Пять раз прогудел видеофон, затем выдержал паузу, щелкнул и наконец заговорил приятным девичьим голосом: «Нас нет дома. Пожалуйста, оставьте сообщение, и мы вам позвоним. Спасибо».

Я сбросил вызов. В нормальных обстоятельствах я бы переговорил с Челси, прежде чем вламываться в ее квартиру. К сожалению, время поджимало.

Дверь в квартиру Челси была на крепком замке. Я достал банковскую карточку, но и она не помогла. Ключом я не располагал. Высадить дверь? Не самый лучший способ, его всегда лучше оставлять напоследок. Я пошарил на притолоке, надеясь обнаружить запасной ключ. Дудки. Я закурил сигарету и походил взад-вперед. Предоставил слово своей музе. Где же Челси хранит запасной ключ?

В газетном киоске!

Я выбежал на Чендлер-авеню и прокрался к газетному киоску. На улице было довольно тихо, лишь кое-где маячили идущие по своим делам пешеходы. Я опустился на корточки за журнальными стеллажами и поглядел на окно своего офиса. С виду пусто. И никто за мной, похоже, не следит. Но все-таки я старался действовать как можно осторожнее. Просто на всякий случай.

Я приступил к обыску. Перелистывал журналы, раскрывал книги, передвигал огромные кипы брошюр. Водил ладонями по стойкам и полкам стеллажей. В конце концов поиски достигли этапа, когда оставалось только демонтировать весь киоск. Я обкатал эту мысль в голове. Если Челси держит запасной ключ здесь (а это кажется все менее и менее вероятным), она его прячет в легкодоступном местечке. Вряд ли я добьюсь своего, если сорву крышу. Наверное, все-таки придется высаживать дверь ногой.

Я уже повернулся, чтобы выйти, и вдруг задел металлический стеллаж с газетами. Я и глазом моргнуть не успел, как он наклонился и рухнул с оглушительным грохотом; газеты разлетелись. Я приподнял голову над прилавком. Вроде бы никого поблизости. Я снова опустился на корточки и стал подбирать газеты. При падении металлического стеллажа обнажился участок фасада кирпичного здания. Один кирпич слегка выступал. Я схватил его и потянул на себя. Он легко вышел. Я приблизил голову к отверстию и зажег спичку. Ключ от квартиры метнул мне в глаза оранжевый отблеск.

Через десять минут я был у Челси дома. Квартирка оказалась совсем маленькая — сущий подарок для того, кто пришел с обыском. По крайней мере, так я считал первые полчаса. Я заглянул в каждый выдвижной ящик, в каждый шкаф, пошарил на каждой полке и под мебелью. Шкатулка точно в воду канула. Я уселся за видеофон и еще раз набрал номер, который мне оставила Челси. По-прежнему «нас нет дома».

Тут мне пришло в голову, что я еще не осматривал бытовую технику. Я поспешил в кухню и поискал в кухонной плите, микроволновой печи и посудомоечной машине. Наконец открыл холодильник. Пусто. Я выдвинул лоток из-под морозильника. Ничего. Открыл морозильник: два лоточка для ледяных кубиков и полугаллоновая коробка шоколадного мороженого «хааген-даз». Я закрыл холодильник и закурил сигарету. А не пора ли маленько передохнуть? И перекусить?

Из кухонного шкафчика я достал глубокую тарелку, из выдвижного ящика со столовым серебром — ложку. Открыл морозильник, вынул коробку с мороженым, поставил на кухонный стол, снял крышку. И увидел шкатулку.

Я набрал номер гостиницы «Империал». Телефонистка меня соединила с Реган, и через несколько минут на экране появилось женское лицо умопомрачительной красоты.

— Привет, Тэкс.

— Здравствуй.

— Ты готов со мной встретиться?

Конечно, готов. «Остынь, Мерфи!»

— Думаю, я сумею втиснуть тебя в распорядок дня.

Реган обворожительно улыбнулась.

— Как это мило. Когда?

— В любое время, когда ты не занята.

— О, я всегда занята, но временем располагаю. Почему бы тебе не подъехать? Можно встретиться у меня в номере.

Предложение было заманчивое, но я не мог оставить шкатулку и не был абсолютно уверен в надежности Реган.

— Никогда не хожу на первое свидание в гостиничные номера. Целомудренный молодой человек, вроде меня, не вправе себе позволить такого предосудительного поступка.

Реган приподняла элегантно изогнутую бровь.

— Обещаю, я буду вести себя прилично.

— Ну, конечно, так я и поверил.

Улыбка ее была безупречна.

— А знаешь, другой мужчина на твоем месте не капризничал бы.

