Сцена первая

Комната в доме Форсайта .

Входит Форсайт со слугой .

Форсайт. Да неужто все наши женщины в отлучке?! И жена не вернулась? А сестра?.. А дочка?

Слуга. Ни той, ни другой, ни третьей, сэр.

Форсайт. Бог ты мой, что б это могло значить? Не иначе луна в полнолунии! А племянница моя Анжелика дома?

Слуга. Дома, сэр.

Форсайт. Ведь ты, поди, врешь, любезный.

Слуга. Ну что вы, сударь!

Форсайт. Говорю тебе — врешь, любезный! Быть тому невозможно, чтоб что вышло, как я затеял. Ведь я родился под созвездием Рака, а потому, что ни задумаю, все как-нибудь вкривь да вкось получается.

Слуга. Не могу знать, сударь.

Форсайт. Да куда ж тебе, милейший! А я вот знаю, загодя все знаю, милейший.

Входит нянька .

Эй, нянька! Где это твоя барышня запропастилась?

Нянька. И ведать не ведаю. Ушли все и пока не вернулись. А дитятко-то бедное, чай, целый бы день город глядело! Еще хорошо, как покормят!.. Э… Удача-то какая, ха-ха-ха!.. Чудеса-a! Ей-богу, чтоб мне провалиться, отродясь такого не видывала, господи, твоя воля! Ха-ха-ха!..

Форсайт. Что с тобой, старая?!

Нянька. Бог-то вам счастье какое посылает! Господи, твоя воля, спаси нас и помилуй, уж мне ли не знать! Чулок-то у вашей милости наизнанку.

Форсайт. Да ну? А ведь правда! Вот удача! Как же это вышло? Может, и вправду добрый знак. И вправду, может, привалит счастье. Верно-верно, были и другие приметы! С кровати поутру слез задом, и ненарочно ведь — тоже к добру! А вот как спускался по лестнице — споткнулся. Ласочку повстречал… Дурные все приметы! Одни дурные, другие хорошие — все вперемешку! Горе и радость, нужда и достаток, день и ночь, так вот и живем. А с чулком этим и вправду удача. Не нарадуюсь я на этот чулок! А!.. Вот и племянница! Ты, любезный, ступай к сэру Сэмпсону Ледженду и скажи, я хочу заглянуть к нему, коли ему досуг. Три часа пополудни — самое время для дел. Меркуриева пора.

Слуга уходит. Входит Анжелика .

Анжелика. И самое время для всяких утех, не так ли, дядюшка? Ах, пожалуйста, разрешите мне взять вашу карету: мою надо починить.

Форсайт. Это что ж, и тебя тянет по улицам колесить? Сдурели нынче все женщины, что ли?! Дурной это знак, и сулит он ущерб главе дома. Есть такое древнее пророчество, его сочинил араб Мессалла, а перевел преподобный букингемширский пиит.

"Пустит корни", слыхала? Это сулит рога. Чем голова прорастает? Рогами. Так что, милая племянница, сиди дома. Ведь голова чья? Мужа. Значит и пояснять тут нечего.

Анжелика. Но вы же, дядюшка, не будете с того рогоносцем, что я уйду из дома, а если я и останусь, так тоже не спасу вас от рогов.

Форсайт. Оно, конечно, верно. А все же, пока в доме остается хоть одна женщина, оракул не имеет полной силы.

Анжелика. Зато мое намерение остается в полной силе. Я решила выйти из дома, и если вы не дадите мне карету, я найму портшез или извозчика. А вы сидите дома и гадайте по звездам, с кем изменяет вам жена. Держали бы ее взаперти, коль начинаете ревновать, едва она ступит за порог. Тетушка-то моя, знаете ли, от природы слегка подвластна силе притяжения — так это? кажется, у вас зовется? Только боюсь, сударь, не вы тут центр притяжения! Ха-ха-ха!

Форсайт. И до чего же ты языкатая! И все ведь небесную механику вышучиваешь, пустельга ты этакая!

Анжелика. Не сердитесь, дядюшка. А будете сердиться, я устрою так, чтоб сбылись все ваши ложные пророчества, смешные сны и бесполезные гадания. Возьму и обвиню вас в нарушении общественного благочиния. Недавно, помните, какой переполох подняли — объявили, что ожидается затмение. Провизии накопили, как в осажденной крепости. Сколько огня напасли — свечи скупали, спички, трутницы! Можно было подумать, что мы теперь до конца дней будем сидеть под землей или уж по крайней мере поедем в Гренландию, чтобы жить там в полярной ночи.

Форсайт. Ну что за дерзкая девчонка!..

