С самого заката мы с Бату сторожим стену в том месте, где сквозь нее проникла шипастая лоза. Сейчас уже далеко за полночь. Стена, защищающая город от врага, в одном месте обрушена, и пролом так широк, что в него могут пройти сразу двое. Основание стены совсем раскрошилось — раньше оно было крепче, — а выложить его заново мешают спутанные в клубок побеги. Подозреваю, что Барнабас что-то в этом роде и задумывал. И я уверена, что у него уже есть план.

Там, где лоза проникает в город, сидит Бату, собой перегораживая путь врагу. Ночь ясная, звездная, и я пытаюсь узнать в небе созвездия. Это напоминает мне о тех временах, когда мы смотрели в небо вместе с Реном. Кажется, что это было ужасно давно.

Что ты видишь в небе, сестра? — спрашивает Бату.

— Звезды. — Я сижу, опираясь спиной о чешуйки его хвоста. — Один человек сказал мне, что, когда люди умирают, они превращаются в звезды. Значит, моя мама и девочки, которых забрал колдун, смотрят на нас с небес. Мне нравится думать, что драконы и другие существа после смерти тоже становятся звездами, но я точно не знаю — может, это только с людьми так.

Я прикусываю губу. Интересно, а я еще человек или уже нет?

Люди, драконы, гибриды — все мы так или иначе животные. Уходя из жизни, все мы возвращаемся во вселенную.

Бату указывает хвостом на кучку звезд в небе, и я вдруг вижу, во что они складываются.

— Это же дракон! — говорю я.

Слезы облегчения бегут у меня по щекам, и звезды сливаются в единое пятно мерцающего света. Когда-нибудь я вернусь к семье, от которой меня оторвал колдун, даже если это значит, что мне придется вечно глядеть на Брайр с высоты.

Неподалеку в лесу хрустят ветки. Перед самым проломом Барнабас сделал полянку, но добраться до нее бесшумно невозможно. Я пригибаюсь ниже и прячусь рядом с Бату за очередным переплетением проклятой лозы.

В проломе появляется тень в плаще. Она входит в город, минуя границу, которая долгие годы берегла город от колдуна. Фигура исполнена магии, воздух вокруг нее дрожит и гудит, а лоза расступается, пропуская хозяина. Мое сердце учащенно бьется. Ненавижу. Дальше он не пройдет.

Заметив Бату, Барнабас неприятно улыбается:

— А, старый друг! То-то мне показалось, будто в лесу я почуял твой запах. Так даже лучше.

И тут я выхожу на открытое место, чтобы колдун заметил и меня, В глазах у Барнабаса появляется удивление.

— Что, вы тут вдвоем? Ну конечно, разве ты могла пройти мимо дракона. Уходи, пока я тебя отпускаю, Кимера. — Он гадко ухмыляется. — Или пойдем со мной. Раньше ты мне так чудесно помогала.

Я изо всех сил держу себя в руках, не даю злости вырваться наружу и думаю только об одном: найти в его защите брешь и вывести колдуна из игры.

Мы перегораживаем ему путь на городскую улицу. По бокам от него клубится лоза. На улице за нашей спиной притаились люди с арканами, булавами, арбалетами. Я чую их страх, но они здесь не затем, чтобы убить колдуна. Их задача — отвлечь его и задержать, если он сумеет пройти мимо нас с Бату.

Барнабас поднимает бровь.

— Больше ты не получишь ни одной девочки, — говорю я.

Бату рычит, и его рык похож на грохот камнепада.

Колдун смеется.

— Да зачем мне девочки? Они были лишь средством. Так или иначе, а Оливер должен заплатить мне за службу. А самое главное — за все, чего он меня лишил. За Арию. За тебя. За магию, которую я мог обрести, если бы пролил твою кровь, когда ты была младенцем. Он разрушил все мои планы и за это будет страдать, видя, как рушится его город.

— Оливер все сделал правильно.

— Да ну? Он обещал мне тебя, разве нет?

Я ощетиниваюсь, но внешне стараюсь быть спокойной.

— Ты добился этого обманом. И ничего ему не сделаешь. Мы не позволим. Никого ты больше не убьешь.

— Кого пожелаю, того и убью. — Он наклоняется вперёд. — Ты сама облегчила мне задачу. Теперь у меня есть все, что нужно, чтобы отомстить Брайру. Я и надеяться не смел на такую удачу.

