На чемпионате мира 1971 года в Швейцарии было всего трое из той команды, которая играла здесь десять лет назад: Александр Рагулин, Вячеслав Старшинов и я. Защитник, нападающий и вратарь. Помню, как по окончании первенства подошел ко мне спортивный обозреватель ТАСС Владимир Дворцов и попросил оценить игру вратарей. С позиций, так сказать, старейшины «цеха». Если бы кто-нибудь другой попросил меня об этом, наверное, отказался бы. А Дворцов – один из немногих журналистов, которые меня понимали и которых я признавал. Он, что интересно, начинал активно приобщаться к нашему виду тоже в 1961 году, на том же мировом первенстве в Швейцарии, что и я.
Ну, я тогда и высказал всё и про всех. Начал, разумеется, с себя, с самокритики. Свои собственные действия я всегда оценивал по самому строгому счету. С этих позиций рассматривал игру и всех других вратарей. Вывод тогда получился суровый для нашего брата. Похвалил только Третьяка.
...Заняв в свое время ответственный вратарский пост, я стал живо интересоваться игрой стражей ворот. Прежде всего торпедовских – они были ближе, доступнее. Следил за игрой Сергея Ивановича Курицына, пытался подражать ему, копировал движения.
А когда в Горький стали приезжать столичные клубы, во все глаза смотрел, как играют Николай Пучков, Григорий Мкртычан, Борис Запрягаев и другие корифеи. Любой нюанс подмечал, каждый штришок. А потом на тренировке пытался копировать увиденное.
Самым серьезным вратарским уроком был для меня первый и единственный предсезонный сбор вратарей в 1957 году. В Москве собралось около сорока хоккеистов из всех команд высшей лиги.
Я попал в группу Мкртычана. Не пропускал мимо ушей ни одного слова, исправно выполнял на тренировках все задания...
Уверен, именно после того сбора я только и почувствовал себя настоящим вратарем.
«В предсезонный период немного времени для тренировок. Практически тренер может уделять каждому хоккеисту, в том числе и вратарю, не более шести минут в день. А чтобы научить вратаря мыслить на поле, ориентироваться в любой ситуации, мгновенно принимать единственно верное решение, нужно не шесть минут, а в двадцать раз больше.
Где же выход? Выход один: вратарям необходимы свои предсезонные сборы. Здесь под руководством таких опытных мастеров, как Пучков, Мкртычан, Запрягаев, они смогут обучаться сложному вратарскому искусству. Мне кажется, что именно это путь к созданию у нас собственной "школы вратарей".
Не думайте, что, говоря о вратарских сборах, я открываю Америку. Ничего подобного. Такие сборы, точнее, такой сбор был у нас в 1957 году. И он дал превосходные плоды. Там наши тренеры "открыли" Коноваленко и Зайцева, Чинова и Бубенца. А если бы тот сбор был не единственным, если бы они повторялись ежегодно? Думаю, что тогда у нас уже сейчас появились бы новые Пучковы».
Д.Богинов. «Размышления в антракте»
«Советский спорт», 1961, 25 апреля
Там, на первых вратарских сборах, я впервые услышал некоторые подробности об игре Хария Меллупса, выступавшего в первых международных встречах советских хоккеистов с сильнейшим чехословацким клубом ЛТЦ в феврале 1948 года. Говорили тогда об одном очень ценном качестве этого вратаря из Риги: он никогда не терялся после пропущенного гола, анализировал свои действия и делал правильные выводы. А еще он всегда спокойно выслушивал замечания и критику товарищей, что в нашем деле тоже немаловажно.
Он был первым, кто вместе с Григорием Мкртычаном закладывал основу отечественной школы вратарей хоккея. Услышал я тогда и о замечательном чехословацком мастере Богумиле Модром, который делился секретами игры с советскими голкиперами. Пользу от его советов трудно переоценить: хоккей с шайбой в нашей стране только зарождался, черпать знания было неоткуда.
Лично для меня кумиром по сей день остался Николай Пучков. Это настоящий энтузиаст хоккея. Сам видел, как тренируется Пучков, – без устали, до седьмого пота. И вместе со всеми, и самостоятельно. А знаменитый пучковский шпагат – любо-дорого посмотреть, как он его исполнял. Сколько же труда было вложено, чтобы довести до совершенства этот прием. Меня поражала и его вратарская интуиция – словно телепат, предугадывал он ходы соперников.
Вспоминаю забавный эпизод из первых наших совместных тренировок в составе сборной страны перед матчами с канадцами. Выхожу утром вместе со всеми ребятами на зарядку, а Пучков, оказывается, уже давно бегает по снегу... босиком. Удивился. Спрашиваю:
– Что это с ним?
– Таким образом Коля нервы успокаивает, закаляется, – услышал в ответ. – Он всегда к встречам с канадцами так себя готовит...
А вот как описывает Тарасов первую игру Пучкова в составе сборной СССР против команды Чехословакии в 1953 году:
«Он стоял блестяще. И этот матч решил судьбу Николая. С этого дня на протяжении многих лет он бессменно владел свитером с цветами сборной страны, свитером, на котором стояла большая единица.
А если бы Пучков дебютировал в игре со слабыми соперниками, то вопрос о его участии в составе сборной еще долго решался бы. И хорошо, что он играл не во втором, а именно в первом матче, ибо второй в таких случаях часто носит экспериментальный характер и не является уже столь строгим испытанием.
Проверка в большом и ответственном матче дает спортсмену уверенность в своей силе. И хотя такой дебют и связан с определенным риском, риск этот, на мой взгляд, оправдан: решается судьба человека. Решается не на один матч, а на долгие годы».
Этим своим тренерским принципом Анатолий Владимирович воспользовался еще раз, поставив меня сразу на матч с канадцами из Чатама. Оказывается, вон еще когда моя хоккейная судьба решилась. После той выигранной встречи. А я и не знал.
К той поре я был уже основным вратарем в «Торпедо». Теперь и у меня появлялись дублеры. Первым был, пожалуй, Борис Чихирев. Старательный парень, исполнительный. На тренировках у него вроде все получалось, а вот в игре...