Анжелика. Дадите карету? А не дадите, так слушайте дальше! Еще я всем расскажу, как вы пророчили возврат католичества, из-за того лишь, что пропало несколько столовых ложек с апостолами: дворецкий их куда-то засунул и думал, что потерялись. Вам что же, религия вроде супа? Вот погодите, дядюшка, я донесу на вас, что вы колдун!

Форсайт. Ну что за дрянь, а?!. Эка вредная девка!

Нянька. Что она говорит, господь милосердный!..

Анжелика. А еще я могу рассказать под присягой про ваши греховные ночные делишки с этой старухой!..

Нянька. Силы небесные! Это какие же со мной ночные делишки? Ведь что выдумала, господи боже мой!.. Чтоб мы с барином да что греховное делали? Отродясь такого не слыхивала!.. Сами знаете, сударь, что я в спальне у вас ночью делаю: постель грею, одеяло подтыкаю, свечку вам принесу, табакерку, ночной горшок, ну и пятки когда почешу… Так вот ведь что выдумала!..

Анжелика. А я видела через замочную скважину, как вы ночью сидели, запершись в чулане, — ну точь-в-точь Саул с Аэндорской волшебницей, орудовали ситом и стригальными ножницами, накалывали большой палец и писали кровью имена бедных, ни в чем не повинных слуг на маленькой терке для мускатного ореха, позабытой в бульонной чашке. Да я еще и не такое порасскажу!..

Форсайт. Только попробуй, дрянь ты этакая! Я тебе попомню, я с тобой поквитаюсь, ехидна ты этакая! Вот подстрою тебе ловушку. Ничего, что ты деньгам своим хозяйка, я своего добьюсь — за все мне заплатит твой кавалер, этот расточитель и мот, красавчик Валентин!

Анжелика. Да неужто? А мне дела нет. Но вот тогда-то я вас и выдам. Смотри, нянька, я ведь могу привести свидетелей, которые подтвердят, что у тебя под левой рукой огромная титька и у него тоже и оба вы по очереди кормили пестрого котенка, а был он вовсе — бесенок!

Нянька. Вишь, что выдумала — огромная титька!.. Ах ты врушка да сквернавка!.. На, пощупай!.. Две у меня титьки, две, как у всякой христианки (плачет), да и те уже тридцать лет как никто не сосал.

Форсайт. Надо терпеть, раз мне по звездам выходит так мучиться. А все те зловредные сочетания и противостояния в третьем квадрате моего гороскопа! И что от родных пакости — тоже было предсказано. Вот возьму и запру двери на замок тебе в наказание. Ни один мужчина в дом не войдет.

Анжелика. Запирайте же скорей, сударь, пока тетушка домой не вернулась; завтра поутру она пришлет вам письмо о выдаче ей законного содержания! Только дайте мне удрать, а потом всех мужчин на сто миль отгоняйте. Сидите, беседуйте с духами, изучайте свои звезды — Быка, Барана и Козла. Господи, дядюшка, на дюжину созвездий — и столько рогатых! Не иначе все рогоносцы попадают на небо!

Форсайт. А девственница-то одна на дюжину созвездий. Одна девственница, фурия ты этакая!..

Анжелика. И этой бы не было, кабы ей не судьба водиться с одними астрологами, дядюшка! С того моя тетка и бежит из дому.

Форсайт. Что? Что? Так в этом причина? Послушай, ты что-то знаешь, ну расскажи мне, и я прощу тебя. Ну расскажи, милая племяшечка! Бери мою карету и лошадей, бери, пожалуйста. Жена что, тебе жаловалась? Послушай, я знаю, вы, женщины, охотно делитесь друг с другом. Она молода, полнокровна и весела, у нее карие глаза, и родилась она под созвездием Близнецов, а потому любит общество; у нее родинка над губой, влажные ладони и большой Венерин холм.

Анжелика. Ха-ха-ха!

Форсайт. Что смеешься? Так-то, барышня… Но послушай, будь доброй девочкой и не мучай своего бедного дядюшку! Расскажи мне всю правду! Не расскажешь? Погоди ж!..

Входит Слуга.

Слуга. К вам пожаловал сэр Сэмпсон, сударь. (Уходит.)

Анжелика. Прощайте, дядюшка. (Вслед слуге.) Закажите мне портшез. Я сыщу свою тетку и скажу ей, чтоб она не возвращалась домой. (Уходит.)

Форсайт. Я так огорчен и расстроен — где мне сейчас с ним видеться. И через час не оправлюсь. Нянька, поди скажи сэру Сэмпсону, что я загляну к нему попозже.

