Неля Тимченко, научный работник Института гуманитарных проблем современности, включила телевизор и узрела на экране своего бывшего мужа Александра Тимченко, которого не видела бессчетное количество лет. Супруги расстались очень давно, остаточных явлений в виде постбрачных отношений, которые бывают у многих, у них не наблюдалось. От бывшей совместной жизни у Нели остались только «неординарная» фамилия Тимченко и двенадцатилетний сын Юрий. Ежемесячно в почтовом ящике появлялось извещение на почтовый перевод на сумму разной степени мизерности, — на протяжении последнего года она балансировала в районе тридцати семи гривен и шестнадцати копеек. Когда-то студентка пятого курса Неля Зелинская имела счастье обратить на себя внимание молодого аспиранта Александра Тимченко, который в аккуратном костюме при галстуке вел практические занятия по научному коммунизму на факультете точного машиностроения, всем своим видом символизируя глубокий научный подход ко всему, даже к коммунизму образца 1984 года.

Когда Неля в тяжелые минуты жизни припоминала, что, собственно, хорошего было в ее жизни, то в активе оказывались долюбовные отношения с Сашей Тимченко, когда тот удивлял ее нетрадиционным для того времени взглядом на ревизионистскую идеологию, а также неоднозначным отношением к ее проявлениям. А когда началась любовь, все хорошее развеялось. В постели Саша спешил, опасаясь, что придет мама. Когда поженились, Саша тоже боялся, что мама в соседней комнате услышит. Когда родился Юрчик, у Саши на носу была защита диссертации про ревизионистскую идеологию. А когда Сашина мама растормошила Нелю, чуть прикорнувшую после бессонной ночи с ребенком, для того, чтоб та немедленно шла протирать для Саши морковный сок с яблочным пюре, Неля собрала вещи и поехала к своей маме.

Несчастной Нелю Тимченко назвать было нельзя. Особенно по критериям страны, где происходит действие. Жила в центре города в доме, где квартиры дороже, чем в Амстердаме. Работала в учреждении с хитроумным названием. Там хоть и не платили месяцами, зато сотрудников иногда приглашали в Европу. Неля уже дважды была на конференциях по теме вхождения Восточной Европы в Европу настоящую. Вот только с мужем не повезло. Но с ее же мужем повезло, как она узнала из случайно увиденной телепередачи, другой женщине.

Саша Тимченко слегка нагулял щеки и диафрагму, но со времен научного коммунизма практически не изменился. Рядом с ним сидела вульгарная на вид блондинка в откровенном платье на бретельках. Ведущая представила ее широкой публике как одну из крупнейших звезд местной эстрады Татьяну Кудрину. А также как верную жену Тимченко, его подругу и помощницу во всех делах. А самого Тимченко представили телезрителям как поэта-песенника. Так-так! Неля краем уха слышала, как в эфире иногда звучало: «На слова Александра Тимченко!» Но из-за фатальной распространенности имени и фамилии не могла и представить, что какой-нибудь примитивный текст на манер «Я и ты… В мире красоты… Мы плывем… Мы живем» создал тот, кто посылает ей ежемесячно по 37 гривен 16 копеек на содержание сына Юрия. Саша Тимченко перед телекамерой целует Кудриной руки. Доверительно рассказывает телезрителям, что она родила ему двойню. Как удается совмещать семью и творчество? Конечно, очень трудно. Но если в семье царит согласие — то как же без песни?

Потом Кудрину попросили спеть, но она призналась, что сегодня не в форме, так как с утра варила семейству борщ. Но потом все же вышла на подиум и, профессионально демонстрируя ноги, затянула песню о приоритете семейных ценностей надо всеми остальными.

Кудрина пела медленно, тщательно выговаривая слова. Очевидно, композитор закладывал такой ритм, чтоб донести до слушателя глубокий философский смысл поэзии пана Тимченко.

Когда-то, в долюбовный период отношений, Саша Тимченко цитировал необычайно хороших поэтов, и Неля, сидя в библиотеке, откладывала дипломную работу по машиностроению, выискивала процитированные Сашей стихотворные строчки. Стоило ли приникать к высотам мировой культуры, чтоб в результате поставлять тексты бездарной Кудриной?!

