Подобрать нужного работника, проинструктировать его, снабдить литературой — это очень важное и трудное дело в условиях подполья. Но это еще не все, а половина дела. Главное, как работник сумеет выполнить задание, какие он найдет наиболее верные пути и методы донесения идей партии до сознания тех, с кем он работает. Не бывает дня, чтобы Соколовская не встречалась с подпольщиками. Конечно, есть общие директивы, инструкции, принципы. Но у каждого свой подход к делу, свои навыки.

Разные люди работают в подполье. Один — жизненно умудренный человек, с характером, с ясной бесстрашной головой. Другой — волевой, настойчивый, но революционной практики не прошел, пороху не нюхал. Третий — с виду нерешительный, замкнутый, всегда в тени, не проявляет инициативы к самостоятельным поступкам, но если получит задание даже исключительной трудности,— выполнит, если надо, то ценой жизни. У четвертого — лучшие человеческие качества еще находятся где-то под спудом, а может быть, природа их совсем не заложила в него. Поэтому энергия и сила такого работника иногда направляется не в ту сторону.

Все это учитывает Елена, анализирует, делает выводы. Вопрос о формах и методах агитационно-пропагандистской работы в войсках интервентов обсуждается на президиуме Иностранной коллегии. Ласточкин однажды провел под видом собрания любительского хора инструктивно-методическое совещание агитаторов, работающих в сухопутных войсках интервентов. Елена дважды проводила такое совещание с подпольщиками, работавшими среди матросов французской эскадры. Оба раза эти совещания проводились в приемной врача, сочувствующего большевикам. Использование приемной врача для встреч подпольщиков практиковалось часто.

Наиболее сложным и опасным в работе подполья было посещение военных кораблей.

Сохранились воспоминания участника подполья Владимира Елина, брата Жака Елина:

«Поездки эти обставлялись следующим образом. Портовый райком нашей партии поручал отвозить на корабль Жака двум или трем морякам. Ночью они ждали его с лодкой. Он приходил и переодевался быстро в форму французского матроса. Он становился совершенно неузнаваем, ничем не отличаясь от любого матроса-француза (он сам немало плавал на судах). Тихо подъезжал к броненосцу. Там его уже ждали. Ему бросали канат, и он взбирался на борт корабля, оставаясь там несколько часов. На корабле он имел широкую аудиторию жадно слушавших его матросов. Через несколько часов подъезжала лодка и забирала Елина на берег. Он побывал почти на всех крупных судах...»

Владимир Елин при встрече со мной рассказывал, что среди подпольщиков много было желающих вести агитацию на кораблях, но Елена очень осторожно подходила к этому. Кроме Жака, на судах бывало еще только два человека.

Работал в подполье Дмитрий Сидоров. Выглядел он тихим, застенчивым, впечатлительным пареньком. Со стороны посмотреть на него — никому в голову не придет мысль, что у этого юноши смелости хоть отбавляй. Он работал в партийной разведке, руководил боевой группой, играл не последнюю роль в областном повстанческом ревкоме. Не знаю, приходилось ли ему встречаться в подполье с Ласточкиным или Соколовской (сам он об этом не писал и не говорил), может быть, он с ними непосредственно не сталкивался. Но читаем у Соколовской: «Наша работа разрослась неимоверно. Безлюдье стало невыносимым. Тогда Ласточкин согласился часть боевых работников, ревкомовцев, использовать на пропаганде. Они так сжились с ревкомовской работой, что некоторые из них никак не могли войти в новую колею, большинство же до самозабвения отдалось новой работе. Особенно выделялись находчивостью и смелостью Саша Огородник и Сидоров (фамилия последнего мне стала известна в советское время), хотя на иных их поступках сказывались элементы беспечности, свойственной нашей молодежи».

Соколовская рассказывает, что многие молодые подпольщики при выполнении заданий революционного комитета иногда входили в такой азарт, что забывали об основном правиле конспирации — не допустить, чтобы за тобой увязался «хвост».

