Благодарность

Так много людей, которых нужно поблагодарить…

Коллег писателей – Раймонда Бенсона, Джоя Бонансинга, Дага Бортона, Дэвида Эллиса, Эрика Гарсиа, Рика Хоутала, Либби Фишер Хеллмана, Уоррена Б.Мюрфи, Ридли Песана, Джеймса Роллинса, Стивена Сприлла, Эндрю Воша, Ф.Пола Уилсона, Дэвида Уилтса и особенно Роберта В.Уолкера – за их слова, одобрение и вдохновение.

Моих потенциальных читателей – Марка Бухмана, Джима Каси, Лору Конрат; писателей Барри Айслера и Роба Кантнера – за их комментарии, критику и советы.

Мою семью, друзей и всех, кто был рядом со мной во время этого нелегкого пути: Робина Агнеу, Лорри Амсден, Криса Боумен, Бони Клэсон, Латам Конги III, Тома и Мелани Мейерс Кушмен, Джорджа Дейли, Мони Драпер, Джуди Дучл, Мариэл Эвене, Дика Файла, Холли Фраке, Мегги Гриффин, Джо Гуглелмелли, Мэри Элизабет Хат, Джима Ханга, Стива Дженсона, Джен Джонсон, Стива Джуцука, Эдмунда и Джэнни Кауфман, Криса Конрата, Джона Конрата, Талона Конрата, Стива Лукаса, Шеддона МакАртура, Отто Рензлера, Барбару Ретерс, Сью Ретерсэн, Терри Смитта, Дейва Стронга, Джимма и Глорию Тайлз, Криса Волака и многих других, кто помогал в этом путешествии.

Офицера Джимма Дохерти – за консультацию по полицейским вопросам, Джеффри Эвенса – за помощь в юридических вопросах и Майкла Конрата, который, я надеюсь, однажды бальзамирует меня, но не тем способом, который описан в этой книге. Любые технические ошибки в книге мои, но не их.

Работников издательства: Майкла Барретта, Джейн Коминз, Джейн Дустел, Мириам Годерич, Джессику Голдман, Эйлин Хьюттон, Нэйвона Джонсона, Элиса Ли, Дэвида Лотта, Карин Мэйк, Джонни Рендона и Лесли Уэллса, который для меня остается лучшим редактором в мире.

И конечно, мою опору, Мари. Каждый день с тобой – день, стоящий жизни.

 

Кровавая Мэри

1 ½ унции водки

4 унции томатного сока

1 чайная ложка Вустерского соуса

несколько капель соуса Табасского

• Хорошенько встряхнуть со льдом и процедить в стакан для коктейлей.

• Добавить веточку сельдерея.

 

Пролог

«До чего же легко убить тебя, когда ты спишь».

Он поворачивается на бок и видит лицо жены, запускает пальцы в ее волосы. На ее лице высохшая питательная маска синего цвета – средство для сохранения красоты, уже начавшее шелушиться. Из-за лунного света, проникающего в спальню сквозь плотные шторы, ее лицо уже похоже на лицо мертвеца.

Интересно, часто ли люди смотрят по ночам на своих мирно спящих близких и представляют, как убивают их?

«У меня есть нож. – Он проводит пальцами по ее волосам. – Он лежит под матрацем».

Ее губы приоткрываются, и она тихо вздыхает.

Сейчас она так некрасива, особенно для модели. Искусственные зубы, крашеные волосы.

Он запускает руку между матрацем и пружинами и вытаскивает нож. У этого ножа непропорционально длинная деревянная рукоятка и тонкое, остро отточенное лезвие. Филейный нож.

Он осторожно поднимает нож и приставляет его к шее спящей жены.

В глазах все плывет. Боль в голове усиливается, как будто в затылок ввинчивают шуруп, проворачивая его все сильнее и сильнее.

Слишком часто в последние дни его мучает головная боль. Надо показаться доктору, обязательно. Шесть таблеток аспирина, которые он принял час назад, уже не помогают.

Когда боль такая сильная, против нее есть только одно средство.

Он поглаживает ее ножом по подбородку, слегка счищая слой маски. Пот течет у него по лбу, заливает глаза.

«Я могу прорезать тебе горло и забрать твой голос, прежде чем ты попытаешься закричать».

Она поворачивается, ее голова немного отклоняется. У нее нежная, гладкая шея. Он сжимает челюсти так сильно, что мог бы раскрошить ими камень.

«А может быть, лучше ударить в глаз? Один быстрый укол, прямо в мозг».

Он поднимает лезвие, стараясь унять дрожь в руках. Лезвие дрожит около ее глаза, придвигаясь ближе.

«Тебе только надо открыть глаза, чтобы увидеть его приближение».

Она вздыхает во сне.

«Давай же, дорогая. – Он трогает ее за плечо. – Открой глаза».

Он прикусывает язык, во рту жарко и чувствуется соленый привкус.

Его мозг – маленький когтистый демон, пытающийся процарапать путь наружу.

«Открой свои чертовы глаза!»

Она придвигается к нему, что-то бормоча. Ее рука ложится ему на грудь.

– Опять болит голова, милый?

– Да.

Он заносит нож за ее голову, держа у основания черепа. Он представляет, как вонзит его, так, что лезвие вылезет из горла.

«Интересно, она удивится?»

– Бедняжка, – говорит она ему в подмышку. Гладит его по щеке, ее пальцы, касающиеся его пылающего уха, кажутся ледяными.

Он дотрагивается до ее шеи. Она сразу же отодвигает голову:

– Ай! Милый, постриги ногти.

– Это не мои ногти, дорогая. Это нож.

Она хмыкает в ответ.