Я касаюсь Бату хвостом, и дракон бросается в атаку, перепрыгивает через лозу, оскалив острые белые зубы и выставив когти.

С простертых рук Барнабаса течет черный свет, похожий на светящиеся тени. Под их прикосновением земля и стены города начинают дрожать. Бату мерцает, то пропадает из виду, то вновь появляется, но снова и снова бросается на Барнабаса и наносит ему удары.

Мой дракон прекрасен — распахнутые во всю ширь крылья, сияющие в отблесках света чешуйки, горящие желтые глаза.

И еще он напуган. Сам страшен — но и в его движениях проскальзывает страх.

В крыло дракону ударяет клубок темного света. Я кричу, зажимаю руками рот, ужас примораживает мои ноги к земле. Барнабас намерен уничтожить все, что мне дорого. Во мне поднимается ярость, бьется, как океан о скалу. Клыки рвутся наружу, хвост хлещет по земле, я жажду крови.

Изначально мы планировали, что Бату схватится с Барнабасом первым, а я не выпущу колдуна из пролома и не дам ему убежать в город. Не знаю, сколько я смогу оставаться в стороне, но и Бату мешать нельзя.

Левое крыло Бату дымится там, где в него ударил свет, и дракон прижимает его к боку. С одним крылом он теряет подвижность. Барнабас быстро жалит магией его лапы и бок, но тут Бату впивается когтями в руку Барнабаса, сбивает колдуна с ног, и тот валится наземь.

Лежа на земле, Барнабас смеется. Наши взгляды встречаются.

Я срываюсь с места.

Не надо, Ким!

Бату возникает за спиной у Барнабаса, желтые глаза смотрят на меня. Барнабас что-то бормочет себе под нос, но что — я не могу разобрать.

Внезапно я спотыкаюсь и падаю наземь. Удар вышибает воздух из легких. Извернувшись, я вижу колючую лозу, которая оплела мне ноги. Черная магия Барнабаса оживила чудовищное растение. Оно быстро увеличивается в размерах, каждую секунду выбрасывает новые побеги и ползет к нам.

Я кричу и бьюсь, но лоза усиливает хватку. Я рассекаю когтями колючую плеть, обвившую мою щиколотку, и лоза отступает. Я вскакиваю на ноги, но лоза подползает все ближе — тянется, угрожающе поводит шипами, бросается по-змеиному — и оплетает меня еще крепче.

Вместе с лозой к Бату подбираются веревки, сотканные из теней, но Бату больше не пропадает.

— Беги, Бату! Беги!

Не могу. Меня не пускает.

— Какая глупость — выводить против меня дракона. Ты что же, думала, я не знаю всех их хитростей? Ну да у меня и своих хватает.

— Нет! — Я снова бросаюсь вперед, но лоза не пускает. Я размахиваю хвостом, пытаясь как следует размахнуться и вырваться из объятий страшного растения.

Бату хоть и напуган, но не сдается. Он прыгает в воздух и падает на землю. Земля гудит и дрожит. Хвост дракона вышибает из стены огромные куски камня и швыряет их в Барнабаса.

Барнабас встает на ноги, невозмутимо перешагивает ямы и трещины. Увидев летящий камень, он бросает ему навстречу луч темного света, и камень отлетает прямо в дракона. Камень летит Бату в бок, но тут происходит нечто странное. Против всех ожиданий камень не бьет Бату, а исчезает в его теле. На моих глазах дракон расправляет поджатое крыло — оно целехонько.

От камней мой каменный дракон становится лишь сильнее, но Барнабаса это не останавливает. Он удваивает усилия. Бату хочет взлететь, но Барнабас бросает ему наперерез веревку из светящихся теней. Веревка захлестывает шею дракона. Рывок — и гигантская угловатая морда дракона впечатывается в землю. Сумеречные веревки и переплетающиеся плети лозы тянутся к нему, опутывают его тело, ноги, крылья. Бату пытается встать, но лоза усиливает хватку, и он снова валится на землю. Дракон едва может дышать. Я сжимаю кулаки, из горла рвется крик. Ко вцепившейся в меня лозе льнет черная тень, теперь они представляют собой единое целое. От их прикосновения по коже разливается холод. Я отчаянно сопротивляюсь — я должна вырваться и помочь Бату!

Барнабас подтягивает затянутого в сеть дракона поближе. Лоза ускоряет рост и поглощает Бату целиком.