Нянька. Слушаюсь, батюшка. (Уходит.)

Форсайт. Да! А впрочем, коли мне судьба быть рогоносцем, ничего не попишешь!..

Входит сэр Сэмпсон Ледженд с бумагой в руках.

Сэр Сэмпсон. Да, мой друг, ему уже не выкрутиться, это ясно как божий день. Вот она, в моих руках, мой старый Птолемей. Этот гнусный расточитель еще узнает, кто произвел его на свет, он еще узнает это, мой старый Ностродам! Ручаюсь тебе, мой сын убежден, что отцу надлежит только прощать и любить, что ему не дано наставлять, приказывать и ждать повиновения, и наши роли сводятся к тому, что он будет наносить мне обиды, а я прощать их. Ручаюсь, он плясал бы до Судного дня и ничуть не сомневался, что волынщику буду платить я. Но вот оно, черным по белому, — Signatum, Sigillatum и Deliberatum. Сиречь: он уступает свое право наследования моему сыну Бенджамину, едва тот вернется на родину. А где моя дочь, старый Мерлин, моя будущая дочь? Право, я не нарадуюсь, что отплатил сполна этому непокорному негодяю.

Форсайт. А ну, дайте взглянуть. Ага, вижу. Если все будет по закону, надеюсь, дело выйдет и передача прав состоится. Бумага-то когда подписана? В котором часу? Жаль, черт возьми, что вы не посоветовались со мной о часе! А впрочем, нам надо спешить.

Сэр Сэмпсон. Да еще как! Мой сын Бен будет здесь вечером. Я велел своему стряпчему составить все бумаги — дарственные, а также распоряжение о вдовьей части, — и к вечеру все будет готово, а в какой час — неважно. Прошу тебя, братец Форсайт, брось свои предрассудки! Что толку гадать о счастливом часе? Надо печься о настоящем, о прошлом не горевать, а чему быть, того не миновать. Солнце светит днем, а звезды — ночью, и мы без свечи узнаем друг друга — вот только и проку от звезд.

Форсайт. Только и проку?! Это как же, сэр Сэмпсон?.. Уж гневайтесь, не гневайтесь, а я с вами не согласен и прямо скажу вам: вы невежда!

Сэр Сэмпсон. А. я говорю вам: я кладезь премудрости. Sapiens dominabitur astris. Это древнее изречение подтверждает мою правоту и опровергает ваши распроклятые небесные календари. Это я-то невежда! Каково! Говорю вам, мой старый Феркю, я немало постранствовал в жизни — весь земной шар объездил. Я видал антиподов, в чьих краях солнце всходит среди ночи и садится в полдень.

Форсайт. А я говорю вам: я тоже странствовал, и притом по небесным сферам. Я знаю все созвездия и планеты и в каком квадрате каждая обитает. Знаю все про силу притяжения и про силу отталкивания, про аспекты разные и треугольники. Знаю, долгой будет жизнь или короткой, счастливой или несчастной. Могу предсказать, излечится ли болезнь, удастся ли путешествие, выгорит ли дело, сыщется ли краденое. Я знаю…

Сэр Сэмпсон. Я знаю длину стопы китайского императора, я целовал туфлю великого Могола, охотился верхом на слоне с татарским ханом, наставил рога королю: да будет вам известно, что нынешний бантамский владыка вышел из этих чресел.

Форсайт. Я лучше самого путешественника знаю, когда он врет, когда нет.

Сэр Сэмпсон. А я знаю, как один астролог только успел глянуть на звезду, а уже стал рогоносцем. Еще я видел колдуна, который не мог обуздать беса, сидевшего в его жене.

Форсайт (в сторону). Никак и он намекает на мою благоверную. Надо разузнать. (Громко.) Уж вы не про мою ли жену, сэр Сэмпсон? Хоть вы и наставили рога бантамскому владыке, но я клянусь вам всей солнечной массой…

Сэр Сэмпсон. Клялся бы лучше рогами месяца, братец Козерог!

Форсайт. Козерог тебе в зубы, Мандевил проклятый! Фердинанд Мендес Пинто с тебя писан, не иначе, враль ты первой величины! Забирай свою бумагу о наследстве, и пусть твой сын катится назад в море! Да я лучше отдам дочь за египетскую мумию, чем породнюсь с хулителем наук и оговорщиком добродетели!

