На экране лопаты мелькают. Стройка — в штурме ударных атак. — Это техника съемки такая, — Поясняет какой-то чудак. Да вглядитесь вы зорче в эпоху, Что легенды живые таит, У грабарки побудьте немного — Та телега в музее стоит. Отскребли с нее глину и деготь, Натянули на стойках канат, Под табличкой «Руками не трогать!» Уникальный застыл экспонат. Нет, не все они глухи и немы — Вещи, снимки, да грамот листы, Да на блеклых страничках поэмы — К нашим дням голубые мосты. Вот один. Протянулся в полвека. Он надежен, пройдем по нему К той площадке, к началу разбега, К первым факелам, срезавшим тьму. Каждый пламень особенным светом Человека труда одарил — Землекоп становился поэтом, Потому что он чудо творил. И сквозь ленту из Госфильмофонда К нам горячие тянут лучи Чудотворцы великого фронта — Запевалы, бойцы, трубачи. Туча грозовая Над Магнит-горой Саньку вызывает На веселый бой. Шлет бригаду ладную К майской той грозе Сталинградский тракторный С маркой СТЗ. Батька — цех кузнечный — Обнялся с сынком, Машет мать Донетчина Издали платком. — До свиданья, тракторный! Парень говорит. — Сварим сталь с ребятами, Коль башка сварит, И тебя, как родича, Наградим металлом, Только вот заводище Выстроим сначала. У моста над Волгой Свистнул паровоз, Сто ребят бедовых Далеко повез. Жмет он до Урала, Чубом шевеля. Поминай как звали Саньку-коваля! То станции, то села, То степь, то городьба. Стоит «пятьсот веселый» У каждого столба. Трясись на третьей полке — Куда тебе спешить! Успеешь память толком До дна разворошить: Сиротство и подвалы, Трущобы и вокзал. Лохмотья и облавы, Объедки и базар. Шпанята, как волчата, Но Санька, хоть и мал, Задумывался чаще, Побольше понимал. Ему бы в руку шашку, Ему бы скакуна — Тогда б узнала Саньку Родная сторона! Он справа бы — по Ангелу, А слева — по Махно, Деникина и Врангеля С Петлюрой заодно — Всю сволочь порешил бы, А сам бы жил да жил… И лично б Ворошилов Трубу ему вручил И дал еще в награду За мужество в бою, Как названному брату, Фамилию свою… И скачут, скачут кони За поездом вослед. Опять, как на ладони, Легли странички лет… Где ночи беспризорные, Вокзальные торцы? Пророс он травкой сорною, А вышел в кузнецы. Не мчался с эскадроном В атаку, в полный мах — Всех белых да зеленых Давно разбили в прах, А выпало мальчишке Ученье, детский дом Да книжки, только книжки О времени крутом. А может, будет круто И там, в степи другой, Где ждут тебя редуты, Товарищ дорогой, Неистовые схватки Невиданной поры, Холодные палатки И жаркие костры!.. Стучит «пятьсот веселый», Ведет минутам счет, Трясется в изголовье Фанерный сундучок, А в нем все те же книжки, Да шапка, да порты, Да трубачи на крышке С картины, как с мечты. Пора была другая! Другая? Ну и что ж? Трубач, который с краю, На Саньку так похож! …То кручи, то озера, То елок хоровод. Стучит «пятьсот веселый», Труба в поход зовет. В тамбуре шатко, И холод, и мгла. Вспомнил про шапку, Проверил — цела. Жаль потерять — Не ценой дорога: В ней землячок Уходил на врага. Как-то с получки Забрался коваль В гущу толкучки, Где злыдни да шваль. Санька глядит На развалку с тоской — Хоть бы бушлат Продавался морской! Хоть бы тельняшка Да пара сапог!.. — Добрую шапку Не надо ль, сынок? — Панскую? — Что ты! — Старуха скорбит. — Сын, партизан, В этой шапке убит. В память о сыне Досталась она, Только в дому Ни муки, ни пшена. Отдал червонцы, Обновку прижал. Вешнее солнце Раздуло пожар. В шапке до ночи За книжкой сидит, Сны боевые Под шапкой глядит. Утром Глаза в стенгазету Скосил: Хлопцы Магнитку Берут на буксир! Саньке поручен Листок боевой. Пишет: «Построим                  гигант мировой!» Полозит поезд полозом, На степь метет пары, Обматывает поясом Безлюдные бугры. У станции Буранная — Не вьюги белизна, А в жаворонках ранняя Уральская весна. Вагончики качает Раскатное «ура!» Рабочих привечает Магнитная гора. Двумя горбами круто Вдавилась в облака, И распирают руды Ковыльные бока. Шипит «пятьсот веселый», Придерживает ход. — Ну, вот вам, новоселы, И город, и завод! Завод уже размечен Квадратами траншей, А город засекречен В рулонах чертежей. Сегодня, комсомолия, Иди на штурм реки, Пускай взыграет море Природе вопреки. Стяни покрепче жилы, Минут не растеряй. Вот, Саня Ворошилов, И твой передний край! Чайки серые — мартыны Летом небо стригли, Да у будущей плотины Их ветра настигли. Поглядели