Наземь капает голубая светящаяся жидкость — драконья кровь. Бату не шевелится.

Прости, сестра, — говорит он.

По щекам у меня текут слезы.

— Нет, нет!

Я старался. Иногда только это и остается. Мне будет не хватать тебя. Прощай.

— И мне, — шепчу я.

И тут он исчезает.

Бабах!

Улицу заливает яркий свет. Барнабас замирает, подняв руки над головой, и впитывает этот свет, вбирает его в себя до тех пор, пока сам не начинает светиться, словно солнце. Тело его подергивается, он сгибается пополам, но глаза горят страшным светом.

Тело Бату за его спиной рассыпается в сверкающую пыль.

— До свидания, милая, — говорит Барнабас, наклонив голову, и исчезает среди домов.

Из моей груди рвется вой горя и ярости. Сердце переполняется отчаянием. Вспоминаются добрые, мудрые желтые глаза Бату, словно из камня сложенная морда. Солнце на гранитных чешуйках. Он называл меня сестрой.

Он был моим драконом, моим братом. Я была уверена, что Бату справится с Барнабасом. Но дракон опасался не зря.

Бату покинул свое убежище ради меня.

И его смерть не будет напрасной.

Сумеречные веревки исчезли вместе с колдуном. Преисполнившись новых сил, я рву оплетающую руки лозу и когтями рассекаю зеленые плети. Оказавшись на тротуаре, я на миг останавливаюсь перевести дыхание.

Барнабас ушел, но я знаю, куда он направился.

Во дворец. К Оливеру. Мстить.

В конце заброшенного, заросшего лозой переулка я нахожу десятерых дворцовых стражников, которых держат зеленые плети. Я разрываю лозу, и мы вместе бежим на ближайшую незаросшую улицу. Лоза медленно ползет следом, как живое существо.

— Предупредите совет, — говорю я стражникам.

Из-за угла выскакивают Рен и Грета. Они едва не сталкиваются с бегущими.

— Не ходите сюда! Лоза съест вас живьем!

Я хватаю Рена за руку, и друзья останавливаются.

— Он пришел? Мы слышали, он в городе! — говорит Грета со страхом. — Земля так тряслась!

— Он натравил на нас лозу и ушел. Он… он убил Бату, — выдавливаю я. — Он пошел во дворец. Я точно знаю.

— Мы с тобой, — говорит Рен, сжимая рукоять меча.

— Рен, Грета, вы…

— Да знаем мы! Но все равно пойдем с тобой.

Их решительный вид ясно говорит, что избавиться от друзей я смогу лишь силой. Мне отчаянно не хочется, чтобы они попали в беду, и в то же самое время я рада, что пойду не одна.

Оказавшись у дворцовых ворот, мы понимаем, что Барнабас там уже побывал. Ворота сорваны с петель, мостовая усеяна осколками камня. Мы тихо проскальзываем внутрь, жмемся к стенам, прячемся за обширными стрижеными кустами.

Барнабас стоит перед дворцом. Все его внимание обращено на человека напротив.

Король Оливер стоит на верхней ступеньке мраморной лестницы. К нему тянутся руки двух кустов — кентавра и русалки. Эти кусты дерутся за него, а остальные растения пытаются его разорвать. Их оживила магия Барнабаса. Внутри у меня растет молчаливый крик.

Барнабас сполна исполнил свою угрозу и обеспечил Оливеру отличное место, с которого тот может видеть, как рушится его город.

Шипастые побеги лозы змеями ползут по саду, проникают за кованые железные ворота, оплетают изгороди и розовые кусты. Если мы не остановим колдуна, за ночь лоза поглотит весь город.

Гарпия, за которой мы прячемся, поворачивает к нам обросшую листвой голову и вытягивает вперед ветки. Я отталкиваю Рена и Грету. Ветви куста сжимают мою грудь и поднимают меня в удушающем объятии. Перед глазами пляшут пятна света. Я задыхаюсь, пытаюсь глотнуть воздуха вопреки боли, но гарпия лишь сильнее сжимает хватку. Рен и Грета достаются гигантским минотавру и фавну.

Я обвиваю ветви куста-гарпии хвостом и тяну изо всех сил. Куст трещит, скрипит, гарпия глядит все злее, но наконец ослабляет хватку — а мне больше ничего и не надо. Высвободив руку, я кромсаю ветви, пока они не обламываются, и падаю на землю.

