Наступление зимы на нашем холодном фронте не предвещало больших изменений ни в одном из участков и направлений. Соединения всех родов войск занимали прочную незыблемую оборону. Корабли Северного флота, авиация, пехота, артиллерия окончательно, наглухо закрыли немецким и финским войскам вход в глубь нашей страны с севера. В эту зиму отличились своей храбростью и дерзостью подразделения подполковника Беленького и капитана Юсупова, действовавшие в районе Кестенги.

Разведывательная рота капитана Чеботарева тоже нередко выходила в тыл противника.

Однажды Чеботарева и меня вызвали в штаб. Там в просторной землянке сидели командир дивизии, командир полка и двое представителей из штаба армии. Командир полка заговорил первым:

— Так вот, товарищи, — принято решение и разработан приказ — выйти вам со всей ротой в глубокую разведку, разведать позиции противника от переднего края левого фланга и вглубь до последней точки его эшелонирования; устроить засаду, захватить пленных и, умело маневрируя, обходом возвратиться, минуя наш фланг, прямо в тыл к этой точке. — Он показал эту точку на карте. — Вашей роте даются сутки для отдыха. Выделяю вам двух радистов с надлежащей походной аппаратурой. Через них в нужный момент можете вызвать артиллерийский минометный огонь и регулярно поддерживать связь с нами…

— Обдумайте хорошенько операцию, — вмешался командир дивизии, — местность изучите по карте, но карте не доверяйтесь: разведайте каждую мелочь. Только осторожная и всесторонняя разведка обеспечит успех. Действуйте, товарищи, осмотрительно, но без колебаний…

— Есть, товарищ полковник, постараемся сделать все. что от нас зависит, — заверил Чеботарев.

— Будем на вас надеяться, — сказал командир дивизии, — призовите себе на помощь инициативу, находчивость, изобретательность… — Он встал с места, дав понять, что на этом разговор окончен.

Собрав командиров взводов, Чеботарев сообщил им задачу и приказал готовиться в четырехдневный лыжный поход.

…Выступили с вечера. Земля промерзла, мороз был градусов двадцать пять, снег неглубокий. Итти было легко.

Необходимо было совершить глубокий маневренный обход, чтобы противник не обнаружил наш лыжный след. А как действовать дальше, покажет обстановка.

Вышли в зону противника. Такой же лес, пересекаемый промерзшими болотами и скалистыми сопками. Перед утром мороз стал крепче, но нагруженные боеприпасами, оружием и четырехдневным пайком, люди не чувствовали холода, им было даже жарко. Шли осторожно, аккуратно, гуськом, оставляя за собой одну лыжню. Из всей роты только десять человек при переходе пользовались лыжными палками, остальные шли по-их следу, по охотничьи, не подпираясь, держа палки при себе на случай резкого броска, если будет к тому необходимость. А след на снегу от десяти пар палок если б и был обнаружен, не дал бы точного представления о численности нашего отряда.

Днем, когда рота была на привале, трое разведчиков, возглавляемых ефрейтором Михашвили, донесли, что впереди, в двух километрах, находятся два немецких гарнизона, они расположены на расстоянии километра друг от друга и объединяются тропой. Судя по количеству землянок и дзотов, в этих гарнизонах не менее роты немцев.

— За точность сведений ручаетесь? — спросил Чеботарев. — В проверке не нуждаются ваши данные?

— Не нуждаются, товарищ капитан, — ответил Михашвили обиженным тоном, — вы разве не знаете меня?.. Разве затем мы четыре часа на брюхе по снегу ползли?

— А ваше появление вблизи гарнизона не было замечено? — спросил Чеботарев.

— Не должно быть.

— Ну, хорошо, не будем засиживаться здесь и ждать, пока немцы обнаружат наш след и по нему придут к нам сюда в гости. Надо действовать…

Чеботарев посовещался со мной. Через несколько минут было решено действовать так: против двух немецких гарнизонов выделить два отделения с двумя ручными пулеметами каждое; обстрелять гарнизоны в разное время, минут через тридцать одно после другого, и быстро отступить, заманить немцев сюда, а здесь устроить для них хорошо замаскированную засаду.

После пулеметного обстрела, резко прозвучавшего в лесной глуши, немцы зашевелились не сразу. Решив, что их обстрелял небольшой отряд разведчиков, они осмотрительно, ощупью двинулись цепью преследовать пулеметчиков по их следу. След от обоих гарнизонов вел к нашей замаскированной засаде. Она была построена треугольником, углом вперед, фланги засады уступами спускались к открытой низине и обеспечивали охрану всей роты. Капитан Чеботарев заблаговременно предупредил бойцов не стрелять по немцам, пока те не подойдут к засаде метров на двадцать — тридцать, а тогда уже пустить в ход все огневые средства. Поскольку в такой обстановке подавать команду сигналами — свистками и рожками — не безопасно, он избрал ориентиром ложбинку, поросшую кустарником, и сказал:

— Тут мы нм дадим баню. Стрелять без всякой команды, но лишь тогда, когда они начнут спускаться вот сюда, в ложбинку…

Мы напряженно ждали немцев.

