На твоих дремучих берегах, У твоих ромашковых излучин Оседала вольница в бегах, Чтоб уйти от кары неминучей. Привечал гостей ты горячо: Хлебом, солью, ласковым                                         уютом. И за то раденье Пугачев Жаловал стопушечным                                       салютом. Ты, дымясь мятежно,                                       клокотал Под ярмом демидовским                                     в колодках. …Час пришел. Раскованный                                            металл По фашисту бил прямой                                          наводкой. Гнал взашей, сметал                                         наверняка, Никому ни в чем не потакая. Мой Урал — железная река, Силища несметная какая! Ты, как в сказке,                           грозен и красив, Ворогу любому неподвластен. Счастлив я, что есть ты                                     на Руси, Горд безмерно, что к тебе                                         причастен!

Металл неукротим, как бес, Не сразу покорится. Беру кувалду, бензорез, А в помощь — рукавицы. На них весь груз моей страды: Мозоли и ушибы, Ожогов рваные следы И боль моих ошибок. Вот почему о них пекусь, Порой врачую раны. Пускай дожди, морозы,                                    пусть Стоклятые бураны, — Они со мной в труде живут, Любые примут муки. И я их ласково зову: Мои вторые руки.

Ладонь рабочая глыбаста. Добра. Покладиста,                               притом В дороге трудной                           не балластом — Опорой служит и щитом. И пусть бездельники судачат, Мол, тяжела, груба рука, Она зато в ладу с удачей, Как полновесная строка.

Снега, снега, гривастые бураны Опять мой край уральский замели. Но тянут шеи башенные краны, Как в камышах озерных журавли. По большакам бульдозеры, что крабы, Ползут и тают, словно миражи, А по утрам у «саламандр» прорабы Придирчиво сверяют чертежи. А на площадках, оседлав сугробы, Карабкаются в небо корпуса. И люди здесь морозостойкой пробы, И расправляет стройка паруса. Здесь столько свиста, дьявольского гула, Что голос глохнет, сколько ни ори. Морозом сводит одубело скулы, А на бровях ледяшки наросли. Зато, когда в прокуренной времянке С лица сползет остудная кора, Под шорох незлобивой перебранки Оттаешь ты — и будто с плеч гора. И вновь готов — себя метели настежь — Панели ставить, «затравлять» болты… Без этого проклятого ненастья Не ощутить сердечной теплоты.