ПРАВОСЛАВНОЕ имя его – Феофан. Но звали его все запросто Фанушко. Еще добавляли иногда – Бородатый. Борода у него, действительно, была особенная, серая, вьюном в три переворота с острым хвостиком и доставала до самого пояса. Это была его единственная, неприкосновенная частная собственность, которой он даже гордился.

Был Фанушко, как и многие до революции вологодские нищие-зимогоры, беден, гол, как кол. Зимой горевал, кусочки милостыньки христовым именем собирал. Радовался, если в зимнюю пору ему находилась работенка – дров поколоть, корму скотине наносить от гуменника до двора или нарубить в лесу кольев для изгородей. Никаким делом он не гнушался, лишь бы заработать на кусок хлеба, не протягивая руку за милостыней. Ночевал он так же, как и другие зимогоры, там, где пускали. А они, конечно, знали такие места, где свет не без добрых людей, приходили и располагались на ночлег, иногда не спрашивая согласия доброго хозяина, заведомо зная – отказа не будет…

В летнюю пору Фанушко пас коров в деревушке Малое Берькаево. Поскотина огромная, травянистая. Прогон из двух перегород от самой деревни до поскотины исправный, крепкий. Так что пастьба скота в этой деревне была самой легкой. На отгороженные поля скот не лез. С пастбища скотина возвращалась сытая-пересытая, молока у здешних хозяек хоть залейся.

Днями от нечего делать Фанушко сидел посредине коровьего стада и наигрывал в берестяной рожок только ему и коровам понятную мелодию: пу-пу-лупу-туру-ру…

И еще каждодневно ухитрялся острым самодельным ножиком вырезать из тонких ивовых прутьев штук сотню коклюшек для кружевниц на целый гривенник, а за два дня получалось на фунт сахара. Это ли не приработок к пастушескому скромному жалованью?

Надо сказать, что Фанушко был трезвенник. На водку не тратился. Но вот однажды, в пивной праздник Фрола и Лавра, мужики собрали ему половину жалованья за лето, по полтине с коровы, по четвертаку с телки, и решили его на даровщинку угостить водочкой. Фанушко разохотился за счет благотворителей, напился до потери сознания, пошел гулять по деревням с молодыми парнями, а те в шутку и всерьез говорят ему:

– Не возьмем в компанию, зачем нам такой пророк Моисей, вот сбрей сначала бороду, будешь молодец-молодцом, и тогда милости просим…

Пьяного долго ли уговорить. Ножницы, бритву – все пустили в ход. Сняли густые длинные волосы, сбрили нагладко брови, остригли и сбрили начисто его прекрасную бороду и разметали по улице. Подали ему еще стакашек водки, и Фанушке было уже не до гулянья, уснул на улице на зеленой травке, омоложенный, как младенец. Он спал и сквозь собственный храп не слышал, как люди подходили к нему, дивились, охали, ругали ребят, так немилостиво подшутивших над пастухом. Его никто не будил, никто не нарушил его сладкий пьяный сон. Проспал он вечер, проспал всю короткую летнюю ночь. Проснулся, когда хозяйки выгнали со двора коров, и надо было Фанушке наскоро перекусить молока с хлебной крошениной и бежать за стадом в поскотину. Он провел руками по лицу, бросился к пруду и, посмотрев в воду, как в зеркало, отскочил в сторону и зарыдал, кого-то ругая на все лады. Не позавтракав, со слезами и всхлипыванием, понурив голову и закрыв лицо руками, угрюмый, словно побитый, побрел он за коровами прогоном в поскотину. Коровы смотрели на него, как на чужого, и успокаивались, только узнав его по голосу.

В тот день он не вырезал ни одной коклюшки, и музыка на берестяном рожке не получалась. Надрав тонкой ивовой коры, Фанушко, чтобы обмануть животных, сел на кочку и стал делать себе из корья фальшивую бороду. Борода получилась что надо. Она годилась бы в святки ряженым, но коров Фанушко обмануть не мог. А общественный бык Ярило даже разозлился на Феофана. Он ковырял перед ним рогом землю и сердито рычал.

Фанушко понял, что его авторитет упал в коровьем стаде и среди жителей Малого Берькаева. Он решил в тот же день исчезнуть с глаз долой.

Три года понадобилось на выращивание бороды в том виде, в каком прежде она была. Три года Фанушко не появлялся в здешних краях. А потом явился с бородой Моисея, с длинным посохом, с котомицей заплечной, наполненной чьими-то обносками, принятыми им за поминовение усопших душ.

Было это в весенний Егорьев день, когда выпускали скот на едва успевшую оттаять землю. Фанушко по рублю с коровы, по полтине с теленка за лето нанялся в пастухи. И такое условие он выговорил, поряжаясь:

– Если кто захочет остричь мне бороду, тот потеряет голову. За грех не посчитаю разделаться с насмешником.

Много десятков лет прошло с тех пор. Я как-то шутя решил на короткое время отпустить себе бороду. Долго вымащивал, но такой, вьюном винтообразным, не получилось.

А на зимогора я оказался очень похож.