Итак, начав учёбу в IV классе в деревне Александровка осенью 1938 года, я закончил его весной 1939 года в семилетней школе села Шипиловка с похвальной грамотой.

Летом 1939 года в село Шипиловка съехались все братья к сестре и зятю. Старший брат Аркадий, окончивший в 1938 году Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова, вначале получил назначение директором одного из педагогических вузов, но когда он сообщил об аресте отца, то первое назначение было отменено и он был направлен в школу № 6 г. Сокола Вологодской области в качестве преподавателя физики. Спустя какое-то время он был назначен завучем этой школы. Вначале он был исключен из членов ВКП(б), но через 6 месяцев восстановлен в партии. Зять Назарько Семен Григорьевич работал директором Шипиловской школы, для поездок в район по делам школы у него была лошадь, для которой нужно было заготавливать сено. Тогда собравшиеся семь братьев составили бригаду по косьбе, сгребанию и стогованию сена и колхозники села с восхищением говорили: вот нам бы такую бригаду на постоянную работу.

В августе 1939 года старший брат Аркадий забрал мать и братьев Валерия, Василия и меня к себе в г. Сокол Вологодской области. В школе № 6 я окончил пятый класс. Арест отца и другие переживания привели к преждевременной смерти нашей матери 5 августа 1940 г.

В 1940 году в период зимней войсковой кампании с Финляндией в г. Соколе Вологодской области обнаружились перебои в продовольственном снабжении населения и первый симптом ― очереди за хлебом. В воздухе пахло войной с Германией, но нарком обороны маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов заявил, что воевать будем на территории противника и разгромим его малой кровью, единым ударом. На деле это оказалось блефом.

На 1940-1941 учебный год старший брат Аркадий был переведен в г. Вологду для работы преподавателем пединститута и забрал с собой брата Валерия, который после окончания 9 класса средней школы и сдачи экстерном экзаменов за 10 класс собирался поступать в пединститут на биолого-химический факультет. Второй брат Александр устроился на работу в среднюю школу при поселке Печаткино г. Сокол и забрал меня с собой, а брата Василия забрал с собой третий брат по старшинству ― Борис, 1916 года рождения, который работал в Пензенской области.

В мае 1941 года я окончил 6 класс в поселке Печаткино в г. Сокол и в это время приехала моя сестра Анна, которая забрала меня с собой. Мы приехали в село Шипиловка Березовского района Красноярского края, где она работала учительницей.

22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война 19411945 гг. Многие учителя-мужчины были призваны в армию, в ряде населённых пунктов частично закрывались школы. В этот период мою сестру перевели в какое-то село для того, чтобы не закрывать школу из-за отсутствия преподавателя по математике и физике. И я вместе с сестрой и её дочерью, моей племянницей Валей, 1938 года рождения переехали туда. К сожалению, я не запомнил названия этого села.

Именно в это время я впервые услышал имя академика Трофима Денисовича Лысенко. По прогнозу погоды в Сибири и, в частности, в Красноярском крае осенью 1941 года должны были пройти сильные ранние заморозки. Это означало, что будет потерян урожай зерна пшеницы, так как заморозок в период налива зерна прекращает этот процесс, в итоге получается морозобойное зерно представленное пленочной оболочкой без эндосперма, т.е. белка, клейковины и т.д. И Трофиму Денисовичу, как и маршалу Г. К. Жукову на войне, пришлось лично принимать ответственные решения. На основе своей теории стадийного развития он предложил: за 10-15 дней до наступления ранних заморозков скосить посевы пшеницы в валки и тогда заморозок будет не страшен, т.к. растения будут частично обезвожены и процесс оттока питательных веществ, т. е. налив зерна, будет продолжаться в нормальном режиме. Скошенные валки связывали в снопы, свозились в скирды на току, где производился их обмолот. А вот на очистку и сортировку зерна были мобилизованы учителя и, вместе с сестрой, мы работали допоздна на току. Веялки и сортировки того периода были рассчитаны на работу вручную. Вращать этот агрегат одному было не под силу, поэтому приводили их в движение вдвоём. В итоге урожай пшеницы в Красноярском крае, основной житницы страны в тот период был сохранён. Впоследствии приём раздельной уборки зерновых, предложенный Т. Д. Лысенко, стал обычным делом, но более механизированным.