Сэр Сэмпсон (в сторону). Я, кажется, пересолил. Не стоило злить нашего честного Альбумазара. (Громко.) Да, египетская мумия — вещь любопытная, мой верный иероглиф; у нее, должно быть, все тело исписано предсказаниями. Право, жаль, что мой сын не египетская мумия, раз ты так их любишь. Ужель ты дуешься на меня за ту шутку, мой добрый Хэли? Я от души почитаю солнце, луну и звезды. Да, послушай! Хочешь, я подарю тебе мумию? Совсем позабыл, у меня же есть плечо египетского фараона, я его похитил в одной пирамиде; оно все в иероглифах. Ты можешь взять его себе и выставить здесь на радость всем ученым мужам и студентам, грызущим медицину и астрологию в Лондоне и его окрестностях.

Форсайт. А что вы все-таки знаете про мою супругу, сэр Сэмпсон?

Сэр Сэмпсон. Твоя супруга — созвездие добродетелей. Она — луна, а ты лунный обитатель. Она даже лучезарней луны, ибо наделена ее целомудрием, но чужда ее непостоянства. А то все были шутки!

Входит Джереми.

А ты откуда? Кто тебя звал? Что тебе надо?

Форсайт. Так если вы шутили… Это что за малый? Не нравится мне его вид!

Сэр Сэмпсон (Джереми). Ты от моего сына, милейший? Но от которого? От Бенджамина, да?

Джереми. Нет, сэр. Я служу у мистера Валентина. Едва он вырвался на волю, как первым делом решил засвидетельствовать вам свое почтение.

Сэр Сэмпсон. Похвально, сэр.

Входит Валентин.

Джереми. Вот он и сам, сударь.

Валентин. Я пришел попросить благословения, сударь.

Сэр Сэмпсон. Вы его уж получили, сударь. По-моему, я прислал вам его в виде чека на четыре тысячи фунтов. Немалые деньги, не так ли, братец Форсайт?

Форсайт. Весьма немалые, сэр Сэмпсон, для юноши его лет. Я прямо не знаю, куда он их денет.

Сэр Сэмпсон. Я тоже. А знаешь что, Валентин? Если денег окажется слишком много, верни мне остаток, слышишь, мальчик?

Валентин. Остаток, сударь?! Да их едва хватит на покрытие моих долгов. Надеюсь, вы будете снисходительны и не свяжете меня теми жестокими условиями, принять которые меня заставила нужда.

Сэр Сэмпсон. Прошу вас, сударь, объясниться поточнее: на какую снисходительность вы изволите намекать?

Валентин. На то, сэр, что вы не будете требовать полного исполнения обязательства и хоть от некоторых пунктов меня избавите.

Сэр Сэмпсон. О, я отлично вас понял, сударь! Это все?

Валентин. Все, о чем я решился просить вас, сэр. Впрочем, я с двойной благодарностью приму всякое послабление, какое изволит подсказать вам отеческая доброта.

Сэр Сэмпсон. Ну еще бы, разлюбезный сэр! Только ваша сыновняя любовь и моя отеческая доброта соотносятся друг с другом примерно так же, как записи о количестве отпущенного товара у купца и у покупателя. Нет, каков мошенник, братец Форсайт! Утром заключает сделку за подписью и печатью, а в полдень на попятный! Ни стыда, ни совести! Вот он, нынешний ум, вот она, мораль нынешних умников! Ты ведь тоже из числа этих умников да хлыщей, а может, кого и похуже… Да только тут печать стоит и твоя подпись — попробуй откажись!

Валентин. А я и не отказываюсь, сэр…

Сэр Сэмпсон. Да тебя повесят! Я еще доживу до того дня, когда тебя повезут по Холборн-хилл. У него же лицо мерзавца, — ну скажите, братец Форсайт, вы же читаете по лицам. Из всех моих сыновей он один не в меня. Как есть висельник, от которого отступилась церковь!

Форсайт. Хм… Пусть это вам неприятно, молодой человек, а все же на лице вашем печать насильственной смерти, хотя, кажется, виселица вам и не грозит.

Валентин. Разве так отец обходится с сыном, сэр? Что до этого безмозглого старого осла, то я знаю, как его срезать, а вы, сэр…

Сэр Сэмпсон. Я — это я, а вы-то, собственно, кто такой, сэр?

Валентин. Ваш сын, сэр.

Сэр Сэмпсон. Не поручусь, сэр. Вернее, что нет.

Валентин. Тем лучше!

Сэр Сэмпсон. Вам что же, хочется думать, что ваша мать была шлюхой? Слыхано ли такое?!

Валентин. Нет, я просто хочу сыскать оправдание вашему жестокому и бездушному обращению со мной.

