По-разному сложились судьбы одесских подпольщиков. Одни из них пали смертью храбрых в беспримерной схватке с деникинским зверем, другие, выйдя победителями, после окончания гражданской войны вдохновенно трудились на благо Родины, но их жизнь трагически оборвалась в результате необоснованной клеветы и нарушения революционной законности. Третьи и сейчас своим личным примером зажигают сердца людей на героизм и трудовые подвиги.
Многое могла бы рассказать Елена Соколовская. Ее имя еще при жизни стало легендарным. «Бесстрашной», «Загадочной», «Неуловимой» называли ее. Все годы гражданской войны Соколовская находилась в Одессе, являлась одним из руководителей партийной организации. Дважды она переходила на нелегальное положение (при французской оккупации и при деникинщине), становясь во главе коммунистического подполья. Не один раз попадала, казалось, в безвыходное положение и всегда благополучно выходила из него. Это была не просто удача или «везение». Соколовская обладала незаурядным талантом революционера-профессионала, пользовалась исключительной популярностью и поддержкой среди рабочих.
Весной 1919 года в Одессе свирепствовали белогвардейцы и контрразведки иностранных интервентов. Количество контрразведок обозначалось двухзначным числом. Контрразведки французского, английского, греческого, польского, румынского командования; контрразведки штаба 3-го корпуса, штаба генерала Гришина-Алмазова, одесского градоначальника, «Союза русских людей», осведомительного отдела, князя Кочубея и другие — все они арестовывали, творили суд и расправу над жертвами. Уже погибли руководитель коммунистического подполья Одессы И. Ф. Смирнов (Ласточкин), руководящие работники «Иностранной коллегии» Жанна Лябурб, Яков Елин (Жак), Мишель Штиливкер.
И вот в начале апреля секретарь Одесского подпольного областкома Елена Соколовская с группой рабочих депутатов пока еще нелегального Совета является к командующему войсками Антанты генералу д'Ансельму и предъявляет ультиматум.
— Ваши войска разложены. Солдаты и матросы не будут стрелять в одесских рабочих. Требуем разоружения «добровольческих» офицеров. Власть в городе с 3-го апреля возьмет в свои руки Совет.
Генерал огорошен словами Соколовской, в растерянности не знает, что ответить и как поступить. Наконец, оцепенение проходит, и д’Ансельм спрашивает, сколько лет Елене Соколовской. Узнав, что ей всего 24 года, генерал с раздражением сказал:
— Вы еще очень молоды. Понимаете ли вы смысл происходящих событий? Я знаю, что вы разложили половину моей армии, но я еще располагаю силами, чтобы в полчаса снести всю Одессу.
— Если вы снесете Одессу, — заявила Соколовская,— то революционный пролетариат Франции утопит вас у своих берегов. Да и вряд ли ваши матросы согласятся стрелять по Одессе.
Беседа эта происходила в 2 часа ночи 2 апреля в гостинице «Лондонская», где находился штаб д’Ансельма. Пока генералу пришла в голову мысль задержать коммунистов-подпольщиков, они уже скрылись в темноте весенней ночи.
24 (11) октября 1919 года в 11 часов вечера командующему войсками Новороссии генералу Шиллингу доложили, что его хочет видеть по весьма важному делу дочь дворянина Елизавета Веселина. Несмотря на поздний час, Шиллинг распорядился пропустить ее.
— Ваше превосходительство, у меня необычное дело,— начала посетительница сразу же, как вошла в кабинет.— Правда ли, что по приказанию военных властей в тюрьме находится поручик Чикваная Евсевий Игнатьевич?
— Чем вызвано это любопытство?
— Буду краткой. В 1916 году на русско-германском фронте мой брат получил ранение в ногу. Его вынес на своих плечах поручик Чикваная, хотя он и был ранен в том же бою. После излечения в госпитале брат с Чикваная ненадолго приехали к нам в имение...
— Кем вы уведомлены об аресте Чикваная?—прервал Шиллинг рассказ посетительницы.
— Я получила от его матери, живущей на Кавказе, письмо, в котором она сообщает о постигшем ее горе.
— Вам угодно обратиться с какой-то просьбой?
— Да, ваше превосходительство. Смею просить вас о свидании с арестованным.
— Это невозможно. Дознание окончено, виновность установлена, приговор вынесен. Дело сугубой секретности... Понимаю ваши романтические чувства, к несчастью, помочь не в силах.