Как-то встречались мы с ЦСКА осенью 1958 года. Но на тренировке меня мениск подвел – играть не могу. Поставили Чихирева – 1:12 проиграли. Богинов мне и сказал в тот раз: «Не знаю я никакого мениска. Ссылки ни на что не признаю. Отныне всегда стоять в воротах будешь ты».
Ну, Чихирев и уехал в Ленинград. Пробовали еще в нашем составе способного паренька Евгения Картавищенко. Он был даже признан лучшим вратарем юношеского чемпионата РСФСР. Тоже долго не задержался – уехал в Ригу и хорошо, говорят, там играл.
А вот Владимир Фуфаев остался – и на долгие годы – моим дублером. Впрочем, уверен, играй он в любой другой команде, а не за моей спиной, вместе с ним и за сборную выступали бы. Он отличный был вратарь. Характер вот только у него не кремень. Но, с другой стороны, посиди по полсезона на скамеечке, не поиграй – откуда характеру-то выработаться? А Фуфаев если и играл, то только в мое отсутствие. И хорошо играл. И так же, как и я, не ушел из «Торпедо», хотя приглашения перейти в другие сильные клубы ему поступали. Уже на исходе своей спортивной карьеры он все-таки подался в какую-то заштатную команду класса «Б» на Дальнем Востоке. Можно было его понять. А вот почему Володя вовремя не ушел, объяснить не берусь – его спросите. Видимо, есть какая-то притягательная сила в торпедовской команде и в нашем городе на Волге.
Я патриот своего города. И этим горжусь. Я могу понять челябинских, саратовских, ижевских и многих еще ребят, играющих в московских клубах. Но вот сердцем принять – никак не получается. Неужели у них руки не опускаются, когда они выходят на лед в родном городе играть против родной команды? Вроде несентиментальный я человек. А болит душа за всех, кто бросил свой клуб, уехал из своего города. Не знаю, нашел ли кто «журавля» на стороне. Вряд ли.
Недаром говорит народная мудрость: дом – корень, а сторона – похвальба.
Но вернемся к вратарям. Когда я уходил с площадки, из сборной, покидал большой спорт, никто даже не задавался вопросом: кто заменит Коноваленко? Знали – Третьяк. Смена караула произошла естественно, сама собой. Владик уже был готов к тому, чтобы стать вратарем номер один в советском хоккее. Талантом своим, трудолюбием и уже поднакопившимся опытом заслужил он свой пост. Четырнадцать лет практически бессменно занимал он его. Но вот решил оставить! И что началось? То и дело слышалось отовсюду: кто? кто же заменит незаменимого Третьяка? Мышкин? Тыжных? Белошейкин? Или другой такой же, как Третьяк, вдруг, откуда ни возьмись, обнаружится?
Почему подобное произошло? Ведь когда-то должно было случиться – не всю же жизнь Третьяку в воротах стоять. Я и без того удивляюсь его вратарскому долголетию. И никакие возражения, что, мол, в профессиональном хоккее вратари до сорока лет амуницию надевают и выходят на лед, не признаю. Нет, не выходят, а выходили в мои годы. Потому что хоккей был тогда другим, совсем другим. И тот же Плант защищал ворота «до пенсионного» возраста. А сегодня не смог бы. Уверен в этом.
Что ж, Володя Мышкин достойно заменил Третьяка на Кубке Канады осенью 1984 года. Но надолго ли он стал первым номером в сборной? Ненадолго – ему уже за 30 лет. А потом кто заменит Мышкина? Скоро Александру Тыжных будет под тридцать. Значит, опять новый клич бросать?
Я благодарен всем своим тренерам за то, что не находился без дела ни в «Торпедо», ни в сборной. Кроме самого первого мирового первенства в Швейцарии. Вратарь без работы, вне игры – все равно что капитан без корабля. Единственное, что вынес полезного из того швейцарского чемпионата, – увидел в деле сразу многих вратарей из разных команд, присмотрелся к их игре. Был там и канадец Мартин, и чехословацкий голкипер Миколаш, и американец Юркович. И каждый имел свое лицо, владел «фирменными» приемами.
Но только на чемпионате мира 1963 года я в полной мере почувствовал себя вратарем сборной, отстояв без смены практически весь турнир.
«В мировом хоккее мы почерпнули много интересного и полезного. Нас поразило мастерство вратарей. Мы не увидели слабых стражей ворот. Как правило, самый сильный игрок команды – вратарь, все специалисты придают большое значение мастерству и опытности вратаря. На этом фоне мы выглядели чуть ли не новичками. На мой взгляд, наш лучший вратарь Виктор Коноваленко проигрывал в то время своим зарубежным коллегам пять-шесть шайб. Ясно, что мы просто обязаны были задуматься над путями ликвидации этого отставания. Советские тренеры сумели научить вратарей нужным техническим приемам и воспитать высокий уровень атлетизма, но упустили одну очень важную сторону подготовки – воспитание игровой интуиции. Однако в этом нас, тренеров, и винить было трудно. Мы лишь семнадцать лет развивали хоккей, а канадцы – около ста, и многое мы просто не успели осмыслить.
После Стокгольма я понял, что умение вратаря предвидеть ход событий, предугадать действия противника, реагировать на шайбу с некоторым опережением – качество всех качеств. Воспитание такого навыка – задача серьезной теоретической работы».
Анатолий Тарасов. «Путь к себе»
Все то же самое понял я, став основным вратарем «Торпедо». На практике сам пришел к выводу, что нужно опережать мысль соперника, быстро просчитывать все возможные варианты его действий. В то время, если полевой игрок выходил один на один с вратарем, – это был стопроцентный гол. Особенно запомнился мне почему-то один из лучших наших хоккейных бомбардиров пятидесятых годов Беляй Бекяшев. Наверное, потому, что больше других меня обманывал. Но он-то и заставил меня впервые задуматься, как бы в следующий раз не пропустить при ситуации «один на один».
И вот в 1958 году играем против ЦСКА. С глазу на глаз со мной выскочил Веня Александров, но я его обыграл. Тут и почувствовал уверенность, поняв, что не всегда вратаря можно перехитрить, что даже в этой почти безнадежной ситуации можно постоять за себя. Чутье в тот раз меня не обмануло. Теперь уже я начал присматриваться, как накатывается на ворота нападающий, на какой скорости, как собирается бросать. Вратарь обязан знать все нюансы, любимые приемы каждого отдельного игрока.
