А коли он и от тебя отделаться захочет? Так я и буду тебя у запертой горы дожидаться? Лучше по другому. Ты, как подъедешь, рассыпь вокруг входа пару горстей печенья, коня снаружи оставь и входи один. Коня в Кощеевы чертоги, без меня и вдесятером за уши не затащишь. Тем паче, когда лакомые куски околонь рассыпаны. Входи один. Бессмертному скажешь, что Ворон к тебе ещё не привык, идти не захотел. Опозжа, если Бессмертный всё же закупорит проход, пойдёшь коня проверить, тут я и поспею. Опять же, ежели с тобой что случится, за конём Кощей в обяз выйдет.

— Решено! — кивнул Бутян подумав. — Так кузявей будет. Теперь слушай как добираться будешь. До полуночи смотри только вперёд. Нетопыри, об эту пору, от Чёрной Горки летят. На звёздной россыпи без труда разглядишь. После полуночи же, чаще оглядывайся, дабы возвратных вовремя заметить. А уж ежели случится в звёздах тень узреть, то медленно ложись и ползи. Нетопырь, он всё больше на слух летает, глаза у него слабые: за полсотни шагов человека от свиньи не отличит. Да и с десяти саженей, пожалуй не сможет. Ежели конечно не будешь торчать, как столб Перуна на иудейском кладбище.

— Уж соображу. — успокоил Сотник. — Да и ты, на Вороне, заметней будешь.

Ворон скосил на хозяина недовольное око, фыркнул. Бутян понятливо усмехнулся, глянул на умницу коня.

— Ну уж потерпишь малость, чай ради хозяина постараешься.

Объяснение не особо обрадовало Ворона и он презрительно отвернулся. Сотник поднялся, погладил мягкие уши, потрепал густую гриву.

— Авось проскочим, да и боги, если не пьянствуют — помогут.

Извек двинулся наружу. Заметив, что в лесу потемнело, присмотрел подходящий участок склона и полез вверх. Забравшись до середины, скользнул взглядом поверх деревьев. Солнце медленно падало за край земли, попутно поджигая рваные лоскуты облаков. Снизу донёсся голос атамана:

— Ещё маленько и будем выходить!..

…Над горизонтом ещё осталась полоска светлого неба, но ночь уже засеяла небосклон мерцающими семенами и медленно вытягивала из-за леса огромный блин луны. Холодный свет падал на фигуру атамана, серебрил ёршик Бутяновых волос и обтянутые кольчугой плечи. Извек неутомимо шагал за Вороном на расстоянии броска камня. Глаза внимательно шарили по звёздному небу. Ворон поначалу оглядывался на хозяина, но постепенно смирился и теперь, понуро опустив голову, топал по чёрной кляксе своей тени. Пару раз оглянулся и Бутян, но, заметив, что дружинник не отстаёт, принял горделивую осанку и ехал уперев руку в бок. На поясе темнели ножны Кладенца, в другой руке — чудесная баклажка. Изредка фляга взмывала вверх и замирала у лица.

Как бы не перебрал, думал Извек, но вскоре заметил, как атаман обходится с пробкой. Оказывается хитрец только прикидывался, что пьёт. На самом деле, на пять-шесть подъёмов фляги, делал один маленький глоток.

Сотник до боли в глазах всматривался в россыпи звёзд, но луна проползла уже две полных руки, а нетопырей видно не было. Извек потёр ладонями лицо, прикрыл веки. Прошагал какое-то время вслепую. Открыв глаза, почувствовал, что стало легче и решил повторять каждые три сотни шагов. Идти стало веселей, голова была занята счётом и не будоражилась мыслями о паскудстве Бессмертного. На одиннадцатый раз, привычно уставился в небо над вырастающими впереди вершинами. Луна переползла зенит и лила яркий свет на рождающиеся у края земли перья облаков. Сотник засмотрелся на серебрящиеся разводы и почти не обратил внимания, когда на их фоне мелькнула черная точка. Поморгав, присмотрелся внимательней, опять заметил мечущуюся из стороны в сторону мошку. Лишь когда Бутян придержал коня и предостерегающе стукнул флягой о ножны, дружинник ничком бросился на землю. Вжавшись всем телом, вывернул голову и, не двигаясь, наблюдал, как атаман копошится, распутывая ремешок фляги. Наконец, когда крупная крылатая тварь начала нарезать круги над его макушкой, поднял флягу и запрокинул голову для глотка. Уже отпив, замер с открытым ртом, якобы только что увидав мечущуюся над собой тень. Ткнул пробку обратно, перекинул флягу через плечо.

