– Джимми даже не мог найти Чечню на карте. Джин Молот знал истинное положение дел и посоветовал ему избегать их общества. Я никогда не узнаю, почему Джин не всадил пулю в башку Джимми сразу после похорон Дьюи и не взял на себя руководство делами. Никто бы и слова не сказал, ни Кларки, и Арчеры, никому бы это и в голову не пришло. Знаешь, что случается с такими вот доморощенными донами? Они начинают мнить себя, как говорится, всесильными, всемогущими, богоподобными правителями. Возможно, это и так, но лишь в их собственном мирке.

Я понимающе киваю. Но, по-моему, если бы у Джимми сложилось с чеченцами, это вполне устроило бы Эдди. Это отвело бы внимание от него самого и московской фирмы. У них появилась бы уйма пространства, чтобы заняться отмыванием долларов, марок и фунтов через эту огромную историческую яму.

– Джимми твердит, что я стал чересчур мягким, общаясь столько времени с этими дворянами. Но я ему отвечаю, что им абсолютно плевать, кто ты и какое положение занимаешь в преступной среде Лондона. Парни пережили Гитлера и Сталина. И где теперь эти двое психопатов?

– Ему не понять.

– Высокомерие. Мне это хорошо известно. Джимми невозможно переубедить. Что они и использовали против него. Он считает, они у него в кармане. Парни же охотно разыгрывают из себя простачков. Любой мало-мальски умный человек сообразит, что Джимми невероятно глуп. Они развели его, как американского туриста на Оксфорд-стрит трюком с тремя картами.

– Это еще как?

– О, этот фокус стар, как мир. Вот здесь у них товар. – Он поднимает правую руку. – А здесь – покупатель. – Поднимает правую. – Эти ни за что не отпустят товар, пока не получат за него полную сумму. Заметь, полную. Вот они получают девяносто процентов суммы, но тут покупатель теряет интерес к сделке. Будучи подозрительным, он ни при каких обстоятельствах не собирается выплачивать им больше ни пенса. В итоге товар зависает. Им необходимы деньги, чтобы купить следующую партию, а их нет. Тогда они готовы выплатить заемщику любые дивиденды.

– И Джимми на это купился?

– Парни знают свое дело.

– Что за товар?

– Может, героин, может, оружие или уран. В той части мира полно всякой всячины. Не знаю, но это, впрочем, и не важно.

– Так он что, подсобрал наличные и завязался с этими ребятами?

– Я так и не узнал об этом, потому что они попросили его не говорить мистеру Эдварду. Он и не сказал. С одной стороны, я даже рад, с другой же – жалею, что он этого не сделал. Тогда бы я смог скинуть со своих плеч этот груз.

– О какой сумме идет речь, мистер Райдер?

– А ты угадай, сынок.

– Миллион?

– Чуть больше. – Два?

– Бери выше.

– Пять?

– Умножь на два.

– Черт. Десять миллионов? Ни хрена себе!

– Приплюсуй еще три.

– Что? Тринадцать миллионов фунтов?!

– Да, – сухо подтверждает Эдди.

– Вот черт! Давайте выражаться прямо. Джимми развели на тринадцать миллионов соверенов какие-то кидалы из Восточной Европы.

– Ну, он, конечно, не вручил им тринадцать миллионов при первой же встрече. Джимми не тот человек, чтобы, поддавшись первому порыву, нанести визит в банк и снять со счета тринадцать миллионов. Нет, эти ребята работают с долгосрочными проектами. Они привлекли к делу человека, который объявил себя продавцом, потом людей, назвавшихся покупателями, – их собрали со всех концов света. Затем в один прекрасный день объявили Джимми, что они разрывают отношения. Мол, «спасибо, но в ваших инвестициях мы больше не нуждаемся. До свидания, мистер Прайс». Джимми, очевидно, впал в ярость: «Мы, черт вас подери, заключили сделку, гребаные русские ублюдки, а теперь вы пытаетесь меня кинуть!» Думаю, именно так он и отстаивал свою позицию. Но потом с парнем, который собирает деньги, случилось какое-то несчастье: то ли его арестовывают, то ли убивают, то ли все вместе. Эту басню они и скормили нашему Джимми.

