После переезда в новый дом и перехода, по существу, в подростковый возраст, у меня больше сохранилось воспоминаний за этот период. Кроме улучшения условий жилья для членов семьи и постройки собственной бани, были улучшены условия обитания домашних животных. Хлевы для коров и овец были утеплены за счёт того, что стены, сделанные из трёх горизонтальных жердей в качестве основы, были вертикально переплетены прутьями деревьев, образуя сверху и снизу свободное пространство, и обмазаны снаружи и изнутри смесью состоящей из коровяка и глины, а на плоской, но прочной крыше складывались копны сена, которые также сохраняли тепло в хлеве. В качестве подстилки использовалась, в основном, пшеничная солома. В этих условиях отпала необходимость держать телёнка после отёла в жилом помещении, так как в хлеве поддерживалась нужная температура.

Выросло и поголовье домашнего скота ― две дойные коровы и подрастающие бычок или тёлочка, 10 овцематок и 1-2 свиньи на откорм. Причём отец где-то купил породных овцематок, приплод которых составлял по два ягнёнка на каждую овцу в год. Поэтому весной выгонялось на пастьбу около 30 голов овец (считая и молодняка).

Для такого поголовья нужно было летом заготовлять для крупнорогатого скота и овец сено, а для кур и свиней ― фуражное зерно. Вопрос заготовки соломы для постилки решался очень просто ― после обмолота пшеницы каждый колхозник мог привозить с тока соломы столько, сколько нужно, и колхоз выделял для вывоза необходимое количество гужевого транспорта.

Что касается заготовки сена, то косить, ворошить, сгребать, копнить и стоговать сено приходилось родителям по вечерам после работы и в выходные дни. Для заготовки сена использовались места, неудобные для механизированной уборки, так как луга и другие площади, пригодные для механизированной заготовки сена, отводились для нужд колхоза. Однако, в качестве положительного обстоятельства, следует отметить, что копны и стога сена, заготовленные крестьянами для личного поголовья на расстоянии до двух-трёх километров от жилья, никто не воровал.

Большое значение имел огород, на котором выращивали лук-ба-тун, шнитт-лук, репчатый лук, морковь, свеклу, репу, брюкву, укроп, фасоль и бобы, а также горох, огурцы, тыкву. Картофель выращивался на площади от 0,7 до 1 гектара. Крупный картофель использовался в пищу и в качестве сырья для получения собственного крахмала. Между прочим, дважды Герой СССР космонавт Гречко образно рассказывал, как в детстве, в голодное послевоенное время (после войны 194145 гг.), ему приходилось тереть на тёрке картофель для получения из него крахмала. Это он отвечал на вопросы корреспондентов: как получилось, что он, живя в голодное послевоенное время, по состоянию здоровья оказался пригодным для полетов в космос. Гречко ответил, что многие его сверстники преждевременно умерли, а остались в живых более выносливые и крепкие.

Среднего размера клубни отделялись для использования в качестве посадочного материала, ну а мелкий картофель шёл на корм свиньям. Обычно мелкий картофель промывали, затем в мундирах отваривали и толкучкой измельчали, добавляли воды и пшеничные отруби и такое пойло давали свиньям, которые с удовольствием ("с хрюканьем") его поедали.

Так что в летнее время всем в семье приходилось работать в полную силу. Если родители днём работали в колхозе, то нам, подросткам, приходилось выполнять следующие работы. Пропалывать огород, поливать огурцы и белокочанную капусту. Далее, вытканные зимой матерью длинные полотна холщевой ткани из льна нужно было вымачивать в воде, затем для отбеливания расстилать на траве на солнце, а вечерами складывать, наутро же снова замачивать в воде и расстилать на день на солнце, и так делать до тех пор, пока родители не скажут, что холщевая ткань готова. Её просушивали, а зимой из неё шили нижнее бельё и верхнюю одежду, шили также сумки с тесёмками, в которых носили в школу книжки, тетради, пенал с ручками и карандашами, и чернильницу с чернилами, а также хлеб, калачи или пирожки и молоко для полдника в школе.