Сейчас многие поют эту песню. Шлягер квартала. Раньше она не обращала внимания и даже не замечала ее, как и тысячи подобных «шедевров». Но сейчас необходимо поделиться с кем-нибудь услышанным и пережитым.

Неля набрала телефон своего приятеля и шефа, заведующего лабораторией духовной интеграции с Европой Володи Сидоренко. Володька спешил, слушал ее невнимательно, однако недаром он считался наисветлейшей головой Института гуманитарных проблем современности, — он отреагировал мгновенно и адекватно:

— На кой ляд ты анализируешь шлягерные тексты по критериям Анакреона? Народу нужны такие песни, и они существуют. Ты лучше подумай, сколько он получает за этот так называемый шедевр. И подумай, где бы найти юриста и устроить так, чтоб и твоему Юрке что-нибудь из этого перепадало. Потому что в нашем институте заплатят еще не скоро.

Вполне конструктивное замечание. Вот что значит мужской ум! Неля начала обзванивать знакомых. Ей посоветовали обратиться к юристу Дашинскому, одному из известнейших специалистов в области интербрачных отношений.

Оказалось все не так просто. Скорее всего, пояснил Дашинский, деньги за исполнение песен на концертах выплачивают спонсоры концертов, причем неофициально, как говорится, «в конвертах». Тимченко-отец нигде за них не расписывается. С таких доходов очень тяжело взыскать как налоги, так и алименты. Конечно, за исполнение песен на радио и телевидении ему тоже перепадает, но это не относится к его основному месту работы. Дашинский внимательно, в лупу, рассмотрел печать на квитанциях на 37 гривен 16 копеек.

— Вот, видите, его место работы — какое-то учебное заведение. Оттуда он и платит вам надлежащие 25 процентов. А добраться до его других официальных доходов можно будет, лишь когда введут систему личных кодов. За то, чтоб обложить реальные доходы поэта-песенника Тимченко, можно взяться, но это будет стоить не меньше чем… — Дашинский назвал солидную сумму, — но гарантии нет, потому как все зависит от совести Тимченко, которая, судя по всему, у него отсутствует. Лучше создать вокруг него негативное общественное мнение, написать в прессе, что первая жена просит милостыню в переходе, пока он с Татьяной Кудриной поет про любовь. Газеты охотно возьмут такой материал, потому что он вызовет резонанс, и тогда с Тимченко можно будет одноразово содрать сумму в валюте.

— Но я же не бомжую с сыном, — возразила Неля, — а работаю в Институте гуманитарных проблем современности.

— Тогда даже не знаю, как вам и быть, — развел руками Дашинский. — У вас еще может быть с ним много проблем, если, например, соберетесь замуж за рубеж. Тогда он может вытащить из вашего нового мужа солидную сумму.

— За что? — не поняла Неля.

— За разрешение на выезд ребенка. До вас у меня тут сидел мужчина, которому я именно в этом помогал.

— Но я не собираюсь замуж за рубеж!

— А почему? Вы образованны, неординарны, ребенок у вас один?

— Один.

— Тем более. Такие хорошо идут.

— Куда идут?

— Замуж за границу. Жизнь сейчас тяжелая. А у нас тут как раз есть солидная картотека. Можете посмотреть. Бесплатно. Может, я еще вам как раз в этом помогу.

Очевидно, в конторе Дашинского делались хорошие деньги. Мало того, что здесь пристраивали женщин за заграничных мужчин, но в результате получали и новых клиентов типа того, что был перед Нелей.

— Гляньте-гляньте, — настойчиво советовал ей Дашинский. — Посмотреть — еще не значит воспользоваться, а марьяжность нашей картотеки очень высока.

В картотеке и правда было немало интересных предложений.

«Профессор университета Париж-4, 63 года, интересы разнообразны, познакомится с девушкой не более 23 лет, стройной и сексуальной. Ответит на письмо с фото в бикини».

«Мечтаю встретить девушку старомодных взглядов, девственницу. Можно с одним ребенком».

«Очень богатый. Обеспечит всем, потребует всего».

Но наконец попался и более-менее нормальный текст:

«Молодой датчанин 48 лет мечтает встретить высокообразованную стройную женщину. Ребенок любого пола ОК».

Неля переписала адрес.