Впоследствии я и в международных встречах не раз, бывало, выигрывал дуэли с нападающими. Как-то играли в Виннипеге против сборной Канады, и судьи назначили буллит в наши ворота. Пробивал его один из лучших нападающих соперников, Хакк. Я выехал ему навстречу и отбил шайбу. Но... судьи назначили повторный штрафной бросок: оказалось, что по канадским правилам вратарь не имеет права в этом случае выезжать за вратарскую площадку. У нас-то в правилах такого пункта нет. Со второй попытки канадец перехитрил меня.
Я пришел к выводу, что уровень и класс игры вратаря можно определить его умением выигрывать хоккейные дуэли. Не раз после тренировок специально оставался с кем-нибудь из полевых игроков – и в «Торпедо», и в сборной, – и на спор они пробивали мне буллиты. Даже уже когда закончил играть, как-то поспорил с Сашей Федотовым, торпедовским нападающим. Он утверждал, что забьет мне пять штрафных бросков из пяти, а я пропустил только три. А ведь к тому моменту прошло уже три года, как я не выходил на лед, не стоял в воротах. Но навык, выработанный годами, остался.
С годами, с опытом приобретаются и другие необходимые хоккейному вратарю качества. В первую очередь отношу к ним умение кататься на коньках. Когда читаю, что тот или иной парнишка встал в ворота только потому, что катался хуже других, могу это понять. Потому что и со мной так же было. Но если он сразу не ликвидировал этот пробел, настоящего вратаря из него не получится. Что-что, а коньковую подготовку я всегда ценил и продолжаю ценить и в каждом полевом игроке, и во вратаре. Без хорошего катания не стать хорошим хоккеистом – это прописная истина нашей игры.
...После того как ушел Фуфаев, с вратарями «Торпедо» опять началась чехарда. Из всех последующих голкиперов могу выделить одного Минеева. Он старался во всем меня копировать. Не только на льду, даже походкой пытался подражать.
И я по-отечески с ним обходился. Еще родители его меня просили быть как бы наставником у парня. Ну я и был. А когда прощался с хоккеем, подарил ему свою ловушку и «блин», как бы эстафету передал. Но и он ушел из «Торпедо» сразу после меня. Так с тех пор в Горьком и не вырастили ни одного достойного стража ворот. Я сам одно время, когда привлекали к работе с командой мастеров, серьезно занимался с вратарями. Но растить классного голкипера надо с детства. Когда игрок уже сформировался, когда он считает себя вполне на уровне такой команды, как, скажем, «Торпедо», он и на тренировках полностью не выкладывается.
А я любил тренироваться, хотя сам считаю себя человеком настроения. Просто, когда настроение было, выкладывался на занятиях «от и до». Не было настроя – выполнял все, но не на сто процентов. Правда, позволял я себе подобное, когда уже чего-то достиг в спорте, когда изучил себя и свой организм и зачастую знал не хуже тренеров (торпедовских, разумеется), как мне лучше подготовиться к сезону – предсезонные занятия имею в виду. А уж если чувствую себя не очень хорошо, то меня и не заставишь «пахать».
В сборной же – совсем другое. Другой уровень, другие требования. Тренировки в сборной гораздо интереснее и интенсивнее. Особенно когда Тарасов отдельно с вратарями занимался. Только благодаря им, этим тарасовским тренировкам, я, наверное, и достиг вершин в спорте. А заодно и прочувствовал в полной мере, что доля наша вратарская – несладкая.
«Мы, тренеры, редко говорим в адрес вратарей добрые слова. Команда выиграла матч – имя вратаря забыто, проиграла – виноват, конечно, вратарь. Это не создает в коллективе дружеского отношения к вратарю, не приносит самим вратарям высокого чувства удовлетворения. "Как ни старайся, все равно лучшим или в числе лучших не будешь" – примерно так мы приучили рассуждать вратарей.
Но это лишь полбеды. Отношение к вратарям переносится и на тренировку. Если тренировка хоккеиста направлена на то, чтобы развить его достоинства или исправить недостатки, то вратарю в этом смысле не повезло: шайбу ему бросают, как хотят, когда хотят и куда хотят. В тренировке отсутствует главное – культура подготовки вратарей. Бывает и так: вратарь только что встал в ворота, а в него уже летит град шайб, причем сильные броски следуют часто с близкого расстояния, что сразу сбивает охоту в тренировке, подчас вызывая боль и страх».
Анатолий Тарасов. «Совершеннолетие».
Сейчас почти все тренеры это понимают. А в мое время понимали немногие. В «Торпедо» – только Богинов. Но что из того, что понимают: делать-то ничего не делают, как надо. Посмотрел как-то, как занимался с вратарями Карпов перед сезоном в пансионате на Горьковском водохранилище. Не тренировки – образец, как не надо делать. А чаще всего занятия вообще пускались на самотек. Тюляпкин, второй торпедовский вратарь, тренировал первого – Воробьева. Вот так: просто и незатейливо... Чего можно было ждать от подобных тренировок.
Знаю, что некоторых тренеров заносит в другую крайность: теперь вратари должны пробегать стометровку за 11,2. К чему? Это не оттачивает реакции, это не прибавляет ни физической выносливости, ни вратарской интуиции. А именно эти качества и необходимо тренировать и шлифовать.
Да, стоять в воротах не каждому дано. Вспоминаю по этому поводу слова известного канадского профессионального нападающего Бобби Халла: «Я бы сказал, что всякий вратарь – играет он в высококлассной команде или в команде начинающих – сделан из особого теста. Даже при моей любви к хоккею я рад, что мне ни разу не пришлось испытывать свое мужество игрой в воротах. Каждый тренер ценит хорошего защитника и хорошего нападающего на вес золота, но хорошему вратарю вообще цены нет».
Вот ответ на вопрос, почему в Канаде вратарский век долог. Потому что отношение к нашему брату совсем иное, чем у нас. И в Чехословакии вратарей всегда высоко ценили, и в Швеции. Да повсюду. Только не у нас. В этом горько признаваться, но это так. Долгое время мы покорно соглашались с чуждой нам версией, будто в советском хоккее нет хороших вратарей. Точнее, не было в шестидесятые годы, до того, как взошел на пьедестал Третьяк.