Краем глаза замечаю серебряный сполох — это меч, который Рен уронил, когда на него напали. Я хватаю меч, перебрасываю Рену, а потом обвиваю хвостом ноги минотавра. Минута усилий — и ветки переламываются, и минотавр оседает. Рен выдирается из листвы и сразу, не переводя дыхания, бросается на фавна. Еще несколько мгновений — и Грета тоже свободна.

Мы прижимаемся спинами к окружающей дворец стене и делаем передышку, чтобы перегруппироваться. Кусты тоже времени не теряют. Они угрожающе выстраиваются перед нами и закрывают нам путь к королю и Барнабасу.

Я бросаю взгляд на Рена и Грету, и сердце падает. Барнабас не остановится, пока все, кого я люблю, не будут мертвы или порабощены. Он сровняет Брайр с землей. Розабель это понимала. Как ни старался колдун вытравить у меня из памяти воспоминания, он сделал одну, но гибельную ошибку: оставил мне любовь к родному городу. Барнабасу нужно было, чтобы я была предана городу и горожанам. Что ж, пусть я не помню всех тех, кого знала когда-то, я сделаю все, чтобы их защитить.

Я сглатываю комок в горле. Я не сумела защитить Бату. Теперь я должна защищать тех, кто остался.

По саду разносится страшный смех.

— Пришли его спасать? — Смех унимается, и теперь Барнабас говорит спокойно, с затаенной насмешкой.

Он оглядывается через плечо, и его отвратительная улыбка как магнитом притягивает мой взгляд. Он превратил меня в нечто ужасное, но настоящее чудовище — это он сам.

— Думаешь, ты им небезразлична, да? Ах, милая моя, пусть притворяются сколько угодно — они ведь тебя не знают. Кого заботит, что будет с чудовищем?

Ярость в груди — как стог сена, к которому поднесли свечу: сначала огонек невелик, но вот вспыхивает пламя и превращает стог в костер. Рен сжимает одну мою руку, Грета — другую. От избытка разлитой в воздухе магии курятся кусты, розы, лоза. Рокочет гром, над головами у нас собираются зловещие темные тучи. Барнабас пускает в ход всю свою магию, чтобы удержать короля в объятиях сумеречных веревок, покуда чудовищные кусты, забавляясь, тянут его в разные стороны. Каждый крик и стон Оливера лишь утверждает Барнабаса в его намерениях.

Барнабас не боится. Он знает, что против него не встанет никто.

Я делаю шаг к выстроившимся перед нами безумным кустам.

— Ким! — Рен хватает меня за руку, и от его прикосновения во мне разливается волна тепла. — Ты что делаешь?

— Единственное, на что я способна.

Обуреваемая странной смесью страха и отваги, я заставляю себя сделать шаг назад, взмываю в воздух и пролетаю над ожившими кустами. Несколько секунд спустя я приземляюсь в метре за спиной у Барнабаса. Колдун бросает в воздух сумеречные веревки, а куст-кентавр ловит их и натягивает, удерживая Оливера на месте. Барнабас обращает взгляд в небо, и в мраморные ступени позади Оливера ударяет молния. Я припадаю к земле — когти наружу, хвост на изготовку.

— Что они тебе наобещали? Что ты будешь их защищать? Честь беречь их шкуры?

Барнабас медленно приближается ко мне, а я так же медленно отступаю назад, выжидая подходящий момент. С кончиков пальцев колдуна текут тени, похожие на странный светящийся дым.

— Они были добры ко мне, — говорю я, хотя его слова меня задели. В ладонях у Барнабаса мерцают бледные искры.

— Добры? Ну разумеется! Ты внушаешь им ужас. Они не знают, на что ты способна, и вовсе не хотят это выяснять. — Он останавливается и прижимает руку к сердцу. — А я вот знаю тебя как никто другой. Я тебя создал.

— Ничего ты о людях не знаешь. — Я цепляюсь за воспоминание о том, как Оливер спокойно взял меня за руку, как мы с Реном бежали по улицам рука об руку, вспоминаю радостные крики горожан, когда меня объявили Хранителем Города, и вырезанное в мраморе лицо моей матери — и мое прежнее лицо. Он ошибается. Я это точно знаю. Да, когда-то меня боялись, но сейчас это позади.