– И что, он поверил?

– Чеченцы умеют убеждать. В вашем бизнесе иногда приходится верить некоторым людям на слово.

– Когда на кону тринадцать миллионов? Нет, вряд ли.

– В защиту Джимми скажу, что на все про все у них ушло восемнадцать месяцев, и мы – я и ты – даже выгадали от того, что узнали об этом так поздно.

– Это точно.

– Все начиналось с первоначального взноса в полтора миллиона и пяти процентов с конечной выручки. Но они разыграли все таким образом, что сумма его вклада увеличивалась день ото дня. Эти умники прикидывались, будто бы в группе возникли разногласия, Джимми поддерживал то одних, то других, метался между ними, в общем, вел себя как истинный Джеймс Прайс. Все было обставлено таким образом, чтобы внушить ему, будто он своим участием милостиво выручает их из затруднительного положения, совершает эдакий акт милосердия и является главой всего предприятия. «А что нам теперь делать, мистер Прайс?»

– Где же, черт возьми, он раздобыл такую уйму денег?

– Человек с положением Джимми мог запросто накопить такую сумму в течение жизни. К тому же у него имеются и резервные варианты, способы пополнить денежные запасы. Подумай сам, Джимми – малый практичный и при деньгах. Это теперь он расслабился и то и дело проветривает бумажник, но несколько лет назад он был очень прижимистым. Если ты пригласил его в кафе и угостил чашкой чая, а у него возникло подозрение, что где-то, может, в Инвернессе, чай дешевле, то чаепитие уже не при несет ему удовольствия, даже несмотря на то, что его оплачиваешь ты.

– Но тринадцать миллионов. Я бы удавился.

– Сомневаюсь, что он воспринимает это как буддийский монах. Предприятие было задумано масштабное. Оно обещало стать для Джимми финалом чемпионата мира. Как ты думаешь, сколько он успел собрать?

– Если честно, я никогда не задумывался над этим вопросом.

– Уверен, ты сам уже отложил некоторую сумму. Наркотики ведь довольно прибыльный бизнес. Я бы и сам не прочь заняться им. Дождусь только, когда его легализуют.

– Чем же закончилось сотрудничество Джимми с чеченцами?

– В один прекрасный день они смылись, Джеймсу оставалось лишь пыхтеть и краснеть от возмущения. После этого он начал искать виноватых, и ему вдруг взбрело в голову, что всю аферу подстроил я. Еще бы, уязвленная гордость и ущемленное самолюбие играют с людьми злые шутки. Он отказывался верить, что кто-то кинул его. Проще было подумать, что его просто-напросто предали. Кто же еще может предать, как не человек из близкого окружения? Тот факт, что все это время его нагло разыгрывали, даже не принимаются во внимание. Слишком уж очевидно. Я знаю Джимми. Он может все перевернуть с ног на голову. Простые факты искажаются в его голове до неприличия, и он начинает верить во всю эту муть. Пораскинув мозгами, он решил, что я намеренно познакомил его с этой бандой головорезов, чтобы избавиться от конкурента. Некоторым трудно смириться с тем, что у всех у нас время от времени случаются провалы.

– Компенсация. Вы что-то говорили о компенсации.

– Да, говорил. В отчаянии Джимми хотел, чтобы я обсудил со своими московскими партнерами возможность возмещения его фондов. Однако те лишь одарили меня косыми взглядами и с нравоучительным видом развели руками: мол, сам виноват, мы ведь предупреждали. Видишь ли, Джимми не в ладах с географией. Он думает, что все русские приехали на одном маршрутном автобусе. Ему не понять, что от Лондона до Москвы примерно такое же расстояние, как от Москвы до Грозного. Но Джимми ведь ничего не докажешь. Он даже меня обвинил в организации всего этого мошенничества.