— Ишь, разлеталась! Сука с крыльями! — пронеслось над равниной и Бутян потянулся за луком. Кое-как набросив тетиву, нащупал стрелы, выдернул одну, рассыпав с полдюжины по земле. Долго выцеливал, наконец пустил. Стрела чвиркнула возле твари и, подгоняемая бранью атамана, ушла в темень неба. Разъярённый таким обхождением, нетопырь заверещал и бросился в атаку но, повинуясь неслышному приказу, резко отвернул и затрепыхал крыльями в обратный путь. Лук тут же скользнул на место.

— Порхай, порхай, крыса перелётная! — с улыбкой напутствовал атаман и оглянулся на Сотника. — Вставай, почтенный, спать ещё не время. Теперь дорога свободная, думаю, больше не появятся, раз обратно позвали. Так что давай поспешай, но в небо поглядывай: кто его знает, что Бессмертному в голову вступит.

Три горы приближались. Когда средняя упёрлась вершиной в мерцающий хвост Лося, атаман остановился, дожидаясь Извека. Едва тот приблизился, задумчиво заговорил:

— Ну вот, почитай и добрались. Тут обычно ещё пара крылатых вертится, так что я в объезд двину. Они, скорее всего, за мной увяжутся и, пока я вокруг этой кочки обскачу, ты в самый раз пешком подберёшься.

Извек кивнул, протянул Бутяну руку.

— Да будет с тобой Спех.

Бутян сдавил ладонь дружинника. Хмыкнул, ответил фразой, слышанной от одного мудреца, теперь уже покойника:

— Наше дело правое, мы победим! Если…

Ворон, не дав договорить, рванул с места. Видно тоже знал продолжение. Сотник улыбнулся и вполголоса закончил:

— Если враг правей не окажется…

…Бутян мчался вокруг горы. Нетопырей не видел, хотя грохот копыт разбудил бы и дохлого глухаря. По прикидкам Извек уже должен подходить к подножью. С той стороны до пещеры рукой подать, хотя на такой необыкновенный скакун всё равно довезёт раньше.

Подъезжая к месту, Бутян осмотрелся в поисках летунов, но ни одного не заметил и по наставлению Извека выгреб две жмени печенья. Разбросав по сторонам, приблизился к зеву пещеры и спешился. Ворон, чуя запах разбросанного угощения, уже раздувал ноздри. Еле дождавшись, когда всадник выпустит повод, поцокал подбирать лакомство. Бутян проверил, не забыл ли чего из Кощеева добра. Поправил Кладенец, суму, флягу. Подумав, плеснул на себя вина, чтобы разило, как от дюжины цареградских богословов и направился в пещеру. Уже проходя мимо факелов, небрежно зашлёпал ногами по гладкому полу, пару раз задел ножнами за стену…

…Бессмертный потирал руки, прогуливаясь около хрустального фонтана. Заполночь увидев какой всадник движется по равнине, едва не подпрыгнул от удивления. Не поверил глазам, пока не разглядел в лунном свете перекошенную рожу атамана и не услыхал ушами нетопыря его пьяную брань. Теперь жалел, что не может ускорить время, а Бутян тащится на коне, как сонный хомяк на умирающей черепахе.

— Не удержался, дубинушка, — презрительно бормотал Кощей. — Напоролся таки из бездонной фляги. Ну да что со смертных взять…

Не желая томить себя созерцанием плетущегося всадника, отозвал всех крылатых соглядатаев, обновил угощение на покрытом ковром каменном возвышении и с кубком в руке предался приятным размышлениям. Теперь, когда главная забота так удачно разрешилась, можно было уделить внимание другим чаяниям. Погрузившись в приятные думы, Кощей на время забыл о приближающемся госте и отдался во власть сладких, как ромейское вино, мечтаний…

Ещё до того, как послышались тяжёлые шаги, до Бессмертного добрался мощный винный дух. Кощей встал, со снисходительной улыбкой обернулся ко входу. В коридоре шоркнуло громче, ноги споткнулись на ровном месте, и из темноты показалась сияющая физиономия с лошадиными зубами.