– Я говорю, это нож. Ты слышишь? – повторяет он.

– Ты принимал аспирин, детка?

– Шесть таблеток.

– Скоро они подействуют. Тебе надо сходить к врачу.

Она забрасывает ногу ему на живот. Он чувствует возбуждение и не знает, вызвано ли это ее прикосновением или мыслью о том, как он снимает с нее скальп.

Или и тем и другим.

Он улыбается, лежа в темноте, сжимая рукоять ножа так, что белеют костяшки пальцев. Он готов совершить задуманное, но, поворачивая лезвие ножа, замечает, что боль в голове начинает утихать. Постепенно сильная пульсация сменяется слабой ноющей болью.

Терпимо.

Пока.

«Я убью тебя завтра». – Он целует ее в лоб.

Нож отправляется обратно под матрац. Он обнимает ее, и она радостно вздыхает.

Наконец он засыпает, представляя, как режет жену ножом и умывается ее кровью.

 

Глава 1

– Проклятие.

Вентилятор сдох. Впрочем, ничего удивительного. Эта штуковина лет на десять старше меня, ей самое место в музее, а не в офисе.

Был первый день июля, самое время, чтобы готовить гамбургеры на тротуаре, хотя вряд ли после этого их захочется есть. Блузка липла к телу, и казалось, что вместо нейлона на мне плотные тренировочные штаны.

26-й полицейский участок Чикаго, в котором я медленно прожаривалась, временно остался без кондиционирования – из-за каких-то там проблем с аппаратурой. Но нам обещали, что к декабрю все будет исправлено.

Я грохнула степлером по корпусу вентилятора. Хотя я старший офицер в отделе особо тяжких преступлений, мои познания в механике ничтожны. Самое сложное, что мне удавалось сделать в этой области, – заменить лампочку, но и при этом приходилось пользоваться инструкцией. Вентилятор, кажется, это чувствовал, вяло вращая своими пыльными лопастями.

Мой напарник, старший детектив Эрб Бенедикт, вошел в офис, потягивая соду из стакана размером с маленькую мусорную корзину. Хотя, видимо, и это не помогало ему остыть. Эрб весил более ста килограммов, а на его лице было больше пор, чем на всем моем теле. Костюм Эрба выглядел так, будто его выловили в озере Мичиган и в этом самом виде надели на него.

Он вразвалку подошел к столу и положил на него мокрую ладонь, оставив след на поверхности. Я заметила капли в его усах – то ли пот, то ли диетическая кола. Его щеки, как у бассет-хаунда, лоснились от жира.

– Доброе утро, Джек.

Вообще-то меня зовут Жаклин, но после того как я вышла замуж за своего теперь уже бывшего мужа, Алана Дэниелса, все стали звать меня Джек.

– Доброе утро, Эрб. Пришел починить вентилятор?

– Не-а. Решил поделиться завтраком.

Эрб поставил на стол коричневый бумажный пакет.

– Пончики? Рогалики? МакМаффин с холестерином?

– И близко не угадала.

К моему удивлению, в пакете были рисовые кексы.

– И все? – спросила я. – А где шоколад? Где сыр?

– Я слежу за весом. Вообще-то я записался на курсы оздоровления.

– Ты шутишь.

– Помнишь те, которые постоянно по телевизору рекламируют?

– Ага, те, где тебе помогают всякие олимпийские культуристы всего за тридцать баксов в месяц?

– Ну да. Но у меня почетное членство, а не обычное.

– А в чем разница?

Он назвал сумму оплаты, и я присвистнула.

– При этом я еще могу бесплатно играть в теннис или сквош.

– Но ты же не играешь ни в теннис, ни в сквош.

– Кроме того, у меня есть золотая членская карточка, а не синяя.

Я откинулась на стуле, сцепив пальцы за головой.

– Ну, это совсем другое дело. Я бы за такое доплатила. И как там?

– Я там еще не был. Все, кто туда ходит, в такой хорошей форме, что я решил тоже сбросить несколько килограммов.

– Не думаю, что их это волнует, Эрб. А если и не так, порази их всех своей золотой карточкой.

– Что-то ты не очень поддерживаешь эту идею.

– Извини. – Я взяла папку и стала обмахиваться ею. – Наверное, это из-за жары.

– Надо быть в форме. У меня есть гостевые билеты. Я думаю, надо заняться этим после работы.

Эрб улыбнулся и начал есть рисовый кекс. Пока он жевал, его улыбка угасала.

– Черт. У этих штук вкус – как у стирального порошка.

Зазвонил телефон.

– Джек? Это Фил Бласки. Тут у нас, э-э-э, проблема одна возникла, в окружном.

«Окружной» – значило окружной морг. Фил был старшим медицинским экспертом.

– Возможно, что-то с документами… – Он замолк, слышно было, как он шумно втягивает воздух сквозь зубы. – Но я проверил и перепроверил.

– Что случилось, Фил?

– У нас тут лишний труп. Ну, вернее, лишние части тела.

Я сказала ему, что мы заедем, и поделилась этой новостью с Эрбом.

– Наверное, какая-то шутка. Эти ребята из окружного довольно странные.

– Может быть. Но Фил, кажется, так не думает.

– Он объяснил, что это за лишние части?

– Руки.

Эрб задумался.

– Может, кто-то решил подать ему руку помощи, – пошутил он мрачно.

Я встала и, оттянув середину блузки, стала дуть туда.

– Поедем на твоей машине.

Эрб недавно приобрел «Камаро Z28» – дорогую штуковину, говорящую о том, что он не собирается стареть медленно и элегантно. За рулем этой машины он выглядел глупо, зато в ней был кондиционер, а в моей «нуове» 1988-го такового не водилось.

