Спустя шесть недель я очнулся. За это время я успел пролететь сквозь темные туннели, добравшись почти до самого конца, где горел яркий свет, потом решил вернуться, парил над самим собой и видел во сне, как парни в зеленой униформе копаются в моих мозгах. Они потом сказали, что мне невероятно повезло, что я выжил. Повезло, потому что в меня стреляли.

Лучше, наверное, объяснить. Вот что произошло. Я должен был уехать из Лондона в субботу. Перед этим я оставил инструкции по ведению дел своему бухгалтеру мистеру Лонсдейлу и ребятам, занимавшимся вопросами моей собственности, и затаился на пару дней до отъезда. Но тут вдруг в пятницу решил повиноваться низменным животным инстинктам и позвонить Тэмми. Подумал, что, возможно, если я обоснуюсь в каком-нибудь укромном местечке, она сможет ненадолго забежать, и мы на месте разберемся, что делать.

Я договорился встретиться с ней в пиццерии в Камден-Тауне, и в ту секунду, когда она переступила порог кафе и спустилась вниз по ступенькам, меня вдруг поразило какое-то странное, но превосходное ощущение. Оно исходило не из штанов, а скорее, шло от самого сердца. Я увидел нас спустя многие годы в окружении внуков где-то в Австралии. Мы богаты и довольны жизнью, подмигиваем друг другу и улыбаемся над личными шутками, дети спрашивают нас, как мы познакомились. Удачно вложенные инвестиции приносят хороший доход. Креветки на блюде. До сегодняшнего дня это так и осталось миражем.

А в реальной жизни ревнивец Сидни следил за ней через весь город и приперся в ресторан вместе с маленьким пистолетом. Он подошел, не оставив мне даже времени на размышления, и всадил в меня три пули: две в голову и одну – в грудь. К счастью, они оказались очень маленького калибра. Я дам тебе небольшой совет, Сидни, всегда пользуйся разрывными. Все думают, если всадить парню в голову две пули, ему – крышка. Но не всегда это оказывается правдой. Казалось, будто какая-то сила подняла меня за волосы и швырнула через весь зал с такой легкостью, словно я – всего лишь куча барахла. Пули прошли между скальпом и костями черепа, пробороздили мою башку и застряли в ней. Я не говорю, что мне не было охренительно больно, но они меня не прикончили. Когда я, как мертвецки пьяный, старался выползти из-под стола, он приблизился и с расстояния вытянутой руки выстрелил мне в грудь. Он всадил бы в меня больше пуль, только они закончились. Щелк, щелк, щелк. Пусто. Как одна из игрушек Джина. Когда ночью мне не спится, я всегда вспоминаю этот звук. Потом Сид повернулся к Тэмми, которая вся в моей крови в тот момент билась в истерике, и заявил, что прощает ее и забирает домой. Сидни завалили на пол и поколотили. Санитар психиатрической лечебницы хорошо знал свое дело. Он зажал руками раны и не отпускал до самого приезда «скорой помощи».

Мой хирург, мистер Мастере, сказал, это просто чудо, что я остался жив. Шансы выжить в подобной ситуации равнялись один к миллиону. Он показал мне мой рентгеновский снимок, показал его всем своим друзьям, разместил в Интернете, чтобы могли полюбоваться и другие хирурги. Просто поразительно, как пули не попали в сердце, не задели легкие и обогнули голову. Он то и дело произносил речь о моем везении. Может, все же поверить ему?

Наконец я вышел из комы, и меня поприветствовала целая команда легавых, жаждущих завалить вопросами. Меня подключили к аппарату, который впрыскивает тебе порцию морфина, когда медсестра просто нажимает нужную кнопку. Слышишь звуковой сигнал, получаешь дозу. Пару последних дней я то прихожу в себя, то снова отключаюсь. Все вижу, все чувствую, но сознание возвращается лишь наполовину. И с нетерпением жду следующего звукового сигнала, чтобы получить свою порцию стопроцентного чистого высококачественного морфина и забыться коротким наркотическим сном. Я ни разу не видел, что является наркоманам во сне. У меня как-то никогда не лежала к этому душа. Думаю, если тебе совсем нечем заняться и в твоей жизни ничего не происходит, это довольно-таки неплохой способ провести время. Просто медленно фланируешь в коме и ни о чем не беспокоишься. Словно сквозь туман слышу, как мистер Мастере выпроваживает всех из палаты и велит приходить, когда мое состояние позволит мне отвечать на вопросы. Разумеется, они возражают, но доктор очень настойчив. Единственным его долгом в данный момент является забота о здоровье его пациента, то есть о моем здоровье.