И вот они показались.

Серого, мышиного цвета шаровары, спускавшиеся на ботинки, короткие куртки с капюшонами. Откормленные морды, закоптевшие и заспанные в низких землянках и досчатых клоповниках. Они двигались во весь рост прямо на засаду, и число их из-за деревьев мы не могли точно определить.

Отсутствие у них маскировочных халатов и лыж удивило наших бойцов, притаившихся в засаде.

— В таком виде далеко не убредут, — шепнул мне Ефимыч, лежавший в снегу рядом со мной.

Одновременный, сосредоточенный залп из пулеметов, автоматов и винтовок скосил ряды наступавших штурмовиков. Многие упали замертво. Другие, раненые, корчились на снегу, оглашая лес дикими воплями. Шедшие позади залегли, стали вести перестрелку. Но и тем не было спасения от наших снайперов. Тогда немцы попытались перегруппироваться и зайти нам во фланг. Но фланги у нас были надежно прикрыты пулеметчиками.

Бойцы из взвода младшего лейтенанта Егорова, увидев немцев вплотную перед собой, завязали рукопашную схватку. Рядовой Гайдамакин прикладом винтовки оглушил одного фрица и взял его в плен. Михашвили вцепился в глотку другого и еле удержавшись, чтоб не задушить его, тоже отвел и сдал под охрану. Еще двух «языков» взяли бойцы лейтенанта Крохина. Всего немцы оставили вблизи и на месте засады нашей роты около семидесяти человек убитыми, рацию, шесть ручных пулеметов и много другого оружия, часть которого наши бойцы не успели подобрать. Хотя в числе убитых был и немецкий радист-корректировщик, однако, со стороны немецких гарнизонов послышалась минометная стрельба и даже выстрелы шестиствольной «скрипухи».

— Немедленно отходить! — распорядился Чеботарев. Мы пошли не по старому следу, а в глубь леса, дальше, в сторону открытого стыка.

— Передайте, чтоб поменьше было шума. Дело еще не кончено. Не начало дело венчает, а конец…

Мы быстро уходили, уводя четырех пленных и унося с собой захваченные трофеи. Немецкие минометы били наугад, наощупь, по лесу, по болотным низинам. И.все же три мины лопнули над нами, задев за верхушки деревьев. У нас оказалось пять человек убитых, шесть раненых.

Раненых быстро перевязали. Тех, кто не в силах был итти, завернули в палатки, положили на лодочки-волокуши, потащили за собой.

Еще одна тяжелая мина грохнулась в сосновых вершинах, почти над головой Чеботарева. Мы видели, как взрывная волна подбросила и перевернула его в воздухе. Шинель на нем лопнула по швам; полы раскинуло; из стеганых брюк показались клочья ваты. Он упал на спину. Тонкие струйки крови из ушей его стекали по щекам.

Мой связной Ефимыч, упав перед ним на колени, поглядел в лицо Чеботарева и закричал:

— Фельдшера сюда!.. Ротного командира убило!

Вмиг Чеботарева окружили: фельдшер с расстегнутой сумкой, политрук и несколько бойцов. Осмотрели, проверили пульс. Ранения не оказалось — была контузия.

Вечерело. Густые потемки спустились над лесом. Мороз все крепчал. Мы шли быстро следом за высланным вперед дозором. Уже издалека доносилась минометная стрельба и пулеметная дробь противника.

Чеботарев стал приходить в себя. Он что-то бормотал невнятное, очевидно намеревался спросить — «Что со мной?» И этого не мог сделать.

Еле открыв глаза, он издал глуховатый стон.

Ефимыч обернулся, склонившись, поправил на нем плащ-палатку, прикрыл, чтоб не обморозилось лицо, и ласково, как ребенку, сказал:

— Не простудить бы вас, сердешный, оживайте в добрый час, оживайте…

Вдруг Чеботарев внятно позвал:

— Дуболь!.. Азаров!..

И опять Ефимыч на ходу склонился над Чеботаревым:

— Милый ты мой, их нет, вот ведь кого зовет; очухайся родной…

Рота все дальше и дальше углублялась в лес.

Наконец, проверив но часам и по намеченному азимуту, далеко ли мы продвинулись, политрук, заменивший Чеботарева, приказал круто повернуть в свой тыл к намеченной точке.

Чеботарев окончательно пришел в себя только в медсанбате. Над ним в белом халате, склонившись, стояла Рахиль Соломоновна. Она грустно улыбалась и говорила:

— Все в порядке, товарищ Чеботарев, над вами не мало потрудились, чтобы привести в чувство. Вас немножечко контузило и немножечко обморозило. Недельки две-три погостите здесь, и вот тогда все в порядке будет; все в порядке…