Мы вышли из офиса, спустились по лестнице и как будто оказались в тостере. Тут было ненамного жарче, чем в офисе, но палящее солнце усиливало неприятные ощущения. Возле здания банка, через дорогу, на табло высвечивался текущий курс. Сто один, обозначение валюты, находилось в тени.

Эрб нажал кнопку на брелоке ключей, машина пискнула и завелась сама. Ярко-красного цвета и отполирована так, что отраженный свет бил в глаза. Я села на пассажирское сиденье и направила обе вентиляционные решетки себе в лицо. Эрб нежно вывел «камаро» с парковки.

– От нуля до шестидесяти за пять и две десятых секунды.

– А ты уже разгонялся до шестидесяти?

– Нет, я пока что еще ее объезжаю.

Он надел темные очки и свернул на Эдисон-авеню. Я закрыла глаза и стала нежиться в прохладном воздухе, пока мы не примчались, куда надо.

Окружной морг находился на Харрисон-стрит, в медицинском районе Чикаго, возле Пресвитерианской клиники. Это было двухэтажное здание, сложенное из грязно-белого кирпича, с закрашенными окнами. Эрб свернул на круглую подъездную дорогу и остановился у обочины.

– Ненавижу это место. – Он нахмурился, его усы повисли, как у моржа. – У меня так и не получилось вытравить запах мертвецкой одежды.

Когда моя мама совершала обходы, полицейские обычно смачивали виски верхнюю губу или усы, чтобы бороться с вонью в морге.

С тех пор санитарные условия улучшились: более прохладный воздух, лучшая вентиляция, большее внимание к гигиене. Но запах все равно стоял невыносимый.

Я нанесла под каждую ноздрю по маленькой капле вишневого бальзама для губ и передала бальзам Эрбу.

– Вишня? А ментола у тебя нет?

– На улице выше тридцати семи градусов. Я не очень беспокоюсь, что кожа высохнет.

Он понюхал бальзам и вернул его обратно, так и не воспользовавшись им.

– Слишком хорошо пахнет. Я бы его съел.

Я вышла из машины и словно очутилась в сушилке.

Мимо прошел коп и внимательно оглядел «камаро» – рядом с моргом всегда можно увидеть полицейского. Он был молодой и загорелый и даже не взглянул на меня, предпочтя обратиться к Эрбу:

– Пятиступенчатая?

– Шести. Триста десять лошадок.

Человек в униформе присвистнул, проведя пальцем по крыше машины:

– А под капотом пять и семь десятых?

Эрб кивнул:

– Хочешь взглянуть?

Я оставила мальчиков с их игрушкой и пошла к автоматически открывающимся дверям морга.

Холл, если его можно так назвать, состоял из стойки, двери и стеклянной перегородки. За стойкой одиноко сидел темнокожий человек в больничной форме.

– Фил Бласки?

Он указал большим пальцем на дверь:

– В холодильнике.

Я расписалась, получила пластиковый пропуск и вошла в главное помещение. Трупный и формалиновый аромат сразу же перебил запах вишневого бальзама. Тяжко и тошно и от вида, и от запаха смерти.

Справа человек в плохо подогнанной форме перекладывал тело со стола на подвижные носилки. Покончив с этим, он стянул перчатки, растянул их и швырнул в мусорную корзину.

Рядом с ним на нержавеющих весах, встроенных в пол, лежал необычайно жирный труп мужчины с большим количеством ожогов. Жидкокристаллический дисплей на стене показывал двести пятьдесят килограммов. Воняло подгоревшим мясом.

Я задержала дыхание и открыла тяжелую алюминиевую дверь, ведущую в холодильник.

Здесь запах был еще сильнее – в нем смешались и чистящее средство, и моча, и кровь, и мясо.

Окружной морг был самым большим на Среднем Западе. Бродяги, неопознанные тела, жертвы аварий, самоубийств и преступлений – все проходили через эти двери. В здании можно было разместить до трех сотен тел.

Мне повезло: морг был заполнен почти до отказа.

Слева от меня трупы были сложены на полках, как на складе, – пять в высоту и тридцать в ширину. В середине помещения находилось множество столов и носилок, и все они были заняты. Одни тела были накрыты черными пластиковыми мешками. Другие – нет.

В отличие от моргов, изображаемых в фильмах, здесь тела не лежали мирно на спине. Многие из них находились в тех позах, в каких людей настигла смерть: с растопыренными руками и ногами, скорчившиеся, с неестественно выгнутыми шеями. Сами тела также не соответствовали голливудскому представлению. Настоящие трупы почти одинаковы по цвету – независимо от расы кожа всегда светло-синего цвета, глаза безразличные и мутные, как у пыльных игрушек.

Температура поддерживалась на уровне восемнадцати градусов, вентиляторы разгоняли холодный зловонный воздух. Было прохладно, но приятнее от этого не становилось.

Справа находилась комната патологоанатома. Я вгляделась в человека с пилой для костей, не узнала его и продолжила поиск.

Фила Бласки я нашла возле дальней стены комнаты и осторожно подошла к нему по липкому полу, на котором было множество пятен, совершенно не сочетающихся с моими туфлями от Гуччи.

– Фил.

– Джек.

Фил наклонился над металлическим столом, что-то разглядывая. Я встала рядом, пытаясь не глядеть на лежащее рядом голое тело маленького ребенка, наполовину закрытое пластиковым мешком. Ребенок был таким неподвижным и бледным, что казался сделанным из воска.