Сэр Сэмпсон. Оправдание?! Дерзкий нахал! Да я могу вести себя как хочу, черт возьми! Ты же моя собственность. Ведь я породил тебя. А мог не родить мне было дано это решать. Кто ты такой? Откуда взялся? Что даровало тебе жизнь? Как появились вы здесь, сударь, с этой вот наглой рожей? Отвечайте! Вы что, своей волей пришли в мир? А может быть, я своей законной родительской властью понудил вас к этому?

Валентин. Я не знаю, зачем появился на свет, однако и вы не больше моего знаете, с какой целью меня позвали. Но так или иначе — я здесь, и раз вы не хотите обо мне заботиться, то лучше оставьте таким, каким нашли.

Сэр Сэмпсон. О, с радостью! Сбросьте же все, что на вас, и уходите из мира таким же нагим, каким явились.

Валентин. Одежду снять просто. Теперь отберите у меня: рассудок, помыслы, страсти, склонности, пристрастия, вожделения, чувства — весь хвост приспешников, дарованных мне при рождении.

Сэр Сэмпсон. Какую же многоголовую гидру я породил.

Валентин. Сам по себе я прост, скромен и неприхотлив и могу довольствоваться малым, но приставленная вами свита жадна и ненасытна. Вы дали жизнь толпе демонов — они не ведают покоя.

Сэр Сэмпсон. За что мне столько детей, черт возьми! Простому смертному надо обходиться без этаких сотоварищей. Только императору позволительно иметь от природы вожделения. Иначе какой-нибудь бедняк с четырьмя пенсами в кармане окажется, чего доброго, обладателем брюха, которое алкает пищи на десять шиллингов.

Джереми. Святая истина! Готов присягнуть в этом перед любым судьей Миддлсекса.

Сэр Сэмпсон. Еще один прожора! Он что, тоже с тобой родился? Помнится, я его не рожал!

Джереми. Судя по моим достаткам, пожалуй что рожали. Да, ваша милость, ей-богу, сдается мне, что рожали! Ведь, право, я наделен от природы теми же анафемскими вожделениями, на которые жаловался мой барин.

Сэр Сэмпсон. Вот полюбуйтесь! А я настаиваю, что по логике вещей этому малому не к чему было родиться лакомкой. На что ему тонкий вкус? И все же готов поручиться, он бы охотнее ел фазана, чем треску. А еще, поди, у него есть обоняние, и ароматы ему приятнее вони. Вот внюхайтесь! Ну а как насчет музыки? Наверно, ты и музыку любишь, скотина?

Джереми. Я неплохо разбираюсь в джигах, контрдансах и прочей такой музыке, сэр, а ваши соло и сонаты не очень-то мне по вкусу. Они вызывают у меня ипохондрию.

Сэр Сэмпсон. Вызывают ипохондрию? Ха-ха-ха! Ах чтоб тебя!.. Так соло и сонаты тебе не по вкусу? Да кто твой родитель, черт возьми? Кто ты родом, навозный червь?

Джереми. Батюшка мой был носильщиком портшеза, а матушка зимой торговала устрицами, а летом — огурцами, и в мир я вошел по лесенке, ибо родился в подвале.

Форсайт. И выйдешь из него тоже по лесенке, приятель, — по лицу видать!

Сэр Сэмпсон. А когда тело этого мошенника анатомируют и рассекут на части, то окажется, что его пищеварительные органы были бы под стать какому-нибудь кардиналу. Так-то, огуречный отросток! И ведь какая глупая несправедливость! Был бы я, к примеру, медведем — мои дети сосали бы лапу и тем были живы. Природа порадела только медведям и паукам: у первых — корм в лапах, а вторые — тянут его из своих кишок.

Валентин. Ну, мне она тоже достаточно порадела. Будь у меня мое наследное право, мне бы хватило на все нужды.

Сэр Сэмпсон. Опять ты об этом! Ты же получил четыре тысячи фунтов. Вернись они ко мне, я б тебе и гроша не дал! Ты не прочь превратить меня в пеликана и кормиться из моего зоба! Пусть тебе твой хваленый разум поможет, черт возьми, ты ведь всегда за него стоял. Вот посмотрим, сумеешь ли ты прожить своим умом! Нынче вечером или завтра поутру в Лондон прибудет твой брат, так помни, чтоб все было по уговору. Засим — мое почтение. Пойдем, братец Форсайт!

Сэр Сэмпсон и Форсайт уходят.

Джереми. А что я вам говорил, когда вы решили с ним встретиться?

Валентин. Я и сам другого не ждал. Не к нему я собирался. Я хотел повидаться с Анжеликой, но не застал ее и притворился, будто намерен проявить старику почтение. О, кажется, воротились миссис Форсайт и миссис Фрейл! Что-то они очень серьезны. Лучше с ними не сталкиваться. Пойдем этим ходом, поразведаем, скоро ли вернется Анжелика.

