В первых числах мая 1919 г. одесскому окружному военному комиссару Артему Кривошееву стали поступать перехваченные радиограммы деникинского командования на Черном море. Каждая радиограмма кодировалась двухзначным шифром по двум системам, одна из которых оставалась пока нераскрытой. Сколько не бились дешифровщики над текстом, результатов это не дало. Получались бессмысленные ребусы, сохранявшие, по всей вероятности, важную тайну.

Десятки раз перечитывал Кривошеев лежавшие перед ним обрывки радиограмм:

«Старшему лейтенанту... должен... секретную...»

«...следовать ... французским ... барон Пиллар-фон-Пильхау...»

«...кормовой ... андреевский... маневрировать... кочегаров...»

«...оборудовать 424... леерного... шхун... десант помощью барж...»

Из всего, что поддалось дешифровке, явствовало, что белогвардейцы затевают какую-то операцию на море, к которой определенное отношение имеет флот союзников.

Придя к такому выводу, окрвоенком позвонил председателю губисполкома Клименко и попросил еще раз обсудить вопрос об усилении морской обороны одесского побережья, подчеркнув, что получены новые материалы, не терпящие отлагательства.

Руководство партийных и советских органов города понимало всю серьезность положения Одессы и, особенно, уязвимость ее с моря. Секретарь губкома партии Ян Гамарник вместе с окрвоенкомом Артемом Кривошеевым направили в Морское управление штаба Народного комиссариата по военным делам Украины несколько телеграмм с просьбой организовать морскую оборону Одессы. Эти телеграммы с соответствующими резолюциями попадали командующему Советским Черноморским флотом А. И. Шейковскому и оставались без движения. Он неизменно отвечал: «Вопрос изучается» или «Вопрос поставлен в высших инстанциях».

Я. Б. Гамарник

Губком партии и губисполком сразу же после изгнания англо-французских оккупантов из Одессы обратили самое серьезное внимание на укрепление одесского побережья. По их просьбе в Одессу приезжал представитель Морского генерального штаба УССР . Он объехал все побережье, знакомился с обстановкой на месте. Вскоре Высшая военная инспекция Рабоче-Крестьянской Красной Армии предписала командующему III Украинской Советской Армией Н. А. Худякову организовать оборону одесского побережья. А еще раньше Худяков информировал Гамарника, что он просил командующего армиями Украинского фронта В. А. Антонова-Овсеенко прислать в Одессу две подводных лодки для предупреждения возможной высадки десанта.

Известна была в Одессе и докладная записка начальника оперативного отдела Морского генерального штаба УССР П. X. Вукова, составленная еще до освобождения Одессы от французской оккупации. В этой записке о морской обороне одесского побережья говорилось:

«Срочность поставленной задачи и недостаток технических средств не позволяют организовать оборону применительно к современным требованиям морского дела. Зато все, что имеется под руками, должно быть использовано. Все морские орудия, имеющиеся в арсеналах, складах, заготовленные для кораблей, готовность которых не может быть очень скорой, должны быть установлены на берегу для защиты фарватеров, входов во внутренние водные пространства, бухт, пригодных для производства десантных операций. Ни одна мина заграждения не должна оставаться втуне где-нибудь на задворках портовых складов. Должны быть оборудованы хотя бы самым примитивным способом приспособления для постановки мин заграждения. Должна быть организована служба связи на побережье; крайне важно было бы организовать также гидроавиационные отряды» {5} .

И все же вопрос об организации морской обороны не подвинулся вперед ни на шаг. В Одессе в то время имелась всего одна батарея из 6-и орудий. Движение же судов Антанты у одесского побережья с каждым днем усиливалось. Уже появились английские миноносцы, на внешний рейд заходили 3 французские канонерки, где-то поблизости находились крейсеры «Кагул» и «Память Меркурия» под андреевским флагом. А тут еще эти шифрованные радиоперехваты... Они таили в себе что-то неразгаданное, вселяли тревогу...

