Ближе к полуночи, когда верёвочка была уже расплетена и смотана в маленький клубок, а на печке чуть слышно пыхтел медный чайник с длинным изогнутым носиком, кто-то тихонько поскрёбся в двери дома с круглыми окнами.

— А, это ты, соседка, — выглянув в темноту, заулыбался Заяц, — ну заходи, заходи.

И пошёл открывать дверь.

В комнату вкатилась маленькая кругленькая мышка в голубеньком платочке, под которым ходуном ходили её любопытные розовые ушки. Это была соседка Верёвочного Зайца. В Нечаянном Лесу её звали на десятки ладов — мышка-норушка, мышка-хохотушка, а также постирушка, заварушка, и всеобщая хлопотушка. Ну ещё бы ей не быть хлопотушкой, если в их гостеприимной норке под ногами вечно крутилась дюжина мышат — мал мала меньше, а господин Мауз (муж хозяйственной мышки), вернувшись с работы, требовал ужина, свежей газеты и тишины. Пока на всех приготовишь, за всеми присмотришь, всех приласкаешь — уже и день к вечеру. Но вечером, утихомирив своё беспокойное семейство, мышка обязательно выбиралась в гости к кому-нибудь из соседей, попивала там чаёк и вела долгие мудрёные разговоры о том, как лучше всего сушить грибы и с какими корешками нужно кипятить скатерть, перемазанную малиновым вареньем.

— Ну расскажи хоть ты мне, что на белом свете творится, — затараторила мышка, едва переступив порог. — Я к тебе на минуточку, ну буквально на одну чашечку чая, а потом домой. Дела, дела…

Покуда Заяц доставал из серванта большие фаянсовые чашки, расписанные синими цветами, и заваривал в них чай с чёрносмородиновым листом и цветами шиповника, мышка-хлопотушка старательно перечисляла ему свои заботы:

— Первенький простудился. Двоечка порвала школьную форму — придётся перешивать, близнецы пятый-шестой подрались с бельчатами. И только дюжинка спит себе тихонечко да соску сосёт — золотой ребенок. — Всех своих детей она давно наловчилась звать по номерам, потому что боялась запутаться. Господин Мауз настоял, чтобы всех мальчиков в их семействе звали Георгами, а всех девочек — Мартами. Ну, а «Георг-четвёртый» это уж как-то слишком… — решила про себя мышка-ещё-не-старушка, и когда звала детей, имена опускала.

— А что у тебя новенького? — поинтересовалась она, когда список её собственных радостей и забот подошёл к концу. — Как-то ты не очень хорошо выглядишь… — озабоченно заметила соседка, — усы потускнели, и мех не блестит… Надо себя беречь!

— Да вот, Мышь совершенно от лап отбилась, — пожаловался Заяц. — Кричит, топает… Ума не приложу, что с нею делать.

— Я бы сказала — выпороть! — решительно заявила добрейшая хлопотушка, из которой собственные дети верёвки вили, и укоризненно покачала головой. — Ай-яй-яй… негодная девчонка.

— Да нет, она хорошая… — заступился за свою подопечную Верёвочный Заяц. — Мне кажется, она просто пытается понять, кто она такая.

Мышка-домовушка скептически поджала губки.

— Во времена моей молодости, — заметила она, — это называлось беситься с жиру. Или маяться от безделья.

— Да, наверное, ты права, — сник Заяц, — ей не хватает дела… Своего дела. И я не знаю… Ну как тут быть?..

— Отдай-ка её ко мне в учёбу, — с энтузиазмом предложила домовитая соседка, — я её всему научу — шить, стирать, убирать, подрубать полотенца, мыть посуду — всему, что необходимо знать и уметь любой порядочной мышке!

— Стирать, конечно, хорошо, — промямлил Верёвочный Заяц, избегая смотреть соседке в глаза, — но, наверное, в жизни это не главное…

— Разумеется, не главное, — охотно согласилась мышка, — главное — научиться готовить. В нестираном бельишке можно, на худой конец, проходить несколько дней, а попробуй хотя бы день ничего не есть! И когда же ты, наконец, выберешься к нам в гости? Господин Мауз уже несколько раз спрашивал… Я бы угостила тебя оладьями с курагой — пальчики оближешь!

— Но я совсем другое хотел сказать! — нашёл в себе смелость возразить Верёвочный мечтатель. — Конечно, кулинарное искусство — это важно. Очень важно, — поторопился добавить он, заметив удивлённый взгляд соседки, — но ведь она — Ночная летучая Мышь… Прежде всего девочка должна научиться летать… Иначе она никогда не будет счастлива. Никогда.

Повисла пауза. Тикали часы, и тихонько гудело пламя в печи. Наконец мышка, которую сейчас никто бы не назвал хохотушкой, отставила чашку и очень серьёзно сказала:

— Но, Заяц, ведь ни ты, ни я, никто из наших знакомых не умеет летать! (И прекрасно обходимся… — добавила она про себя). Как же мы можем научить этому Ночную Мышь?

— Вот-вот, — горько вздохнул Заяц, — если бы я знал, как… Поэтому я и не сужу девочку строго. Ведь я ничем не могу ей помочь…

Такой поворот разговора был совершенно не по душе мышке-хлопотушке, и она засобиралась домой, тем более что было уже действительно поздно. Но последнее слово соседка всё-таки оставила за собой. Уже стоя на пороге, мышка-постирушка поправила свой платочек и наставительно заметила:

— Только вот что я тебе скажу, соседушка, доведётся ей летать или нет, — это ещё бабушка надвое сказала. Но никакие чудесные способности не избавят мышь от ежедневной стирки и уборки. Уж поверь моему опыту.

Заяц обещал поверить. И, вздохнув сотый раз за сегодняшний беспокойный вечер, отправился наконец спать.