– Я проверил все тела второй раз. Нет ни одного, у кого были бы отрезаны руки. А вот и они, эти лишние части…

На столе лежали обрубленные по плечи руки. Их пальцы, с розовыми нарощенными ногтями, соприкасались, а согнутые локти образовывали букву М. Руки принадлежали белой женщине, их запястья были скованы черными металлическими наручниками. Крови почти не было, но, судя по рваным краям, тому, кто отделял их от тела, пришлось повозиться.

– Думаю, тут работали топором. – Фил указал пальцем на рану. – Видишь отметины на плечевой кости, вот здесь? Понадобилось два удара, чтобы избавиться от этих отростков.

– Да, на шутку это непохоже, – послышался голос Эрба, появившегося за спиной…

– Да-а, забавно, – продолжал Фил. – Двадцать лет работаю с трупами, но такого еще не видывал. Может, пошутишь на тему «Подай мне руку»?

– Я это уже говорил, – отозвался Эрб. – Как насчет «У подозреваемой опустились руки»?

– Она всегда была такой растеряхой.

– Тебе не нужно плечо, чтобы поплакаться?

– По крайней мере, они получат компенсацию за разрыв.

– Разрыв? – переспросил Эрб. – Может, развод?

Я прервала их разговор и стала внимательнее осматривать руки. Надев латексную перчатку, я отодвинула холодные, жесткие пальцы и вгляделась в наручники – «Смит и Вессон», модель 100.

– Ими пользуются полицейские. – Эрб указал на них карандашом. – У меня есть такие.

Такие же наручники были у всех полицейских в нашем участке и, возможно, во всем Чикаго. Они также продавались в спортивных магазинах, секс-шопах, пунктах продажи излишков армейского снаряжения и в миллионе других мест по Интернету. Их невозможно отследить. Но, может быть, нам повезет, и владелец выгравировал на них свое имя и адрес…

У меня непроизвольно вырвался вздох удивления.

Этого просто не могло быть!

На наручниках, рядом с отверстием для ключа, красным лаком для ногтей были проставлены инициалы. Я вытащила свой револьвер тридцать восьмого калибра, находившийся в кобуре под пиджаком, и взглянула на рукоять. На ней были две те же самые красные буквы: ЖД.

– Эрб, – я пыталась говорить ровным голосом, – это же мои наручники.

 

Глава 2

Морг тут же был закрыт, выставлено оцепление, я вызвала команду экспертов и составила список сотрудников для опроса.

Никто ничего не видел.

Вскоре прибыли эксперты: офицер Дэн Роджерс – высокий блондин с козлиной бородкой, занимавшийся сбором улик, и фотограф Скотт Хэйек – невысокий, голубоглазый человек в очках. Они были молоды, но хорошо знали свое дело.

Роджерс исследовал руки при помощи ALS, но даже при мощном свете лампы на руках не было обнаружено никаких следов.

– Вообще ничего. – Роджерс потер подбородок.

Это было довольно необычно. При таком освещении даже мельчайшие частицы инородного материала светились, как раскаленный уголь. Мелкие частички различных материалов, волоски, грязь, осколки костей, кровь, сперма, шрамы, следы укусов – все они флуоресцировали.

Дэн наклонился, приблизив нос к запястью найденной руки.

– Они отмыты. Пахнет чистящим средством.

– Точно? Но весь морг тоже так пахнет.

Роджерс, известный своей скрупулезностью, коснулся руки кончиком языка:

– Вкус тоже как у отбеливателя. Возможно, разбавлен водой, иначе кожа покрылась бы пятнами.

– Возьмите образец для исследования. И почистите зубы.

Роджерс полез в карман за коричной жвачкой. Положив три подушечки в рот, он придвинул лампу, светившую мягким голубым светом, поближе к правой руке.

– Тут есть небольшая вмятина на указательном пальце. Похоже, она носила кольцо.

Хэйек прошмыгнул рядом со мной, навел фотоаппарат и снял пальцы с близкого расстояния.

– Я пропустил тест на вкус. – Он подтолкнул Роджерса. – Можешь еще раз лизнуть палец на той руке, для снимка?

Вместо ответа Роджерс показал ему фак. Хэйек щелкнул фотоаппаратом.

– Когда вы посмотрите, нет ли чего под ногтями, мне нужен будет один из образцов.

– Уже сделали, лейтенант.

Роджерс отделил розовый накладной ноготь, поместил его в пластиковый пакет и вручил мне. Затем скальпелем взял образцы кожи с каждой руки и положил их в стеклянные пробирки.

– На наручниках что-нибудь нашли?

– Вытерты начисто. Но я могу осмотреть их еще раз.

– Да, сделайте это. Вот, возьмите.

Я сняла ключи от наручников с кольца, где они висели больше года, и открыла их. Роджерс поместил наручники в пакет. Затем придвинул ALS.

– На запястьях ссадин нет.

Хэйек подошел и сделал несколько снимков.

– Спасибо, ребята, – сказала я. – К завтрашнему дню я смогу получить снимки и отпечатки пальцев?

– Сделаем.

Роджерс полез в сумку, достал чернила и два набора карточек. Я оставила их работать и ушла искать Эрба.

Эрб стоял в холле, разговаривая с одним из сотрудников морга. В руке он держал пакет с чипсами, наполовину пустой. Другая половина чипсов была у него во рту.

Он, видимо, понял мое удивленное выражение, потому что сразу заявил:

– Они обезжиренные.

– Эрб, это же морг.

– Мой инструктор сказал, что надо перекусывать несколько раз в день, чтобы поддерживать метаболизм. – Он предложил мне чипсов. – Попробуй. Они печеные. И соды на треть меньше.

Я вежливо отказалась и спросила:

– Нашел что-нибудь?

