Знания человека об окружающей действительности и способ, которым он классифицирует мир, выражены в его языке; с другой стороны, язык является тем единственным средством, при помощи которого мы можем проникнуть в скрытую от нас сферу ментальности, ибо он определяет способ членения мира в той или иной культуре. Исследование языка сближается с исследованием когниций (процедур, связанных с приобретением, хранением, передачей и выработкой знаний). Как пишет Г.В. Лейбниц, «языки – это поистине лучшее зеркало человеческого духа и… путем тщательного анализа значения слов мы лучше всего могли бы понять деятельность разума» (Leibniz 1981: 338).

Язык отражает процесс познания, выступая в качестве основного средства выражения мысли. Язык начинает восприниматься как путь, по которому можно проникнуть в представления людей о мире. В центре внимания современных исследователей оказывается проблема взаимодействия человека, языка и культуры. Каждому языку присущ свой способ концептуализации действительности, который имеет специфические национальные и универсальные черты.

 

1.1. Антропоцентрическая парадигма в современном языкознании

В развитии любой науки, в том числе и языкознания, происходит поэтапная смена научных парадигм. Термин парадигма научного знания был введен в научный обиход т. Куном в его работе «Структура научных революций» (1962, русский перевод – 1977). Кун определяет парадигму как «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» (Кун 1977: 11). Традиционно в истории языкознания выделяется три научные парадигмы – сравнительно-историческая, системно-структурная и антропоцентрическая.

Сравнительно-историческую парадигму называют первой научной парадигмой в лингвистике. Она связана с господством сравнительно-исторического метода в исследовании языка, активно использовавшимся в XIX в. Наука занималась преимущественно вопросами происхождения языков, реконструкцией праязыка, установлением соотношения между родственными языками и описанием их эволюции во времени и пространстве, создавались сравнительно-исторические грамматики и словари.

Системно-структурная парадигма характеризуется пристальным вниманием к объекту познания, слову. Определяющим явился тезис Ф. де Соссюра, декларирующий, что объектом лингвистики должен быть язык «в себе и для себя». Важным становится познание структуры языка, его организации. Данная парадигма существует и в настоящее время, в ее рамках продолжаются фундаментальные исследования, вносящие значительный вклад в развитие лингвистической науки. И это закономерно, поскольку «в лингвистике (и вообще в гуманитарных науках) парадигмы не сменяют друг друга, но накладываются и сосуществуют в одно и то же время, игнорируя друг друга» (Серио 1993: 52).

Антропоцентрическая парадигма. Помимо сравнительно-исторической и системно-структурной парадигм, возникает и парадигма антропоцентрическая. Развитие этой парадигмы было обусловлено осознанием того, что «язык, будучи человеческим установлением, не может быть понят и объяснен вне связи с его создателем и пользователем» (Кравченко 1996: 6).

Истоки антропоцентрической парадигмы восходят к идеям В. фон Гумбольдта и Э. Бенвениста. Особую значимость имело гумбольдтовское понимание языка как «мира, лежащего между миром внешних явлений и внутренним миром человека» (Гумбольдт 1984: 304), как средства, «заложенного в самой природе человека и необходимого для развития его духовных сил и формирования мировоззрения» (Гумбольдт 1984: 51). Именно В. фон Гумбольдт впервые отметил, что «человек становится человеком только через язык, в котором действуют творческие первосилы человека, его глубинные возможности. Язык есть единая духовная энергия народа» (Гумбольдт 1984: 314). Э. Бенвенист одну из частей «Общей лингвистики» так и назвал – «Человек в языке» (1974). В своем труде он развивает мысль о том, что в мире существует только человек с языком, человек, говорящий с другим человеком, и язык, таким образом, принадлежит самому определению человека (Бенвенист 1974: 298).

В отечественной лингвистике об антропоцентризме как основном принципе современной лингвистики заговорил Ю.С. Степанов, анализируя концепцию Э. Бенвениста: «Язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться. Поэтому в своем главном стволе лингвистика всегда будет наукой о языке в человеке и о человеке в языке» (Степанов 2002: 15).

Антропоцентризм осознается главным принципом современной лингвистики на рубеже XX–XXI вв. Окончательное изменение научной парадигмы происходит, по образному выражению В.Н. Телия, «благодаря смене статического воззрения на мир как на совокупность элементов, частиц и т. п. sui generis, на рассмотрение мироздания как динамической системы, разворачивающихся вокруг человека "атомарных фактов", т. е. событий и явлений, поглотивших элементарные сущности, как предметные переменные вовнутрь» (Телия 1988: 3).

Возникновение антропоцентрической парадигмы в языкознании было предопределено, поскольку сам язык антропоцентричен по своей сути: «человек запечатлел в языке свой физический облик, свои внутренние состояния, свои эмоции, свой интеллект, свое отношение к предметному и непредметному миру, природе… свои отношения к коллективу людей и другому человеку» (Арутюнова 1999: 3). Взгляд исследователя перемещается с объекта познания на субъект, анализируется человек в языке и язык в человеке. В центре внимания оказывается личность носителя языка. Новый подход учитывает роль человеческого фактора в языке, вместо опоры на форму появляется опора на содержание, не на механизм, лежащий в основе языка, а на его применение.

Сущность антропоцентризма как основного принципа лингвистических исследований заключается в том, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функциям для развития человеческой личности и ее усовершенствования… человек становится точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективы и конечные цели. Он знаменует…тенденцию поставить человека во главу угла во всех теоретических предпосылках научного исследования и обусловливает его специфический ракурс» (Кубрякова 1995: 212).

С антропоцентризмом тесно связаны другие лингвистические принципы, определяющие развитие современного языкознания: экспланаторность, экспансионизм, функционализм. Данные принципы были сформулированы и обоснованы Е.С. Кубряковой (1994), а затем получили дальнейшее толкование в работах ряда исследователей (Воркачев 2001, Кравченко 1996, Попова 2002, Чудинов 2001 и др.).

Экспланаторность – стремление не только описывать факты языка, но и находить им объяснение. Объяснительность присутствовала и в предшествующих лингвистических парадигмах, но только в новой парадигме она выдвигается на первый план, оттесняя формальное описание, т. е. в диаде «описание – объяснение» происходит смещение акцентов.

Р.М. Фрумкина приводит афористичное описание прогнозируемого будущего лингвистики, высказанное в свое время А.Е. Кибриком, который предсказал переход от «что-лингвистики» (описание структур) к «как-лингвистике» (описание процессов) и далее – к созданию «почему-лингвистики». Тем самым, по мнению Р.М. Фрумкиной, «подчеркивается ценность объяснения (хотя оно видится как задача будущего), а не только описания», что соответствовало положению дел в лингвистике предшествующих периодов. Именно «в установке на объяснение и состоит пафос когнитивной лингвистики» (Фрумкина 1999: 11). Описание направлено прежде всего «на постижение структуры и семантики языковых объектов», объяснение – «на выяснение их функционирования» (Попова 2002: 74–75).

Как отметил В.А. абаев, чтобы объяснить особенности объекта изучения, в том числе и языка, «надо выйти за его пределы. И это является законом для всех объяснительных наук без исключения. В любой науке переход от описательной стадии к объяснительной неотвратимо связан с вовлечением в свою орбиту данных тех или иных смежных наук» (цит. по: Бижева 1997: 49). Таким образом, принцип экспланаторности неразрывно связан с экспансионизмом.

Экспансионизм. Лингвистическая экспансия заключается в появлении новых объектов исследования, в пересмотре традиционных проблем с новых позиций, создании новых направлений и методик исследования языка. Усиление экспансионистских установок проявляется, таким образом, во все возрастающем стремлении расширить область лингвистических исследований, появлении выходов в другие науки и активном использовании сведений иных наук – культурологии, биологии, социологии, антропологии, этнологии, психологии, нейронаук и др.

В лингвистических исследованиях «фокус исследовательского внимания закономерно смещается с изученного центра на проблемную периферию и закрепляется на стыке областей научного знания: возникают этнопсихология, психолингвистика, когнитивная психология, социолингвистика, когнитивная лингвистика, этнолингвистика, внутри которых процесс междисциплинарного синтеза и симбиоза продолжается…» (Воркачев 2001: 64).

Функционализм. Главное требование функционализма – изучать язык в действии, в выполнении им его функций. Для новой парадигмы характерна переориентация научных интересов с преимущественного изучения внутренних закономерностей языковой системы на рассмотрение функционирования языка как важнейшего средства общения. Все больше ученых считают, что должны быть «детально изучены и полностью раскрыты все законы и механизмы функционирования языка в его взаимодействии с познающим мир человеком» (Кравченко 1996: 6).

таким образом, лингвистический экспансионизм тесно связан с «экспланаторностью как стремлением найти каждому языковому явлению разумное объяснение и антропоцентризмом и функционализмом как тенденциями искать подобные объяснения в роли человеческого фактора в языке и выполнением языком определенных функций» (Кубрякова 1994: 14).

К рассмотренным четырем принципам современного языкознания, по мнению ряда ученых, можно добавить еще два – текстоцентризм и семантикоцентризм.

Семантикоцентризм. Вопрос о доминирующей стороне языка – плане выражения и плане содержания – по-разному решался на разных этапах развития языкознания. На смену господствующему в первой половине XX в. формоцентризму во второй его половине приходит семантикоцентризм (подробнее о формоцентризме и семантикоцентризме см.: Богданов 1998). В период господства системоцентрического подхода семантика не достигла значительных успехов и «лишь обращение к антропоцентризму на новой, более высокой основе дало возможность продвинуться в ее изучении» (Алпатов 1993: 20). Проблемы семантики оказываются в центре исследовательского внимания современной лингвистики потому, что через этот аспект раскрывается коммуникативная сущность языка, а также потому, что «содержательная сторона языка непосредственно связана с познавательной деятельностью человека и представляет собой поле деятельности многих наук, изучающих процессы формирования и передачи знания в языковой системе» (Кравченко 1998: 261).

Семантикоцентрические идеи – идеи о господстве содержательной стороны языка – нашли отражение в работах Э. Сепира, а. Вежбицкой, представителей Московской семантической школы. Ю.Д. Апресян, анализируя особенности развития семантических теорий в конце XX в., указывает на расширение объекта семантики, отмечая, что им «являются…любые языковые значения, т. е. значения лексем, граммем, дериватем, синтаксических конструкций и т. п.» (Апресян 1999: 45). Когнитивную науку также характеризует повышенное внимание к семантическим процессам, не случайно ее часто называют «глубинной семантикой».

Текстоцентризм. Введение принципа текстоцентризма объясняется тем, что наиболее ярко особенности антропоцентрической лингвистики проявляются именно в исследованиях текста. Основной функцией языка является коммуникативная, компонентом коммуникации и является текст, поэтому «все языковые реалии приобретают истинный смысл только в тексте. Без указания на то, как та или иная языковая единица или категория участвует в создании определенного типа текста, представление о языке будет неполным» (Попова 2002: 73). Текст, безусловно, невозможно изучать вне человека, который является его создателем и его адресатом. Текст, создаваемый человеком, отражает движение человеческой мысли, отражает образ мира, запечатлевает в себе динамику мысли и способы ее представления с помощью языковых средств.

Таким образом, основными принципами сформировавшейся на рубеже тысячелетий лингвистической парадигмы являются антропоцентризм, экспансионизм, функционализм, экспланаторность, семантикоцентризм и текстоцентризм. В рамках названной парадигмы и в соответствии с ее принципами плодотворно развивается несколько научных направлений.

Вопросы и задания

1. Что такое научная парадигма? Когда и кем введен данный термин?

2. Какие научные парадигмы в лингвистике вам известны? В чем состоит их суть?

3. Какими факторами обусловлено возникновение антропоцентрической парадигмы?

4. Каковы истоки (предпосылки) развития антропоцентрической парадигмы?

5. В чем состоит сущность антропоцентрического подхода к языку?

6. Назовите основные принципы антропоцентрической парадигмы.

Темы сообщений и рефератов

• антропоцентрические идеи в трудах В. фон Гумбольдта.

• антропоцентрические идеи в трудах Э. Бенвениста.

Основная литература

1. Алпатов В.М. Об антропоцентрическом и семантикоцентрическом подходе к языку // Вопросы языкознания. – 1993. – № 3. – С. 15–26.

2. Апресян Ю.Д. Теоретическая семантика в конце XX столетия / Ю.Д. Апресян // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1999. – Т. 58. – № 4. – С. 39–54.

3. Арутюнова Н.Д. Метафора в языке чувств // Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры, 1999. – С. 385–399.

4. Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: УРСС, 2002.

5. Бижева З.Х. Культурные концепты в кабардинском языке. – Нальчик: Кабардино-Балкарский ун-т, 1997.

6. Богданов В.В. Семантикоцентризм и формоцентризм в мировой лингвистике XX века // Структурная и прикладная лингвистика / под ред. А.С. Гердта. – СПб., 1998. – Вып. 5.

7. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.

8. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. – М.: Прогресс, 1984.

9. Кравченко А.В. Когнитивные структуры пространства и времени в естественном языке // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1996. – № 3. – С. 3 – 24.

10. Кравченко А.В. Язык и восприятие: Когнитивные аспекты языковой категоризации. – Иркутск: ИГУ, 1996.

11. Кравченко А.В. Вопросы когнитивной лингвистики // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. – Бийск: БГУ, 1998. – т. 1. – С. 260–263.

12. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика – психология – когнитивная наука // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 3—15.

13. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца XX века / под ред. Ю.С. Степанова. – М.: Российский гос. ун-т, 1995. – С. 149–238.

14. Кун т. Структура научных революций. – М.: Прогресс, 1977.

15. Попова Е.А. Человек как основополагающая величина современного языкознания // Филологические науки. – 2002. – № 3. – С. 69–77.

16. Серио П. В поисках четвертой парадигмы // Философия языка: в границах и вне границ. – Харьков: Око, 1993. – С. 83—100.

17. Степанов Ю.С. Эмиль Бенвенист и лингвистика на пути преобразования / вступ. ст. // Бенвенист Э. Общая лингвистика. – М.: УРСС, 2002. – С. 5—16.

18. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 173–204.

19. Фрумкина Р.М. Самосознание лингвистики – вчера и завтра // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 4. – С. 21–28.

20. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991–2000). – Екатеринбург: УрГПУ, 2001.

21. Leibniz G.W. New Essays on Human Understanding / Trans. P. Remnant, J. Bennett. – Cambridge: Cambridge University Press, 1981.

 

1.2. Когнитивная лингвистика: истоки, проблемы, задачи

Когнитивная лингвистика представляет собой одну из областей когнитивной науки (cognitive science). Ее формирование как самостоятельного направления начинается во второй половине 70-х годов, а окончательное оформление относится к 90-м годам XX в.

Когнитивная лингвистика, по определению В.З. Демьянкова и Е.С. Кубряковой, изучает язык как когнитивный механизм, играющий роль в кодировании и трансформировании информации (КСКт 1996: 53–55). Н.Н. Болдырев характеризует когнитивную лингвистику как «одно из самых современных и перспективных направлений лингвистических исследований, которое изучает язык в его взаимодействии с различными мыслительными структурами и процессами: вниманием, восприятием, памятью и т. д.» (Болдырев 1998: 3).

Основной пафос когнитивной лингвистики состоит в смене познавательных установок от «Ограничивайся непосредственно данным» к «Стремись проникнуть вглубь» (Паршин 1996: 30). В соответствии с этим тезисом объектом исследования нового направления признаются «различные структуры знания и языковые способы и механизмы их обработки, хранения и передачи, способы познания и концептуализации окружающего мира и их отражение в языковых единицах и категориях» (Болдырев 1998: 3).

Как было отмечено в исследованиях последнего времени, «предмет когнитивной лингвистики – особенности усвоения и обработки информации с помощью языковых знаков – был намечен уже в первых теоретических трудах по языкознанию в XIX веке» (Попова, Стернин 2002: 3). Рассуждения о «психологизме в языкознании» встречаются в работах В. Вундта, А.А. Потебни, Г. Штейнталя.

Уже А.А. Потебня осознавал роль языка в процессах познания нового, становления и развития человеческих знаний о мире на основе психологических процессов апперцепции и ассоциации, на основе разных по силе представлений человека о явлениях, имеющих названия в языке. Свидетельством этого стали его рассуждения о понятиях, остающихся вдали, и понятиях сильнейших, выдвигаемых вперед, участвующих в образовании новых мыслей (Потебня 1993: 83).

Предпосылки для формулирования объекта когнитивной науки присутствуют и у И.А. Бодуэна де Куртене, писавшего, что «из языкового мышления можно выявить целое своеобразное знание всех областей бытия и небытия, всех проявлений мира, как материального, так и индивидуально-психологического и социального (общественного)» (Бодуэн де Куртене 1963: 312).

В качестве основных источников когнитивной лингвистики традиционно выделяют целый комплекс научных направлений.

1. Начало изучению проблемы взаимоотношения языка и мышления было положено психологами, врачами, нейрофизиологами (В.М. Бехтерев, И.П. Павлов, И.М. Сеченов). Немаловажное значение имели и работы нейролингвистов (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия). Возникшая психолингвистика начинает изучать процессы порождения и восприятия речи, процессы изучения языка как системы знаков, хранящейся в сознании человека, соотношение системы языка и ее использования (американские психолингвисты, А.А. Леонтьев, А.А. Залевская и др.).

2. Лингвистическая семантика. Когнитивную лингвистику именуют «сверхглубинной семантикой». Для когнитивизма характерно стремление увидеть за категориями языковой семантики (прежде всего грамматической) более общие понятийные категории, которые являются результатом освоения мира человеческим познанием.

3. Когнитивная наука (cognitive science). Предметом когнитивной науки является устройство и функционирование человеческих знаний; сформировалась она в результате работ по созданию искусственного интеллекта. Складывающаяся на этой основе теория оказалась неспособной объяснить познавательные процессы человека и описать эти механизмы, что вызвало необходимость в междисциплинарном синтезе. Когнитивная наука объединила усилия философов, психологов, нейрофизиологов, лингвистов, специалистов в области искусственного интеллекта. Свою роль в становлении когнитивной лингвистики сыграли также данные лингвистической типологии и этнолингвистики, позволяющие определить, что в структурах языков универсально, и обусловившие поиск внеязыковых причин универсалий и разнообразия.

Зарубежные исследования по когнитивной лингвистике длительное время представляли собой совокупность индивидуальных исследовательских программ, слабо связанных либо вовсе не связанных между собой (Паршин 1996: 30). Практически параллельно развивались теория прототипов и категориальная семантика Э. Рош, теория концептуальной метафоры и структурирования непредметного мира Дж. Лакоффа – М. Джонсона, теория этнокультурной семантики ключевых культурных концептов А. Вежбицкой, теория структурирования пространства и фонообразования Л. Талми, «ролевая» когнитивная грамматика Р. Лэнекера (часто цитируемого как Р. Лангакер), теория фреймов М. Минского и Ч. Филлмора. Тем не менее в центре всех исследований находилась «связь знаний, заложенных в языке, с субъектом восприятия, познания, мышления, поведения и практической деятельности; преломление реального мира – его видения, понимания и структурирования – в сознании субъекта и фиксирование его в языке в виде субъектного (и этнически) ориентированных понятий, представлений, образов, концептов и моделей» (Рябцева 2000: 3).

К настоящему времени когнитивная лингвистика представлена в России и в мире несколькими мощными направлениями, каждое из которых отличается своими установками, областью и особыми процедурами анализа. Основными центрами когнитивной лингвистики за рубежом являются отделения Калифорнийского университета в Беркли и Сан-Диего, Центр когнитивной науки Университета штата Нью-Йорк в Буффало. В Европе когнитивная лингвистика активно развивается в Германии и Голландии.

В России достаточно продуктивно работают когнитивные школы в Москве (В.А. Виноградов, Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, А.Е. и А.А. Кибрик, И.М. Кобозева, Е.В. Рахилина и др.), Волгограде и Краснодаре (С.Г. Воркачев, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин и др.), Воронеже (З.Д. Попова, И.А. Стернин, А.П. Бабушкин и др.), тамбове (Н.Н. Болдырев, Е.М. Позднякова, т. А. Фесенко), Кемерово (Е.А. Пименов, М.В. Пименова), Иркутске (А.В. Кравченко, В.А. Степаненко) и др. Для всех этих школ характерно стремление объяснить языковые факты и языковые категории и так или иначе соотнести языковые формы с их ментальными репрезентациями и с тем опытом, который они в качестве структур знания отражают.

В целом же достаточно сложно описать основные течения, которые сформировались в русле когнитивной лингвистики в данный момент, настолько они разнообразны, отличны по своим установкам и методикам анализа. Обзор существующих тенденций потребовал бы специального труда. Сложность подобной задачи усугубляется тем обстоятельством, что несмотря на значительное количество работ, посвященных когнитивной лингвистике, и в западной, и в отечественной традиции отсутствует единое и общепринятое определение термина "когнитивный". На это обстоятельство указывает ряд исследователей, среди которых А.А. Залевская, Е.С. Кубрякова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Р.М. Фрумкина. Так, Р.М. Фрумкина отмечает, что «к сожалению, термин "когнитивный" размыт и почти пуст» (Фрумкина 1996: 55), а Е.С. Кубрякова говорит о «некоторой неясности и расплывчатости самого термина "когнитивный" или даже понятия когнитивной лингвистики» (Кубрякова 1999: 4).

В результате многие из «когнитивных» лингвистических исследований таковыми не являются, а многие семантические исследования, не ставя перед собой собственно когнитивных задач, по существу выполняют именно их (см. работы Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, т. В. Булыгиной и А.Д. Шмелева, И.Б. Левонтиной и др.).

Подобная ситуация вызывает к жизни попытки сопоставить теоретические и практические результаты деятельности различных школ, перевести их терминологический аппарат на один язык, выявить сходства и различия. Среди наиболее интересных изысканий этого типа можно назвать статью Е.В. Рахилиной (2000), посвященную «переводу» основных терминов и задач когнитивного направления на язык Московской семантической школы. Такие исследования имеют немаловажное значение, поскольку позволяют эксплицировать общность многих моментов когнитивной лингвистики и российских семантических направлений, до этого скрытых за специфичной для каждого из подходов терминологией. Учет достижений западной когнитивистики и отечественной лингвистической традиции способен обогатить любое исследование и представляется весьма важным.

Все сказанное позволяет Е.С. Кубряковой и В.З. Демьянкову утверждать, что область когнитивных исследований еще окончательно не сложилась (КСКт 1996: 54). В рамках когнитивной лингвистики наблюдается активное изучение различных областей языкознания – словообразования, морфологии, синтаксиса. Особое внимание уделяется исследованию семантики, разрабатываются ее разные виды – концептуальная, прототипическая, фреймовая (подробнее о тенденциях в развитии когнитивной семантики см.: Баранов, Добровольский 1997, Ченки 1996).

Анализируя положение дел в когнитивной науке, Е.С. Кубрякова отмечает, что к сегодняшнему дню с уверенностью можно говорить «о двух противопоставленных ветках когнитивизма – "машинной" и лингво-психологической, между которыми располагаются направления, тяготеющие к одному из названных полюсов» (Кубрякова 1997: 23). В машинной (компьютерной) версии когнитивной науки доминирует связь основных проблем и основных достижений с электронно-вычислительной техникой.

Однако не все когнитивные процессы поддаются воспроизведению на компьютере, и для когнитолога важны в первую очередь те особенности, которые отличают человека от машины. В познавательных процессах велика роль интуиции, воображения, фантазии, аналогов которых у машины нет, необходим также учет культурологических и этнических факторов. Эти особенности принимаются во внимание во втором подходе. В лингво-психологическом направлении преимущественно используются «данные естественной категоризации мира и изучаются особенности наивной картины мира, обыденного сознания» (Кубрякова 1997: 23).

В 1999 г. Е.С. Кубрякова более детально описывает круг проблем, требующих рассмотрения в когнитивном аспекте. Это проблема соотношения концептуальных систем с языковыми, научной и обыденной картин мира – с языковой, проблемы соотношения когнитивных или концептуальных структур нашего сознания с объективирующими их единицами языка, проблемы роли языка в осуществлении процессов познания и осмысления мира, в процессах его концептуализации и категоризации (Кубрякова 1999: 4–5).

Связь процессов категоризации и концептуализации действительности демонстрируется в «Кратком словаре когнитивных терминов». Указанные процессы представляют собой классификационную деятельность, но различаются вместе с тем по конечному результату и / или цели деятельности: «первый направлен на выделение неких минимальных единиц человеческого опыта в их идеальном содержательном представлении, второй – на объединение единиц, проявляющих в том или ином отношении сходство или характеризуемых как тождественные, в более крупные разряды» (КСКТ 1996: 93).

В настоящем пособии под процессом концептуализации понимается «определенный способ обобщения человеческого опыта, который говорящий реализует в данном высказывании. Ситуация может быть одна и та же, а говорить о ней человек умеет по-разному, в зависимости от того, как он ее в данный момент представляет – и вот эти представления как раз и называются концептуализацией» (Рахилина 2000: 7). Как отмечает Е.В. Рахилина, данное понятие когнитивной лингвистики не является неожиданным, так как в Московской семантической школе и в Школе логического анализа языка широко используется термин «наивная картина мира», который тоже служит своеобразным посредником между действительностью и смыслом.

М.В. Пименова соотносит понятия концептуализации действительности и наивной картины мира: «В современной лингвистике под языковой картиной мира традиционно понимается совокупность знаний о мире, которые отражены в языке, а также способы получения и интрепретации новых знаний» (Пименова 1999: 9). В частности, ею отмечается, что «наивные представления народа – это не что иное, как сложившаяся давно и сохранившаяся доныне национальная картина мира, дополненная ассимированными знаниями, отражающая мировоззрение и мировосприятие народа, зафиксированная в языке, ограниченная рамками консервативной…культуры этого народа» (Пименова 1999: 10–11). «При таком подходе язык может рассматриваться как определенная концептуальная система и как средство оформления концептуальной системы знаний о мире» (Пименова 1999: 9).

Таким образом, знания о мире и человеке, знания языка и знания о языке, знания о знаниях, процессы концептуализации действительности, механизмы формирования концептуальной картины мира и ее фрагментов, а также их объективация в языке являются одной из основных областей рассмотрения современной когнитивной лингвистики. Особую область в этом ряду составляют концептуальные исследования.

Вопросы и задания

1. Что является объектом изучения когнитивной лингвистики?

2. Каковы предпосылки возникновения когнитивной лингвистики?

3. Охарактеризуйте основные источники когнитивной лингвистики.

4. Опишите взаимоотношения когнитивной науки и когнитивной лингвистики.

5. Когнитивная лингвистика и лингвистическая семантика: общее и различное.

6. Какие проблемы находятся в центре внимания когнитивной лингвистики?

7. Дайте определения терминов категоризация и концептуализация действительности.

8. Перечислите основные зарубежные исследования по когнитивной лингвистике.

9. Какие школы когнитивной лингвистики в мире и в России вам известны?

Темы для сообщений и рефератов

• теория прототипов Э. Рош.

• теория фреймового анализа М. Минского и Ч. Филлмора.

• Когнитивные исследования в работах Р. Лэнекера и Л. Талми.

• Современные когнитивные подходы к семантике.

• Когнитивная лингвистика на современном этапе развития.

Основная литература

1. Апресян Ю.Д. Теоретическая семантика в конце XX столетия // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 4. – С. 39–54.

2. Баранов А.Н. Постулаты когнитивной семантики / А.Н. Баранов, Д.О. Добровольский // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1997. – т. 56. – № 1. – С. 11–21.

3. Бодуэн де Куртене И.А. Избранные труды по общему языкознанию. – М.: АН СССР, 1963. – т. 1.

4. Болдырев Н.Н. О функционально-семиологическом подходе к анализу языковых единиц // Когнитивная лингвистика: современное состояние и перспективы развития. – тамбов, 1998. – Ч. 1. – С. 3–4.

5. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 17–32.

6. Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубряковой. – М.: Филол. ф-т МГУ, 1996.

7. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка (к постановке проблемы) / Е.С. Кубрякова // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – т. 56. – 1997. – № 3. – С. 22–31.

8. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 5–6. – С. 3—12.

9. Паршин П.Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века // Вопросы языкознания. – 1996. – № 2. – С. 19–42.

10. Пименова М.В. Этногерменевтика языковой наивной картины внутреннего мира человека: монография. – Кемерово: Кузбассвузиздат, Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 1999 (Серия «Этно-герменевтика и этнориторика». Вып. 5).

11. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж: Истоки, 2002.

12. Потебня А.А. Мысль и язык. – Киев, 1993.

13. Рахилина Е.В. О тенденциях в развитии когнитивной семантики // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 2000. – т. 59. – № 3. – С. 3 – 15.

14. Рябцева Н.К. Ментальная лексика. Когнитивная лингвистика и антропоцентричность языка // www.dialog-21.ru/archive_article.asp?param=6355&y=2000&vol=6077.

15. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: Сходства и различия в теориях и целях // Вопросы языкознания. – 1996. – № 2. – С. 68–78.

 

1.3. Лингвокультурология: истоки, проблемы и задачи

Лингвокультурология – одно из направлений современной лингвистики, складывающееся в рамках антропоцентрической парадигмы. В.В. Воробьев констатирует, что лингвокультурологическое исследование «соответствует общей тенденции современной лингвистики – переходу от лингвистики „имманентной“, структурной, к лингвистике антропологической, рассматривающей явления языка в тесной связи с человеком, его мышлением, духовно-практической деятельностью» (Воробьев 1997: 6). В.Н. Телия подчеркивает, что «лингвокультурология ориентирована на человеческий, а точнее – на культурный фактор в языке и на языковой фактор в человеке. А это значит, что лингвокультурология – достояние собственно антропологической парадигмы науки о человеке, центром притяжения которой является феномен культуры» (Телия 1996: 222).

Лингвокультурология – это отрасль лингвистики, возникающая на стыке лингвистики и культурологии, исследующая проявления культуры народа, которые отразились и закрепились в языке (Маслова 2001: 9). Как самостоятельное направление в лингвистике лингвокультурология оформляется в 90-е годы XX в. Термин «лингвокультурология» появился в связи с работами Московской фразеологической школы, возглавляемой В.Н. Телия. В качестве альтернативного для обозначения данного направления используется термин «лингвокультуроведение» (Хроленко 2000).

Все представители лингвокультурологии акцентируют внимание на междисциплинарной природе этого направления (см., например: Воробьев 1997, Маслова 2001). Но если культурология исследует самосознание человека по отношению к природе, обществу, истории, искусству и другим сферам его социального и культурного бытия, то языкознание рассматривает мировоззрение, которое отображается и фиксируется в языке в виде ментальных моделей языковой картины мира. Лингвокультурология имеет своим предметом и язык, и культуру, находящиеся в диалоге, взаимодействии (Телия 1996: 222; Маслова 2001: 9).

Язык в лингвокультурологической традиции понимается прежде всего как орудие культуры, ее часть, и в то же время – необходимое условие ее существования. Следовательно, лингвокультурология изучает язык как феномен культуры (Маслова 2001: 8). Культура – сама по себе является исторической памятью народа, язык же, «благодаря его кумулятивной функции, хранит ее, обеспечивая диалог поколений, не только из прошлого в настоящее, но и из настоящего в будущее» (Телия 1996: 228).

В развитии лингвокультурологии выделяют следующие периоды: первый – предпосылки развития науки (труды В. фон Гумбольдта, Э. Бенвениста, Л. Вайсгербера, А.А. Потебни, Э. Сепира и др.); второй – оформление лингвокультурологии как самостоятельной области исследования; в данный момент начинает складываться третий период – развитие фундаментальной междисциплинарной науки – лингвокультурологии (Маслова 2001: 28).

Первоначально лигвокультурология воспринимается исключительно как ответвление этнолингвистики. Такое понимание содержится в работах В.Н. Телия, определившей лингвокультурологию как «часть этнолингвистики, которая посвящена изучению и описанию корреспонденции языка и культуры в синхронном их взаимодействии» (Телия 1996: 217). В концепции В.Н. Телия задачи лингвокультурологии мыслятся как близкие к задачам этнолингвистики, сформулированным Н.И. Толстым и заключающимися в «рассмотрении соотношения и связи языка и духовной культуры, языка и народного менталитета, языка и народного творчества, их взаимозависимости и разного рода их корреспонденции» (Толстой 1983; цит. по: Телия 1996: 217). Отличие, по мнению В.Н. Телия, состоит в том, что этнолингвистика исследует материал в исторической ретроспективе, а лингвокультурология же занимается исключительно изучением синхронного взаимодействия языка и культуры (Телия 1996: 217).

Сходным образом представляет задачи лингвокультурологии и С.Г. Воркачев, отметивший, что в задачи лингвокультурологии «входит научное описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета, она создана, по прогнозу Э. Бенвениста, "на основе триады – язык – культура – человеческая личность" и представляет лингвокультуру как линзу, через которую исследователь может увидеть материальную и духовную самобытность этноса – Folksgeist В. фон Гумбольдта и Г. Штейнталя» (Воркачев 2002: 65).