А ведь это было не так.
В каждой команде высшей лиги играли вполне надежные, хорошие стражи ворот. Не говоря уже о тех, кого тренеры привлекали в сборную команду. Да разве позволил бы себе Анатолий Владимирович Тарасов, чтобы в его родном ЦСКА был слабый вратарь? Нет, конечно. Вот и Виктор Толмачев, несколько лет защищавший ворота армейского клуба, обладал всеми необходимыми качествами. Другое дело, что за спинами блестящих защитников ЦСКА он был хорошо прикрыт и потому незаметен в сравнении с вратарями из других команд. Поэтому ему очень трудно было перестраиваться, играя против сильных соперников в составе сборной СССР. У того же Виктора Зингера или Бориса Зайцева – один представлял «Спартак», другой московское «Динамо» – такая спокойная жизнь исключалась даже в своих клубах. Поэтому и в сложных ситуациях, выступая за сборную, они ориентировались лучше Толмачева.
Мне могут возразить, что тот же Третьяк всю жизнь играл в ЦСКА, но тем не менее с блеском защищал и ворота сборной. Но Владик – это действительно исключение, редкий талант. Приплюсуйте сюда и трудолюбие, и высокий интеллект, и осознанную дисциплинированность. Все это вместе и сделало из него непревзойденного мастера. А до него, повторяю, советских вратарей в расчет не принимали. Да и как тогда было не сложиться ошибочному мнению о советских хоккейных голкиперах, если изо дня в день всем внушали, что наши вратари уступают в классе зарубежным коллегам. И еще одно обстоятельство давало повод для этих утверждений. За десять лет, что провел я в составе сборной, выступая на различных турнирах, в командах наших постоянных конкурентов вратари менялись чуть ли не ежегодно. В той же команде Чехословакии мне довелось видеть и Иозефа Миколаша, и Владимира Надрхала, и Владо Дзуриллу, и Иржи Холечека, и Мирослава Лацки. История последнего довольно любопытна. У себя в стране специалисты его всерьез не принимали, ни разу не включали даже кандидатом в сборную. Но в олимпийский сезон 1967-1968 годов в чемпионате Чехословакии журналисты решили определять трех лучших игроков в каждом календарном матче. Так вот, имя Лацки участники опроса упомянули 16 раз, в то время как Дзурилла назывался лучшим всего три раза, Надрхал – четыре. После этого тренеры чехословацкой сборной включили Лацки в состав одной из сборных команд (тогда выступали две) на первый Московский международный турнир и не ошиблись в нем – парень отработал тогда отлично. Если бы вручали на том турнире приз лучшему вратарю, Лацки был бы одним из главных претендентов на него.
Но продолжу свою мысль. Итак, в сборных других стран вратари менялись чаще, чем у нас. Собственно, Витя Зингер только раз и поехал на чемпионат мира первым номером, когда меня вывели из сборной в 1969 году. У канадцев же в эти годы чаще других защищали ворота Сет Мартин и Кен Бродерик, у шведов – Челль Свенсон и Лейф Холмквист, у финнов вообще, за редким исключением, одни и те же вратари на два чемпионата не выезжали. Так все и думали долго, что в советском хоккее кроме Коноваленко, и стоять-то в воротах некому. Да и о моей игре почему-то предвзятое мнение складывалось: чего, мол, с него взять, если он лучший из посредственных...
«У знаменитого Владо Дзуриллы спросили:
– Скажите, Владо, каково ваше мнение о советских вратарях?
– У вас почему-то принято считать, что советские вратари уступают, ну, скажем, нашим или шведским. Я твердо убежден, что Коноваленко ничем не хуже. Это игрок высокого международного класса. Его реакции может позавидовать любой вратарь. А причина ошибочного мнения, на мой взгляд, в своеобразном, внешне неэффектном стиле. Манера Коноваленко отличается от классической манеры игры, которую мы привыкли видеть у лучших вратарей. Но ведь это только внешняя сторона мастерства».
«Советский спорт», 1966, 4 марта
Откуда вообще все это пошло, трудно сказать. Может быть, после неудачной игры на чемпионате в Швейцарии? Или после моей единственной грубой ошибки в матче со шведами на чемпионате-63? Не знаю. Но, скорее, оттого, что в те годы мы больше всего заглядывались на канадцев, на то, что происходило у родоначальников хоккея, сравнивали, сопоставляли. И выходило, что ни в чем мы им не уступаем, кроме вратарской игры.
Наверное, так оно и было, не стану спорить. Но в таком случае возникал естественный вопрос: почему? Только поближе присмотревшись к заокеанскому хоккею, мы поняли, что вратари в Канаде – привилегированный клан, что им и на тренировках, и в матчах создается обстановка, так сказать, наибольшего благоприятствования. Вратарь в любой канадской команде – игрок номер один, под каким бы номером он ни выступал, ему все внимание, в обиду его никогда не дадут. Вспомните приведенное выше высказывание Бобби Халла.
Да, канадские вратари в большинстве своем отличные мастера. Что их прежде всего отличало? Высокая техника владения клюшкой, хладнокровие, своевременные выходы из ворот. Я был потрясен виртуозностью великого Жака Планта, своеобразного первооткрывателя современной игры хоккейного голкипера. Трудно сказать, как и с чего он начинал в молодости, но когда мы увидели его действия в солидном по хоккейным меркам возрасте, то были поражены. Казалось, он умел делать в воротах всё. Казалось, шайба, словно завороженная, летела исключительно в него, а не в ворота. Так он умел реагировать на любые броски.
Однажды наша сборная играла против команды, ворота которой охранял Плант. Это были юниоры известного профессионального клуба «Монреаль канадиенс», не самые сильные для нас соперники. Однако для усиления они призвали на помощь великого голкипера, и, имея огромное преимущество на протяжении всего матча, мы тем не менее проиграли – 1:2. Исход игры, конечно же, определили безупречные действия Планта.