Когда она вышла из юридической конторы, было уже совсем темно. Сеялся противный зимний дождь. Обувь быстро промокла. Неужели вот это жизнь — вода в ботинках, соль в горле. А дома неприготовленный обед и сын, который и не садился за уроки, смотрит идиотские американские фильмы. Зашла в кафе согреться, выпить кофе. Рядом с барменом ревет магнитофон. Взяла чашечку, села. Бармен поменял кассету. О господи! Какой ужасный вкус у людей! Кудрина снова затянула: «И я подпеваю жене». Нужно идти домой. Больше некуда.

Дома сын сказал, что по украинскому языку — двойка, по зарубежке — тоже двойка. Назавтра нужно делать алгебру и английский. Вот это упражнение. Перевод с украинского на английский. Неля села с ним рядом, пытается помочь. Но сын упрямо настаивает, чтоб ему все продиктовали. Все упражнение — от первого до последнего слова. Неля кричит, что так нельзя, она может подсказать, но не может сделать за него все сама.

— Тогда снова будет двойка, — пожимает плечами сын. Закрывает учебник, кладет его в портфель, направляется к телевизору. Мать не пускает, начинается потасовка, сын быстро валит ее с ног, он давно уже сильнее ее. Она плачет, сын усиливает громкость телевизора.

Неля выходит из комнаты в коридор, встает возле окна. Нетипичная квартира с окном в коридоре. Когда-то тут жила ее бабушка. Она любила стоять возле этого окна. Улица очень узкая, чужие окна светятся близко. Бабушка смотрела на окна чужих квартир с добрым, детским любопытством. После ее смерти квартира досталась Неле. Последний раз здесь делали ремонт лет 20 назад. Квартира разваливается. Юрчик смотрит телевизор. Неля плачет. А к завтрашнему дню нужно еще написать статью про нигилизм в бытовых отношениях. Идет в кухню, вспоминает, что она голодна и маленький негодяй тоже, наверное, голодный.

Возвращается в комнату, пробует поговорить с сыном по-хорошему:

— Юрко, ну почему ты не делаешь уроки сам? Ты же раньше делал?

— Так ты мне раньше покупала соки, йогурты и бананы.

— Но сейчас у нас пока что нет денег. Пока не платят! Не можешь немного поработать без премиальных, учитывая тяжелое положение в семье?

— Я-то могу. Но моя голова не может. Думаешь, я не хочу? Просто у меня авитаминоз и гипоксия.

— Боже, грамотный какой. Умные слова знаешь, а элементарную задачу по алгебре решить не можешь.

— Ну я же не оканчивал факультет точного машиностроения. — Он снова пожимает плечами. Ох уж эта его идиотская манера пожимать плечами!

— Выключи телевизор, у меня срочная работа!

Как ни странно, но послушался. Села за письменный стол, разложила материал для статьи. Из блокнота выпал датский адрес.

— Ты что-нибудь знаешь про Данию? — спросила она сына.

— Конечно! Это страна LEGO! Товарный штрих-код — 57.

А Неля представила старый дом, вроде описанного Андерсеном в одноименной сказке: картины, кожаные кресла, большой письменный стол и книжные шкафы от пола до потолка. Well educated woman.

— Не знаю, как другие показатели, но образование у меня хорошее, — решила Неля и быстренько написала письмо неизвестному человеку, который любит детей и мечтает встретить хорошо образованную женщину из Восточной Европы.

Утром бросила конверт на Главпочте и забыла про него. Тема нигилизма в бытовых отношениях ждала своего немедленного освещения.

А потом был еще больший голод, и сын трогательно предложил продать свою коллекцию автомобильчиков, которую ему помогали собирать все мамины друзья на протяжении четырех лет. А потом заплатили двадцать гривен за какую-то давнюю статейку в журнале «Философская мысль». А потом пришел почтовый перевод на паскудные 37 гривен 16 копеек. А потом в Институте гуманитарных проблем современности отвалили две с половиной зарплаты. В отделе духовной интеграции с Европой накрыли столы, потому что был день рождения ее заведующего Володи Сидоренко. Все пили и гуляли, и Неля Тимченко, как никогда, ощутила если не всенародное, то общеинститутское признание своей женской и интеллектуальной значимости. Когда позвонила Юрчику сказать, что уже идет домой, то услышала:

— Тебе пришло письмо.

— Откуда?