– Но ведь это не так, да? – И неизвестно с чего я вдруг подмигиваю ему.

– Сынок, ты мне нравишься. Вокруг тебя хорошая аура, как сказала бы моя жена, но есть в тебе и одна дерзкая нотка, которая может доставить тебе немало хлопот на протяжении жизненного пути.

– Прошу прощения за свою выходку, мистер Райдер. Это было непочтительно с моей стороны.

– Это уж точно, – соглашается он, вытаскивает из пачки сигарету и закуривает.

Кое-что проясняется.

– Так Джимми решил использовать вашу дочь как заложницу?

Эдди кивает.

– Подлая уловка.

Он снова кивает, но не произносит ни слова.

– Я так понимаю, мистер Прайс меня просто развел.

– Полагаю, это наименьшая из твоих проблем. Видимо, ему известно о таблетках и о немцах.

– Так Шарли в порядке? Я могу о ней не беспокоиться? Райдер делает шаг вперед.

– Не смей, мать твою, беспокоиться о моей чертовой дочери, понятно тебе, урод!

Он тычет мне пальцем в грудь, сверкает полными злобы глазами. Старик серьезно рассержен. Он аж трясется от злости. Но внезапно подключает что-то еще. Эдди делает глубокий вдох и на мгновение закрывает глаза. Похоже на упражнения, рекомендованные к выполнению в моменты эмоциональной перегрузки. Эта неожиданная вспышка гнева сильно озадачила меня.

– Прости, сынок, не сдержался. Спасибо за участие, но моя дочь пребывает в отличном физическом и душевном состоянии.

Звучит как официальная версия.

– Рад слышать это, – натянув улыбку, выдавливаю я.

– Тебе следует беспокоиться о себе самом.

– Откуда вы узнали, что Джимми поручил мне разыскать вашу дочь?

– Вы оставили фотографии Шарлотт на столе в «Амбаре у Пепи».

– Всего-то на пять секунд.

– Этого оказалось достаточно. Анжело, метрдотель, заметил их и позвонил мне, точнее, Бойцу. Мы с Шарлотт иногда обедаем там, и он узнал ее за тот короткий миг, который вы ему предоставили.

– Значит, вы не спускали с Джимми глаз?

– Я никогда не спускаю глаз с его лилейной задницы. В «Амбаре у Пепи» Джимми ненавидят всеми фибрами души. В несчастный день я привел его в это заведение. Теперь он выкупил места на многие месяцы вперед.

– У меня сложилось впечатление, что он у них самый любимый клиент.

Эдди нравится моя шутка.

– Они не склонны посылать людей подальше. Возможно, тут сыграл роль и тот факт, что привел его все-таки я.

Потому-то его и принимают. Но получают удовольствие, доставляя ему кучу хлопот.

– Что-то в голове не укладывается, как Джин мог иметь отношение к похищению людей, особенно молодых особ.

– Я уверен, он не был в восторге, но Джин слишком предан собственным интересам. Преданность может быть не только благословением, но и проклятием. Думаю, Джимми хотел, чтобы ты допустил промах и попался, пытаясь отыскать Шарлотт.

– Чтобы доказать свою серьезность?

– Возможно. Одному Богу известно, что у некоторых на уме. А теперь ты мне кое-что расскажешь. О каких таких таблетках говорил сегодня утром по телефону Джимми?

Выходит, кто-то все же прослушивает мои разговоры. Я мотаю головой и непонимающе гляжу на Эдди. Он выражает неодобрение.

– По-моему, я проявил сочувствие по отношению к тебе, молодой человек, учитывая тот факт, что ты вступил в заговор с целью похищения моей единственной дочери и намеревался содрать за нее выкуп.

