Пока на крайнем юге Парагвая разыгрывался последний акт умаитской драмы, в лагере Сан-Фернандо происходили не менее драматичные события.

10 июля Лопес собрал своих приближенных и неожиданно для всех объявил о раскрытии обширного заговора «против правительства и народа Парагвая», в котором замешан ряд высших чиновников и военных, включая министра финансов Сатурнио Бедойю, государственного канцлера Хосе Бергеса, генералов Висенте Барриоса и Хосе Мария Бругеса, а также Бениньо Лопеса – младшего брата самого президента.

По словам диктатора, заговорщики планировали убить его, передать власть Бениньо и вместе с ним заключить позорный капитулянтский мир. Готовя измену, они вели тайные переговоры с главнокомандующим сил альянса герцогом Кашиасом через американского посланника Чарльза Уошборна.

На переговорах было согласовано, что к моменту планируемого убийства Франсиско Солано Лопеса бразильские войска во главе с Кашиасом подойдут к Сан-Фернандо, чтобы принять у нового президента Бениньо Лопеса капитуляцию парагвайской армии. Обо всем этом маршалу, опять же, по его словам, рассказала служанка одного из обвиняемых, подслушавшая их ночную беседу.

Хотя в сложившихся обстоятельствах заговор, в принципе, был вполне возможен, данные обвинения выглядели полным абсурдом, так как Уошборн, безвыездно живший в Асунсьоне под постоянным надзором службы безопасности, просто физически не мог поддерживать связь с Кашиасом, находившимся в 300 километрах от него, да и к тому же – по другую сторону линии фронта. Тем не менее, все слушатели речи Лопеса после некоторого замешательства единодушно высказались за немедленный арест и суровое наказание изменников.

Никто не выразил и тени сомнения в правдивости навета, хотя все лично знали обвиняемых на протяжении многих лет, а некоторые – буквально с раннего детства. Очевидно, ими руководил страх самим попасть в «черный список», однако далеко не всех это спасло от расправы.

В частности, особое рвение проявил парагвайский епископ Антонио Паласиос, заявивший, что заговорщиков необходимо «предать карающему мечу». Бедняга не знал, что очень скоро его тоже причислят к заговору, а карающий меч опустится и на его голову.

Неизвестно, поверил ли сам Лопес в рассказ служанки или же ему просто был нужен повод для ликвидации тех, в чьей абсолютной преданности он сомневался, а заодно и тех, кто по той или иной причине вызывал у него антипатию. Возможно также, что служанка, которую никто не видел и чье имя осталось тайной, была лишь порождением больной психики диктатора, демонстрировавшего все более явные симптомы паранойи.

Как бы там ни было, а жернова репрессий пришли в движение. Сперва взяли под стражу полтора десятка человек, чьи имена назвал Лопес. Арестованных зверски пытали, требуя признаний и выдачи «сообщников». Их секли кнутами, подвешивали на дыбе, молотком дробили пальцы. Бедойя умер под пытками, а остальные во всем «признались» и назвали десятки других людей, якобы вовлеченных в заговор. Тех тоже арестовывали и пытали, они называли новые имена, в результате число разоблаченных «заговорщиков» росло в геометрической прогрессии.

«Кровавые прокуроры» – падре Фидель Маис и полковник Сильвестро Авейро

Вскоре большой тюремный барак, выстроенный в Сан-Фернандо, перестал вмещать обвиняемых, и их стали сажать в ямы, вырытые во влажной болотистой почве. На дне этих «колодцев» постоянно стояла вода, а во время ливней она поднималась на высоту до полутора метров.

Главным дознавателем Лопес назначил 35-летнего священника Фиделя Маиса. На этом человеке стоит остановиться поподробнее. В молодости он отличался несвойственной парагвайцам оппозиционностью и вольнодумством, допуская высказывания против тотального господства государства над церковью. Высказывания фиксировались, но падре пока не трогали, возможно, потому что его отец, тоже священник, был близким другом и духовником тогдашнего диктатора Карлоса Антонио Лопеса.