Когда же в один прекрасный день я окончательно просыпаюсь, то с удивлением обнаруживаю у своей кровати лишь одного-единственного законника, читающего «Гардиан». Странно, полицейские вроде животные вьючные и должны работать в парах в соответствии с их рабочей практикой. Но этот тип на голову выше всех предыдущих моих посетителей. Видно сразу. На нем просто большими буквами написано: «ВЫПУСКНИК». Он молод, примерно моего возраста, принадлежит к среднему классу и носит темно-синюю форму. Парень, в общем-то, не очень похож на полицейского. Наверное, его недолго мурыжили в патрульной службе. Этот тип – продукт политики быстрого продвижения по службе отличников академии. Оканчиваешь университет, получаешь ученую степень, пару лет вкалываешь на участке, а потом тебя подталкивают вверх по лестнице, выдают сексуальную форму и отправляют на борьбу с профессиональными преступниками. Простые «пехотинцы» так стремительно не продвигаются. Никогда не забывай: только полные идиоты полагают, что в полиции работают одни дураки.

Парень откладывает газету и переходит прямиком к делу.

– Ничего не говори. Просто послушай. Мы обдумывали возможность обернуть тебя на нашу сторону и сделать осведомителем, но ты не очень для этого подходишь. Мы могли бы тебя шантажировать, могли принудить, но после недавней попытки тебя убить я не высоко оценил бы твои шансы принести стоящую информацию.

Вот так. Немного по-дилетантски и все же драматично. А манера говорить и сдержанная, и страстная одновременно.

– Мы участвуем в войне, – говорит он, словно произносит речь из старого черно-белого кино. – В той же войне, что и вы. В любви и на войне все средства хороши. Для тебя война уже окончена. Ты выходишь в отставку. Поверь мне, это не шутка. Если ты не согласишься и возобновишь свою пагубную торговлю, мы разделаемся с тобой – так, кажется, говорят в вашем братстве. У нас достаточно улик и свидетелей, которые выстроятся в очередь у здания суда, чтобы дать показания. Ты получишь двадцать лет. Думаешь, я шучу? Считаешь, это блеф? Мой начальник может устроить тебе и пожизненное, если ты того пожелаешь. Ты этого желаешь? Или желаешь уйти отсюда, разумеется, когда сможешь встать, и честно заняться законным бизнесом, отойти от грязных дел и никогда к ним не возвращаться? Запомни, мы будем за тобой следить. Теперь я задам тебе прямой вопрос. Я разговариваю сейчас с отставным человеком? Если согласен, просто кивни головой.

Голова просто разрывается от боли, но я понимаю, что предложение выгодно прежде всего мне, поэтому, собравшись с силами, медленно двигаю ее вверх и вниз, чтобы парень получил нужный ему ответ.

– Вот и хорошо. Нашего разговора никогда не происходило. Это тоже часть сделки.

Он встает, сворачивает газету и уходит. И я тоже. Я покинул Лондон. Но однажды связался с Тэмми из отеля в Лиссабоне. Она сказала:

– Девушки любят опасных парней, однако ты представляешь серьезную угрозу для жизни. У тебя много знакомых девчонок, которых на первом же свидании обливали кровью, после чего тащили в суд для дачи свидетельских показаний со стороны обвинения по делу о покушении на убийство? Пожалуй, я пас, приятель. Всего тебе хорошего.

Сидни получил десять лет, даже несмотря на мое отсутствие, потому что законники набрали две дюжины свидетелей. В таких делах именно свидетели играют основную роль. Парень признал себя виновным.