Поскольку в этой деревне не было 7-го класса, то сестра устроила меня в школу в с. Березовка, но долго я там не проучился из-за невозможности сестре в военное время обеспечить меня там питанием и мне пришлось оставить учёбу в этой школе. Затем сестру перевели на работу в школу в с. Каргала, в трёх километрах от с. Шипиловка.

И здесь, в начале 1942 года, я вновь услышал имя академика Т. Д. Лысенко, который рекомендовал у продовольственного картофеля обрезать верхушки, соответствующим образом их обрабатывать, чтобы срез быстрее опробковел, затем подвергать их яровизации и весной высаживать в грунт. И вот мне приходилось перед чисткой картофеля, по инструкции Т. Д. Лысенко, обрезать верхушку клубней с глазками и готовить из них посадочный яровизированный материал. Высаженные верхушки картофеля дали хороший урожай продовольственного картофеля. Всего весной 1942 года было высажено только в Сибири более 150 тысяч гектаров верхушками от продовольственных клубней. В это число включались не только площади от централизованных посадок, но и площади, засаженные верхушками, собранными рабочими, служащими и колхозниками для своих индивидуальных огородов. Этим самым в стране появилось не менее 200 тысяч тонн добавочного продовольственного картофеля.

Наконец, после всех перипетий сестра снова оказалась в с. Шипиловка, где был 7 класс, и школа была обеспечена учителями по всем предметам. Поскольку в течение учебного года были перерывы, было решено сдать экзамены экстерном за 7-ой класс. Сестра договорилась с учительницами о проведении консультаций, в итоге в августе 1942 года я экстерном сдал экзамены за 7 классов и получил свидетельство. С сестрой мы окончательно решили, что мне лучше, пока идет война, поступить на учёбу в техникум, где есть стипендия и в ряде техникумов одноразовое, а в с/х техникуме трехразовое питание. Последнее обстоятельство сыграло решающую роль. Так я "продался за чечевичную похлебку" и поступил в Ачинский сельскохозяйственный техникум Красноярского края на агрономическое отделение. Хотя, подспудно, надеялся, что война быстро закончится, и я снова смогу пойти в среднюю школу и затем продолжить учебу на физика, как мои старшие братья. Но, как говорят, человек предполагает, а судьба располагает по-своему. До войны техникум был рассчитан на 4-х летний срок обучения, но во время войны программа обучения была пересмотрена и установлен трёхлетний срок обучения. В связи с тем, что многие преподаватели-мужчины были призваны в армию, их места заняли доценты и кандидаты наук, эвакуированные из западных регионов Советского Союза из высших учебных заведений. В частности, русский язык и литературу нам преподавала кандидат филологических наук.

Мы, студенты, были постоянно голодные, а в аудиториях было так холодно, что чернила замерзали в чернильницах и мы, не раздеваясь, сидели в верхней одежде, но когда преподаватель читала нам лекцию о литературе, мы забывали о холоде и голоде. Ботанику читал нам доцент, к сожалению, я не запомнил его имени, но он очень интересно преподносил свой предмет. Мой брат Валерий, который окончил первый курс пединститута биолого-химического факультета и затем был мобилизован в армию, как-то в письме попросил меня прислать конспект какой-нибудь лекции по ботанике, я выслал её ему, и в письме он сообщил, что лекции нам в техникуме читают в объёмах вузовских программ.

Во время войны главный учебный корпус техникума был занят под госпиталь, поэтому в общежитии в первом году обучения размещали по два человека на одной кровати и только со второго курса у каждого студента была отдельная кровать.