Доклад Кривошеева обсуждался 15 мая на объединенном заседании губкома партии и губисполкома. Заседание, в котором участвовали Ян Гамарник, Иван Клименко, Елена Соколовская и другие ответственные работники, одобрило предложения окрвоенкома о назначении военным руководителем морской обороны Черноморского побережья бывшего контр-адмирала в дореволюционном флоте А. В. Немитца, о подчинении ему всех портов, входящих в Одесский военный округ, о создании экипажа сводных морских команд флота для охраны Одессы, об установке на побережье орудий, снятых с военных кораблей.

Мероприятия губкома партии и губисполкома не встречали поддержки у командующего Советским Черноморским флотом Шейковского и при его влиянии они долго не решались в Морском управлении штаба Народного комиссариата по военным делам УССР. Создавались различные комиссии, организовывались проверки, составлялись акты, а дело стояло на месте.

Одна из комиссий, побывавшая в Одессе в конце мая, донесла в центр: «Одесский окрвоенком самостоятельно подчинил себе все порты, входящие в его округ, и назначил военно-морским руководителем бывшего контр-адмирала и командующего Черноморским флотом Немитца, что сильно затрудняет работу центра» {6} .

Против назначения Немитца на пост руководителя военно-морской обороной одесского побережья настойчиво возражал Шейковский. Прибыв в Одессу из Николаева, где находился его штаб, Шейковский долго доказывал сначала Кривошееву, а потом в губкоме партии — Гамарнику, что Немитцу нельзя доверять такой высокий пост, что он может в самый ответственный период изменить, перейти на службу к деникинцам.

— Почему вы не доверяете Александру Васильевичу, на чем основаны ваши подозрения?— спросил Гамарник Шейковского, когда тот, выходя из себя, заявил, что Немитца надо немедленно отстранить от руководства.

— Он царский адмирал, идейно навсегда связанный со своим классом,— ответил Шейковский.

— Этого недостаточно для обвинения,— возражал Гамарник. Вы ведь тоже капитан 1-го ранга царского флота, но вам же Советская власть доверяет?

Шейковский растерялся, сказал на прощание:

— Смотрите сами, но я вас предупреждаю от чистого сердца. Подумайте, взвесьте все, чтобы потом не пришлось сожалеть.

Много усилий приложил Кривошеев — сам бывший военный моряк — для организации экипажа сводных морских команд флота. Он держал под своим контролем комплектование экипажа личным составом, внимательно следил за тем, чтобы в морские команды не попали случайные люди. Но вот уже экипаж создан, подобраны командиры и политкомы команд, начато обучение. Оружия на месте изыскать не удалось, запросили штаб Реввоенсовета республики, послали официальное требование на 1500 винтовок, 300 тыс. патронов и 10 пулеметов. Долго не было никакого сообщения, наконец, пришел ответ: «Отказать. Одесского экипажа не существует. Начморупр Бутаков»{7} .

Иностранные морские пираты все более наглели. Их крейсеры и миноносцы подолгу стояли на внешнем рейде. Хотя блокада формально не была объявлена, антантовские корабли контролировали все входящие в Одесский порт суда. Кривошеев поставил перед Морским управлением вопрос о захвате или обстреле из береговых батарей иностранных военных кораблей. Ответ на этот раз приходит быстро: рекомендуется повести на иностранных кораблях пропаганду и добиться поднятия на них красных флагов. На просьбу окрвоенкома прислать в Одессу несколько 12-дюймовых орудий пришел снова отрицательный ответ. Кривошееву разъяснялось, что для дальнобойных орудий нужны бетонированные площадки да и сами орудия надо перевозить из Кронштадта. Когда губком партии поддержал требование Кривошеева о необходимости доставить в Одессу дальнобойные орудия, было получено разъяснение, что Одесса — «открытый порт и не имеется возможности защищать его от обстрела с моря»{8} .

