«Суда шли с наивозможною поспешностью». Петр Бородин. Матросы выдвигают свои требования. Подозрение за трезвость. Из Кронштадта в Севастополь. Боевые операции. Необычный сувенир. Жизнь «нижних чинов». Революционная группа. Предательство или беспечность? По минному полю.

Поражение в войне, начавшееся разложение армии и флота, быстрое нарастание революции внутри страны заставили царизм пойти на заключение мира с Японией. 23 августа 1905 года в Портсмуте (США) между Россией и Японией был подписан мирный договор. Теперь военные корабли и транспорты, находившиеся во Владивостоке, могли возвратиться домой. 4 ноября был получен приказ и о возвращении в Петербург «Алмаза». В конце ноября крейсер и некоторые другие корабли, находившиеся в бухте Золотой рог, снялись с якорей и отправились на Балтику.

Стоянки в пути делались только для погрузки угля и покупки продовольствия. Эти операции проводились, как правило, на внешних рейдах, без захода в порты. Таково было распоряжение из Петербурга. Морской министр сообщал царю: «Вследствие обнаружившихся в командах признаков зловредной пропаганды, охватившей в этом году всю Россию, суда шли с наивозможною поспешностью».

В Кронштадт «Алмаз» прибыл в конце января 1906 года. Сразу же были списаны с крейсера все призванные из запаса. В первых числах февраля в штаб Кронштадтского порта от командования крейсера поступило донесение, в котором поименно перечислялась большая группа матросов, выражавших «недовольство и возмущение порядками, коими искони держится русский флот». И все недовольные были незамедлительно в дисциплинарном порядке уволены в запас. Власти всячески стремились не допустить распространения противоправительственных настроений во флоте, поэтому немедленно списывали с кораблей революционно настроенных матросов.

В 1906-1907 годах «Алмаз» входил в состав Практического отряда обороны побережья Балтийского моря. В эти годы революционную работу среди матросов крейсера вел большевик Петр Бородин. Отслужив обязательный срок службы во флоте, кочегар 1-й статьи Бородин был по экзамену произведен в чин фельдфебеля. В Цусимском бою вместе с кочегаром Андреем Катиным, сигнальщиком Алексеем Губиным и матросом Василием Хаймусовым Бородин проявил смелость и решительность при тушении пожара, возникшего на крейсере. По его представлению Катин, Губин и Хаймусов были даже отмечены в приказе по крейсеру. Однако по возвращении корабля в Кронштадт эти три матроса, входившие в подпольную группу, первыми были списаны с «Алмаза» как политически неблагонадежные.

Фельдфебельское звание Бородина по конспиративным соображениям было очень удобно для проведения революционной агитации среди команды крейсера. Ему длительное время удавалось удачно использовать свой чин, оставаясь вне подозрений. В Кронштадте Бородин встретился с местными большевиками и узнал о событиях 1905 года, о восстании матросов на Черном море. В Петербурге работала большевистская военная организация, распространявшая свое влияние на корабли. Связавшись с ней, Бородин достал несколько брошюр и большевистских газет, в том числе номер газеты «Новая жизнь», в котором была опубликована статья В. И. Ленина «Войско и революция». Из статьи Бородин и его товарищи узнали о революционных требованиях армии и флота. Подпольщики-алмазовцы решили подготовить и выдвинуть свои требования. Написал их Бородин. Алмазовцы требовали разрешить нижним чинам свободно проводить собрания и участвовать во всех публичных манифестациях; отменить чинопочитание во внеслужебное время, позволить им читать и держать на корабле любые газеты, издающиеся в стране; предоставить матросам право на самозащиту при попытках офицеров ударить и т. д. С этим документом ознакомились многие матросы и передали его в военную организацию петербургских большевиков.

Волна революционного движения в 1906 году продолжала нарастать. Назревали грозные события и в Кронштадте. Об этом свидетельствовали непрекращавшиеся вспышки на кораблях. Утром 18 июля «Алмаз» получил приказ покинуть Малый Кронштадтский рейд и отправиться в Либаву. А на следующий день, 19 июля, в Кронштадте началось вооруженное восстание, которое, однако, вскоре было подавлено.