В настоящий момент формируется тенденция видеть в лингвокультурологии не ответвление этнолингвистики, а самостоятельную научную и учебную дисциплину. Подобный подход представлен, в частности, в работах В.В. Воробьева (1997) и В.А. Масловой. Свою точку зрения В.А. Маслова аргументирует тем, что современная этнолингвистика рассматривает лишь те элементы языка, которые соотносимы с определенными материальными или культурно-историческими комплексами, кроме того, она оперирует преимущественно исторически значимыми данными и стремится в современном материале обнаружить исторические факты того или иного этноса. Лингвокультурология же исследует и исторические, и современные языковые факты сквозь призму духовной культуры (Маслова 2001: 11).

Концепция В.А. Масловой обнаруживает и другие отличия от концепции В.Н. Телия. В частности, по-разному решается вопрос о синхронии и диахронии в линвокультурологических изысканиях. В понимании В.Н. Телия лингвокультурология занимается рассмотрением только синхронных взаимодействий языка и культуры: она исследует живые коммуникативные процессы и связь используемых в них языковых выражений с синхронно действующим менталитетом народа (Телия 1996: 218). В.А. Маслова убеждена, что лингвокультурология исследует и исторические, и современные языковые факты сквозь призму духовной культуры (Маслова 2001: 11), поэтому внутри лингвокультурологии выделяется как особая область диахроническая лингвокультурология.

Напрямую с вопросом о статусе лингвокультурологии как дисциплины связан вопрос об ее объекте. В понимании В.Н. Телия, объектом лингвокультурологии является культурная информация не только сугубо национальная, но и общечеловеческая, например закодированная в Библии, т. е. универсалии, присущие разным народам (Телия 1996). В.А. Маслова предлагает более узкое понимание объекта лингвокультурологических исследований. С ее точки зрения, объектом «является только та культурная информация, которая присуща конкретному народу либо близкородственным народам, например, восточным славянам» (Маслова 2001: 12).

В.Н. Телия предлагает вести анализ материала с позиции внутреннего наблюдателя, изнутри языка. В рамках концепции В.А. Масловой предлагается, кроме того, вести анализ материала с позиции внешнего наблюдателя (Маслова 2001: 33). Г.Г. Слышкин, анализируя концепты прецедентных текстов, отмечает необходимость обращать внимание также на проведение лингвокультурологического анализа не только по принципу «от единицы языка к единице речи», но и от «единицы культуры к единицам языка». Главная задача лингвокультурологии в рамках второй парадигмы состоит «в установлении, во-первых, адекватных языковых средств, выражающих ту или иную культурную единицу в дискурсе, и, во-вторых, основных прагматических функций апелляции к данной культурной единице в различных коммуникативных ситуациях» (Слышкин 2000: 8).

В настоящий момент в лингвокультурологической парадигме плодотворно работает несколько школ, во главе которых стоят такие лингвисты, как В.Н. Телия, В.А. Маслова, В.В. Воробьев, А.Т. Хроленко. При всем разнообразии трактовок представителей данного направления объединяет интерес к культурной функции языка, изучению образа мира, закрепленного в языке, и его детерминированности культурным своеобразием определенного этноса. Таким образом, в центре исследовательских интересов лингвокультурологии находятся «национальные формы бытия общества, воспроизводимые в системе языковой коммуникации и основанные на его культурных ценностях, все, – что составляет «языковую картину мира».

Лингвокультурология, наряду с когнитивной лингвистикой, является одним из самых активно развивающихся направлений современной антропоцентрической парадигмы. Оба направления относятся к наиболее актуальным в современном языкознании, представлены значительным количеством крупных научных школ. Когнитивная лингвистика и лингвокультурология, несомненно, представляют собой вполне самостоятельные научные феномены, обладающие собственной спецификой.

На основании приведенного выше краткого обзора, призванного выявить лишь главные особенности двух основных направлений современной антропоцентрической парадигмы, можно отметить, что обладая собственной научной спецификой, указанные направления обнаруживают ряд общих черт.

1. И когнитивная лингвистика, и лингвокультурология реализуют интегративный подход к языку. Возникнув в результате междисциплинарного синтеза, в исследовании языка они учитывают как собственно лингвистические данные, так и достижения смежных дисциплин, что позволяет дать более глубокую и многоаспектную характеристику изучаемого феномена.

2. В соответствии с особенностями антропоцентрической парадигмы оба направления связаны с рассмотрением языка в диаде «язык и человек», но в каждом из них она приобретает разные формы. В когнитивной лингвистике язык изучается прежде всего как когнитивный механизм, играющий роль в кодировании и трансформировании информации, а в лингвокультурологии – феномен культуры, как хранитель культурного кода нации. Иными словами, диада «язык и человек» преобразуется в когнитивной лингвистике в триаду «язык – человек – познание», в лингвокультурологии – в триаду «язык – человек – культура». Когнитивная лингвистика сосредоточена на рассмотрении прежде всего когнитивной функции языка, лингвокультурология – культурной.

3. И когнитивная лингвистика, и лингвокультурология высоко оценивают роль метафорического анализа с точки зрения достижения целей, стоящих перед ними. В рамках когнитивизма теория концептуальной метафоры рассматривается как способная выявить особенности концептуализации человеком действительности. В.А. Маслова, описывая методологический инструментарий лингвокультурологии в одноименном пособии, отмечает, что «аппарат анализа метафоры, предложенный Дж. Лакоффом, обладает большой объяснительной силой и позволяет получить результаты, важные для решения проблемы языка и культуры» (Маслова 2001: 34). В частности, исследовательница указывает, что когнитивная теория метафоры во многом позволяет устанавливать когнитивно обусловленные несовпадения между языками, и подобные различия свидетельствуют о разном осмыслении фрагментов мира определенными народами.

4. Оба направления уделяют значительно внимание проблеме картины мира и различным ее вариантам. Для когнитологов приоритетным является вопрос о механизмах ее формирования, для лингвокультурологов – ее национально-культурная специфичность.

5. И когнитивная лингвистика, и лингвокультурология оперируют термином концепт, но в восприятии каждой из них данный термин имеет ряд своеобразных черт (подробнее о терминах картина мира и концепт см. пп. 2.1 и 2.2 настоящего пособия).

6. Оба направления апеллируют к понятию человеческого сознания. А поскольку «именно в сознании осуществляется взаимодействие языка и культуры…любое лигвокультурологическое исследование есть одновременно когнитивное исследование» (Карасик, Слышкин 2001: 76).

Данные особенности объясняют, почему в последнее время ученые все чаще стремятся интегрировать в своих исследованиях достижения этих двух направлений (см., например, комплексное исследование русской и немецкой концептуальных систем эмоций, выполненное с лингвокультурологической и когнитивной позиции Н.А. Красавским (2001)). Подобный подход соответствует закономерностям антропоцентрической парадигмы, и, думается, детерминирован ее экспансионизмом, тенденцией к объединению усилий смежных дисциплин в достижении единой цели, и представляется весьма продуктивным.

Вопросы и задания

1. Как соотносятся между собой когнитивная лингвистика и лингвокультурология? Что между ними общего и отличного?

2. Определите междисциплинарный характер лингвокультурологии.

3. Каковы предпосылки возникновения лингвокультурологии?

4. Охарактеризуйте основные этапы развития лингвокультурологии.

5. Как соотносятся лингвокультурология и этнолингвистика?

6. Перечислите задачи, стоящие перед лингвокультурологией.

7. Что является объектом лингвокультурологии?

8. Опишите проблему синхронных и диахронных лингвокультурологических исследованиях в концепциях В.Н. Телия и В.А. Масловой?

9. Расскажите об известных вам лингвокультурологических школах.

10. Какие методологические установки являются общими для когнитивной лингвистики и лингвокультурологии?

Темы для сообщений и рефератов

• Лингвокультурология и лингвострановедение.

• Лингвокультурологическая концепция В.В. Воробьева.

• «Лингвокультуроведение» А.Т. Хроленко.

Основная литература

1. Верещагин Е.М. Лингвострановедческая теория слова / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М.: Русский язык, 1980.

2. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.

3. Воркачев С.Г. Концепт счастья в русском языковом сознании: опыт лингвокультурологического анализа. – Краснодар, 2002.

4. Воробьев В.П. Лингвокультурология (теория и методы). – М.: РУДН, 1997.

5. Кошарная С.А. Миф и язык: Опыт лингвокультурологической реконструкции русской мифологической картины мира. – Белгород: Белгородский гос. ун-т, 2002.

6. Карасик В.И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 75–79.

7. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. – Волгоград: Перемена, 2001.

8. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. – М.: Academia, 2001.

8. Слышкин Г.Г. От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецендентных текстов в сознании и дискурсе. – М.: Academia, 2000.

9. Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.

10. Хроленко А.Т. Лингвокультуроведение: пособие к спецкурсу по проблеме «Язык и культура». – Курск, 2000.

 

2.1. Термин картина мира в современных лингвистических исследованиях

Термин картина мира введен в научный обиход физиком Г. Герцем, определившем его как совокупность внутренних образов внешних объектов, служащих для выведения логических суждений о поведении этих объектов. Позднее термин переносится в гуманитарные науки, появляется в работах К. Ясперса и Л. Витгенштейна («Логико-философский трактат»), а также у Л. Вайсгербера. На данный момент можно говорить о безусловном вхождении понятия картина мира в терминологическую систему современной лингвистики. Наряду с традиционным наименованием «картина мира» в научной литературе используются и менее распространенные и ориентированные на индивидуальные исследовательские традиции термины – «образ мира» и «модель мира».

Предпосылки формирования концепции картины мира присутствовали уже в античных теориях языка (анализ подобных представлений изложен в работе Л.Г. Зубковой 1998 г.). Центральным импульсом для развития лингвистической концепции картины мира послужили работы В. фон Гумбольдта, Э. Сепира, Б.Л. Уорфа, A.A. Потебни. В. фон Гумбольдт рассматривал язык как опосредующее звено между человеком и миром. По A.A. Потебне, поэзия, проза, искусство и наука, т. е. мировоззрение народа, обретают жизнь в языке и обусловлены языком. Идеи, близкие к теории В. фон Гумбольдта, высказывались как зарубежными – Г. Гердером, Я. Гриммом, Ф. Шлегелем, так и отечественными лингвистами – Ф.И. Буслаевым, Ф.Ф. Фортунатовым и др.

В России изучение картины мира начинается в 60-е годы XX в. и связано с работами Г.А. Брутяна, Г.В. Колшанского, Р.Й. Павилениса. Общепринятым считается истолкование картины мира как «глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека» (Постовалова 1988: 21). Следовательно, картина мира является субъективным образом объективной реальности и входит в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них. Целостная картина мира реализуется как сумма теоретических (философско-научных), внетеоретических (религиозно-художественных) и донаучных форм познания.

Изначально было выявлено, что вопрос о статусе картины мира связан с проблемой взаимодействия языка, мышления и действительности. Так, В. фон Гумбольдт рассматривал язык как способ видения мира, аналогичные трактовки присутствуют в гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира – Б. Уорфа, исследованиях американских этнолингвистов. Показательна в этом отношении и неогумбольдтианская концепция языка как промежуточного мира.

В XX в. вопрос о роли языка в формировании картины мира оказался в центре внимания исследователей. Возникают две точки зрения по вопросу о способности языка отражать окружающую действительность. Согласно первой, язык отражает мир. Подобный взгляд присутствует, например, в работе Г.Г. Почепцова, утверждающего, что «с помощью языка мы отражаем мир. Именно отражаем, а не описываем или, точнее, не только описываем, поскольку описание – это лишь одна из форм языкового отражения мира. Вопросы, побуждения – это такие же формы отражения, или представления, мира, как и все остальные речевые акты» (Почепцов 1990: 110).

Иной взгляд на данную проблему содержится в коллективной монографии «Роль человеческого фактора в языке.

Язык и картина мира» (1988). В предисловии Б.А. Серебренников подчеркивает, что «утверждение многих лингвистов и философов, будто бы язык отражает действительность, основано на недоразумении. Звуковой комплекс, образующий слово, ни к какому отражению сам не способен. Фактически результатом отражения являются концепты или понятия. Язык связан с действительностью через знаковую соотнесенность. Язык не отражает действительность, а отображает ее знаковым способом» (Серебренников 1988: 6). Таким образом, язык, в понимании большинства исследователей, представляет собой инструмент, с помощью которого происходит концептуализация мира человеком.

Поскольку концептуализация мира осуществляется через язык, возникает вопрос о соотношении мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке. Постановка подобной проблемы способствовала выделению двух форм картины мира – концептуальной (в иной терминологии – когнитивной) и языковой. Г.А. Брутян в своей статье 1973 г. одним из первых четко разграничивает эти две картины мира. Выделение языковой и концептуальной картин мира позволяет, по мнению Г.А. Брутяна, раскрыть взаимоотношение языка и мышления в процессе познания, показать роль языка в формировании картины мира в сознании людей, избежать схематичности при воссоздании действительной картины мира и более полно представить проекцию окружающей действительности в нашем сознании (Брутян 1973: 108).

Г.А. Брутян определил концептуальную картину мира как «не только знание, которое выступает как результат мыслительного отражения действительности, но и итог чувственного познания, в снятом виде содержащийся в логическом познании» (Брутян 1973: 108). Соответственно, языковая картина мира понимается исследователем как «вся информация о внешнем и внутреннем мире, закрепленная средствами живых, разговорных языков» (Брутян 1973: 108). Практически сразу же за разведением этих двух понятий в лингвистических исследованиях возникает вопрос о соотношении концептуальной и языковой картин мира, формируется три подхода к названной проблеме.

Согласно первому, идущему от Г.А. Брутяна, считается, что языковая картина мира шире концептуальной. Исследователь развивает мысль о том, что концептуальная картина мира совпадает «с сердцевиной, основной частью» языковой картины мира, т. е. «основное содержание языковой модели мира покрывает все содержание концептуальной модели мира». За пределами концептуальной картины мира, по мнению ученого, остаются периферийные участки, которые выступают как носители дополнительной информации о мире. При этом информация, входящая как в концептуальную, так и в языковую картину мира, является инвариантной, независимо от того, на каком языке она выражается, а информация, содержащаяся в периферийных участках языковой картины мира, т. е. в тех участках, которые остаются за пределами концептуальной картины, варьируется от языка к языку (Брутян 1973: 109–110).

Второй подход исходит из совпадения, идентичности языковой и концептуальной картин мира. Элементы этого подхода присутствуют в работе Г.В. Колшанского, в частности, в его высказывании о том, что «в гносеологическом плане действительно не отношение "язык-мышление", а "языкомышление – мир"» и «правильно поэтому говорить не о языковой картине мира, а о языково-мыслительной картине мира» (Колшанский 1990: 37). Хотя далее автор признает, что «языковая картина мира есть вторичное существование объективной картины мира» (Колшанский 1990: 40), и такая вторичность означает не что иное, как принципиальную зависимость языка от мышления.

И, наконец, согласно третьему подходу, концептуальная картина мира признается более масштабной по сравнению с языковой. Эта точка зрения присутствует в работах большинства лингвистов (Почепцов 1990, Попова, Стернин 2002, Серебренников 1988, Телия 1988). Так, Г.Г. Почепцов утверждает, что языковое представление мира «информационно неполно и / или неточно», и причину этого он видит в том, что «отражению подвергается не мир в целом, а лишь его пики, т. е. его составляющие, которые представляются говорящему наиболее важными, наиболее релевантными, наиболее полно характеризующими мир» (Почепцов 1990: 111–112).

В.Н. Телия указывает, что «то, что называют языковой картиной мира, это информация, рассеянная по всему концептуальному каркасу и связанная с формированием самих понятий при помощи манипулирования в этом процессе языковыми значениями и их ассоциативными полями, что обогащает языковыми формами и содержанием концептуальную систему, которой пользуются как знанием о мире носители языка. Языковая картина мира не имеет четких границ, поэтому ее место относительно концептуальной картины мира не может быть определено как периферия» (Телия 1988: 177–180). Обобщение этого подхода содержится в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, отмечающих, что в языке «присутствует далеко не все содержание концептосферы, далеко не все концепты имеют языковое выражение и становятся предметом коммуникации» (Попова, Стернин 2003: 6).

В настоящий момент практически общепринятым является положение о несовпадении концептуальной и языковой картин мира, при этом подчеркивается глобальность, объемность концептуальной картины мира по сравнению с языковой. Языковой мир рассматривается как репрезентант концептуального мира, который, в свою очередь, репрезентирует реальный объективный мир, а репрезентирующая система всегда беднее репрезентируемой, как метаязык беднее естественного языка.

Различия концептуальной и языковой картин мира можно проследить по следующим параметрам:

1. Отношение к действительности: концептуальная картина мира является более близким образом действительности, нежели языковая (как это было рассмотрено выше).

2. Характер восприятия действительности: непосредственное восприятие при формировании концептуальной картины мира и опосредованное языковыми знаками – при формировании языковой.

3. Участие в формировании каждой из картин определенных типов мышления: в отличие от языковой, в создании концептуальной картины мира принимают разные типы мышления, в том числе и невербальные (Постовалова 1988: 33, Серебренников 1988: 6).

4. Основные единицы (структурные составляющие). Уже в работе Г.А. Брутяна акцентируется, что каждая из картин мира обладает своими структурными элементами, в частности, «сердцевиной КММ является информация, данная в понятиях, главное же в ЯММ – это знание, закрепленное в словах и словосочетаниях конкретных разговорных языков» (Брутян 1973: 108).

Данный тезис получает развитие в работах других исследователей. Так, Е.С. Кубрякова указывает, что «содержательным компонентом языковой модели мира… является семантическое поле, а единицами концептуальной модели мира… – константы сознания. КММ содержит информацию, представленную в понятиях, а в основе ЯММ лежат значения, закрепленные в семантических категориях, семантических полях, составленные из слов и словосочетаний, по-разному структурированные в границах этого поля разных языков. ЯММ должна быть организована по законам языка, КММ – по законам физики» (Кубрякова 1988: 142).

Аналогичная позиция представлена и в работе З.Д. Поповой и И.А. Стернина, утверждающих, что концептуальная картина мира «существует в виде концептов, образующих концептосферу народа, языковая картина мира – в виде значений языковых знаков, образующих совокупное "семантическое пространство языка"» (Попова, Стернин 2003: 6).

5. Степень подвижности, изменчивости: концептуальная картина мира регулярно обновляется, «перерисовывается», тогда как языковая картина мира отличается большей стабильностью, она достаточно медленно реагирует на изменения, происходящие в осознании мира человеком. Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина рассматривают языковую картину мира как наиболее долговечную, устойчивую и во многом стандартную, так как воспроизводятся именно стандартные единицы языка, ставшие узуальными (Новикова, Черемисина 2000: 45).

По наблюдениям В.Б. Касевича (Касевич 1996), картина мира, закодированная средствами языковой семантики, со временем может оказываться реликтовой, лишь традиционно воспроизводящей былые оппозиции в силу естественной недоступности иного языкового инструментария. Возникают расхождения между архаической и семантической системой языка и той актуальной моделью мира, которая действительна для языкового коллектива в данный момент.

В итоге можно констатировать, что концептуальная картина мира и языковая картина мира «связаны между собой как первичное и вторичное, как ментальное явление и его вербальное овнешнение, как содержание понятия и средство доступа исследователя к этому понятию» (Попова, Стернин 2003: 8). Языковая картина мира означивает основные элементы концептуальной картины мира и эксплицирует концептуальную картину мира средствами языка. Необходимо отметить, что языковая картина мира лишь частично отражает концептуальную систему. Поэтому изучение языковой картины мира «лишь фрагментарно позволяет судить о концептосфере, хотя более удобного доступа к концептосфере, чем через язык, видимо, нет» (Попова, Стернин 2003: 8).

Еще одна проблема, связанная с картиной мира, это разработка классификации (типологии) картин мира. Решение данной задачи во многом зависит от того, какие признаки картины мира берутся исследователями за основу классификации. В.И. Постовалова считает, что «в основу исчисления картин мира может быть положена деятельностная парадигма:

1) субъект картины мира (ее «деятель», «кто»),

2) изображающий; предмет картины мира (ее объект, «что»), изображаемое;

3) результат деятельности (сам образ, собственно картина) (Постовалова 1988: 32).

В зависимости от субъекта картины мира, смотрящего на мир и выражающего свое видение, выделяется картина мира отдельного человека, группы людей (сообщества), определенного народа, человечества в целом. Различаются картина мира взрослого человека и ребенка, психически нормального лица и лица с нарушениями психики, людей современной цивилизации и архаического мировидения.

В зависимости от объекта рассматривается мир в целом (целостная картина мира) или его отдельный фрагмент (локальная картина мира), определенный его срез или аспект. Примерами целостных картин являются мифологические, религиозные, философские, а из числа научных – физическая картина мира (Постовалова 1988: 33).

В зависимости от результата деятельности «можно признать тип изображения на самой картинке, технике ее исполнения, характеризующиеся следующими особенностями:

1) одинаковыми ли «глазами» смотрят их субъекты на мир;

2) с одной ли точки пространства субъекты картины смотрят на мир; неподвижна ли она или эта «точка зрения» перемещается за изображаемым;

3) с одинаковой глубины (высоты) смотрят они на мир или с разного расстояния до мира;

4) изображают они мир гомогенно или гетерогенно» (Постовалова 1988: 34).

Н.С. Новикова и Н.В. Черемисина, рассматривая типологию языковых картин мира, говорят об их иерархии и выделяют следующие оппозиции: универсальная / идиоэтническая, общенациональная и социально (территориально и профессионально) ограниченная, общенациональная / в сфере религиозного культа, общечеловеческая / индивидуальная (Новикова, Черемисина 2000: 48–50).

В работах, посвященных языковой картине мира, на первый план выдвигается противопоставление научной системы понятий (представленной в физике, психологии, логике, геометрии, анатомии и т. д.), в совокупности образующих научную картину мира, и обыденной, «наивной» понятийной системы (наивные физика, психология, логика, геометрия, анатомия), которую человек использует относительно независимо от научных знаний (Яковлева 1994: 9). Таким образом, вполне устоявшимся является и разграничение научной и «наивной» картин мира.

Под научной картиной мира в данный момент понимают «систему наиболее общих представлений о мире, вырабатываемых в науке и выражаемых с помощью фундаментальных понятий и принципов этой науки, из которых дедуктивно выводятся основные положения данной науки. С картиной мира связываются исходные предпосылки рассмотрения мира, содержательно-онтологические построения научного знания, глубинные структуры, лежащие в основании научно-познавательной деятельности» (Швырев 1984: 37–38; цит. по: Постовалова 1988: 14).

Соответственно, наивная картина мира определяется как «донаучная», представляющая собой «отражение обиходных (обывательских, бытовых) представлений о мире» (см. работы Ю.Д. Апресяна, С.Г. Воркачева, Е.В. Урысон, Е.С. Яковлевой).

Разведение научной и наивной картин мира также имеет давние истоки и восходит к предложенному A.A. Потебней тезису о разграничении «ближайшего» (собственно языкового) и «дальнейшего» (соответствующего данным науки) значений слова, что предопределяет и дифференциацию научных и обыденных («наивных») классификаций. Отличия научных и наивных классификаций проиллюстрированы на примере биологии (Булыгина, Шмелев 2000) и зоологии (Гура 1997). Так, научная зоологическая классификация царства животных очень сложна и многоступенчата. Большинство же людей вполне обходится наивной (обыденной, элементарной) классификацией, которая и является основой концептуальной структурированности мира животных.

Различие между научной и «наивной» картинами мира особенно ярко проявляется при анализе слов естественного языка, используемых и в качестве терминов, например линия, сосуд, тепло, точка и др. Интересны в этом отношении рассуждения И.А. Бодуэна де Куртенэ о количественности в языковом мышлении, отличающейся от математической количественности (Бодуэн де Куртенэ 1963: 312–319, 323). Классическим стал пример из работы Л.В. Щербы, содержащий толкование понятия «прямая линия»: «Прямая (линия) определяется в геометрии как 'кратчайшее расстояние между двумя точками'. Но в литературном языке это, очевидно, не так…Прямой мы называем в быту 'линию, которая не отклоняется ни вправо, ни влево (а также ни вверх, ни вниз)'» (Щерба 1974: 280).

Своеобразной точкой отсчета в изучении «наивной» картины мира является доклад Ю.Д. Апресяна «Дейксис в лексике и грамматике и наивная картина мира», прочитанный на конференции в Кутаиси в 1985 г. и опубликованный в «Семиотике и информатике» в 1986 г. Идея наивной картины мира, в интерпретации Ю.Д. Апресяна, состоит в том, что в каждом естественном языке отражается определенный способ восприятия мира, который навязывается в качестве обязательного всем носителям языка. В способе осмысления мира «воплощается цельная коллективная философия, своя для каждого языка, иногда она называется наивным реализмом (термин Р. Халлига и В. Вартбурга), потому что образ мира, запечатленный в языке, во многих существенных деталях отличается от научной картины мира» (Апресян 1995: 629).

Исследователь указал на то, что «понятие наивной модели мира дает семантике новую интересную возможность. Языковые значения можно связывать с фактами действительности не прямо, а через отсылки к определенным деталям наивной картины мира, как она представлена в данном языке» (Апресян 1995: 630). В результате подобного изучения становится возможным выявление универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков, прояснение фундаментальных принципов формирования языковых значений (Апресян 1995: 630).

Концепция картины мира получает свое развитие в работе Ю.Д. Апресяна «Образ человека по данным языка: попытка системного описания» (1995), где особо отмечается, что способ концептуализации действительности, свойственный каждому языку, отчасти универсален, отчасти национально специфичен, кроме того, он «наивен». «Наивные» представления о мире являются не менее сложными и интересными, чем научные, и обобщают опыт интроспекции десятков поколений. «В наивную картину мира входят наивная психология, наивная антропология, наивная физика, наивная геометрия и т. д. Именно в наивных представлениях ученые видят зачатки научной классификации» (Пименова 1999: 10). Наивная и научная классификация объектов мира отличаются друг от друга. Пример такого различия – представления о Байкале: в научной классификации это озеро, в народном восприятии это море (славное море, священный Байкал). Другой пример такого расхождения – представления об арбузе, который в обыденном сознании ассоциируется с фруктом, а в научной классификации арбуз относится к классу ягод.

«Чрезвычайно большую роль в деятельности сознания играют стереотипы. Эти стереотипы существуют у каждого носителя языка, однако практически ни один словарь не дает о них представления. Стереотипы проявляются в виде культурной составляющей концептуальных структур» (Пименова 2009: 67). Интересен, например, факт общего мнения о появлении мудрости у человека. Согласно бытующему у русского и английского народов мнению, мудрость активируется в человеке после двадцати лет, когда появляются зубы мудрости (третий большой коренной зуб в зубном ряде каждой челюсти). К этому времени каждый успевает обрести некоторый жизненный опыт, знание жизни. Именно к этому времени человек считается не только взрослым, но и готовым к принятию самостоятельных решений (И пусть на гробе, где певец Исчезнет в рощах Геликона, Напишет беглый ваш резец: «Здесь дремлет Юноша -Мудрец, Питомец Нег и Аполлона». Пушкин. Мое завещание друзьям; wise guy «умник; наглец»).

Однако и здесь заметны лингвокультурные различия. Если для русских выражение мудрый не по годам человек означает «молодой, но взрослый (не ребенок)», то для англичан привычно выражение the child is wise for his age, которое переводится на русский как «ребенок умен не по годам (но не мудр!)» (ср.: Зодчество тогдашнего времени было немудрое, детское; затеи его состояли только в некоторых наружных прикрасах. Лажечников. Басурман).

«Наивная» картина мира становится одним из основных объектов изучения для Московской семантической школы, Школы логического анализа языка и целого ряда лингвистов. Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев, развивая концепцию «наивной» картины мира, обращают внимание на необходимость разграничения «осознанных» и «неосознанных» наивных представлений о мире. «Осознанные» наивные представления о мире могут быть эксплицированы их носителем, они относятся к области так называемой Popular Science. Особенно представительны в этом отношении такие области знания, как политика, здоровье, погода и язык, именно на эти темы любят рассуждать самые разные люди, не являющиеся, как правило, специалистами в данных областях. «Неосознанные» представления имплицитно содержатся в высказываниях носителей языка и реконструируются лингвистами. «Имплицитная» («наивно-языковая») картина мира представляет собою конструкт, создаваемый лингвистами в целях наглядного и компактного описания правил употребления языковых единиц (Булыгина, Шмелев 2000: 9—11).

«Наивная картина мира» как «факт обыденного сознания воспроизводится пофрагментно в лексических единицах языка, однако сам язык непосредственно этот мир не отражает, он отражает лишь способ представления (концептуализации) этого мира национальной языковой личностью» (Воркачев 2001: 67). В.Б. Борщев отмечает, что «в каком-то смысле именно язык структурирует мир, накладывает на него сетку понятий, создает то, что и называется наивной картиной мира» (Борщев 1996: 207).

Большинство лингвистов определяют языковую картину мира именно как «наивную» (Ю.Д. Апресян, С.Г. Воркачев, Е.И. Зиновьева, В.А. Маслова, М.В. Пименова, Е.В. Урысон). Например, Т.В. Булыгина и А.Д. Шмелев указывают, что понятие «наивной» картины мира «иногда конкретизируется, так что говорят о «наивно-языковой» (или просто «языковой») «картине мира» (Булыгина, Шмелев 2000: 9), а Е.В. Урысон, рассуждая об отличиях научного и обыденного знания, пишет, что «языковую картину мира принято противопоставлять научной», и именно «язык отражает наши самые обычные, житейские представления о том или ином объекте (ситуации)» (Урысон 1998: 3).

При изучении языковой картины мира выясняется, что исследуемый фрагмент необыкновенно точно соответствует нашим, до сих пор никем не эксплицированным представлениям о данном явлении действительности, и в то же время этот же фрагмент во многих случаях удивительно отличается от научного знания, которое современный образованный человек склонен рассматривать как эталон «правильных представлений» (Урысон 1998: 3). Так, например, наивная антропология в русской наивной картине мира предполагает совершенно иное строение человеческого существа. Внутри человека есть нечто, что скрывается в теле; это – живое, самая чувствительная область внутри тела (тронуть за живое).

Человек в наивной анатомии устроен совершенно иначе, чем это представлено в научной картине мира. Если в научной картине мира перцептивная система человека представлена пятью органами (глаза, уши, нос, кожа, язык) и способами чувств (зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом), то наивная анатомия предполагает наличие у человека множества других дополнительных органов восприятия, как чутье, нутро, печенки, сердце, душа, ум, нюх, солнечное сплетение, наитие и даже заимствованные из иных картин мира интуиция и инстинкт (нутром чуять / чувствовать и печенками чуять в значении «интуитивно понимать»; сердцем / душой чувствовать / чуять; нюхом чуять; инстинктом угадывать:

 [Десятник] обладал каким-то особым чутьём разыскивать песок (Гарин-Михайловский. Инженеры);

 Вьюга свистела, как ведьма, выла, плевалась, хохотала, все к черту исчезло, и я испытывал знакомое похолодание где-то в области солнечного сплетения при мысли, что собьемся мы с пути в этой сатанинской вертящейся мгле и пропадем за ночь все (Булгаков. Пропавший глаз);

 И Парашка навсегда запомнила это особое слово и наитием угадала его сокровенный смысл (Бунин. При дороге);

 Иным достался от природы Инстинкт пророчески слепой – Они им чуют, слышат воды И в тёмной глубине земной… (Тютчев. Иным достался от природы…);

 Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный… (Л. Толстой. Война и мир).

В русской языковой картине мира отмечается наличие особых органов восприятия. У женщин существует особый женский / материнский инстинкт, особое материнское сердце (сердце матери – вещун), а также всегда положительно оцениваемые женское / материнское чутье и женская интуиция.

Осознавая себя неотъемлемой частью природы, человек заимствовал у нее и ее объектов важные для себя характеристики, которые стереотипно им же и закреплялись, например за живыми существами ([Алексей] не видел, нет, он по-звериному чувствовал, что кто-то внимательно и неотрывно следит за ним. Полевой. Повесть о настоящем человеке). Так, от собак ему «достался» нюх (У местечковых обывателей какой-то собачий нюх. Островский. Как закалялась сталь), наитие – от птиц (Особым, вышколенным в беспризорничестве чутьём, каким-то редкостным, почти птичьим наитием детдомовцы всегда и заранее чувствуют надвигающуюся беду, как покалеченные люди чувствуют перемену погоды. Астафьев. Кража), инстинкт – от животных (…Античная цивилизация Запада совершенствовала человека, подавляя в нем животные инстинкты и возвеличивая духовное начало. Овчинников. Ветка сакуры). Человека и зверя объединяет особое восприятие мира – чутьё (Пробиваясь сквозь чащу, Пётр чутьём, как волк, отыскивал направление. Шишков. Угрюм-река; Бука и волк были голодны, поэтому они прибежали к селению, но обостренным звериным чутьём осознали, что здесь им сегодня вряд ли придется чем-либо поживиться. Афиногенов. Белые лодьи; ср.: Чувствовалось что-то неладное. У Левинсона был особенный нюх по этой части — шестое чутьё, как у летучей мыши. Фадеев. Разгром) (см. подробнее: Пименова 2006: 23–24).