Уходят.

Входят миссис Форсайт и Миссис Фрейл.

Миссис Фрейл. И что тебе вздумалось за мной следить? Что хочу, то и делаю!

Миссис Форсайт. Уж будто!

Миссис Фрейл. А вот так. И что страшного — покаталась со знакомым в наемной карете, сделала один круг по площади в Ковент-Гарден…

Миссис Форсайт. Положим, не один, а два или три, не иначе.

Миссис Фрейл. А хоть бы и двадцать! Ручаюсь, если б речь шла о тебе, ты бы сказала — это всего лишь невинная забава! Что за жизнь, коли ты лишен удовольствия побеседовать с человеком где тебе хочется!

Миссис Форсайт. А разве нельзя беседовать дома? Согласна: нет большего удовольствия на свете, чем побеседовать с приятным мужчиной. Я против этого не спорю и даже думаю, что ваша беседа была вполне невинной. Но в общественном месте!.. Ездить с мужчиной в наемной карете! А что если не я одна видела, как ты из нее выходила? Уж какое там счастье, когда беспрестанно боишься, что тебя увидят и ославят! К тому же, сестрица, это могло повредить не только тебе, но и мне.

Миссис Фрейл. Вздор! Тебе-то от этого какой вред? Ведь самой бывало хорошо в наемной карете! Вот если б я ездила с мужчиной в Найтс-бридж, Челси, Спринг-Гарден или Барнэлмз, тогда еще можно было б меня осудить.

Миссис Форсайт. Что же, по-твоему, я туда ездила? На что ты намекаешь, сестрица?

Миссис Фрейл. Разве я на что-нибудь намекаю? Ты-то на что намекаешь?

Миссис Форсайт. Что вы ездили в какое-то злачное место.

Миссис Фрейл. Это я-то? Да еще с мужчиной?

Миссис Форсайт. А кто же поедет один на "Чертовы кулички"?

Миссис Фрейл. На какие такие "кулички"? Ты, видно, пошутить надо мной вздумала?

Миссис Форсайт. Святая невинность! Уж будто не знаешь, что есть такое место! Ей-богу, ты прекрасно владеешь своим лицом. Одно слово — актриса!

Миссис Фрейл. Право, ты очень самоуверенна, боюсь, не справишься с ролью.

Миссис Форсайт. Что ж, посмотрим, чья возьмет! Так, говоришь, ты никогда не была на "Чертовых куличках"?

Миссис Фрейл. Никогда.

Миссис Форсайт. И ты говоришь это мне в лицо?

Миссис Фрейл. А что такого? Подумаешь, какое лицо!..

Миссис Форсайт. Лицо как лицо, не хуже твоего!

Миссис Фрейл. Только на десять годков постарше. И все же я говорю тебе прямо в лицо: слыхом я про это не слыхивала!

Миссис Форсайт. От! твоей наглости недолго и в лице перемениться, тогда и критикуй мою внешность! А ну взгляни! Где ты обронила эту золотую шнуровальную иголку? А, сестрица? Признавайся!

Миссис Фрейл. Это не моя!

Миссис Форсайт. Нет, твоя! Погляди получше!

Миссис Фрейл. Ну хорошо, пусть моя, ты где ее нашла? Признавайся, сестрица! Уж вправду, что сестрица!

Миссис Форсайт (в сторону). Хотела разоблачить ее, а заодно выдала и себя, черт возьми!

Миссис Фрейл. Когда делаешь выпад, сам не открывайся — так, кажется, говорят фехтовальщики, сестрица?

Миссис Форсайт. И то верно, сестрица. Коли все вышло наружу и обе мы, как ты говоришь, ранены, поступим как принято у дуэлянтов: позаботимся друг о друге и будем еще крепче дружить, чем прежде.

Миссис Фрейл. Охотно. Раны наши пустяшные и, если мы скроем их от чужих глаз, будут совсем не опасны. Дай же мне руку в знак сестринского союза и любви.

Миссис Форсайт. С охотой. Вот она!

Миссис Фрейл. А я в залог дружбы и доверия открою тебе свой тайный план. Скажу тебе все как на духу. Боюсь, что люди знают о нас больше, чем мы друг о друге. У тебя богатый муж, и ты вполне обеспечена. Мне куда хуже: у меня ни денег особых, ни репутации — не схитришь, не проживешь! Так вот, у сэра Сэмпсона есть сын, и его нынче ждут в Лондон. Он, как я слышала, пороху не выдумает, не больно учен, однако наследник всего отцовского состояния. Что если мне попробовать прельстить его? Ты поняла меня, сестрица?