Революционная работа на «Алмазе» с каждым днем приобретала все более широкий размах. Помимо машинистов и кочегаров, Бородин привлек и часть матросов строевой команды. На корабль регулярно доставлялись газеты «Волна», «Вперед» и «Эхо», в которых часто печатались статьи В. И. Ленина. Большевистские газеты переходили из рук в руки, зачитывались до дыр, их бережно хранили в тайниках. А вот «Курьер» — совсем иное дело. Ежедневную легальную меньшевистскую газету не запрещали на крейсере, но популярностью она не пользовалась. Шла разве что на самокрутки. Не все понимали сущность принципиальных разногласий между большевиками и меньшевиками. Но принесет бывало телеграфист Вукол Антиплогов несколько номеров «Курьера», никто и не взглянет на него.

— Непонятная газета, до того туманно написано, что и на курево не подходит,— отзывались о «Курьере» моряки.

Дела у Бородина шли хорошо. «Алмаз» в плавание не ходил, и это создавало условия для регулярной связи с большевистской организацией в Кронштадте.

— Что-то ты всегда возвращаешься с берега трезвым? Уж не записался ли в революционеры? — полусерьезно, полушутя спросил однажды у Бородина боцманмат Николай Дымура.

— Записался и тебе советую,— ответил Бородин.

Бородин не придал значения словам Дымуры. Правда, он знал, что обычно матрос, систематически возвращавшийся трезвым с берега, брался «на карандаш», за ним следили. Таких подозревали, что на берегу они встречаются с подпольщиками, а может и сами ведут революционную работу. Трудно установить, написал Дымура донос или нет, только вскоре о революционной деятельности Петра Бородина стало известно штабу Кронштадтского порта и как «замеченный в политической пропаганде» он был уволен со службы во флоте в дисциплинарном порядке . А некоторых общавшихся с ним матросов перевели на другие корабли.

Последующие два года «Алмаз» находился в заграничных плаваниях, возвращаясь в Петербург только на зиму. 23 июля 1911 года по «высочайшему распоряжению» крейсер снялся с бочки на Малом Кронштадтском рейде и отправился вокруг Европы в Черное море.

Перед отплытием произошел такой случай:

Командир корабля капитан 1-го ранга князь Путятин в присутствии старшего офицера, старшего инженера-механика и других чинов производил инспекционный осмотр, обходил все помещения и уголки крейсера. На полубаке командир лицом к лицу встретился с матросом Василием Бабанским. Будучи третьего дня на берегу, тот получил нелегальную литературу, чтобы доставить в Севастополь, и теперь собирался спрятать ее подальше.

Василий Бабанский

На «Алмазе» Бабанский служил с 1910 года. Он отличался прилежанием и хорошим поведением. Командир и офицеры не знали, что Василий Бабанский еще до назначения на «Алмаз» участвовал в рабочем движении в Петрограде, а на крейсере состоял членом подпольной революционной организации.

Путятин поинтересовался, что за сверток в руках молодого матроса.

— Это братишки просили купить на берегу «Жития святого угодника Николая». Изволите посмотреть, ваше сиятельство?

Находчивость и уверенный, спокойный тон выручили. Командир не стал смотреть «святые писания», проследовал дальше.

Благополучно завершив плавание вокруг Европы, 23 августа «Алмаз» стал на якорь в Севастопольской бухте и был включен в состав Черноморского флота. До качала первой мировой войны он нес вспомогательную службу, ходил в Пирей, Неаполь и другие порты Средиземного моря.

Началась первая мировая война. Защита морских коммуникаций, оборона побережья от вражеского вторжения, поддержка приморского фланга Кавказской армии, нарушение морских сообщений противника, блокада Босфора — таковы главные задачи, которые решал Черноморский флот в ходе войны. Во всех операциях участвовал и экипаж крейсера «Алмаз».

