Выйди в ночь Или настежь Окно распахни: Землю всю Осветили Магнитки огни. А над строгой громадою домен В ночи Беспокойные звезды Скрестили лучи. Приподняв небосвод Широко на крыло, Негасимое зарево Ало всплыло. И, взойдя на века Над Магнитной горой, Пламенеет оно Незакатной зарей. А когда тут гуляли Ветра да орлы, Меж Уралом-рекой И горой Ай-Дарлы, В нелюдимую степь, Далеко в ковыли, Беляки на расстрел Комиссаров вели. Смерть бойцы-коммунисты Видали в упор. Не о смерти — О жизни Вели разговор. И заметил один: — Ишь, парит, как в печи! Дождик, стало быть, Выпадет славный в ночи. — Нынче ягоды — сила! — Ответил другой, Наступив на кулижку Босою ногой. Третий тихо вздохнул: — На теплынь до зари По всему мелководью Взыграли щури… А четвертый мигнул Из-под брови густой: — До чего же хорош В этот год травостой!.. След кровавый За каждым плескал, Как ручей. И бледнели убийцы От мирных речей. — Стой! — Конвою сказал офицер. — Развязать! По саперной лопатке Преступникам — взять! Точно время засек По карманным часам И делянку штыком Ровно вычертил сам. — Это ж смех — не лопаты! — Не справимся, чать. — И земли маловато На всех-то. — Мал-чать!!! — Мы ж на совесть молчали Семь черных ночей, Даже молча плевали В глаза палачей. Языки задубели С молчанки вконец, Вот и чешем, Пока не прошил их Свинец. — Живо! Яму копать! — Торопливый приказ. Покорились вражине Единственный раз. — Поработать охота В расстанный часок. Хоть землицы нам выдали Скудный кусок, Да ведь наша она, Не чужая, поди, Тронь рукою — Теплей материнской груди! Господин офицерик Нас долго водил, А последним жильем В аккурат угодил: Вон — железный Атач, Как верблюд в поводу, И Кряхта Через весь окоем на виду! Нам бы тут, у Магнитной, Закладывать дом Не под вражьим штыком, А мирком да ладом. Что тут будет — Мы знаем, А вам — не дано, Потому что вам, гадам, Каюк все одно. — Ну, кончайте! — Команда и тем и другим. Комиссары Запели торжественно Гимн: «Это есть наш последний…» И кровь на губах. Душно. С плеч посрывали Ошметки рубах. Спины потом промыты, От соли чисты. А на спинах — Четыре каленых звезды. И от этих Пылающих мукою звезд Встало алое зарево, Будто на пост. Кумачом полыхнуло В закатную дрожь — Ни свинцом не собьешь, Ни штыком не сдерешь. — Пли! Защелкали пули Трусливо, Вразброс. «Это есть наш последний…» В простор понеслось. Все от страха дрожало: И штык, и приклад. Офицер из нагана Садил невпопад. Сам ногами За комом притаптывал ком, Шевелилась земля Под его каблуком. Возвращались домой На постой беляки. Видят — Степь окропили Огни-светляки. Аж до самой горы И по склонам седым Алый дым расстелился, Невиданный дым! То ли сотни костров, То ли руды в печах, То ль раздул богатырь Исполинский очаг. И горячие звезды Стояли, лучась, Над приспущенным небом, Как в траурный час… Громы грохали. Трубно тревогу играл От Уфы до Челябинска Южный Урал. Бился Блюхер, Ведя огневые полки, Шли Каширины-братья Да их земляки. Утверждала Республику День ото дня Комиссаров погибших Большая родня И писала победно На красном листе Все, что сердцем увидели Смертники те. Молодая бригада В весенний буран Дружно рыла Для домны своей котлован: — Глянь, ребята! Патрон от нагана пустой! — И останки убитых… — И шлем со звездой. — Зарывайте поглубже — Простят мертвецы… — Как же так?! Это ж красные, Наши бойцы! — Так ведь домну мы ставим — Не бабушкин крест: Сразу — памятник, Вечный огонь И оркестр… Прогудела им домна Могучим гудком. Осенила их домна Горячим венком. В лихолетье сломила Фашизму хребет, Жгла каленым железом Чумной его след. И стоит «Комсомолка» В бессменном строю, Горновые на ней Каждый день, как в бою. И Магнитки металл, Сотворенный в огне, Чудотворным потоком Течет по стране. И поныне горит Над Магнитной горой Негасимое зарево Алой зарей. И сердца комиссаров, Как вечный заряд, Бьются в доменной летке И в небе парят.