— На марке написано: Данмарк.

Из конверта на ладонь выпала фотография светловолосого парня с большими синими глазами и котом на левом плече. Зовут Юрен Кристенсен. И не выглядит на свои 48 лет. Да и она не выглядит на свои. Пишет, что получил очень много писем и все их очень внимательно прочитал. Ни одно из них не было так хорошо написано, как ее письмо. Он просто в восторге от ее стиля. Он сразу понял, что она особенная женщина. Very special woman. Поэтому хочет познакомиться с ней ближе, просит фотографию и номер телефона. Спрашивает также, почему она развелась с мужем, не была ли причиной супружеская неверность? Сам он от природы очень верный, много лет любил одну женщину и был очень предан ей. Но когда окончательно понял, что она так и не выйдет за него замуж, решил поискать счастья в далеких краях. В связи со своей работой он много путешествует по Восточной Европе. В Украине еще не был, эксперты не советуют ему пока что иметь с ней дела. Но приватные отношения с ее страной, как и со всеми бывшими республиками Советского Союза, считает перспективными. Спрашивал, когда бы Неля хотела побывать в Дании.

Всю неделю Неля носила письмо с собой, перечитывала его в троллейбусе, ощущая свою общность со страной русалочки и диких лебедей. А потом ее сразило сознание того, что хорошо образованная женщина, которая гордится своим образованием и эрудицией, ничего, собственно говоря, про Данию и не знает. На пересечении всевозможных интересов лежат Франция, Британия, Германия. Ну Италия. Ну Соединенные Штаты. Формально Соединенные Штаты значительно ближе, чем маленькая европейская страна с высоким уровнем жизни. Потому что в США периодически ездит шеф и друг Володя Сидоренко. Там, в Чикаго, живет институтская подруга Дора Шекельман. Оттуда на весь мир улыбается хорошенько отстиранный 42-й президент Соединенных Штатов. А кто, кстати, в этой Дании? Королева Маргарита — но это для мебели. А на самом деле кто? Ну бог с ней, с политикой. А какая там культурная жизнь, историческое прошлое? Не может быть, чтоб никакого. В книжках много о чем пишут. Оказывается, у Дании давнишние связи с Украиной. Квитка-Основьяненко был почетным членом Королевского товарищества антиквариатов севера в Копенгагене. А их писатели — ну хоть бы одно знакомое имя! Бруун, Эленшлегер, Палудан-Мюлер… Кроме Андерсена все — темный лес. Ах да, еще Серен Кьеркегор. Володя Сидоренко в своих статьях и докладах очень любит цитировать «Либо — либо». Ну и Гамлет — принц Датский.

Ответ написала только через две недели. Сослалась на большую занятость на работе. Написала, что с мужем разошлась потому, что он не ценил ее образование. Был эгоистом. Требовал к себе внимания, даже за счет маленького сына. А что касается путешествия в Данию, то у нее нет денег на билет. Вложила в конверт с письмом свое фото, сделанное на Кипре год назад. На конференции по интеркультурным связям «Восток — Запад».

И вот посреди слякотного сумрака, дождей, домашних заданий и недописанных статей раздался междугородний телефонный звонок.

— Is it Nela? I’m Juren Cristinsen, — звучал уверенный голос.

Значит, он все-таки существует на самом деле. Как и эта Дания — не только в атласах и справочниках.

Юрен говорил, что наконец-то получил ее письмо и высылает приглашение. Хочет уточнить написание ее фамилии. Билет ей он тоже пришлет. Don’t worry. И в гостях у него она полностью будет на его содержании.

— А может, лучше сначала вы приедете? (это английское you — не разберешь, то ли на «вы», то ли уже на «ты».)

— А где я буду жить?

— Пока что я, к сожалению, не могу пригласить к себе, у меня очень маленькая квартира.

— А у меня две спальни на третьем этаже и одна на четвертом. Вам будет очень удобно.

Дальше все было как в кино. Пришло приглашение, и она отнесла его в учреждение, над которым развевался красный флаг с белым крестом. Велели прийти через три недели. Юрен звонил раз в неделю, спрашивал, здорова ли она и какая в Украине погода. Сказал, чтоб она пошла в агентство «Авиалинии Украины» взять билет. Красотка в летной униформе выдала ей пеструю книжечку со словами:

— Имейте в виду. Билет спонсорский. Ни продать, ни обменять нельзя.

