Победой «добровольческих» частей над войсками Директории союзное командование временно упрочило свое положение в Одессе. В Одесский порт прибывали все новые и новые подразделения экспедиционного корпуса генерала д’Ансельма. В городе высадилось около 30 тысяч иностранных солдат и офицеров, а общая численность войск Антанты на юге Советской страны к 15 февраля 1919 года достигла 130 тысяч человек. В целом вооруженные силы иностранных интервентов и белогвардейцев значительно превосходили силы Красной Армии на юге. Кого только не было среди оккупантов: зуавы, французы, англичане, греки, поляки, сербы, румыны. Местная власть в Одессе фактически отсутствовала, всем заправляло французское командование через генерала Гришина-Алмазова. Одних только контрразведок в городе было 18.

В таких условиях подпольному областному комитету КП(б) Украины приходилось преодолевать немалые трудности для налаживания работы. Эти трудности усугублялись еще и тем, что в городе имелось большое количество вполне легальных буржуазных, мелкобуржуазных, националистических и других соглашательских партийных организаций, каждая из которых стремилась всячески распространить свое влияние на рабочих. Питательной средой для меньшевиков, эсеров, буржуазных националистов и других соглашателей было наличие в Одессе большого количества мелких и кустарных производств в основном перерабатывающей пищевой промышленности, множества скупочных, сбытовых и торговых контор, мелких торговцев, официантов, извозчиков, портовых босяков и т. д. Большевики же всегда опирались прежде всего на массы промышленного, индустриального пролетариата, наиболее сознательного и организованного.

После победы белогвардейцев над петлюровцами лидеры меньшевиков, правых и левых эсеров, бундовцев и других буржуазно-националистических организаций собрались на «политическое совещание» для обсуждения вопроса, что делать в создавшейся обстановке. Открыто выступить с поддержкой интервентов лидеры этих партий при всей своей «твердой ориентации на союзников» не могли,— слишком уж враждебно встретили иностранных захватчиков одесские рабочие. К тому же и оккупанты быстро разоблачили свое неприкрашенное, хищное лицо.

Областной комитет КП(б)У обсудил вопрос, принимать ли участие в «политическом совещании». Большевики, конечно, заранее знали, что псевдосоциалисты пойдут на соглашение с оккупантами, однако решили направить на совещание Ивана Клименко, чтобы разоблачить предательскую линию мнимых «друзей народа».

Совещание проводилось на квартире правого эсера Кулябко-Корецкого. Когда все собрались, наступило тягостное молчание. Никто не хотел первым высказать свое отношение к иноземным захватчикам, чувствовалась растерянность соглашателей. Тогда слово взял представитель подпольного областкома большевиков Клименко.

— Собравшимся не о чем говорить, потому что они пожинают позорные плоды своей прежней политики,— гневно заявил «Сергей». — Интервенты в Одессе,— этот факт невозможно отрицать. «Добровольцы» наглеют не по дням, а по часам и уже грозятся перевешать на столбах всех социалистов. А господа «социалисты» по-прежнему расписываются в собственном бессилии и палец о палец не собираются ударить, чтобы помешать войскам Антанты развивать и углублять интервенцию. При этом отсутствие конкретных дел прикрывается пышной фразой и словесными потоками с различных трибун. Интеллигентское шатание и ничегонеделание, мещанское брюзжание и подобострастное угодничество — вот то, что ждет вас в конечном счете. Этот позор не простит трудовой народ! Только большевики, которых вы предаете, готовы последовательно и до конца бороться против иностранной оккупации и отечественной реакции. Бороться решительно и непримиримо — вот что собираемся мы делать. Уведомить вас, господа, об этом и поручил мне большевистский областком.

Собрание замерло и молча слушало Клименко. Его бичующие слова, словно камни, обрушивались на головы собравшихся интеллигентов. Но вдруг раздался истерический выкрик правого эсера Рихтера:

— Видите, видите... я говорил... послушайте, что говорит представитель большевиков! С ними разве можно сговориться?!

И тут поднялся невообразимый шум. Лидеры соглашательских партий повскакивали с мест и, возбужденно жестикулируя, стали обвинять большевиков в непримиримости и сепаратизме. Когда страсти немного улеглись, Кулябко-Корецкий предложил:

— В виду высказанного представителем большевиков собрание приходится закрыть до более благоприятного момента в политической обстановке.

— До восстановления Советской власти! — добавил Клименко, одеваясь.

Собрание разошлось, так ничего и не решив.

В результате хозяйничания в Одессе антантовских войск и без того крайне тяжелое положение рабочего класса ухудшалось с каждым днем. Город был блокирован с суши войсками Директории. Привоз продуктов из сел прекратился, и население Одессы жестоко страдало от голода, в то время как союзническо-«добровольческие» круги не испытывали ни в чем нужды, кутили и пьянствовали. Вместо обещанной продовольственной помощи иностранные коммерсанты предлагали дорогую мануфактуру, парфюмерию, предметы роскоши. К началу 1919 года число безработных достигло огромных размеров. Но и те, которые работали, не могли прокормить свои семьи из-за огромной дороговизны и спекуляции товарами первой необходимости на черном рынке.