В настоящий момент можно говорить о существовании нескольких направлений в изучении «наивной» картины мира:

1) исследование отдельных характерных для данного языка концептов (например, концептов свобода, воля, душа, тоска, надежда (Пименова 2002), чувство (Пименова 2003) и др.);

2) исследование отдельных областей, фрагментов картины мира, например, «наивной» анатомии (Урысон 1998; Пименова 1999, 2001), «наивной» физики пространства и времени (Яковлева 1994; Ли тоан тханг 1993), «наивной» этики и др.;

3) реконструкция целостной модели мира, характерной для отдельной нации на определенном историческом отрезке, например балканской модели мира (Цивьян 1990), древнегерманской модели мира (Топорова 1994), славянской модели мира (Иванов, Топоров 1965);

4) сопоставительное исследование картин мира или их фрагментов (Голованивская 1997; Пименова 2004, 2007, 2009);

5) исследование картины мира или ее фрагментов сквозь призму языкового средства, создающего их (А.А. Уфимцева, Е.С. Кубрякова и др.).

Проблема изучения концептуальной картины мира, отображающей специфику человека и бытия, взаимоотношения человека и мира, тесно связана с проблемой языковой картины мира. Языковая картина мира эксплицирует компоненты концептуальной картины мира, является единственным средством доступа к национальной концептуальной системе. Изучение картины мира представляет собой отдельное направление исследования языковых фактов, языков и культур, направление на пересечении разных наук.

Вопросы и задания

1. Расскажите об истории возникновения термина картина мира.

2. Каковы истоки сложения концепции картины мира?

3. Что понимается в науке под картиной мира?

4. Как решается вопрос о роли языка в формировании картины мира?

5. Какие взгляды представлены в современных лингвистических исследованиях на соотношение мира, его образа, существующего в сознании, и образа, закрепленного в языке?

6. Чем вызвана сложность создания типологии картин мира? Какие классификации картин мира вам известны?

7. Как соотносятся концептуальная и языковая картины мира?

8. В чем состоит специфика научной и «наивной» картин мира?

9. Расскажите о формировании концепции «наивной» картины мира и «наивного» взгляда на мир.

10. Охарактеризуйте основные направления в изучении картины мира.

Практические задания

• Приведите примеры несовпадения научной и «наивной» картин мира.

• Перечислите «наивные науки», в чем обнаруживается их отличие от традиционных научных концепций?

Основная литература

1. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. – М., 1986. – Вып. 28. – С. 5 – 33.

2. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного описания // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 37–67.

3. Борщев В.Б. Естественный язык – наивная математика для описания наивной картины мира // Московский лингвистический альманах. – Вып. 1. Спорное в лингвистике. – М.: Школа «Языки русской культуры». – 1996. – С. 203–225.

4. Брутян Г.А. Язык и картина мира // НДВШ. Философские науки. – 1973. – № 1. – С. 108–111.

5. Булыгина Т.В. Перемещение в пространстве как метафора эмоций / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев // Логический анализ языка: Языки пространств. – М.: Школа «Языки русской культуры», 2000. – С. 277–289.

6. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.

7. Голованивская М.К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка. – М.: Филологический факультет МГУ, 1997.

8. Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. – М.: Индрик, 1997 (традиционная духовная культура славян / Современные исследования).

9. Зубкова Л.Г. Языковое содержание и языковая картина мира (к истории вопроса) // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. – Бийск: БГУ, 1998. – т. 1. – С. 205–210.

10. Иванов В.В. Славянские языковые моделирующие семиотические системы (Древний период) / В.В. Иванов, В.Н.Ттопоров. – М., 1965.

11. Касевич В.Б. Буддизм. Картина мира. Язык. – СПб.: Петербургское востоковедение, 1996.

12. Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М.: Наука, 1990.

13. Ли Т.Т. Пространственная модель мира: Когниция, культура, этнопсихология (на материале вьетнамского и русского языков) / под ред. Ю.С. Степанова. – М.: Ин-т языкознания РАН, 1993.

14. Новикова Н.С. Многомирие в реалии и общая типология ЯКМ / Н.С. Новикова, Н.В. Черемисина // Филологические науки. – 2000. – № 1. – С. 40–50.

15. Пименова М.В. Концепт надежда в русской языковой картине мира // Человек и его язык: к 75-летию проф. В.П. Недялкова / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 47–66 (Серия «Филологический сборник». Вып. 4).

16. Пименова М.В. Особенности репрезентации концепта чувство в русской языковой картине мира // Мир человека и мир языка / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 58—120 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 2).

17. Пименова М.В. Душа и дух: особенности концептуализации: монография. – Кемерово: Графика, 2004 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 3).

18. Пименова М.В. Проблемы когнитивной лингвистики и концептуальных исследований на современном этапе // Ментальность и язык: колл. монография / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: КемГУ, 2006. – С. 16–61 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 7).

19. Пименова М.В. Концепт сердце: образ, понятие, символ: монография. – Кемерово: КемГУ, 2007 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 9).

20. Пименова М.В. Сопоставительная концептология (на примере эквивалентных концептов мудрость и wisdom) // Изменяющийся славянский мир: новое в лингвистике: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – СПб.; Севастополь: Рибэст, 2009. – С. 61–68 (Серия «Славянский мир». Вып. 3).

21. Попова З.Д. Язык и национальная картина мира / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж: Истоки, 2003.

22. Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 8 – 86.

23. Почепцов Г.Г. Языковая ментальность: способы представления мира // Вопросы языкознания. – 1990. – № 6. – С. 110–122.

24. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988.

25. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 173–204.

26. Топорова т. В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. – М.: Радикс, 1994.

27. Цивьян т. В. Лингвистические основы балканской модели мира. – М.: Наука, 1990.

28. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. – Л., 1974.

29. Урысон Е.В. Языковая картина мира vs. обиходные представления (модель восприятия в русском языке) // Вопросы языкознания. – 1998. – № 2. – С. 3 – 22.

30. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). – М.: Гнозис,1994.

 

2.2.

Концепт

как центральный термин когнитивной лингвистики и лингвокультурологии

Первые попытки определить основную единицу ментальности – концепт – делались уже в XIX в. Лингвисты и философы в своих поисках писали о «закругленном объекте» и «внутренней форме» (Г.Г. Шлет), «внутренней форме» (А.А. Потебня), «вневременном содержании» (С.Л. Франк), «принципиальном значении» (А.Ф. Лосев) и даже о концепте (С.А. Аскольдов-Алексеев).

Широкое распространение в отечественной лингвистике термин концепт получил в связи с появлением работ зарубежных исследователей, когда возникла проблема адекватного перевода этого термина в работах Шенка, Чейфа, Рассела, Карнапа и др. Первоначально английское concept предлагалось переводить как «понятие», concepts – как «смысловые элементы», conceptually based – как «семантически ориентированный». Постепенно термин концепт утверждается в лингвистической терминологической системе, на его основе формируются новые термины: например, концептосфера, концептуализация, концептуальный фон и некоторые другие. В России первой докторской диссертацией, посвященной исследованию концептов, была диссертация М.В. Пименовой «Концепты внутреннего мира человека (русско-английские соответствия» (2001), основные положения которой были изложены в монографии (Пименова 1999). Тем не менее до сих пор отсутствует однозначное толкование термина концепт, существует значительное количество дискуссионных вопросов, связанных с теорией концептов: о статусе концепта, его структуре, особенностях вербализации, соотношении концепта и понятия, концепта и значения, а также о типологии концептов.

Достаточно серьезные споры вызывает вопрос о статусе концепта, до сих пор не ясно, что такое концепт, существует ли концепт для любого слова. Сейчас наметилось три основных подхода в ответе на эти вопросы, подробно описанные С.Г. Воркачевым (2001).

1. В широком понимании в число концептов включаются все лексемы, «значения которых составляют содержание национального языкового сознания и формируют "наивную картину мира" носителей языка. Совокупность таких концептов образует концептосферу языка, в которой концентрируется культура нации». При данном подходе концептом признается любая лексическая единица, в значении которой просматривается способ семантического представления.

2. В более узком понимании в число концептов включают семантические образования, «отмеченные лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокультуры».

3. Концептами признаются лишь семантические образования, число которых ограничено для каждой культуры и которые являются ключевыми для понимания национального менталитета как специфического отношения к миру его носителей. При таком подходе концептами являются исключительно ментальные сущности высокой степени абстракции, они «отправляют к "невидимому миру" духовных ценностей, смысл которых может быть явлен лишь через символ – знак, предполагающий использование своего образного предметного содержания для выражения абстрактного». Примерами таких концептов для русской культуры являются душа, свобода, истина и др. (Воркачев 2001: 70).

Одно из наиболее ранних определений концепта было дано А. Вежбицкой в книге «Lexicography and conceptual analysis». По А. Вежбицкой, концепт – это объект из мира «Идеальное», имеющий имя и отражающий определенные культурно-обусловленные представления человека о мире «Действительность» (Wierbicka 1985). В отечественных лингвистических исследованиях определения концепта были предложены А.П. Бабушкиным (1996), С.Г. Воркачевым (2001), Е.И. Зиновьевой (2001), Е.С. Кубряковой (1996), М.В. Пименовой (2002; 2004; 2007; 2009; 2010), В.И. Убийко (1998) и многими другими исследователями.

Неоднозначность трактовки концепта обусловлена, во-первых, тем обстоятельством, что концепт является, по сути, междисциплинарным образованием, он используется в целом комплексе наук, в том числе в разных направлениях лингвистики, и, во-вторых, сложностью, многомерностью самого феномена. Разные трактовки концепта обусловлены выдвижением на первый план одного из аспектов определяемого термина, который и становится основой дефиниции. Таким образом, в истолковании термина концепт к настоящему моменту сформировалось несколько достаточно разнообразных подходов.

1. Психологический подход. Зарождается в работах С.А. Аскольдова-Алексеева и получает развитие у Д.С. Лихачева. Концепт трактуется как некое мысленное образование, выполняющее заместительную функцию (Лихачев 1993: 4). В концепции Д.С. Лихачева концепт существует не для отдельного слова, а для каждого основного словарного значения слова и является неким «алгебраическим» выражением значения. Человеческое сознание не способно охватить значение во всей его сложности, кроме того, человек зачастую по-своему его интерпретирует, исходя из собственного личного опыта.

Возникает концепт путем столкновения словарного значения с личным и народным опытом человека (Лихачев 1993: 4). Подход, предложенный Д.С. Лихачевым, позволяет учесть богатство ассоциаций и смысловых переносов, установить роль творцов языка (ведущая роль отводится писателям, особенно – поэтам, носителям фольклора, отдельных профессий и сословий).

В целом богатство концептосферы национального языка зависит от культуры нации – литературы, фольклора, науки и изобразительного искусства. Концепты, по наблюдениям Д.С. Лихачева, являются достаточно изменчивыми, так как в значительной степени зависят от носителей языка. При наличии достойной литературы и развитии культурного опыта происходит постоянное обогащение концептосферы. Редукция ее возможна лишь при утрате культурной памяти. Основной акцент делается на изучении образцовых текстов.

2. Логический подход. Связан с именем Н.Д. Арутюновой и представлен в серии коллективных монографий «Логический анализ языка». Концепты определяются Н.Д. Арутюновой как понятия практической (обыденной) философии, возникающие в «результате взаимодействия таких факторов, как национальная традиция и фольклор, религия и идеология, жизненный опыт и образы искусства, ощущения и системы ценностей» (Арутюнова 1993: 3). При этом противопоставляются не индивидуальное и коллективное (как у Д.С. Лихачева), а научное и «наивное» знание, причем последнее не менее интересно и сложно, чем научное.

Концепты образуют «своего рода культурный слой, посредничающий между человеком и миром» (Арутюнова 1993: 3); (ср. с понятием «концептосферы» Д.С. Лихачева). Ключевые концепты культуры исследуются по данным текстов разных времен и народов. Ключ к истолкованию концепта дают набор атрибутов, функции, выполняемые данным концептом, и его место в жизни человека (Арутюнова 1999: 4). Конструируются они с позиции внешнего наблюдателя.

3. Философский подход, во главе которого стоит В.В. Колесов. Философия, безусловно, является отражением национальной ментальности, представленной в структуре родного языка. Философское, в интерпретации В.В. Колесова, «предстает не как прием или метод, не как узкологическое, но как материал для воссоздания ментальных характеристик русского сознания в слове» (Колесов 1992: 31). Под концептом же понимается «то, что не подлежит изменениям в семантике словесного знака, что, напротив, диктует говорящим на данном языке, определяя их выбор, направляет мысль, создавая потенциальные возможности языка-речи» (Колесов 1992: 36).

Концепт не имеет формы, так как он и есть «внутренняя форма»; в границах словесного знака и языка в целом он предстает в своих содержательных формах как образ, как понятие и как символ. Концепт выступает основной единицей ментальности. В.В. Колесов особо оговаривает, что под концептом «следует понимать не conceptus (условно передается термином «понятие»), а conceptum – «зародыш, зернышко первосмысла…из которого произрастают в процессе коммуникации все содержательные формы его воплощения в действительности» (Колесов 1992: 81). Чтобы реконструировать этот «первосмысл» В.В. Колесов обращается к богатейшей русской философской традиции – к трудам Г. Сковороды, С. Булгакова, С. Франка, В. Розанова, Н. Бердяева, А. Лосева, Н. Лосского. При этом изучается и современная концептуальная система, ее истоки, эволюция, рассматриваются ключевые для каждого этапа развития русской ментальности тексты, например, «Шестоднев» Иоанна Экзарха, переводы Дионисия Ареопагита и т. д.

4. Культурологический подход. Ю.С. Степанов связывает термин концепт с латинским conceptus — понятие (ср. с позицией В.В. Колесова). Он отмечает, что концепт и понятие – термины разных наук: понятие – логики и философии, а концепт – математической лингвистики и культурологии. Концепт представляет «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой, обычный человек, не „творец культурных ценностей“ – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее» (Степанов 2001: 43). Ученый акцентирует внимание на связи языка и культуры, утверждая, что концепт – «основная ячейка культуры в ментальном мире человека» (Степанов 2001: 43).

Концепт обладает достаточно сложной структурой, включающей в себя все, «что принадлежит строению понятия», и то, что «делает его фактом культуры – исходную форму (этимологию), сжатую до основных признаков содержания истории, современные ассоциации и оценки» (Степанов 2001: 43). По мнению В.А. Масловой, концепция Ю.С. Степанова по методологии близка концепции Э. Бенвениста, и целью её является описание констант культуры в их диахроническом аспекте. Анализу подвергаются тексты разных эпох с позиции внешнего наблюдателя, а не активного носителя языка (Маслова 2001: 30).

5. Интегративный подход. С.Х. Ляпин рассматривает концепт как многомерное культурно-значимое социопсихическое образование в коллективном сознании, опредмеченное в той или иной форме (Ляпин 2001: 11). Акцент делается на многомерности концепта, выделении в нем эмоционального и рационального, абстрактного и конкретного компонентов. Концепты трактуются как первичные культурные образования, транслируемые в разные сферы бытия человека, в частности, в сферы преимущественно понятийного (наука), преимущественно образного (искусство) и преимущественно деятельного (обыденная жизнь) освоения мира.

Г.Г. Слышкин интерпретирует термин концепт как единицу, «призванную связать воедино научные изыскания в области культуры, сознания и языка, так как он принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке» (Слышкин 2000: 9). Возникновение концептов он характеризует как процесс редукции результатов опытного познания действительности до пределов человеческой памяти (ср. с мнением Д.С. Лихачева) и соотнесения их с ранее усвоенными культурно-ценностными доминанантами, выраженными в религии, идеологии, искусстве и т. д. (Слышкин 2000: 10). Акцент сделан на изучении прецедентных текстов (от пословиц, поговорок, фразеологизмов до культурных текстов).

Таким образом, представленные в обзоре направления не только предлагают свои определения термина концепт, но и рассматривают механизмы возникновения концептов, особенности взаимодействия концептов между собой, в результате чего образуется «концептосфера» (Д.С. Лихачев), или «культурный слой» (Н.Д. Арутюнова), отмечается противопоставленность разных форм знания, указываются источники, которые могут послужить материалом для анализа концептов.

В настоящий момент термин концепт активно используется в двух основных направлениях современного языкознания – когнитивной лингвистике и лингвокультурологии. В каждом из них термин получает свою интерпретацию, поэтому в работах последних лет намечается тенденция разведения когнитивного и лингвокультурологического концептов. Подобная дифференциация присутствует, в частности, в работах B. И. Карасика и Г.Г. Слышкина (2001), Ю.Д. Тильман (1999).

C. Г. Воркачев оперирует термином лингвокультурологический концепт, и наличие данного определения, думается, также свидетельствует о разграничении концепта как объекта изучения двух разных направлений (Воркачев 2001).

При когнитивном подходе концепт рассматривается в рамках понятий знания и сознания и понимается как ментальное образование, своеобразный фокус знаний о мире, когнитивная структура, включающая разносубстратные единицы оперативного сознания. В интерпретациях такого рода на первый план вступает проблема соотношения языка и сознания. Подобный взгляд на концепт присутствует в работах А.П. Бабушкина (1996, 2001), Н.Н. Болдырева (2001), Е.С. Кубряковой (1994, 1999), З.Д. Поповой, И.А. Стернина (2002).

При лингвокультурологическом подходе концепт рассматривается в рамках диады «язык – культура». В этой традиции концепт определяется как локализующийся в сознании, но в центре внимания при этом оказывается его национально-культурное своеобразие. В подобном аспекте концепт рассматривается в исследованиях А. Вежбицкой (1997, 2001), Н.Д. Арутюновой (1993, 1999), С.Г. Воркачева (2001), В.И. Карасика (1996, 2001), С.Е. Никитиной (1991, 1999), М.В. Пименовой (1999, 2003); Г.Г. Слышкина (2000), Ю.С. Степанова (2001).

С.Г. Воркачев предлагает следующее определение термина: концепт – это «единица коллективного знания / сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» (Воркачев 2001: 70). М.В. Пименова иначе определяет этот термин: «Концепты – это единицы концептуальной системы в их отношении к языковым выражениям, в них заключается информация о мире. Эта информация относится к актуальному или виртуальному состоянию мира. Что индивид знает, думает, представляет об объектах внешнего и внутреннего миров, и есть то, что называется концептом. Концепт – это представление о фрагменте мира. Такое представление (образ, идея, символ) формируется общенациональными признаками, которые дополняются признаками индивидуального опыта и личного воображения. Концепт – это национальный образ, идея, символ, осложненный признаками индивидуального представления» (Пименова 2004: 9).

В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин видят отличие между когнитивным и лингвокультурологическим концептами в том, что в структуру последнего обязательно входит ценностный компонент. Чистая когнитивистика может рассматривать и потенциальные концепты, для лингвокультурологов же они не существуют, но «не потому, что для них нет языкового обозначения, а потому, что в сознании носителей языка нет ценностного отношения к подобным феноменам» (Карасик, Слышкин 2001: 77). В современной науке постепенно формируется представление о концепте как о ментальной сущности, которая несет на себе «отпечаток духовного опыта человека определенной культуры» (тильман 1999: 9). Достаточно важным представляется отграничение концепта от других единиц, являющихся объектом изучения когнитивной лингвистики и лингвокультурологии.

Традиционные единицы когнитивистики (фрейм, сценарий, скрипт и другие) обладают более жесткой, нежели концепт, структурой. Неслучайно, например, А.П. Бабушкин видит отличие концепта от других ментальных единиц в отсутствии у него четких границ (Бабушкин 2001). Именно «нечеткость границ», некоторая «размытость» концепта обусловливает то обстоятельство, что, обладая более строгой структурой, единицы когнитивистики могут использоваться исследователями для моделирования концепта. Примером тому служит использование фрейма для моделирования концепта «приватность» (Прохвачева 2000), использование фреймов и сценариев для метафорического моделирования концептов политической действительности (Чудинов 2004) или описание сценариев в структурах эмотивных концептов, например сценария концепта радость (Пименова 2009). Показательно в этом отношении и выделение концептов-фреймов, концептов-сценариев, концептов-гештальтов и другого в работах ряда исследователей: А.П. Бабушкина (1996, 1998), И.А. Стернина (2001, 2002).

В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин, анализируя особенности лингвокультурологического концепта, видят его отличие от других ментальных единиц, таких, например, как фрейм, сценарий, скрипт, понятие, образ, архетип, гештальт, мнема, стереотип, а также от когнитивного концепта, в первую очередь в акцентуации ценностного элемента. По их мнению, те мыслительные единицы, которые не содержат ценностного компонента, не обладают культурной значимостью, а потому и не являются объектом рассмотрения в лингвокультурологии (Карасик, Слышкин 2001: 77).

Концепт отличается от других единиц, используемых в лингвокультурологии, своей областью локализации, обусловленной его ментальной природой. Если предлагаемая Е.М. Верещагиным и В.Г. Костомаровым логоэпистема (Верещагин, Костомаров 1999) является, по сути, элементом значения слова и локализуется в языке, а введенная В.В. Воробьевым лингвокультурема (Воробьев 1997) определяется как единица межуровневая, т. е. не имеющая определенной локализации, то концепт находится в сознании (Карасик, Слышкин 2001: 76).

По ряду своих особенностей концепт отличается как от традиционных единиц когнитивистики (фрейма, сценария, гештальта и др.), так и от единиц лингвокультурологии (логоэпистемы и лингвокультуремы) и обладает собственной неповторимой спецификой.

Стремление дать комплексное описание концепта, выявить его специфику обусловливает стремление определить его взаимоотношения с такими терминами, как понятие и значение. Так, в целом ряде работ анализируется соотношение концепта и понятия (В.В. Колесов 1992, 2002; Г.Н. Манаенко 2002; В.Я. Мыркин 2002; Ю.С. Степанов 2001), концепта и значения (Н.Н. Болдырев 2001, Е.А. Пименов 2000; А.А. Худяков 1996). Ю.С. Степанов рассматривает взаимоотношения целого ряда терминов — концепта, понятия, значения и смысла. В его интерпретации «термином концепт называют лишь содержание понятия; таким образом, термин концепт становится синонимичным термину смысл. В то время как термин значение становится синонимичным термину объем понятия. Говоря проще, – значение слова это тот предмет или те предметы, к которым это слово правильно, в соответствии с нормами языка применимо, а концепт – это смысл слова» (Степанов 2001: 44).

Задача разведения названных терминов осложняется тем, что сами термины понятие и значение получили в научной литературе чрезвычайно широкий диапазон трактовок. Кроме того, «концепт, понятие и значение – это сущности, которые не поддаются прямому наблюдению. Поэтому, обсуждая любую из этих сущностей, важно помнить, что мы сопоставляем всего лишь наши гипотезы относительно того, чем, по нашему представлению, могут быть или не быть концепты, понятия, значения» (Залевская 2001: 36).

Понятие традиционно определяется в лингвистике как «мысль, отражающая в обобщенной форме предметы и явления действительности посредством фиксации их свойств и отношений; последние (свойства и отношения) выступают в понятии как общие и специфические признаки, соотнесенные с классами предметов и явлений» (Степанов 1998: 383–384).

На начальном этапе становления когнитивизма было возможно отождествление терминов концепт и понятие. Первоначально и термин концепт мог переводиться с английского как «понятие». В «Лингвистическом энциклопедическом словаре» данные термины также рассматриваются как синонимичные, при этом разводятся понятие и значение слова. В частности, отмечается, что «понятие (концепт) явление того же порядка, что и значение слова, но рассматриваемое в несколько иной системе связей; значение – в системе языка, понятие – в системе логических отношений и форм, исследуемых как в языкознании, так и в логике» (Степанов 1998: 384).

Определяющая характеристика понятия – отражение базовых, основных признаков объекта – присутствует в большинстве определений данного термина. Так, помимо «Лингвистического энциклопедического словаря», названная особенность подчеркивается в работе Е.К. Войшвилло, указавшем, что «одна из основных функций понятия в процессе познания состоит именно в том, что оно выделяет (представляя в обобщенном виде) предметы некоторого класса по некоторым определенным (…существенным) их признакам» (Войшвилло 1967: 117). Подобная особенность понятия подчеркивается и в современных исследованиях. Так, Г.С. Мыркин определяет понятие как ячейку знания, представляющую собой «обобщенный набор необходимых и достаточных признаков объекта, существующий в сознании и выражаемый обычным словом» (Мыркин 2002: 46–47).

Изучение концептов начинается также как выделение характерных для них признаков, но в результате подобных исследований было обнаружено, что концепт объединяет в себе все признаки, существующие для характеристики объекта в определенном языковом коллективе, как базовые, так и периферийные, как универсальные, так и национально-специфичные и даже индивидуально-личностные. Таким образом, становится очевидным, что «смена термина понятие как набора существенных признаков на термин концепт – не просто терминологическая замена: концепт <…> отражает не просто существенные признаки объекта, а все те, которые в данном языковом коллективе заполняются знанием о сущности» (телия 1996: 96). Следовательно, термин концепт обладает более объемным содержанием по сравнению с понятием.

Большинство лингвистов полагает, что понятие является одним из структурных компонентов концепта. Например, В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин отмечают наличие в структуре концепта трех компонентов: понятийного, ценностного и образного (Карасик, Слышкин 2001: 77–78, Слышкин 2000). В.Я. Мыркин определяет концепт как «блок знания, представляющий собой совокупность конкретно-образных (зрительных, слуховых, вкусовых, тактильных, обонятельных), понятийных (в том числе ценностных), прототипических, гештальтных, фреймовых, сценарных и пр. элементов в психике человека» (Мыркин 2002: 46–47). В.В. Колесов указывает, что концепт предстает в своих содержательных формах как образ, как понятие и как символ (Колесов 1992: 81). Л.О. Чернейко утверждает, что концепт шире понятия, так как «охватывает все содержание слова – и денотативное, и когнитивное, отражающее представления носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей» (Чернейко 1997: 287–288). По мнению Ю.С. Степанова, структура концепта включает в себя то, «что принадлежит строению понятия», и то, что «делает его фактом культуры – исходную форму (этимологию), сжатую до основных признаков содержания истории, современные ассоциации и оценки» (Степанов 2001: 43). Таким образом, понятие является одним из структурных элементов концепта или, в других концепциях, одним из вариантов бытования, воплощения концепта.

Вопрос о соотношении концепта и значения слова является частью более глобальной проблемы соотношения языковых и неязыковых знаний, концептуальной и лексико-семантической информации. По одной из точек зрения, значения языковых единиц равны выражаемым в них концептам или концептуальным структурам (Р. Джакендорф, Д. Лайонз и др.).

Уже в «Лингвистическом энциклопедическом словаре» отмечалось несовпадение терминов понятие и значение (см. об этом выше), концепт также не равен значению. По мнению большинства исследователей, «нельзя смешивать значение и концепт: концепт – единица концептосферы, значение – единица семантической системы, семантического пространства языка. Значение своими системными семами передает определенные признаки, образующие концепт, но это всегда лишь часть смыслового содержания концепта. Для экспликации концепта нужны обычно многочисленные лексические единицы, а значит – многие значения» (Попова, Стернин 2002: 59). Аналогично трактуются взаимоотношения концепта и значения в работе Н.Н. Болдырева, подчеркивающего, что «языковые средства своими значениями передают лишь часть концепта, что подтверждается существованием многочисленных синонимов, разных дефиниций, определений и текстовых описаний одного и того же концепта. Значение слова – это лишь попытка дать общее представление о содержании выражаемого концепта, очертить известные границы, представить отдельные характеристики данным словом» (Болдырев 2001: 26–27).

Следовательно, языковые значения передают лишь некоторую часть наших знаний о мире. Основной же объем этих знаний «хранится в нашем сознании в виде различных мыслительных структур – концептов разной степени сложности и абстрактности, в содержание которых могут постоянно включаться новые характеристики. Эти характеристики, в свою очередь, будут требовать новых форм вербализации» (Болдырев 2001: 27). Итак, можно с уверенностью говорить о том, что термин концепт отображает знания о референте и, кроме того, он шире, объемнее, чем понятие и значение.

Концепт – ментальная единица, и он объективируется (в иной терминологии – репрезентируется, вербализуется, реализуется) в языке. Вопрос о соотношении концепта и единиц языка (в частности, слова) является одним из основных, и по нему также существует значительное количество разнообразных мнений. Традиция, идущая от А.С. Аскольдова-Алексеева, отождествляет концепт и слово, отмечает соответствие концепта слову (Аскольдов 1994). Согласно концепции Д.С. Лихачева, концепт существует не для каждого слова, а для каждого его лексико-семантического варианта (Лихачев 1993: 4). Лингвистические исследования последних лет сходятся в том, что представительство концепта в языке обычно приписывается слову, а само слово получает статус имени концепта – языкового знака, передающего содержание концепта наиболее полно и адекватно (Воркачев 2001: 68; Карасик и Слышкин 2001: 77). Но при этом подчеркивается, что концепт, как правило, соотносится более чем с одной лексической единицей (Воркачев 2001, Стернин 2001).

В.Б. Кашкин указывает, что «многие концепты и концептуальные сферы (времени и темпоральности, количественности, вещественности, пространства) реализуются как через лексические, так и через грамматические единицы и категории» (Кашкин 2001: 45).

По наблюдениям отдельных исследователей, апелляция к некоторым концептам может осуществляться также при помощи морфем (уменьшительно-ласкательные суффиксы > концепт «нежность») или словоформ (глагольная форма «ложить» концепт «безграмотность») (Карасик, Слышкин 2001: 78).

Таким образом, концепт может реализоваться в языке при помощи морфем, слов, словоформ, фразеологических сочетаний, свободных словосочетаний, грамматических категорий, структурных и позиционных схем предложений, несущих типовые пропозиции (синтаксические концепты), и даже текстов и совокупностей текстов (при необходимости экспликации или обсуждении содержания сложных, абстрактных, индивидуально-авторских концептов) (Красавский 2001: 114). Логическим завершением подобного подхода является, по мнению С.Г. Воркачева, соотнесение концепта с планом выражения всей совокупности разнородных синонимических (собственно лексических, фразеологических и афористических) средств, описывающих его в языке, т. е. в конечном итоге концепт соотносим с планом выражения лексико-семантической парадигмы (Воркачев 2001: 68).

Несмотря на многообразие возможностей реализаций в языке, основным репрезентантом концепта является все-таки слово. Но, во-первых, один концепт может реализоваться с помощью нескольких слов. Например, концепт «деньги» может реализовываться с помощью лексем деньги, монеты, гроши, бабки, капуста, мани и др. Во-вторых, необходимо учитывать, что в различных коммуникативных контекстах одна и та же единица языка может стать «входом» в различные концепты (Карасик, Слышкин 2001: 78).

В ряде лингвистических работ указывается, что существуют случаи, когда концепт вовсе не имеет вербального выражения (Красавский 2001, Попова и Стернин 2002). Е.С. Кубрякова отмечает, что концепты и идеи независимы от языка, и «неслучайно, что только часть их находит свою языковую объективацию» (КСКт 1996: 92). Это имеет место, когда концепт не является коммуникативно релевантным, т. е. не нуждается, по некоторым причинам, в обсуждении, хотя и является единицей мышления. Наиболее надежный способ обнаружения подобных концептов – контрастивные исследования, которые позволяют выявить единицы, не имеющие соответствия в одном из языков (Попова, Стернин 2003: 41).

Таким образом, можно отметить, что решение проблемы вербализации концепта не является столь простым и очевидным, как это первоначально представлялось. Говорить о безусловном и абсолютном совпадении концепта и слова в данный момент уже не представляется возможным. Концепт может не иметь вебрального воплощения (согласно отдельным концепциям), репрезентироваться языковой единицей, как правило, словом, либо обладать целым набором языковых репрезентаций. Слово или иное языковое средство – это ключ, «открывающий» для человека концепт как единицу мыслительной деятельности и делающий возможным воспользоваться им в мыслительной деятельности (Стернин 2003: 38).

Еще один важный вопрос теории концептов – вопрос о структуре концепта. Исследователи единодушно отмечают сложную структуру концепта, что и позволяет давать данному феномену яркие метафорические характеристики. Так, В.В. Колесов метафорически представляет концепт как некое зернышко первосмысла, из которого прорастают все новые и новые смыслы (1992, 2002), Н.Н. Болдырев представляет концепт в виде снежного кома, Г.В. Токарев – в виде облака (2000), З.Д. Попова и И.А. Стернин (2001, 2002) – в виде облака или в виде плода. В большинстве подобных метафор просматривается идея уровней (слоев) концепта.