Бутян с беспечностью Киевского дурачка Шишиги протопал к уставленному едой возвышению. Выбрав край посвободней, грохнул на узор ковра суму, следом уложил Кладенец в запылённых ножнах. Чуть помедлив, вынул из-под мышки флягу. Свернул пробку, приложился на прощанье и горделиво водрузил перед Бессмертным. Рука княжьим жестом вытянулась над Кощеевым добром.

— Вот! Доставил! Забирай, всё как уговорено!

— А что коня не привёл? — скромно поинтересовался Бессмертный.

Бутян, с видом оскорблённой невинности, развёл ручищами.

— Как это? Всё я привёл! У входа стоит, как живой!

— А я ему овса приготовил, — пожал плечами Кощей и разочарованно кивнул на пузатые мешки у фонтана.

Бутян беззаботно отмахнулся, плюхнулся на шёлковые подушки, цапнул с чеканного блюда самого румяного перепела.

— Так диковатый он! Меня и то еле подпустил, а сюда без хозяина и за уши не затащишь. Ничего, пообвыкнется. Жрать захочет, сам придёт, ты только вход не закрывай.

Бессмертный удовлетворился ответом, опустился напротив атамана и, пристроив рядом блестящий плащ, отломил виноградинку. Довольный взгляд снова скользнул по брошенным на стол трофеям.

— Умудрился таки, совладать?

— Так расстарался маленько, — хвастливо пробасил Бутян. — Чай и покруче холмики видал. Только ты бы сначала золотишко показал, а разговоры разговаривать потом будем.

— И куда вы всё спешите, — вздохнул Кощей, поднимаясь. — Неужель времени не будет, тем паче, что тебе и грузить-то некуда.

— А я сперва погляжу, — алчно прокурлыкал Бутян. — А ребята мои, не сегодня-завтра подтянутся.

ХОТЯ-искать и удалять

Кощей приблизился к стене, вытянул руку, чиркнул пальцами тайный знак. Часть узора со скрежетом отъехала в сторону, открывая прореху в каменном монолите. Постояв немного, Бессмертный отступил на шаг, любуясь блеском сокровищ. В пещере повисла тишина.

— А что, Атаман, — раздался за спиной знакомый голос. — Не соврал Хозяин на счёт золотишка!

Кощей медленно оглянулся. Из сумрака прохода выступил Извек. Встретив холодный взгляд Бессмертного, дружинник весело подмигнул.

— Будь здрав, дедуля! Что-то ты не рад. Приглашай умыться с дороги, да сажай к столу.

Сотник не спеша направился к фонтану. Кощей остолбенел, но ни одним мускулом не выдал удивления. Лишь глаза метались от улыбающегося лица Дружинника к хитрой морде Бутяна.

— О, как! — назидательно проронил атаман и сомкнул зубы на перепелином бёдрышке.

Медленно жуя, не спускал глаз с Кощея. Оба молчали, слушая как у фонтана фыркает Извек. Когда плеск прекратился и дружинник двинулся к заставленному снедью возвышению, Кощей внезапно рванулся вперёд. Несмотря на его быстроту, Бутян успел хапнуть рукоять Кладенца и в руках Бессмертного остались только ножны. Ничуть не смущённый, Кощей метнулся к подушкам, подхватывая в кувырке свой странный плащ. В глазах его загорелось торжество. Неуловимый знак пальцами… и выход из пещеры с грохотом закрылся. Губы Кощея расползлись в кривой усмешке.

— Погостите, гости дорогие, уважьте хозяина!

Он медленно натянул накидку на плечи. Как только искристая ткань сомкнулась на плечах, тело исчезло. Над пустым местом маячила лишь голова, и сверкающие вокруг шеи складки капюшона. Затем волшебная ткань наползла на волосы и Кощей полностью растаял в воздухе.