Тогда ей впервые подумалось, что, возможно, она делает что-то не то. Взрослая образованная женщина решила стать авантюристкой… Может быть, этот Кристенсен содержит бордель, вербует к себе девчонок из Восточной Европы. Хотя какая она девчонка? Она честно написала ему, сколько ей лет. И потом, еще могут не дать визу. Ну не дадут — так не дадут. Все равно.

Визу дали. Она позвонила маме, сказала, что ее снова на неделю пригласили на международную конференцию. На этот раз в Данию. Мама сказала, что возьмет Юрка.

— Только ты ничего не покупай, лучше привези деньги домой, как тогда, с Кипра.

— Посмотрим, сколько дадут на карманные расходы, — ответила она.

Договорилась с Володей Сидоренко, что на неделю поедет к сестре в Ужгород. Господи, что из всего этого выйдет? Уже когда к ее сумке прицепили цветные бирочки, подумала: а если в аэропорту Каструп ее никто не встретит? Вообще никто. Что ей тогда делать? Искать украинское посольство? Туда, наверное, уже приходили подобные идиотки. Нет, это не метод борьбы с трудностями. Захотелось утереть нос негодяю Тимченко? Ты женился на Кудриной — вот же я выйду замуж за Кристенсена!

Попросили показать паспорт. Она показала. Пограничник долго изучал его номер, серию, заносил данные в компьютер. Если не пропустит — то, может, оно и к лучшему. Но пограничник вежливо вернул паспорт со словами «прошу», «спасибо», «проходите».

…Юрен Кристенсен стоял среди встречающих, ужасно похожий на свою веселую фотокарточку. Он смотрит на толпу прибывших и не может найти ее глазами. Подойти к нему и сказать: «Hello!» Или подождать, пока сам заметит?..

После продолжительных хождений по многоэтажной автостоянке, где сам Юрен вдруг заблудился в поисках своего авто — «Volvo» последней модели, они едут по трассе, пейзаж вокруг вполне обыкновенный, такой может быть и украинским.

— Are you happy? — спрашивает он, и она что-то бормочет в ответ, отмечая про себя глубокий идиотизм вопроса.

Городок, в котором живет Юрен, недалеко, тут же, на острове Зеландия. Всего полтора часа езды. Юрен совершенно не чувствует неловкости ситуации, в деталях рассказывает, как ждал ее, как готовился к ее приезду, навел дома порядок, выкупал даже своих кота и пса. Спросил, с кем она оставила сына. Узнав, что с родителями, сказал, что его родители очень далеко. И замолк. Неля подумала, может, стоит выразить соболезнования?

— Очень далеко, — повторил Юрен. — На севере Ютландии. На этот раз ты не сможешь познакомиться с ними.

«Славный парень, — подумала Неля. — Такой непосредственный. И такой глупый. Зачем ему well-educated woman?»

Приехали. Выкупанный пес Ганс встретил их в крошечном садике. Юрен повел Нелю в дом, где у каждой вещи была своя история. Из этой чашечки его поила еще бабушка по маминой линии. Она была родом из Швеции. А вот будильник. Он давно сломан и починить его невозможно, но он принадлежал деду по линии отца. Гостиная очень большая, кресла, шкафы для статуэток, камин. Книг нет, только толстый телефонный справочник.

— Пойдем наверх. Вот моя спальня. Ты не бойся. Проходи. I'm not going to attack you.

На кровати лежит дебелый кот Эмануил. Юрен открыл дверцы большого шкафа.

— Вот мои рубашки. Я люблю, чтобы было много рубашек. Люблю их часто менять. Знаешь, каждый день разная погода, хочется надеть другую рубашку. Когда мало рубашек, их неудобно стирать. Лучше, когда их много. Полная стиральная машина.

«Сейчас начнет про носки», — подумала Неля и не ошиблась…

— Носки я всегда покупаю на рождественской ярмарке. Покупаю блоки по пять пар. 60 крон за блок! Неплохо, правда? — Юрен гордится своими рубашками и носками.

— У меня в доме еще две спальни. Одна вот, рядом. Другая этажом выше. Какая тебе больше нравится? Can you say definitely? This or that?

Ужинать он повез ее за город.