В каждой крестьянской семье обязательно были куры и петух. Утром открывали курятники и куры шли пастись за домами, где раньше был берёзовый лес. После того, как крупные берёзовые деревья были спилены, вокруг пня образовывалась поросль, ко времени нашего переезда она достигла в высоту более 3-х метров, там же рос и подлесок, и куры в течение дня там паслись. К вечеру куры возвращались к дому, мама выносила ведро с фуражным зерном и отходами после очистки зерна, высыпала его в качестве подкормки, куры его с удовольствием клевали и отправлялись на насесты в курятник на ночной период. В курятнике кроме насестов были гнёзда, где куры несли яйца. Если курица начинала "кудахтать", что свидетельствовало о том, что она готова "насиживать яйца", то в сенях и даже в доме им делали гнёзда, в которые клались яйца, в количестве способном быть согретыми теплом курицы, периодически она сама перемешивала яйца, чтобы обеспечить выведения цыплят.

Однажды произошёл интересный случай. Кур никто не пересчитывал, поэтому по весне никто не заметил отсутствие одной курицы. И вот в конце августа пришла курица и привела из лесу около 20 подросших крупных цыплят. Оказывается, она в лесной поросли устроила гнездо, нанесла в него около 20 яиц и высидела цыплят. Обычно для цыплят на ранних этапах давали в виде прикорма измельчённый желток из сваренных яиц, пшённую кашу и т.д. В данном случае кормом для цыплят оказались гусеницы различных насекомых и зелёная трава, а жажду они утоляли за счёт росы, выпадающих дождей, и протекавшей в низине речке.

Я сейчас с ужасом вспоминаю, сколько сил и труда вкладывали мои родители, чтобы одеть, обуть и прокормить большую семью.

Рассмотрим "график" работы родителей в зимний период, когда полевые работы в колхозе уже были закончены и они могли заниматься целиком своим хозяйством, а на работу в колхоз выходил только отец. Первое ― обеспечение водой. На окраине коммуны "Восток", вернее, в одном километре от неё, был на небольшой горе незамерзающий зимой родник. При выходе родника была встроена труба, примерно, 30 см в диаметре, она была выдвинута на 1,5-2 метра в сторону, и был оборудован подъезд телеги с бочкой для воды. Основание подъезда было выложено камнями, чтобы вода из родника не размывала подъезд и скатывалась вниз. Технология заливки воды в бочку была очень простой. Возница подъезжал к роднику таким образом, чтобы вода из ключа прямо попадала в бочку, и наполняла её. После заполнения бочки возница выезжал с этой площадки и привозил её к дому. Затем с ведрами (по два ведра) вычерпывал из бочки и вручную заносил в дом и заливал обычно в две бочки. Одна бочка с водой использовалась для питья, для приготовления пищи, чая и так далее, а также для утреннего умывания. Другая бочка предназначалась для водопоя крупного рогатого скота и овец. Так вот, пока мы всё ещё спали, родители вставали в 5-6 часов утра, отец шел в хлев давать сено скоту, подстилать солому и напоить животных и делал другие работы по уходу за животными. Мама растапливала русскую печь, ходила подоить корову, готовила всем нам завтрак. Раз в неделю выпекала хлеб. Поскольку семья была большая, пшеничную муку просеивали на редком сите, поэтому отход отрубей был небольшой и часть отрубей (оболочек семян богатых витаминами и микроэлементами) попадала в хлеб, и он не был пышного белого цвета, а серого, немного светлее нынешнего черного хлеба. С высоты современных знаний такой хлеб был более полезен для здоровья, чем пышный белый хлеб. После завтрака отец шёл на работу в колхоз, а если в этот период работы там не было, то оставался дома, где забот было, как говорят, "полный рот": и по уходу за скотом, подвозке сена и соломы, заготовке дров, а в субботний день ― подвозу воды для бани и приготовления её для "парки" и для "помывки".

Ну а мы, младшие, посещали начальную школу, которая находилась в д. Александровке Горбатовского сельсовета в 2,5-3 км от коммуны "Восток". Обучение проводили два учителя (муж и жена) Глафира Семеновна Виноградова и Артамонов (имя и отчество которого, к сожалению забыл). Школа располагалась в однокомнатной избе, занятия проводились в две смены. Утренняя смена для первого и второго класса и дневная смена ― для третьего и четвертого класса. Парты располагались так, что в первой половине сидели ученики первого класса, а во второй половине ― ученики второго класса. Учительница в начале давала пояснения и задания для учеников первого класса, а затем переходила к ученикам второго класса и занималась с ними. Так, поочередно, проходили занятия. Вторая смена, состоящая из учеников третьего и четвертого классов, занимались аналогичным образом.