В октябре 1914 года Турция вступила в войну на стороне Германии. По плану кайзеровского командования Турция должна была вести наступательные операции против России на Кавказе. В Черное море вошли германские крейсеры «Гебен», «Бреслау» и другие корабли. Но наступление турок провалилось. В конце 1914 — январе 1915 г. русские войска разгромили турок.

«Алмаз» много раз отличался в боевых операциях. Он дважды (5 ноября 1914 г. и 27 апреля 1915 г.) вместе с крейсерами «Память Меркурия» и «Кагул» вел бой с «Гебеном» и «Бреслау». При участии «Алмаза» в 1915 году были потоплены шесть турецких военных транспортов.

Утром 26 января 1915 года во время выполнения боевого задания возле турецкого порта Зунгулдак «Алмаз» попал под обстрел береговой батареи. Один снаряд пробил борт у самой ватерлинии и в трюм хлынула вода. С большим трудом удалось подвести пластырь, — мешала сильная волна. Заделав пробоину, «Алмаз» взял курс на Батум. Во второй половине дня вдали показался какой-то транспорт. Несмотря на повреждение, «Алмаз» начал преследование судна, на всех парах уходившего в район Трапезунда. Расстояние быстро сокращалось. Вскоре турецкий пароход «Брассы», шедший с военным грузом, вынужден был поднять сигнал о сдаче. Сняв турецкую команду и потопив судно, «Алмаз» продолжал свой путь.

Гальванеру Алексею Клименко захотелось узнать, что думают о войне турки. Некоторые из турецких моряков знали русский язык, до войны часто бывали в Одессе.

— Что, ребята, попались? — обратился Клименко к одному пленному.— Не соглашались бы возить оружие, вот и сидели бы дома. Или вы любите воевать?

— У нас говорят; кто ест только мед, тому он быстро надоедает.

А война — не мед, всем опротивела,— ответил пленный.

— Так почему же вы не бросаете воевать? Зачем возите оружие?

— Если наша армия в Трапезунде будет без оружия, то вы захватите Турцию.

— Зачем нам турецкая земля, у нас и своей вдоволь. Думаешь, нам не надоело воевать? Тоже, брат, по десятое число надоело!

Алексей Клименко

Такие беседы велись в присутствии многих свободных от вахты матросов. В Батуме пленных сдали на берег. На «Алмазе» остался лишь необычный трофей — шестивесельная шлюпка, подобранная на месте потопления турецкого парохода. Матросы прозвали шлюпку «Турчанкой». Часто слышалась команда боцмана: «Спустить «Турчанку». И в памяти каждого возникало воспоминание о турецких матросах и кочегарах с парохода «Брассы», которые, как и русские моряки, были обмануты своим правительством и брошены в кровавую бойню.

Служба в царском флоте вообще была тяжелой и безрадостной. А служба на «Алмазе» в годы войны сделалась совсем невыносимой. Командный состав здесь подобрался особый. Офицеры состояли преимущественно из сынков родовитых дворян, крупных помещиков и фабрикантов. Именитые отцы старались пристроить своих отпрысков на корабль, славившийся комфортом. Правда, были на крейсере некоторые офицеры, которые не гнушались матросов и вместе с ними проявляли героизм и боевую стойкость. Но таких были единицы. Большинство же офицеров пренебрежительно относилось к нижним чинам, унижало их человеческое достоинство. Хотя по уставу рукоприкладство запрещалось, однако многие не считали зазорным и предосудительным дать волю своим рукам. За всякую мелочь матросы отправлялись в карцер, оставлялись без берега, попадали в плавучую тюрьму, стоявшую в Северной бухте Севастополя. Сплошь и рядом применялось дисциплинарное взыскание «под винтовку». Это было одним из самых тяжелых и унизительных наказаний: матроса ставили на солнцепеке или на холоде с винтовкой в руках в положении «смирно» на два часа. Немало было таких офицеров, которые заставляли матроса к тому же надеть набитый песком или кирпичом вещевой мешок весом не менее пуда, а на носки сапог клали несколько спичек. Стоило наказанному хоть слегка шевельнуться,— спички тотчас сваливались. Это считалось нарушением, и снова — «под винтовку». После двух часов стояния в положении «смирно» палуба под ногами становилась мокрой от пота.