— С юридической точки зрения моя просьба вполне законна?..
— Она запоздала... Приговор приведен в исполнение.
— Не может быть!?
— К несчастью, да.
Посетительница резко поднялась. Лицо ее вспыхнуло. Глаза загорелись ненавистью. Вместо робкой девушки перед генералом стояла пламенная революционерка.
— Вы бесчеловечны, генерал! Разве вы не слышите, как трещат кости безвинных людей, раздираемых на части в ваших застенках? Бойтесь, придется расплачиваться за все содеянное!
— Дамская вспышка, да еще в вашем положении, сударыня, извинительна, — произнес Шиллинг.
Не знал генерал, что брошенные ему слова были не «дамской вспышкой» дворянской дочки, а обвинением, произнесенным руководителем большевистского подполья Одессы Еленой Соколовской, которая с гордо поднятой головой покидала кабинет главного ставленника Деникина на юге Украины,
О своем необычном и до крайности рискованном визите в самое логово белогвардейской инквизиции Соколовская никому не рассказывала. Она написала о нем только в письме матери Евсевия Чикваная Кесарии Чикваная в 1923 году. Из этого письма мы узнаем и о причине, побудившей Соколовскую пойти на такой большой риск.
Подпольщики принимали самые энергичные меры, чтобы освободить Чикваная. Но ничего добиться не могли, так как Чикваная почти все время находился в заключении не в тюрьме, а при штабе Шиллинга. Знакомые офицеры, за крупные суммы денег освобождавшие отдельных политзаключенных, получили взятку, но тоже ничего не сделали. Стало известно, что Чикваная 24 (11) октября приговорен военно-полевым судом к расстрелу и перевезен в тюрьму. В этот же день работники Красного Креста предприняли новую попытку освободить Чикваная. И снова неудача. Враг знал кто у него в руках и цепко охранял его.
Единственный шанс к спасению талантливого военного полководца — выиграть время, задержать приведение приговора в исполнение. Это мог сделать только главнокомандующий белогвардейскими войсками Новороссийской области генерал-лейтенант Шиллинг. Но все пути к нему для подпольщиков закрыты. Тогда Соколовская и решает пойти на рискованный, но единственно возможный шаг. Уже на пути к штабу Шиллинга она сочинила версию о мотивах своего посещения главнокомандующего. Но деникинцы боялись держать Чикваная в тюрьме. В тот же день они его расстреляли.
...Однажды Соколовской сообщили, что в Одессу из Кишинева прибыл подпольщик. Ему известны были адрес явки комитета и пароль. На тонком полотне, зашитом в подкладку пальто, химическими чернилами было написано письмо о работе Кишиневского партийного комитета. Устное сообщение прибывшего и доставленное им письмо рисовали правдоподобную картину, но поведение подпольщика вызывало сомнение. Он интересовался, находится ли в Одессе Елена Соколовская, где с ней можно встретиться, как печатается «Одесский коммунист». Своими вопросами он показывал, что или не знает элементарных правил конспирации, или же он провокатор. Создалось сложное положение. Что предпринять?
Соколовская попросила устроить ей встречу с приезжим товарищем в 12 часов дня в кафе «Марсель», что на углу Тираспольской и Нежинской. Соколовскую долго отговаривали от встречи, предупреждали, что беседа с ним ей ничего не даст, все сказано в письме. Она настояла на своем, встреча состоялась. Соколовская убедилась, что приезжий не провокатор, знает он и условия конспирации.
— Зачем же он интересовался тем, что не положено ему знать? — спросили у Елены.
Она ответила, что перед отъездом из Кишинева товарищи по подполью просили его узнать, как это в Одессе удается в таких тяжелых условиях издавать газету, нельзя ли наладить выпуск газеты и в Кишиневе.
На вопрос, насколько она уверена в благонадежности приезжего товарища, Елена сказала:
— В таких делах даже огромная вероятность нам не подходит. Тут нужна безусловная уверенность. Вот вы обратили главное внимание на содержание письма, а я на глаза! В глазах приезжего я прочла то, о чем нельзя написать ни в каком письме.