– Они работают в три смены по восемь часов, то есть полные сутки. Я опросил четырех человек из персонала, но никто ничего не видел. Полный список сотрудников у меня в кармане.

– Не поможет.

Худощавый темнокожий человек, стоявший рядом с Эрбом, протянул мне руку. Я пожала ее.

– Грейвс. Карл Грейвс. Все тела доставляются сюда в пластиковых мешках. Копы и медики упаковывают их перед отправкой. Так что проще простого положить лишние части в мешок, привезти его в морг, а затем незаметно унести. Никто ничего не увидит.

– Сколько тел привозят ежедневно?

– По-разному. Иногда пять-шесть. А бывает даже несколько дюжин.

– У кого есть доступ в морг?

– У полицейских, медиков, сотрудников морга. Иногда в день по пятьдесят человек заходят.

– А сколько человек персонала?

– Около двадцати, включая медиков.

Это меня не обрадовало. Если руки пробыли здесь несколько дней, пока их не обнаружили, придется иметь дело с парой сотен подозреваемых.

– Спасибо, мистер Грейвс. – Я подала ему свою визитку. – Если что-нибудь узнаете, дайте нам знать.

Грейвс кивнул и отошел.

– Ну, что там с руками? – поинтересовался Эрб, на его губах налипли крошки чипсов.

– Ничего, кроме того, что это оказались мои наручники.

– Зачитать твои права?

– Пока нет. Сначала ты должен выудить из меня признание.

– Ладно. Тогда… тебе было трудно избавиться от остальных частей тела?

– Ага. Наверняка я не смогу оттереть пятна с ковра. Зазвонил мой мобильник, спасая меня от дальнейших расспросов.

– Дэниелс.

– Мисс Дэниелс? Это доктор Эван Кингсбери из клиники святой Марии в Майами. Только что поступила в реанимацию Мэри Стренг. В ее страховке вы указаны как лицо, с которым следует связаться.

Мое сердце провалилось в живот.

– Это моя мать. Что случилось?

– Сейчас все нормально. Я знаю, вы в Чикаго, но не могли бы вы прибыть сюда? Вы ей нужны.

 

Глава 3

Я даже не представляла, что моя мать может выглядеть такой слабой, пока не увидела ее на больничной койке, с иглой капельницы в ее тонкой, бледной руке. Она весила не больше сорока килограммов, глаза, когда-то яркие и живые, ввалились и потухли. Совсем не похожая на женщину, вырастившую меня, крутого полицейского, она всегда была для меня и любящей матерью, и отцом. Она научила меня читать и стрелять. Она обладала такой внутренней силой, что я во всем стремилась подражать ей.

– Доктора слишком волнуются, Жаклин. Со мной все нормально. – Она слабо улыбнулась мне, голос ее казался незнакомым.

– Мам, у тебя бедро сломано. Ты могла умереть.

– И близко не было.

Я взяла ее за руку, чувствуя хрупкие косточки под тонкой кожей. Мое показное спокойствие давалось нелегко и держалось на тонкой ниточке.

– Если бы мистер Гриффин не вломился с полицией в твою дверь, ты бы до сих пор лежала на полу в ванной.

– Чепуха. Я бы оттуда как-нибудь выбралась.

– Мам… ты пролежала там четыре дня. – Вспомнив это, я содрогнулась от ужаса. Я позвонила ей вчера – обычные звонки два раза в неделю – и, когда она не ответила, подумала, что она вышла с мистером Гриффином или с каким-нибудь другим знакомым пожилым человеком.

– В губке была вода. Я бы протянула еще неделю-другую.

– О, мам…

Я заплакала. Мать похлопала меня по руке свободной рукой.

– Не надо, Жаклин, не расстраивайся. Такое случается, когда стареешь.

– Я должна была быть рядом.

– Чепуха. Ты живешь за тысячу миль. Это моя глупость – поскользнуться в душе.

– Я тебе вчера звонила. Когда ты не взяла трубку, я должна была…

Она прервала меня:

– Дорогая, ты же знаешь, не надо этих всех «если бы», тем более при нашей профессии. Это случалось и раньше.

Она не могла бы причинить мне большую боль, даже если бы хотела.

– И сколько раз это уже случалось, мам?

– Жаклин…

– Сколько раз?

– Три или четыре.

Лучше бы я этого не слышала.

– Но травм при этом не было, так ведь?

– Ну, разве что некоторое время у меня рука была в гипсе. Я старалась не кричать.

– И ты мне никогда не говорила?

– Ты не виновата.

– Нет, виновата.

Она печально вздохнула:

– Жаклин, когда умер твой отец, ты стала моей семьей. Единственной семьей, которая мне необходима. Но я никогда-никогда не позволила бы себе стать обузой для тебя.

Я всхлипнула, но постаралась успокоиться.

– Ну что же, тогда привыкай. Как только тебя выпишут, ты поедешь со мной.

– Нет, не поеду.

– Обязательно поедешь.

– Нет…

– Пожалуйста, мам.

– Нет. Я веду активную общественную жизнь. Как я смогу общаться с друзьями, живя у тебя?

С большой неохотой я использовала свой главный козырь:

– Я говорила с твоими врачами. Они думают, что теперь ты не сможешь сама заботиться о себе.

Лицо матери стало суровым.

– Что? Это смешно.

– Они выпишут тебя, только если ты будешь жить у меня.

– Это доктор Кингсбери? Маленький льстивый урод. Разговаривает со мной, как с трехлетним ребенком!

– У тебя нет выбора, мам.

– У меня он всегда есть.

– Да, есть: или я, или дом престарелых.