Ещё в дошкольный период мне запомнился ряд событий. После того, как мне исполнилось 7 лет, отец стал брать иногда меня с собой на далёкие по тем временам поездки. Так, однажды он взял меня в поездку на маслобойню для получения из семян конопли конопляного масла. Конопля была достаточно распространенной культурой у крестьян того времени, она ценилась и как прядильная культура и как масличная. Никому в голову не приходило тогда использовать её как наркотическую культуру. Конопля, как известно, является двудомной культурой, одни растения формируют только мужские цветки, растения более высокого роста, они назывались посконью, и в хозяйственном плане, кроме использования для опыления женских цветков, использовались для производства очень прочных веревок и канатов. Женские растения, называвшиеся "матеркой" использовались главным образом, для получения семян и выделения из них путем отжима, конопляного растительного масла. Технология этого была следующей. Семена конопли помещались в котёл, туда добавлялось соответствующее количество воды, котёл укрывался крышкой, под ним зажигали берёзовые дрова, доводили до кипения и поддерживали определённое время в таком режиме с тем, чтобы семена распарились. Затем распаренную массу семян помещали в четырёхгранную металлическую ёмкость, внизу которой был установлен краник. Сверху, после загрузки этой ёмкости распаренными семенами конопли, помещали квадратную крышку, изготовленную из досок толщиной не менее 5 см, скреплённую сверху окованным железом, в середине которой была твёрдая металлическая площадка. На неё опирался пресс с червячным устройством, и затем пресс, под нажимом червячного механизма, давил на указанную крышку. Снизу выходило очень пахучее, приятное по запаху, свежее конопляное масло. Хранилось это масло либо в подвале избы или дома, либо у тех, кто имел специальные подвалы, в которые в зимний период закладывали лёд из речных и других водоёмов, обеспечивавший необходимый тепловой режим хранения в течение весенне-летнего периода. Что касается поскони конопли, то, как и для льна-долгунца (т.е. прядильного использования), их, связанными в снопы, погружали в речные или озёрные водоёмы, чтобы позднее, после подсушивания, костра, т.е. клетчатка, легче отделялась и выделялись волокна, которые служили сырьём, у льна-долгунца ― для получения пряжи, из которой веретеном или прялками создавались нити, из которых на ткацких станках ткали холщевую ткань. А из выделенного волокна конопли ― "поскони" изготовлялись очень прочные верёвки и канаты. Мне довелось наблюдать, как крестьяне изготовляли натуральную олифу из льняного масла. Для этого льняное масло заливали в котёл, под которым разводили очаг, но сверху котёл оставляли открытым. Когда масло закипало, уменьшали огонь под котлом и следили за процессом и через определённое время проводили проверку готовности олифы. Для этого в кипящую массу льняного масла бросали куриное перо, и если при его сгорании наблюдалось выделение небольшого количества дыма, то олифа считалась неготовой к употреблению. И только когда брошенное в котел куриное перышко мгновенно бездымно сгорало, считалось, что натуральная олифа готова и прекращали подогрев котла и после охлаждения сливали олифу в соответствующие ёмкости.

И ещё один случай запомнился. В тот период никакого пенсионного обеспечения колхозников не существовало, поэтому забота о них приходилась на близких родственников ― сыновей и дочерей. Взрослые родители и их ближайшие родственники с самого раннего возраста готовили детей к тому, что когда родители станут "старенькими", не смогут сами себя обеспечивать продуктами питания, то повзрослевшие дети обязаны будут их "хлебом кормить". И, вот, зимой, к нам на хутор "Восток" заехал трактор с прицепом. Прицеп состоял из двух полозьев скреплённых поперечинами из деревянных брусков диаметром 30 см, а сами полозья из брёвен. Такие прицепы использовались для перевозки зимой по снегу тяжёлых грузов. Ну, понятно, когда появился трактор с прицепом, его окружили не только детвора, но и взрослые. К вечеру трактор завели, и он поехал по своему назначению, все разошлись по домам. Только я пристроился сзади на одно из полозьев (бревно) и решил покататься. Уже стемнело. Когда родители хватились, что меня нет, стали расспрашивать соседей, некоторые сказали, что видели, как я крутился возле саней. Отец, не раздумывая, побежал на колхозную конюшню, взял лошадь, вскочил на неё верхом без седла и помчался по колее трактора. А вечером начинал крепчать мороз. Где-то после 3 или 5 км отец догнал движущийся трактор с санями, снял меня с полозьев, посадил к себе на коня и поскакал домой, а когда привел в дом, два-три раза шлепнул ремнем, за то, что без спроса поехал неизвестно куда. Ранее ни отец, ни мать ни разу не наказывали меня, поэтому я очень обиделся на отца, залез на полати и от туда с рыданием стал угрожать отцу "вот будешь стареньким, не буду тогда тебя хлебом кормить". К моему удивлению моя "угроза" вызвала только дружный смех у родителей. К сожалению, сегодня многие не только дети, но и уже взрослые люди почти до пенсионного возраста находятся на иждивении пенсионеров ― своих родителей или бабушек и дедушек.