— Что ты хочешь? — спросил он. — Ничего? Тебе то же, что и мне? ОК. Я люблю мясные рулеты: гусятину, завернутую в копченое мясо. Советую салат из креветок. К ним хорошо подойдет итальянское «Шардоне».

Их первый ресторан, очевидно, не был особо роскошным. Напитки наливал сам Юрен. Официант только разносил блюда. На столе горела свечка в серебряном подсвечнике.

— Тебе нравится?

— Да, — ответила Неля.

— Наконец-то я услышал от тебя определенный ответ. Definite answer. Ты счастлива?

Неля вздохнула.

— Счастье — это такое сложное чувство…

— Но я думаю, что через три дня ты будешь вполне счастлива.

Три дня он возил ее по маленьким городкам Зеландии. Оставляли авто, ходили по узеньким улочкам среди вывесок с перечеркнутой буквой «О». Ездили в старинное местечко Кеге. Это была чудесная сказка. Казалось, будь здесь только один из этих домиков — и то стоило бы сюда ехать, чтоб на него посмотреть. А тут целые улочки таких зданий. Диссонансом к ним смотрелись современные витрины с современными товарами.

— Ты здесь в магазинах ничего не смотри. Тут все очень дорого. За покупками мы в субботу поедем на ярмарку.

Обедали в ресторанах. В бокалах переливались заморские вина.

— В Дании нет своего виноделия. Зато у нас есть вина со всего мира, даже из Австралии, — гордо рассказывал Юрен. — A food stuffs у нас свои. В Дании все самое лучшее. И молоко, и мясо, и рыба.

В Восточной Европе у Юрена было агентство по недвижимости. Работал на себя. Зарабатывал на себя.

— Конечно, легче работать на кого-то. Меньше ответственности. Но и денег меньше. Правда?

— Я не знаю. Я всегда жила в другом мире.

— Да, у вас все было иначе. Но теперь и в вашей стране можно делать деньги. Вы тоже скоро будете счастливыми. Правда, ваше правительство о вас совсем не заботится. У вас за гуманитарную помощь на границе требовали 30 процентов налога! Такого нет ни в одной стране! У нас совсем другое положение вещей.

— А известный западный философ Мишель Фуко назвал ваше общество комфортабельным концлагерем. Писал, что сохранять оптимизм в нем могут только те, что делают деньги. Только они не видят абсурдности этого мира.

— Так, значит, надо делать деньги.

Вечерами Юрен показывал ей семейные альбомы. Она уже знала в лицо и бабушку со стороны отца, и бабушку из Швеции. Показал и письма, которые получил от других женщин.

— Посмотри, что они написали, — обиженно говорил Юрен. — Написали, что хотят создать со мной семью. Разве можно так прямо? А вот твои письма. — Юрен достал пластиковую папку, где знакомые конверты лежали вместе с оплаченными счетами за телефонные переговоры с Киевом и чеком об оплате авиабилета Киев-Копенгаген-Киев.

В Копенгаген он ее повезти отказался.

— Разве ты не видела, что там творится на автостоянках? Помнишь, что было в Каструпе? А в столице еще хуже. Мне некуда будет там поставить свое авто.

— А может, туда ходит какой-нибудь общественный транспорт? Электричка или рейсовый автобус?

Юрен не понял. Она пыталась объяснить. Наконец до него дошло.

— На автобусах ездят лишь те, у кого нет машины! Зачем я повезу тебя на автобусе, если у меня «вольво» последней модели?! Ты обиделась? В столице очень тяжело! Там живет женщина, которую я любил много лет. Когда я ездил к ней, то оставлял машину у нее во дворе. Она и сейчас ничего бы не имела против. Но я больше не хочу. Она очень образованна. Как и ты. Она работает в Национальной библиотеке. Ее тоже приглашают на европейские конференции. Она делает доклады на разных языках. Мы любили друг друга много лет. Но она не захотела выйти за меня замуж. Она ни за кого не хочет замуж. Она тоже знает и Кьеркегора, и Фуко. И тоже не против поговорить про абсурд. Но, по-моему, абсурд — это любить и не хотеть семью. Ты не переживай, что мы не поедем в Копенгаген. Ты очень хотела увидеть русалочку? Ну хочешь, поедем в Хельсингор?

