У мавров способ был такой в дни оны Определять, верны ль им были жены: Младенцев, появившихся на свет, Бросали в море — выплывет иль нет; Законный — выплывет, считали люди, А кто утонет, — тот зачат во блуде. Вот так же и поэт, сомнений полный, Свой труд в неверные бросает волны, Не зная — к славе труд сей поплывет Или безвестно канет в бездну вод, Ублюдок он иль вдохновенья плод. Прочь, критики! В неистовстве разбойном Вы, как акулы, зрителей мутя, Готовитесь пожрать мое дитя. Да будет море тихим и спокойным. Коль детище мое обречено, Пусть раньше, чем пойти ему на дно, Еще с волной поборется оно. А мы, — могли бы мы без спасенья Ручаться за свое происхожденье? Отнюдь ничью я не намерен мать В супружеской измене уличать, Однако ж тьма почтенного народу При испытанье канула бы в воду. Но мы, блюдя сохранность брачных уз, Ввели сей искус лишь для детищ муз; Мужья же в нашем городе — не мавры, Здесь принято носить рога, как лавры, Равно лелеять чад своей жены, Неважно, от кого те рождены. Но что б ни претерпела пьеса эта, Одно есть утешенье у поэта: Он сохраняет право на развод, Коль Музой будет порожден урод. Итак, от вас он приговора ждет.