Бутян озадаченно посмотрел на замершего у фонтана дружинника. Заметив, как тот хлопнул ладонью по несуществующим ножнам, быстро перебросил меч Извеку. Сам же подцепил с пола тяжёлый золотой кальян. Выдрав гибкую тонкую кишку с мундштуком, ухватил будто дубину и замер, прислушиваясь.

Под сводами зала раскатился злобный смех. Эхо ещё не успело затихнуть, как удар по затылку сбил Бутяна с ног. Падая, атаман сшиб вазы и блюда, но кальян не выпустил. Приподнявшись на руках, тряхнул головой, краем глаза заметил, как один из кубков взмыл над столом, и ему в лицо плеснуло бордовое вино. В последний момент зажмурился, но запомнил где был кубок, катнулся и взмахнул золотой дубиной. Кальян самым краем задел что-то мягкое но, едва Бутян оказался на ногах, вновь громыхнул раскат хохота. Через мгновение тонкое блюдо сбросило с себя яркие плоды и со свистом порхнуло в голову Бутяна. Атаман, с трудом увернулся от острого края, сделал несколько прыжков в разные стороны, разя наугад, но в ответ звучал лишь глумливый гогот. Сотник, тем временем, отступал спиной к фонтану, поводя клинком перед собой. Бутян остановился, тоже скакнул к стене и, скрежеща кольчугой по камню, двинулся к Извеку. На того уже сыпалась стая перепелов, запущенная рукой Кощея. Вслед за жаренными птахами, по воздуху засверкал широкий поддон, но встретившись с Кладенцом, звякнул и отлетел в сторону.

Кощей забавлялся, как кот с мышами. Ещё один удар достался Бутяну и атаман согнулся, зажимая пах. Тут же удар ноги в подбородок привалил его к стене. Сотник рванулся было на помощь, но вовремя сообразил, что открывает спину и только покачнулся, когда Кощей саданул дружинника ножнами по шее. Потирая ушибленное место, Извек снова отскочил к фонтану, в голове пронеслась суматошная мысль: надо бы что-то придумать, пока Бессмертный не откопал оружия посерьёзней, чем окованные узорочьем ножны.

— Людишки! Человечишки! — разносилось между резными стенами зала. — Перед кем петушитесь! На кого гребешки порастопыривали? Сомну! Разотру в порошок и пыль пущу по ветру!

— Смотри не простудись на ветру! — зло ответил Извек, рассекая вокруг себя воздух. Заметив, что Бутян кое-как поднялся, крикнул:

— Хватит копошиться, быстро ко мне!

Атаман встряхнулся и стрелой бросился к дружиннику. На полпути споткнулся о невидимую подножку, грохнулся об пол и заскользил к хрустальному бортику фонтана. Едва не развалив башкой прозрачный бережок, вопросительно глянул на Сотника.

— Ты чё разорался! Смотри, спугнёшь Кощея, останемся с носом.

Извек дёрнулся к мешкам овса. В несколько взмахов распахал выпуклые бока и, подхватив по мешку в каждую руку, на ходу рявкнул:

— Сыпь по полу!

Сам пробежал с десяток шагов но, боясь налететь на подножку, закинул расползающиеся кули на другой конец зала. Бутян быстро смикетил что к чему, уцепил могучими ручищами другую пару мешков и ринулся вдоль противоположной стены. Не добегая до развала подушек, забросил остатки далеко ко входу и рванул за следующей порцией. Смех хозяина оборвался.

В тишине, нарушающейся только шуршанием рассыпающихся зёрен, по залу разлетелись ещё несколько мешков. Оба воина остановились. Большая часть зала была засеяна овсом. Глаза обоих вперились в пол, готовые вычленить малейшее движение. Извек заботливо окликнул хозяина:

— Ну что, дедуля, летать ещё не научился? А ведь придётся!

