Хозе Сарагосса жил со своими родителями, братьями и сёстрами в Альморади. Это — тихий небольшой городок с немощёными улицами. Сарагосса очень любил свой родной город. Здесь так много зелени — каштаны и апельсиновые деревья растут прямо на улицах, и, когда они цветут, воздух так свеж и душист, что его хочется пить.
Отец Сарагоссы говорил:
— Когда в Испании жизнь будет устроена так же, как в Советской России, хорошо будет людям жить в нашем городе — он такой зелёный.
А пока жителям Альморади жилось плохо. Они много трудились, чтобы прокормить свои семьи, и всё-таки надоедали. Возвращались с фабрик домой усталые, шли по улицам торопливо, и им некогда было любоваться цветущими каштанами.
Семья Сарагоссы жила в старом маленьком домике. Отец, мать, братья и сёстры работали до позднего вечера. Сарагосса был самым младшим, ему было одиннадцать лет, и поэтому он не работал, а ходил в школу. Но и он помогал матери по хозяйству.
По вечерам все собирались домой. Отец надевал свои большие очки и читал вслух газету. Мать слушала и шила: она частенько чинила одежду Сарагоссы Его чёрные панталоны и ситцевая рубашка быстро рвались. У Сарагоссы даже не было пальто. Зимой он ходил в свитере. Правда, в Альморади зимой нет снега, но всё же бывают сильные ветры и дожди. Шапки у Сарагоссы тоже не было, и поэтому, когда шёл дождь, мальчик брал с собой старый мамин зонтик.
Сарагоссу мало огорчало то, что он плохо одет. Его карие глаза всегда были веселы. Он часто шутил и смеялся, обнажая крупные белые зубы. Когда богатые мальчишки, которые учились вместе с ним в одной школе, пытались насмехаться над его рваным зонтиком, он смотрел на них гордо и презрительно, и те отворачивались.
Бодрости Сарагосса учился у своего отца и старших братьев — Марьяно и Хоакина, которые были коммунистами.
Особенно сильно мальчик любил Хоакина. Хоакин мог дурачиться, шутить и петь, как будто ему было не двадцать пять лет, а десять. Как только Хоакин, весёлый, вбегал в комнату, сразу становилось так светло, словно в дом заглянуло солнышко. Бывали вечера, когда все кастрюльки в доме были пусты и мать ничего не могла дать к ужину. Глаза мамы были полны слёз. Хоакин обнимал мать и шутил:
— Ничего, мама, по-моему, это даже вредно ужинать каждый день. Верно, Сарагосса? Давай-ка, братишка, своём о «Чепухе»!
Сарагосса с восторгом глядел на брата, когда тот бодро шагал по комнате, распевая шуточную песенку:
У матери разглаживались морщины на лице, высыхали слёзы. С таким молодцём, как Хоакин, даже в голодные часы было весело.
Сарагосса стал пионером. Как он был горд, когда его приняли в группу пионеров, которую организовали пионеры города! Тогда в Испании ещё хозяйничали фашисты. К пионерам часто приходили коммунисты и говорили о том, как надо бороться против богачей и насильников. Здесь Сарагосса впервые услыхал о Ленине и Сталине.
Ах, как завидовали мальчики и девочки Альморади пионерам Советского Союза! Там пионеры могут собираться не тайком, а открыто, могут ходить по улицам с красным знаменем, с барабаном, с горном, и их никто не смеет тронуть.
При домике, где жила семья Сарагоссы, был большой тенистый двор. Часто сюда приходили лучшие друзья Сарагоссы: Маноло, Рикардо, Франциско. Мальчики играли в футбол, в волчок, а потом усаживались на камнях и тихонько разговаривали о том, как они устроят свою жизнь в Альморади, когда будут большими.
— Может быть, тогда самый красивый дом синьора на главной улице отдадут ребятам, — мечтал Маноло, болтая смуглыми исцарапанными ногами. — Ты думаешь, Сарагосса, это будет?
— Конечно, — уверенно отвечал Сарагосса и добавлял, что слыхал от отца: — «но с неба это не свалится. От Бога этого ждать нечего, потому что Бога нет. Это надо самим сделать. И это не очень легко».
Когда началась война между республиканцами и фашистами, первой из семьи Сарагоссы ушла на фронт сестрёнка Ремедио. Она была самой старшей из сестёр, — ей только что исполнилось семнадцать лет, — но была она самая смелая. Хотя она работала модисткой и пальцы её были исколоты иголкой, она умела отлично стрелять.
— Мама, папа, — взволнованно сказала Ремедио, — я ухожу в Эльче, я буду там работать в народной милиции. Не беспокойтесь!
Она торопливо складывала вещи в дорожный мешок. Сарагосса с завистью и восхищением смотрел на сестру. Ах, если бы он был старше!
Через некоторое время из Эльче пришла весть, что батальон имени Ленина ушёл на фронт в Карабанчель и с батальоном ушла Ремедио.
«Дорогие мои! — писала она. — Я буду пулемётчицей. Не правда ли, вы не будете тревожиться? Я ведь стреляю, как парень».
Вторым ушёл на фронт Хоакин. И в доме стало так пусто, что сердце Сарагоссы сжималось от тоски.
Над городом пролетали самолёты. Сотни республиканцев уходили на фронт. Их провожали со слезами и песнями жёны, дети и матери.
Долго не было никаких вестей от Ремедио и Хоакина. Потом пришло короткое письмецо от Ремедио, — она была ранена в бою под Карабанчелем, вылечилась и снова уходит на фронт…
Письмо перечитывали множество раз. Мать плакала от радости и тревоги.