Миссис Форсайт. Вполне, и постараюсь всемерно помочь тебе. Могу сообщить тебе нечто весьма приятное: эта нескладеха, моя падчерица, которую, как ты знаешь, прочат ему в жены, влюбилась в мистера Тэттла. Надо воспользоваться случаем и возбудить в ней отвращение к этому олуху, и тогда твое дело в шляпе. Да вот они идут сюда вместе. Давай под каким-нибудь предлогом оставим их наедине.

Входят Тэттл и мисс Пру .

Мисс Пру. Маменька, маменька, гляньте-ка!

Миссис Форсайт. Да что ты так кричишь, деточка? И потом, сколько раз я тебя просила, чтобы ты не звала меня маменькой.

Мисс Пру. А как же мне звать вас, раз вы жена моего отца?

Миссис Форсайт. Сударыней. 3ови меня сударыней. А то я, право же, почту себя старухой, коли такая великовозрастная девица начнет величать меня маменькой. Так от чего ты в таком восторге, деточка?

Мисс Пру. Поглядите, сударыня, что мне подарил мистер Тэттл. И вы тоже, тетушка. Видите — табакерка! А в ней табак. Хотите немножко? До чего пахнет — прелесть! Мистер Тэттл весь так пахнет — и парик, и перчатки, и носовой платок — ну так сладко пахнет, что лучше розы. Понюхайте его, маменька, то есть сударыня! А это колечко он дал мне за поцелуй.

Тэттл. Фи, мисс, разве можно целоваться, а потом об этом рассказывать.

Мисс Пру. Ведь маменьке же! И еще он обещал дать мне что-то, чтоб я тоже вот так пахла. Дайте на минуточку ваш платок. Понюхайте, тетушка! Он обещал подарить мне что-то, отчего мои рубашки будут так же пахнуть. Сладость-то какая! Лучше лаванды, да? Знаете, тетушка, я велю няньке больше не перекладывать мои рубашки лавандой.

Миссис Фрейл. Фи, детка, ну можно ли говорить — рубашки; надо говорить — белье!

Мисс Пру. Это что, неприлично, тетушка?

Тэттл. Вы слишком строги к барышне, сударыня! Не корите ее за простодушие: оно так прелестно и так ей идет. Ах, милейшая барышня, не давайте им покушаться на вашу наивность!

Миссис Форсайт. Ох, смутитель! Смотрите, сами не провинитесь!

Тэттл. Но, сударыня!.. Как ваша милость могла это подумать! Право, вы меня не знаете!

Миссис Фрейл. Ведь то-то хитрая бестия! Вкрадчив, как исповедник, сестрица. Думает, мы не видим.

Миссис Форсайт. Сущая лиса! Едва где появится свежесть да невинность мы и позабыты, сестрица.

Тэттл. Клянусь моим добрым именем…

Миссис Фрейл. Таковы они, эти мужчины, сестрица: любят портить молоденьких. Им это так же по сердцу, как первыми вырядиться по новой моде или побывать на премьере. Ручаюсь, мистер Тэттл не пережил бы мысли, что кто-то успел обскакать его.

Тэттл. Но клянусь, я ничуть…

Миссис Фрейл. Да будет вам! Кто вам поверит! Вас хоть на виселицу тащи — вы не признаетесь, знаем мы вас! Она — премиленькая! Ну прямо кровь с молоком. Такая цветущая. Конечно, не мое это дело, только будь я мужчиной…

Мисс Пру. И насмешница же вы, тетушка!

Миссис Форсайт. Знаешь, сестрица, девочка, по-моему, уже стала довольно разборчива. Думаешь, будет она глядеть на эту корабельную мачту? Ручаюсь, и близко к себе не подпустит после мистера Тэттла.

Миссис Фрейл. Боюсь, что и впрямь не подпустит. Ведь этакий грязный детина, пропахший смолой и дегтем. И что бы вам, черт возьми, встретиться ей после свадьбы, окаянный болтун!

Миссис Форсайт. И мы еще ему потакаем! Да муж нас повесит! Он непременно решит, что это мы их свели.

Миссис Фрейл. Давай-ка лучше поскорее уйдем. Если братец Форсайт застанет нас с ними вместе, он непременно так подумает.

Миссис Форсайт. Уж конечно! И одних их оставить — тоже не дело: мистер Тэттл — он пройдоха, ни за что не упустит удобного случая.

Миссис Фрейл. А. мне все равно! Только бы меня в это не впутали.