И.А. Стернин в структурном отношении выделяет одноуровневые, многоуровневые и сегментные типы концептов (Стернин 2001: 59–60). Он также утверждает, что любой концепт, независимо от его типа, имеет базовый слой – определенный чувственный образ, представляющий собой как бы косточку плода (Стернин 2001: 58).

Ю.С. Степанов пишет о трех слоях концепта. В частности, исследователь выделяет 1) активный слой (основной актуальный признак, известный каждому носителю культуры и значимый для него, 2) пассивные слои – дополнительные признаки, актуальные для отдельных групп носителей культуры, 3) внутреннюю форму концепта (неосознаваемую в повседневной жизни, известную лишь специалистам, но определяющую внешнюю, знаковую форму выражения концептов (Степанов 2001: 48).

Альтернативную точку зрения отстаивают В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин. По их мнению, выделенные Ю.С. Степановым слои концепта «следует рассматривать как отдельные концепты различного объема, а не как компоненты единого концепта» (Карасик, Слышкин 2001: 77). Активный слой, по их убеждению, входит в общенациональный концепт, пассивные слои принадлежат концептосферам отдельных субкультур, а внутренняя форма концепта для большинства носителей культуры является не частью концепта, а одним из детерминирующих его культурных элементов (Карасик, Слышкин 2001: 77–78). Рассматривая структуру лингвокультурологического концепта, В.И. Карасик и Г.Г. Слышкин отмечают наличие в ней трех компонентов: ценностного, фактуального и образного (Карасик, Слышкин 2001: 77–78, Слышкин 2000). Ценностный компонент является центральным, так как концепт служит исследованию культуры, а в основе лежит именно ценностный принцип. Фактуальный (понятийный) компонент хранится в сознании в вербальной форме и поэтому может воспроизводиться в речи непосредственно, образный компонент невербален и поддается лишь описанию (Карасик, Слышкин 2001: 77–78).

В ранней работе Г.Г. Слышкина (2000) содержится более развернутое описание структуры концепта. Понятийный компонент формируется фактуальной информацией о реальном или воображаемом объекте, служащем основой образования концепта. В отличие от остальных компонентов концепта понятийная составляющая всегда рефлексируется носителем культуры. Образная составляющая концепта связана со способом познания действительности; исторически предшествующая понятийному эта составляющая концепта не всегда поддается рефлексии. В образный элемент концепта, по мнению Г.Г. Слышкина, входят все наивные представления, закрепленные в языке, внутренние формы слов, служащих выражению данного концепта, устойчивые мыслительные картинки (Слышкин 2000: 13).

М.В. Пименова, описывая структуру концепта, пишет: «Концептуальная структура формируется шестью классами признаков: мотивирующим признаком слова – репрезентанта концепта (иногда в словаре может быть указано несколько мотивирующих признаков, это зависит от истории слова, когда первичный признак уже забыт и не воссоздается), образными признаками (выявляемыми через сочетаемостные свойства слова – репрезентанта концепта), понятийными признаками, объективированными в виде семантических компонентов слова – репрезентанта концепта, а также синонимами, ценностными признаками (актуализируемыми как в виде коннотаций, так и в сочетаниях со словом – репрезентантом концепта), функциональными признаками (отображающими функциональную значимость референта, скрывающегося за концептом), символическими признаками – выражающими сложные мифологические, религиозные или иные культурные понятия, закрепленные за словом – репрезентантом концепта. Понятие есть часть концепта; понятийные признаки входят в структуру концепта. Процессы концептуализации и категоризации тесно взаимосвязаны и взаимопереплетены между собой. Эти процессы помогают нам вычленить некий объект – реально или виртуально существующий – из общего фона подобных объектов, наделить его общими с другими и присущими только ему одному признаками» (Пименова 2007: 17).

Традиционно в лингвистических исследованиях обращается внимание на существование концептов разных типов. Концепты «не являются однородными сущностями, так как реалии, которые они отражают, неодинаковы по своей природе» (Бабушкин 2001: 54). Разработка типологии концептов находится в центре исследовательского внимания, при этом в качестве основания существующих классификаций предлагаются самые разнообразные параметры.

А.П. Бабушкин предлагает классифицировать концепты по способу их выражения и словарного представления, различая лексические и фразеологические концепты, а также концепты конкретных и абстрактных имен. Концепты как формы репрезентации знаний о разнородных фрагментах действительности он подразделяет на мыслительные картинки, схемы, фреймы, сценарии калейдоскопические и логически-конструируемые концепты (Бабушкин 2001: 54).

Сходная классификация концептов как единиц различной степени абстракции присутствует в работах З.Д. Поповой и И.А. Стернина (Попова, Стернин 2002; 2003). Выделяются концепты-представления – обобщенные чувственно-наглядные образы предметов и явлений, выступающие главным образом в качестве смысловой стороны конкретной лексики; понятия как результат рационального отражения наиболее существенных признаков предмета; схемы – концепты, представленные некоторой обобщенной пространственно-географической или контурной схемой; фреймы – объемные представления, некоторая совокупность стандартных знаний о предмете или явлении; сценарии – фреймы, разворачиваемые во времени и пространстве в последовательности эпизодов, этапов, элементов; гештальты – комплексные структуры, упорядочивающие в сознании многообразие отдельных явлений и образующие содержание абстрактной лексики; сюда же относятся концепты, толкуемые как прототипы, а также фреймы, сценарии как разновидности гештальтов (Попова, Стернин 2002: 72–74).

По структуре И.А. Стернин выделяет такие типы концептов, как одноуровневые (состоящие только из чувственного ядра — чашка, тарелка), многоуровневые (включающие несколько когнитивных слоев, различающихся по степени абстрактности, отражаемому ими и постепенно наслаивающимися на базовый слой — грамотный) и сегментные (представляют собой базовый чувственный слой, окруженный несколькими сегментами, равноправными по степени абстракции — толерантность) концепты (Стернин 2001: 59–60).

С.Г. Воркачев предлагает различать «концепты-автохтоны», абстрагируемые от значений своих конкретных языковых реализаций, содержащие в своей семантике и «предметные» и «этнокультурные» семы, а также «протоконцепты» – «универсальные концепты», «ноэмы» – абстрагируемые от определенного числа языковых реализаций и обеспечивающие эталон сравнения, необходимый для межъязыкового сопоставления и перевода (Воркачев 2001: 69).

Ю.С. Степанов разграничивает концепты «рамочные» и концепты «с плотным ядром», которые соотносятся с философским разделением понятий на «априорные» (доопытные) и «апостериорные» (опытные, эмпирические) (Степанов 2001: 76–77).

Таким образом, концепт, как и многие сложные научные феномены, не имеет однозначного толкования в науке о языке на современном этапе ее развития. Дискуссионными остаются многие вопросы, связанные с теорией концептов. Предпринятый анализ различных дефиниций и подходов к термину концепт в современной научной литературе позволяет сформулировать его следующие признаки (особенности):

1. Концепт является идеальным объектом.

2. Областью локализации концепта является сознание человека.

3. Концепт служит элементом концептуальной системы.

4. Концепт не существует изолированно, он находится в тесной взаимосвязи с другими концептами.

5. Концепт обладает национально-культурной спецификой.

6. Концепт объективируется языковыми средствами.

7. Концепт обладает достаточно сложной многоуровневой структурой.

8. Тип концепта и методика его описания во многом зависят от того явления, которое соположено ему в мире.

Вопросы и задания

1. Расскажите об истории термина концепт в аппарате современной лингвистики.

2. Чьи определения термина концепт вам известны?

3. Какие подходы в истолковании термина концепт присутствуют в известных вам лингвистических исследованиях? Охарактеризуйте каждый из них.

4. Кто предложил разграничивать когнитивный и лингвокультурологический концепты? В чем их отличие?

5. Как соотносится концепт с другими единицами когнитивной лингвистики (фреймом, сценарием, скриптом)?

6. Как соотносится концепт с другими единицами лингвокультурологии (лингвокультуремой и логоэпистемой)?

7. Как соотносятся термины концепт, значение и смысл?

8. Как решается в научной литературе вопрос о средствах языковой репрезентации концепта?

9. Что представляет собой структура концепта? Какие типы концептов выделяются на основании их структурных особенностей?

10. Какие классификации концептов вам известны?

11. Какое определение концепта вам представляется наиболее удачным? Аргументируйте свой ответ.

12. Выявите общее и специфичное в различных определениях концепта.

13. Чем обусловлена неоднозначность в трактовке этого термина?

Практические задания

• Приведите примеры концептов: 1) имеющих единственный языковой репрезентант; 3) обладающих разнообразными средствами языкового воплощения.

• Назовите языковые репрезентанты концептов вода, время, гнев, грусть, деньги, страх, судьба, труд, Америка, Россия.

• Определите, какие из перечисленных концептов имеют одну языковую реализацию, а какие – несколько: любовь, жизнь, смерть, душа, родители, грех, память, закон, родина, Москва.

• Приведите примеры концептов одноуровневых, многоуровневых и концептов сегментного типа.

• Подберите примеры парных для русской культуры концептов (например, истина и правда, ложь и обман и т. д.).

• Пользуясь функционально-когнитивным словарем «Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке» В.И. Убийко, смоделируйте структуру концептов душа, сердце, ум.

Основная литература

1. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка: Ментальные действия. – М.: Наука, 1993. – С. 3–7.

2. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. – М.: Языки русской культуры, 1999.

3. Аскольдов А.С. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста: антология / под ред. В.П. Нерознака. – М.: Academia, 1994. – С. 267–280.

4. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике. – Воронеж: ВорГУ, 1996.

5. Бабушкин А.П. Концепты разных типов в лексике и фразеологии и методика их выявления // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 52–57.

6. Болдырев Н.Н. Концепт и значение слова // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 25–35.

7. Верещагин Е.М. Лингвострановедческая теория слова / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. – М.: Русский язык, 1980.

8. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. – М.: Русские словари, 1997.

9. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. – М.: Языки славянской культуры. – 2001.

10. Войшвилло Е.К. Понятие. – М.: МГУ, 1967.

11. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт. Становление антропоцентрической парадигмы в языкознании // Филологические науки. – 2001. – № 1. – С. 64–72.

12. Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 36–46.

13. Зиновьева Е.И. Стилеобразующие средства и фрагменты языковой картины мира в деловой письменности XVI–XVII вв. (на материале записных кабальных книг): автореф. дис… д-ра филол. наук. – СПб., 2001.

14. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность. Культурные концепты: сб. науч. тр. ВГПУ, ПМГУ. – Волгоград: Перемена, 1996. – С. 3 – 16.

15. Карасик В.И. Лингвокультурный концепт как единица исследования / В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001.– С. 75–79.

16. Кашкин В.Б. Универсальные грамматические концепты // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 45–51.

17. Колесов В.В. Концепт культуры: образ, понятие, символ // Вестник СПбГУ. – Сер. 2. – 1992. – № 3. – С. 30–40.

18. Колесов В.В. Философия русского слова. – СПб.: Юна, 2002.

19. Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма: лингвистика – психология – когнитивная наука // Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 3—15.

20. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) // Известия РАН. – Сер. лит. и яз. – 1999. – т. 58. – № 5–6. – С. 3—12.

21. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Сер. лит. и яз. – 1993. – т. 52. – № 1. – С. 3–9.

22. Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Научные труды Центрконцепта. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 1997. – Вып. 1. – С. 11–35.

23. Манаенко Г.Н. Концепт и понятие в отношении к языковому значению // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: материалы Межд. науч. конф. / отв. ред. Т.В. Симашко. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002. – С. 67–69.

24. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. – М.: Academia, 2001.

25. Мыркин В.Я. Понятие vs. концепт; текст vs. дискурс; языковая картина мира vs. речевая картина мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: материалы Межд. науч. конф. / отв. ред. Т.В. Симашко. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002. – С. 46–47.

26. Никитина С.Е. О концептуальном анализе в народной культуре // Логический анализ языка. Культурные концепты / отв. ред. Н.Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1991. – С. 117–123.

27. Никитина С.Е. Сердце и душа фольклорного человека // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке / отв. ред. Н.Д. Арутюнова, И.Б. Левонтина. – М.: Индрик, 1999. – С. 26–37.

28. Пименов Е.А. Лексическое значение и концепт // Mentalität. Konzept. Gender / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. – Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 2000. – S. 154–158 (Серия «Этногерменевтика и этнориторика. Вып. 7).

29. Пименова М.В. Этногерменевтика наивной языковой картины внутреннего мира: монография. – Кемерово: Кузбассвузиздат; Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 1999 (Серия «Этногерменевтика и этнориторика». Вып. 5).

30. Пименова М.В. Концепты внутреннего мира (русско-английские соответствия): дис… докт. филол. наук. – СПб., 2001.

31. Пименова М.В. Душа и дух: особенности концептуализации: монография. – Кемерово: ИПК «Графика», 2004 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 3).

32. Пименова М.В. Метолодогия концептуальных исследований // Антология концептов: словарь / под ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – М.: Гнозис, 2007. – С. 14–16.

33. Пименова М.В. Концепт сердце: образ, понятие, символ: монография. – Кемерово: КемГУ, 2007 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 9).

34. Пименова М.В. Сценарий как один из способов описания концепта (на примере концепта радость) // Новое в славянской филологии: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – Севастополь: Рибэст, 2009. – С. 68–80 (Серия «Славянский мир». Вып. 4).

35. Пименова М.В. К вопросу о методике концептуальных исследований (на примере концепта судьба) // Концептуальные исследования в современной лингвистике: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – СПб.; Горловка: Изд-во ГГПИИЯ, 2010. – С. 66–80 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 12).

36. Попова З.Д. Очерки по когнитивной лингвистике / З.Д. Попова, И.А. Стернин. – Воронеж: Истоки, 2002. – С. 36–91.

37. Попова З.Д. Проблема моделирования концептов в лингвокогнитивных исследованиях / З.Д. Попова, И.А. Стернин // Мир человека и мир языка / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 6—17 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 2).

38. Прохвачева О.Г. Фреймовое представление концепта приватности в лингвокультуре США // Языковая личность: проблемы креативной семантики. – Волгоград: Перемена, 2000. – С. 91–98.

39. Слышкин Г.Г. От текста к символу: Лингвокультурные концепты прецендентных текстов в сознании и дискурсе. – М.: Academia, 2000.

40. Степанов Ю.С. Понятие // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: Советская энциклопедия, 1990. – С. 383–385.

41. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М.: Академический Проект, 2001.

42. Стернин И.А. Методика исследования структуры концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 58–64.

43. Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.

44. Тильман Ю.Д. «Душа» как базовый культурный концепт в поэзии Ф.И. Тютчева // Фразеология в контексте культуры / отв. ред.

B. Н. Телия. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1991. – C. 203–212.

45. Токарев Г.В. Проблема лингвокультурологического описания концепта (на примере концепта «трудовая деятельность»). – Тула, 2000.

46. Убийко В.И. Концептосфера внутреннего мира человека в русском языке. Функционально-когнитивный словарь. – Уфа: Башкирский ун-т, 1998.

47. Худяков А.А. Концепт и значение // Языковая личность. Культурные концепты: сб. науч. тр. ВГПУ, ПМГУ. – Волгоград: Перемена, 1996. – С. 97—103.

48. Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. – М., 1997.

49. Чудинов А.П. Национальная ментальность и соответствующие ей метафорические модели // Ethnohermeneutik und Antropologie / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. – Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 2004. – S. 19–30 (Reihe «Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik». Band 10).

50. Wierbicka A. Lexicography and conceptual analysis. – Ann Arbor; Mich.: Karoma, 1985.

 

2.3. Теория концептуальной метафоры и ее роль в современных лингвистических исследованиях

Изучение метафоры имеет длительную историю. Как объект философской и теоретической рефлексии метафора была вычленена еще в античности, с тех пор теоретическое знание постоянно возвращается к осмыслению этого феномена языка и сознания человека. Метафора, по образному выражению В.В. Петрова, представляет собой золотую жилу, в которой «много самородков и самые крупные еще не найдены» (Петров 1990: 143). Каждое направление в лингвистике предлагает свое понимание метафоры, свою классификацию ее функций, новые методики изучения. Переход на антропоцентрическую парадигму исследования языковых фактов обусловил новые пути исследования единиц метафорического плана, метафора стала ключевым понятием при изучении концептуальных систем.

Более ранние теории, начиная с античности, рассматривали метафору преимущественно с точки зрения языковой формы (перенос имени на несвойственный ему денотат) и трактовали ее как средство украшения речи и реализации поэтической функции языка, т. е. метафора изучалась как исключительно языковое явление, связанное со словом, а не с мыслью или ментальными операциями.

Сама идея о том, что метафора концептуальна по своей природе, не является абсолютно новой. Еще Аристотель «в своем детальном исследовании образного языка говорил (что для многих исследователей его творчества покажется новым), что при метафоризации как переносе некоторого признака как одного объекта к другому, данный процесс осуществляется на основе концептуальных отношений – категориальных или по аналогии» (Шабанова 1999: 161).

И. Ричардс в работе 1936 г. утверждал, что «мышление метафорично… и оттуда [из мышления] происходят языковые метафоры», а К. Льюис предположил, что понимание одной истории фигурально, посредством другой истории, относится не столько к процессам выражения, и не столько к литературе, сколько к мышлению в целом, и представляет собой основной когнитивный инструмент (подробнее о предпосылках формирования концептуального подхода к метафоре (см.: Шабанова 1999: 161–162).

Таким образом, положение о возможности получать и актуализировать новое знание посредством метафор первоначально было выражено имплицитно (работы Аристотеля, К. Льюиса, Ф. Ницше, И. Ричардса и др.), находилось на дальней периферии исследовательского внимания, и лишь относительно недавно оно стало ведущим, когда в метафоре отчетливо увидели «ключ к пониманию основ мышления и процессов создания не только национально-специфического образа мира, но и его универсального образа» (Арутюнова 1990: 6).

С середины XX в. метафора начинает изучаться как «способ создания языковой картины мира, возникающей в результате когнитивного манипулирования уже имеющимися в языке значениями с целью создания новых концептов, особенно для тех сфер отражения действительности, которые не даны в непосредственных ощущениях» (телия 1988: 3). Начинает формироваться теория концептуальной метафоры.

В современных лингвистических разработках для обозначения данного феномена используются два равнозначных термина — концептуальная метафора и когнитивная метафора. Первый ориентирован на связь с терминами концептуализация и концепт, второй сопряжен с понятием когнитивизма. В настоящем пособии используется термин концептуальная метафора, что обусловлено его традиционностью, связью с исходной концепцией Дж. Лакоффа и М. Джонсона.

В настоящий момент разграничение образной и концептуальной метафор является вполне устоявшимся и присутствует в работах как зарубежных (М. Блек, Дж. Лакофф и М. Джонсон и др.), так и отечественных (Н.Д. Арутюнова, Е.О. Опарина, В.Н. Телия и др.) лингвистов. Активная разработка теории концептуальной метафоры российскими исследователями объясняется устоявшейся традицией изучения метафоры в системно-структурном аспекте. Так, в отечественном языкознании особо интенсивно развивалась теория регулярной многозначности (Ю.Д. Апресян, Л.В. Балашова, А.П. Чудинов, Д.Н. Шмелев) и исследование вещной (вещественной) коннотации абстрактных существительных (Успенский 1979, Голованивская 1997). Данные направления анализа метафоры, не ставя перед собой собственно когнитивных задач, по сути, во многом решали именно их. В настоящий момент уже можно говорить о том, что современные работы по концептуальной метафоре стремятся учесть достижения как семасиологического, так и собственно когнитивного подхода (см. работы Л.В. Балашовой, О.Н. Лагуты, А.П. Чудинова и др.).

Основоположниками теории концептуальной метафоры по праву считаются Дж. Лакофф и М. Джонсон, труд которых «Метафоры, которыми мы живем» (1980, перевод на русский язык – 1987) стал базовым для большинства исследователей феномена метафоры. Согласно концепции Дж. Лакоффа и М. Джонсона, «…метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по своей сути» (Лакофф, Джонсон 1990: 387). Таким образом, заслуга Дж. Лакоффа и М. Джонсона состоит в эксплицировании того обстоятельства, что метафора не ограничивается сферой языка, как это ранее считалось, но распространяется и на сферу мышления. «Процессы мышления человека в значительной степени метафоричны…Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека» (Лакофф, Джонсон 1990: 390).

Основные положения теории Дж. Лакоффа и М. Джонсона получают широкое распространение и начинают активно разрабатываться в рамках нового когнитивного подхода к языковым фактам. Интерес к метафоре когнитивной науки «связан с ее представлением как языкового явления, отображающего базовый когнитивный процесс» (Петров 1990: 139), метафора начинает рассматриваться как «глобальное свойство языка, один из способов мышления о мире и познания мира» (Балашова 1998: 3). Таким образом, метафоре отводится центральная роль в понимании и структурировании действительности.

При восприятии и осмыслении мира человеческим сознанием значительна роль не индукции и дедукции, а аналогии.

Человек осознает неизвестное через известное, абстрактное – через конкретное, т. е. происходит перенос знаний из одной содержательной области в другую. Метафора «отвечает способности человека улавливать и создавать сходство между очень разными индивидами и классами объектов… Эта способность играет громадную роль как в практическом, так и в теоретическом мышлении» (Арутюнова 1990: 15). С этой точки зрения, «метафора является языковым отображением крайне важных аналоговых процессов» (Петров 1990: 189), поскольку вербальное существование метафор становится возможным только потому, что существуют метафоры в понятийной системе человека.

Аналоговый механизм метафоры в познании был также отмечен Дж. Лакоффом и М. Джонсоном, указавшими, что «сущность метафоры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах явлений другого рода… Тем самым понятие упорядочивается метафорически, и, следовательно, язык также упорядочивается метафорически» (Лакофф, Джонсон 1990: 389). Таким образом, метафора – это не просто образное средство, связывающее два значения слова, а «основная ментальная операция, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможности использовать потенциал сферы-источника при концептуализации новой сферы» (Чудинов 2001: 36).

Механизм метафорической концептуализации может быть описан следующим образом. До стадии метафоризации вербализованного понятия не существует, но существует некоторое предварительное знание о нем, позволяющее представить приблизительно объем понятия. Это предварительное знание об обозначаемом определяет выбор языкового средства, задавая определенные смысловые параметры. Затем непосредственно ненаблюдаемые мыслительные сущности соотносятся через метафору с более простыми или конкретно наблюдаемыми мыслительными сущностями, «происходит перенос концептуализации наблюдаемого мыслительного пространства на непосредственно ненаблюдаемое, которое в этом процессе концептуализируется и включается в общую концептуальную систему данной языковой общности» (КСКТ 1996: 55).

В концептуальной метафоре «вспомогательный компонент… не только дает имя обозначаемому, но и является основой для его осмысления, для вычленения и включения в новое значение важных, с точки зрения говорящего, сторон объекта» (Опарина 1988: 70). Метафорический перенос не произволен, существует некое содержание, инвариантно присутствующее в областях Источника и Цели, которое и составляет основание переноса.

Все исследования метафоры так или иначе основаны на идее переноса. Еще Аристотель указал, что метафора – это имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии. Именно «детализация этой идеи – что и как переносится – лежит в основе многочисленных подходов к метафоре» (Петров 1990: 135). Согласно теории концептуальной метафоры, «переносу» подвергается не изолированное имя (с присущим ему прямым номинативным значением), а целостная концептуальная структура (схема, фрейм, модель, сценарий), активируемая некоторым словом (фокусом метафоры) в сознании носителя языка благодаря конвенциональной связи данного слова с данной конвенциональной структурой (Кобозева 2002).

В исследованиях концептуальной метафоры также акцентируется внимание на данной особенности. Метафора определяется как понимание и ощущение одного явления в терминах другого, «при этом под явлением понимается не отдельно изолированный объект, как в случаях традиционного подхода к метафоре, а целостная картина видимого реального мира, которая используется для репрезентации и осмысления объемного и многоаспектного явления» (Шабанова 1999: 159–160). Своеобразие концептуальной метафоры, следовательно, состоит в том, что в ее основе «лежат не значения слов и не объективно существующие категории, а сформировавшиеся в сознании человека концепты. Эти концепты содержат представления человека о свойствах самого человека и окружающего его мира» (Чудинов 2001: 52).

Метафорической концептуализации подвергаются понятия абстрактные. Уже Ш. Балли писал, что «мы уподобляем абстрактные понятия предметам чувственного мира, ибо для нас это единственный способ познать их и ознакомить с ними других» (Балли 1961: 221). Эту особенность отмечают все без исключения исследователи концептуальной метафоры. Н.Д. Арутюнова совершенно справедливо заметила, что «без метафоры не существовало бы лексики "невидимых миров" (внутренней жизни человека), зоны вторичных предикатов, т. е. предикатов, характеризующих абстрактные понятия» (Арутюнова 1990: 9). Е.О. Опарина пишет о концептуализации «непредметных сущностей» или «объектов невидимого мира» (Опарина 1988), Л.Г. Лузина – «непосредственно ненаблюдаемых мыслительных пространств» (КСКт 1996), А.А. Новоселова – о «понятиях, недоступных в прямом физическом опыте» (Новоселова 2002).

Первоначально в качестве основной сферы бытования концептуальной метафоры выделяли только обыденную сферу. Дж. Лакофф и М. Джонсон постоянно упоминали о метафоричности в «обыденной понятийной системе», «обыденном способе ведения спора», «повседневном опыте и поведении» (Лакофф, Джонсон 1990: 387). Позднее обнаружилось, что область действия концептуальной метафоры несколько шире. В.Н. Телия называет основными областями функционирования концептуальной метафоры научную, публицистическую речь и обиходно-бытовой язык, особенно в тех областях, которые связаны со сферами мышления, чувств, социальных акций, морали и т. п. (телия 1988: 195). Е.О. Опарина отмечает, что преимущественными сферами функционирования концептуальной метафоры являются «обиходно-бытовая, общественно-политическая и научная, включая научно-популярную разновидность, т. е. все основные сферы, где наиболее часто возникает необходимость в обозначении объектов "невидимого мира" с отображением их объективных свойств» (Опарина 1988: 66–67).

В сфере непредметных сущностей, с которыми связана концептуальная метафора, можно выделить: человеческую сферу, т. е. обозначения эмоций, мыслей, видов деятельности, свойственных человеку; сферу явлений и процессов общественной жизни; явления и процессы, изучаемые наукой (Опарина 1988: 69).

В работе Дж. Лакоффа и М. Джонсона представлена типология базовых концептуальных метафор, порождающих массу метафор более частных и находящих свое выражение в конкретном языковом материале. Эта классификация получает развитие и в трудах других лингвистов, хотя «у этой типологии нет единого классификационного критерия, поэтому большой материал остается за ее границами» (Лагута 2003: 108). Но более совершенной классификации пока не создано, и в исследованиях до настоящего времени присутствует с некоторыми модификациями типология базовых метафор, восходящая к концепции Дж. Лакоффа и М. Джонсона.

1. Структурные – одно понятие структурно метафорически упорядочивается в терминах другого. Концептуализируют отдельные области, путем переноса на них структурной организации других областей (любовь / жизнь – это путешествие).

2. Ориентационные – организация целой системы, понятий по образцу некоторой другой системы. Большинство понятий подобного рода связано с пространственной ориентацией, с базовыми пространственными оппозициями «верх-низ», «внутри-снаружи», «правый-левый» и т. п. (радость, здоровье, успех – верх; грусть, болезнь, неудача – низ).

3. Онтологические – осмысление опыта в терминах объектов, веществ и субстанций, что позволяет вычленять некоторые части опыта и трактовать их как дискретные сущности или вещества некоторого единого типа (инфляция – это сущность, психика – это хрупкий предмет; мысль – это молния, вода, птица, конь, насекомое; см. подробнее: Пименова 1999: 152–157).

4. Метафоры канала связи представляют процесс коммуникации как движение смыслов, наполняющих языковые выражения, по каналу, связывающему говорящего и слушающего.

5. Строительные (метафоры конструирования) – представляют смысл крупных речевых произведений как «конструкцию» из менее мелких «блоков» – смыслов (суждения имеют «фундамент», отчуждение имеет «стены» — возводить стену между говорящими).

6. Контейнерные – представляющие смыслы как наполнение конкретных языковых единиц (сердце – это сосуд, напоненный эмоциями, память – это переполненная емкость).

При метафорической концептуализации одно и то же «мыслительное пространство» может быть представлено посредством одной или нескольких концептуальных метафор» (КСКТ 1996: 55). Например, душа может уподобляться человеку, растению, сосуду, дому, зеркалу, музыкальному инструменту, и это далеко не полный список концептуальных метафор. В результате происходит экспликация различных сторон познаваемого объекта, что позволяет выделить его существенные свойства и воссоздать его целостный образ.

Немаловажное значение в теории концептуальной метафоры имеет вопрос о связи метафоры и культуры. Данная проблема имеет два аспекта. Во-первых, проблема о согласованности метафор с культурными ценностями. Дж. Лакофф и М. Джонсон утверждали, что «те ценности, которые реально существуют и глубоко укоренились в культуре, согласуются с метафорической системой». При этом культурные ценности существуют не изолированно друг от друга, а должны образовывать согласованную систему вместе с метафорическими понятиями, в мире которых протекает наша жизнь (Лакофф, Джонсон 1990: 405).

Во-вторых, проблема универсальности концептуальных метафор. Так, уже у Дж. Лакоффа и М. Джонсона присутствует упоминание о том, что не все культуры распределяют приоритеты по ориентационной шкале «верх-низ», существуют культуры, в которых более существенную роль играют понятия равновесия или расположения относительно центра. Это позволяет авторам сделать вывод, что главные ориентационные шкалы представляются общими для всех культур, но виды ориентации, принятые для конкретных понятий, роль ориентационных принципов, с точки зрения их приоритетности, «варьируются от культуры к культуре» (Лакофф, Джонсон 1990: 407). Следовательно, базовые концептуальные метафоры в значительной степени универсальны (например, метафора контейнера), но возникающие на их основе метафоры более частного характера могут обнаруживать некоторые специфические особенности.

Таким образом, в теории концептуальной метафоры развивается положение о связи метафор с мировосприятием определенной лингвокультурной общности. Метафорические стратегии отражают культурные традиции выбора средств осмысления абстрактных категорий, существование которых обусловлено различными экстралингвистическими факторами (территориальными, климатическими, социальными), типичными для конкретного языкового коллектива (Новоселова 2002).

Концептуальная метафора, подобно любой метафоре, проходит через стадию образа. Ее отличие заключается в конечном результате, «она стремится освободиться от образности» (Опарина 1988: 67). На эту же особенность концептуальной метафоры, по сути дела, указывает и О.Н. Лагута, по наблюдениям которой «на концептуальном уровне метафоричность снимается сразу же после того, как заканчивается формирование концепта» (Лагута 2003: 106). Это и дает право исследователям сделать вывод, что теория концептуальной метафоры нацелена прежде всего «на выявление глубинных переносов концептов, лежащих в основе обыденного употребления языка, которое воспринимается нами уже как буквальное, а не фигуральное» (Кобозева 2002).

Теория концептуальной метафоры является активно разрабатываемой областью когнитивных исследований. Постановка вопроса о концептуальной метафоре и ее функционировании в языке и речи позволила начать серьезные исследования в области мыслительных процессов человека. Метафора является инструментом мышления и познания мира, она отражает фундаментальные культурные ценности, так как основана на национально-культурном мировидении. Именно метафора «активно участвует в формировании личностной модели мира, играет крайне важную роль в интеграции ментальной и чувственно-образной систем человека, а также является ключевым элементом категоризации языка, мышления и восприятия» (Петров 1990: 135), что и обусловило столь пристальное внимание к данному феномену когнитивной лингвистики и лингвокультурологии.

Вопросы и задания

1. Расскажите об истории изучения феномена метафоры.

2. Когда зарождается концептуальный подход к метафоре?

3. В чем состоит сущность концептуального подхода к метафоре?

4. Опишите механизм метафорической концептуализации.

5. Каковы основные сферы функционирования концептуальной метафоры?

6. Охарактеризуйте типы базовых концептуальных метафор, выявленные Дж. Лакоффом и М. Джонсоном.

7. В чем состоит своеобразие концептуальной метафоры по сравнению с метафорой образной?

8. Как решается в современных исследованиях вопрос о связи метафоры и культуры?

Практические задания

• Приведите примеры концептуальных метафор из разных сфер (научной, обыденной, публицистической).

• Продемонстрируйте, что один объект или явление может описываться посредством разных концептуальных метафор.

• Приведите примеры структурных и ориентационных метафор.

• Изучив анализ концептуальной метафоры «спор – это война» (Дж. Лакофф, М. Джонсон), выполните анализ метафор «любовь – это путешествие» и «любовь – это болезнь».

