После сдачи всех экзаменов за I курс заочного обучения в сентябре 1947 года я был зачислен на II-ой курс очного обучения НСХИ по агрономическому факультету. После этого я направил заявление на имя начальника Управления по семеноводству Красноярского сельскохозяйственного отдела крайисполкома Сынзыныса Ивана Захаровича с просьбой об освобождении меня от должности агронома-семеновода райсемхоза "Сибиряк" в связи с поступлением на II-ой курс очного отделения НСХИ с приложением выписки приказа о переводе меня с заочного на очное обучение. Но каково было моё удивление, когда он прислал в дирекцию НСХИ приказ по управлению семеноводства об освобождении от занимаемой должности с формулировкой "уволить как дизертира и проходимца". Однако директор НСХИ доцент Кузьмищев не обнаружил нарушений с моей стороны существовавших тогда законов, которые приветствовали учёбу, и оставил приказ Сынзыныса без последствий. После окончания НСХИ и поступления в аспирантуру Института генетики АН СССР, а доцента Кузьми-щева в докторантуру Института экономики АН СССР, Кузьмищев дал мне рекомендацию для перевода из кандидата в члены ВКП(б). Когда я обучался на третьем году аспирантуры, то случайно встретил Сынзыныса И. З., который поступил на первый курс в аспирантуру в Тимирязевскую с/х академию и он, как ни в чем не бывало, подбежал поздороваться, и сказал: может быть, мы сможем стать учёными. Я не стал напоминать об его приказе и других материалах, что он хотел отправить для компрометации меня и которые, как сообщили мне его сотрудники управления, они никуда не направляли, а просто сожгли в печке. Как мне стало известно позднее, он закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и был принят на работу в Министерство сельского хозяйства СССР, но из-за своего склочного характера долго там не задержался, уехал на какую-то областную опытную станцию и дальнейшая его судьба мне неизвестна. В отличие от Сын-зыныса Удерейский райком ВКП(б) Красноярского края переслал в Новосибирский обком ВКП(б) мою учётную карточку без замечаний.

На первом семестре проходили перевыборы комсомольского бюро ВЛКСМ, и меня, как специалиста агронома и имевшего опыт практической работы по специальности, а также как кандидата в члены ВКП(б), избрали секретарем комсомольского бюро агрономического факультета, что являлось одновременно партийным поручением. Студенческий состав нашего курса наполовину состоял из бывших участников Великой Отечественной войны и примерно из стольких же школьников. Общий настрой всех студентов был на получение необходимых знаний по выбранной специальности. Однако это в ряде случаев приводило к конфликтам. Так, после окончания второго курса практика проходила на учебном хозяйстве института, которая была плохо организована. Например, два дня мы ходили за плугом, измеряли глубину пахоты и этим заканчивался предмет земледелия. Так же прошла практика по пчеловодству. Мы, студенты, фактически никому не были нужны в учхозе и от нас отмахивались как от назойливых мух. В итоге мы возмутились и решили вернуться в институт, встретиться с директором института и решить вопрос о прохождении практики. Когда мы приехали в институт, собрались в аудитории и направили старосту группы к директору доценту Кузьмищеву с просьбой придти к нам в группу и выслушать нас по поводу недостатков в организации и проведении учебной практики. Нужно отдать должное директору института, который пришел к нам в аудиторию, выслушал все наши требования и сразу определил, что можно исправить немедленно, а на что потребуется время, поэтому будет разработана программа на перспективу. Тут же договорились, что на следующий день мы возвращаемся в учхоз для прохождения практики, и какие распоряжения издаст директор по устранению отмеченных недостатков. Когда мы вернулись в учхоз, сразу ощутили перемены в лучшую сторону, нормально закончили практику и уже стали забывать этот инцидент. С началом нового учебного года мы вдруг почувствовали, что партийному бюро института не понравилось наше поведение, которое стали рассматривать как форму забастовки, а забастовки в тот период в СССР были фактически вне закона. Обстановка нагнеталась и появилось объявление, что такого-то числа в такое-то время состоится закрытое партсобрание агрономического факультета. Предварительно нас, студентов этой группы (членов ВКП(б) и кандидатов в члены ВКП(б)) поодиночке вызывали на партбюро с требованием отчёта о своем участии в забастовке и угрозами, что если Вы не раскаетесь в своем поступке, то могут быть "организационные выводы", намекая на возможность отчисления из числа студентов института. Всё это делалось для того, чтобы впредь никто не смел поступать так, как мы.

Наконец, началось это собрание, где присутствовали более 100 членов ВКП(б) и кандидатов в члены ВКП(б), а также почти весь состав партбюро факультета и всей парторганизации института. Около двух часов шел разбор нашего поступка. Особый упор был сделан на мне, как кандидате в члены ВКП(б) и секретаре бюро ВЛКСМ факультета. Затем последовало требование заслушать "забастовщиков". Несколько ребят, чтобы сгладить обстановку, признали свою вину и пообещали впредь так не поступать. Когда очередь дошла до меня, то я не стал оправдываться, а заявил буквально следующее. В июле 1917 года в Петрограде большевики были против проведения демонстрации, но когда массы трудящихся стихийно вышли на улицы, то большевики решили принять участие в этой демонстрации, чтобы придать ей организованный характер и возглавили её. И мы поступили также.