Почему же все начинания и просьбы партийных и военных органов Одессы по укреплению обороны Черноморского побережья не получали поддержки в Морском управлении Народного комиссариата по военным делам УССР? На этот вопрос ответа в Одессе дать никто не мог. В таких условиях ничего не оставалось, как направить знающего и авторитетного человека в центр. После обсуждения ряда кандидатур губком партии остановился на А. В. Немитце.

23 июня 1919 г. А. В. Немитц выехал в Москву. Время было трудное. Нередко военные специалисты изменяли тогда Советской власти, что не могло не вызвать недоверия к ним. На этой почве часто происходили конфликты и трения, иногда чрезмерным подозрением отталкивались честные специалисты военного дела. Партия, В. И. Ленин нередко поправляли те партийные организации, которые брали неверный тон по отношению к военспецам, устраняли помехи на пути их привлечения к работе в Красной Армии. Была и другая крайность, против которой партия тоже вела борьбу. Известно, что Троцкий слепо доверял старым военным специалистам, среди которых были люди ненадежные и явные предатели. На институт военных комиссаров, введенный по инициативе В. И. Ленина, и возлагалась одна из задач — неослабный партийно-политический контроль за работой военных специалистов.

Немитц ехал с докладом о состоянии обороны Черноморского побережья. Ему поручалось добиться утверждения одобренного губкомом партии плана обороны одесского побережья и доложить в Москве, что Морское управление Народного комиссариата по военным делам УССР по непонятным причинам чинит препятствия, не помогает провести укрепление обороны побережья Черного моря. Как то его встретят в Москве, как отнесутся к жалобам бывшего царского адмирала на такой авторитетный советский орган как Морское управление Народного комиссариата по военным делам республики? Поверят ли в искренность его стремлений сделать как можно больше, чтобы обезопасить морские границы Украины? «Капитан I ранга Александр Иванович Шейковский хороший знаток военно-морского дела. Чем же он руководствуется, отвергая все наши предложения?»— недоумевал Немитц.

Эти мысли не покидали его всю дорогу, а длилась она целую неделю. Немитц вез с собой письмо главнокомандующему вооруженными силами РСФСР И. И. Вацетису от члена Реввоенсовета XII армии С. И. Аралова.

В письме Аралов просил главкома принять для доклада военного руководителя Морской обороны Черноморского побережья Немитца. «Немитц, — писал Аралов,— прекрасно работает, очень энергичный, знающий человек. С гетмано-петлюровщиной не работал, голодал. С переходом власти к нам сразу же начал работать, проявил максимум энергии и наладил дело обороны Одесского округа» {9} .

В Москве Немитцу стало ясно, почему все решения Одесского губкома партии, губревкома об усилении морской обороны побережья не встречали поддержки в Морском управлении штаба Народного комиссариата по военным делам Украины.

В этом управлении в вопросах обороны побережья стояли на позиции Шейковского. Управление представило в Москву доклад, в котором доказывалось, что Украинская ССР в настоящий момент не имеет сил, которые могли бы воспрепятствовать высадке десанта, если бы Антанта решила в каком-либо пункте ее произвести. Авторы доклада утверждали, что «благодаря огромной дальности и силе своего огня эскадры Антанты могут привести к молчанию любую приморскую крепость на Черном море и отогнать от берега любую военно-сухопутную силу, стянутую к пункту высадки для противодействия таковой» {10} .

Ошибочность и вредность этой, как ее назвал Немитц, «теории безнадежности», была очевидна. Немитц представил командующему морскими силами республики конкретный технически обоснованный план обороны Черноморского побережья, одобренный губкомом партии. Предусматривалась установка минных заграждений и целой сети батарей, обеспечивающих перекрестный обстрел как Одесского залива, так и подступов к Очакову, Николаеву, Херсону.