• Какие концептуальные метафоры формируют структуру концептов душа, сердце, ум, страх, время, слово?

• Вспомните фразеологизмы, пословицы и поговорки, поэтические строки, в которых присутствуют концептуальные метафоры, входящие в структуры концептов 1) душа; 2) тело; 3) сердце; 4) любовь; 5) слово.

Основная литература

1. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры / под ред. Н.Д. Арутюновой, М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – С. 5 – 32.

2. Балашова Л.В. Роль метафоризации в становлении и развитии лексико-семантической системы (на материале русского языка XI–XIV вв.): автореф. дис… канд. филол. наук. – Саратов, 1998.

3. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. – М., 1961.

4. Кобозева И.М. К формальной репрезентации метафор в рамках когнитивного подхода // =7339&y=2002&vol=6077.

5. Лагута О.Н. Метафорология: теоретические аспекты. – Новосибирск: НГУ, 2003. – Ч. 1–2.

6. Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон // теория метафоры / под ред. Н.Д. Арутюновой, М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – С. 387–416.

7. Новоселова А.А. Метафорическая концептуализация сознания в русском и английском языках // . asp?param =7362&y=2002&vol=6077.

8. Опарина Е.О. Концептуальная метафора // Метафора в языке и тексте / отв. ред. В.Н. Телия. – М.: Наука, 1988. – С. 65–77.

9. Петров В.В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу // Вопросы языкознания. – 1990. – № 3. – С. 135–138.

10. Пименова М.В. Концепт «МЫСЛЬ» в наивной картине внутреннего мира // Этногерменевтика: некоторые подходы к проблеме. – Кемерово: КемГУ, 1999. – С. 152–157 (Серия «Этногерменевтика и этнориторика». Вып. 4).

11. Телия В.Н. Метафоризация и ее роль в создании русской языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира / отв. ред. Б.А. Серебренников. – М.: Наука, 1988. – С. 173–204.

12. Шабанова Е.Л. Концептуальная метафора: Направления в исследовании (обзор) // Реферативный журнал. Языкознание 1999. – № 1. – С. 158–176.

13. Успенский Б.А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. – М., 1979. – Вып. 14. – С. 142–148.

14. Чудинов А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991–2000). – Екатеринбург: УрГПУ, 2001.

15. Lakoff G., Johnson M. Metaphors We Lived by / G. Lakoff, M. Johnson. – Chicago: University of Chicago Press, 1980.

 

2.4. Метод концептуального анализа в современных лингвистических исследованиях

В современной научной литературе отсутствуют четкое определение метода концептуального анализа, нет универсальной методики его проведения, имеют место, скорее, интуитивные шаги в этом направлении. Выбор методики исследования концептов во многом остается субъективным и определяется содержанием, которое вкладывает исследователь в термин концепт, материалом исследования, типом изучаемого концепта.

Р.М. Фрумкина в статье «Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога» поставила задачу рассмотреть существующие методики концептуального анализа и выявить суть данного анализа. В результате исследования был сделан вывод, что концептуальный анализ – это «отнюдь не какой-то определенный метод (способ, техника) экспликации концептов. Более уместно было бы говорить о том, что соответствующие работы объединены некоторой относительно общей целью, а что касается путей ее достижения, то они оказываются весьма разными» (Фрумкина 1992: 3).

Цель концептуального анализа видится большинству исследователей «в рассмотрении способов языкового выражения концептов, с другой стороны – в реконструкции структур концептов и стоящих за ними фрагментов языковой картины мира с помощью языковых и культурно-языковых данных» (Пименова 2002: 116), и «выявление структуры концепта возможно через наблюдение за сочетаемостью соответствующих языковых знаков» (Пименова 2003: 28).

С.Е. Никитина в своей статье «О концептуальном анализе в народной культуре» отмечает двусмысленность словосочетания «концептуальный анализ», поскольку оно может обозначать, во-первых, анализ концептов вообще, и, во-вторых, «определенный способ исследования, а именно анализ с помощью концептов или анализ, имеющий своими предельными единицами концепты, в отличие, например, от элементарных семантических признаков в компонентном анализе» (Никитина 1991: 117).

Широким пониманием концептуального анализа отличаются, в частности, работы В.Н. Телия, полагающей, что «концептуальный анализ – это исследования, для которых концепт является объектом анализа» (Телия 1996: 97). Смысл концептуального анализа при подобном подходе состоит в том, чтобы «проследить путь познания смысла концепта и записать результат в формализованном семантическом языке» (Телия 1996: 97).

Двуплановость истолкования термина концептуальный анализ позволяет говорить о концептуальном анализе при исследовании ключевых слов культуры даже в тех случаях, когда их описание производится с использованием методов компонентного анализа, метода лексико-семантического поля, ассоциативного эксперимента. Между тем концептуальный анализ представляет особый метод лингвистического исследования, обладающий своим инструментарием и определенным набором процедур. Поэтому закономерным представляется стремление лингвистов отграничить его от других методов, выявить его специфику в сопоставлении с близкими лингвистическими методами и приемами.

так, Е.С. Кубрякова, описывая фрагмент «концептуального анализа слова память», уточняет отличия концептуального анализа от семантического анализа и особо отмечает нетождественность их целей. Семантический анализ «направлен на экспликацию семантической структуры слова, уточнение реализующих ее денотативных, сигнификативных и коннотативных значений», концептуальный же анализ «предстает как поиск тех общих концептов, которые подведены под один знак и определяют бытие знака как известной когнитивной структуры» (Кубрякова 1991: 85). Таким образом, по наблюдениям Е.С. Кубряковой, семантический анализ «связан с разъяснением слова», а концептуальный анализ «идет к знаниям о мире».

Н.И. Толстой, сопоставляя исследования лексической семантики и концептуальный анализ, обращает внимание на близость их содержательных задач и целей, но и отмечает их взаимную противопоставленность. Он мотивирует это тем, что первая идет от языковой формы (лексемы) к семантическому содержанию, а вторая – «от единицы смысла – понятия, образа, концепта к языковым формам их выражения» (цит. по: Бижева 1997: 59). По наблюдениям Н.И. Толстого, оба типа анализа стремятся учесть все существующие узусы слова, все способы выражения одного смысла. Но лексическая семантика «больше ориентирована на парадигматику и видит свою задачу в идентификации лексемы относительно других лексем и способов выражения… Тогда как концептуальный анализ не отвергает признаков, носящих не дифференциальный характер, не выделяющих объект (понятие) из круга других объектов (понятий), а объединяющих их с другими объектами понятиями» (цит. по: Бижева 1997: 59).

В целом в настоящий момент можно говорить о двух тенденциях в изучении концептов. Во-первых, это изучение особенностей концептов и их функционирования в разного рода текстах (словарях, паремиях, художественных и публицистических текстах) и, во-вторых, экспериментальное исследование концептов, в частности методом свободного ассоциативного эксперимента и рецептивного эксперимента. В рамках ассоциативного эксперимента испытуемые реагируют на слова-стимулы любой словесной реакции, приходящей в голову, и в результате обработки данных производится интерпретация полученных ассоциатов как отражения концептуальных признаков исследуемого концепта. В рецептивном эксперименте исследуется знание и понимание значения языковой единицы носителями языка (подробнее об использовании данных методов в исследовании концептов см.: Попова, Стернин 2002: 115–124).

Экспериментальные методы в исследовании концептов, безусловно, перспективны и позволяют эксплицировать глубинные слои структуры концепта. Но экспериментальные методики в исследовании концептов имеют ограничения в области их применения. Так, использование ассоциативных методик продуктивно для описания современной концептуальной системы, но абсолютно неприменимо для реконструкции концептуальной системы древних периодов, следовательно, неприменимо и для нашего исследования.

Более продуктивным, применимым для изучения концептуальной системы любого исторического периода (как современной, так и древней) является изучение текстов разного типа. При этом методика концептуального анализа строится как анализ сочетаемости ключевого слова. Подобный метод впервые независимо был применен Н.Д. Арутюновой в книге «Предложение и его смысл» (1976), Б.А. Успенским в статье «О вещных коннотациях абстрактных существительных» (1979), а также Дж. Лакоффом и М. Джонсоном в исследовании «Метафоры, которыми мы живем» (1980, русский перевод 1987). В дальнейшем подобный тип анализа начинает все более активно применяться в работах исследователей проблемной лаборатории «Логический анализ языка» (Москва). Анализ классов слов, с которыми сочетается ключевое слово, позволяет выявить важнейшие черты изучаемого концепта.

Анализ концептов, основанный на изучении сочетаемостных свойств лексемы, являющейся именем, репрезентантом изучаемого концепта, получает в настоящее время все более широкое распространение. Л.О. Чернейко и Хо Сон Тэ, характеризуя специфику термина концепт, видят ее в том, что «концепт» – это не особый тип абстрактных имен, а особый ракурс их рассмотрения, объединяющий все виды знаний и представлений, накопленных народом и проявляющихся в сочетаемости имени (выделено нами. – М.П., О.К.) (Чернейко, Хо 2001: 51–52). Исследователи также отмечают, что «анализ сочетаемости… концептов…дополняя лексикографические данные, позволяет выстроить ту картину мира, которая присуща обыденному сознанию» (Чернейко, Хо 2001: 59).

И.А. Стернин, описывая методику исследования структуры концепта, отмечает, что «анализ сочетаемости лексем, объективирующих концепт в языке…дает возможность выявить некоторые составляющие концепта. Из сочетаемости можно выявить способы категоризации концептуализируемого явления…Выявленные способы категоризации (когнитивные метафоры) должны быть сформулированы как определенные содержательные признаки, входящие в структуру концепта» (Стернин 2001: 62–63).

Вслед за направлением логического анализа языка, концептуальный анализ определяется как один из распространенных способов реконструкции языковой картины мира, представляющий собой «анализ метафорической сочетаемости слов абстрактной семантики, выявляющей „чувственно воспринимаемый“, „конкретный“ образ, сопоставляемый в наивной картине мира данному абстрактному понятию и обеспечивающий в языке определенного класса словосочетаний (будем условно называть их метафорическими)» ().

Выбор данной методики мотивирован тем, что большинство концептов обозначают сущности высокой степени абстракции. Именно метафора выполняет концептуальную роль при обозначении непредметных сущностей в научной, общественно-политической и обиходно-бытовой сферах. Анализ сочетаемости слов абстрактной семантики позволяет выявить целый ряд различных и не сводимых воедино образов, сопоставленном ему в обыденном сознании и, как следствие, выявить важнейшие черты исследуемых концептов.

Таким образом, концепт в современных лингвистических исследованиях изучается путем выявления его признаков. Исследование и сопоставление стереотипных признаков концептов «позволяет выявить общие и специфические особенности народных (ненаучных) систем знаний о внутреннем мире человека, а также выводить некоторые заключения о свойствах национальной ментальности» (Пименова 2002: 104).

Вопросы и задания

1. В чем проявляется двуплановость термина концептуальный анализ?

2. В чем заключается отличие широкого и узкого понимания концептуального анализа?

3. Какова цель концептуального анализа?

4. Что общего и различного в семантическом анализе и концептуальном анализе?

5. Какие методики концептуального анализа вам известны?

6. Расскажите об экспериментальных методах исследования концептов.

7. Как проводится исследование концептов в текстах?

8. Что дает анализ сочетаемости ключевого слова при исследовании структуры концепта?

Основная литература

1. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл: Логико-семантические проблемы. – М.: Наука, 1976.

2. Бижева З.Х. Культурные концепты в кабардинском языке. – Нальчик: Кабардино-Балкарский ун-т, 1997.

3. Концептуальный анализ // Энциклопедия «Кругосвет» // www. krugosvet.ru/articles /77 /1007724a2.htm.

4. Кубрякова Е.С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова ПАМЯТЬ // Логический анализ языка. Культурные концепты / отв. ред. Н.Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1991. – С. 85–97.

5. Никитина С.Е. О концептуальном анализе в народной культуре // Логический анализ языка. Культурные концепты / отв. ред. Н.Д. Арутюнова. – М.: Наука, 1991. – С. 117–123.

6. Пименова М.В. Методология концептуальных исследований // Вестник КемГУ. Сер. Филология. – Кемерово, 2002. – Вып. 4 (12). – С. 100–105.

7. Пименова М.В. О типовых структурных элементах концептов внутреннего мира (на примере концепта душа) // Язык. Этнос. Картина мира: сб. науч. тр. / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика. – 2003. – С. 28–39 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 1).

8. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. – М.: Русские словари, 2000.

9. Попова З.Д. Методы и приемы исследования концептов / З.Д. Попова, И.А. Стернин // Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. – Воронеж: Истоки, 2002. – С. 96—189.

10. Стернин И.А. Методика исследования структуры концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / под ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001. – С. 58–64.

11. Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.

12. Фрумкина Р.М. Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста (концепт, категория, прототип) // НтИ. Сер. 2. – 1992. – № 3. – С. 1–8.

13. Чернейко Л.О. Концепты жизнь и смерть как фрагменты русской языковой картины мира / Л.О. Чернейко, Хо Сон тэ // Филологические науки. – 2001. – № 5. – С. 50–59.

 

Современные способы познания мира известны – это научные исследования в той или иной области знаний. Язык при его глубоком изучении преподносит факты иного – донаучного – познания мира. Под влиянием развития науки и расширения культурных связей с другими народами полученные знания закрепляются в языке и в концептуальной системе. Другими словами, язык хранит все познанное народом на протяжении всей истории своего существования, в языке закрепляются некоторые (но не все) актуальные для носителей языка научные знания. Одной из насущных задач современной лингвистики является изучение отражения системы мировоззренческих знаний человека о мире в языке и его когнитивном каркасе, т. е. речь идет об исследовании концептуальной системы и языковой картины мира. Работы по этому вопросу появились сравнительно недавно.

Когнитивная лингвистика исследует не мир, а общие и субъективные знания о мире, отображенные в языке этноса или идиостиле, будь то знания обыденные, научные, религиозные или эстетические. Однако на развитие языка повлияли и некоторые философские системы, развивавшиеся как внутри общества, так и в других странах. Научные знания как факт общечеловеческой культуры ассимилируются в других языках, вовлекаясь в их концептуальную систему.

В современном лингвистическом концептуализме имеет место дифференциация двух основных направлений – когнитивного (сюда относятся также и психолингвистические работы, посвященные концептам) и лингвокультурологического. Данные подходы к изучению лингвокультурных концептов не являются принципиально взаимоисключающими, они различаются лишь векторами исследования по отношению к индивиду: лингвокогнитивный концепт – от индивидуального сознания к культуре, а лингвокультурный концепт – это направление от культуры к индивидуальному сознанию.

Все концепты, так или иначе объективированные в языке, могут быть распределены по трем понятийным (категориальным) классам (см. подробнее: Пименова 2006: 47–48). Концептуальная система образована следующими классами концептов:

I. Базовые концепты, к разряду которых можно отнести концепты, составляющие фундамент языка и всей картины мира; среди них:

1) космические концепты;

2) социальные концепты;

3) психические (духовные) концепты.

II. Концепты-дескрипторы, которые квалифицируют базовые концепты; среди них:

1) дименсиональные концепты, под которыми понимаются различного рода измерения (размер, объем, глубина, высота, вес и др.);

2) квалитативные концепты, выражающие качество (тепло-холод, целостность (холистичность) – партитивность, твердость-мягкость);

3) квантитативные концепты, выражающие количество (один, много, мало, достаточно-недостаточно).

III. Концепты-релятивы, реализующие типы отношений, среди них:

1) концепты-оценки (хорошо-плохо, правильно-неправильно, вредно-полезно, вкусно-невкусно);

2) концепты-позиции (против, вместе, между, впереди-позади (всех), рядом, вверху-внизу, близко-далеко, современный-несовременный);

3) концепты-привативы (свой-чужой, брать-отдавать, владеть-терять; включать-исключать).

Класс космических концептов (небо, земля, планета, солнце, звезда, луна, комета) включает в себя субклассы:

а) метеорологические концепты (погода, осадки, туча, гроза, дождь, гром, снег);

б) биологические концепты (человек, птица, зверь, насекомое, змея, рыба, растение, цветок, дерево, куст, трава, ягода, фрукты, овощи), построенные на понятийных оппозициях «живое-неживое», «съедобное-несъедобное», «рукотворное-природное», «человек-нечеловек», пищевые (ритуальная пища, повседневная еда, национальная кухня), соматические (тело / плоть, голова, сердце, печень), перцептивные (зрение, вкус, слух, в наивной картине мира предчувствие, уловление, нюх, чутье и др.);

в) ландшафтные концепты (поле, лес, луг, роща, чаща, бор, тайга, степь, гора, холм, озеро, море, река, океан, дорога);

г) предметные концепты, включая артефактные концепты (строение, завод, фабрика, конвейер, механизм, инструмент, посуда).

Класс социальных концептов образуют:

а) политические концепты (включая идеологические концепты);

б) концепты социального статуса (элита, «верхи-низы», крестьянин, рабочий, богатырь, правитель (вождь, князь, царь, император, генсек, президент), богатый, бедный), ремесленник (гончар, плотник, кузнец), интеллигент, ученый, хозяин, раб);

в) концепты национальности (русский, немец, китаец, американец, француз);

г) концепты власти и управления (демократия, диктатура, свобода, воля, анархия);

д) концепты интерперсональных отношений (влияние, независимость, соборность, рабство, подчинение, власть, родство; мир, война);

е) моральные (этические) концепты (честь, долг, обязанность, совесть, стыд, раскаяние; корысть, лесть, подлость, измена, верность);

ж) концепты занятий (труд, ремесло, лень, игра, образование, праздник, дело);

з) религиозные концепты (Бог, Богоматерь, святой, икона, мессия, пророк).

Класс психических (духовных) концептов формируют концепты внутреннего мира (душа, дух):

а) концепты характера (азартность, беспутность, терпение, благодушие, великодушие, гордость, грубость, доверчивость, мечтательность);

б) концепты эмоций (веселье, радость, счастье, злость, грусть, ликование, страдание, ревность, тоска, тревога);

в) ментальные концепты (знание, ум, мысль, понимание, память, представление, разум, рассудок, воображение, вдохновение, сознание);

г) концепты волеизъявления (желание, охота, воля, жажда, долг) (см. более подробный список этих концептов в: Пименова 2004).

Следует повторить, что границы между классами концептов размыты. Так, соматические концепты относятся к классу космических (биологических), при этом часть структур этих концептов представляет их в иерархии концептов внутреннего мира: сердце – реально существующий кровеносный орган, при этом сердце – воплощение характера (доброе / злое сердце), в наивной картине мира сердце – орган эмоционального переживания (сердцем веселиться / радоваться / печалиться). Совесть – концепт из класса социальных (моральных) и при этом – из класса концептов внутреннего мира, в наивной картине мира совесть – воплощение конфессиональной принадлежности человека (Менять веру, менять и совесть) и его национальности (Душа христианская, а совесть цыганская).

Нулевой концепт. Концептуальная система у каждого человека индивидуальна. Исследование индивидуальных концептуальных систем пока сводится к анализу авторских языковых картин мира. Принято считать, что язык полностью отображает концептуальную систему, однако это не совсем так. Для многих носителей русского языка слова клеврет, апологет, валоризация, монетаризм ничего не значат: в языке слова есть, а их содержание и тем более внутренняя форма просто не всем известны. Это можно было бы объяснить простым фактом заимствования данных слов из другого языка, но если валоризация, монетаризм в русском языке появились относительно недавно, то клеврет и апологет известны с XI в., и слова эти до сих пор активно используются в политическом дискурсе. Для наших современников малоизвестными могут быть целые концептуальные области: сельское хозяйство, животноводство, национальная кухня, мифология и др. Не каждый может раскрыть полное содержание концептов, скрывающихся за словами рожон, лён, конопля, крапива, взвар, Чур, Велес, Макошь. Слово, не выражающее никакого смысла для носителя языка, объективирует нулевой концепт.

Еще одной проблемой, не находящей на сегодняшний момент однозначного решения, является типология концептов и их структур. Предлагается большое количество вариантов классификаций, основанных на самых разнообразных критериях.

 

3.1. Типология структур концептов

Типология концептов может иметь различные основания. Концепты могут быть дифференцированы по различным типам. Первым типологическим основанием для классификации служит структура концепта.

В языке отображены как минимум два пласта концептуальной системы. К первому пласту относятся общенародные знания о мире: взгляды на природу и человека, система ценностей – то, что составляет базовую часть человеческого сознания. Эти знания выражаются в языке исконной лексикой. Второй пласт меньше по объему в сравнении с первым – это пласт надстроечный: то, что пришло из других языков и культур – философские системы, другие религиозные системы, чужая мифология и знания о новых открытиях и технологиях. Все это объективируется заимствованной лексикой. Такие знания фиксируются в виде отдельных концептуальных структур.

1. Исконные и заимствованные концепты. По признаку появления концепты национальной концептуальной системы можно подразделить на исконные и заимствованные. Исконные концепты зародились в национальной концептуальной системе, заимствованные были в нее привнесены из других национальных концептуальных систем. Примером исконных русских концептов могут служить князь, богатырь, Русь, соловей-разбойник, хлеб, земля, Русь, Змей Горыныч и др. Заимствованными являются, например, концепты идея, фантазия, император, президент и т. д. Показателем обычно выступает заимствованное слово – репрезентант концепта. При переходе концепта из одной национальной концептуальной системы в другую переносятся, как правило, только понятийные его признаки; образные и ценностные признаки развиваются по аналогии со схожими исконными концептами. Так, в русской концептуальной системе концепт идея появился в начале XVIII в. с перенесенными из западноевропейских языков понятийными признаками 'мысль', 'замысел'. Структура заимствованного концепта идея стала развиваться по аналогии со структурой исконно русского концепта мысль. Развитие науки и техники, политика и идеология влияют на создание новых концептов и их объективацию в языке. Появление в русской концептуальной системе множества заимствованных концептов (мистификация, фальшь, фальшивка, фальсификация, дезинформация, иллюзия) с общим понятийным признаком 'обман' указывает на их актуальность и востребованность в современном обществе.

По развитию концептуальной структуры можно судить об исконности или заимствованности того или иного концепта: у заимствованных концептов слаборазвитая структура. Даже при наличии многочисленных признаков они плохо группируются, что свидетельствует о малом времени, затраченном на осознание различных сторон этого концепта и внедрение его признаков в языковую практику. Чем обширнее представлены отдельные группы различными признаками, тем древнее концепт, на осознание его структуры затрачено больше времени, больше признаков усвоено носителями языка, значительная часть структуры такого концепта относится к общенациональным знаниям, а не индивидуальному опыту.

Заимствованные концепты, помимо слабо развитой структуры, имеют еще некоторые отличительные особенности. Многие признаки таких концептов пришли вместе со словом (мотивирующий признак не осознается народом, заимствовавшим концепт) в виде понятий и образов. При этом его мотивирующий признак не будет представлен в контекстах, в отличие от древних, исконных концептов, мотивирующие признаки которых все же осознаются носителями языка и реализуются часто в виде стертых метафор. Другими словами, мотивирующий признак заимствованного концепта неизвестен из-за незнания исходного языка, у исконных концептов этот признак востребован и актуален. Некоторые заимствования произошли в связи с развитием культурных связей между народами, а значит, и восприятием новых знаний. Такие знания связаны в первую очередь с мифологией и устным творчеством других народов. Некоторые знания пришли в виде конкретных философских теорий. Примером этому может служить тот же заимствованный концепт идея. Учение об идеях было предложено Платоном. Часть признаков этого заимствованного концепта восходит именно к его учению. Другая часть признаков относится к мифу об Афине, который, вместе с концептом идея и лежащим в его основе мифом, был привнесен во все западноевропейские языки, дойдя и до России.

2. Развивающиеся и застывшие концепты. По признаку развития структуры концепты можно разделить на развивающиеся и застывшие. Развивающиеся концепты – активно используемые в национальной концептуальной системе, пополняющие свои структуры новыми признаками. Примером могут служить концепты сердце, мысль и память, в XIX и ХХ вв. в их структурах появились новые образные – артефактные признаки 'мотор' (мотор барахлит «о сердце»; мысль не фурычит прост.), 'фотография' (запечатлелось / проявилось в сердце; мысли проявились на лице) и др. Структура концепта память пополнилась новыми понятийными признаками 'перцептивная способность к запоминанию' (моторная / слуховая / зрительная память), 'запоминающее устройство компьютера' (память компьютера; кибернетическая память; оперативная память).

Подтипом развивающихся концептов могут быть вариативные концепты, под которыми понимаются такие, слова-репрезентанты которых выступают вариантами друг друга. К примеру, концепт луна вербализуется в русском языке вариантом (полным синонимом) месяц. Первичным по времени создания является слово месяц. Позже в русском языке месяц вытесняется словом луна.

Застывшими считаются такие концепты, структуры которых перестали пополняться новыми признаками; обычно явление обусловлено исчезновением реалий, связанных с концептом, процессом перехода слова – репрезентанта концепта – из активного словарного запаса в пассивный (это так называемые архаизмы и историзмы). Примером застывших концептов могут служить вече, князь, богатырь, соловей-разбойник, царь, император.

3. Постоянные и трансформировавшиеся концепты. По признаку постоянства базовой структуры концепты бывают постоянными (сохранившимися) и трансформировавшимися.

Сохранившиеся концепты – такие, у которых понятийная и ценностная части структуры концепта не изменилась, несмотря на исчезновение или трансформацию референтов. В качестве примера можно назвать концепт правитель, понятийная и ценностная части структуры которого были перенесены на концепты князь, царь, император, президент. Трансформировавшиеся концепты – те, которые соответствуют новым реалиям и у которых исчезла референтная база. Так, понятийные признаки концепта придворный этикет были постепенно перенесены после революции 1917 г. на реалии советского правительства, при этом структура исходного концепта была трансформирована (особенно его сценарная часть, где субъект, объект и обстоятельства действий видоизменились). Концепты красна девица и добрый молодец, объективированные в русских фольклорных текстах, трансформировались и «дошли» до нас как: красна девица – красивая девушка – красавица и добрый молодец – молодой человек (юноша).

4. Первичные и производные концепты. По признаку первичности концепты делятся на первичные (основные) и производные. Основные концепты – те, что появились раньше и послужили базой для развития производных. На последнее указывают производные слова – репрезентанты концепта. Концепт мысль – первичный (основной) концепт; а замысел, умысел, вымысел – производные. Концепт знание – первичный концепт; а дознание, познание, признание – производные. Первоначально производные концепты входили как составные понятийные признаки в структуру основного концепта, позже они стали развиваться самостоятельно, однако их структуры до сих пор не достигли той степени развития, которая существует у первичного концепта.

Типология концептов может быть построена по признаку их востребованности.

1. Ведущие / ключевые и второстепенные концепты. По признаку актуальности концепты делятся на ведущие и второстепенные. Ведущие концепты еще называют ключевыми. К ним относятся такие концепты, которые широко представлены в паремиологическом фонде, фольклоре, художественной литературе. Примерами могут послужить концепты душа, сердце, ум, человек (мужчина, женщина, ребенок; семья), природа, мир, земля, солнце, небо и др. Второстепенные концепты находятся на периферии концептуальной системы, они вторичны, менее актуальны, их репрезентанты менее частотны, например концепты чиновник, консультант, демонстрация и др.

2. Постоянно актуальные, неактуальные и переменные концепты. В этой же типологической классификации выделяются постоянно актуальные, неактуальные и переменные («плавающие») концепты. Постоянно актуальные есть постоянно востребованные, ведущие (ключевые) концепты, неактуальные – второстепенные концепты, переменные («плавающие») – это концепты, периодически становящиеся актуальными и неактуальными. Примером переменного концепта в русской концептуальной системе может служить вера. Первоначально этот концепт базировался на языческих верованиях, позже – на христианских, в советское время база концепта вера была перенесена на политических лидеров (Ленин, Сталин), сейчас вновь в российском обществе актуально православие, признаки которого выступают как основная – понятийная – часть структуры этого концепта.

В зависимости от промежутка времени, когда концепт становится снова актуальным, он может стать трансформировавшимся. Переменные концепты могут менять имя, репрезентирующее концепт, и даже часть своей структуры. Так, в период войны на Кавказе в XIX в. в русской концептуальной системе был актуален концепт абрек. В последнее десятилетие этот концепт трансформировался и стал не менее актуальным под именами лицо кавказской национальности или чеченец.

Исторический фактор в исследовании концептуальной системы. Современная лингвистика, пройдя путь от изучения системы и структуры как формального выражения языка, обратилась к исследованию его имманентного остова – концептуальной системы. Концептуальная система подвержена воздействию на нее внешних культурных и исторических факторов. Например, концептуальная система политики в России включала в себя такие важные составляющие, как князь, воевода, вече, иго, которые относятся к типу застывших концептов, и концепты политика, уния и хартия, относящиеся к заимствованным.

Концептуальная система меняется, из нее исчезают исходные представления о мироустройстве. Современный человек с трудом осознает то, какими языковыми ресурсами он пользуется в повседневности. Особенно это заметно при анализе признаков концептов. Так, в выражениях выстрелить из пушки и стрелять глазами наш современник с трудом заметит метафору стрелы: выстрелить / стрелять букв. «выпустить стрелу». Такие же трудности будут в прочтении метафоры глубины в выражении углубиться в лес (глубина – это сложное понятие, включающее в себя сразу два признака: 'вертикаль' и 'объем', которые сохранились в русской концептуальной системе, но уже не осознаются носителями языка), метафор наказания громовержцем в сочетаниях молния поразила, удар молнии (в славянском фольклоре Перун – бог-громовержец, перуницы – молнии, его оружие наказания). За период существования этноса изменилась концептуальная сетка, ячейками которой носитель языка оперирует в своем познании действительности. Реликтовые знания, относящиеся к истории и фольклору, утрачиваются, вытесняются, заменяются, приспосабливаются к новым реалиям, однако язык хранит их и доносит до нас в виде стертых метафор.

Вопросы и задания

1. Назовите трехчленную классификацию концептов.

2. Какие типы концептов вы знаете? Расскажите о типах концептов, выделенных: а) на основании различий в их структурах; б) на основе признака их востребованности.

3. Объясните, как соотносятся язык и культура.

4. Укажите, что понимается под онтологическими характеристиками языковой картины мира.

5. Что такое нулевой концепт?

Темы сообщений и рефератов

• Ключевые концепты.

• Этноспецифические концепты культуры.

• Заимствованные концепты.

Основная литература

1. Пименов Е.А. Концепт Gemüt в немецком языке // Язык. Культура. Человек. Этнос / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2002. – С. 79–82 (Серия «Филологический сборник». Вып. 3).

2. Пименов Е.А. Исследование концепта Trauer «печаль» посредством синонимического ряда / Е.А. Пименов // Ethnohermeneutik und Antropologie / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. – Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 2004. – S. 89–94 (Reihe «Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik». Band 10).

3. Пименов Е.А., Пименова М.В. Сопоставительный анализ заимствованных концептов (на примере русского концепта идея и немецкого концепта Idee // Концептуальные сферы «мир» и «человек»: коллективная монография / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2005. – С. 143–177 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 6).

4. Пименова М.В. Типология структурных элементов концептов внутреннего мира (на примере эмоциональных концептов) // Вопросы когнитивной лингвистики. – 2004. – № 1. – С. 82–90.

5. Пименова, М.В. Проблемы когнитивной лингвистики и концептуальных исследований на современном этапе // Ментальность и язык: коллективная монография / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: КемГУ, 2006. – С. 16–61 (Серия «Концептуальные исследования». Вып.7).

 

3.2. Методика исследования концептуальных структур

Исследовать культурные различия можно на основе выявления лингвистической универсальности, т. е. того, что объединяет все языки или их большинство. Считается, что мы живем под одним небом, нам светят одно солнце и одни звезды, однако мир разные народы описывают по-разному: небо, представляющееся в английском языке объемным (in the sky), а в русском и объемным (высоко в небе), и имеющим поверхность (на седьмом небе), и звезды, которые в русском концептуализируются признаками алмазов (небо в алмазах), в английском – падающие звезды концептуализируются признаками пули (shooting star «метеор, падающая звезда»), они же в русском – признаками душ (вон чья-то душа полетела на землю «о падающей звезде»). «Процесс означивания как таковой – это центральный аспект сложнейшей системы взаимодействия человека с окружающим его миром. Человек не может жить и развиваться, не построив – обязательно с помощью какой-либо знаковой системы – модель окружающего его мира. В общем случае в качестве такой системы выступает естественный язык» (Фрумкина 2001: 86).