Я открываю рот, чтобы уверить его в своем неведении, но Райдер, приложив к губам палец, успокаивает меня и продолжает.

– Ладно, тебя похитили, доставили сюда в деревянном ящике, но разве я переборщил? Нет. Не думаю. Я бы мог послать к тебе мистера Бойца с сывороткой правды. Ты выболтал бы нам такое, о чем и сам не подозреваешь. Мне уже приходилось это видеть. Отвратительное зрелище. Хотя некоторые находят его забавным. – Он кивает в сторону – сами догадываетесь кого. – Лично мне в высшей степени неприятно наблюдать, как люди впадают в детство.

Я украдкой гляжу через плечо на мистера Бойца, который делает вид, что его абсолютно не интересует содержание нашей беседы, созерцает небо и изучает скопление облаков. Но я-то знаю, что его занимает каждое слово. Здоровяк расценивает это как поощрение за хорошее поведение в течение дня.

– Ладно, эти таблетки…

И я излагаю подробности истории с пилюлями.

– Так, значит, сегодня утром ты послал на хрен немца?

– Надеюсь, мистер Райдер, эта грубость, высказанная по телефону, не оскорбила слуха нашего деликатного мистера Бойца.

– С твоей стороны слишком самоуверенно посылать на хрен реакционных бандитов, движимых политическими мотивами. О каком количестве таблеток мы говорим, сынок?

– Около двух миллионов плюс-минус несколько тысяч.

– Черт возьми, это же очень много.

– Хватило бы всей стране, чтобы хорошенько оторваться на выходных. Хоть это и не по моей части, но они, очевидно, чертовски хорошего, просто охрененного качества.

– А покупатель есть на примете?

– Возможно. Думаю, они нас подвесили, так что мы согласимся на любую цену, которую они предложат.

– Подвесили?

– Нуда. Держат в напряжении, заставляют ждать. А сами сидят сложа руки и выжидают удобного момента.

– И сколько за такую вот партию можно выручить на открытом рынке?

– За это количество? Где-то по полторашке за штуку. Но, учитывая великолепное качество, можно скинуть и по два фунта за порцию. А что, вы заинтересовались?

Я задумывал это как шутку, но Эдди почему-то не смеется.

– Думаю, ты слишком глубоко влип, чтобы я имел с тобой дело. Но я мог бы продвинуть твой товар. Я знаю подходящих людей. Ты навел меня на мысль.

– Влип? Мне показалось, мы все выяснили, мистер Райдер. Меня развел и подставил Джимми. Вы сами сказали, что нужно учиться на своих ошибках. Именно так я и поступлю. Я наведаюсь к бухгалтеру и разузнаю, как бы мне так извернуться и свалить из города. Никаких больше контактов с гребаным Джимми Прайсом.

– По-моему, ты заблуждаешься. Ваши судьбы переплетены навеки. Не всегда бывает просто удрать от своей участи.

Готов поспорить, этот Эдди Райдер находится под влиянием своей восторженной жены, увлеченной псевдовосточной мистикой. Все эти разговоры и фразы об аурах, буддийских монахах и судьбах людских тому свидетельство. Думаю, ему стоит оторвать ее от этой ереси, и все у них наладится.

– Ты до сих пор еще не понял, сынок. Я, немцы или эти, как ты говоришь, «деревенщины» на данный момент – наименьшие из твоих проблем.

– Не догоняю.

– Может, у Джимми лучше получится тебе объяснить.

– Вот дерьмо! Вы что, позвали сюда Джимми?

– Я что, совсем спятил? Запасись терпением, сынок. Ты в дерьме, но… – Старик пожимает плечами и щелчком посылает окурок в яму, прямиком в «охотника», но тот чуть не долетает. Археолог продолжает самозабвенно скрести и мести историческую ценность. – Поднимемся наверх, сынок. Вероятно, так будет легче.