Долгое время образцом для нас служила и игра канадского вратаря Сета Мартина. Он на нескольких мировых первенствах выступал за сборную своей страны, четыре раза признавался лучшим на этих турнирах. Первое мое знакомство с Мартином произошло в Москве 10 февраля 1961 года. В этот день канадская команда «Трейл смоук итерс», направляясь на чемпионат мира в Швейцарию, сделала остановку в Москве для контрольных встреч с советскими клубами. Я выступал в составе «Крыльев Советов», и матч завершился вничью – 3:3. Первое впечатление от канадского вратаря – внешне неуклюж, спокоен, я бы даже сказал, флегматичен, но действовал в самых, кажется, безвыходных ситуациях абсолютно хладнокровно и безошибочно.
Сколько потом мы встречались с Сетом, сосчитать не берусь. Много. И на чемпионатах мира, и на матчах в Канаде и США. Успели подружиться, даже переписывались. У Мартина я учился хладнокровию и выдержке. Кредо канадца: классный вратарь тот, кто не пропускает легких шайб. Все верно. И нашим нападающим не так-то просто было забить ему гол. Так, он стал подлинным героем встречи в Женеве в 1961 году. А как он играл в Вене в 1967-м! И счет 2:1 в нашу пользу – это в большой степени заслуга Мартина. Наши ребята после каждого периода в раздевалке сокрушались: «Как Мартин выручил?!», «Как Мартин в углу достал шайбу ногой, ума не приложу!..» Сильный был мастер и товарищ настоящий.
Я побывал у него дома, в Трейле. Было это в конце 1964 года. Наша сборная, совершая турне по Канаде, последний матч проводила в этом городе со старыми знакомыми из «Трейл смоук итерс». Как раз на этом матче чествовали Мартина. Мы тоже присоединились к общим поздравлениям и подарили Сету клюшку с автографами игроков и тренеров сборной СССР. Правда, потом нам пришлось огорчить именинника, забросив в его ворота девять шайб. Но после матча он сказал, что не в обиде на нас. «Это виноваты не ваши, а наши нападающие, – пошутил Мартин. – Они забросили вам семь шайб, и вам просто ничего другого не оставалось, как забросить мне девять».
В знак нашей дружбы Сет Мартин решил подарить мне вратарскую маску. В начале 60-х годов они были еще большой редкостью. Не только у нас в стране, но и в мире вообще. Хотя, если верить спортивным историкам, к этому времени маска существовала уже три десятилетия: ее вроде изобрели в 1933 году в Японии, а была она из металла. Только много лет спустя уже знакомый нам Жак Плант создал легкую маску из стекловолокна, но она не выдержала испытания и была заменена на более прочную из фибергласса.
В нашу страну первую маску привез Николай Пучков также после поездки в Канаду. Но она ему не понравилась – привыкнуть к ней непросто. Сам испытал это. И все-таки эффективность вратарского «забрала» была очевидной, хочешь не хочешь, а рано или поздно пришлось бы ее надеть. Так лучше раньше.
И вот на чемпионате мира 1963 года Сет Мартин предложил мне снять слепок, а затем изготовил в Канаде специально для меня первую мою вратарскую маску. Через несколько месяцев я получил из Канады посылку с маской и пожеланиями успешной игры. Она была действительно очень удобной. Я лишь чуть-чуть побольше вырезал отверстия для глаз, обточил все как положено. Видимость стала подходящей, и я несколько лет не расставался с подарком Мартина.
По такому образцу начали изготовлять маски и другие наши вратари. Брали воск, другие необходимые материалы. Растапливали его, затем делали слепок с лица. Полученную форму заливали гипсом, обрабатывали эпоксидкой, прокладывали пленкой в несколько слоев. После этого вырезали отверстия, какие необходимы, чтобы видеть и дышать удобнее было. Затем раскрашивали кто во что горазд. Целое произведение искусства получалось. Так долгое время и пользовались самоделками. Фирменные маски появились позднее. В том числе и железные, решетчатые. В какой Третьяк стоял, да и почти все сегодняшние вратари играют. А я к такой не привык, до последних дней проиграл в пластиковой маске. Хотел сохранить себе на память – она у меня вся разбитая, в трещинах, клепаная-переклепаная. Но тут приехали из нашего областного исторического музея и попросили ее выставить в виде экспоната. Отказать я не мог. Так и оказалась моя боевая «подруга» на всеобщем обозрении. Но это не та маска, которую мне Сет Мартин подарил. Ту у меня украли.
Для меня, да и для команды это был очень памятный день. Поэтому расскажу о нем. Почти три сезона играл я в маске Мартина – очень дорожил ею. Но однажды подарок исчез при довольно странных обстоятельствах. Перед матчем со «Спартаком» в Москве мы тренировались в Сокольниках, а игра должна была проходить во Дворце спорта в Лужниках. Когда в день матча перевозили форму с одной ледовой арены на другую, маска испарилась. Возможно, какой-то хоккейный болельщик «позаимствовал». Но мне от этого было не легче.
Вышел на игру без маски, хотя по правилам всем вратарям уже в обязательном порядке предписывалось выступать в них. Судьи то ли не заметили поначалу, то ли просто забыли про только что введенный пункт хоккейных правил. Во всяком случае минуты две-три простоял, как в прежние годы. Пока спартаковские игроки не напомнили арбитрам о новых правилах – конечно, не специально, – мне то и дело в лицо бросали. Наказание последовало незамедлительно – меня удалили. Мы тогда проиграли – 2:8.
«Советский спорт» писал на другой день: «Кстати, начал встречу со "Спартаком" не Фуфаев, а Коноваленко. Однако вратарь сборной СССР вышел на лед без защитной маски. Судьи, заметив это, потребовали, чтобы Коноваленко надел маску. Но ее-то у горьковчанина не оказалось. И тогда – в точном соответствии с правилами хоккея – Коноваленко был удален с площадки, а горьковчане наказаны двухминутным штрафом за задержку времени».
Вот как бывает, формально все правильно написано, а по существу – несправедливость: не заслужил я обвинения в недисциплинированности. Это лишний раз подчеркивает, какая ответственность – печатное слово.
И еще о Мартине. В последний раз он защищал ворота любительской сборной Канады на чемпионате мира 1967 года в Вене. А потом, как известно, перешел в профессионалы. Но, как ни странно, в профессиональном хоккее он не добился большого успеха, и довольно скоро имя канадца вообще исчезло со спортивных страниц канадских изданий. Про других вратарей, которые выступали в составе любительских команд на крупнейших турнирах, писали больше – они выделялись среди своих коллег, став игроками в профессиональных командах. И Кен Бродерик, и Уэйн Стивенсон, и Кен Драйден. А последний вообще стал чуть ли не первым вратарем профессионального хоккея. Хотя на меня он не производил впечатления ни когда выступал в любительской сборной, ни когда играл в сборной НХЛ и в «Монреаль канадиенс».