Такова была Елена. Когда отправилась в штаб французского генерала д’Ансельма, она знала, что интервенты уже находятся в растерянности, что они готовы вот-вот оставить Одессу, искали только благоприятного повода. При визите к генералу Шиллингу Соколовская была уверена в своих собственных силах. А поверить в свои силы — это уже победа! В случае с подпольщиком из Кишинева Соколовской помог огромный опыт работы в подполье, уменье распознавать, находить надежных, преданных делу революции людей.
Из Одессы Елена Соколовская выехала по заданию ЦК РКП(б) во Францию как представитель Коминтерна. После возвращения в Москву принимала участие в подготовке III Конгресса Коммунистического Интернационала, была его участником — в качестве переводчика и члена редакционной комиссии французской делегации. Затем работала в Московской организации РКП(б), училась на курсах марксизма-ленинизма, была редактором журнала «Массовик». На XVI съезде партии Соколовская избирается членом ЦКК ВКП(б), работала в Центральной комиссии по чистке советского аппарата и в Центральной комиссии по чистке партии. Позднее ЦК ВКП(б) направил ее в киностудию «Мосфильм», где она работала художественным руководителем и директором.
Как когда-то на фронтах гражданской войны, так и теперь на новом для нее фронте искусства, легендарная революционерка борется за генеральную линию партии, за ленинскую партийность в искусстве. При ее непосредственном участии «Мосфильм» создает замечательные картины — «Дети капитана Гранта», «Последняя ночь», «Депутат Балтики» и другие.
В 1937 году жизнь Елены Соколовской безвременно оборвалась. Трудящиеся Одессы свято чтут память пламенной революционерки и ее именем названа одна из улиц города.
Евсевий Чикваная... Кто в Одессе не знал в те годы веселого, жизнерадостного, всегда подвижного грузина в военной форме. Близкие друзья и товарищи называли его уменьшительным именем: «Чик».
Евсевий Игнатьевич Чикваная родился в 1893 году в бедной грузинской семье. Отец рано умер, трое малолетних детей остались на попечении матери Кесарии. С неимоверным трудом удалось Кесарии устроить Евсевия на ученье в Тбилисскую семинарию. Оттуда его исключают за участие в политическом кружке. В 1914 году Евсевий Чикваная призывается в армию, попадает в Казанское военное училище. Через два года ему присваивается первый офицерский чин. Находясь на фронте в период первой мировой войны, Чикваная проводит среди солдат нелегальную работу, создает революционную организацию.
В марте 1917 года Евсевий Чикваная вступает в члены Коммунистической партии. В письме к своему старшему брату он с гордостью писал: «Вырос я в сиротстве, никогда не видел радостного дня. Да и какая крестьянская семья знала радостную жизнь? Теперь я нашел настоящую дорогу в счастливое будущее и на вопрос: когда я родился, отвечаю — в 1917 году!»
В рабочих районах Петрограда многие знали красного поручика. Он делился с рабочими военными знаниями, обучал их ведению уличного боя. В канун Октября Чикваная с большим отрядом солдат явился к Смольному. В октябрьские дни он показал себя талантливым руководителем и знатоком военного дела, четко выполнял все боевые приказы Военно-революционного комитета.
По просьбе Советского правительства Украины ЦК партии направляет в январе 1918 года на Украину группу военных работников. В их числе находится и Чикваная. Он назначается сначала начальником штаба III революционной армии, а затем командующим этой армии. Принимает участие в боевых действиях советских войск и рабочих отрядов по обороне г. Царицына против контрреволюционных казачьих войск с июля по декабрь 1918 года. В январе 1919 года Чикваная нелегально направляется в Одессу для организации и руководства партизанским движением на территории, временно захваченной иностранными интервентами, белогвардейцами и петлюровскими бандами.
Когда Чикваная оказался в руках белогвардейцев, генерал Шиллинг сообщил об этом в ставку Деникина. Оттуда последовало указание: установить особый режим, провести срочное дознание.
И началось «дознание». Первая встреча Чикваная состоялась с начальником контрразведывательного отделения полковником Тунцельманом. Он от имени Шиллинга предложил Евсевию Чикваная перейти на службу в «Добровольческую» армию.
Что от меня требуется? Какой ценой я должен заплатить за это? — спросил Чикваная. Он понимал, что простое согласие пойти на службу к белым не может служить основанием для его освобождения.
Тунцельман ответил:
Никаких предварительных условий не ставится. Но если бывший кадровый офицер хочет восстановить свое высокое звание офицера русской армии, то он найдет возможность это сделать.
