Всё это он делает, как делал тысячи раз. Для того чтобы зарядить своё родное уже оружие, ему не требуется смотреть на него. Смотрит он, не отводя глаз, как проворно бегут по склону вверх эти мерзкие существа.
— Ну ладно, — тихо говорит Саблин, поднимая заряженный дробовик. — Поглядим.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Только гильзы вылетают, падают под ноги в окоп или вовсе летят вниз с обрыва.
Первые пять сколопендр, что к нему бежали, разорваны, а те, что бежали за ними, обедают первыми.
Ни одного промаха, по-другому и быть не может.
Есть несколько секунд.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено. Он готов. А в наушниках всё больше шума выстрелов, всё больше разговоров.
— Заразы, да сколько ж вас тут…
— Ранен, — звонко выкрикивает один казак.
— Да как так-то? — Раздражённо рычит взводный.
— Обварила меня, гадина!
— Так ты ж в броне!
— Под крагу струя попала, перчатка сгорела, — поясняет раненый, видно, стискивая зубы от боли.
— Медика… Медик, ты где? К раненому, быстро, — орёт прапорщик.
Саблин медик, ну, немного. Но он сейчас далеко.
А сколопендры к нему близко, спешат, торопятся, родичей уже доели. Да что им, пять родичей, когда их на подъёме уже сотни, и бегут вверх, торопятся.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Он снова лезет в коробку с патронами.
И от Саши Каштенкова слышит чёткое и сухое:
— Лента!
Обалдеть, пулемёт уже две ленты расстрелял. Когда успел? Ведь только все началось.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
— Лента готова! — Говорит Микольчук.
Саблин тоже готов.
Пам-м-бам-бам…
Снова заговорил пулемёт.
Первые пули ударили недалеко от Саблина, смешав с песком тех сколопендр, в которых он уже собирался целиться. А потом полетели ниже, туда, к началу подъёма.
Но и Акиму работы хватало. К нему тоже ползли, ползли и ползли.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Как положено пластуну. Ни одного промаха.
А вверху, на камнях, там что-то странное происходит. Среди винтовочных выстрелов, взрывов гранат уже не слышно, а вот резкие хлопки пистолета Саблин различал. И ещё остервенелую ругань хорошо слышал.
— Прапорщик, — кричит кто-то, — вызывай поддержку.
— Умный больно, без тебя не знаю, что делать, — злиться прапорщик.
— Так будет поддержка? Обещали миномёты!
— Не отвечают соседи, никто не отвечает. — Говорит взводный.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Аким готов.
— И что делать будем? — Этот вопрос уже с претензией, казаки уже злятся, как будто прапорщик во всём этом виноват.
— Червяков стреляй, вот что! — Орёт прапорщик. — Стреляй червяков.
— Медика, медик есть? — Кричит кто-то.
Саблин медик. Имеет опыт, но сейчас… Он должен защищать пулемёт, а до камней ему далеко.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Дробовик пуст.
— Медик, ты где? — Ревёт взводный.
— Иду, сейчас.
— Да сколько ж их тут?
— Вот так съездили на эвакуацию.
— По делу говорим, — злиться прапорщик Мурашко, — эфир не засоряем.
А Саблин опять тянет патроны из коробки.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
— Лента, — опять сухо говорит пулемётчик. Он вроде как спокоен это хорошо, хоть кто-то должен быть спокоен.
— Сейчас, — отзывается второй номер пулемёта.
А Саблин стреляет в приближающихся тварей, которых не становится меньше.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Он уже тянется за новой порцией патронов. А Каштенков вдруг орёт:
— Лента, — и на этот раз в его голосе и намёка нет на спокойствие.
— Бегу, бегу, — говорит Микольчук.
Почему второй номер не подал ленту? Саблин, заражая дробовик, оборачивается посмотреть:
Микольчук, стоя на одном колене, из винтовки расстреливает одну за другой сколопендр, что забираются с правой стороны по обрыву и вылезают прямо рядом с пулемётом, далеко за спиной Саблина. Микольчук уже убил несколько штук. Наконец они кончаются, и второй номер расчёта кидается к пулемёту. Хватая на бегу упаковку с лентой. Нет, быть такого не может, чтобы эти твари думать могли. Просто так получилось.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
А на камнях треск выстрелов, редкие хлопки гранат, мат в наушниках. И главное — Аким не слышит взводного.
А вот шипение рядом с сбой он слышит, и снова струя летит в него, вот дурак, нельзя отвлекаться, нельзя отворачиваться. Хорошо, что щит додумался бруствером поставить, половина в щит попадает. И ещё одна справа по стене забралась. Тоже брызжет, падала.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Ни одного патрона мимо. Снова пятернёй в коробку с патронами.
И когда уже пальцы привычно вставляют первый патрон в пенал, он чувствует, как поехала его правая нога, словно песок под ней ссыпался в обрыв. Он взглянул вниз…
Вздрогнуть от неожиданности, конечно, можно, но вот пугаться и терять самообладание никак нельзя. Даже если твою ногу зажали чёрные жвала самой большой сколопендры, которую ты видел. Это существо поднялось, по стенке обрыва, засунуло свою башку в трещину, из которой Саблин соорудил себе окоп.