Я наблюдала за действием своих слов. Самым большим, и единственным страхом моей матери был дом престарелых. До встречи с моим отцом она некоторое время работала в таком заведении и потом клялась, что скорее бросится под автобус, чем поселится в одном из таких «отелей смерти», как она их теперь называла.

– Да ни за что на свете.

– Мама, я могу прибегнуть к помощи адвоката.

– Но я в здравом уме.

Я заставила себя продолжать, хотя мне это все было ненавистно:

– У меня есть друзья в суде, мам.

Мама отвернулась, качая головой:

– Ты этого не сделаешь.

– Взгляни на меня, мам. Как ты думаешь, как далеко я могу зайти, чтобы защитить тебя?

Она продолжала смотреть на стену. По ее щекам катились слезы.

– Запугиваешь пожилого человека? Так я тебя воспитала, Жаклин?

– Нет, мам. Как ты сказала: «Ты единственная семья, которая у меня была». Ты заботилась обо мне восемнадцать лет. – Я сжала ее руку. – Теперь моя очередь заботиться о тебе.

Мать убрала руку:

– Я хочу остаться одна.

– Пожалуйста, не будь такой.

Она нажала кнопку, чтобы вызвать медсестру.

– Мам… пожалуйста.

Женщина в белом заглянула в палату:

– Как у вас дела, миссис Стренг?

– Я очень устала. Мне хотелось бы отдохнуть.

Сестра сочувственно посмотрела на меня.

Я встала, побрызгала в комнате принесенным освежителем воздуха и собралась уйти.

– Сестра, – раздался голос матери, – пожалуйста, проследите, чтобы следующие несколько дней ко мне никого не пропускали.

– Возможно, завтра вы решите по-другому, миссис Стренг.

– Нет. Я уверена, что нет.

Снова подступили слезы. Я глубоко вздохнула, чтобы не дрожать.

– Я люблю тебя, мам.

За все время она впервые не ответила: «Я тоже тебя люблю». Сестра положила руку мне на плечо, слегка подталкивая к выходу.

Я еще раз взглянула на мать и вышла из комнаты.

 

Глава 4

Моя мама жила в Дэйд-Сити, приятном городке, совершенно не похожем на другие города во Флориде. Дэйд вовсе не славился пляжами, забитыми туристами, и огромными парками развлечений, зато был окружен аккуратными холмами и настоящими лесами; кроме того, куда ни кинь взгляд – в городке было полно антикварных магазинов.

Наступила ночь, жаркая и душная, как мокрое одеяло, но я все равно не поднимала окон. В магазине был приличный кондиционер, но мне казалось, что я его не заслужила.

Я уже дважды была в этой ее квартире и оба раза пропускала нужный поворот. На сей раз случилось то же самое.

На стоянке было зарезервированное место с номером квартиры. С сумкой на плече и ключами в руках я направилась к дому, но вдруг остановилась.

Стоило ли мне туда идти?

Я вдруг представила маму, лежащую ничком в душевой кабинке.

В районе Хайлендс находились квартиры для людей в отставке, и не важно, что при этом обещали рекламные брошюры. Здесь не было никого моложе пятидесяти пяти лет. Постоянно работающий персонал содержал бассейн в чистоте, выполнял поручения жильцов и ухаживал за восемнадцатилуночной площадкой для гольфа. Кроме того, дежурили медицинские работники – при таком количестве пожилых людей это было необходимо. К ним можно было обращаться в любое время, но сами они регулярной проверкой состояния здоровья жильцов не занимались.

Я поднялась на лифте на пятый этаж и увидела очень худого пожилого мужчину, сидевшего с отверткой в руках у открытой двери в мамину квартиру.

– Здравствуйте.

Он уставился на меня сначала поверх очков с толстыми линзами, а затем, задрав голову, взглянул сквозь очки. Его лысая голова была так испещрена пятнами, что походила на воробьиное яйцо.

– Что? А, здравствуйте.

Мужчина встал, его суставы заскрипели. Сменив положение, он стал ненамного выше, поскольку его спина изгибалась как знак вопроса. Он улыбнулся, сверкнув яркими белыми зубными протезами, и протянул руку.

– Вы, должно быть, Жаклин. Сэл Гриффин. Я друг вашей матери.

Я подавила улыбку. Мама часто рассказывала мне о своих встречах с мистером Гриффином, описывая его «ненасытным», «неумолимым», говорила, что «он – машина, у него как будто пружина в тазу». Я всегда представляла его выдающимся мужчиной, вроде Шона О'Коннери. Но теперь передо мной стоял просто лысый старикашка.

– Приятно познакомиться, мистер Гриффин.

– Полицейские тут наделали дел. – Он указал на дверь. – Я чиню косяк.

– Разве тут больше никто не мог этим заняться?

Он пожал плечами:

– Могли бы. Но я хотел убедиться, что все будет сделано, как надо. О, простите, где же мои манеры? Позвольте, я вам помогу.

Мистер Гриффин потянулся к моей сумке. Я подумала было отказаться, боясь, что она может оказаться слишком тяжелой для него, но затем все же позволила ему побыть джентльменом. Он повел меня в квартиру, включая по пути свет.

Квартира была чистая, опрятная, содержалась в порядке. Я подавила желание тут же проверить холодильник и шкафы, чтобы убедиться, что мама нормально питается.

– Я недавно говорил с вашей матерью. Она сказала, что вы можете здесь появиться.

Он поставил сумку на стол.

– Давно это было? Я пыталась дозвониться до нее, но у нее на линии отвечали: «Больная просит не беспокоить».

– А, около пяти минут назад. Она сама мне позвонила. Я никогда не слышал ее такой расстроенной.

– Мы… немного поспорили.