— Вполне возможно, другие мужчины при виде смазливого личика превращаются в медуз, но я не такой слабохарактерный.

В голосе Реган зазвучала притворная обида:

— Ладно, раз уж ты так дорожишь репутацией, давай встретимся там, где никто не покусится на кладезь твоих добродетелей. Здесь, в «Империале», есть бар. Сколько тебе надо времени на дорогу?

— Дай мне полчаса.

— Пусть будет двадцать минут. Ужасно не люблю ждать.

Кабак в «Империале» оказался классный — настоящие кожаные кресла, деревянные телефонные кабинки, в мужском туалете — диван. Блестящие серебристые обои увешаны десятками юбилейных фотографий с автографами. Бармен при галстуке и, по всей видимости, вполне лояльно относится к своей профессии.

— Вы наш гость?

— У меня тут встреча с вашим гостем.

— Вы — в первый раз, я угадал?

Я кивнул и выпустил струйку дыма.

— Что закажете?

— Бурбон. Неразбавленный.

Бармен повернулся и налил в искрометный хрусталь на два пальца бурбона. Снова повернулся и поставил стакан передо мной. Чем-то он смахивал на педиатра.

— За счет заведения. Считайте это приветствием гостиницы «Империал».

Я достал десятидолларовую бумажку и бросил ее на стойку бара.

— Считайте это десяткой.

Бармен дважды ударил пальцем по стойке и забрал купюру.

Я сделал хороший глоток и неторопливо осмотрел бар. Отменный бурбон — еще одно очко в пользу «Империала». Просторный зал. И не меньше дюжины посетителей различной степени алкогольного опьянения. Но, они так разбросаны, что бар ^выглядит практически пустым.

Уславливаясь с Реган о встрече, я знал, что доберусь до «Империала» за десять минут — просто хотел появиться в кабаке раньше Реган и провести рекогносцировку. Не было особых причин считать, что за нею следит АНБ, но я желал удостовериться.

Вроде бы здесь чисто. Я повернулся к бару и взял из большой хрустальной пепельницы полувыкуренную «Лаки». Через минуту, гася окурок, я учуял пленительный аромат, и слева от меня на вращающийся табурет опустилась Реган. Бармена точно подстегнули.

— Добрый вечер, миссис Мэдсен. Чего изволите?

— Бокал «пино нуар». А моему другу — что он захочет.

— Записать на ваш счет?

— Да, Дуглас, если можно.

Реган взглянула на мое отражение в зеркальной стенке бара. Голос ее звучал приглушенно, гипнотизирующе:

— Пожалуй, и впрямь недурное начало свидания.

Я взял стакан бурбона.

— Ну, не знаю, не знаю. Как насчет твоего мужа? А дети? Кстати, сколько их у тебя?

— Кажется, тринадцать или четырнадцать.

Бармен Дуглас выставил напитки. Реган, глядя на меня, приподняла бокал.

— За уникальную моральную устойчивость.

Мы выпили, словно совершили ритуал. Держа в руке бокал с вином, Реган другую руку сунула под табурет и взяла хозяйственную сумку.

— А не перейти ли нам в уголок потемнее?

Я положил сигареты в карман, допил первый стакан бурбона, встал, поднял рюкзачок, прихватил второй бурбон и пошел следом за Реган. Какая плавная походка, какая изящная фигура!.. Чем-то эта женщина напоминала тигренка, принесенного из лесу в дом. С виду — сама игривость и беззащитность, а попробуешь взять в руки — одной царапиной не отделаешься.

Мы облюбовали столик в углу, Реган выбрала ближайшее ко мне кресло. Впрочем, она села не слишком близко. Нагнулась в противоположную сторону от меня и достала из сумки элегантную косметичку, в которой почему-то оказались сигареты. Я зажег спичку и поднес к сигарете, уютно угнездившейся между спелых губ. И снова на мою грубую лапу легла прохладная ладонь. Реган затянулась, вынула сигарету изо рта и задула спичку. Мой желудок запрыгал, как рыба на палубе сейнера.

— Шкатулку принес?

Чтобы успокоиться, я тоже закурил.

— Да, только сначала надо кое-что обсудить.

Держа сигарету чисто по-женски — в вертикально поднятой руке, — она откинулась на спинку кресла и заложила ногу за ногу. Судя по ее манерам, дама ожидала беседы вовсе не на ту тему, что была у меня на уме.

— Расскажи о твоем отце.

Реган не заметила, что я перешел на серьезный тон.

— Это что, способ заигрывания? Надеюсь, он у тебя не единственный?