Я остановился здесь, потому что исчерпал весь список возможных мест. Приобрел небольшой бар. Иногда меня навещают люди из Лондона. Морти привозит свежие новости и последние сплетни из дома. Его постоянно донимают легавые из-за происшествия с Фредди Херстом. Им известно, что это сделал он, только никак не доказать. Он живет под постоянным присмотром, что ничуть не мешает ему владеть тремя секс-шопами и получать от них неплохой доход. Младшему мистеру Кларку досталась добрая часть общего бизнеса, и говорят даже, что тот делец, который вел дела с Джимми Прайсом, хочет начать сотрудничество с нашим Кларки. Семейство Кларков старается всячески поддерживать своих юных родственников. Очевидно, в наши дни это единственный способ удержаться на плаву в Лондоне, потому что цены упали, однако желание заработать свою уйму денег никуда не пропало. Если ты носишь с собой хотя бы унцию «дури», необходимо иметь при себе оружие. Теперь это стоит около «штуки», но людям не жалко тратиться на собственный кайф. Уже было много случаев, когда у наркоманов под дулом пистолета отбирали их личные запасы.

Чтобы разнообразить жизнь, Ми-6, которой не нужно гоняться за коммунистами, ведь холодная война давно закончилась и в Москве, и в Берлине, теперь от нечего делать преследует влиятельные фирмы, кланы и группировки. Торговля наркотиками уже не такая прибыльная забава, как раньше. Морти считает, что человек, который приходил ко мне в больницу с ультиматумом, является одним из тех бывших шпионов. Старик Кларк подозревал о скромной подработке Джимми. По крайней мере, он теперь так говорит, когда об этом болтает весь преступный мир. Все – и бандиты, и легавые – до сих пор пребывают в неведении, кто же пришил мистера Прайса. Юго-Восточное региональное отделение уголовной полиции расформировали из-за просочившейся информации о коррупции среди личного состава. Каждый раз, когда у США возникают проблемы с какой-нибудь ближневосточной страной, они размахивают фотографией системного аналитика из Портленда, штата Орегон, а я каждый раз краснею и прячу голову в песок, потому что в его гибели до сих пор винят фанатичных мусульман.

Терри, тесно работавшего с Кларки, застрелили во время одной перепалки на перекрестке. Он сцепился с другим водителем, выскочил из машины, чтобы разобраться с ним по-мужски, но ему навстречу вышли два боевых темнокожих молодчика и разрядили в Терри автоматы – всего двадцать шесть пуль. К счастью, Терри скончался до того, как его тело грохнулось на землю. Вот так наш приятель присоединился ко всем остальным безвременно почившим героям. Никому – ни легавым, ни Кларкам – так и не удалось разыскать негодяев. До сих пор неизвестно, произошло ли это на почве бизнеса, или же роль сыграли какие-то личные претензии. Сейчас весь преступный мир Лондона – черные и белые, желтые и турки – все поносят новую ямайскую общину и выражают бурное недовольство по поводу бездействия полиции. Да, теперь это уже другой бизнес, теперь все завязано на финансах. Джин много времени проводит в Ирландии, пытаясь наверстать упущенное общение с детьми. Он припас за эти годы немало наличных и живет припеваючи.

Как-то один парень сказал мне, что мы никогда не перестаем учиться. Это правда, но я также никогда не перестану забывать. Я всегда мечтал завязать до тридцати лет, бережно откладывал зарплату подальше от скверных людей. Теперь же у меня в голове металлическая пластина – забава для аэропортов, – а людям приходится по пять раз повторять мне свои имена, иначе я их просто забываю. Порой я скучаю по тому покалыванию в яйцах, которое возникает, когда делаешь десять «штук» за полуденную работу, поэтому купил себе здорового красного попугая и назвал его Джимми. Он, как и его тезка, слишком много болтает. Я обучил его нескольким коронным фразам дона Джимми – «Выглядишь на двенадцать строгого, сынок» и «Зачем заводить собаку и называть ее Пшел-На-Хер?», – чтобы лишний раз не отвлекаться на воспоминания.

Как мое имя?

Если бы вы его знали, то были бы так же умны, как и я.