Как пишет А. Вежбицкая, «только надежно установленные языковые универсалии могут дать солидную основу для сопоставления концептуальных систем, закрепленных в различных языках, и для объяснения значений, закодированных в одних языках (или в одном языке) и не закодированных в других» (Вежбицкая 2001: 46). Еще Г.В. Лейбниц предлагал концепцию «алфавита человеческих мыслей»: «хотя количество понятий, которые можно себе мысленно представить, бесконечно, возможно, что весьма невелико число таких, которые мысленно представимы сами по себе; ибо через комбинацию весьма немногих элементов можно получить бесконечное множество…Алфавит человеческих мыслей есть каталог тех понятий, которые мысленно представимы сами по себе и посредством комбинаций которых возникают остальные наши идеи» (Leibniz 1981: 430).

В языке отражаются различные модели «видения мира» (выражение В. фон Гумбольдта) носителей языка. Это различие закрепляется в виде разнообразных возможностей формирования и развития языковых значений и форм. Слово в таком контексте выступает как символ, семиотическая формула того или иного образа, который можно восстановить через исследование соответствующих концептов. Внешний и внутренний миры представляются человеку через призму его культуры и языка. Язык является неотъемлемой частью этой культуры. В ходе теоретической и практической деятельности человек чаще имеет дело не с непосредственным миром, а с репрезентацией мира, с когнитивными моделями и языковыми схемами, т. е. с языком. Иначе говоря, у нас есть все основания «для утверждения о репрезентации в семантической структуре языка двух миров — онтологического, референтного, т. е. мира внеязыковых сущностей и событий, протоколируемых в языке, и лингвального, т. е. мира, созданного языком. Другими словами…не язык определяет мышление, а мир, созданный языком, является миром нашего человеческого существования. Наше поведение обусловлено законами этого мира, хотя и имеет, в то же время, онтологические рамки» (теркулов 2010: 24).

Исследование культуры отдельного народа возможно в рамках такого явления, как самопознание: «если признать, что высшим земным идеалом человека является полное и совершенное самопознание, то придется признать, что только та культура, которая может такому самопознанию способствовать, и есть истинная. Для того чтобы способствовать индивидуальному самопознанию, культура должна воплощать в себе те элементы психологии, которые являются общими для всех или для большинства личностей, причастных к данной культуре, т. е. совокупность элементов национальной психологии. При этом воплощать такие элементы культура должна ярко, выпукло, ибо чем ярче они будут воплощены, тем легче каждому индивидууму познать их через культуру в самом себе» (Трубецкой 1995: 119).

Язык – составная часть культуры, ее орудие. Язык народа есть не только инструмент общения и воздействия, но и средство усвоения культуры, получения, хранения и передачи культурно-значимой информации. «Индивид неповторим как биологическая и психологическая особь, но он рождается в уже готовый мир. Таким образом, дитя уже принадлежит своему социуму, своей эпохе и культуре. Развивающейся личности предстоит жить в соответствии с явными и неявными моделями и образцами, принятыми в данной культуре» (Фрумкина 2001: 86). Язык – это особый способ существования культуры, фактор формирования картины мира.

Когнитивный подход к исследованию семантики слова заключается в изучении самого значения слова, в котором фиксируются не только признаки, необходимые и достаточные для идентификации обозначаемого, но и наивные (обыденные) знания об обозначаемом. Такой комплексный подход к изучению концептуальной структуры позволяет реконструировать концепт через его языковое выражение. В языке концепт объективируется в виде конкретных слов – репрезентантов концепта – согласно закрепленным когнитивным моделям. Под когнитивной моделью понимается некоторый стереотипный образ, с помощью которого организуются знания, опыт и их оценка. Когнитивные модели, так или иначе реализованные в языковых знаках, обнаруживают относительную простоту структурных типов и представляют собой последовательную систему, построенную на универсальных законах.

Все когнитивные модели находят свое отражение в языковых схемах, которые носители языка употребляют для описания актуальных событий. Языковые схемы – это различные формы и способы выражения в соответствующем языке знаний об отдельных фрагментах мира. Все концепты имеют закрепленные и свободные формы выражения в языке; у слов – репрезентантов концептов – отмечены ограничения на сочетаемость. «Один из важнейших тезисов, осмысленных в рамках когнитивной лингвистики, состоит в том, что именно концепт определяет семантику языковых средств, использованных для его выражения» (Попова, Стернин 2004: 36).

По мнению Е.В. Рахилиной, «все те свойства, которые определяют сочетаемость, не являются собственными свойствами объектов как таковых, потому что они не описывают реальный мир. Они соотносятся лишь с отражением реального мира в языке, т. е. с тем, что принято называть языковой картиной мира» (Рахилина 2000: 338). Анализируемые лексемы и конструкции являются отобразителями своей объективной сферы, с их помощью моделируется действительность, в которой живет носитель языка.

Все элементы мира определяются прототипическими признаками. Так, дом – помещение, где живут люди, его образуют несколько комнат, у него есть составные части – окна, двери, стены и пол. Мяч – это некий рукотворный предмет, у которого круглая форма, функционально предназначен для игр, его бросают, пинают, им пасуют. Другими словами, мы определяем слово через признаки соответствующего референта, опираясь на языковую картину мира и свой опыт. Эти признаки позволяют нам вычленить некий объект из окружающего мира, идентифицировать, отграничить его от других. Все это нам позволяет сделать наш язык. В языке заложена система классификации и категоризации того, что нас окружает.

Когнитивные принципы организации информации восходят в прототипическому образцу, свойственному носителям конкретного языка. Одна из концепций прототипического подхода принадлежит Э. Рош, которая изложена в трудах по когнитивной психологии (см., например, Rosh 1978). Э. Рош ввела термин прототип категории, определяя прототип как единицу, проявляющую в наибольшей степени свойства, общие с другими единицами данной группы, а также как единицу, реализующую эти свойства в наиболее чистом виде и наиболее полно, без примеси иных свойств. Например, почти все птицы летают, страус и пингвин – исключения, они не типичные птицы, и потому они относятся к периферии категории «птицы». Категории имеют некую внутреннюю структуру, отражающую реалии объективного мира. По мнению Э. Рош, структура категории обладает центром и периферией. Центр – это типичные представители данной категории, чем дальше от центра, тем меньше типичность.

«При любом понимании концепт как операционная единица мысли – это способ и результат квантификации и категоризации знания, поскольку его объектом являются ментальные сущности признакового характера, образование которых в значительной мере определяется формой абстрагирования, модель которого задается самим концептом, тем самым он не только описывает свой объект, но и создает его» (Воркачев 2003: 8–9). Прототипические признаки вариативны. Кроме того, они дополняются другими признаками, определяющими конкретный референт. Другими словами, прототипические признаки – это родовые или видовые характеристики, в которых обобщены групповые особенности тех или иных референтов. Дополнительные признаки выражают специфику свойств и качеств референта, которые отличают один референт от другого. В том случае, если дополнительные признаки у разных концептов совпадают, можно говорить о некоторых общих свойствах и качествах референтов, которые обусловлены разными причинами, в том числе и внутренней формой слова, историей развития языка и др. В языке это явление выражается, в частности, в синонимии языковых знаков.

Исследование и сопоставление стереотипных признаков концептов позволяет выявить общие и специфические характеристики народных (ненаучных) систем знаний о мире. Интерпретация языковых средств, служащих для таксономии отдельных фрагментов мира, является одним из методов исследования процессов категоризации субъективной и объективной действительности и отражения этих процессов в языковых структурах: «познавательную операцию, позволяющую определить объект через его отнесение к более общей категории, принято называть категоризацией…Отнесение объекта и именующего его слова к более общей категории скрывает за собой отнесение его смысла, концепта, к более общей категории концептов…Важную роль в процессах сжатия информации и концептуализации неисчерпаемого многообразия мира играет именно отношение член категории – имя категории, поскольку оно лежит в основе операции обобщения» (Фрумкина 2001: 62).

Как организованы категории в языке? «Безусловно, часть наших знаний структурируется посредством "классических парадигм" по принципу вариант – инвариант, однако определенная (большая) часть нашего опыта организована иным, более сложным способом – лучевых структур с центральными (прототипичными) и периферийными членами категории, которые по-разному демонстрируют некоторые типы подобия с лучшим представителем своего класса» (Борискина, Кретов 2003: 11).

То, что существует и адаптируется в языке, соответствует ментальности народа. В языке ассимилируются только те знания, которые соответствуют существующей в нем понятийной сетке. Невозможно говорить о языковой ментальности, не проникнув в суть духовного пространства языка. Ментальность – это мировидение народа, отображенное в его языке.

Как пишет проф. В.В. Колесов, «ментальные архетипы складывались исторически, по определенным, генетически важным принципам, которые и следует описать» (Колесов 2004: 15). В.И. Карасик замечает: «Языковое сознание членится на релевантные фрагменты осмысления действительности, которые имеют вербальное выражение и допускают этнокультурное, социокультурное и личностно-культурное измерения» (Карасик 2002: 6).

В последние десятилетия ХХ в. и в начале XXI в. в лингвистике и других науках отмечается живой интерес к вопросам глубинных закономерностей языкового механизма; на первый план выступил ряд проблем, связанных с методикой и методологией исследования концептов и концептуальной системы языка. Концептуальная система – это основа языковой картины мира. Концепты как составные части концептуальной системы – объективируются в языке в виде слов или сочетаний слов, в которых «прочитываются» признаки фрагментов языковой картины мира.

Концепт – это некое представление о фрагменте мира или части такого фрагмента, имеющее сложную структуру, выраженную разными группами признаков, реализуемых разнообразными языковыми способами и средствами. Концептуальный признак объективируется в закрепленной и свободной формах сочетаний соответствующих языковых единиц – репрезентантов концепта. Концепт отражает категориальные, ценностные и символические характеристики знаний о некоторых фрагментах мира. В структуре концепта отображаются признаки, функционально значимые для соответствующей культуры. Под концептом может пониматься национальный ментальный образ (идея, символ), который имеет сложную систему объективации. Структура концепта – это совокупность обобщенных признаков и групп признаков, необходимых и достаточных для идентификации предмета или явления как фрагмента картины мира.

Концептуальная структура состоит из базовых (первичных) и образных (вторичных) признаков. Базовые признаки формируются мотивирующим признаком, который закреплен во внутренней форме слова, понятийными признаками, актуализированными в словарных дефинициях соответствующей лексемы – репрезентанта концепта – в виде семантических компонентов (сем и семем), а также в системе синонимов. Среди первичных признаков выделяются особые категориальные признаки, которые связаны с мотивирующим признаком и признаками, актуализированными в словарных дефинициях, родо-видовыми отношениями. Вторичные признаки являются образными, они объективированы в виде концептуальных метафор. Типология таких образных признаков описана в (Пименова 2004: 82–90).

К категориальным признакам относятся также и ценностно-оценочные признаки. Промежуточное положение между первичными и вторичными признаками занимают функциональные признаки концепта. С одной стороны, такие признаки связаны с первичными, однако форма их вербализации позволяет говорить о фиксации по аналогии некоторых наивных (народных, обыденных, ненаучных) взглядов на объект, скрывающихся за словом – репрезентантом концепта. Функциональные признаки концепта отображают значимость того или иного референта, стоящего за концептом.

Анализ фрагментов картины мира происходит на основе выделения языковых единиц, репрезентирующих исследуемые концепты. На материале этих единиц рассматриваются способы представления концептов определенной сферы мира и их признаки.

Методика исследования концептов заключается в интерпретации значения конструкций, объективирующих те или иные признаки концептов; в выявлении частотных таксономических характеристик. Затем на их основе происходит обобщение особенностей концептов, а также выделение концептуальных структур, когнитивных моделей и языковых схем актуализации исследуемых концептов в одном языке или в сравниваемых языках. Выделенные концептуальные признаки формируют отдельные группы в структуре концепта (см. табл. 1). Данная методика апробирована в докторской диссертации (Пименова 2001), кандидатских диссертациях (см.: Агиенко 2006, Бондарева 2005; Гришина 2004; Демидова 2010; Кондратьева 2004; Куданкина 2005; Мешкова 2005; Мошина 2006, Орлова 2005; Сергеев 2005; Сергеева 2004; Сидорова 2010).

Таблица 1

Типовая концептуальная структура

Мотивирующим называется такой признак, который послужил основанием для именования некоего фрагмента мира, это внутренняя форма слова. В зависимости от времени появления слова в языке у соответствующего концепта может быть несколько мотивирующих признаков. «Внутренняя форма есть тоже центр образа, один из его признаков, преобладающий над всеми остальными…Внутренняя форма, кроме фактического единства образа, дает еще знание этого единства; она есть не образ предмета, а образ образа, т. е. представление» (Потебня 1993: 100). Чем древнее слово, тем больше мотивирующих признаков у концепта, скрывающегося за этим словом. Это объясняется синкретичностью мышления человека в древности.

Под понятийными понимаются признаки концепта, актуализированные в словарных значениях лексемы – репрезентанта концепта – в виде семантических компонентов (сем). Некоторые признаки связаны с мотивирующими или понятийными метонимической связью. Такие признаки представляют собой первую ступень дальнейшего переосмысления исходных признаков концепта.

Научная и наивная картины мира могут в своих моделях чрезвычайно отличаться друг от друга. Расхождение это вызвано развитием науки в обществе. В языке фиксируются не только новые знания, но и знания, когда-то существовавшие у носителей языка, например первичные знания о природе, человеке и его месте в этом мире. Они фиксируются в языке в виде архаичных признаков концептов.

Архаичными понятийными называются признаки концептов, зафиксированные в исторических и историко-этимологических словарях конкретных языков, но не отмеченные в словарях современных языков, а также признаки, диктуемые языковым материалом, но отсутствующие в словарях. Архаичные признаки выражают наивные, обыденные представления народа на природу и человека, которые не утрачены языком, но уже не осознаются носителями современного языка. Архаичные признаки возможны только у тех концептов, история репрезентантов которых достаточно древняя. Так, у концепта сердца выявлены архаичные признаки 'еды / продукта' (снедать сердце; сердце с перцем; чёрствое сердце; как маслом по сердцу). Эти архаичные признаки возникли на основе ритуальной практики, когда именно сердце приносилось в жертву богам. Этнографами зафиксированы факты стадиально более поздней, гуманной субституции, когда при жертвоприношениях использовались «символические муляжи сердца из теста, замешанного на вине» (Владимирцев 1984: 210). Поедание сердца связано с ритуальной магией (ср. стертую английскую метафору: I wake to weep, And sit through the long day gnawing the core Of my bitter heart, and, like a miser, keep – Since none in what I feel take pain or pleasure – To my own soul its self-consuming treasure. Shelley. Rosalind and Helen). Дж. Фрэзер заметил, что употребление сердца в пищу «первобытным человеком» носило чародейный характер (Фрэзер 1980: 550–552). У некоторых народов заупокойный культ предусматривал и посмертное сердцеедство. При процедуре «отверзания уст египтяне предлагали умершему в пищу сердце жертвенного животного. У якутов сердце животного тоже входило в „смертные яства“ и погребалось вместе с покойником» (Владимирцев 1984: 208).

Промежуточное положение между базовыми и образными признаками занимают категориальные признаки: функциональные и ценностно-оценочные. Функциональные признаки – это признаки тех функций, которые в сознании носителей языка закреплены за соответствующим референтом. Такие функции могут существовать реально (ср.: сердцебиение) или виртуально (сердцем понимать / осознавать / предвидеть / воспринимать). Ценностно-оценочные признаки объединяют в своей группе признаки оценки, а также образные признаки ценности. Оценка может быть разнообразной: утилитарная (полезно / вредно для сердца), рациональная (правильное сердце), эстетическая (красота сердца). Признаки ценности объединяют образные признаки материальных средств, ресурсов, драгоценностей (не хватило сердца; золотое сердце). Признаки имущества связаны, с одной стороны, с предметными признаками, с другой, с категорией «ценность» (владеть чьим сердцем; свое / собственное сердце). Признаки имущества обычно объективируются глаголами, обозначающими разного рода манипуляции с собственностью (владеть, иметь, терять, передавать, лишить(ся), дарить, обладать, обмениваться, завоевать, отдавать, приобретать, наследовать).

Образные признаки концепта – это признаки, служащие образованию концептуальных метафор. Концептуальная метафора – это способ думать об одной части мира через призму другой. Выявленные концептуальные метафоры позволяют определить когнитивную модель, на основе которой произошел тот или иной перенос признака: пленить сердце (метафора «сердце-пленник»), вырвать с корнем любовь из сердца (метафора «сердце-почва, где укоренилась любовь»).

Архаические признаки концепта прочитываются в сохранившихся символах культуры. Символическими называются признаки, которые восходят к существующему или утраченному мифу или ритуалу и могут восприниматься в виде метафоры, аллегории или культурного знака. Миф сохраняет ранее распространенное в народе представление о мироустройстве. С течением времени мифы утрачиваются, но их можно восстановить, анализируя стертые метафоры. «Религиозные ритуалы – это типичный пример деятельности, в основе которой лежат метафоры. Метафорика религиозных ритуалов обычно включает метонимию: объекты реального мира замещают сущности в соответствие некоторому аспекту реальности так, как это понимается в религии» (Лакофф, Джонсон 2004: 250).

Удивительной закономерностью, характеризующей язык, является способность языка хранить и передавать то, что веками закреплялось в виде устойчивых выражений на основе соответствующих когнитивных моделей. Признаки концептов, представляющие национальную картину мира, весьма консервативны. И в то же время картина мира народов меняется, структура признаков концептов расширяется за счет продолжающего познания мира. Развитие науки, культурные процессы дополняют сведения о мире, в том числе о мире внутреннем. В языке отражены знания о человеке: он описывается как сложное образование, что лишь отчасти можно объяснить существующими и существовавшими ранее мифологическими и религиозными представлениями. Анализ концептов приводит к выявлению архаичных знаний о мире. Они не относятся к разряду научных, это народные, обыденные представления, на них накладывают отпечаток меняющиеся религиозные и научные воззрения социума. «Структура… концепта… изменчива во времени, что обусловлено в целом многочисленными лингвокультуральными факторами (социально-экономическими трансформациями общества, сменой моральных ценностей, выбором ценностных приоритетов и т. п.; языковыми изменениями – заимствования, деривационные процессы, метафоризация, метонимия и т. п.)» (Красавский 2001: 68). По замечанию т. А. Фесенко, «интерпретация фрагмента действительности в концептуальной системе – это, по сути, конструирование информации об определенном мире или "картине мира", при этом смысл вербальных единиц оказывается как бы "вплетенным" в данную концептуальную систему» (Фесенко 2002: 133).

Опираясь на разные уровни исследования, можно выявить наиболее полный набор групп признаков, которые формируют структуру того или иного концепта (см., например, структуры концептов жизнь, идея, Idee: Пименов, Пименова 2005, 2007). Такие группы состоят из более или менее распространенной совокупности признаков, которые, объединяясь на основе родовой или видовой характеристики, выражают тот или иной способ концептуализации.

Исследование концепта происходит поэтапно. Первый этап – анализ внутренней формы слова, репрезентирующего концепт. Слов – репрезентантов концепта – может быть несколько. В этом случае производится анализ всех форм и их сопоставление с целью выявления общих и специфических признаков.

Второй этап – определение образных способов концептуализации как вторичного переосмысления лексемы (сочетаний лексем, их дериватов) – репрезентанта концепта, исследование концептуальных метафор.

Третий этап – описание способов категоризации концепта в языковой картине мира. Обычно выделяется два способа категоризации концептов – через онтологические и гносеологические категории. Этот этап включает в себя анализ функциональных и ценностно-оценочных признаков.

Четвертый этап – анализ лексического значения слова – репрезентант концепта. Если исследуются разные слова – репрезентанты концепта, их значения сопоставляются между собой для выявления общих и особенных признаков. На этом же этапе происходит выявление синонимического ряда лексемы – репрезентанта концепта. Данный этап включает в себя выявление общих свойств и особых признаков синонимов; возможен анализ антонимов, так как именно они дополняют полную картину понятийных признаков исследуемого концепта.

Пятый этап исследования заключается в выявлении категориальных признаков пространства и времени в структуре изучаемого концепта.

Шестой этап – выявление символических признаков концепта. Символические признаки существуют не у всех концептов, а только у тех, которые связаны с мифологической, фольклорной и / или религиозной картинами мира.

Седьмой этап – исследование сценариев. Сценарий – это событие, разворачивающееся во времени и / или пространстве, предполагающее наличие субъекта, объекта, цели, условий возникновения, времени и места действия. Такое событие обусловлено конкретными причинами (подробнее см.: Пименова 2003: 58—120).

В случае анализа концептов на материале разных языков выявляются общие признаки и отличительные их особенности на всех этапах изучения концептуальной структуры.

Вопросы и задания

1. Дайте определение терминам прототип, концепт, когнитивная модель, языковая схема, структура концепта, признаки концепта: мотивирующие, образные, понятийные, категориальные: функциональные и оценочные, символические.

2. Приведите определение термина ментальность.

3. Какие этапы в исследовании концептов вы знаете?

4. Как выявляется структура концепта?

5. Как соотносятся между собой научная и наивная картины мира?

6. Что такое архаические признаки концепта, и к каким группам признаков их можно отнести?

Темы сообщений и рефератов

• Способы репрезентации концептов в языке, в авторской картине мира.

• Структуры концептов культуры.

Основная литература

1. Агиенко М.И. Структуры концептов правда, истина, truth в сопоставительном аспекте: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2006.

2. Бондарева Е.П. Актуализация концепта мысль в русской языковой картине мира: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2005.

3. Борискина О.О. Теория языковой категоризации. Национальное языковое сознание сквозь призму криптокласса / О.О. Борискина, А.А. Кретов. – Воронеж: ВорГУ, 2003.

4. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. – М.: Школа «Языки русской культуры», 2001 («Язык. Семиотика. Культура». Малая серия).

5. Владимирцев В.П. К типологии мотивов сердца в фольклоре и этнографии // Фольклор и этнография: У этнографических истоков фольклорных сюжетов и образов. – Л., 1984. – С. 204–211.

6. Воркачев С.Г. Сопоставительная этносемантика телеономных концептов «любовь» и «счастье» (русско-английские параллели). – Волгоград: Перемена, 2003.

7. Гришина О.А. Актуализация концепта Америка в современном российском языке (на материале публицистических текстов): дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2004.

8. Демидова Е.Е. Структуры и способы актуализации признаков концептов небо и heaven в русской и английской языковых картинах мира: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2010.

9. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград: Перемена, 2002.

10. Колесов В.В. Язык и ментальность. – СПб.: «Петербургское Востоковедение», 2004 (Slavica Petropolitana).

11. Кондратьева О.Н. Концепты внутреннего мира человека в русских летописях (на примере концептов душа, сердце и ум): дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2004.

12. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах / Н.А. Красавский. – Волгоград: Перемена, 2001.

13. Куданкина О.А. Способы актуализации концепта Германия (на материале публицистических текстов): дис… канд. филол. наук / О.А. Куданкина. – Кемерово, 2005.

14. Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. – М.: Едиториал УРСС, 2004.

15. Мешкова Т.С. Способы актуализации концепта князь (на материале Новгородской I летописи)»: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2005.

16. Мошина Е.А. Сопоставительный анализ способов объективации концептов надежда и hope в русской и английской языковых картинах мира: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2006.

17. Орлова О.Г. Актуализация концепта «Russia» («Россия») в американской публицистике (на примере дискурса еженедельника «Newsweek»): дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2005.

18. Пименов Е.А. Сопоставительный анализ заимствованных концептов (на примере русского концепта идея и немецкого концепта Idee / Е.А. Пименов, М.В. Пименова // Концептуальные сферы «мир» и «человек»: коллективная монография / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: ИПК «Графика», 2005. – С. 143–177 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 6).

19. Пименов Е.А. Объективация концепта ЖИЗНЬ в русской языковой картине мира // Vita in lingua: к юбилею проф. С.Г. Воркачева: сб. статей / отв. ред. В.И. Карасик. – Краснодар: Атриум, 2007. – С. 142–158.

20. Пименова М.В. Концепты внутреннего мира (русско-английские соответствия): дис… докт. филол. наук. – Санкт-Петербург, 2001.

21. Пименова М.В. Особенности репрезентации концепта чувство в русской языковой картине мира // Мир человека и мир языка / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 58—120 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 2).

22. Пименова М.В. Типология структурных элементов концептов внутреннего мира (на примере эмоциональных концептов) // Вопросы когнитивной лингвистики. – 2004. – № 1. – С. 82–90.

23. Пименова М.В. Проблемы когнитивной лингвистики и концептуальных исследований на современном этапе // Ментальность и язык: коллективная монография / отв. ред. М.В. Пименова. – Кемерово: КемГУ, 2006. – С. 16–61 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 7).

24. Попова З.Д. Полевая модель концепта // Попова З.Д., Стернин И.А., Карасик В.И., Кретов А.А., Борискина О.О., Пименов Е.А., Пименова М.В. Введение в когнитивную лингвистику: учеб. пособие. – Кемерово: Графика, 2004. – С. 12–44 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 4).

25. Потебня А.А. Мысль и язык. – Киев: СИНТО, 1993.

26. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. – М.: Русские словари, 2000.

27. Сергеев С.А. Особенности объективации концепта мечта в русской языковой картины мира: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2005.

28. Сергеева Н.М. Концепты ум, разум в русской языковой картине мира: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2004.

29. Сидорова Н.П. Сопоставительный анализ структур и способов актуализации русского и английского концептов луна и moon: дис… канд. филол. наук. – Кемерово, 2010.

30. Стернин И.А. Когнитивная интерпретация в лингвокогнитивных исследованиях // Попова З.Д., Стернин И.А., Карасик В.И., Кретов А.А., Борискина О.О., Пименов Е.А., Пименова М.В. Введение в когнитивную лингвистику. – Кемерово: Графика, 2004. – С. 45–52 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 4).

31. Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.

32. Теркулов В.И. Номинатема: опыт определения и описания [Текст]. – Горловка: ГГПИИЯ, 2010 (Серия «Знак – Сознание – Знание». Вып. 1).

33. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. – М., 1995.

34. Фесенко Т.А. Специфика национального культурного пространства в зеркале перевода. – Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002.

35. Фрумкина Р.М. Психолингвистика. – М.: Academia, 2001.

36. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. – М.: Изд-во политической литературы, 1986.

37. Leibniz G.W. New Essays on Human Understanding / Trans. P. Remnant, J. Bennett. – Cambridge: Cambridge University Press, 1981.

38. Rosh E.N. Principles of Categorization // Rosh E.N., Lloyd B.B. Cognition and Categorization. – Hillsdale: Lawrence Erlbaum, 1978. – P. 27–48.

 

3.3. Коды культуры и принципы концептуализации мира (об основных структурных признаках базовых концептов культуры)

Каждая культура имеет свою модель мира, картину мира. Согласно А.А. Камаловой, «все современные направления в изучении семантики можно объединить одной идеей – когнитивный взгляд на язык. По существу, антропоцентрический принцип изучения языка сводится сегодня к когнитивным задачам его описания, а именно: роль языка в получении, обработке, фиксации, хранении, организации, накоплении, использовании и росте информации о мире. И не только к ним. Актуальными являются исследования языка как феномена культуры» (Камалова 1998: 68). Постичь картину мира всегда непросто; «в силу привычки мы не замечаем культурную модель мира, отраженную в родном языке…Модель мира, воплощенную в чужой культуре, можно увидеть через призму неродного языка, если суметь подобрать к нему соответствующий „ключик“» (Фрумкина 2001: 87).

Содержание культуры представлено различными областями: это нравы, традиции и обычаи, язык и письменность, одежда, поселения, работа (труд), воспитание и образование, экономика, армия, общественно-политическое устройство, закон, наука, техника, искусство, религия, проявления духовного развития народа. Все эти области в языке реализуются в виде системы кодов культуры. «Язык – уникальный архив исторической памяти народа, отражение его образа жизни, верований, психологии, морали, норм поведения» (Кошарная 2002: 26). Код культуры – это макросистема характеристик объектов картины мира, объединенных общим категориальным свойством; это некая понятийная сетка, используя которую носитель языка категоризует, структурирует и оценивает окружающий его и свой внутренний миры. При переносе в языке характеристик из одного кода в другой возникает метафора или метонимия. Код культуры – это таксономия элементов картины мира, в которой объединены природные и созданные руками человека объекты (биофакты и артефакты), объекты внешнего и внутреннего миров (физические и психические явления).

Как указывает В.Н. Телия, культура – «это та часть картины мира, которая отображает самосознание человека, исторически видоизменяющегося в процессах личностной или групповой рефлексии над ценностно значимыми условиями природного, социального и духовного бытия человека. Из этого следует, что культура – это особый тип знания, отражающий сведения о рефлексивном самопознании человека в процессах его жизненных практик» (Телия 1996: 18).

Коды культуры проявляются в процессах категоризации мира, а «категоризация как процесс сжатия многообразия – всегда лишь этап взаимодействия с окружением. Сами категории как таковые не даны нам «свыше», а формируются в нашем сознании в соответствии с конкретными требованиями окружения, среды…При этом любой язык адекватно обслуживает свою культуру, предоставляя в распоряжение говорящих средства для выражения культурно значимых понятий и отношений» (Фрумкина 2001: 87). В основе категоризации, рассматриваемой как процесс, «лежат сложившиеся у нас представления о сходстве и различии объектов, будь то объекты внешнего мира, подобно облакам, или феномены внутреннего мира – такие, как представления о цвете или смысле слова» (Фрумкина 2001: 90).

Процессы категоризации связаны с человеком, его восприятием мира: «антропоцентризм как особый принцип исследования заключается в том, что научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности, по их функции для развития человеческой личности и ее усовершенствования. Он обнаруживается в том, что человек становится такой точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективу и конечные цели» (Кубрякова 1995: 212).

Наиболее актуальны исследования когнитивных аспектов языка, в частности, когнитивной интерпретации носителей разных языков фрагментов своего внутреннего мира, а также ключевых концептов культуры, под которыми понимаются обусловленные культурой «ядерные (базовые) единицы картины мира, обладающие экзистенциальной значимостью как для отдельной языковой личности, так и для…сообщества в целом» (Маслова 2001: 51).

Концепты культуры делятся на несколько групп (Пименова 2006: 76–77):

1) универсальные категории культуры (онтологические категории — время, пространство, причина, следствие, изменение, движение, количество, качество);

2) социально-культурные категории (свобода, справедливость, труд, богатство (для русских — достаток), собственность (которая в русском языке обозначается и как частная, и как общественная, и общинная);

3) категории национальной культуры (для русской культуры – это воля, доля, соборность, душа, дух);

4) этические категории (добро и зло, долг, правда и истина);

5) мифологические категории, включающие в себя религиозные (боги, ангел-хранитель, духи, домовой).

Ключевым можно считать тот концепт, который объективируется в частотных общеупотребительных формах языка – словах, словосочетаниях, фразеологизмах, пословицах и поговорках, загадках. Базовыми считаются такие концепты, которые являются основанием для формирования ментальности народа в целом. Базовые концепты восходят к существовавшей ранее у народа концептуальной системе в период формирования этнического самосознания и самоидентификации. Базовые концепты культуры отражают в своих структурах мифологические и религиозные признаки, а также признаки, закрепившие обыденные представления картины мира. В современном языке не все слова, репрезентирующие базовые концепты культуры, отличаются частотностью. Но понятийные признаки таких слов находятся в основе классификаций и тождеств, актуальных для современной концептуальной системы. Примером базовых концептов русской культуры могут быть Мать-сыра-земля, князь и княгиня, царь и царство, красна девица и др. Важные для народа, сохранившие свою актуальность доныне, базовые концепты могут переходить в разряд ключевых. Например, такие концепты русской культуры, как душа, дух, сердце, правда, истина и др.

В языке отобразилось свойство мышления человека, живущего в природной и социальной среде, переносить на свой внутренний мир и его объекты антропоморфные, биоморфные и предметные характеристики. Это закрепилось в виде метафор и метонимии. Способность человека соотносить явления из разных областей, выделяя у них общие признаки, составляет основу существующих в каждой культуре системы кодов, среди которых растительный (вегетативный, фитоморфный), зооморфный (анимальный, териоморфный), перцептивный, соматический (телесный), антропоморфный, предметный, пищевой, химический, цветовой (колоративный), дименсиональный (связанный с системой измерения), пространственный, временной (темпоральный), ценностный (духовный, прагматический), теоморфный (божественный). Растительный, зооморфный, антропомофный и теоморфный коды иногда объединяют под общим названием биоморфного (витального, натуралистического) кода. Основу культурных кодов составляет мифологический символизм, суть которого состоит в переносе образов конкретных предметов на абстрактные явления (в том числе внутреннего мира). Устанавливая параллелизм объектов физической (реальной) и виртуальной (иллюзорной) действительности, мифологическое сознание основывается на гносеологических операциях сравнения и отождествления.