Когда после смерти Лопеса-старшего власть унаследовал его сын, Маис в одной из проповедей выразил мнение, что парагвайцы заслуживают свободных демократических выборов, и что среди них мог бы отыскаться кандидат, более достойный поста главы государства.

Этого власть уже не стерпела. Священника арестовали и после короткого разбирательства приговорили к пожизненному тюремному заключению как неисправимого бунтовщика и врага народа. Интересно, что следствие вел тот самый епископ Паласиос, который в июле 1868-го призывал обрушить меч на «заговорщиков».

Однако не зря говорят, что тюрьма меняет людей. Просидев пять лет, Маис «перевоспитался» и обратился к Лопесу с покаянным письмом, в котором униженно молил о прощении, превозносил до небес реальные и мнимые заслуги тирана, а также клялся, что, если будет помилован, то сделает все возможное, чтобы искупить свою ужасную вину перед родиной и ее любимым вождем.

Епископ Антонио Паласиос

Прочитав письмо, Лопес распорядился доставить к нему священника и сказал, что помилует его, если тот сумеет разоблачить всех заговорщиков и любым способом добьется от них признаний. Получив согласие, маршал тут же назначил священника исполняющим обязанности прокурора, наделив его полномочиями вести дознание и арестовывать тех, кого сочтет нужным, невзирая на чины и звания.

Не желая возвращаться в тюрьму, падре взялся за решение поставленной задачи с бешеным энтузиазмом. На пару с еще одним «прокурором» – личным секретарем Лопеса полковником Сильвестро Авейро – он ежедневно с утра до ночи выбивал признательные показания из арестованных, попутно втягивая в водоворот репрессий все новых и новых людей.

За полтора месяца, пока длилось следствие, через руки этих палачей и их подручных прошло более 600 человек – от министров, генералов и их жен до простых солдат. Работали дознаватели весьма эффективно: все те, кто не умерли от пыток, «признались» в подготовке убийства Лопеса и предательских связях с врагом. Примечательно, что в начале каждого письменного «признания» обвиняемые должны были указать, что оно сделано добровольно, а не под принуждением.

Конечно же, не забыл падре и про епископа, к которому у него были давние счеты. Не составило большого труда заставить кого-то из подследственных написать, что Паласиос являлся одним из главных заговорщиков. А через два дня исхлестанный кнутом глава парагвайской церкви уже писал дрожащей рукой «чистосердечное раскаяние».

Канцлер Хосе Бергес

Никаких судов, даже в самой упрощенной форме, не проводилось. Приговор выносили все те же «кровавые прокуроры», как за глаза прозвали Маиса и Авейро, причем для всех обвиняемых он был один – смерть. Самооговор и раскаяние в мнимых преступлениях не смягчали вердикт, а лишь избавляли от пыток. Лопес лично визировал приговоры и назначал даты приведения их в исполнение. В числе прочих он обрек на казнь и своего брата.

Неизвестно, сколько еще «заговорщиков» оказалось бы в ямах, если бы не наступление союзников. 15 августа аргентино-бразильские войска отправились в поход к реке Тебикуари. 19 августа они повторно заняли оставленный парагвайцами поселок Вилла-дель-Пилар и без промедления двинулись дальше.

Парагвайские разведчики ежедневно докладывали, что враг приближается, но самым грозным предупреждением стало появление 24 августа у Сан-Фернандо трех бразильских броненосцев, обрушивших на ставку Лопеса огонь своих орудий.

И тут выяснилось, что место для лагеря выбрано крайне неудачно. Берег в этом районе был низким и пологим, почти вровень с водой, а за ним простиралась столь же низкая и плоская болотистая равнина без каких-либо естественных укрытий. Земляной вал, который солдаты успели насыпать вдоль берега Тебикуари, ограждал лагерь лишь с южного направления, откуда ожидалось наступление противника. А со стороны реки Парагвай Сан-Фернандо простреливался насквозь.