— Как там наш Хоакин, — говорила она, — от него нет никаких известий. Уж не случилось ли чего-нибудь?
— С Хоакином ничего не может случиться! — горячо восклицал отец.
— Слышишь, мама, с Хоакином ничего не может случиться, — успокаивал мать Сарагосса.
Но всем было тревожно за общего любимца семьи. С фронтов приходили страшные вести. Когда фашисты заняли Сервер дель Рио (в Кастилии), они на радостях устроили бой быков. Перед началом зрелища на арену вывели шестьдесят молодых республиканцев и расстреляли. Фашисты зашивали нитками пленным республиканцам рты и закапывали их живьём в землю. Других пленных связывали и давили грузовиками.
Кулаки Сарагоссы крепко сжимались, когда он слушал и читал об этих зверствах.
Однажды вечером в дом постучались. Уж не Хоакин ли это? Все бросились открывать дверь.
Нет, это был не он. На пороге стоял незнакомый человек. Голова и руки у него были забинтованы.
— Я привёз вам весть о Хоакине, — тихо сказал человек. — Хоакин ранен.
Ночью в семье никто не спал.
— Я поеду на фронт навестить нашего Хоакина, — сказал отец.
— И я с тобой, папа! — закричал Сарагосса.
Мальчик так горячо и настойчиво просил, что отец согласился.
Через два дня поезд, в котором ехал Сарагосса с отцом, остановился в нескольких километрах от занятого фашистами Теруэля. Всё кругом было изрыто окопами. Отряды республиканцев окружали город. Вдали с треском разрывались снаряды. Сарагосса вздрагивал и крепче прижимался к отцу.
Они долго ходили по окопам, расспрашивая о Хоакине. Ноги мальчика подкашивались от усталости. Наконец они добрались до батальона, где должен был находиться брат.
— Лейтенант Хоакин ранен в живот, — сказал командир, пожимая руку отцу, — он в полевом госпитале. Сейчас мы отправляем туда грузовик с ранеными. Вы можете поехать с ними.
Сарагосса и отец сели на грузовик и поехали в госпиталь. Широко раскрытыми глазами смотрел мальчик на бойцов, которые метались и стонали от боли. Кровь сочилась сквозь повязки. А у одного из молодых бойцов была оторвана нога.
До сих пор мальчик об этом только читал и слыхал. Теперь он видел это своими глазами. «Так вот что такое война! Так вот что делают фашисты!» — думал Сарагосса. Сердце его разрывалось от жалости к раненым. «Это мерзко, это гадко, этого не должно быть!»
— Отец, отец! — позвал Сарагосса и сказал ему всё, что подумал.
— Для того мы и воюем теперь, сынок, чтобы никогда больше не было войны, — ответил отец. — Сиди смирно и держи крепче мешок, а то уронишь его, и мы не привезём Хоакину лепёшек, которые напекла мать.
Мальчик крепче прижал к себе мешок с лепёшками.
Хоакин! Милый, родной брат!.. Скорей бы увидеть его и обнять. Он обнимет его осторожно, так, что не будет больно…
Грузовик остановился. Навстречу вышли санитары с носилками. Сарагосса с отцом вошли в госпиталь. Пахло лекарствами и карболкой.
— Сейчас мы зайдём с тобой в эту комнату и спросим, в какой палате лежит наш Хоакин, — сказал отец.
Женщина в белой косынке устало переспросила отца:
— Лейтенант Хоакин? Сейчас… — Она порылась в бумагах и сказала: — Лейтенант Хоакин вчера умер и похоронен. А вы откуда?
Мешок с лепёшками упал на пол. Отец отошёл в сторонку и отвернулся к стене. У него вздрагивали плечи. Сарагосса смотрел на отца. Умер Хоакин?
Сарагосса бросился к отцу и, рыдая, забился, как птица в силках.
— Пойдём, сынок, — прошептал отец.
Они вышли рука об руку, пошатываясь от горя. Им показали могилу, где похоронили Хоакина вместе с другими бойцами, которых убили фашисты.
Это был холм, засыпанный песком, придавленный камнями… Мальчик присел на землю у холма. Его лицо побледнело, а в глазах застыли горе и ужас. Вдали стреляли.
— Хозе, — позвал Сарагоссу отец. — Пойдём.
Мальчик не отвечал.
— Хозе! Не надо так… Хоакин умер за свободу. Он был настоящий коммунист… Он не боялся… И мы… ты… Мы отомстим за его смерть. Пойдём, Хозе!
Сарагосса вздрогнул. Да, он не будет плакать. Он вырастет и будет уничтожать всех фашистов, всех, кто помешает строить счастливую жизнь на земле. Пусть даже для этого ему самому придётся потом погибнуть, как Хоакину! Зато тем детям, которые потом родятся, будет хорошо. Да, он не будет больше плакать. Хоакин никогда не плакал. Он был такой весельчак! Даже когда ему было тяжело, он пел.
— Отец, ты помнишь, как Хоакин смеялся и пел свою любимую песенку?
Мальчик вытирал кулаком мокрые от слёз глаза, вспоминая мотив шуточной песенки Хоакина.
Скоро они вернулись в Альморади. Медленно подходили они к дому — страшно было сказать матери о смерти Хоакина.
Через несколько дней отец повёз Сарагоссу в Валенсию, откуда должен был идти пароход в СССР.