В начале июля план был рассмотрен и утвержден командующим морскими силами республики Е. А. Беренсом и к 10 июля представлен на утверждение Главнокомандующего всеми вооруженными силами республики.

* * *

Обстановка на Украине все больше и больше усложнялась. Деникинские войска захватили Харьков, Екатеринослав, Полтаву и начали продвигаться в направлении к Елисаветграду, Николаеву, Одессе, одновременно наступая на Киев. Нависла прямая угроза полной потери завоеваний Октябрьской революции на всей территории Украины.

Тревожно стало и в районе Одессы. 3-й корпус генерала Шиллинга двигался на Одессу по линии Херсон-Николаев. Другая белогвардейская часть наступала в направлении Вознесенск—Березовка, а с моря угрожали суда Антанты и белогвардейского военного флота. В ночь с 10 на 11 июля официально была возобновлена блокада порта и города Одессы . С этого дня на внешнем одесском рейде стали крейсер и миноносец под английскими флагами, три французских канонерских лодки и греческий транспорт. Ночью суда стояли без огней, к ним подходили небольшие суда, парусники. Заметно оживилось движение неприятеля от Каролино-Бугаза, задерживались рыбачьи лодки.

Военный флот Антанты не случайно подошел к одесским берегам. В июне Деникин получил заверение от Антанты в том, что ему будет оказано всемерное содействие в операциях под Одессой {12} . Установление блокады Одессы являлось началом активных действий союзников на море.

И. Е. Клименко

По распоряжению штаба антантовской эскадры все суда с продовольствием, фруктами и т. д. не могли проходить в порты, где была Советская власть. Любое судно, включительно до дубков, на которых перевозились арбузы, останавливалось на подступах к Одессе и капитану вручалось письменное указание: «Главнокомандующий флотом разрешает вам идти либо в Новороссийск, либо в другие порты, где нет Советской власти» {13} .

Цель пребывания англо-французских военных судов в водах Черного моря командование первое время держало в секрете. Но об этом откровенно говорили младшие чины союзного флота. Шкиперу парусно-моторной шхуны «Александра» Ивану Цыганкову удалось незаметно обойти два патрулировавших судна союзников. Он шел с грузом муки в Одессу. Но у Тендры его задержала французская канонерка. В разговоре с Цыганковым лейтенант французского флота сказал:

— Цель наша — разрушать советский транспорт. Мы будем держать блокаду до тех пор, пока Колчак не войдет в Москву.

Серьезная опасность, созданная падением Харькова и Екатеринослава, требовала принятия решительных мер по перестройке деятельности партийных, советских и других организаций Одессы и губернии. Этот вопрос обсуждался 4 июля на совместном заседании президиума губисполкома, губкома партии и окружного военного комиссариата. Заседание постановило образовать Совет обороны Одесского округа, как высший политический, государственный и военный орган, в руках которого должна быть сосредоточена вся полнота власти. В состав Совета вошли секретарь губкома партии Ян Гамарник, председатель губисполкома Иван Клименко и окружной военный комиссар Борис Краевский . Для борьбы с контрреволюцией в тылу при Совете обороны был организован Чрезвычайный Революционный трибунал в составе Яна Гамарника, Лаврентия Картвелишвили и пересыпского рабочего Никиты Познякова.

На заседании, где были организованы Совет обороны и Революционный трибунал, Гамарник говорил:

— Создание Совета обороны не означает, что мы думаем только об обороне. Нет, у нас мысль другая: не обороняться, а наступать, готовить Деникину и его опричникам погибель. На случай временного оставления Одессы (во время войны все может случиться) мы подготовим в городе такую нелегальную организацию, которая в деникинском тылу поднимет массы, и они помогут Красной Армии потопить белогвардейское войско в Черном море.