из-под крыльев — Нет внизу покоя! Люди землю перерыли За Урал-рекою. Где качался между веток Белорогий месяц, Что-то крутят, что-то вертят Да машиной месят, Да бегом, как по канату, Возят по настилам, И гремят ковши-лопаты По каменьям стылым. Растревожились мартыны, Разметали тучи, Улетели на чужбину От нежданной бучи. Даже сердцу вольной птицы Без отчизны больно — Потянуло воротиться На родную пойму. Берег левый дыбит горы, Правый степи гладит, Между ними сине море Тихо волны катит. У плотины вьют мартыны На бетоне гнезда, Белый город у плотины Зажигает звезды. В окошко рокот ломится, Гремит гора Атач. Вдоль бараков — конница, Впереди — трубач. Ребята сном подкошены, Один из них не спит: И песня растревожила, И цоканье копыт. Тетрадь на подоконнике, На строчках лунный свет… Запевают конники, А припева нет. А ну, проснись, Володин, Бери мой карандаш, Расписывай по нотам Комсомольский марш! С гудками у бригады На губах вскипел Яростный, крылатый Боевой припев: «Пролетим мы с песней Пыла и побед Конницей Буденного В битвах лет!» Берег схвачен первым настом, Хоть бы черт его побрал! Батальон энтузиастов Вызван снова на аврал. За два дня четыре смены: Две авральных, две свои. Все сраженья, как поэмы, Все поэмы, как бои. Что тут голову морочить, Дергать рифмы из ума? Поспевай бетон ворочать — Песня сложится сама. — Говорите, до морозов Не закончить водосброс? Так ведь нет еще заносов! — А мороз? — Какой мороз! От работы небу жарко. Есть плотина!                      Вся видна, И стоят за аркой арка, Как литые,                  сто одна. Эта первая победа Велика, да не легка. Если выстроили с лета То, что строить бы века, Если в численнике числа Спрессовали до минут, Если мост к социализму Сообща возводим тут. Ночь ноябрьская глазаста, Звезды колют первый лед. Батальон энтузиастов Ворошилов в бой ведет. А был он поэт. И рожден как поэт Под самой счастливой звездой. И жизнью дышал его ранний расцвет, И строгой мужской красотой. Казалось, когда из-под черных бровей Горячие вспыхнут глаза, Вот-вот на леса залетит соловей, И ветви раскинут леса. Он девичьи вздохи невольно ловил, В их сны заходил не стучась, И самую тихую вдруг полюбил, Как любят единственный раз. Он рядом с любимой в атаки ходил И ночью и днем на флютбет, Но ей хоть бы строчку одну посвятил, Хотел бы, да времени нет! И не было в тысяче яростных дней Такой передышки в бою, Чтоб смог прошептать он единственной, ей, Заветное слово «люблю»… Не смел перебраться к рябинушке дуб, К другому спешил рубежу. «Уложим в плотину последний куб, — Решил он, — тогда скажу». От берега к берегу — встречный путь. Поэт, как всегда, в строю. Европу и Азию первым сомкнуть Он в этом хотел бою. То стерлинг водил, то щебень дробил, Как в том беготливом кино. Любил! Но и думать о том, что любил, Минуты ему не дано. И тихая девушка все поняла, Глазами просила: взгляни!

Гремели атаки, пороша мела, И счастливы были они. Поэму, как песню, слагал на бегу, А ночью записывал он. Алела звезда на одном берегу — К другому летел батальон. О первой победе читала страна Во славу строителей гимн, А с новой площадки ушла тишина — Народ поднимал Коксохим. Штурмуя и ночи и дни напролет И вытряхнув лунные сны, Поэт поднимал за рекордом рекорд На песенный гребень волны. Не время с гитарой По улице шастать, Когда ни гитары, Ни улицы нет. В тесовый барак На четвертом участке Магнитом вечерний Притягивал свет. И здесь, под крылом Комсомольской газеты, На первом горячем Ее рубеже, Рождались, росли И мужали поэты С рабочей Магниткой В судьбе и в душе. Сегодня ребята Отмыты, побриты, Стихи переписаны Трижды в тетрадь. Их будет не кто-нибудь — Критик маститый Читать И строку за строкой Разбирать. Вот это — поддержка Талантам рабочим. (Ударный призыв — От станка, не от книг!) В барак стихотворцев Набилось, как в бочку, И критик, Слегка ошарашенный, сник. Он слышал легенды О Магнитострое, Где люди растут Не по дням — по часам, Но к пробе пера Тяготенье такое?! Невиданно, Трудно поверить глазам! С волнением начал. Давал разъясненья, Вскрывал волшебство Поэтических строк. Повеяло грустью, Дохнуло сиренью. Но взрыв динамита Качнул потолок — И парни легонько Своих подтолкнули Поближе к столу, На огонь кумача. Взлетали слова, Как горячие пули, Обоймами строчек По сердцу стуча. Люгарин, бетонщик, На вид простоватый, Ручьев, синеглазый, С