Ещё до того, как идти в школу, мне очень хотелось поработать в колхозе на бороновании чистых паров. Каждый "борноволок" получал две лошади ― первая была запряжена в борону, а вторая за поводья была привязана к первой бороне. Таким образом, боронование проводилось в два следа. Дети в возрасте примерно от 6 до 11 лет ездили верхом на первой лошади, а старше 11 лет ― ходили рядом и подузцы управляли ходом лошади. За день до начала работы я пришел на конюшню (что была в 2,5 км от нашего дома), взял две уздечки для лошадей, которые были обильно смазаны дёгтем, и вечером положил их под подушку, они приятно пахли дёгтем. Рано утром вместе с матерью я встал, позавтракал, захватил сумку с хлебом и бутылкой молока и пешком с уздечками пошел на конюшню, где мне выдали лошадей и включили в группу борноволоков под началом более взрослого человека. До обеда мы работали, затем распрягли лошадей, спутали их путами (первые две ноги, чтобы далеко не ушли) и пустили их пастись, а сами, перекусив тем, что каждый брал с собой, легли поспать, благо период лета был очень тёплым. После обеда опять боронили до вечера. Вечером сдавали сбрую и лошадей на конюшню и пешком домой, а на завтра рано утром подъём… и так целую неделю, в конце которой закончились работы по боронованию паров и моя работа. Как говорили мои родители я "сбил охотку" по работе на лошадях в поле.

В начальную школу принимались тогда дети в возрасте 7-8 лет. Поскольку школа была в другой деревне на расстоянии 3 км от нашего дома, то родители предлагали мне идти в школу не в возрасте 7 лет, а один год обождать и идти уже в возрасте 8 лет. Однако у меня было сильное желание учиться, и я настоял, что в школу пойду в семилетнем возрасте. Родители не стали препятствовать мне в этом.

Точно не помню, то ли в 1936, то ли в 1937 году отец летом на свой день рождения поехал в д. Боровую, где у него были братья и сестры с семьями, и взял меня с собой. По случаю нашего приезда у дяди Ефрема истопили баню, а после приготовили много различной еды и безалкогольных напитков типа хлебного кваса, настоек на травах и ягодах, на мёде, но поскольку в этот период не было никаких престольных праздников, "трапеза" проходила в задушевных разговорах, потреблении различных яств и совершенно безалкогольных напитков. (Попробуйте сейчас пригласить родственников и друзей на свой день рождения и не поставить на стол вина и крепких напитков!)

Преподавание в начальной школе было очень политизировано. В букваре размещались снимки, типа крестьянин в лаптях, поставил одну ногу на своей земле, а вторая зависла в воздухе, так как кругом была помещичья земля. А стихи Демьяна Бедного, как он себя именовал "Демьян бедный ― мужик вредный", пестрели всюду в букваре, типа "где же ваша пасха ― выдумана сказка, где же ваше рождество ― снегом занесло" и всё в таком духе. Но главное, в букваре были помещены портреты пяти маршалов Советского Союза (Ворошилова, Будённого, Блюхера, Тухачевского, Егорова) и вот однажды приходит учительница или учитель и сообщает: "дети, маршал Тухачевский оказался врагом народа, замажьте его портрет чернилами". Надо сказать прямо, мы это сделали с огромным удовольствием, так как обычно нам твердили о бережном отношении к книге. И в течение трёх лет замазанными оказались три маршала, остались только Ворошилов и Будённый. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. Однажды мы помы получили тетради для письменных работ, а на обложке была изображена картина с тремя богатырями, при внимательном рассмотрении можно было увидеть фразу: "Долой СССР". Учителя предлагали эту фразу тоже замазывать чернилами. И такое бывало.

