«В Одессе была дважды арестована, но оба раза бежала от белогвардейской расправы»,— это строки из автобиографии Елены Соколовской.

Один арест Елены известен. К белогвардейцам она попала в первый день высадки деникинского десанта. А когда она еще была арестована? Может, это оговорка в автобиографии? В своих воспоминаниях Елена совсем не упоминает о своих арестах. Некоторый свет на этот вопрос проливают воспоминания подпольщика Саввина С. Д. Он возглавлял в период англо-французской интервенции одну из «пятерок» городской партийной разведки. Он рассказывает:

— Елена Светлова, секретарь подпольного областкома, назначила одному из подпольщиков встречу на явке по Кузнечной, 50, квартира 12 и не пришла. Такого с нею еще никогда не было. Не явилась она и на заседание областкома, которое состоялось на второй день утром. Об этом я узнал от руководителя городской партийной разведки Ильи Кравца (Янишевского). Он поручил мне и другим руководителям «пятерок» выяснить все, что удастся узнать по этому делу. Соколовской не было несколько дней, все были очень встревожены. Около Дома трудолюбия встретил Деда Трофима (А. В. Трофимова). Не помню сейчас весь наш разговор, но хорошо помню, что он сказал: «Не беспокойтесь, Елена вынырнет». И Соколовская действительно «вынырнула». Она была арестована белыми офицерами.

В архиве института истории партии ЦК КП Украины хранится письмо Виктора Орловского Елене Соколовской. Он, находясь в штабе XIII армии, писал 12 декабря 1919 года:

«Наконец-то после полугодового перерыва я собрался написать Вам пару слов привета, душевно радуясь неверности полученных было сообщений о Вашем расстреле в момент занятия Одессы белыми. Второй раз в этом году мне приходилось переболеть душой о Вашем существовании и, к великой радости, собираясь уезжать из Москвы, узнал от т. Станислава (С. Косиора. — В. К.) о том, что Раковским получено сообщение, что Вы целы и невредимы и находитесь в Одессе. Можете себе представить, что пришлось мне пережить в эту минуту, столь для меня радостную».

В другом письме, адресованном Станиславу Косиору, Орловский писал: «Я отправляюсь в те края, куда выехала Ксения Листопад. Если увижусь с ней, обрадую ее известием о том, что Елена цела... Если не повесят,— я думаю вскоре увидеться с нею и с тобой».

Итак два свидетельства о том, что Соколовская подвергалась аресту в период англо-французской интервенции. Но в каком месяце, при каких обстоятельствах и как ей удалось вырваться от белых — ничего не было известно. Когда я писал книгу «Схватка у Черного моря», то решил не упоминать о первом аресте Елены.

Летом 1967 года я снова работал в архивах Москвы. На этот раз меня интересовали материалы к теме «Ленин и революционная Одесса». Однажды за весь день в тетради не прибавилось ни одной записи (бывают у исследователя такие «пустые» дни), собирался уже закончить просмотр архивных дел. Но неожиданно на глаза попадается письмо офицера французской службы из Одессы своему товарищу в Севастополь от 21 февраля 1919 года. Прочел и снял с него копию.

В начале письма сообщается обстановка на фронте, говорится, что союзные войска не хотят воевать в России. А потом читаю:

«Третьего дня контрразведывательная организация князя Кочубея, ранее служил при гетмане в Киеве, арестовала симпатичнейшую большевичку и московского агента с документами на имя штаб-ротмистра Жоржа де Ла-Роз. Взяли их на Николаевском бульваре и отвезли в Петроградскую гостиницу, там штаб Кочубея. Наблюдение за агентам Московской ЧК велось около месяца, он владеет французским языком, поэт, при нем найдены его собственные стихи — и недурные. И, представляешь себе, пока князь лично допрашивал поэта-шпиона (настоящее свое имя он отказался назвать) и читал его стихи, большевичка сбежала, а это, говорят, была не просто большевичка, а вождь местных большевиков — бежала не без помощи сотрудников «Осведомительного политического отдела», который находится также в Петроградской гостинице. Скандал на всю Одесскую империю! Князь Кочубей так расстроился, что потерял сон и аппетит».