Он нахмурился, кивнул:

– Ваша мать гордая женщина. Когда я с полицией вломился в квартиру, она велела мне выметаться к чертям из ее ванной, потому что не хотела, чтобы я видел ее в таком жалком состоянии.

Я хмыкнула. «Да, это очень на нее похоже».

– Жаль, что она пролежала в ванной так долго. Я только утром появился в городе. Если бы я подумал раньше…

– Спасибо, что помогли ей, мистер Гриффин. Это я виновата. Она ведь и до этого падала.

– Я знаю. Восемь или девять раз. Потом я сделал ей поручень в душе.

Я пыталась говорить спокойно:

– Восемь или девять? Она сказала, что четыре.

– Меня это не удивляет. Вам надо… – начал он и умолк.

Мы оба знали, что было недосказано. Если бы я знала, что она так часто падает, то давно забрала бы ее к себе.

– Я ценю, что вы ей так помогаете. Спасибо.

Мистер Гриффин пожал плечами:

– Ваша мать – прекрасная женщина. Приятно наконец с вами познакомиться. Она постоянно о вас говорит.

– Должно быть, это раздражает.

– Ничуть. Я с удовольствием послушал бы ваш рассказ о том парне, что убил всех тех женщин, об Имбирном Человечке. По словам вашей матери, тот частный детектив – ну, которого сделали героем в фильме, – он же на самом деле ни черта не сделал.

– Это так.

– А вы гораздо симпатичнее той толстой актрисы, которую взяли на вашу роль.

– Еще раз спасибо.

– Хотя надо сказать, что та сцена в канализации, где вы хватаете того детектива за ногу и умоляете его спасти вас… – Мистер Гриффин хихикнул. – Это было довольно забавно.

Я нахмурилась. На самом деле все было совсем по-другому, но я-то знала, что еще легко отделалась. По первой версии сценария, в той сцене я должна была еще и описаться. Я пригрозила судом и настояла, чтобы это убрали.

– Извините, я не хотел вас обидеть.

– Да нет, ничего страшного.

Мистер Гриффин усмехнулся.

– Тяжело, когда на твою гордость наступают.

Потом он подмигнул мне. Хитрый старикан. Я собиралась объяснить ему разницу между задетым самолюбием и сломанным ребром, как вдруг раздалось пиликанье.

– Это мой телефон. Извините.

Он достал телефон из кармана своих мешковатых шортов.

– Алло!.. Привет, как дела, Мэри?.. Да, она сейчас… М-м-м. Понятно. Хочешь поговорить с ней? Наверное, тебе лучше сказать это самой. Мне будет неудобно… Да. Хорошо. Я понимаю. Завтра поговорим.

Он с недовольным видом закрыл крышку мобильного телефона и убрал его.

– Лучше скажите мне прямо.

– Ваша мама не хочет, чтобы вы оставались в ее квартире.

Кажется, я вздрогнула.

– Она сейчас сердится, Жаклин. Ей тяжело. Я поговорю с ней.

– Она же четыре дня лежала на полу ванной, ей было очень больно…

– Знаю.

– Лежала в собственных испражнениях…

– Я знаю.

– Она могла умереть, мистер Гриффин. Я не могу позволить, чтобы такое случилось еще раз.

Мистер Гриффин похлопал меня по плечу:

– Вы должны кое-что понять, Жаклин. Когда стареешь, уже трудно сохранить здоровье. Но мы как безумные пытаемся сохранить достоинство.

На глаза навернулись слезы, но я постаралась не заплакать.

– Я хочу, чтобы моя мама была в безопасности. Достоинство здесь ни при чем.

– Как раз при чем, Жаклин, – возразил Гриффин. – Когда оно пропадает, вслед за ним исчезает и тяга к жизни.

Я взяла свою сумку и хотела идти к дверям.

– О'кей, я переночую в отеле.

– Можете, конечно. Но ваша мать выразилась довольно ясно. Она не станет говорить с вами до тех пор, пока вы не перестанете ее запугивать. Мне жаль.

Я сжала зубы и кулаки, мне хотелось кричать. Я отшвырнула сумку, прошла мимо него и направилась в ванную. Мне хотелось посмотреть, в каких условиях живет моя мать, и это помогло бы мне укрепить решимость.

Ванная находилась в безупречном состоянии.

– Я тут все убрал. – Мистер Гриффин снова положил мне руку на плечо. – Она поправится. Только дайте ей время. Просить о помощи – это вашей матери несвойственно.

Я повернулась, готовая к бою:

– Никто из вас не думает, что ей нужна помощь.

Он погрустнел:

– О, ей нужна помощь. Нужна.

– Значит, вы согласны со мной?

Он кивнул.

– Тогда почему же мне от этого еще хуже?

Мистер Гриффин, «неудержимый», обнял меня, я тоже обняла его, и мы стояли так некоторое время, пытаясь понять несправедливость создавшегося положения.

– Мне что, снять комнату в отеле? – спросила я. – Попытаться убедить ее?

– Ей не хочется, чтобы вы сейчас находились здесь, Жаклин. Лучше отправляйтесь домой. Я с ней поговорю. Все получится.

Я кивнула, но в глубине души была в этом не уверена. Трехчасовой перелет обратно в Чикаго, казалось, длился миллион лет.

 

Глава 5

Я прибыла чуть позже трех утра. Я живу в Ригливилле, в доме на перекрестке Эдисон и Расин. Это довольно шумный квартал, улицы полны кубинцев и парней, шатающихся по барам, многие из них любят по вечерам покричать друг на друга прямо под моими окнами. Кроме того, арендная плата слишком высока.

Усталость валила меня с ног, но мы со сном не были близкими друзьями. В хорошие ночи мне удавалось проспать около двух часов.