Я уже писал, что очень нравилось мне играть именно против канадцев: с ними не «замерзнешь», они никому не дают расслабиться. В шестидесятые годы мы неоднократно предлагали профессионалам сыграть с нами. Канадцы не то чтобы побаивались, но не очень охотно шли на контакт. А когда однажды дали согласие встретиться на льду, Международная лига хоккея заняла двойственную позицию – принципиальных возражении против матча не было, но была такая оговорка: участники встречи не смогут выступить в мировом первенстве. На это мы не пошли. Страсти только подогрелись, и недостатка в прогнозах – как может закончиться такой матч, кто сильнее – не было. Особо ценили мнение самих канадцев, в частности тренеров любительской сборной.
«Совершенно справедливо и Бауэр, и Маклеод отдают предпочтение канадским вратарям. Это самое слабое место любительского хоккея. Будем надеяться, что у Виктора Коноваленко появятся достойные преемники, а наш неизменный страж ворот сохранит свою форму до первых встреч с профессионалами».
Анатолий Тарасов. «Хоккей грядущего»
Разговоры разговорами, но ответ, кто сильнее, канадские вратари или советские, мог быть дан только в очном споре. И он состоялся. Преемник у меня действительно к тому времени появился. Достойный. Сам же я стал наблюдателем этих памятных матчей, внимательным и беспристрастным.
И что же? Ничего сверхъестественного канадские вратари не продемонстрировали. Но вместе с тем встречи с нашей командой выявили явные недостатки в манере игры их голкиперов. У себя в Канаде они привыкли к стандартной тактике, используемой всеми без исключения полевыми игроками. Профессиональный нападающий, оказавшись на позиции, с которой можно нанести удар по воротам, не станет искать партнера, не отдаст ему шайбу, даже если тот расположился еще удобнее и ближе к воротам. Он без раздумий пробьет сам. И другое правило без исключений: совершив бросок, и сам форвард, и его партнеры делают рывок к воротам, чтобы добить шайбу, если она отскочит от вратаря.
Эти-то несколько однообразные приемы и диктуют манеру игры канадских вратарей. Их стойка стабильна, они почти не маневрируют вдоль линии ворот – только навстречу броску. Но против наших нападающих играть надо более гибко и разнообразно. Неожиданные паузы, имитация броска, за которой следуют передача, комбинационные действия в непосредственной близости от ворот – все это явилось откровением для вратарей сборной НХЛ. Здесь обычными стандартными действиями не обойдешься. Необходимо просчитывать варианты, внимательно следить за перемещением советских хоккеистов, держать в поле зрения всю площадку. В первых матчах наши ребята застали канадских вратарей врасплох. Однако надо отдать им должное – в Москве их игра стала более разнообразной, они перестроились, приноровились к действиям советской команды и хоккеистов. И первым это сделал Тони Эспозито.
Это интересный, думающий вратарь. Он умел сыграть и на перехвате, четко ориентироваться в путях развития атаки. Короче, Эспозито смотрелся. Особенно в тактическом плане.
А вот хваленый Кен Драйден откровенно разочаровал. Я уже говорил, что он и прежде не отличался разнообразием действий. В матчах же с советской сборной это проявилось в большей мере. Почти все шайбы он пропускал «низом», а это непростительно для вратаря такого класса, к какому причисляют Драйдена.
Наш Владик Третьяк на этом фоне выглядел просто молодцом. И хотя он защищал ворота бессменно во всех играх, то есть выдержал колоссальную нагрузку – и физическую, и нервную, – претензий к нему никаких. Игра нашего вратаря была более совершенной, поскольку в ней сочетались лучшие черты как советской, так и канадской школы. Он в равной степени четко действовал как на выходах, так и на линии ворот, отлично владел клюшкой и, что отличало его от лучших канадских вратарей прежде всего, часто ловил шайбу после самого сильного броска, а не отбивал.
После первой серии матчей с профессионалами на некоторое время прекратились разговоры о непревзойденности канадских голкиперов и их колоссальном превосходстве над всеми остальными вратарями в мире. Встречи наглядно продемонстрировали, кто же на самом деле сильнее. О блестящей игре Третьяка взахлеб писали все ведущие канадские обозреватели. Так было и через два года, когда против советских хоккеистов выступала сборная ВХА, и через четыре – после «суперсерии-76» в играх с ведущими клубами НХЛ, и после так называемого «Кубка вызова» в 1979 году. Правда, к этому моменту к Третьяку уже «привыкли». Его мастерство по-прежнему ценилось очень высоко, но теперь изменился тон выступлений: мол, кроме Третьяка, в советском хоккее вратарей больше нет. И тут на решающий матч «Кубка вызова» тренеры поставили не Третьяка, а его дублера Мышкина. И Володя вообще не пропустил ни одной шайбы от «всех звезд» профессионального хоккея. Вновь канадские газеты занялись самобичеванием. «Торонто стар» писала: «Год назад мы отмечали, что советский хоккей отстает рот североамериканского в производстве классных вратарей. Берем свои слова обратно». Правда, по одной только игре нельзя было судить о классе нашего дублера. Я и сам, признаться, не особо был склонен тогда двумя руками голосовать за Мышкина. Но самый последний розыгрыш «Кубка Канады» расставил все точки над i: наш вратарь доказал, что его надежная игра в том матче пятилетней данности не была случайной.
И вообще я уверен, что европейские вратари давно уже достигли высочайшего класса. Возможно, если б встречи с канадскими профессионалами состоялись еще в шестидесятые годы, то уже тогда прекратились бы пересуды на этот счет. В той же чехословацкой команде выступали в то время замечательные мастера. Скажем, Йозеф Миколаш, которого я увидел на первом своем чемпионате мира в 1961 году. Все говорили тогда: «Мартин, Мартин», а я считаю, что вратарь сборной ЧССР сыграл не хуже. Может быть, не так эффектно, но зато надежно. Кстати говоря, и результат матча Канада – Чехословакия на том первенстве – 1:1 – свидетельствует, что и между голкиперами можно было поставить знак приблизительного равенства.