Тут же на совместном заседании было поручено Соколовской и Картвелишвили приступить к отбору коммунистов для работы в деникинском тылу, разработать схему построения подпольной организации, снабдить будущих подпольщиков всеми необходимыми материально-техническими и денежными средствами. Обращалось внимание на подыскание и подготовку явок и конспиративных квартир. Лаврентию Картвелишвили было поручено подобрать полиграфистов, подыскать помещение типографии, обеспечить ее шрифтами, печатной машиной и бумагой.

Совет обороны приступил к своей деятельности — фронт требовал солдат, оружия, хлеба. Советское правительство Украины объявило мобилизацию в ряды Красной Армии. На этот раз призывались под ружье не только рабочие, но и крестьяне. Сложность состояла в том, что мобилизация проводилась в момент созревания урожая. Чтобы сорвать мобилизацию, кулацкие и другие контрреволюционные элементы убеждали крестьян, что сначала надо убрать урожай, а потом идти на призывные пункты. «Мобилизация может и подождать, главное не дать погибнуть хлебу»,— агитировали они.

5 июля Совет обороны Одесского округа опубликовал воззвание к рабочим и крестьянам, призывая их на борьбу с Деникиным и Колчаком. В нем ставился вопрос:

«Но почему же так спешит Рабоче-крестьянское правительство с мобилизацией крестьян, почему не ждет оно полной уборки урожая, почему оно не опасается, что хлеб — залог нашей жизни и победы рабочих и крестьян над своими классовыми врагами — останется неубранным и сгинет на полях?»

И давался ответ:

«Товарищи, ждать нельзя ни одного дня, ни одного часа! Враг стоит у дверей Украины, он захватил уже Екатеринослав и Харьков и по пути своего продвижения предает край огню и мечу. Десятки тысяч расстрелянных рабочих и крестьян, порка крестьян целыми уездами, публичная порка женщин, восстановление всюду в захваченных местностях власти помещиков и капиталистов, контрибуция, налагаемая на крестьян, карательные экспедиции против рабочих и крестьян, имевших какое бы то ни было отношение к Советской власти,— вот что несут с собой Колчак и Деникин российскому и украинскому крестьянству и пролетариату.

И для того, чтобы не допустить всех этих египетских казней черносотенных фараонов, необходимо тотчас же взять в руки оружие и пойти на фронт, чтобы не только приостановить их продвижение, но гнать Деникина и его опричников обратно, уничтожая офицерскую армию до тех пор, пока не удастся все его преступное войско сбросить в море» .

В воззвании говорилось, что хлеб не пропадет, урожай будет убран. Все оставшиеся в тылу мобилизуются для полевых работ. Совет обороны направил 7 июля в волости и уезды 30 рабочих-агитаторов для разъяснения целей мобилизации. Были изданы на русском и украинском языках листовки: «Все —для обороны страны, все— для фронта, все наши силы и средства — для Красной Армии».

Много внимания уделял Совет обороны закупкам продовольствия для Красной Армии и рабочего класса Петрограда — колыбели пролетарской революции. В июне Одесский Совет рабочих депутатов выделил 6 миллионов рублей для этих целей. В Петроград было отправлено 40 вагонов разных продовольственных грузов. 26 июня Чрезвычайный уполномоченный Петроградского Совета по делам продовольствия на Украине С. Стриевский прислал на имя председателя Одесского губисполкома телеграмму, в которой писал:

«Красный Петроград будет сражаться до последней капли крови и отобьет все атаки врагов... От имени Петроградского Совета и сражающихся на петроградском фронте товарищей красноармейцев горячо благодарю Одесский исполком за братскую помощь Петрограду...» {15}

9 июля в газетах появилось сообщение, что 8 июля из Одессы отправлен для петроградского пролетариата еще один маршрутный поезд с продовольствием в составе 41 вагона и что заканчивается погрузка третьего продовольственного поезда.

Еще два дня спустя газеты стали публиковать сообщения об отправке из Одессы на фронт вновь сформированных красноармейских частей. На митингах, состоявшихся перед отъездом, красноармейцы клялись до последней капли крови защищать республику Советов.