Нельзя ли конкретнее?
Вы долго находились в Одессе и вам многое известно...
Довольно, полковник! Я не считаю вас и генерала Шиллинга глупыми людьми. Надеюсь, что и меня вы не относите к ним? Зачем же говорить неправду, да еще так плохо придуманную? Вы с генералом прекрасно понимаете, что если офицер царской армии перешел на сторону революции и все эти годы не за страх, а за совесть честно ее защищал, то он уж никогда не возвратится к старому. Но вы еще знаете и больше: я — коммунист, связавший свою судьбу с партией рабочего класса еще до Октябрьского переворота...
Полковник Тунцельман явно смутился, но потом неуверенно произнес:
— У вас одностороннее суждение. Жизнь показывает иное. Зачем далеко ходить за примерами. Вспомните штабс-капитана Григорьева, полковника Муравьева — их хорошо знают в Одессе. Они тоже вначале перешли к большевикам, сражались за революцию, а потом, признав свои заблуждения, ушли от них. Так могли поступить и вы.
— Сравнение, полковник, не доказательство. Григорьев и Муравьев, да и другие им подобные, никогда честно не служили революции. Они хотели использовать революцию в своих корыстных, авантюристических интересах. А авантюра, если даже она так широко задумана, как у Деникина, всегда кончается крахом. Продолжать нашу беседу считаю бесполезным.
В тюрьме Евсевий Чикваная за день до смерти написал письмо своему другу Степану Лекишвили («Сергею»), сидевшему в другой камере. Он писал:
«Дорогой Сергей! Не жалей своего «Чика», что он раньше времени кончает жизненный путь. Хочу ли я жить? Конечно — да! Но теперь дело в одной лишь минуте, когда нужно держать себя достойно и я это сумею сделать. Но довольно об этом. Все, что нужно было бы, не сумею написать.
...Прощаюсь мысленно с тобой, желаю тебе всего-всего хорошего и спасибо за твои искренние дружеские слезы. Я их помню... Если тебе удастся увидеть ее где-нибудь — передай от меня только один дружеский поцелуй и скажи, что это от «Чика» из смертной камеры одесской тюрьмы... Друг, желаю тебе освободиться. Поклон всем. 11 октября. Твой «Чик».
Ни одна газета не опубликовала никаких сведений об аресте и расстреле Е. И. Чикваная. Его мать Кесария не знала, где в последнее время находился ее сын. Она долго ждала от него весточки, но почтальон всегда проходил мимо ее домика.
Шли годы... И однажды в солнечный день почтальон вошел в избу Кесарии. Вместо письма, он вручил ей газету «Известия ВЦИК» за 7 ноября 1922 года. Под заголовком, набранным крупным шрифтом: «Красная Армия. Первые организаторы и вожди» рассказывалось о полководцах Красной Армии Антонове-Овсеенко, Егорове, Рудневе, Дыбенко, Ворошилове, Чикваная, Лазареве.
Слезы материнского горя сменились слезами гордости за своего сына, отдавшего жизнь за счастье народа. Кесария приехала в Одессу, привезла горсть земли с могилы своих предков на могилу сына. Советское правительство назначило матери героя персональную пенсию.
...Честно трудился на благо Родины Владимир Федорович Логгинов (Павел Миславский) или просто Павел — этим именем он подписывал документы и в мирное время. Партия посылала его на многие ответственные участки работы. Из Одессы летом 1920 года он был направлен в Краснодарский губком партии, потом работал секретарем Киевского губкома, заместителем наркома просвещения УССР. Избирался делегатом на IX, X, XI и XII съезды РКП (б). Работал в аппарате ЦК КП (б) Украины и управляющим Всесоюзным объединением «КОКС». В 1935 году награжден орденом Ленина.
О Логгинове как руководителе Одесского коммунистического подполья можно многое рассказать... Но есть в его жизни страницы, о которых мог бы поведать только сам Логгинов. Так, в одном московском архивном хранилище в голубой папке среди прочих документов лежит нежелтеющая четвертушка плотной бумаги. На ней карандашная надпись: «Обратили Вы внимание на юрисконсульта г-на Миславского? Его сегодняшнее поведение — следствие иной причины, более глубоко таящейся. Заинтересуйтесь данной персоной, его юриспруденция — миф». Подпись: Чернавин, дата 6 ноября 1919 года.