Потом долгие годы блистал в команде ЧССР Владо Дзурилла. А его бенефисом я считаю печальный для меня матч на Олимпиаде в Гренобле: именно его безупречная игра повлияла на окончательный итог встречи в пользу чехословацкой команды.
И все же наибольшую славу принес чехословацкому хоккею Иржи Холечек, начинавший еще при мне, а потом четыре раза признававшийся лучшим на чемпионатах мира. На одном из первенств в 1973 году, в Москве, я сам вручил Холечеку приз, учрежденный горьковской молодежной газетой «Ленинская смена». Иржи, безусловно, талантливый мастер, и одно очень ценное качество в его игре должен выделить – взаимоотношения с полевыми игроками. Холечек настолько четко играл со своими защитниками, а те, в свою очередь, так прислушивались к его подсказкам и замечаниям, что меня, глядя на это, брала искренняя зависть.
В моей родной команде я чаще всего сам приходил на помощь, успокаивал партнеров. Вспоминаю, как в одном из матчей, по-моему, «Торпедо» – «Спартак», когда судьба игры висела на волоске, наш защитник Володя Кудряшов, не удержав шайбу, неожиданно отправил ее в мои ворота. Парень очень возбудимый, он схватился за голову и в отчаянии повалился на лед. А тут еще тогдашний торпедовский капитан Игорь Шичков масла в огонь подлил: подъехал к защитнику и стал ему выговаривать. Пришлось урезонить капитана, а отчаявшегося неудачника поддержать: всякое, мол, бывает, не расстраивайся, ничего страшного не произошло.
Да, вратарь должен быть в какой-то степени психологом. Обязан знать, кому из партнеров можно сделать замечание, когда и в какой форме, а некоторые ведь никаких подсказок вообще не приемлют. Это тоже надо учитывать вратарю. Кроме того, он должен четко ориентироваться в игре защитников, предвидеть, кто и какую может совершить ошибку. Это необходимо, чтобы вовремя – так или иначе – прийти на помощь, выручить товарища. В том же «Торпедо» мне, например, гораздо легче дышалось, если я видел перед собой, скажем, Мошкарова с Жидковым. Я верил в их надежность, в их способность преграждать путь сопернику. Да и на мои замечания ребята реагировали спокойно, с пониманием. И совсем другое дело, скажем, Кормаков, когда уже заканчивал, правда, играть. Он вообще считал, что не ошибается. Любую вину с себя снимал и перекладывал либо на тренера, либо на вратаря.
«Виктор Коноваленко волею судьбы и своей собственной волей всю свою жизнь оставался, да простят мне горьковчане, в средней команде. Отсюда идет все. И задачи, которые она себе ставит на сезон. И мера требовательности. И мера нагрузок. Витя – очень хороший вратарь. Но окажись он, скажем, в ЦСКА, по моему твердому убеждению, сумел бы стать вратарем непревзойденным».
Всеволод Бобров. «Звезды спорта»
В сборной жизнь в этом смысле легче. Видно, сама ответственность заставляла нас забывать о самолюбии, наступать на горло собственной песне.
Поэтому и между вратарями в сборной всегда было взаимопонимание. А как же иначе! Вместе на тренировках, вместе – вне льда. И заботы одни. После игры иной раз часами обсуждали все острые эпизоды. И с Зингером, и с Третьяком.
С Виктором мы часто спорили, как следовало сыграть в той или иной ситуации, – он уже был опытный мастер. Владик, который только начинал свои выступления за сборную, больше слушал и спрашивал. Мне всегда было приятно, что ребята с уважением относятся к моему мнению, к моему опыту. От этого у меня вырастало чувство ответственности за молодых коллег.
« — Как вы считаете, в команде должен быть один или два классных вратаря?
— Мне као/сется, что всегда должен быть первый номер, а за ним второй. Очень трудно играть, если ты знаешь, что при любой самой незначительной ошибке тебя может заменить кто-то другой. Твои нервы напряжены до предела, и ты начинаешь заниматься самоуговари-ванием: дескать, не волнуйся, все будет в порядке. А на самом деле вратарям надо быть обязательно в товарищеских отношениях. Ведь это твой коллега, а не конкурент».
«Советский спорт», 26 августа 1971 года. «Впечатление — отличное!» Интервью с Иржи Холечеком.
...Вспоминая заново те времена, я испытываю удовлетворение и радость оттого, что не ошибся в Третьяке. Он прочно обосновался в главной команде страны, в течение пятнадцати лет достойно представлял советский хоккей во всех нелегких испытаниях и добыл безоговорочное международное признание искусству наших голкиперов.
Но вот «ушел в отставку» лучший наш вратарь, покинули лед другие ведущие мастера – Александр Мальцев, Владимир Петров, Борис Михайлов, Валерий Васильев. И... хоккей стал иным. Игра изменилась. К сожалению, не в лучшую сторону. Предвижу возражения, что, дескать, перемены – явление естественное, сменяются поколения игроков, правила совершенствуются. Но ведь и прежние годы нет-нет да вносили поправки в хоккейные каноны, а сам хоккей от этого не становился менее зрелищным, менее привлекательным. И народ валом валил на стадионы, и лишний билетик купить было непросто – даже нам, игрокам, выделяли строго по одному-единственному, для «близкого родственника»... Сегодня же все чаще приходится видеть полупустые трибуны.
Что же произошло, почему зритель предпочитает любое другое развлечение некогда неповторимому хоккейному зрелищу? Сейчас все больше специалисты задумываются над происшедшим переворотом в сознании болельщика. Даже социологов, говорят, призвали разобраться в этом феномене. Но стоит ли так глубоко копать, когда проблема видна невооруженным глазом, на поверхности она.