Он двинулся вдоль стены, водя мечом по кругу. Бутян подобрал кальянную дубину и двинулся на небольшом отдалении к золотой кладовой. Кощей тоже понял их замысел и отчаянно рванулся к узкому проёму. Две пары глаз одновременно увидели сметаемые зёрнышки. Бутян сорвался с места, но заскользил по рассыпанному лошадиному обеду. Он уже понял, что не успеет к кладовой раньше хозяина, когда Извек размашисто крутнул рукой. Кладенец расстался с пальцами дружинника и, нехотя поворачиваясь в полёте, устремился вперёд. Не долетев до кладовой, стукнулся остриём в невидимую стену и остановился у самого прохода. Качнувшись в воздухе, пошёл вниз и звякнул о плиты пола. Подоспевший Бутян коршуном свалился сверху. Под ним сдавленно гыкнуло и развернувшийся плащ явил голову Бессмертного. Кощей хватал ртом воздух, синюшная бледность оттенила глубокие впадины глаз, на губах показалась красная пена. Не особо церемонясь, Бутян ухватился за край материи и, как репу из мешка, вытряхнул хозяина из накидки. Мало обращая внимания на корчи Кощея, деловито стал рвать мерцающую ткань на полосы. Подошедшему Извеку, всучил несколько полос.

— Вяжи мерзавца! Да покрепче, сначала руки спереди, чтобы видно было.

Сам взялся за ноги, стянув ступни носками внутрь. Скоро Бессмертный был спеленат как кокон бабочки. Уложив свёрток на постамент с остатками угощения, сели по бокам, перевели дух. Бутян потёр ушибленную голову, примерился и медленно потянул из Кощея клинок. Бессмертный дёрнулся, заскрипел зубами.

— Ничё, ничё, — успокоил атаман. — Тебе эта железка как заноза, ты ж у нас бессмертный. Почесался и забыл. А теперь посудачим о наших кручинках. Своё золотишко с самоцветиками я, так и быть, сам заберу, благо калитка отперта. А вот благородному Извеку, ты кое-что посурьёзней задолжал. Так что уж будь ласков, скажи когда обещанное исполнишь?

— Ни… никогда. — всхлипнул Кощей. — И не собирался исполнять. Ты его должен был извести, а мертвецы долгов не помнят.

— Ага, понятно, — невозмутимо продолжал Бутян. — Тогда давай по другому поговорим…

Он осёкся, заметив слабые движения пальцев хозяина. От этих шевелений из раны перестали вспучиваться кровавые пузыри, а путы стали пошевеливаться как сонные змеи. Атаман угрожающе усмехнулся:

— Э, нет, любезный, так дело не пойдёт! — он потянулся к связанному. — Погодь колдовать, сперва договорим!

Извек сморщился, когда послышался хруст Кощеевых пальцев. Бессмертный зарычал, с ненавистью глядя на атамана. Тот, как ни в чём ни бывало, наполнил подобранный у стола кубок, отхлебнул и негромко продолжил:

— Слышал я, что сей добрый молодец смерть твою поганую перепрятывал. Вот и думается мне: а не съездить ли нам всей оравушкой, да не выволочь ли её обратно, может тогда ты поумней станешь и, что посулил, исполнишь. — он с хищной улыбкой подмигнул Сотнику. — Друже Извек, вспомнишь где яичко припрятал?

Сотник кивнул, хмуро оглядывая шелковые сиденья. Перевернул пару подушек, выудил свой старый меч и, повесив на пояс, снова кивнул.

— Помню, как не помнить. Нынче враз доедем, дорога то чистая.

Бессмертный кашлянул, выплюнул сгусток крови. Постарался напустить в голос угрозы:

— А не боитесь, что по пути улизну, да засыплю всю дорожку вашими костями! Не вы первые, не вы последние.

Сотник хмыкнул разваливаясь на подушках, в одну руку взял чашу, в другую — горсть заморских сладостей. Бутян тоже сверкнул зубищами, откинулся на цветастые шелка и мечтательно заговорил:

— А мы тебя, любезный, в полумёртвом виде повезём. Чуть оживёшь, ещё приплющим… и так до самого места.

— А там как? — огрызнулся Кощей. — В рыбу обернётесь?

— Зачем в рыбу? Плавниками кругляш не ухватить, для этого руки нужны. Так что, ради такого дела, мы и человеками поныряем, с руками и пальчиками!