Так случайно был обнаружен документ, раскрывающий еще одну тайну одесского подполья.

В письме агента французской контрразведки сказано, что Соколовская бежала «не без помощи Осведомительного политического отдела». Да, разведка под этим именем действительно находилась в Петроградской гостинице. Характерно, что в этой гостинице размещались три контрразведки: штаба генерала Гришина-Алмазова, князя Кочубея и «Осведомительный политический отдел» (в Одессе еще имелись следующие контрразведки: французского командования, английского командования, румынская, польская, при штабе III-го корпуса, при Одесском градоначальнике, «Союза русских людей», полковника фон Кубе, поручика Брауде, содержавшаяся на его собственные средства, и греческая).

Но, по всей вероятности, «Осведомительный политический отдел» к бегству Соколовской не имел отношения. О том, как удалось Елене вырваться из цепких рук кочубеевской разведки, рассказала Соколовская Жаку Елину, а он все слышанное передал за несколько дней до своей гибели своему другу детства Илье Горшкову.

«Привели Елену в гостиницу,— пишет И. М. Горшков в своих воспоминаниях,— предложили снять пальто и посидеть в комнате, где находился один офицер. Пока начальник контрразведки князь Кочубей был занят с де Ла-Роз, офицер интересуется, как это такая молодая и интеллигентная барышня стала большевичкой. Елена с удивлением смотрит на офицера и спрашивает:

— Почему вам пришла в голову мысль, что я большевичка?

— Мой патрон сказал это.

— А он откуда знает, кто я?

— Наша организация лицами других партий не интересуется.

— Но где то мерило, которым вы определяете, кто является большевиком, а кто кадетом? Я имею в виду тот случай, когда человека без всякого с его стороны повода хватают на улице.

— В этом городе столько большевиков, что если задержать двух идущих по тротуару людей, то одно лицо наверняка будет большевиком.

— Руководствуясь вашей концепцией, можно утверждать, что вы тоже большевик.

— Я имею честь, к несчастью, принадлежать к тому классу, который вы, большевики, осудили на исчезновение с земли русской.

— Скажите, господин офицер, а вы ничего не находите заманчивого, увлекательного у большевиков?

— Нет, ничего такого не вижу. У вас иное мнение?

— Не скрою, у большевиков много притягательного. Вдумайтесь в их главный лозунг: сделать всех рабочих господами своего положения, властителями всех ценностей. Если бы вы были рабочим, у которого ничего нет, кроме своих рук, разве вы бы не пошли за большевиками? А у них еще есть идеалы...

— Здесь вы в некотором смысле рассуждаете рационально...

— Теперь судите сами: я дочь черниговского помещика, имение отца разграблено крестьянами, отца нет уже в живых. Доктрина большевиков обрекает меня на плаху, как образно сказано во вчерашнем «Одесском листке». Но пока я на свободе, от меня зависит, идти ли мне на большевистскую плаху, или своими, хотя и слабыми, силами содействовать уничтожению этой плахи.

Елене показалось, что офицер начинает ей верить. Она подумала, что сейчас как раз тот момент, когда надо прекратить разговор, что она и сделала, сославшись на усталость. Офицер предложил Елене выпить чаю. После двух-трех глотков Елена оказала, что ей дурно и попросила разрешения выйти в дамскую комнату. Офицер, уверенный, что без пальто она никуда не уйдет (на улице вьюга), разрешил выйти. Соколовская опустилась на первый этаж, в вестибюле было холодно. Увидев около одного номера даму, Елена сказала: «Нет ли у вас чего-нибудь накинуть на плечи, в вестибюле холодно, а подниматься наверх нет охоты. Через несколько минут верну». Та дала ей плащ. Елена спокойно вышла из гостиницы, увидела извозчика и резко бросила: «На вокзал, быстрее». Так она вырвалась на свободу».