А ниже другим почерком, красными чернилами: «Цветом глаз г-на Миславского пусть интересуется г-н Кирпичников, ему и карты в руки». Подпись неразборчива.
Что это за записка? О каком поведении Миславского (Логгинова) идет в ней речь? Можно представить такую картину: идет какое-то совещание, на нем присутствуют высшие чины штаба Шиллинга, в том числе генерал-майор Чернавин. Тут же находится и руководитель большевистского подполья Логгинов, в обществе — юрисконсульт г-н Миславский. Своим выступлением он, очевидно, вызывает подозрение у начальствующих лиц... Может быть, было и не так... Во всяком случае над Логгиновым нависла опасность, но она и на этот раз миновала его. Все здесь непонятно... Ключ к этой загадочной истории пока не найден.
Высоким революционным пафосом была наполнена жизнь Сергея Борисовича Ингулова. Когда в Одессе была восстановлена Советская власть, он работал секретарем Одесского губкома партии. Будучи делегатом X съезда партии участвовал в подавлении эсеро-белогвардейского мятежа в Кронштадте. Некоторое время работал заведующим агитпропом ЦК КП (б) У и редактором республиканской газеты «Коммунист». Дальнейший его путь: заместитель заведующего агитпропом ЦК ВКП(б), редактор «Учительской газеты», представитель ТАСС за границей, один из главных редакторов Малой Советской Энциклопедии.
В один декабрьский день 1919 года на явке редколлегии «Одесского коммуниста» собрались подпольщики.
Только что закончилось обсуждение неотложных дел, которых всегда накапливалась целая гора, но никто не уходил. Вечерело. Между Нюрой Палич и Логгиновым возник разговор, в него незаметно втянулись все присутствующие. Говорили о том, чему мечтает посвятить себя каждый, когда кончится война.
— Когда придет время и мы перекуем мечи на орала, я выберу себе оружие еще острее, чем меч! — сказал Ингулов.
— Писателем захотел стать, хлеб думаешь у меня отбить! — пошутил Сигизмунд Дуниковский. Все знали, что он мечтал написать книгу об одесском подполье.
— Нет. Учеником! Возьму школьную ручку и тетрадь и буду изучать Маркса.
— И так всю жизнь?
— Всю жизнь! Изучу и другим стану рассказывать.
Мечта Ингулова сбылась. Он стал видным пропагандистом идей марксизма-ленинизма. Он написал популярные учебники «Политграмота» и «Политбеседы», по которым молодые коммунисты и комсомольцы 30-х годов изучали основы марксистско-ленинской теории.
В 1937 году страна отмечала двадцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции. К этой великой дате вышла из печати книга Ингулова «Наша Родина».
...Тарас Костров... Под этим именем он вступил в революционную борьбу, с ним он и ушел из жизни. До сих пор мало кто знает, что Тарас Костров — это Александр Сергеевич Мартыновский. Именем его отца — народовольца Сергея Мартыновского — названа одна из центральных площадей Одессы.
Вся жизнь Тараса Кострова — неугасимое революционное горение. Когда Красная Армия вошла в Одессу, он ушел с ней продолжать громить белогвардейские и петлюровские банды, находился на фронте до окончания гражданской войны. Потом редактировал «Киевскую правду», был ответственным секретарем республиканской газеты «Коммунист». Способный журналист-большевик замечен в Москве, его утверждают редактором «Комсомольской правды».
Писательница Г. И. Серебрякова в двадцатых годах сотрудничала в «Комсомольской правде» и часто встречалась там с Тарасом Костровым. О нем она написала такие строки:
«Его все очень уважали. В разговоре он мог совершенно непринужденно процитировать Маркса или Энгельса. Ленина он знал назубок. В его присутствии я нередко ощущала свое невежество. Но это было нисколько не обидно. Напротив, очень хотелось поумнеть, стать взрослее и образованнее. Противостоя старому миру, который был рядом, шумел в нэпмановских ресторанах, Костров как бы олицетворял новое, являлся образцом идейной чистоты и целеустремленности. Одно его присутствие очищало всех, кто был рядом с ним. Он учил нас верности идее, ясности мысли, смелости в борьбе. Очень молодой и очень больной, сгорающий на наших глазах, любящий препятствия, не обходивший, а преодолевающий их, Костров был для нас воплощением оптимизма и силы».