Притупляла сознание, сушила мозг матросов так называемая «словесность», на изучение которой отводились часы, свободные от работы. Требовалось поименно знать всю царскую семью, великих князей, знать, кого как встречать на улице, кому отдать «честь», а перед кем стать «во фронт». Газет, журналов, книг матросы не должны были читать. Единственная «литература», которая допускалась на корабли и в казармы,— это уставы да религиозные, душеспасительные и приторные «патриотические» брошюрки.

Во время первой мировой войны на «Алмазе» не было подпольной организации. В 1912 году в Севастополе готовилось восстание Черноморского флота, но оно было провалено провокаторами. Царские власти жестоко расправлялись с революционными матросами. Были аресты и на «Алмазе». К началу войны на корабле полностью обновился строевой состав, мало кто остался и из машинной команды. Из прежней подпольной группы остались только машинист Василий Бабанский, кочегары Александр Павлов и Николай Кравцов, но последние двое отошли от политической работы.

К середине 1916 года Бабанский сплотил небольшую группу матросов, настроенных революционно.

В нее вошли Иосиф Косов, Сергей Кривобок, Алексей Гребенюк, Семен Которобай, Николай Баранов, Алексей Клименко и Андрей Полтавский. Все они в то время не были большевиками, а Косов и Баранов состояли в партии эсеров.

Обычно после вечерней молитвы, когда команда готовилась ко сну, Бабанский и его друзья шли на бак или в умывальник, там курили, делились впечатлениями дня. Оставшись одни, размышляли об истинных причинах кровавой войны, читали письма из дому, в которых сообщалось о бедственном положении населения в городах и селах. Перед каждым членом группы Бабанский ставил задачу: находить среди матросов сочувствующих делу революции, сближаться с ними, рассказывать о революционных традициях черноморских моряков, раскрывать империалистический характер войны.

Андрей Полтавский

Бабанский умел находить нужных ему людей. Однажды он обратил внимание на молодого матроса, который выделялся прямотой суждений, часто вслух высказывал недовольство порядками во флоте. Выяснилось, что они с Василием Воскобойником почти земляки, оба из-под Одессы. Бабанский стал встречаться и беседовать с Василием. Постепенно вовлек его в свой кружок. Воскобойник служил на крейсере радиотелеграфистом. Это было очень кстати. Многие военные сообщения, о которых, по мнению начальства, команда не должна была знать, становились известны революционной группе, и она использовала их в агитационных целях.

Летом 1916 года на «Алмаз» был списан ученик артиллерийской школы Евгений Вильковский. Бабанскому стало известно, что на второй день после прихода Вильковского на крейсер, его вызвал ротный командир лейтенант Скаловский и долго делал ему внушение. Познакомившись с Вильковским, Бабанский узнал, что он до войны плавал в торговом флоте на Черном море и привозил в порты нелегальную газету «Моряк», которая печаталась в Александрии. Когда началась война, Вильковский вел пораженческую пропаганду.

Федор Воскобойник

Весной 1916 года Севастополь посетил Николай II. Говорили, что царь приехал «подкачать духу» матросам и солдатам, чтобы они охотнее умирали «за веру, царя и отечество». В день приезда царя на кораблях, стоявших в Северной и Южной бухтах, выстроили матросов, одетых в форму первого срока. По кораблю «Опыт», на котором размещалась артиллерийская школа, сновали младшие чины. Они требовали:

— Кричите сильней «ура», сильней кричите!

Матрос, стоявший рядом с Вильковским, сказал ему:

— Кричи сильней, только не «ура», а «дурак»!

Тот последовал совету, но перестарался, кричал слишком громко.