Антропоморфный код, в свою очередь, делится на индивидуальный и социальный субкоды. Кодам культуры в основной своей части свойственен изоморфизм, т. е. в каждой культуре наличествует весь перечисленный спектр кодов, однако не все элементы указанных кодов будут изофункциональны. Поиск специфических элементов, отличающих тот или иной код культуры, позволяет указать на особенность культуры, отраженной в мышлении народа. Элементы кодов выступают как классификаторы и квантификаторы друг для друга, за ними закреплена некоторая символическая культурная соотнесенность. В каждой культуре отмечаются свои классификационные и квантификаторные цепи, в которых можно проследить ассоциативные комплексы: птица – > растение (кукушка – > кукушкины сапожки / слёзки), птица – > человек (стреляный воробей), птица – > артефакт (железная птица «самолет»), растение – > строение (луковка собора), животное – > человек (осел «упрямый, глупый человек»), растение – > человек (дуб «здоровый, сильный, но неумный человек»), природное явление – растение (дождь лепестков), живое существо – страна / государство (в самом сердце страны), организм – экономика страны / государства (экономика больна / заражена), организм – социальная система (экономическая мощь страны), светило – человек (солнце моё / звезда моя «обращение»), социальное явление – растение (растительное царство), артефакт – социальное явление (жернова избирательной кампании), артефакт – психическое явление (чаша терпения), артефакт – артефакт (корабль – воздушный корабль «самолет»), предмет – абстракция (обломки былой славы), стихия – психическое явление (буря в душе), природный элемент – артефакт (рукав реки), природный элемент – человек (не человек, а кремень), природный элемент – организм (гора мышц), природный элемент – общество / политика (социальные потоки; политические течения), стихия – человек (ураганом пронесся мимо), стихия – социальное явление (вихри войны), пространство – социальное явление (вертикаль власти), время года – возраст человека (осень моей жизни) и т. д. (о метафорической системе русского языка см.: Лагута 2003).

Каждую национальную культуру отличают специфические языковые образы, символы, образующие особую систему кодов, с помощью которой носитель языка описывает окружающий его мир, используя ее в интерпретации окружающего мира, а также своего внутреннего мира. Образы, признаки которых относятся к кодам культуры, функционируют в режиме подобия. Такие признаки лежат в основе типовых представлений о реалиях внешнего и внутреннего миров. По мнению Н.Д. Арутюновой, образ может «подняться до символа» (Арутюнова 1988: 126–129).

Концепты реализуются в языке различными способами. Так, у одного и того же концепта может быть несколько способов обозначения. Например, концепт ум в русском языке может реализоваться посредством лексем (ум, (по)умнеть, умный, умно), композитов (ум-разум), а также свободных и устойчивых словосочетаний (ума палата; большого ума человек), пословиц и поговорок (Ум за разум заходит; Кума, не купи гумна, а купи ума; Ум не лукошко, не прошибёшь окошко) и т. д. Описание концепта может происходить в виде определения максимально полного набора признаков, свойственных исследуемому концепту.

Остановимся подробнее на образных признаках концепта. Концепты внутреннего мира обычно представлены в языке посредством метафор. Часть метафор, которые используются для описания мира, отличаются большей универсальностью, проявляются в разных языках и культурах, а другие метафоры являются культурно-специфическими. Рассмотрение метафор с точки зрения их универсальности и специфичности позволит выявить общие механизмы репрезентации концептов в языковых картинах мира; метафора – это важный механизм, при помощи которого мы понимаем абстрактные понятия, относящиеся к сфере внутреннего мира человека, и рассуждаем о них.

Система общепринятых концептуальных метафор обычно неосознаваема, автоматична и употребляется без заметного усилия. Когда мы говорим, что думы / мысли в голове / уме, в мыслях не было, решать в уме, мы не думаем сознательно об уме, голове и мыслях как о вместилищах, мы автоматические употребляем данные выражения, не задумываясь особо о форме, скрывающей некие архаичные знания. Вслед за Дж. Лакоффом, под концептуальной метафорой (conceptual metaphor) подразумевается способ думать об одной области через призму другой (Lakoff 1993: 206).

Теория концептуальной метафоры согласуется с другими аспектами когнитивной лингвистики. Метафора и метонимия, которые используются для описания мира, являются своеобразным фрагментом картины мира, не совпадающим или совпадающим частично у представителей как различных культур, так одной и той же культуры в отдельные исторические периоды. Как замечает А.П. Чудинов, «метафора относится к числу тех феноменов, в которых наиболее ярко проявляется "душа народа", его ментальный мир» (Чудинов 2004: 29). «Образное представление можно определить как абстрагированный от семантики конкретных образных слов и выражений стереотипный для определённой языковой культуры образ, воплощающий представления языкового коллектива о явлениях идеального мира сквозь призму впечатлений о мире реальном, чувственно воспринимаемом, а также совмещающий представления о предметах реального мира на основании ассоциативной общности их признаков» (Шенделева 1999: 75).

Метафора привычна в описании любых реалий, «наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по своей сути… Наша понятийная система… носит преимущественно метафорический характер…наше мышление, повседневный опыт и поведение в значительной степени обусловливаются метафорой» (Лакофф, Джонсон 1990: 387). Метафора концептуальная не равнозначна понятию «языковая метафора». По словам А. Ченки, «в когнитивных исследованиях принято отличать метафору как термин от метафорического выражения. Под метафорой подразумевается концептуальная метафора – способ думать об одной области через призму другой, например "ЛЮБОВЬ – ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ"… Метафорические выражения – это отражения метафор в языке (например, Our relationship has hit a dead-end street 'Наши отношения зашли в тупик'). Важно заметить, что, согласно данной теории, метафоры могут быть выражены разными способами – не только языковыми формами, но и жестами, и культурными обычаями. Изучение метафор поэтому может пролить свет на более широкую тему: связи между языком и культурой» (Ченки 1997: 351–352).

Жестами могут быть выражены разнообразные концептуальные метафоры. Так, носители русского языка жестом, который обозначается как «прижать к груди, сердцу, обнять», передают концептуальную метафору 'ТЕЛО – ДОМ'. Концептуальные метафоры могут соотноситься с языковыми выражениями таких метафор (ср.: пригреть на груди). В русской языковой картине мира грудь – вместилище сердца – представляется в метафорах очага, печи (греться у груди / у сердца). Тело человека в разных языках описывается метафорами дома (во мне живут воспоминания; чердак «голова»), сердце при этом метафорически предстает как символический центр дома – очаг, печь. В английском языке лексемы heart «сердце» и hearth «очаг» имеют общую внутреннюю форму (см. подробнее: Пименова 2001).

Как отмечает В.И. Карасик, «языковые проекции концептов позволяют обнаружить не только картину мира, лингвистически освоенный мир, но и своеобразие освоения мира. Известно, что в основу номинации обычно кладется только один релевантный признак, по которому восстанавливается вся совокупность обозначаемого предмета. В этом состоит принцип означивания, языкового кодирования информации о многомерном мире. Декодирование признаков реализуется психологически как воссоздание гештальта и лингвистически – как характеристика обозначенного предмета при помощи уточнений и пояснений разного типа. Применительно к предмету это – атрибутивная и бытийная характеристика, применительно к процессу это – развертывание процессуальной формулы: источник процесса – направленность процесса – качественная и количественная детерминация процесса. Речь идет о семантическом согласовании признаков. Это согласование имеет место во всей совокупности средств речевого общения – в коммуникативной стратегии, способах невербальной поддержки общения, в функционально-прагматических и функционально-семантических средствах, используемых в общении» (Карасик 2002: 148–149).

Представление фактов определенных сфер жизни человека посредством других – явление универсальное для разных языков. Однако сами сферы, определяющие друг друга, не совпадают (см. подробнее: Пименова 1999). Человеку не нужно придумывать новые слова для обозначения новых реалий; он пользуется теми ресурсами, которые есть в его языке. Внутренний мир человека – область абстракции; составляющие этой области – явления метафизические, ирреальные. Для того чтобы передать эти ирреальные сущности, язык предоставляет возможность использования знаков, закрепивших за собой уже существующий физический опыт. Концептуальные метафоры и соответствующие когнитивные модели, используемые для описания внутреннего мира человека, можно представить в виде универсальной типовой (присущей большинству концептов) структуры (подробнее см.: Пименова 1999; 2003).

Таблица 2

Образные признаки концептов

Рассмотрим типовые метафорические признаки концептуальных структур на примере ментальных концептов. В качестве иллюстраций будут использованы словосочетания с лексемами, обозначающими ментальную сферу внутреннего мира человека. В качестве области-источника образования метафор выступают знания о живой и неживой природе, о мире, в котором живёт человек. Неживая природа представлена признаками стихий, вещества, продуктов и предметов, живая природа – признаками растений и живых существ (Бога, человека, животных, птиц, насекомых). Образные признаки мира объективируются через характеристики неба и его объектов (солнца, звёзд, луны, облаков, туч), земли (дорог, ландшафта), погоды, строений (домов, храмов, колодцев) и т. д.

Схема 1

Как следует из схемы 1, концептам внутреннего мира свойственно выражение в языке через признаки мира внешнего. Описывая явления внутреннего мира, носитель языка соотносит их с тем, что другим носителям и ему самому уже известно. Так возникает уподобление ума, разума, мысли, рассудка, идеи стихиям, веществу, растениям, живым существам, предметам, объектам мира. Существующие знания о мире принадлежат к фонду общей для всех носителей языка информации. Итак, концепты внутреннего мира соотносятся с концептами мира физического на основе уподобления (сравнения / аналогии) первых вторым. Характеристика, на которой основывается такое уподобление (сравнение / аналогия), позволяет утверждать сходство между известным и неизвестным. Такое сходство квалифицируется как образный признак концепта. Это то общее основание, по которому сравниваются некоторые несхожие явления.

Признаки стихий реализуются через характеристики огня, воды, воздуха и земли.

Огонь — в глазах горит ум; искры ума; огонёк мысли в глазах (ср.: [Ольга] читала книгу, и в книге непременно были строки с искрами её ума, кое-где мелькал огонь её чувств, записаны были сказанные вчера слова, как будто автор подслушал, как теперь бьётся у ней сердце. Гончаров. Обломов). Признаки огня используются для обозначения существования, проявления ментальной силы, энергии.

Вода — прозрачная / мутная мысль; прервать течение мыслей (ср.: [Юрий: ] Без тебя у меня не было друга, которому мог бы я на грудь пролить все мои чувства, мысли, надежды, мечты и сомненья… Лермонтов. Menschen und Leidenschaften). Признаки воды используются для выражения осознанности или неосознанности мыслительных состояний, понятности результатов таких состояний.

Воздух — глаза / речи дышат умом; легкие / воздушные мысли (ср.: Лучи человеческой мысли суть воздух для духов. Бальмонт. Мысли Словацкого). Признаки воздуха могут трактоваться и как признаки движения воздушных потоков (ощутить веяние каких мыслей; вихрь мыслей), такие признаки относятся к группе признаков погоды.

Земля — заронить в ум зерно сомнения; зерно мысли зреет в уме; бесплодный ум (ср.: Мысль тихая, зрея в светлом разуме, Искрой разгоралася, – А потом из уст её, словом оперённая, Голубем пленительным Вылетела чистая, в краски облечённая, С шумом упоительным. Бенедиктов; Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Пушкин). Земля – это символ плодородия, постоянности, устойчивости, роста, укоренения.

Признаки камня редко встречаются в структурах ментальных концептов (ср.: укрепиться мыслью).

Некоторые признаки концептов выражаются косвенно, для их выявления необходимо использовать интерпретативные процедуры или искать аналогии (выражения направить мысли в деловое русло, мысли хлынули в голову означают, что мысли могут быть, как потоки воды, контролируемыми (направить) и неконтролируемыми (хлынуть), такие метафоры используются для описания как стихийных, так и ландшафтных признаков концептов, например, в виде признаков реки или ручья; ср.: Сон остановил медленный и ленивый поток его мыслей и мгновенно перенёс его в другую эпоху, к другим людям, в другое место… Гончаров. Обломов). Признаки стихий могут контаминироваться (ср. пример, где совмещаются признаки 'огня' и 'воды': огненный поток мыслей).

Схема 2

В разных лингвокультурах существует свой набор первостихий. В славянской традиции к известным первостихиям мира относится (кроме огня, воздуха, земли и воды) еще и камень. В китайской философии к первостихиям относят также дерево и металл.

Один и тот же признак может выражаться в языке разнообразными языковыми способами. Так, признак 'огонь' у концепта ум в языке реализуется в словосочетаниях с разными частями речи: глаголами и производными (воспалять / распалить ум устар.; распалённый ум), именами существительными и прилагательными (пламенный / пылкий ум; искры ума в глазах / словах).

Признаки вещества относятся к химическому коду культуры. Такие признаки у концептов внутреннего мира вариативны. Чаще вещество представлено признаками металла, жидкости, газа, кристалла, горючего, твердого / мягкого, растворимого вещества, смеси (жидкость — ум кипит; мысли кипят; горючее вещество — ум загорелся / воспламенился идеей; кристалл — кристальный ум; грани ума / мысли; мысль выкристаллизовывается; мягкое вещество — размягчение мозгов разг.; растворимое вещество – идея растворилась в массах; смесь — мешанина мыслей разг.; смешанные мысли; твердое вещество — твердость ума).

Концепты отличаются друг от друга своими структурами или фрагментами структур – группами признаков или отдельными признаками в конкретных группах. Признак 'газ / дым' часто встречается в структурах ментальных концептов, таких, например, как, мысль, дума (мысль / дума испарилась / улетучилась; [Сальери: ] Рассей пустую думу. Пушкин. Моцарт и Сальери), но в структурах концептов ум и разум он отсутствует.

Схема 3

Характеристики продуктов представлены через признаки натуральных (природных) и произведённых человеком (ср.: Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове; как ни переворачивал он [Манилов] её, но никак не мог изъяснить себе, и всё время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина. Гоголь. Мёртвые души). К признакам натуральных продуктов относятся губка (ум впитывает впечатления), мед / плоды (сладкие мысли), яд (ядовитая мысль / идея; Мечик не глядел на неё, и мысль о том, что рано или поздно придётся всё-таки уйти, показалась ему ненужной сейчас, горчила, как отрава. Фадеев. Разгром). Среди признаков произведенных человеком продуктов могут быть вино (захмелеть от мыслей; брожение умов; Конец в круженье лишь начало, Средь масок мыслим всякий бред, Все мысли хмельно закачала Метель улыбок и примет. Бальмонт. Маска), кислота (мысли разъедают сознание; едкие мысли) и др. Объединяются данные признаки в категорию «пища» (Мужик хоть и сер, да ум у него не чёрт / не волк съел устар.; Ржа ест железо, а печаль ум человека. Слово Даниила Заточника; А здесь умом моим — свиней кормить… А. Толстой. Пётр Первый).

Схема 4

Предметный код связан с окультуренной человеком сферой внешнего и внутреннего миров; он реализуется посредством нескольких групп, которые формируются признаками артефактов, имущества. Человека окружает предметный мир, который, в свою очередь, членится на природный и рукотворный. К природным предметам относятся такие явления мира, как ветка, камень, дупло, ствол (дерева) и пр. К рукотворным относятся артефакты – созданные руками человека предметы (механизмы, инструменты и пр.).

В структуры ментальных концептов включены указанные группы признаков, которые объективируются в виде соответствующих метафор. К ним относятся признаки артефактов – 'гвоздь' (в голове гвоздём засела мысль), 'игрушка' (играть мыслями; Мысль свести брата с Наташей забавляла её. Л.Толстой. Война и мир), 'инструмент' (мысль сверлит), 'книга' (читать чьи мысли; [Зина] и на этот раз прочитала мои мысли. Сергеев. Конный двор), 'дневник' (записать / отметить в уме; сделать заметку в своём уме), 'нить' (потерять нить мысли; Чужими умами только бураки подшивают; Оборвав нить мысли, Шелест отчеканил… Бек. Талант), 'нож' (отточенный / острый / тупой ум; Чтоб других учить, надо свой разум наточить), 'музыкальный инструмент' (настроение умов; ум настроен / расстроен), 'механизм' (умственный механизм; (в уме) винтиков не хватает; В их голове всегдашний хаос; одна только полусветлая мысль неподвижна, вокруг неё вертятся все другие и в совершенном беспорядке. Лермонтов. Странный человек), 'меч' (выкованный ум; Я заглянул в нору змеи, Все мысли закалил мои. Я вызвал зеркалом змею, Убил, и мёртвый узел вью. Бальмонт. Яванские орхидеи), 'оружие' (вооружиться мыслью; отточенный ум), 'одежда' (ум наизнанку вывернутый; ворох мыслей), 'ткань' (Весь день он плыл в тумане, сотканном из чужих и строгих, отделяющих его от остальных людей мыслей об одиночестве и смерти. Фадеев. Разгром), а также признаки 'имущества' (Брат он мой, а ум у него свой; Живи всяк своим добром / своим умом да своим горбом!; Пропала хорошая мысля ни за понюшку табаку; [Князь: ] Но человек, лишённый Ума, становится не человеком. Пушкин. Русалка; [Ольга] глядела на него сознательно, с такой уверенностью, так, по-видимому, владела своей мыслью. Гончаров. Обломов).

Некоторые признаки могут включаться в структуры концептов в виде окказиональных, т. е. свойственных отдельным носителям языка. В отдельных текстах встречаются окказиональные (авторские) признаки артефактов ментальных концептов: 'корабль' (Что-то мешало ему ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли. Гончаров. Обломов), 'весы' (У этой женщины впереди всего шло уменье жить, управлять собой, держать в равновесии мысль с намерением, намерение с исполнением. Гончаров. Обломов), 'осколки сосуда' (Попробовал было он встать с дивана и пройтись, раз и другой, по комнате, чтоб освежить себя, собрать кое-какие разбитые мысли … зрело обдумать своё положение. Достоевский. Двойник).

Схема 5

Стихии, продукты, вещества и предметы относятся к неживой природе. Живую природу представляют растения, живые существа (люди, животные, птицы, насекомые). Промежуточное положение занимают признаки Бога, именуемые обычно теоморфными. Эти признаки выражают символы культуры. Они образуют особую группу символических признаков.

Теоморфные признаки (признаки божества) часто переносятся в системы иных кодов культуры. В роли божеств могут выступать духи – покровители человека (Я любил чистосердечье, Думал нравиться лишь им, Ум и сердце человечье Были гением моим. Державин. Признание). Бог наделяется признаками величия (ср.: величие ума; великий ум; Мужик был великого ума … А. Толстой. Пётр Первый), бессмертия (бессмертный ум; бессмертная мысль), воскресения (воскресший ум). Теоморфный код включает признаки культа (преклоняться перед чьим умом / чьей мыслью). Теоморфизм в языковой картине мира фиксируется посредством функциональных признаков Бога, а именно признаков творца (ум творит), созидателя (ум созидает; созидательная мысль), подателя благ и даров (дарования ума; благоразумный; благая мысль), милостивого (милостью ума) или карающего существа, где кара объективируется в русском языке в метафорах молний, и тогда речь идет о боге-громовержце – дохристианском славянском Перуне (мысль бьет в самую точку; грозный ум;

Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь – я раб – я червь – я бог! Державин. Бог; Как волхв невидимый в шатре, Тем кажет он в долу химеры, Тем – в тиграх агнцев на горе, И вдруг решительным умом На тысячи бросает гром. Державин. Водопад).

Схема 6

В русской языковой картине мира растения, как и люди, имеют душу, т. е. в народной классификации они относятся к разряду живой природы. Растения могут быть описаны через разные группы признаков. Вегетативный (растительный, фитонимический, фитоморфный) код является одним из универсальных способов описания мира и его фрагментов, который обычно используется в системах различных классификаций (дорасти умом до чего; мысли / думы растут / разрастаются; вялая мысль; вялый ум).

Первую группу формируют морфологические признаки растения – дерева, цветка, куста: корни, ветви, листья, стебли / стволы, цветы, плоды (корни — идея / мысль пустила свои корни в умах; ветви / ствол — прививать мысль о добре; Мысль о том, что Метелица мог попасть в руки врага – несмотря на то, что сам Левинсон всё больше укреплялся в ней, – плохо прививалась людям. Фадеев. Разгром; дерево — Ум да умец, да третий дубец; плоды — горькие мысли; идея / мысль созрела; сладкая дума; сладость мыслей).

Схема 7

Вторую группу образуют признаки видов растений: цветы, злаки, плоды, деревья, трава (плоды — зрелая / незрелая мысль; умственная шелуха; плодоносное растение — плоды разума; пожать плоды собственного ума; И он молчал: без чужой помощи мысль или намерение у него не созрело бы и, как спелое яблоко, не упало бы никогда само собою: надо его сорвать. Гончаров. Обломов; цвет / цветение — благоухающая свежесть ума; Но люблю я цветочные мысли в однодневных раскрывшихся чашах, И люблю я, следов не роняя, проплывать по глубокой воде. Бальмонт. В бескрайном; злаки – зреет мысль; зерно мысли; А кто знает, как рано начинается развитие умственного зерна в детском мозгу? Гончаров. Обломов; трава — пожухлые мысли).

Вегетативный код предоставляет богатую систему эталонов, связывающих прототипические признаки растительного мира с ментальными и эмоциональными состояниями и характеристиками человека (цветение ассоциируется с мыслями и идеями, рост – с умственным развитием, плоды – с результатом умственной или эмоциональной деятельности и т. д.).

Схема 8

Третью группу образуют признаки растительного массива: лес, бор, чаща, сад, нива, луг (растительные насаждения – чахлая мысль; нива — пожинать плоды чужих мыслей / идей; сад — в умах созрели мысли / идеи; поле — поле сознания).

Схема 9

Самые обширные по количеству выделяемых групп признаков представляют собой признаки живого существа. Биоморфный код культуры относится к миру растений и живых существ. Признаки, образующие субкод живых существ, называются витальными, они формируются подгруппами собственно витальных, перцептивных (признаков воспринимающего существа) и соматических (телесных) признаков.

Схема 10

К собственно витальным относятся общие для живых существ особенности: жизнь / смерть, наличие дыхания, способность спать / просыпаться, необходимость питания, движение / отсутствие движения, физическое состояние и т. д. К этому разряду признаков возводят те свойства и качества, которые являются общими для всего живого мира. Среди них признаки 'рождение' (Хорошая жизнь ум рождает, плохая и последний теряет), 'здоровье' (в здравом уме; здравый / больной ум), 'голос' (ум подсказывает; Если это ропот бесплодного ума или, ещё хуже, жажда не созданного для симпатии, неженского сердца! Гончаров. Обломов), 'питание' (пища для ума; А чтение, а ученье – вечное питание мысли, её бесконечное развитие! Гончаров. Обломов), 'сон' (дремлющий ум; пробуждение умов; пробудить в ком мысли / идеи; И мысли чудные и сильные будила В душе моей той ночи тишина. Тургенев. Вечер), 'возраст' (Молоденький умок, что весенний ледок; детские мысли / идеи; Опытность давала ему перед нами некоторые преимущества; к тому же его обыкновенная угрюмость, крутой нрав и злой язык имели сильное влияние на молодые наши умы. Пушкин. Выстрел), 'движение' (движение мысли / ума; [Петр] обо всем говорил кратко, внушительно, его мысль чаще всего останавливалась на боге, аде и смерти. Горький. В людях; Моя мысль плясала безумную пляску, кружилась, на вихрях качалась, столько стран обежала, что на жизнь бы хватило долгую. Бальмонт. Воздушный путь), 'сила' (сила ума / разума; бессилие ума; Ты спал. Окно я растворила, В степи кричали журавли, И сила думы уносила За рубежи родной земли. Фет. Всю ночь гремел овраг соседний…), 'физическое состояние' (усталость ума; бодрый ум; нужен отдых для ума; Ум устал от дум).

Метафизические концепты актуализируются через признаки воспринимающего существа.

К признакам восприятия относятся не только традиционные способы восприятия (зрение, слух, обоняние, осязание и вкус), но и такие, которые восходят к народной классификации способов восприятия, например, чувство (родовое понятие для восприятия вообще; ср.: ум воспринимает), предчувствие, прозрение, предвидение, предчувствие (зрение — дальновидный ум; Видит око далеко, а ум еще дальше; желания / страсти ослепляют разум; видеть / увидеть / узреть мысленным взором; Волшебство глядящей мысли. Вижу лики давних дней. Бальмонт. Озими; слух — Не говорит ни уму, ни сердцу; осязание — почувствовать / ощутить прикосновение мысли; чувство – разум чувствует; прозрение – умственное прозрение; предчувствие — предчувствия ума).

Схема 11

Витальные признаки соотносятся с соматическими (телесными). Тело человека находится в основе различных описаний явлений внешнего и внутреннего миров. Так, концепт мысль включает в свою структуру признаки 'лицо' (безликая мысль), 'тело' (голая / обнаженная мысль), 'внешний облик' (растрепанные мысли), 'руки' (цепкая мысль), концепты мысль и ум объективируются признаками 'конечностей тела' (охватить умом / мыслью), 'глаз' (зоркий / близорукий ум; дальновидная мысль).

Схема 12

Витальные признаки членятся на два вида – относящиеся ко всем живым существам, относящиеся к человеку. Первый вид формируют зооморфные признаки, второй – антропоморфные.

Схема 13

Народные представления о явлениях внутреннего мира отражают архаические языческие воззрения на природу человека и его место в мире. Во многом эти взгляды носят символический характер и могут интерпретироваться только сквозь призму древних религиозных верований и мифологических представлений. Большая часть витальных признаков актуализирует характеристики живых существ, отдельные свойства которых непосредственно или опосредованно указывают на зооморфную природу метафизических составляющих человека.

Признаки животных, птиц, насекомых и рыб составляют зооморфный код, используемый для репрезентации концептов внутреннего мира человека (животные — мысли галопом проносятся в голове; птицы — парящий замыслами ум; летать на крыльях ума; разум расправляет крылья; насекомые — отмахиваться от мысли; мысли роятся в голове; идеи носятся в воздухе; рыбы — мысли выплывают из глубины сознания).

Анималистские, орнитологические, энтомологические и ихтиологические признаки объединяются в категорию «добыча». Такая категория формируется прототипическими признаками 'ловли' (уловить чью мысль; Сказка – чушь, а тайна – коршун серый, Что когтит, как перепела, ум. Клюев), 'охоты' (следить за чьей мыслью; охотиться за чужими идеями / мыслями; Любовь и жажда наслаждений Одни преследуют мой ум. Пушкин. Руслан и Людмила), 'разрывания добычи' (ум терзают мысли; – Вот что, Ольга, я думаю, – сказал он, – у меня всё это время так напугано воображение этими ужасами за тебя, так истерзан ум заботами, сердце наболело то от сбывающихся, то от пропадающих надежд, от ожиданий… Гончаров. Обломов), 'поедания' (…Прежде не торопились объяснять ребёнку значения жизни и приготовлять его к ней, как к чему-то мудрёному и нешуточному: не томили его над книгами, которые рождают в голове тьму вопросов, а вопросы гложут ум и сердце и сокращают жизнь. Гончаров. Обломов). Насекомые входят в данную категорию, занимая периферийную ее область: насекомых ловят, за ними охотятся, им отрывают крылья, ими питаются животные и птицы.

Схема 14

В представлениях носителей языка закреплены основные обобщенные характеристики животных, такие как свирепость, дикость, неожиданность появления, непредсказуемость действий и др. Эти признаки отмечены у ментальных концептов (дикая мысль разг.; в глазах бешеная дума; в сердце заползла отравляющая мысль; Кляните нас: нам дорога свобода, И буйствует не разум в нас, а кровь, В нас вопиёт всесильная природа, И прославлять мы будем век любовь. Фет. Кляните нас, нам дорога свобода…; Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Пушкин. Дубровский; В небе гудел самолёт, и тревожно ца рапала мысль – не начнёт ли теперь Япония? Кондратьев. Сашка).

Для ментальных концептов свойственны признаки конкретных животных: лошади (резвый ум; круто повернуть мысль на что / куда; Мысли у Ионы вновь встали на дыбы. Булгаков. Ханский огонь; Мои мысли – мои скакуны. Газманов), змеи (змеиный ум; коварный ум), теленка (Обычай – бычий, а ум телячий), зайца (В голове у Ионы всё мутилось, и мысли прыгали бестолково, как зайцы из мешка, в разные стороны. Булгаков. Ханский огонь). Зооморфный код позволяет описать характер человека, его поступки, определяя их как стереотипы, закреплённые в народной культуре. В русской культуре телёнок – ласковое животное (Ласковая теля двух маток сосет), наивное и доверчивое (ср.: телячий ум разг.), заяц – символ чуткости (у зайца уши длинные – хорошо слышит; ср.: чуткий ум), змея – символ коварства (коварство змеи; ср.: коварство ума; коварные мысли).

Орнитологические признаки ментальных концептов чаще представляются предикатами движения по воздуху (разум летит / парит; мысль уносится / отлетает / улетает; Не видя света и людей, Парит он мыслью в царстве славы И видит в памяти своей Народы, веки и державы. Мерзляков. Велизарий). Птицеподобность «прочитывается» в следующих признаках: 'крылья' (крылья разума; мысль окрылила; Сие дрожанье вод блестящих, Сии картины берегов В пожаре пышного заката – Сии столь яркие черты – Легко их ловит мысль крылата, И есть слова для их блестящей красоты. Жуковский. Невыразимое; Таков, себе всегда мечтая, На крыльях разума взлетая, Дух бодр и твёрд возможет вся, Миров до края вознесется И славой новой облечется. Радищев. Вольность) и 'гнездование' (в сердце угнездилась мысль).

Ментальные концепты включают в свои структуры признаки конкретных птиц, такие признаки возникают на основе уподобления или аналогии (Впрочем, ум этот скоро опять погрузился в оцепенение; сил и энергии в нём уже не было, и он походил на засидевшуюся в клетке и разучившуюся летать перепелку, которую держал в руках охотник. Н. Успенский), реализуемых в виде сравнений (Ум мой – как ночной ворон, на вершинах бодрствующий. Моление Даниила Заточника; Кружится ум, как каплун на вертеле. Кузмин) и отождествлений (Разум его летит орлом в начале жизненного пространства. Карамзин; Страха связанным цепями И рожденным под жезлом, Можно ль орлими крылами К солнцу нам парить умом? Державин. Храповицкому). Многие признаки птиц в структурах метафизических концептов скрывают определенные стереотипные представления, свойственные той или иной культуре (ср.: куриный ум разг.; ум, как тетерев).

Носители русского языка описывают свои метафизические способности посредством признаков птиц. Такая особенность описания основывается на мифологических и исторических корнях существования у русского народа тотемов – птиц. Культурная обусловленность орнитологических характеристик заключается в том, что тотемами русских и, шире, славян были гуси-лебеди, соколы, орлы. Орнитологические признаки концептов внутреннего мира выражают важнейшие категории добра и зла, солнца и земли, Бога и его противника. Концепт ум определяется орнитологическими признаками солнечных птиц (орла), дьявольских птиц (сороки и ворона), где последние наделяются характеристиками вещих птиц. Орнитологические признаки концептов отражают социальные и индивидуальные характеристики посредством признаков стайных птиц (вороны) и одиночных птиц (перепел, сорока), а также признаки домашних и диких птиц, актуализирующих характеристики сообразительности (сорока) и глупости (курица; тетерев; ср.: куриный ум разг.; Видом орёл, а умом тетерев). Орнитологические признаки концептов внутреннего мира отображают также бытовые представления о самих птицах, перенося их отличительные особенности в описание человека.

Наиболее разнообразными среди орнитологических характеристик концепта ум выступают парадигмы признаков 'орла' и 'сороки' (Укатила в половодье На три ночи. Желтоглазое отродье! Ум сорочий! Цветаева. То-то в зеркальце – чуть брезжит…). Ум-орёл отличается зоркостью (зоркий ум), хваткостью и цепкостью (хваткий ум разг.; цепкий ум). Орёл – солнечная птица, связанная с небесной сферой и, соответственно, с Богом. Характеристики Бога-творца переносятся в концептуальную структуру ума, поэтому творчество, умственные проявления описываются метафорами, относящимися к орнитологическому коду (ср.: углядеть главное; уцепиться за идею; выхватить из контекста). Ум-сорока определяется признаками беспокойства (беспокойный ум), бойкости (бойкий ум), быстроты (быстрый ум), вороватости (вороватый ум; ср. стереотип: сорока-воровка), подвижности (подвижный ум), суетности (суетный ум). Сороку считают нечистым созданием. Как отмечает А.В. Гура, «русские загадки сравнивают сороку с бесом: „скачет, как бес“, „вертится, как бес“, „вертка, как бес“, „поёт, как бес“… Запрет употреблять сорок в пищу известен также в Белоруссии… и в России» (Гура 1997: 556). Табу на употребление в пищу сороки свидетельствует о глубокой архаике образа сороки в русской культуре.