Дмитрий Александрович Сидоров, член КПСС с июня 1917 года, не зная о том, что писала о нем Елена Соколовская, в январе 1961 года рассказывал:

— Многие из нас склонны идеализировать все, что мы делали, и рассматривать себя как марксистов-ортодоксов, зрелых политических деятелей. Но это, конечно, неправильно. Мы отдавали и некоторую дань легкомыслию. Следует лишь оговориться, что оно занимало в нашей работе небольшое место.

Однажды Дмитрий Сидоров и Дуся Зельдович (Дина Киреева) получили большое количество листовок на русском языке. Шли они по Болгарской улице во второй половине дня и раздавали встречным листовки, вынимая по одной из-под пальто. Прошли Болгарскую, вышли на Новорыбную, а оттуда, увлекшись,— на Преображенскую. Это многолюдная улица, здесь не то, что на Болгарской — рабочие и молдаванская беднота. На Преображенской можно встретить буржуа, великосветскую знать, полицейских и офицеров. Не заметили, как вручили одну листовку офицеру. «Вдруг перед моими глазами что-то сверкнуло золотым блеском и исчезло,— рассказывал Д. А. Сидоров.— Мы прошли еще шагов десять, потом я оглянулся. Недалеко от нас стоял необычайно высокий белогвардейский офицер и с удивлением на лице читал нашу листовку, держа ее впереди себя на вытянутых руках. Словно каланча, он возвышался над толпой, затем обернулся в нашу сторону и стал пробираться к нам. Спасло то, что выбраться офицеру из плотной толпы было не так просто, и мы, воспользовавшись этим, свернули за угол и скрылись».

Выход подпольщиков на улицу, где не допускалось непосредственное вручение нелегальной литературы встречным пешеходам, мог бы закончиться и не так благополучно.

Типография в катакомбах работала круглые сутки. 15 наборщиков и печатников обеспечивали бесперебойный выпуск газет, листовок, воззваний. С февраля 1919 г. Соколовская редко бывает в типографии — ее заменяют там Соня Яновская и Гелена Гжелякова. Связной между Соколовской и Альтером Заликом, редактором газеты «Коммунист» на французском языке, успешно работает молодая девушка Рита Ярошевская.

По-прежнему много хлопот у Елены с организацией распространения литературы. Партийная разведка, работавшая под руководством Ласточкина, сообщала о том, что газеты и листовки большевиков нерегулярно поступают в пункты за пределами Одессы. Областной комитет постановил создать группу агентов, специализирующуюся на доставке литературы к иногородним адресатам. Соколовская подобрала в эту группу М. И. Краснова, В. Г. Горелова, Э. П. Мочульского, В. Т. Кривенко, Н. Э. Костовецкую, И. И. Приходько и В. У. Зайченко, последние два — матросы. Теперь большевистские газеты и другие издания систематически направлялись в Севастополь, Очаков, Аккерман, Елисаветград, Николаев, Херсон, Раздельную, Тирасполь. «Набив два кожаных чемодана до половины газетами и листовками, а сверху — сахаром,— рассказывает В. Т. Кривенко,— я отправился в Очаков. Соколовская узнала, что я имею дело с сахаром, всыпала мне как следует. Пришлось менять маскировочный груз, чтобы в случае проверки, он не вызвал подозрений и не был конфискован».