Инструктор Михайлик и фельдфебель Мина донесли на Вильковского начальнику школы капитану 2 ранга Нелидову. Прямых улик против матроса раздобыть они не смогли. Однако доноса было достаточно, чтобы подвергнуть Вильковского восьми суткам строгого ареста и списать его из учеников-артиллеристов в строевые, как «неблагонадежного».

Бабанский привлек Вильковского к революционной деятельности. Он стал выполнять различные нелегальные задания.

Евгений Вильковский

Черноморский флот численно превосходил флот противника, матросы и многие офицеры показывали чудеса боевой стойкости и храбрости. Но бездарность и беспечность высшего командования приводили к тому, что нередко русский флот нес бессмысленные потери. Не обходилось и без предательства. Матросы почти открыто говорили о непонятных, порой ничем не оправданных действиях командования.

...Шли первые месяцы войны. Темной осенней ночью 29 октября 1914 года в Одесский порт входили три небольших корабля. Вахтенный на брандвахте  окликнул: «Кто идет?» и получил ответ — «Свои». Никто не потребовал позывных. На стоявшем неподалеку дивизионе канонерских лодок все спали. Вдруг раздались оглушительные взрывы торпед. Сыграли боевую тревогу, но турецкие миноносцы (это были они) безнаказанно ушли в море. Канонерские лодки «Донец» и «Кубанец» получили серьезные повреждения.

Почти в то же время германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау» подошли на рассвете к Севастополю и с дальней дистанции обстреляли нашу эскадру и Корабельную сторону. При этом германские крейсеры зашли в район донных мин, которые взрывались с берега. Почему не взорвали мины,— неизвестно. Распространился слух, что командующий флотом Эбергард не разрешил взорвать немецкие корабли.

В апреле 1915 года в Одессу порожняком возвращался легкий транспорт. При подходе к порту в кильватер ему пристроился турецкий крейсер «Меджидие». Зная, что в Одессе нет боевых кораблей, турки решили обстрелять город. Капитан транспорта догадался, с какою целью идет к Одессе неприятельский крейсер. Посоветовавшись с командой, он принял смелое решение: идти по минному полю. Поскольку осадка судна была невелика, можно было рассчитывать, что оно благополучно минует опасный район. На случай несчастливого исхода этой рискованной операции вся команда надела пробковые нагрудники и была в полной готовности покинуть судно. Более получаса шел транспорт по «дороге смерти». Благополучно миновав минное поле, транспорт замедлил ход. Теперь взоры всех были направлены к вражескому крейсеру, который вошел в опасную зону. Как и предполагалось, «Меджидие» подорвался на мине и затонул.  А капитана транспорта царские власти отдали под суд за то, что он нарушил приказ и повел судно по минному полю.

Особенно взволновал матросов «Алмаза» трагический случай, свидетелями которого они были. Утром 20 октября 1916 года на броненосце «Императрица Мария», принимавшем топливо в Северной бухте, неожиданно раздался сильный взрыв и высоко в небо взметнулся столб черного дыма. Горнист немедленно сыграл пожарную тревогу, и матросы, побросав на палубе плетеные корзины с углем, по пожарному расписанию помчались внутрь помещения на свои посты. За первым взрывом последовали другие,— и все в носовой части. Огромный, недавно только построенный корабль стал быстро тонуть. Вокруг броненосца, как в муравейнике, сновали катера, боты, баркасы. Они подбирали в воде раненых, обгоревших и выбросившихся за борт и доставляли их к небольшой госпитальной пристани на Корабельной стороне. Вскоре огромный броненосец, перевернувшись килем вверх, пошел ко дну. Все, кто находился внутри корабля, были заживо похоронены. Больше месяца водолазы вытаскивали трупы. Хоронили их тайком, без воинских почестей. Погибло до семисот матросов. Гибель «Императрицы Марии» потрясла Севастополь. Хотя обстоятельства катастрофы не были известны на «Алмазе», но матросы открыто говорили о предательстве среди командования флотом.

Много было и других фактов, которые использовали члены революционной группы «Алмаза» для разоблачения прогнившего царского самодержавия и его верных холопов.