Она не собиралась идти на добровольное сотрудничество. Наверное, жизнь ее никогда серьезно не била.

— Расскажи о Мэллое. О Томасе Мэллое, твоем отце.

С лица Реган исчезла улыбка, точь-в-точь как с лица Кеннеди во время дорожной аварии. В глазах мелькнул страх, однако буквально через секунду она взяла себя в руки. Хладнокровия ей было не занимать, но сейчас я держал верх.

— Как ты докопался?

— Это несущественно. Главное, я теперь знаю, кто ты. И хочу поговорить по душам.

Реган затянулась. При этом рука, державшая сигарету, слегка дрожала. Видно, дочь Мэллоя не привыкла терять душевное равновесие. И от этого моя решимость слегка окрепла. Я поймал ее в силки и не собирался отпускать.

— У меня в офисе ты сказала, что Мэллой обречен. Согласись, такое не часто слышишь от любящих дочерей.

— Да, это правда, но он сам виноват. Я пыталась его предупредить… Он не послушал. Он никогда меня не слушал.

— На самом деле это не совсем так. Он мне сказал, что из-за тебя бросил курить.

Реган дернулась вперед.

— Ты с ним разговаривал? Когда? Где он?

Я закурил очередную сигарету. Может, все-таки стоит рассказать ей о судьбе отца? Она совершенно растеряна. Предположим, если расскажу, сумею разобраться в их отношениях?

Слишком холодный, слишком рассудочный план. Но другого в ту минуту у меня не было.

— С твоим отцом я разговаривал сегодня ночью.

— Где он? Я хочу с ним встретиться.

— Слишком поздно.

Прекрасное лицо побледнело.

— Что ты имеешь в виду? Он мертв?

Я кивнул и глотнул бурбона. Реган отвела взгляд. Она сидела, заложив ногу за ногу, слегка наклонясь вперед, уперев локоть в колено; правая ладонь под держивала подбородок.

Некоторое время я молча курил. Наконец Реган снова повернула ко мне голову, и две блестящие полоски пролегли от уголков глаз к уголкам рта. Она поставила бокал с вином, затем вытянула из-под него салфетку. Я изумлялся ее выдержке. Реган промокнула глаза и нос, пригубила «пино» и, слегка запинаясь, заговорила.

Я никогда не представлял, как должен себя вести мужчина при виде плачущей женщины. Было сильное желание обнять ее и сказать, что все будет хорошо, что я о ней позабочусь… Но я этого не сделал. Не смог себе позволить. Мерзкая штука цинизм — так въедается в душу, что ничем потом не вытравишь. Я смотрел, как она плачет, и хотел ее утешить, но при этом напоминал себе: ты будешь далеко не первым лохом, который купился на бабьи слезы. Мною руководил рассудок: сомневаясь, сомневайся.

— Я на минутку, — дрогнувшим голосом сказала Реган. — Ты не против?

И она направилась к дамской комнате. Я проводил ее взглядом до двери, а затем повернулся к своему дистиллированному и выдержанному приятелю. И тут обнаружил, что она оставила ридикюль и хозяйственную сумку. Я нагнулся и заглянул в сумку. Там лежала шкатулка, очень похожая на мою. Я выпрямил спину и затянулся. Значит, Реган играет по-честному. Меня редко подводит инстинкт частного сыщика. Вот только срабатывает он почему-то далеко не всегда. С другой стороны, мои представления о человеческой натуре ужасающе наивны, что наглядно подтверждается выбором жен и биржевых маклеров. Правда, на этот раз я не ошибся. Реган так разволновалась, что напрочь позабыла, зачем сюда пришла. Если б я не выбил ее из колеи, она бы ни за что не упустила шкатулку из виду.

Я привлек внимание бармена и заказал нам с Реган еще по одной.

Через несколько минут она вернулась к столику. Неопытному глазу показалось бы, что с ней ничего не случилось. Завидная сила воли. Все-таки хотелось бы с ней познакомиться поближе… Я произнес шелковым голосом:

— Мне очень жаль.

Реган отвела взгляд от бокала и вымученно улыбнулась.

— Мне тоже.

Мы надолго замолчали.

— Ты еще хочешь со мной разговаривать? — спросил я наконец. — Или заглянуть попозже?

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Плечи ее расправились, улыбка казалась уже не такой натянутой.

— Все будет в порядке. — Реган осушила бокал. — Мне нужны еще две бутылки вина. И немного подумать. Напьюсь сейчас, а думать буду потом.

Я выжидающе смотрел на нее. Она взяла сигарету и сама зажгла спичку. Я сходил к стойке и вернулся с полной бутылкой «пино». К Реган, по всей видимости, полностью вернулось самообладание. Я наполнил ее бокал и сел.