Зайченко и Краснов доставляли газету «Le communiste» и листовки на французском языке в Севастополь. Несколько рейсов были удачными. Литература сдавалась на условленной явке, а оттуда при посредстве французских матросов она поступала на корабли. На броненосец «Жюстис» газеты проносил, по всей вероятности, матрос Лербетон. В архивных материалах деникинской осведомительной службы есть такое сообщение: «Коммунистическую литературу на «Жюстис» несколько раз проносил Лербетон. Он отправлен в Константинополь для ликвидации». На сообщении дата — март 1919 г. В воспоминаниях Краснова упоминается, что он в начале марта рассказал Соколовской о провале одной явки в Севастополе, где изъято много литературы. К этому же времени относится сообщение деникинского осведомителя Кирничникова из Крыма о том, что большевики ведут агитацию «распространением невероятно большого количества литературы на русском и французском языках, которая, как теперь установлено агентами русской и английской контрразведок, получается в Севастополь пароходом регулярно два раза в неделю из Одессы».

Большое поле деятельности для большевиков было в Бессарабии. «Наш план: охватить все побережье Черного моря и Бессарабию, на последнюю мы обращаем самое серьезное внимание»,— докладывал в ЦК КП(б)У Николай Ласточкин. Значение Бессарабии состояло в том, что на ее территории стояли многие французские, румынские и сербские части. Подпольщики Борис Гумперт (Гриб), Надежда Костовецкая, Максим Костовецкий совершали поездки с литературой в Кишинев, Тирасполь, Бендеры, Аккерман, а бессарабские большевики Генрих Понятовский (Галайда), Андрей Сасов приезжали к Соколовской и увозили домой увесистые чемоданы.

«Мое первое знакомство с Еленой Соколовской,— пишет Н. Э. Костовецкая.— произошло на конспиративной квартире (Прохоровская, 12, кв. 22). Здесь я получила от нее первое задание... Я должна была свезти в Тирасполь очередной номер подпольной газеты «Коммунист»... Перед отъездом на вокзал Елена Соколовская ознакомила меня с простейшим шифром, каким были зашифрованы подпольные явки в городе Тирасполе и в селе Плоском, а также фамилии некоторых подпольщиков. Для шифровки были использованы стихи Пушкина из так называемой «Дешевой библиотеки». Привезенную мною из Одессы литературу раздавали связным, а те доставляли ее в деревни и села. На нашей явке с Соколовской встречались Понятовский Генрих и Сасов Андрей. Товарищ Сасов увозил от нас всегда много литературы, очевидно, для всего бессарабского подполья».

Кроме большевиков, на нелегальном положении в Одессе находились и анархисты. Они выпустили две листовки на английском и французском языках за подписью «Интернациональная группа». Представитель анархистов Григорий Борзенков встречался с большевиком Мартыном Лоладзе и заявил, что анархисты работают на советской платформе и хотели бы вести пропаганду среди иностранных солдат совместно с большевиками.

Предложение анархистов обсуждалось в областном комитете партии. Единого мнения по этому вопросу не сложилось. Ласточкин был против сотрудничества с анархистами, Соколовская считала возможным временное соглашение с ними. В это же время в Одессу приехали анархисты Черный и Петровский. Они просили организацию большевиков о выделении средств на издание газеты для французских солдат. Просьба была удовлетворена, и скоро вышла их газета «Последний бой» на французском языке. Газета издавалась от имени «Интернациональной группы революционных рабочих». Печать анархистов в борьбе против иностранных интервентов вначале выступала с правильных позиций, но потом стала пропагандировать анархистские взгляды. Вышла листовка на русском языке, в которой высказывалось несогласие с тактикой большевиков, заканчивалась она словами:

Снова заседал областной комитет большевиков. Соколовская сообщила, что анархисты не только в печати, но и организационно закрепляют свою особую линию. Они создали «Иностранное бюро» в противовес Иностранной коллегии. Елена признала, что надежды на совместные выступления против интервентов не оправдались. «Сотрудничество с анархистами,— говорила она,— может привести к ослаблению наших сил». Областком единодушно решил не вступать в блок с анархистами. Их газета после двух номеров прекратила свое существование, а сами они, отказавшись от пропаганды и агитации, создали свою контрразведывательную организацию. Отдельные работники отказались от своих анархистских взглядов и активно работали с большевиками.