Это мое заявление вызвало бурю восторга большинства участников собрания, а преподаватели со смехом обращались к преподавателю предмета "основы марксизма-ленинизма", что мол "здорово Вы обучили студентов марксизму-ленинизму", а он, довольно улыбаясь, поглаживал свою бородку. В общем, наступила разрядка и на этом закончилось закрытое партсобрание без каких-либо оргвыводов. Однако на отчётно-перевыборном комсомольском собрании вместо меня выбрали студента первого курса Разгоняева. На следующий год секретарем бюро ВЛКСМ факультета был избран Леунов Иван Иванович, в дальнейшем ставший директором совхоза-техникума в Новосибирской области и Героем Социалистического труда, а впоследствии директором Научно-исследовательского института овощного хозяйства РСФСР, доктором сельскохозяйственных наук, ныне главным учёным этого же института. На третьем и четвёртом курсах я увлечённо участвовал в научных студенческих кружках института ― по селекции, которые возглавлял доцент Иван Матвеевич Леонов, ученик И. В. Мичурина, работавший непосредственно в Центрально-генетической лаборатории в г. Мичуринске, откуда он прибыл в Новосибирск в НСХИ; и кружка по агрохимии, который возглавлял доцент Орловский. Работу по зимним корневым прививкам яблони в Сибири я доложил на научной конференции и был награжден дипломом. На агрохимическом кружке я сделал доклад о роли органических удобрений в земледелии. Незаметно приблизились госэкзамены. Председателем Государственной комиссии был доцент И. М. Леонов. На экзамене по растениеводству со мной произошел следующий инцидент. Заведующий кафедрой физиологии растений Ермилов Герман Борисович начал задавать дополнительные вопросы, какие меры нужно применять против осыпания коробочек хлопчатника, на которые я, как мне казалось, дал довольно исчерпывающие ответы (внесение доз удобрений, чеканку хлопчатника по методу Т. Д. Лысенко и т.д.), но он не унимался и всё требовал: а ещё что ― тут я не выдержал и сказал, что тогда нужно взять верёвочку и подвязать коробочку, на этот мой ответ был взрыв хохота членов комиссии, кроме председателя, И. М. Леонова, который строго вёл заседание. В итоге комиссия поставила мне пять, но после заседания ко мне подошел Иван Матвеевич и строго сказал: "на госэкзаменах нельзя так отвечать, и если ты еще раз позволишь себе это, то уши тебе надеру". Экзамены прошли успешно, кроме всего прочего было принято решение рекомендовать меня в аспирантуру.

После вручения дипломов об окончании института, как обычно, устраивался банкет, на котором произошел неприятный для меня эпизод. Когда празднование было в разгаре, кто-то вспомнил о травопольной системе земледелия академика В. Р. Вильямса как методе улучшения плодородия почв. Я не удержался и сказал, что одной травопольной системой проблему плодородия почв не решить. Сидевший напротив меня декан агрономического факультета доцент Красников вскипел и заявил буквально следующее "мы, партия большевиков пронесём имя Вильямса через века и никому не позволим критиковать его". Поскольку я делал доклад на агрохимическом кружке, то попытался доказать, что проблема не так проста, но всё было напрасно и мы, разгорячась, почти разругались с ним. Поутру, когда проснулся, я вспомнил вчерашний банкет и подумал, что же я наделал, теперь декан не представит на Учёный совет вопрос о рекомендации меня в аспирантуру. Примерно, через день или два, будучи в институте по каким-то делам встретил доцента Красникова, который, улыбаясь, пошел мне навстречу и, поздоровавшись за руку, спросил: "Ну Вы, наверное, вчера читали газету "Правда" и улыбались", я ответил, что не читал, а в чем дело. Он заметил, что вчера в газете "Правда" была опубликована статья академика Лысенко Т. Д. на тему: "О некоторых ошибочных положениях в учении академика Вильямса". Далее он продолжил, послезавтра будет заседание Учёного совета, где будет утверждена рекомендация меня в аспирантуру. Так получилось, что Т. Д. Лысенко не зная лично меня, очень поддержал меня в этот период.

В МГУ им. М. В. Ломоносова тогда деканом биолого-почвенного факультета и зав. кафедрой генетики и селекции был профессор Сергей Иванович Исаев, который вместе с И. М. Леоновым работал у И. В. Мичурина. Иван Матвеевич написал ему рекомендательное письмо с просьбой посодействовать мне для поступления в аспирантуру.

Поскольку обычно приём в аспирантуру проходил в сентябре, то я на август приехал в с. Татышлы Татышлинского района Башкирской АССР, где брат Валерий тогда работал директором средней школы.