— В Хельсинки? — удивленно переспросила Неля.

— Нет, в Хельсингор. Ну там где Гамлет, принц Датский.

— В Эльсинор?

— Да! — Юрен обрадовался, что наконец-то его поняли.

Утром они поехали в Эльсинор. Тоже сказочно красивый старинный город. Поднялись в башню, долго смотрели сверху. Точнее, вдаль восхищенно глядела она. А он — на нее.

— Можно я тебя поцелую? — спросил он.

Это было неожиданно. Прошлой ночью она подумала, что, наверное, уедет, как и приехала.

— Ты хочешь очень конкретного ответа?

— Сейчас мне достаточно отсутствия запрета.

Они поцеловались. Закружилась башня, памятник архитектуры XVII столетия, поплыл весь Эльсинор, резиденция датских королей. Где, в чем она, эта тайна, эта грань, когда поцелуй — просто касание губ мужчины и женщины, а когда от него кругом идет голова? Где-то там, в потустороннем мире, который так остро чувствуется порой здесь, исчезла гримаса с лица сумасшедшей Офелии. Веял теплый апрельский ветер. Было тепло и тихо.

Они обедали в ресторанчике в самом сердце Эльсинора, не спуская друг с друга удивленных глаз.

— Ты счастлива? — спросил он свое стандартное.

— Не знаю.

— Почему не знаешь?

— Счастье — очень сложное чувство.

— А я счастлив, и мне грустно, что ты не знаешь. Почему ты не любишь точных ответов?

— Я привыкла к вечным вопросам. На которые, по определению, точных ответов не бывает. В чем смысл жизни, например.

— Sense of life? To make love, money and children. You are very special woman. Я сразу понял, что на тебя можно истратить тысячу долларов.

Неля смотрела ему в глаза и знала, что он говорит от чистого сердца.

Вечером Неля, как всегда, ушла спать в свою комнату. Юрен постучал, и она сказала: «Come in!» Ночь была ветреной, доносился шум моря. Юрен осторожно касался разных частей ее тела и просил называть их по-русски и по-украински. А сам называл их по-своему. Неля почему-то подумала, что на свете уже давно существует особенный английский язык, который никому не родной, который несет в себе отпечатки родных языков тех, кто на нем говорит. При помощи этого языка тоже можно выразить чувства…

Еще через два дня Неля летела домой. Юрен просил ее задержаться, она сказала, что ей нужно к сыну и на работу. Она уезжала с тремя сумками, приехав с одной. В самолете думала, как объяснить маме, что не привезла живых денег, а привезла много дорогих вещей. Просить у Юрена наличные ей было неловко.

Она вернулась домой. Неделя в Дании отплыла в небытие. Утром еще проснулась у него в доме, а сейчас сидит на знакомом обшарпанном диване, отвечает на звонки. Звонил Юрен, спрашивал, как доехала, спрашивал, счастлива ли она, что вернулась к сыну, спрашивал, когда она пригласит его в Украину. Звонил Володя Сидоренко, спрашивал, как было в Ужгороде. А еще — подруга-журналистка, которая выяснила, что Тимченко с Кудриной не живет. Живет, как и раньше, с мамой, а к Кудриной только ходит. Детей она родила не от него, они у нее старше Юрчика. А на людях они и правда ластятся друг к другу как голуби, добывая популярность, — эксплуатируют вечную любовь народа к семейным ценностям. Позвонила давняя приятельница, у нее была черная полоса жизни. Свекор со свекровью живут у них, потому что их квартиру муж отремонтировал, столько сил и одолженных средств вложил в ремонт, а квартиранты порезали ножом новые обои, сняли сантехнику и удрали, не заплатив. Подруга спрашивала, как жить дальше. Позвонил давний друг, который не появлялся несколько лет. Говорил, что очень хочет ее увидеть, а хочет ли — хоть немного — она видеть его? Когда-то она ждала этого звонка. Но все в этой жизни приходит с опозданием.

— Мама, ты приготовила поесть? — спрашивал сын. — А пока ты готовишь, можно я включу телевизор?

— Тебе мало ЛЕТО и пять машинок для коллекции?

— То — одно, а это — другое. Ну, можно?..

Вокруг гудели и шуршали вечные и невечные вопросы, на которые не было точных ответов.