Через час Кельвин проснулся, осмотрелся и обнаружил, что белье насквозь промокло от пота, а камин догорает. С минуту он посидел на постели, пытаясь заставить работать мозг, постепенно наливаясь яростью и ненавистью к Григ и к себе за постыдный ужас последних пяти дней. Разжав кулак, он обнаружил на потной ладони прядь волос и снова выругался – ну, он и дурак, да еще суеверный. Вывалившись из постели, он как мог добрался до камина и занес руку, чтобы бросить в огонь эту ненавистную прядь.

Так он и простоял, пытаясь заставить себя исполнить задуманное, но кулак не разжимался, рука не двигалась. Мозг его скорее отправил бы в огонь его собственную руку – но не эту яркую прядь. И стоя в нелепой позе у камина, Кельвин почувствовал, что вся тяжесть, все страдания последних пяти дней еще раз пронеслись через его измученное тело – он скорчился от нестерпимой боли. Вдруг его мозг, уже привыкший к ударам, дал ему понять, что боли больше нет, она прошла, как проходит мимо маленькой станции скорый поезд, бьет потоком воздуха всех на платформе, и вот его уже нет, и только ощущение чего-то сильного, непознанного остается с вами надолго. И Кельвин, не веря в случившееся, еще долго осматривал себя и чутко прислушивался, не вернется ли опять все то, чего он так боялся – но нет, лишь локон в руке напоминал ему о том, что еще минуту назад жизнь казалась ему невиданным мучением. Кельвин подумал, что не найдется теперь на земле силы, которая заставит его уничтожить эту чудесную прядь, принесшую ему столько страданий, но потом спасшую.

Он подбросил поленьев в камин, вышел из комнаты и включил воду в ванной. После горячей ванны он принял холодный душ, и почувствовал голод – черт возьми, да он же не ел столько дней! Накинув пальто, он добежал до ближайшего паба, выпил пару кружек темного «Гиннеса», урча расправился с бифштексом и неожиданно и с радостью заметил, что все чувства вернулись к нему. Жизнь продолжалась. Во всем теле забурлила неукротимая энергия, возбуждение жизнью – надо немедленно идти к Маргарет и уверить ее, что он снова в форме и готов сражаться дальше за свою любовь. Взяв такси, через пару минут он уже звонил в дверь дома на Блэнфорд Роу.

Открывшая дверь Бесси сообщила, что хозяйка дома, Кельвин прошел прямо в гостиную – одетая в черное, напряженная, с прямой спиной, там сидела Маргарет.

Полная тишина воцарилась на мгновенье в комнате, она побледнела, а он нарочито веселым голосом воскликнул: «Отлично выглядишь! Ты кого-то ждешь?»

– Да, жду.

Он знал, что ждала она его, перестал улыбаться и благодарно на нее посмотрел.

– Дай мне чего-нибудь выпить, – попросил он.

– Сейчас, возьми, в шкафу.

Он налил ей полную рюмку чистого виски, налил себе и сел. Он уже полностью владел собой даже под ее вопрошающим взглядом. После тягучей паузы она проговорила: «Ты изменился сильно и навсегда, я правильно поняла?»

– Правильно.

– Но сейчас-то ты еще прежний. – Она сцепила руки, чтобы он не заметил, как сильно они дрожат.

– Я собиралась тебе позвонить, хотя понимала, что не надо этого делать, надо просто сидеть и ждать, и ты сам придешь.

– Спасибо тебе.

– Это было страшно?

– Да. Я до сих пор не верю, что выбрался живым.

– Я так и думала. Какой ты молодец, что сам со всем этим справился! Я… Сейчас у тебя такое лицо… совсем другое… Теперь ты уйдешь, и мы с тобой больше никогда не увидимся.

Подняв на нее взгляд, он медленно, раздельно произнес: «Да, боюсь, что это так.» Маргарет надолго замолчала, пытаясь справиться с волнением.

– Ты понимаешь, что твои беды не прошли незаметно и для меня?

– Догадываюсь.

Она посмотрела на него глазами обиженного ребенка.

– На твоем месте я бы не стала так убиваться.

– Пусть каждый из нас остается на своем месте. Казалось, она уже не в силах совладать с собой – столько страдания было в се голосе: «Будь она проклята, она же просто призрак, а я – живая женщина, и…»

– Я знаю.

Неожиданно она вскочила с кресла, упала перед ним и положила голову ему на колени.

– Кельвин, я ни в чем тебя не виню, скорее я сама во всем виновата, мне нельзя было пускать все на самотек. Она подняла на него полные слез глаза, но не увидела сострадания и опустила взгляд. «Черт возьми, да скажи же хоть что-нибудь!» Она замолчала, а потом обхватила своими сильными руками его тело: «Кельвин, я не боюсь, я не боюсь, пусть мне будет больно, лишь бы ты освободился от этих страданий. Мне только нужно… О, боже мой!»

Она прильнула губами к его губам, его воля растаяла под живительным теплом ее тела, он крепко обнял ее – она вся дрожала от неизбывного желания и страсти.

С пылающим лицом она поднялась па ноги и воскликнула: «Пойдем ко мне в комнату, я больше так не могу, я люблю тебя!»

Его взгляд говорил ей «да», но в этот момент дверь отворилась и в комнату тихо вошла Анна.

Поняв, что вошла не вовремя, она смутилась, потупила взор и сказала: «Мадам, я иду спать. Мальчик чувствует себя хорошо. Спокойной ночи, мистер Спринг. Спокойной ночи, мадам.»

Она закрыла дверь, но вместе с ней комнату покинули и все желания Кельвина и Маргарет.

Долго они не решались нарушить тишину, наконец Кельвин собрался с духом: «Даже лучше, что она вошла.» И, не обращая внимания на ее обиженный вид, продолжил: «Но еще лучше то, что ты сказала и сделала то, что сделала. Понимаешь?»

– Да. Я с большим удовольствием вспоминаю боль, которую ты мне доставил, чем радость от общения с другими… Мне… для меня больше было немыслимо так жить.»

Он посмотрел на часы – было уже без десяти минут десять, он тут же вспомнил, куда ему обязательно надо успеть – времени почти не оставалось.

Он поднялся и сказал: «Все, мне пора.»

Лицо ее стало мертвенно-бледным, но она нашла в себе силы слабо улыбнуться и промолвить: «Не думай обо мне плохо, Кельвин, даже если мы никогда больше не увидимся. Ты для меня навсегда останешься идеалом мужчины, я всегда буду любить тебя». Она отпустила его руки и отвернулась. «Скорее уходи.»

Он мягко закрыл дверь, и сразу услышал за ней ничем больше не сдерживаемые рыдания. И это тоже он никогда Григ не простит. Он выбежал на улицу и остановил проезжавшее такси: «В «Корабельный колокол», скорее!»