Среди студентов были не только вчерашние школьники, но и инвалиды Финской и Великой Отечественной войны. На зоотехническом отделении обучался, например, студент, у которого отсутствовала кисть на одной руке, а на второй сохранились только три пальца. Другими словами, физически они не могли работать, поэтому стремились осваивать материал, так как это могло обеспечить их работой. Хотелось бы отметить одно обстоятельство. В первую мировую войну и, особенно, в Гражданскую, отмечались эпидемии таких страшных заболеваний, как тиф, распространителями которого являлся педикулёз или вши. А в период Великой Отечественной войны чётко работала профилактика возникновения и распространения тифа. Нас, студентов техникума, раз в 10 дней в обязательном порядке привозили в санпропускники при банях, где мы сдавали верхнюю одежду и нижнее белье, а зимой пальто или полушубки, фуфайки, всё это одевалось на специальные вешалки, которые по стальным трубам направлялись в термокамеры для прожарки при высокой температуре, а нас направляли на два часа в парилку и на помывку. И за весь период Великой Отечественной войны ни одной вспышки тифа не было зафиксировано. После первого и второго курса мы проходили практику на своем учебном хозяйстве, где с питанием было значительно лучше. Там была молочная ферма, поэтому молоко и творог были свои, но только хлеб строго по карточкам по 400 граммов в день.

Практика была очень разнообразной. Здесь опять пришлось осваивать рекомендации академика Трофима Денисовича Лысенко по воздушно-тепловому обогреву семян. Дело в том, что в Сибири в осенний период температурные условия не всегда были благоприятными для формирования семян и они часто уходили на длительное время в глубокий покой. Насыпали семенной материал пшеницы обычно в амбары слоем 2-3 метра, зимой морозы стоят постоянно и рано весной всхожесть семян составляла всего 20-30%. Академик Т. Д. Лысенко предложил семена из амбаров выносить на брезенты и подвергать их воздушно-тепловому обогреву на солнце в течение 5-8 дней. После этого всхожесть их повышалась до 96-98%, то есть из некондиционных они становились кондиционными.

Практику мы проходили, работая на тракторах на пахоте и предпосевной обработке почвы, при уборке ― на жатках и лобогрейках и других видах механизированных работ. После третьего курса проходили производственную практику в хозяйствах, а я, в частности, практику проходил в должности участкового агронома Павловской МТС Березовского района Красноярского края.

Закреплённый за мной участок находился в деревне Николаевке, там жила моя тетя Домна, у неё я и поселился. Весной шла напряжённая работа, и мне не делалось никаких скидок, ни на молодость, ни на недостаток знаний. Приходилось на ходу и учиться и работать. Установка сеялок на норму высева семян пшеницы в техникуме было отработано хорошо. Также довольно легко давалась оценка выполненных работ и их приёмка (глубина вспашки, наличие или отсутствие огрехов и т.д.). Ещё шла война, и даже победа 9 мая не могла решить продовольственную проблему, поэтому в колхозах выдавалось по 300 граммов хлеба на работающего человека. Правда, у всех были коровы ― основные кормилицы, куры, а у некоторых пчёлы. У всех моих дядей и тёть обязательно были пчёлы. Но одним мёдом сыт не будешь. На всю жизнь запомнил одно блюдо того времени. Тетя Домна принесла с огорода свежих огурцов, вымыла, нарезала их в большую миску и залила свежим жидким мёдом, которые все с удовольствием скушали, без каких либо последствий для кишечно-желудочного тракта.

Председателю колхоза я рассказал, что в техникуме есть семена голозерного овса, который не нужно обрушивать, а можно прямо готовить овсяную кашу. Председатель заинтересовался этим и распорядился выписать мне 10 кг пшеничной муки для обмена её на 10 кг голозерного овса. Я быстро собрался и поехал в Ачинск. Произвел натуральный обмен и привез в колхоз эти семена, их тут же посеяли и вскоре появились нормальные всходы. В общем, производственная практика закончилась, и я вернулся в техникум для сдачи государственных экзаменов и получения свидетельства об окончании техникума. В сентябре 1945 года я окончил с/х техникум и снова мечтал поступить учиться на физика, но мой брат Валерий вразумил меня, сказав, что лучше много знать об одном, чем о многом понемногу. Ты уже специалист по агрономии, продолжил он, так учись и дальше в этом направлении. Я так и поступил, стал работать агрономом-семеноводом райсемхоза ― колхоза «Сибиряк» Удерейского района, Красноярского края и заочно поступил на I курс Новосибирского сельскохозяйственного института.

Этот семеноводческий колхоз был расположен в селе Мотыгино Удерейского района. По легенде своё название село получило в связи со следующими обстоятельствами. Недалече от села располагались золотые прииски, где старатели при отмывании песка получали золотой песок и, разбогатев, приезжали в село, где проматывали своё золотишко ― вот почему село стали называть «Мотыгино».