В начальной сельской школе был также и урок труда. Девочек учили домоводству, вышивать "крестом", и другим работам, которым приходилось заниматься женщинам. Мальчиков обучали вязанию шерстяных варежек и шерстяных носок, чтобы они могли себя обеспечивать этими вещами, а также примитивным навыкам плотницкой и столярной работы, точке топоров и ножей и так далее. Учиться мне нравилось и, когда морозы достигали 25 градусов и ниже и разрешалось в школу не ходить, я никогда не пропускал занятий из-за холодов. Правда, в период сильных морозов бригадир коммуны "Восток" выделял утром подводу для перевозки в школу учеников первой смены. Необходимо отметить, что в сельской начальной школе не только обучали русскому языку, арифметике, географии и так далее, но и как написать заявление в местные органы управления и власти по бытовым и другим вопросам.

Наряду с тем, что у родителей в подворье был скот (две коровы, овцы, свиньи) и куры, мой третий по старшинству брат Артем, впоследствии сменивший себе имя на Валерий (вероятно, в честь Валерия Чкалова) в возрасте 11-12 лет где-то раздобыл пару кроликов для расплода и устроил крольчатник. К общему хлеву пристроили из плетня три стены, размер крольчатника был около 2^3 м. Внизу по всем четырём сторонам выбрали землю и на ребро поставили плахи толщиной не менее 5 см, шириной 40 см и вновь засыпали зёмлей с тем, чтобы кролики не смогли подкапывать ходы и уходить из крольчатника. На крыше крольчатника укладывали копну сена, а по одной из стен сделали устройство, чтобы кролики могли сами подниматься наверх и есть сено, так как кролики, как и козы, должны постоянно есть какой-то корм. Поголовье кроликов достигло сорока голов. В летне-весенний период, возвращаясь из школы на полях, где были посевы овса, ещё зелёные с недозрелыми семенами, я набирал сноп, который мне под силу было донести до крольчатника и когда его вносил, то кролики обступали меня со всех сторон и набрасывались на него. К осени, когда вырастали корнеплоды турнепса, я набирал также охапку турнепса с ботвой и приносил их кроликам. В тот период в колхозе с пониманием относились к кормлению домашнего скота и кроликов, поэтому никаких претензий не поступало. Это в годы войны, когда после уборки пшеницы кто-то приходил собирать осыпавшие колоски, то мог по введённым законам получить 2-3 года тюремного заключения.

В мае 1938 года я заканчивал учебу в третьем классе и считал и сейчас считаю, что этот период моей жизни представлял собой счастливое детство. Я был сыт, одет, обут, окружен заботой, вниманием и лаской родителей и своих старших братьев и сестры, с интересом познавал окружающий мир и крестьянский быт, а также получал знания в школе.

И вот, 13 мая 1938 года я возвратился из школы и застал такую картину. В комнате были незнакомые мне люди, как я потом узнал, это были работники НКВД и двое мужиков из деревни Александровки, которые были в качестве понятых по проведению обыска в нашем доме. Все вещи были разбросаны по комнате. Когда я зашёл, то услышал фразу, сказанную отцом. Первый обыск в деревне Боровой производили колчаковцы, когда я был связным в партизанском отряде Щетинкина, а второй обыск производит та власть, за которую я воевал в партизанском отряде. Далее, отец пожалел меня и, чтобы я не видел его ареста, сказал, чтобы я сходил за скотом, который пасся в полутора км от нашего дома. Когда я вернулся, отца уже не было, вскоре вернулась моя мама, она проводила отца до деревни Александровки.

В предшествующие годы все жители коммуны "Восток" постепенно переехали в г. Александровку, так как там были магазин, школа, а наша семья была последней, оставшейся проживать на хуторе. Летом 1937 года в каникулы приехал второй по старшинству брат ― Александр, 1913 года рождения, который после окончания вуза работал где-то в Судженске преподавателем физики и математики и забрал с собой брата Василия, 1926 года рождения. Брат Кирилл, 1920 года рождения в этот период учился в железнодорожном техникуме, а брат Валерий, 1924 года рождения учился в д. Шепиловка в 7 классе, там была семилетняя школа и сестра Анна, 1918 года рождения, работала там преподавателем физики и математики.

К осени 1938 года мы, оставшиеся вдвоем с матерью на хуторе, переехали в д. Александровку, поселились к одной одинокой женщине в избе, а всё хозяйство (коров, овец, свиней, кур и пчел) и принадлежащую нам половину дома матери пришлось по дешёвке распродать. Весной 1939 года сестра Анна и её муж Назарько Семен Григорьевич уговорили мать переехать вместе со мной к ним в село Шипиловка Березовского района Красноярского края.