Шести- и семидюймовые фугасные снаряды разносили в щепки деревянные постройки и крушили блиндажи, не рассчитанные на противостояние таким калибрам. Обстрел продолжался до тех пор, пока броненосцы не израсходовали боекомплект. В результате лагерь был буквально стерт с лица земли, погибло свыше 150 солдат и офицеров, еще несколько сот человек получили ранения и контузии. Уцелело лишь несколько домов и хижин, в том числе стоявший на отшибе тюремный барак.

Младший брат парагвайского диктатора Бениньо Лопес

Бомбардировка наглядно показала, что позиция Тебикуари непригодна к обороне и что в случае атаки при поддержке корабельной артиллерии она не устоит, а попытки удержать ее приведут лишь к новым бессмысленным жертвам. Многие парагвайские офицеры понимали это и раньше, но они не перечили Лопесу, приказавшему разбить лагерь и построить оборонительную линию именно здесь.

Маршал хотел остановить врага как можно дальше от столицы, а предложение отвести войска на более удобный рубеж могли быть расценены им как пораженчество, от которого один шаг до предательства. Судьбы расстрелянного полковника Роблеса и ожидавших казни генералов Барриоса и Бругеса не располагали к спорам с диктатором. Парадокс заключался в том, что парагвайские военные, не раз проявлявшие отвагу в боях, становились удивительно робкими и сговорчивыми под взглядом тирана.

Но 24 августа Лопес сам понял свою ошибку и приказал отступать дальше на север. Одновременно он распорядился провести массовые казни «заговорщиков». Вечером того же дня были выведены в поле и расстреляны 200 человек, на следующий день – еще столько же. Тех, кто не умирал сразу, докалывали штыками.

При этом в расстрельные списки, утвержденные диктатором, почему-то включили только людей, не занимавших видных должностей – солдат и младших командиров, рядовых священников, рабочих и мелких служащих. С казнями высокопоставленных узников – министров, полковников, генералов, чиновников высокого ранга, дипломатов, а также епископа Паласиоса и своего брата – Лопес по какой-то причине, о которой мы уже никогда не узнаем, решил повременить.

Бразильская карикатура на Франсиско Солано Лопеса времен Парагвайской войны

В последних числах августа парагвайская армия ушла на новую позицию. По рекомендации Джорджа Томпсона ее решили соорудить вдоль правого берега реки Пикуисири, у ее впадения в Парагвай. Эта местность, расположенная в 100 километрах к северу от Сан-Фернандо, гораздо лучше подходила для обороны благодаря своему холмистому рельефу и высоким, обрывистым речным берегам.

На одном из больших холмов, у поселка Ломас-Валентинас, Лопес разместил свою штаб-квартиру, а неподалеку, в лесном урочище Потреро-Мармора, соорудили тюрьму для оставшихся заключенных, пригнанных под конвоем из Сан-Фернандо.

1 сентября союзники форсировали Тебикуари и заняли опустевшую территорию бывшего лагеря. За тюремным бараком они обнаружили сотни трупов, лежавших длинными рядами. Сперва их приняли за погибших от огня броненосцев, но потом разглядели, что на телах видны только пулевые и штыковые ранения. Полную ясность в картину произошедшего внесло то, что у всех мертвецов руки были связаны.

Опять же, неизвестно, почему казненных не похоронили. Быть может, парагвайцы уходили слишком поспешно и просто не успели этого сделать. Однако возможен и такой вариант, что Лопес специально оставил врагам это жуткое «послание» с целью их запугать и продемонстрировать готовность пойти на все в борьбе за сохранение власти.

Но если верно второе предположение, то расчет диктатора не оправдался. Бразильцы и аргентинцы, потрясенные картиной расправы, еще больше укрепились в решимости довести войну до полной победы.