Подтверждая свои слова, Бутян поднёс к глазам Кощея пудовый кулак и, неожиданно схватил Бессмертного двумя пальцами за нос. Что-то хрустнуло, Кощей невнятно гукнул и застонал. Не выпуская носа, Бутян приблизил лицо и заглянул расширенные, пульсирующие от боли зрачки.

— Хватит лосём прикидываться! Говори, гад, когда слово сдержишь. Не то буду тя перемалывать по частям, а что останется в муравейник брошу. За недельку-другую, думаю, остепенишься, если мураши до мослов не отчистят.

Кощей захрипел, едва продавливая слова сквозь оскаленные зубы:

— Да не вхож я к Дане! Она меня и близко не подпустит, не то что разговаривать!

— Эт что ж так строго? — сочувственно поинтересовался Бутян, постепенно настораживаясь. — Вы же вроде, одного поля ягоды.

— Не одного, — с трудом выдохнул Кощей. — Я из людей, они из Первых… А Дана вообще зареклась с людьми встречаться…

— С чего бы это? — перебил Извек, переставая жевать.

— Да связалась как-то с одним дураком, до сих пор по нему, бестолковому, сохнет… А он вроде вас: в поле ветер — в задне дым. Хвост торчком поставил, и давай по миру круги нарезать. Всё добро искал, для всех. Зло уничтожить торопился. Корень зла найти вознамерился. Ну и где он теперь? Попал, как кур во щи, в кагорту Светлых… вот и гнётся поныне от вселенских забот…

Извек навострил ухо, но лицо сделал придурковатое, закинул в рот ягодку и, как бы невзначай спросил:

— Ага, слыхивал про такого. А он один был, либо со товарищи?

— Со товарищи, — простонал Кощей. — Такими же дурными, как и сам. Пока для всех счастья искали, едва мир вверх ногами не перевернули.

— А что, — мечтательно протянул Бутян, отпуская нос. — Может и нам взяться? Хорошими станем, добрыми, старичков забижать не будем, а, дедуля!?

Бессмертный презрительно улыбнулся сквозь выступившие слёзы.

— Кишка у вас до него тонка… Он хоть и дурак, да было в нём что-то… Теперь таких не рожают.

— Ну, тонка так тонка, — согласился Извек. — А поведай-ка, дедуля, откель ты про мою заботу узнал? Ты же говорил, что живёшь тут отшельником, никуда не выходишь, Дана и прочие тебя ныне не привечают?

— А что тут узнавать, — проворчал Кощей. — У тебя ж на лбу всё было написано. Приглядись, так любой прочтёт.

— Эт как? — опешил Сотник, разглядывая лоб в начищенное до зеркального блеска блюдо.

— Да просто всё. Кислая морда у человека бывает не так часто, как кажется. Когда голоден или оскорблён — рожа жалкая или злая. Голодом таких как вы не огорчишь, да и оскорблений не стерпите, либо пришибёте, либо самих прибьют.

Извек переглянулся с Бутяном, тот кивнул утвердительно, а Кощей продолжал:

— Ехал ты тосклив и задумчив. Ежели б тосковал по дорогой утрате — на челе бы оставили след безысходность и растерянность. Ты же таковым не казался. На тоску от неприкаянности тоже не похоже: такие соколы на дороге не валяются и без дела не сидят. Задумчивость глубокая, глаза делает строгими и, либо губы сжимает, либо что-нибудь в зубы суёт: соломинку там, или ноготь.

Отбросив пару мелочей, остаётся одна кручинка — сердечная. Опять же, если б простой девкой озаботился, то был бы просто задумчив, решал как её самому привадить, или к ведунам поспешил. Навидался я подобных. Ты же не торопился своего добиться, ибо знал, что не в твоих силах такую бедульку решить. От того и по сторонам глядел рассеянно. А тут дело ясное: не из людского мира зазноба твоя! А уж когда ты на стену со зверями вылупился, тут уж совсем всё ясно стало. Полканов с индриками, змеев с семарглами, многодланов с чаркасами и единорогов со смоками едва глазом тронул…

Бутян вытаращил глаза и, едва не руками, захлопнул упавшую на грудь челюсть. Задрав брови домиком, поморгал глазами.