Видно, всю свою страшную кислоту она где-то уже потратила и теперь вцепилась ему в башмак, пытаясь раздавить его своими чёрными и острыми клещами. Дура, это башмак из пеноалюминия и карбида титана, рассчитан на взрыв противопехотной мины.
Аким быстро достаёт из кобуры на бедре пистолет. И промеж рядов чёрных глаз-бусин, слава Богу, пистолет не на предохранителе, раз, два…
Два выстрела в коричневую противную башку.
Жвала разжались, и сколопендра, вихляясь, «вытекает» в дыру из которой вылезла. Летит вниз. Он даже не взглянул в ту сторону.
Однако он вздрогнул, когда увидал её.
Пистолет в кобуру, не забыть, как будет время, вернее, если будет время, загнать в магазин два патрона. Он не любил, когда оружие заряжено не до упора.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
Ещё сколопендры, много сколопендр.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Не будь брони, плечо бы уже болело.
А пулемёт бьёт в землю совсем рядом, в метрах от него, так близко, что мокрый песок долетает до его камер. И хорошо. Так как тварей много, очень много, он не успевает перезаражать дробовик.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
Как только он вскидывает оружие, Саша начинает стрелять вниз по склону. И тут же кричит:
— Лента.
Господи, да как же быстро заканчиваются у него ленты.
Секунда, другая, и Саблин слышит успокаивающее:
— Есть лента.
Значит, Микольчук на месте, значит, пулемёт работает.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Теперь тварей так много, что он не бьёт одиночек, он старается убить одним патронам двух, бьёт в кучи. И у него получается. Огромная удача, что эти ловки и подвижные как ртуть твари останавливаться, чтобы разорвать и сожрать остатки своих сородичей. Это даёт ему время перезарядиться.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
Коробка патронов уже наполовину пуста, это какой-то кошмар. Когда он так стрелял? Да никогда.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Протёр камеры на шлеме, и…
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
— Лента! — Орёт Каштенков.
Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел-затвор. Выстрел.
Они не кончаются. И убитых тварей теперь не хватает живым. Они раздирают их останки за секунды.
— Лента! — Разрывается Сашка.
Раз, два, три, четыре. Четыре патрона в пенале. Затвор. Один уходит в ствол. Пять. Пять патронов в дробовике, как положено.
Дробовик готов.
— Есть кто живой, ленту!
Аким оборачивается назад. И никого, кроме пулемётчика, не видит. Ни Вешкина, ни Микольчука. Нет никого, только Саша за пулемётом.
Аким, хватит две гранаты и одну за другой кидает вниз по склону.
Не обращая внимания на приближающихся тварей, кидается бегом к пулемёту, пулемёт должен работать не преставая. Не преставая.
За его спиной хлопают взрывы. Он думает, что потратил гранаты не зря.
А пулемёт уже замолчал, Сашка начал было уже вылезать из своего кресла, но увидал бегущего Саблина.
— Быстрее, — орёт он, как будто Саблин его подчинённый, второй или третий номер расчёта, а не урядник, не командир.
Все ленты и нужные для пулемёта запчасти разложены в полном порядке на брезенте рядом.
— А где Микольчук? — Спрашивает Саблин.
— Не знаю, — коротко бросил пулемётчик.
Аким хватает завёрнутую в крепкий целлофан ленту. Сначала не может разобраться, как снять упаковку.
— А Вешкин?
— Не знаю. — Отвечает Каштенков открывая крышку.
Сашка ждёт, раскрыл забрало, пьёт воду, морда недовольная, смотрит, как корячится Саблин целлофаном — кривится. Наконец целлофан содран, Аким кладёт ленту под отрытую крышку механизма, а сам удивляется: у Каштенкова левый ботинок наполовину засыпан гильзами. Настрелял больше Саблина. Когда он шевелит ногой, гильзу шуршат, рассыпаются из кучи. Саша хлопает по крышке кулаком, закрывает её и, резко дёрнув затвор, закрывает забрало. Всё, пулемётчик уже работает, целится. Его панорама соединена с мощной камерой пулемётного прицела. Он сейчас беззащитен, он ничего не видит ни справа, ни слева, только то, что показывает камера.
Это всё удивительно, куда делись Вешкин с Микольчуком непонятно, но Акиму не до этого, он бегом бежит на своё место, на ходу расстреливая уж пробежавших вперёд сколопендр.
И снова заработал пулемёт.
Пам-бам-бам…
И пока пули выбивают песок в самом начале подъёма, Саша спрашивает:
— Аким, а что там, на камнях, где наши?
Пам-бам-бам…
Саблин сам бы хотел знать, он давно не слышал в наушниках переговоров. Но боялся хоть на секунду остановить свою работу, боялся оглянуться на камни.
Пам-бам-бам…
Пам-бам-бам…
Летят пули мимо него, а он молчит. А Сашке нужно ответить. И он говорит:
— Не знаю я, где наши.
И всё, больше нечего ему сказать. Да Сашке тоже. И Каштенков молчит. Тихо в эфире.
Только пулемёт бьёт и бьёт без остановки. Конечно, никаких лент не напастись, если так стрелять. А как по-другому, если эти твари ползут сплошным ковром.
Пока Саблин добежал до своего окопа, дробовик был пуст.
Он хватает предпоследнюю гранату, срывает чеку, кидает вниз по склону.