Скорости возросли? Факт. Силовую борьбу разрешили по всей площадке? Ну и что, к этому наши полевые игроки всегда были готовы. Кое-кто из руководителей нашего хоккейного хозяйства придумал даже объяснение – игра, мол, наша стала как никогда «контактной», а потому и поубавилось звезд в составах команд мастеров. Ну что на это скажешь... Глупость ведь очевидная. И многие наши ведущие специалисты не приняли этот довод, справедливо раскритиковали его на страницах центральных газет. Ну как, например, не согласиться с уважаемым Николаем Семеновичем Эпштейном, который писал на страницах «Советской России»: «Я лично сомневаюсь в том, что, скажем, Всеволод Бобров затерялся бы сегодня среди мельтешащих, словно челноки, нынешних хоккеистов». Более того, отмечал заслуженный тренер, окажись Бобров в любых, даже самых «контактных» ситуациях, он все равно нашел бы свой неповторимый ход и забил бы свой гол. И не только ведь Бобров способен был тогда на сольный номер. А кого назвать сейчас? Первую пятерку ЦСКА да еще несколько приличных исполнителей. Почему же поуменьшилось – и значительно – число самобытных игроков в командах мастеров?
Этот вопрос в принципе следовало бы адресовать клубам и клубным тренерам, которые в первую очередь ответственны за подготовку хоккеистов. Спрос с них особый. Но, прежде чем спрашивать, нужно, наверное, обеспечить участникам высшей лиги более-менее сходные условия комплектования. А то ведь что получается – в канун каждого сезона отдельные команды недосчитываются одного-двух, а то и целой дюжины игроков, как воскресенский «Химик», к примеру, перед чемпионатом 1985-1986 годов. Вот и воспитывай после этого высококлассных мастеров. По себе знаю, по своему пусть я не столь многолетнему тренерскому опыту, как непросто наставнику молодых хоккеистов, воспитавшему смену в свою команду мастеров, расставаться с учениками, которые, возможно, и не вернутся никогда в клуб после службы в армии. Не говорю уж при этом, что многие игровые навыки они растеряют за годы, проведенные в третьестепенной армейской команде. Только единицам суждено надеть форму столичных ЦСКА и «Динамо». А кто сказал, что к 18 годам – времени призыва на армейскую службу – и раскрывается талант хоккеиста? Чаще это происходит позднее, в более зрелом возрасте. Но, увы, растраченного зачастую не вернешь.
Это одна сторона вопроса, но есть и другая, связанная с проблемой звезд. Вот уже десять лет подряд чемпионами страны становятся армейцы Москвы. Удивляться этому не приходится: в клубе, которым к тому же руководит старший тренер сборной страны, собраны все лучшие силы нашего отечественного хоккея, за небольшим исключением. Это без всяких оговорок высококлассная команда, равной которой нет не только в стране, но и в мире. Об этом свидетельствуют розыгрыши Кубка европейских чемпионов и матчи с ведущими клубами Национальной хоккейной лиги. Но столь явное превосходство одного клуба над другими в общем-то мешает нашему хоккею. Еще до начала очередного чемпионата страны любой, даже неискушенный в игре человек без труда предскажет будущего победителя. За много туров до окончания можно вручать золотые медали. Причем двузначными цифрами исчисляется отрыв первой команды от следующих за ней. О каком уж тут зрительском интересе вести речь.
И здесь на первый план встает вопрос об изменении формулы чемпионата, которая только тормозит развитие хоккея. Похоже, не только в нашей стране пропал интерес к хоккею, но и в Чехословакии, и в Швеции, и в Финляндии. Там, однако, смогли вовремя перестроиться, изменив систему розыгрыша, сделав ее по образцу Кубка Стэнли.
Все это общие замечания. Но есть и частные.
Хоккей – игра коллективная. И коллективу необходим лидер. Или группа лидеров. Лидер же – это всегда личность, характер, способный повести за собой других. Я уже говорил об этом, но хочу еще раз подчеркнуть свою мысль.
Тут два момента. Первый: несомненным лидером команды должен быть тренер. К сожалению, даже в высшей лиге не всегда придерживаются этой аксиомы. Вот тут и сказать бы свое слово организаторам спорта.
Другой момент – лидер в самой команде, авторитет среди товарищей, сверстников, лидер, за которым идут, как говорится, в огонь и в воду. Но и он за любого костьми ляжет. Много ли у нас таких? Откуда брать их? Можно ли вырастить? Вот вопросы, от ответа на которые во многом зависит дальнейшее развитие нашей игры.
Хоккей – спорт мужественных. Он был и должен остаться таким. Законы мужского товарищества, дружбы должны быть главными в команде. Приглашенный в команду человек со стороны – а это случается сплошь и рядом – редко становится лидером. Во всяком случае для этого требуются годы. Вот та «печка», от которой необходимо плясать, чтобы сознательно, целенаправленно готовить, «выращивать» лидера в команде. Этот процесс должен быть естественным. Нужно терпение, а не суетная торопливость, с которой мы хотим подчас добиться результата. Характеры должны закаляться в горниле честной спортивной борьбы, упорной тренировочной работы до седьмого – а может, и десятого! – пота, в умении и стремлении терпеливо и хладнокровно переносить и боль травм, и горечь поражений, и несправедливые обиды. Спорт – это жизнь, а в жизни без этого не обойтись.
Еще мне кажется важным, чтобы хоккеисты любили игру в хоккей и стремились к спортивным победам, а не к тем моральным и материальным наградам, призам, титулам, славе, которые только сопутствуют этим победам.
...Как-то в газете «Правда» я увидел репродукцию картины «Вратари советского хоккея», демонстрировавшейся на выставке «Спорт в изобразительном искусстве». Картина тронула меня до глубины души тем, что художнику В.Людвику удалось выразить удивительно справедливую мысль о единстве и крепкой взаимосвязанности поколений в спорте. Пучков, Третьяк, Коноваленко. Да, мы изображены вместе, рядом, в хоккейной амуниции, на льду. Причем Третьяк в центре, он как бы главная фигура картины. И все мы – в расцвете своей молодости, вроде бы одного возраста. В жизни так не может быть. Но в этом глубокий смысл произведения искусства: время спрессовано в картине до одного мгновения. Действительно, каждый из нас троих прожил в хоккее значительную часть жизни, молодость. Каждый внес свой вклад в развитие советского хоккея, в упрочение его авторитета на международной арене. Каждый с душевной болью расстался со спортом и в то же время продолжает жить в нем – в памяти тех, кто любит спорт, в традициях, в найденных каждым из нас приемах игры в хоккей. А теперь, неизбежно уйдя в прошлое, наш спортивный опыт превратился в страничку истории...