Третью группу зооморфного кода представляют энтомологические признаки. Ментальные явления могут отождествляться или сравниваться с насекомыми, а именно с мухами, мотыльками, пчелами или бабочками (отмахнуться от мысли; рой мыслей; оборвать крылья мысли; «Господи, какая ересь в голову лезет!» — отмахнулся от этих липучих мыслей Валериан Иванович. Астафьев. Кража). Для этого сравнения или отождествления основанием служат устойчивые ассоциации преследования, навязчивости (назойливая дума; неотвязчивая мысль).

Антропоморфный код культуры – самый разнообразный. По мнению С.А. Кошарной, «антропоморфизм – свойство архаичных культур вообще, вне зависимости от национальной специфики» (Кошарная 2002: 94). Еще Протагор говорил, что «человек есть мера всех вещей». Человеку свойственно описывать мир посредством наиболее известных ему признаков, среди которых индивидуальные и социальные признаки.

К антропоморфным у ментальных концептов относятся признаки 'воина' (непобедимый ум; мысль нападает на кого; Почему мысль из головы поэта выходит уже вооружённая четырьмя рифмами, размеренная стройными однообразными стопами? Пушкин. Египетские ночи), 'властителя' (власть ума / мысли / разума), 'повелителя' (веление разума), 'советника' (доводы ума / рассудка / разума; ум подсказывает; Теперь разум подсказывал совсем другое. Л. Толстой. Война и мир), 'проводника' (Ум доводит до безумья, а разум – до раздумья; следовать за мыслью; Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная. Пушкин. Арап Петра Великого), 'вора' (мысли лезут / полезли в голову / закрадываются в сердце), 'врага' (бороться с плохими мыслями), 'гостя' (непрошеные мысли; докучливые мысли; Со времени сближения принца с его женою Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. Л. Толстой. Война и мир), 'пленника' (пленить ум; скованность мысли), 'помощника' (Ум разуму подспорье).

Антропоморфные индивидуальные признаки можно представить в виде следующих групп: гендерные, эмоциональные и ментальные признаки, признаки характера, волеизъявления и поведения. Антропоморфные социальные признаки подразделяются на несколько подгрупп признаков: этические, религиозные, интерперсональные, национальные, признаки занятий и культуры. Ум имеет гендерные отличия (мужской / неженский ум; женский ум), признаки волеизъявления (желания / склонности / причуды ума; ум требует). Ментальные концепты определяются признаками характера (неуемный ум; властные думы; благородный ум; дерзкий ум; самолюбивая мысль / идея; Иногда речь её сверкнёт искрой сарказма, но там блещет такая грация, такой кроткий, милый ум, что всякий с радостью подставит лоб! Гончаров. Обломов), поведения (рассудительный ум; апатичный ум), чувств (беспокойный / восторженный ум, невесёлые / унылые мысли; безотрадная / злая дума; [Шуйский: ] И так уж есть довольно шумных толков: Умы людей не время волновать Нежданною, столь важной новизною. Пушкин. Борис Годунов), ментальными (знающий ум; изобретательный ум; вдумчивый ум; умные мысли) и социальными признаками (свобода ума / мысли; богатство / бедность ума / разума; делать / работать с умом).

Группа социальных признаков сложна по своему составу. В ней выделяются этические (ум корыстный; подобострастные мысли; порочные мысли; Потом он [Пьер] вспомнил ясность и грубость мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на её воспитание в высшем аристократическом кругу. Л. Толстой. Война и мир), религиозные (Ум — Божий дар; «Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своём эти мысли дьявола ?» Л. Толстой. Война и мир), интерперсональные (завоевать / победить ум; умственная зависимость; ум и сердце согласились; [Пьер] долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад. Л. Толстой. Война и мир) и национальные признаки (русский ум; германский ум; славянский ум; Живой и бойкий русский ум. Гоголь; Костюмы французские, мысли французские, чувства французские. Л. Толстой. Война и мир), а также признаки занятий (игра ума; дело разума / ума; умственные затеи; ума забава; пир разума; творение ума / разума; отвлекать от каких мыслей; И, думая так, он невольно приобщался к той осмысленной здоровой жизни, какой, казалось, живёт Гончаренко, то есть к жизни, в которой нет места ненужным и праздным мыслям… Фадеев. Разгром) и культуры (образованный / просвещенный ум; – Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты… Л. Толстой. Война и мир).

Как видно на схеме 15, антропоморфные признаки являются самыми многочисленными и разнообразными в объективации ментальных концептов. Это свойственно структурам всех концептов внутреннего мира.

Схема 15

Концепт может быть описан посредством двух основополагающих категорий – пространства и времени. Ещё Э. Кассирер говорил о том, что в языке выражены как мифологические, так и логические формы мышления (Cassirer 1923–1929). Он постулировал целостность человеческого сознания, объединяющего различные виды ментальной деятельности.

При помощи ментальных концептов может быть описан внутренний мир человека. Группа признаков, объединённых на основании описания мира, чрезвычайно разнообразна. Во внутреннем мире светит солнце (свет мысли; озарилось лицо мыслью; мысль лучится в глазах; Потом лицо её наполнялось постепенно сознанием; в каждую черту пробирался луч мысли, догадки, и вдруг всё лицо озарилось сознанием… Гончаров. Обломов), озаряя небо (озарять / помрачать ум), в этом мире происходят разные события (в уме хаос; фантазия сменилась мыслью), в том числе стихийные бедствия (идея затопила ум; мысли нахлынули в голову). В этом мире особая погода: ветер (порывистый ум), молния на небе (молнией проносится мысль в голове; ср.: «Не ошибка ли это?» – вдруг мелькнуло у него в уме, как молния, и молния эта попала в самое сердце и разбила его. Гончаров. Обломов), ясная и пасмурная погода (ясный ум; ясная мысль; смутные мысли), тучи (мысли рассеялись; [Князь: ] Несчастный, он помешан. Мысли в нём Рассеяны, как тучи после бури. Пушкин. Русалка), туман (туман в уме; Струилися запахи сладко, И в мыслях был пьяный туман… Есенин. Анна Снегина), вихри (вихрь мыслей; У него [Обломова] вихрем неслись эти мысли, и он всё смотрел на неё, как смотрят в бесконечную даль, в бездонную пропасть, с самозабвением, с негой. Гончаров. Обломов), облака (облако мысли пробежало по лицу; Мысли его отвлеклись далеко в сторону – к светлым, будущим дням, – и были они такие лёгкие. Таяли сами собой, как розово-тихие облака над таёжной прогалиной. Фадеев. Разгром). У этого мира особый ландшафт: горы (высокие / возвышенные мысли / идеи; разум возвышенный; взбредет на ум), долы (низменные мысли). В этом мире есть моря, реки и болота (волнение умов; зыбкий ум; Мысли неслись так ровно, как волны, кровь струилась плавно в жилах. Гончаров. Обломов), свои дороги и пути (наставлять кого на разум устар.; своротить с ума прост.; наводить на ум; съехать с ума устар.).

Схема 16

Внутренний мир может быть представлен пространственной вертикалью – оппозицией 'верх-низ' (высокая идея; низкие мысли) – и горизонталью – например, оппозицией 'близко-далеко' (быть далёким от мысли; – Милостивые государе, я далёк от мысли буффонить перед таким почтенным собранием и отнимать у вас драгоценное время… Куприн. Обида) и характеристиками 'внутреннего пространства' (быть в разуме / в уме / в мыслях).

Признаки строения реализуются через характеристики дома животных, насекомых и птиц, признаками строения, возведенного руками человека (дома жилого, надворных построек и нежилых помещений). Явления внутреннего мира описываются посредством признаков 'строения' (строение ума; укрепа думам устар.), 'дома' (в своём ли уме устар.; Своим умком – своим домком; выжить из ума; не в разуме маленько кто разг.; быть в своем рассудке), 'святилища / храма' (молиться в уме), 'крепости / твердыни' (крепость ума; незыблемость ума), 'моста' (шаткий ум), 'колодца' (глубокая мысль; глубокий ум; черпать из ума).

Схема 17

Ментальные концепты могут быть актуализированы через признаки дома зверей и птиц – 'гнезда', 'норы', 'дупла' (угнездиться в уме; влезть в мысли к кому; вползать в ум; втиснуться в разум; мысль из головы вылетела).

Схема 18

Концептуальные структуры могут быть описаны посредством категориальных признаков пространства. Концептуальные метафоры, относящиеся к пространственным, чрезвычайно разнообразны. Они позволяют описывать проявления ума через признаки вместилища (быть в мыслях / уме), хранилища (хранить / сохранять в уме; держать в думках кого прост.), тайника (таить в уме / мыслях), контейнера (заронить в ум / разум мысль).

Ментальные концепты объективируются при помощи признаков времени (вечные мысли / идеи).

Схема 19

Темпоральный код, который используется для описания концептов внутреннего мира, можно объединить в несколько групп. Первую группу формируют признаки времени жизни (вечные думы), вторую – признаки единиц времени (мгновенная мысль; минутное размышление; дни / месяцы / годы умственной работы; И, не тронув автомата даже, прочёл тот мысль эту секундную, смертной пеленой зашлись глаза, заходил кадык… Кондратьев. Сашка), третью – признаки относительного времени (минувшие / прошлые / новые мысли; сиюминутные мысли), четвёртую – признаки времени суток (на уме светло / темно; заря ума / мысли; сумрачные мысли), пятую – календарное время (весенние / осенние думы) и т. д.

Схема 20

Духовный код культуры проявляет систему ценностей народа, этические нормы, оценку (хорошая / плохая мысль; правильная / неправильная мысль; полезные / вредные мысли). Ценностные признаки выражают понятие значимости ментальных проявлений (оценить ум по достоинству; ценить чей ум / чью идею; дать высокую оценку мысли / идеи кого; недооценить / переоценить чью мысль / идею). Эти признаки репрезентируются посредством разных типов признаков – собственно оценки (оценить чей ум / чьи мысли / идеи) и признаков эквивалентов стоимости – денег и драгоценностей (драгоценный ум; ценные мысли / идеи; обесценить чьи мысли / идеи; золотая мысль; грани ума).

Духовный код культуры прослеживается в группе эстетических признаков: изящество (изящество мысли), красота (красота ума; красивая мысль), гармония (гармония ума), тонкость (тонкость мыслей; В заключение его царское величество дипломатично выразило весьма тонкую мысль… Булгаков. Багровый остров). Этот код дополняется признаками украшений (жемчужина мысли; огранить чью мысль; блеск ума).

Схема 21

Указанные признаки могут использоваться для описания не только концептов внутреннего мира, но и мира внешнего. Так, человек, тело и различные соматические явления предстают в языке через такие же концептуальные метафоры (вещественный код — кристально-чистый / стальной / железный человек; пищевой код — поедом ест кто кого; пережевывать прост. «повторять одно и то же»; растительный код: плод «ребёнок внутри утробы», стихийный код: не человек, а огонь / вихрь / ураган; толпа затопила помещение / растекалась по площади; зооморфный код: лететь на свидание; супруги «те, кто идёт по дороге жизни в одной упряжке»; крыльями взметнулись руки; крылья носа; предметный код: кукловод; манипулировать людьми и т. д.).

Концепт – это способный быть означенным в языке образ, представление о мире или его фрагменте. Создание тех или иных образов и представлений имеет свои законы. Соотнесение различных явлений создаёт ассоциативные ряды, которые группируются и конструируют концепт. Концептуальная структура представляет собой развитие человеческого опыта по разным путям освоения мира:

1) дуальность мышления представлена в виде нескольких антиномий:

а) «живое – неживое», где к «живому» в русской языковой картине мира относятся растения, животные, человек, Бог; к неживому относятся стихии, вещества, продукты, предметы;

б) «человеческое – нечеловеческое»;

в) «природное (натуральное) – созданное (Богом / человеком)»;

г) «ценное – неценное»;

д) «контролируемое – неконтролируемое»;

е) «внутреннее – внешнее»;

2) системное познание мира, где каждый элемент системы обозначает определенный участок человеческого опыта, осознанный и сохраненный в виде устойчивых компонентов сознания, которые, закрепляясь за соответствующими языковыми знаками, переносят эту часть опыта в другие области познаваемого;

3) консервативность структур знания, сохранивших архаичные классификации мира в виде устойчивых выражений, буквальное значение которых не осознаваемо современными носителями языка (например, тело человека — прах от праха (библейская метафора) – есть почва для посева доброго и дурного; метонимически концепты телесных составляющих переносят этот признак в свои структуры: посеять мысль в уме; заронить зерно мысли в сознание / ум).

Вопросы и задания

1. В чем заключается содержание терминов культура?

2. Дайте определение термина код культуры.

3. Назовите основные коды культуры. В чем заключается содержание системы кодов и субкодов культуры?

4. В чем состоит процесс категоризации?

5. Объясните, что такое изоморфизм культурных кодов.

6. Что такое донорская и реципиентная зоны метафорического переноса? Приведите примеры.

7. Приведите примеры концептуализации фрагментов мира посредством признаков неживой природы.

8. Приведите примеры концептуализации фрагментов мира посредством признаков живой природы.

Основная литература

1. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт. – М.: Наука, 1988.

2. Гура А.В. Символика животных в славянских народных традициях. – М.: Индрик, 1997.

3. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. – Волгоград: Перемена, 2002.

4. Камалова А.А. Семантические типы предикатов состояния в системном и функциональном аспектах. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 1998.

5. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. – СПб.: Филол. фак-т СПбГУ, 2000 (Серия «Филология и культура»).

6. Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. – М.: ЧеРо, 2003.

7. Кошарная С.А. Миф и язык: опыт лингвокультурологической реконструкции русской мифологической картины мира. – Белгород, 2002.

8. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца XX века / под ред. Ю.С. Степанова. – М.: Российский гос. ун-т, 1995. – С. 149–238.

9. Лагута О.Н. Метафорология: теоретические аспекты. – Новосибирск: НГУ, 2003. – Ч. I.; Ч. II.

10. Лакофф Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон // Теория метафоры / под ред. Н.Д. Арутюновой, М.А. Журинской. – М.: Прогресс, 1990. – С. 387–416.

11. Маслова В.А. Лингвокультурология. – М.: Academia, 2001.

12. Пименова М.В. Особенности репрезентации концепта чувство в русской языковой картине мира // Мир человека и мир языка: коллективная монография. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 58—120 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 2).

13. Пименова М.В. Коды культуры и принципы концептуализации мира // Studia linguistica cognitive. Вып. 1. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. – М.: Гнозис, 2006. – С. 172–187.

14. Пименова М.В. «Ландшафт» русской души // Грани русистики: филологические этюды: сб. статей, посвященный 70-летию проф. В.В. Колесова. – СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2006. – С. 121–128.

15. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. – М.: Языки русской культуры, 1996.

16. Фрумкина Р.М. Психолингвистика. – М.: Academia, 2001.

17. Ченки А. Семантика в когнитивной лингвистике // Фундаментальные направления современной американской лингвистики. – М.: МГУ, 1997. – С. 340–369.

18. Чудинов А.П. Национальная ментальность и соответствующие ей метафорические модели // Ethnohermeneutik und Antropologie / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. – Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 2004. – S. 19–30 (Reihe «Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik». Band 10).

19. Шенделева Е.А. Ролевая организация образной лексики и фразеологии // Фразеология в контексте культуры. – М., 1999. – С. 74–79.

20. Cassirer E. Die Philosophie der Symbolischen Formen / E. Cassirer. – Berlin, 1923–1929. – Bd. 1–3.

21. Lakoff G. The Contemporary Theory of Metaphor // Metaphor and Thought / Ortony A. (ed.). – Cambridge, 1993.

 

3.4. Сопоставительное исследование концептуальных структур

В концептах отображаются наивные (обыденные) представления о свойствах и признаках фрагментов мира. Выбранные для анализа лексемы и конструкции являются отобразителями своей «денотативной» сферы, с их помощью моделируется действительность, в которой живет носитель языка. Сопоставительный анализ позволяет выявить общие и специфические (дифференциальные) признаки сравниваемых концептов, а также позволяет сделать некоторые заключения о свойствах национальной ментальности. Интерпретация языковых средств, служащих для таксономии отдельных фрагментов внутреннего мира, является одним из методов исследования процессов категоризации субъективной действительности и отражения этих процессов в языковых структурах.

Сопоставление концептуальных структур происходит разными путями. Один из возможных – сопоставление эквивалентных концептов в разных языках. Сопоставительные концептуальные исследования позволяют обнаружить общее и специфическое в структурах эквивалентных концептов. Под эквивалентными концептами понимаются такие концепты, за которыми закреплены знания о подобных, сходных фрагментах мира в разных концептуальных системах; структуры таких концептов полностью или частично совпадают, особенно в мотивирующей и понятийной своей части, а их репрезентанты при переводе равнозначны.

Для примера возьмем концепт ум, объективированный соответствующей лексемой в русском языке, и концепт mind, объективированный соответствующей лексемой в английском языке. Проанализируем только две группы признаков в структурах этих концептов – признаки занятий и культуры.

Анализируемые концепты включают в свои структуры сходные признаки, среди которых 'занятие' – '(раз)мышление' и 'воображение' (занятый мыслями ум; воображение ума; a deeply thoughtful mind; to have an imaginative mind), 'игра' (игра ума), 'труд / работа' (напряженная работа ума; работники умственного труда; intense application of mind; His mind works in a narrow groove), 'лень / праздность' (праздный ум; idleness rusts the mind «от безделья тупеешь»; torpid mind «бездеятельный ум») и 'культура' – 'воспитание', 'развитие' и 'образование' (воспитание ума; training of mind and body «умственное и физическое воспитание»; развитый / неразвитый ум; educated mind «развитый ум»; иметь образованный ум; образование ума; puerile and half-educated mind «неразвитый ум», где puerile «детский»).

Некоторые признаки занятий свойственны только одному из сравниваемых концептов. Так, признаки 'дело', 'творчество' и 'просвещение' отмечены только у концепта ум (не твоего ума дело; творчество ума; ум творит; просвещение ума; просвещенный ум), признак 'встреча' – у концепта mind (meeting of minds «соглашение», букв. встреча умов).

Таблица 3

Признаки занятий и культуры концептов ум и mind

Второй путь сопоставления концептов – выявление общих и отличительных признаков у концептов одного или разных фрагментов мира одного языка. Необходимо логичное обоснование такого сопоставления. Сравним признаки двух концептов русского языка — ум и разум. Основанием для сравнения служит их отнесенность к общей – ментальной – сфере.

Сопоставим признаки занятий и культуры у данных концептов. К признакам занятий, которые свойственны разуму в русской языковой картине мира, относятся 'дело' (дело разума; иметь дело с разумом; ср.: Всюду, где мы имеем дело с открытиями и изобретениями, мы имеем дело и с «разумом». Плеханов. К вопросу о развитии монистическоего взгляда…; Принц Гамлет! Не Вашего разума дело Судить воспалённую кровь. Цветаева. Офелия – в защиту королевы), 'пир' (пир разума; ср.: И в бездне вод, сражённый человеком, И царствовал повсюду светлый мир. Вот, мыслил я, прельщённый дивным веком, Вот разума великолепный пир! Баратынский. Последняя смерть), 'творчество' (творчество разума; творение разума), 'просвещение' (просвещение разума).

Знание в русском языке традиционно выражается метафорами света и по отношению к разуму определяется как постоянно длящийся процесс познания, который обычно описывается глаголом просвещать, лексема разум при этом находится в объектной позиции.

Субъектом просвещения разума выступают люди (— Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты… Л. Толстой. Война и мир), истина (Явись тогда! раскрой тогда мне очи, Мой разум просвети, Чтоб, жизнь презрев, я мог в обитель ночи Безропотно сойти. Баратынский. Истина), Бог (Просветит господь разум Иванушки пониманием, направит стопы его по стезе господина исправника, его помощника и непременного заседателя ! Салтыков-Щедрин. Дурак), инструментом просвещения – знание или грамота ([Пимен:]

Брат Григорий, Ты грамотой свой разум просветил, Тебе свой труд передаю. Пушкин. Борис Годунов).

Несмотря на близость сравниваемых концептов (если учесть существующий в русском языке композит ум-разум), их признаки занятий и культуры совпадают только в небольшой своей части (среди них 'дело', 'просвещение', 'творчество').

Таблица 4

Признаки занятий и культуры концептов ум и разум

Логическим обоснованием сопоставления разнородных концептов одного языка может быть их отношение к ключевым концептам культуры. В русской культуре к ключевым концептам внутреннего мира относятся концепты душа, сердце, ум, совесть, мысль, мечта и др.

Проанализируем группу признаков занятий у таких ключевых концептов русской культуры, как ум и душа.

Традиционно в русской культуре труд занимает почетное место; ср. пословицу: труд кормит, а лень портит. В русском языке чувства души описываются как её занятия (любовь занимает душу; Страстью длинной, безмятежной Занялась душа моя… Блок. Флоренция). Душу утомляет праздность и негативное эмоциональное состояние (И снова, преданный безделью, томясь душевной пустотой, Уселся он… Пушкин. Евгений Онегин). Занятие души – это проявление заинтересованности. Выражение душу занять означает «понравиться» (У скучной тётки Таню встретя, К ней как-то Вяземский подсел И душу ей занять успел. Пушкин. Евгений Онегин).

'Труд' – частотный признак концепта душа (душевный труд; труд души). Труд души понимается как дело, работа или деяние (дело всей души; работа души; деяния души; А у него – векселя мои были, и начал он меня подсиживать. Ну – мне, уж, все равно, дела я свои забросил, – душа отказалась от них. Горький. Время Короленко). Труд человека предполагает соучастие в этом процессе его души (работать с душой; с душой делать что; ср.: вкладывать в свою работу душу). Эталоном считается работающая душа (И в это время из моей успокоенно работающей души и памяти прорастал корешок в чью-то чужую, призрачно-пространственную память, из недр её отрывочные мерклые возникали видения и онемелые картины. Астафьев. Последний поклон). Праздная душа жаждет дела (А его душа тосковала по большому делу, и в обильной таким простором и воздухом тайге он задыхался. Шишков. Угрюм-река). Долг и обязанность души – труд (Не позволяй душе лениться, Чтоб воду в ступе не толочь, Душа обязана трудиться И день и ночь, и день и ночь. Заболоцкий. Не позволяй душе лениться…).

Помимо этого у концепта душа отмечены следующие признаки 'занятий': 'дело' (дело всей души), 'деятельность' (бездеятельность души; деятельность души; Взлелеянный на лоне вдохновенья, С деятельной и пылкою душой, Я не пленён небесной красотой, Но я ищу земного упоенья. Лермонтов. К другу; Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности. Гончаров. Обломов; Никогда столь маленькое тело не заключало в себе столь много душевной деятельности. Пушкин. Арап Петра Великого), 'творчество' (творчество души; душа творит), 'игра' (душа разыгралась; Разыгралась душа на часок, на другой… Да как глянул я вдруг на хоромы её – Посвистал и махнул молодецкой рукой, Да скорей за мужицкое дело своё. Некрасов. Огородник).

Душе свойственны другие признаки занятий – 'воображение' (воображение души), 'забота' (душевные заботы; заботливая душа; Как же это раньше от меня ускользало, что рядом живёт такая славная и заботливая душа. Сергеев. Конный двор); 'песни' (душа поёт; петь с душой; Я без души лето целое всё пела. Крылов. Стрекоза и Муравей); 'праздник' (праздник души; праздник для души; именины души; Я был каплей между капель вольных, Строивших приливную волну. Праздник душ среди пространств раздольных, Он ушёл в какую же страну? Бальмонт. Меж четырёх ветров; За ужином ничего не говорили, на душе у двоих был праздник, у третьего начинался страшный сон. Шишков. Угрюм-река); 'лень / праздность' (душе лень; ленивая душа; праздная душа; Под шум и звон однообразный, Под городскую суету Я ухожу, душою праздный, В метель, во мрак и в пустоту. Блок. Под шум и звон однообразный…); 'размышление' (размышления души; мысли в душе; мыслить в душе; замышлять в душе; Через ливонские я проезжал поля, Вокруг меня всё было так уныло… Бесцветный грунт небес, песчаная земля – Всё на душу раздумье наводило. Тютчев. Через ливонские я проезжал поля…); 'танцы / пляски' (В этих морях есть свои жемчуга, Души там носятся в плясках навеки, Вихри там просятся в звёздные реки, Всплески созвездные бьют в берега. Бальмонт). Последний признак является окказиональным. У души выделены признаки культуры 'образование' (душа тянется к кому / чему разг.; Науки занимают всю мою душу – и, благодаря бога, могу быть счастлив сам собою. Карамзин. Письма русского путешественника) и 'развитие' (развитие души).

Таблица 5

Признаки занятий и культуры ключевых концептов русской культуры ум и душа

Как видим, в сравнении с концептом разум ключевые концепты русской культуры ум и душа схожи в большей части своих признаков, среди которых 'дело', 'деятельность', 'игра', 'лень / праздность', 'воображение', '(раз)мышление', 'образование', 'развитие', 'творчество', 'труд / работа'.

Сопоставление структур концептов возможно как на материале разных языков, так и на материале одного языка. В основе сравнения и сопоставления могут находиться способы объективации тех или иных признаков концептов (например, типы конструкций), разные фрагменты языковой картины мира: собственно языковой и авторской, частотные и окказиональные признаки тех или иных концептов.

Рассмотрим признаки занятий и культуры одного и того же концепта ум, но на разном языковом материале – на материале свободных и устойчивых сочетаний, репрезентирующих языковую картину мира (примеры приведены как комментарий к табл. 1 параграфа 3.2), сопоставляя выявленные признаки на материале произведений А.С. Пушкина.

Среди признаков занятий у концепта ум в произведениях А.С. Пушкина выделены следующие:

• 'воображение' (По выслушании всего вышеозначенного, когда воображается в уме всё происхождение и сплетение сего богомерзкого дела, то колико представляется предметов и человечество оскорбляющих, и в то же время самого важного и зрелого размышления требующих… Пушкин. История Пугачева),

• 'собственно занятие' (Ровно полчаса, Пока коней мне запрягали, Мне ум и сердце занимали Твой взор и дикая краса. Пушкин. Калмычке),

• 'поиски любви' (Ум ищет божества, а сердце не находит. Пушкин. Безверие),

• 'разгул' (Мы любим славу да в бокале Топить разгульные умы. Пушкин. Дельвигу),

• 'наблюдения' (Прими собранье пестрых глав, Полусмешных, полупечальных, Простонародных, идеальных, Небрежный плод моих забав, Бессонниц, легких вдохновений, Незрелых и увядших лет, Ума холодных наблюдений И сердца горестных замет. Пушкин. Евгений Онегин),

• 'поприще' (Ты что-то хмуришься; признайся, в наши дни С тобой не так легко б разделались они? Кто ж в этом виноват? перед тобой зерцало: Дней Александровых прекрасное начало. Проведай, что в те дни произвела печать. На поприще ума нельзя нам отступать. Пушкин. Послание цензору),

• 'страсть' (Но чаще занимали страсти Умы пустынников моих. Ушед от их мятежной власти, Онегин говорил об них С невольным вздохом сожаленья. Пушкин. Евгений Онегин).

Некоторые признаки занятий в произведениях А.С. Пушкина отличаются высокой частотностью. Среди них 'вымысел' (Терялся я в порыве сладких дум; В глуши лесной, средь муромских пустыней Встречал лихих Полканов и Добрыней, И в вымыслах носился юный ум… Пушкин. Сон; ср.: На крыльях вымысла носимый, Ум улетал за край земной; И между тем грозы незримой Сбиралась туча надо мной!.. Пушкин. Руслан и Людмила; ср.: вымысел ума), 'затея' ([Книгопродавец: ] Стишки для вас одна забава, Немножко стоит вам присесть, Уж разгласить успела слава Везде приятнейшую весть: Поэма, говорят, готова, Плод новый умственных затей. Итак, решите: жду я слова: Назначьте сами цену ей. Пушкин. Разговор книгопродавца с поэтом; В домашнем быту Кирила Петрович выказывал все пороки человека необразованного. Избалованный всем, что только окружало его, он привык давать полную волю всем порывам пылкого своего нрава и всем затеям довольно ограниченного ума. Пушкин. Дубровский), 'лень / праздность' (Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучный жизни шум. Пушкин. 26 мая 1828; Лишь были дружеские споры. И не входила глубоко В сердца мятежная наука. Всё это было только скука, Безделье молодых умов, Забавы взрослых шалунов. Пушкин. Отрывки из путешествия Онегина; Врагу стеснительных условий и оков, Не трудно было мне отвыкнуть от пиров, Где праздный ум блестит, тогда как сердце дремлет, И правду пылкую приличий хлад объемлет. Пушкин. Чаадаеву), 'мечты / грезы' (Я предавал мечтам свой юный ум, И праздномыслить было мне отрада. Пушкин; ср.: Мазепа мрачен. Ум его Смущен жестокими мечтами. Пушкин. Полтава; Но вновь в уме моем стеснились мрачны грезы, Я слабою рукой искал тебя во мгле… Пушкин. Выздоровление), 'постижение' (Он имел одно виденье, Непостижное уму, И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему. Пушкин. Сцены из рыцарских времен; Я знал красавиц недоступных, Холодных, чистых, как зима, Неумолимых, неподкупных, Непостижимых для ума. Пушкин. Евгений Онегин; ср.: ум постигает азы науки).

В произведениях А.С. Пушкина отмечены следующие признаки культуры концепта ум: 'просвещение' (Но цензор гражданин, и сан его священный: Он должен ум иметь прямой и просвещенный… Пушкин. Послание цензору; Услышал бог молитвы старика, И ум его в минуту просветился. Пушкин. Монах; ср.: Он был хороший генерал, муж в гражданских делах проницательный, справедливый и честный; тонкий политик, одаренный умом просвещенным, всеобщим, гибким, но всегда благородным. Пушкин. История Пугачева), 'образование' и 'развитие' (Акулина видимо привыкала к лучшему складу речей, и ум ее приметно развивался и образовывался. Пушкин. Барышня-крестьянка; И тот, чей острый ум тебя и постигал, В угоду им тебя лукаво порицал… Пушкин. Полководец).

Таблица 6

Сопоставление признаков занятий и культуры концепта ум, объективированного в русской языковой картине мира и в авторской картине мира А.С. Пушкина

Как следует из данных табл. 6, А.С. Пушкину свойственно использование концептуальных признаков ума, зафиксированных в русской языковой картине мира: 'воображение', 'вымысел', 'затея / занятие', 'лень / праздность', 'образование', 'просвещение', 'развитие'. Именно эти признаки отличаются высокой частотностью употребления.

Концептуальные признаки ума: 'мечты', 'наблюдения', 'разгул', 'поиски любви', 'поприще' и 'страсть' – являются окказиональными, авторскими. Признаки 'воспитание', 'дело', 'деятельность', 'игра', 'творчество', 'работа / труд', актуальные для русской языковой картины мира, в произведениях А.С. Пушкина не используются. Чувства, любовь служат поэту источником вдохновения, основание ума скорее не рациональное, а эмоциональное.

Занятие ума понимается поэтом как некая очередная затея, которая родственна праздности, берет свои истоки в образованности, связана с плодами просвещения и индивидуального развития человека. Деятельность ума – это не труд или работа, а некая мечта и наблюдение, ассоциирующиеся с определенными чувствами – любовью и страстью человека.

Вопросы и задания

1. Проанализируйте стихотворения других авторов, где встречаются лексемы ум, душа, разум. Сравните признаки этих концептов с теми, что указаны в таблицах.

2. Распределите выделенные признаки по соответствующим группам.

3. Сопоставьте признаки концептов душа и сердце в стихотворениях разных авторов.

Основная литература

1. Будянская О.О. Сопоставление описания эмоций в английском и русском языках (на примере страха) / О.О. Будянская, Е.Ю. Мягкова // Язык, коммуникация и социальная среда. – Воронеж, 2002. – Вып. 2.

2. Воркачев С.Г. Сопоставительная этносемантика телеономных концептов «любовь» и «счастье» (русско-английские параллели): Монография / С.Г. Воркачев. – Волгоград: Перемена, 2003.

3. Воркачев С.Г. Национально-культурная специфика концепта любви в русской и испанской паремиологии // Филологические науки. – 1995. – № 3. – С. 56–66.

4. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах. – Волгоград, 2001.

5. Пименова М.В. Языковая категоризация эмоций (на примере русской концептосферы) // Изменяющаяся Россия и славянский мир: новое в концептуальных исследованиях: сб. статей / отв. ред. М.В. Пименова. – Севастополь: Рибэст, 2009. – С. 54–64 (Серия «Концептуальные исследования». Вып. 11).

6. Чумакова Т.В. «В человеческом жительстве мнози образы зрятся». Образ человека в Культуре Древней Руси. – СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001.

7. Шаховский В.И. Категоризация эмоций в лексико-семантической системе языка. – Воронеж: ВорГУ, 1987.

8. Яковенко Е.Б. Сердце, душа и дух в английской и немецкой картинах мира (опыт реконструкции концептов) // Логический анализ языка: Образ человека в культуре и языке. – М.: Индрик, 1999. – С. 38–51.