Меньшевики и эсеры произносили, как обычно, речи, обращались с просьбами к местной буржуазии о сборе пожертвований в фонд безработных, иногда становились в позу — ходили к военным властям и выражали протест против произвола и расстрелов прямо на улицах ни в чем не повинных граждан. Но, как и следовало ожидать, зов одесских «легальных социалистов» к буржуазии оставался гласом вопиющего в пустыне, а на их «протесты» власти попросту не обращали никакого внимания.

Видя, что меньшевики, эсеры и другие соглашательские партии не могут и не собираются вести революционной борьбы с оккупационно-белогвардейским режимом, установленным в Одессе, многие рабочие, которые до этого были еще в плену соглашательских взглядов, стали решительно переходить на сторону большевиков. Чтобы не допустить этого и как-то упрочить почву под ногами (а заодно выслужиться перед оккупантами), меньшевики и эсеры развернули бешеную антисоветскую кампанию, в устной агитации и через свои легальные газеты выливали на большевиков ушаты грязной клеветы и измышлений.

Предатели рабочего класса, войдя в раж антисоветской пропаганды, в январе 1919 года затеяли пошлую инсценировку «суда» над Лениным. «Суд» происходил в Художественном театре на Екатерининской улице, в зале находилось множество рабочих, которые пришли по билетам, розданным меньшевиками и эсерами. А они, конечно, вручали билеты не каждому.

В качестве обвинителей на «суде» выступили лидер одесских меньшевиков Сухов и эсер Рихтер, которые своими демагогическими речами пытались убедить присутствовавших, что Ленин и большевики ведут рабочий класс по неправильному пути. Организаторы «суда» были уверены, что они встретят поддержку у присутствующих, однако этого не случилось. Глумление над дорогим каждому рабочему именем пресек профессор Новороссийского университета Евгений Николаевич Щепкин. Он решительно выступил в защиту Ленина и большевиков, опроверг все доводы, с которыми выступали эсеро-меньшевистские «обвинители». Щепкин рассказал о Ленине и его деятельности, о благородных целях, к которым стремятся большевики, о неразрывности интересов Ленина и всех трудящихся.

Переполненный зал театра с одобрением поддержал выступление Щепкина, встречая горячими аплодисментами каждую удачную реплику в защиту Ленина. Организаторы «суда» были освистаны, «обвинителям» больше не дали говорить, их чуть ли не силой стащили с трибуны. К ужасу соглашателей собравшиеся в театре рабочие оказались... ленинцами. «Суд» над Лениным превратился в грозный суд над меньшевиками и эсерами. Недаром одесский узел Освага  после позорного провала этой грязной инсценировки сообщал осведомительному бюро при председателе Особого совещания «Добровольческой» армии: «Несмотря на все старания лидеров с-д меньшевиков большевизм охватывает рабочие массы» .

Лидеры одесских меньшевиков, пытаясь как-то показать, что они якобы ведут борьбу за интересы рабочих и заодно затушевать свою пресмыкательскую роль перед оккупантами и белогвардейцами, подняли невообразимый шум по поводу того, что белогвардейские власти в конце февраля 1919 года закрыли меньшевистскую газету «Южный рабочий». Но меньшевики не сообщили о подлинных причинах закрытия их газеты. Заведующий военным контролем печати белогвардейцев генерал-майор Дитерикс 24 января 1919 года писал Гришину-Алмазову о «Южном рабочем»: «Власть в настоящее время достаточно сильна, чтобы считать опасной эту газету» .

Это мнение белогвардейцев о меньшевистской газете не изменилось и по самый день ее закрытия. Тот же Дитерикс 22 февраля сообщил Гришину-Алмазову: «Газета «Южный рабочий» — меньшевистского толка, в последнее время стала весьма умеренной, ведет агитацию против большевизма». Закрыт же «Южный рабочий» был за опубликование стихотворения-сказки... о споре черта с архангелом Михаилом или, как было официально указано, «за оскорбление религиозного чувства».

Оккупанты и белогвардейцы давали правильную характеристику меньшевикам, которые, пользуясь легальным положением, говорили и писали о большевиках всякие злобные вымыслы, не отличавшиеся по содержанию от явной белогвардейской клеветы. Однако союзное командование, как показала история с закрытием «Южного рабочего», пренебрегало ими, а одесские рабочие все решительней шли в основной своей массе за большевиками, вели борьбу против оккупационного режима и внутренней контрреволюции. В донесении Деникину из Одессы говорилось: «Масса рабочего класса настроена резко большевистски, ей можно противопоставить только вооруженную силу».

Отсюда делался вывод: раз никакая белогвардейская и меньшевистская пропаганда не действует на рабочих, то надо воздействовать на них силой оружия. Так и поступали оккупанты и белогвардейцы. Несмотря на драконовский режим, установленный против трудящихся, на массовые аресты и расстрелы, враги трудового народа считали, что они все еще слишком «мягко» относятся к местному населению. Гришин-Алмазов 19 февраля 1919 года предписал председателю Одесской земской управы: «Необходимо рядом решительных и жестоких мер дать почувствовать населению присутствие власти».

А слуги интервентов в напоминаниях не нуждались,