— Если тебя приручить, ты можешь приносить пользу. Но ты чудовище и чудовищем останешься.

За спиной у меня вздымается порыв ветра. Выстроившиеся в ряд кусты уже совсем близко, но они стоят слишком тесно, и я не могу разглядеть, что творится по другую их сторону.

— Для Бату я не была чудовищем. — Ярость снова накатывает волной, я ловлю это чувство и ощущаю его остро и ярко. — А ты его убил.

На лице Барнабаса мелькает растерянность, но потом он смеется:

— Это ты про дракона? — С запада доносится рокот, усиливающийся с каждой секундой. — Надо же, я столько лет пытался вызнать, как его зовут. Спасибо, доченька, теперь одной загадкой меньше.

— Я тебе не дочь, — говорю я сквозь сжатые зубы. Вокруг щиколотки пытается обвиться шипастая лоза, но я отдергиваю ногу.

— Дочь, дочь. Мы с тобой — порождения тьмы. Не противься. Если мы объединим силы, то станем сильнее любого короля.

Он раскидывает руки, и с ладоней ко мне летят сумеречные веревки. В тот же миг огромная облачная воронка обрушивается на западную стену и рушит ее до основания. В воздухе свистят обломки кирпича.

Барнабаса они не задевают.

Крутящаяся воронка пожирает западную часть сада, уничтожая при этом несколько оживших кустов. И розы Розабель. Листья, ветки, лепестки несутся в облачном водовороте и падают наземь, словно дождь.

— Мне такая сила не нужна. — Я изо всех сил стараюсь говорить спокойно. Либо он со мной играет, либо совсем сошел с ума и думает, что его россказни о союзе со мной могут меня убедить.

Облачная воронка срывает крышу с нарядного портика над входом, рушит две мраморные колонны, а еще две раскалывает пополам. Бешеный ветер рвет мой плащ и волосы, швыряет в лицо листья. Земля под ногами дрожит.

— Как печально.

На мгновение он и вправду становится опечален. Потом у моих ног ударяет молния. Я отпрыгиваю. Сумеречные веревки все ближе, они свернулись кольцами и готовы рвануться вперед.

Я тоже готова.

Я подныриваю под кольца, перекатываюсь по траве и веткам, вскакиваю на ноги и взмываю в воздух.

Чтобы прийти в себя, я дважды облетаю сад, уворачиваюсь от облачной воронки и шарахаюсь от молний. Потом я стремительно падаю вниз и обхватываю скрюченного Барнабаса руками и хвостом. Руки у него прижаты к бокам, так что колдовать он не сможет. Магия искорежила его душу и тело. Как долго я этого не замечала! Но теперь — теперь я вижу все.

Не обращая внимания на крики Барнабаса, я взлетаю и несусь вверх до тех пор, покуда не становятся видны вдали мрачные, затянутые тьмой берега реки. Колдун тяжелый, держать его неудобно, а холодные сумеречные веревки обвиваются вокруг моей шеи и рук и едва не душат. Я позволяю яростному ветру крутить и вертеть меня как угодно, чтобы сбить с толку Барнабаса и его магию. Но сумеречные веревки — странные штуки. Их прикосновение вызывает всплеск боли, и боль всякий раз становится сильнее. Я прикусываю язык, чтобы не закричать. Это не обычная боль, и с каждой ее секундой я становлюсь все слабее.

— Ты мне ничего не сделаешь, — ухмыляется колдун. — Я тебя создал. Если ты меня убьешь, то и сама умрешь. А тебе слишком нравится тот глупый мальчишка, да и люди вообще — тоже. Ты не хочешь умирать, я знаю.

Но прежде, чем он высвободит руки и коснется моего лба, заставляя меня все забыть, я разжимаю объятия, и колдун летит в им же созданную облачную воронку. В ее мглистых глубинах сверкают и грохочут молнии, в их свете видны обломки, которые затянул в себя смерч.

Потом воронка выплевывает колдуна.

В глазах у него ужас. Он летит прочь, падает на верхушку сломанной колонны, и тело его в несколько секунд рассыпается пылью.

Я парю над садом. Меня омывает океан ярчайшего света, от кончиков пальцев до самой макушки прокатывается волна тепла. Такое тепло я ощущала, когда смотрела на Рена. Поток тепла растет, ширится исполинским солнечным лучом, тепло окутывает меня со всех сторон — и больше я ничего не вижу и не ощущаю.