душой огневой, Василий Макаров, Вожак литбригады, — Настроили голос На марш боевой. Потом объявили: — Поэт Ворошилов. (С приметным нажимом На слове поэт ). И встал Ворошилов. И время прошил он С вершины своих Девятнадцати лет. Читал он уверенно, Радостно, броско, Как будто на площадь Выбрасывал клич… — Простите, товарищ, На вас Маяковский Влияет, — заметил С укором москвич. — А что — Маяковский? — Да это же — глыба! — Но я иногда И его… браковал. — И зря! Литбригада На критика — дыбом И в споре сразила Его наповал. Гость кверху ладони: — Сдаюсь. Убедили. Да, трудно с Магниткой Не быть заодно! Сквозь щели барака Цигарки чадили, И звездами сыпала Сварка в окно. — Нет тебе покоя, — Бригадир ворчал. — Что ты там такое Пишешь по ночам? Письма, что ли, мамке? Так ведь мамки нет… — Письма эти, Майков, В честь твоих побед. С песней ты, как витязь В сказке наяву, А без песни сытость Чавкает в хлеву. Без нее не слепим, Как мы ни спешим, На пластах столетий Солнечных вершин. — Ладно, Саша, ладно, Пишешь, так пиши, Если это надо Людям для души… Вплыл барачный город В мартовские сны, Месяцем проколот Холодок весны. Всхрапывает Майков, За окном — серо, Бьет в непроливайку Школьное перо. На стекляшку донца В капельку чернил Первый Город Солнца Искру заронил. Опахнул весною Летописный свод. Март, двадцать восьмое, Тридцать первый год. От работы жарко, Снова прет зима. Бетономешалка Спятила с ума. Стужа зубы скалит, Куролесит норд. Галиуллин ставит Мировой рекорд. Стужа в душу лезет, В медный зев трубы — Норовит отрезать Песню от судьбы. Опять рукопашный… Два года атак! Ну что же ты, Саша! Ну что же ты так? Потоками пота, Как в бане, облит… — Такая работа — Дохнуть не велит, Индустрия стала На кромку беды: Зима! А металлу Нельзя без воды… По скальному грунту, Хоть по лбу, хоть в лоб, Гранитную груду Гвоздит землекоп. Грохочет кувалда, Скрежещет кирка, И дня не хватает, И ночь коротка. Распахнуты плечи, Отброшен бушлат. Ну, вот и полегче Работа пошла. Железо с размаху Врубается в пласт, Кольчугой рубаха В лопатки впилась. Долой и рубашку — Такие дела! Душа нараспашку И — наша взяла! Он сталь в рукавицы, Как в зубы, зажал. Ползет под ключицы Предательский жар. На воздухе сорок, И сорок в груди. Проклятый термометр! Постой, погоди! Железная койка, Больничный барак. — Ребята! На стройку Прорвался беляк! По коням, братишки! Вперед, батальон! Термометр под мышкой, Как штык, накален, Багряною мальвой Расцвечен платок… — Вот, в Крым тебе дали Путевку, браток. Над Ялтою горы, Да только не те. Уральское море Синеет в мечте, И манит, и снится У моря завод, И сварок зарницы Над зеркалом вод. — Сестричка! Труба накреняется Вниз! — Не бойся, То ветер Качнул кипарис… — Тревога! Тревога! В плотине пробой! — То плещет на пляже Вечерний прибой… — Пусти! На Магнитной Взрывают руду! — Усни, То лебедки Грохочут в порту. Сестричка страдает, С больным говоря, Как будто листает «Лесного царя»: «Кто едет, кто мчится…» Нет-нет, не враги! Сестричка страшится Последней строки. Туча грозовая Над Магнит-горой Сашу вызывает На последний бой. Тишина палаты Память бередит, Ночь вторую кряду Он свое твердит: — Мне стоять на старте В боевом строю, Мне папаху дайте Серую мою! Мне трубить под флаги Конников лихих!.. — Может, телеграфом Вызовем родных? — У меня их тысяча, Долго вызывать. Ночь глухая тычется Звездами в кровать. — «Нас бросала молодость На Кронштадтский лед…» — Уберите волосы. Положите лед. — Это — из Багрицкого, Это — не в бреду… Ничего, я выстою, Я домой приду… . . . . . . . . . . . . . . Первая плотина На глубоком дне. А трубач поныне На лихом коне. К полю первой битвы Улица сошла. Трубача не видно, А труба слышна. Ты от моря синя Сколько отмахал Поперек России, Через весь Урал! С песней недопетой Первым принял бой. Первая победа Вечно за тобой. Медью солнечной не блещет На заре твоя труба, Но несет багряный светоч Беспокойная судьба. Путь ее не укорочен, Не обрезан в двадцать лет, Не потерян, не просрочен Комсомольский твой билет. Ты идешь Магнитоградом Мимо доменных печей С нестареющим отрядом Самых первых трубачей. С новым племенем на марше У огней горы Магнит Ты, как прежде, поднимаешь Слово жаркое в зенит: «Завеса дымовая, Гудков пальба, Вторая            Трудовая                           Военная                                         Борьба!» [1]