Умер он в июне 1930 года в возрасте 29 лет.
Некоторые активные участники одесского коммунистического подполья стали крупными советскими учеными и видными руководителями-хозяйственниками. Калистрат Саджая (Калениченко) после окончания гражданской войны учился, стал профессором, доктором медицинских наук. Оклеветанный, он погиб в 1938 году.
Так же трагически оборвалась жизнь Бориса Краевского. Читатель помнит, как он, командуя партизанским отрядом, захватил недалеко от Котовска штаб 3-го галицийского корпуса во главе с генералами Никитко, Цироск и представителя Деникина генерала Стойкина. Краевский до 1922 года находился в Красной Армии, был комиссаром Беломорского и Харьковского военных округов. Затем перешел на хозяйственную работу, работал за границей — председателем «Южамторга» в Северной и Южной Америке, председателем правления акционерного общества «Экспортлес».
Комсомольский вожак Вася Васютин (Филюшкин) и после гражданской войны остался на комсомольской работе. Он работал первым секретарем ЦК комсомола Украины, вторым секретарем Центрального Комитета РКСМ. На XIII съезде партии избран членом Центральной Контрольной Комиссии РКП (б). Окончил Институт красной профессуры, много лет находился на научной работе в Академии наук СССР и в Госплане СССР. Василий Филиппович Васютин — доктор экономических наук, профессор, он и в настоящее время работает в Высшей партийной школе при ЦК КПСС.
Нюра Палич, она же Анна Михайловна Панкратова, стала известным ученым-историком, была избрана академиком Академии наук СССР, на XIX и XX партийных съездах избиралась членом ЦК КПСС, удостоена Государственной премии СССР. Умерла А. М. Панкратова в 1957 году.
Проживают в Москве и часто встречаются между собой участники одесского подполья Р. М. Лучанская, С. С. Калинин, В. Н. Лапина, Д. А. Мельников, Г. С. Ларский, М. М. Горев, О. Н. Петровская и многие другие. В Одессе живут Б. В. Гумперт, Г. И. Сапельников, Н. А. Александрович, Н. Д. Голубенко, П. Г. Калюжный и ряд других. Все они много потрудились на благо нашей Родины, сейчас персональные пенсионеры, но продолжают принимать активное участие в общественно-политической работе.
В этом повествовании показаны отдельные участники коммунистического подполья, некоторые только названы, а другие даже не упомянуты. Причем среди тех, кто не упомянут, находятся такие герои, которым можно было бы посвятить десятки и сотни страниц. Автор не хотел бы, чтобы его заподозрили в каком-то преднамеренном поступке. Книга на эту тему издается впервые, впервые освещаются уже полузабытые события, впервые названы имена многих подпольщиков.
Вот в книге только упоминается, как Лида Петренко, молодая работница табачной фабрики Поповых, распространяла «Одесский коммунист». А сколько требовалось мужества, чтобы выполнить это опасное поручение! Ведь приказы Шиллинга, расклеенные на всех стенах домов, извещали, что за распространение большевистской газеты — расстрел на месте.
Героически показала себя Лида Петренко и в годы первых пятилеток. В 1934 году Кемеровская газета «Большевистская сталь» опубликовала о ней, ставшей уже инженером-металлургом, такую заметку:
«Это было во всех отношениях замечательное событие. Мистер Вейл, американец, инженер, старший консультант — образец хладнокровия и выдержанности, смущенно снял шляпу и низко поклонился Лидии Ивановне Петренко.
— Много бесстрашия я видел за свою жизнь, но никогда не видел такой смелой женщины... Я снимаю шляпу перед этим замечательным русским инженером...
Инженер Лидия Ивановна Петренко сделала то, что должен на ее месте сделать каждый большевик, отвечающий за свой участок. Не дожидаясь окончания спора инженеров, кому подняться на 65-метровую высоту и дать точку для начала кладки, Лидия Ивановна поднялась сама... Сильный ветер... раскачивал верхушку трубы, тонкие, узкие доски гнулись под ногами, внизу зияли пропастью котлованы, металл жег руки... Долго после этого мистер Вейл удивлялся отваге «знаменательна русская энжинера».
Вот такие люди были в одесском подполье! Над их подвигами и именами не властно время.