Встретили меня, можно сказать, даже очень хорошо. Мне было всего 18 лет, а пожилые, умудренные жизненным опытом колхозники, относились ко мне уважительно, как специалисту-агроному. В тот период во всем Красноярском крае не было ни одно сельскохозяйственного вуза, а техникум был единственным среднетехническим учебным заведением.

Итак, меня определили на постой в очень хорошую крестьянскую семью. Работы для меня как агронома было более чем достаточно. Во-первых, нужно было организовать производство сортовых семян, в первую очередь пшеницы, не только для своего хозяйства, но и для колхозов и совхозов всего района. Для этого я разработал конкретную схему семеноводства для конкретного семхоза. Определил объёмы семян, необходимые для размножения, и составил заявку на репродукционные семена высших репродукций и направил её в управление по семеноводству краевого отдела сельского хозяйства крайисполкома депутатов трудящихся. Заявка была принята, одобрена и спущена разнарядка, где можно было получить эти семена. Второй задачей было подобрать лучший участок для размножения этих семян. Совместно с руководством правления колхоза был выбран участок вблизи молочно-товарной фермы, возле которой скопилось масса навоза. По моему предложению, было решено в зимний период вывезти, когда особых работ не было, хотя бы часть этого навоза на указанное поле. Исходя из норм внесения, я разбил поле на клетки, на которых нужно разгружать сани с навозом, что и было выполнено. Рано весной, когда растаял снег, кучки навоза равномерно разбросали и когда земля «поспела», произвели перепашку с заделкой навоза, боронование и сам посев. Осенью за счет того, что посев был произведен сортовыми семенами районированного сорта и внесение навоза урожайность составила более 20 центнеров с 1 га, или в два раза больше, чем раньше получали.

Этот факт подтвердил, что я, как агроном, оказался нужным для колхоза, и работать стало легче. Однако иногда меня очень тактично поправляли. Так, мною была подготовлена схема севооборота, поля были разбиты в натуре и составлена переходная таблица, на каких полях сеять определённую культуру с тем, чтобы вышло полное освоение севооборота. Для улучшения структуры почвы и повышения её плодородия было запланировано два поля под посев трав многолетнего клевера. Семена клевера по моей заявке были получены.

Поля колхоза в одном направлении находились на расстоянии 1015 км от села, а в противоположном направлении немного дальше ― на расстоянии 15-20 км. На обоих участках был стан, где колхозники могли кушать и отдыхать от работы и при необходимости переночевать и были загоны для лошадей, где они получали корма. По схеме чередования культур посев клевера предусматривался на одном участке в первый год освоения, а на втором участке через 3 года.

Когда семена клевера были получены, было дано указание к проведению сева. Перед этим бригадиры обоих бригад спросили меня, а нельзя ли в один год на обоих поселках высевать клевер, я объяснил, что нельзя, так как схема чередования культур утверждена правлением колхоза и районным отделом сельского хозяйства, ну они вроде бы смирились с этим. Однако через неделю объезжая поля я вдруг обнаружил, что там, где было предусмотрено по плану, посев был произведен в полном объеме, а на второй бригаде посеяли всего 3 га. Я спросил, почему они это сделали, на что они ответили, что там, где было предусмотрено полное поле севооборота, посеяли полностью согласно плану. Ну а на второй бригаде мы дополнительно распахали на неудобице и посеяли три гектара, поскольку лошадей на обеих бригадах нужно кормить ежегодно, а не через несколько лет, как предусмотрено переходной таблицей; тут я полностью согласился с их доводами.

Поля колхоза располагались на больших расстояниях и мне, как агроному, нужен был транспорт. Обычно бригадирам и агрономам выделялась лошадь, запряжённую в бричку. Поскольку мне по прибытии было только 18 лет, мне предложили объезженную четырёхлетку для верховой езды в седле, ну я, конечно, с радостью согласился с таким предложением.