— Ты, наверное, хочешь все знать, — произнесла она.

— Конечно.

— Хорошо. Я отвечу на все вопросы, но сначала расскажи, что произошло.

Я вкратце объяснил. В моем изложении беседа с Мэллоем свелась к сетованию, что дочка запретила ему курить.

Реган внимательно выслушала и даже улыбнулась, когда я описывал ее отца. Как только я умолк, она выпила вино и заново наполнила бокал.

— Твоя очередь, — сказал я.

— Ладно, начну сначала. Мои будущие родители были государственными служащими и познакомились, когда их перевели в Пекин. Почти все мое детство прошло в Китае. Мама умерла, когда мне было восемнадцать. Мы с отцом всегда дружили, а после ее смерти стали еще ближе. До тех пор… ну, скажем так: примерно год назад дружбе пришел конец. Он женился на девице, которая, на мой взгляд, была ему не пара. — Реган махнула в мою сторону рукой. — Да ты с ней знаком. У кого еще ты мог получить шкатулку?

Я молча кивнул.

— После того как он женился на Эмили, мы уже не могли жить в одном доме и не цапаться. Я переехала и несколько месяцев его не видела.

— Как у тебя оказалась шкатулка?

— Он прислал. С неделю назад.

— А зачем, знаешь?

Реган потушила окурок.

— Он совершил важное открытие, способное вызвать настоящую революцию в науке. И сразу нашлось очень много желающих прибрать это открытие к рукам. Когда папа понял, что к нему подбираются, он, похоже, разделил свой секрет на несколько частей и разослал людям, которым доверял.

— Что в шкатулках?

— Точно не знаю. Отец мало рассказывал о своей работе. Говорил, чем меньше я буду знать, тем лучше для меня. Но я все-таки совала нос куда не следует. И кое-что разнюхала.

— Например?

— Вероятно, ты уже в курсе: он был лингвистом. Заполнял блокноты непонятными закорючками вроде египетских иероглифов. Должно быть, пытался их перевести.

— А с чего ты взяла, что за эти иероглифы можно выручить кучу денег?

— Несколько лет назад подслушала разговор отца с одним незнакомцем. Тот человек был готов стать посредником в сделке, говорил, что речь может идти об астрономической сумме. Так и заявил. Папа не согласился. Он сказал, что не все на свете можно купить или продать, а количество нулей на чеке для него не имеет значения.

Слова Реган вполне увязывались с тем, что я уже знал о Мэллое.

— А тебе доводилось раньше видеть эти шкатулки? Он держал их в доме, где ты росла?

— Да, и долго. К сожалению, показал, как открывается только одна из них. И не та, которую он мне прислал.

Реган наклонилась и поставила на столик шкатулку, очень похожую на мою, только с узором на стенках. Я вынул из рюкзачка ее сестренку и поставил рядом. Реган ее внимательно осмотрела.

— Я и эту не смогу открыть.

Мы посидели молча. Я разглядывал шкатулки, и у меня рождались новые вопросы. Передо мной — две шкатулки Пандоры. Что внутри? Бывают ли на свете клады, ради которых стоило бы умереть?

В мои раздумья вторгся голос собеседницы:

— И что теперь будем делать?

Я поразмыслил.

— Наверное, для начала надо их открыть.

— А если не получится?

— Думаю, тогда их надо спрятать в надежном месте и поискать остальные. Нет ли у тебя предположений, кому еще он мог послать шкатулки?

Реган несколько секунд молчала, затем отрицательно качнула головой.

— Ладно, будем искать. Подумай, не сможешь ли чем-нибудь помочь. Хоть ты и не в ладах с Эмили, тебе бы не мешало с ней потолковать. Ну, а я тем временем, если не возражаешь, возьму эти шкатулки и попытаюсь выяснить, что у них внутри.

Судя по выражению лица Реган, моя мысль не принесла ей облегчения. Но ведь я не оставил ей выбора, игра шла по моим правилам. Я положил обе шкатулки в рюкзачок, а после этого наклонился к моей очаровательной собеседнице и взял ее за руку.

— Реган, ты должна мне довериться. Помоги найти остальные шкатулки. Соберем их все, а там решим, что делать. Идет?

Она была в безвыходной ситуации, и ей это очень не нравилось. Поразмыслив, она встала и посмотрела на меня.

— Похоже, мне выбирать не приходится. — Она пошла к выходу, но через несколько шагов обернулась. — Тэкс, не сбеги от меня. Я и так потеряла отца.

Я заглянул в очаровательные ясные глаза.

— Не сбегу.