Миссис Форсайт. Так что, мистер Тэттл, коли что натворите — сами и отвечать будете. Знайте: я умываю руки. Я к этому непричастна.

Миссис Фрейл и миссис Форсайт уходят.

Мисс Пру. Что это они ушли, мистер Тэттл? С какой целью, не знаете?

Тэттл. Кажется, догадываюсь, моя душечка… Только вот чего ради они Это затеяли, убей меня бог, не пойму!

Мисс Пру. А может, нам тоже уйти?

Тэттл. Нет, они хотели, чтоб мы остались.

Мисс Пру. А зачем? Что мы будем тут делать?

Тэттл. Я буду завлекать вас, милая барышня. Вы разрешите мне завлекать вас?

Мисс Пру. Ой, завлекайте, пожалуйста!

Тэттл (в сторону). Во всяком случае, откровенно. Да, но все-таки, что таилось за услужливостью миссис Форсайт? Может, она затеяла сыграть со иной какую-то шутку? Или оставила нас вдвоем из побуждений высшей нравственности: поступай с другими так, как хочешь, чтоб поступали с тобой. Решим, что именно так!

Мисс Пру. Ну а как вы будете меня завлекать? Начинайте, мне не терпится поглядеть! А мне тоже завлекать вас? Тогда скажите как.

Тэттл. Нет, мисс, сперва помолчите и послушайте меня. Я буду вас спрашивать, а вы отвечайте.

Мисс Пру. Это что же, как в Катехизисе? Ну так спрашивайте!

Тэттл. Могу я надеяться на вашу любовь?

Мисс Пру. Разумеется!

Тэттл. Фи! Да кто ж это сразу говорит "да"! Тогда я сразу потеряю к вам интерес.

Мисс Пру. Что же мне говорить?

Тэттл. Скажите "нет", или "вряд ли", или "еще не знаю".

Мисс Пру. Значит, соврать?

Тэттл. Ну да, если вы благовоспитанная девица. Благовоспитанные люди всегда лгут. К тому же вы женщина, а женщины не говорят, что думают. Ваши слова должны расходиться с мыслями, но зато поступки могут противоречить словам. Поэтому, если я спрошу вас, вправе ли я надеяться на вашу любовь, вы должны ответить "нет", хотя сами влюблены по уши. Если я скажу, что вы красавица, отрицайте это и говорите, что я льщу вам. Между тем вы должны думать, что в действительности вы прекрасней, чем я сказал. А за признание ваших чар вы и во мне обнаружите таковые. Если я попрошу вас поцеловать меня, гневайтесь и, однако, целуйте. Если я стану просить о большем, гневайтесь пуще, но уступите еще быстрее. А если я заставлю вас сказать, что вы сейчас вскрикнете, то я должен быть уверен, что вы прикусите язык.

Мисс Пру. Ой, как здорово, ей-богу! Куда лучше нашей старомодной деревенской манеры выкладывать все начистоту. А вам тоже придется врать?

Тэттл. Хм!.. Да. Только вам надобно верить, что это правда.

Мисс Пру. Батюшки! А ведь меня всегда так и тянуло соврать, только они все пугали, говорили — грех.

Тэттл. Ну, моя прелесть, а теперь дай мне изведать сладость твоего поцелуя.

Мисс Пру. Ни за что! Я на вас гневаюсь! (Подбегает к нему и целует.)

Тэттл. Стойте, это, конечно, очень мило, но целовать должны не вы меня, а я вас!

Мисс Пру. Так давайте сначала.

Тэттл. Охотно! О мой ангел! (Целует ее.)

Мисс Пру. Фу!

Тэттл. Прекрасно. Еще раз, моя чаровница! (Целует ее вторично.)

Мисс Пру. Фу! Вы мне ненавистны!

Тэттл. Замечательно! Можно подумать, что вы родились и выросли в Ковент-Гардене. А не покажете ли вы мне свою спаленку, прелестная мисс?

Мисс Пру. Ни за что на свете! Я сейчас побегу туда и спрячусь от вас за портьерой.

Тэттл. Я последую за вами.

Мисс Пру. Только я буду обеими руками держать дверь и гневаться, а вы меня повалите и войдете.

Тэттл. Нет, я сперва войду, а потом уж повалю вас.

Мисс Пру. Неужто? А я буду гневаться все пуще и пуще и уступать.

Тэттл. Но вдруг я заставлю вас вскрикнуть?

Мисс Пру. Да нет же, я прикушу язык!

Тэттл. Какая способная ученица!

Мисс Пру. Ну а теперь — вперед без остановок!

Тэттл. И не таких я лавливал плутовок.

Убегают.