Между прочим, мой старший внук, полный мой тезка, только у меня год рождения 1928, а у него 1982 г., то есть, перевёрнуты две последние цифры, как-то стал рассказывать мне о своих тренировках по верховой езде на лошадях за счет средств своего отца. Когда я рассказал ему, как мне, для выполнения своих служебных обязанностей, была бесплатно выделена верховая лошадь, то внук искренне позавидовал. Как меняются времена!

Ранней весной наблюдается обильное таяние снега, а по ночам достаточно сильные заморозки, и со мной произошёл следующий случай. Я возвращался достаточно поздно вечером домой верхом на лошади, не доезжая примерно 3 км до села, заехал на небольшой бревенчатый мостик через небольшую речушку, и вдруг на середине мостика заметил, что лошадь лежит брюхом на бревенчатом настиле, ноги лошади оказались между этими бревнышками, и они не дают возможности, освободится лошади, а под ней ледяная вода. Я быстро соскочил с седла, помощи ждать неоткуда, вокруг ни души и быстро темнеет. И тут я решил попробовать по одному бревнышку утоплять и потом под водой проталкивать из под живота лошади. И тут я понял, что настил мостика поднялся из-за половодья примерно на 0,5 м выше своего уровня. И так, по одному брёвнышку я стал выталкивать из под живота лошади, а лошадь, почувствовав некоторую свободу и грунт под ногами, рванула вперёд и выскочила на другой берег этой речушки. Во время высвобождения лошади я промок до нитки. Поэтому быстро вскочил в седло и поскакал вперед. Вся верхняя одежда на мне заледенела, приехав на конюшню, быстро сдал лошадь дежурному конюху и побежал на свою квартиру. Хозяева очень удивились моему виду, но когда я рассказал в чем дело, то они быстро сняли с меня одежду, дали сухое нижнее белье для переодевания. Хозяин налил 0,5 стакана спирта и долил водой до полного стакана и заставил залпом его выпить, а его жена быстро дала горячей еды, затем горячего чая с молоком и быстро уложили в постель, а сверху укрыли дополнительно шерстяными одеялами. Я быстро согрелся, пропотел и уснул. А утром встал здоровым, без малейших признаков простуды.

Дальнейшая работа шла своим чередом, мне как молодому специалисту, рекомендовали вступить кандидатом в члены ВКП(б), с чем я согласился. Через некоторое время, в возрасте девятнадцати с половиной лет, меня назначили главным агрономом Удерейского районного отдела сельского хозяйства, оставив агрономом-семеноводом колхоза «Сибиряк».

Работая агрономом-семеноводом райсемхоза «Сибиряк» и главным агрономом райсемхоза мне, естественно, приходилось встречаться и с первым секретарём райкома ВКП(б) тов. Шейкиным и третьим секретарём райкома ВКП(б) по сельскому хозяйству (его фамилию, к сожалению, забыл). В частности, при составлении плана перехода на освоение севооборота получалось, что нужно уменьшать посевные площади под пшеницей и рожью и фуражными культурами (ячменем и овсом) по сравнению с плановыми заданиями, спущенными вышестоящими партийными и сельскохозяйственными органами управления. В период пребывания в с. Мотыгино первого секретаря райкома ВКП(б) тов. Шейкина я обратился к нему по этим вопросам, на что он ответил, чтобы я рассчитал потребности хозяйства в зерне не только продовольственного, но и фуражного для животноводства и тогда уже принимать необходимое решение. При этом он подчеркнул, что нужно стремиться максимально бороться за повышение урожайности и только потом решать вопросы о структуре посевных площадей в рамках севооборота. Что касается третьего секретаря райкома ВКП(б) по сельскому хозяйству, то с ним приходилось общаться во время командировок в других колхозах и совхозах, во время которых я, как студент-заочник НСХИ собирал гербарий местной флоры по заданию кафедры ботаники, и после одной из бесед с ним он вдруг сказал мне, что «ты профессором будешь», и эти слова почему то оказались пророческими.

В процессе заочного обучения, очень скоро я почувствовал, что одновременно работать и заочно учиться в вузе дело не легкое, поэтому после окончания заочно первого курса я подал заявление и перешел на дневное (очное) обучение в НСХИ.

Прежде чем продолжить повествование о своей жизни необходимо остановиться на освещении части палитры в жизни нашей страны, о чем собираюсь поведать в следующем разделе своей исповеди.