— Эт куда ж тебя, почтенный Извек, встрющило?

Сотник угрюмо посмотрел в глаза атаману, вздохнул, промолчал.

— Да по русалке он сохнет, — снисходительно пояснил Кощей. — По простой русалке. Только, зря всё это! Дело гиблое.

— Не по простой, — проронил Сотник потерянно.

Кощей поморщился, но увидев угрожающий взгляд Бутяна, опустил глаза, пробормотал невнятно.

— Конечно не простая. Они все необыкновенные, когда в наши сердца западают.

Извек отодвинул от Бессмертного Бутянову ручищу, заглянул Кощею в глаза.

— Так значит и про то, что она меня забыть не может, тоже… пустое.

— Да это уж я так, для пущей уверенности приврал, дабы покрепче зацепить. Надо же было позаботиться, чтобы ты расстарался… Но ты не кручинься, я отблагодарю! Хочешь самым богатым во всём свете станешь, а хочешь — великим владыкой сделаю. Могу всё золото отдать, каменья самоцветные…

— Да забей ты это золото себе в зад… — не выдержал Бутян. — И каменьями присыпь!

Обернувшись к Извеку, хлопнул по плечу.

— Слушай, Сотник, а давай всё таки изничтожим этого мудреца! То-то славно будет!

— К чему? — Извек тяжело вздохнул. — Без крайней надобности такое чудо света губить? Не, не стоит…

— Без надобности! — подскочил атаман. — Он же тебя самого извести хотел! Хоть и моими руками, но ведь хотел!

— Так ведь не смог, — пожал плечами Сотник. — Хотя, лучше бы извёл.

— Ну уж не рубись ты так! Всё ещё у нас в жизни затопорщится! — попытался утешить Бутян. — Ну хотя бы мечик себе забери, чай, Кладенцы на дорогах не валяются!

Извек оглянулся на чудесное оружие, покачал головой.

— У воя всё должно быть по чести, а с этой бирюлькой и бестолковый в герои вылезет. Нет уж, пусть тут остаётся. Тем паче, слышал я, что кладенцов этих немеряно. Токмо, по свету раскиданы, кто где.

— Не так уж и немеряно, — буркнул Кошей. — Всего-то четыре штуки осталось. Один у Перуна, другой под Алатырь-камнем, третий в кургане Ататорка. Четвёртый вот он — мой!

— Мо-ой! — передразнил атаман. — Тебе то он к чему! Сидишь тут, над златом чахнешь… Вот и сиди, пока мои хлопцы не приедут. А как приедут, придётся поделиться по честному. Нет! Не по честному, а по справедливости. Ещё и за погибших заплатишь, причём втрое! А потом будешь придумывать, как дружиннику помочь. Не придумаешь — зажарим тебя на вертеле, сожрём по кусочкам, да загадим тобой окрестности. Поглядим потом, как ты из помёта оживать будешь.

Бутян деловито глянул на переломанные пальцы Кощея, убедился, что для сотворения заклятий ещё не выправились, и удовлетворённо потянулся за кубком. Поникший Сотник уже не слышал происходящего. Лицо потемнело, глаза глядели в пустоту. На хлопок по плечу Бутяновой длани, лишь поднял невидящие глаза, медленно, как во сне проговорил:

— Поеду я. Надо в Киев ворочаться, нагулялся уже.

Бутян хотел было что-то сказать, но увидав глаза Сотника, только молча кивнул. Провожая взглядом бредущего к выходу дружинника, крикнул вслед:

— Бывай, Извек, может свидимся!

— Может. — тихо донеслось в ответ и Сотник скрылся в каменном проходе.

Атаман грозовой тучей развернулся к угрюмому Кощею и, со всей силой съездил по понурой голове.

— Пёс ты шелудивый! Такого человека огорчил! Он же теперь с горя засохнуть может.

Из рассечённого лба побежала красная струйка но, Бессмертный старательно собрал глаза в кучу и упрямо мотнул головой.

— Этот не засохнет, такие вообще не засыхают… другому я бы своё поручение не доверил…

Под сводами зала раскатилась ещё одна звонкая оплеуха…