Сегодня не будет хорошей ночи, точно.

Во всем я виню свою работу – это проще, чем винить себя. Я обращалась к нескольким врачам, но признаков улучшения сна не видно. Новое средство – эмбиен – помогало, но с противопоказаниями. На следующее утро я просыпалась совершенно разбитая, что существенно снижало мою способность служить и защищать. Поэтому я принимала снотворное в крайнем случае. Кроме того, бессонница помогала мне: меньше сна – выше производительность. Тем более мой парень находил мешки под глазами сексуальными.

Он оставил сообщение на автоответчике. Я включила воспроизведение и стала раздеваться.

«Привет, Джек. Конференция идет нормально. Бухгалтеры, оказывается, забавные ребята, когда выпьешь с ними. А, ладно, я шучу: на самом деле – скука смертная. Недавно я два часа спорил с одним парнем о финансах. Завтра вечером буду в Чикаго, так что скажи другим своим поклонникам, что вечер занят. У меня есть к тебе один важный вопрос. Скучаю по тебе, люблю, надеюсь, ты держишь город в полном порядке. Пока».

Я улыбнулась. Я встретила Лэтема Конджера, главного бухгалтера в «Олдендорф и партнеры», десять месяцев назад, через службу знакомств, которой мне предложил воспользоваться Эрб.

Лэтем был приятный, привлекательный, внимательный, обеспеченный и нормальной ориентации. В Чикаго для женщины сорока с лишним лет получить такого парня – все равно, что выиграть в лотерею. Он любил меня и не обижался, что я пока не проявляла к нему таких же чувств.

Лэтем мне очень нравился. Наверное, я смогу полюбить его. Но после того как от меня ушел муж, Алан, мое сердце было разбито, и я не могла пока что собрать осколки воедино.

Я надела старую футболку и залезла в постель. Подушки пахли одеколоном Лэтема, и, думая о телефонном звонке, я прижала одну из них к себе.

У меня есть к тебе один важный вопрос.

Что бы это могло значить?

Да, как будто мне больше не о чем думать.

Сон, как и ожидалось, ко мне не шел. Я ворочалась, старалась глубоко дышать, делала расслабляющие упражнения, которые если и помогали уснуть, то лишь на несколько минут. Потом я опять резко просыпалась.

Я почувствовала огромное облегчение, когда сработал будильник и пора было собираться на работу.

После душа я надела желтую блузку, пиджак в тон и соответствующие слаксы. Затем быстренько сделала макияж, уделив особое внимание теням для глаз, и отправилась на работу.

Всего восемь часов утра, а температура уже приближалась к двадцати шести градусам. Чикаго, город, который и в обычные-то дни не очень здорово пахнет, в такую жару просто вонял. Мне нужно было пройти по подъездной аллее, и отвратительный запах из мусорных баков сопровождал меня всю дорогу до машины.

В кофейне на углу я взяла черный колумбийский кофе для себя и собралась заказать двойное шоколадное капучино с орехами для Эрба, но вспомнила о его диете и тоже взяла ему черный.

С кружкой кофе в руках я вошла в здание полиции и удивилась – тут было прохладно. Можно даже сказать – морозно.

Отдел особо тяжких преступлений находился на третьем этаже. Эрб сидел в офисе с коробкой обезжиренного шоколадного печенья в руках. Увидев меня, он просиял:

– Джек? Разве ты не во Флориде? С твоей мамой все в порядке?

Вместо долгих объяснений я утвердительно кивнула и вручила ему кофе.

– Кофе. Слава богу. Я замерзаю.

– Я смотрю, кондиционер починили.

– Починили, но регулятор температуры не работает. И выключить тоже нельзя.

– Здорово.

– Подожди минут десять, у тебя изо рта пойдет пар. Я хотел было открыть окно, да не выношу этот жуткий запах. А кофе – то, что надо. – Он сделал глоток, на его лице появилось удивление. – Что это?

– Это кофе. Без сливок и сахара у него именно такой вкус.

– Он должен быть таким горьким?

– Ага.

Эрб полез в карман и достал пригоршню маленьких розовых пакетиков.

– Я рад, что с твоей матерью все в порядке. И хорошо, что ты вернулась. Мы проверили отпечатки.

Пока Эрб добавлял канцероген в свой напиток, я просмотрела отчеты на своем столе.

Руки принадлежали Дэви МакКормик, жившей по адресу: 3800 Норт Лэйк Шор Драйв. Однажды ее арестовывали за вымогательство, но за последние пять лет – ничего. К отчету были приложены фотографии. Дэви оказалась привлекательной девушкой, гораздо более привлекательной, чем обычные проститутки.

Я прочитала ее дело. До ареста она работала у мадам Пардьо – высококлассная служба с расценками около тысячи за ночь.

– Знакомая внешность, а? – спросил Эрб. Его рот был набит обезжиренным печеньем, отчего он стал похож на хомяка.

– Да, знакомая.

– Ты, наверное, видела ее много раз. Когда мы узнали ее имя, я обратился в Агентство по поиску пропавших людей и узнал, что туда звонил ее агент. Она девушка из рекламы «Шуар-э-Тэкс герл».

«Шуар-э-Тэкс» – марка тампонов для молодого поколения. В рекламе девушка, носившая не очень красивый красный плащ, прилетала на помощь женщинам, оказавшимся в экстремальных ситуациях, – тем, кто занимается альпинизмом или рафтингом.

Продукт выпускался в различных цветовых вариантах, включая неоновый зеленый и жгучий розовый.

– Ты связывался с агентом?

– Он скоро должен быть здесь. – Эрб глотнул кофе и стал искать в столе сахар.

Доклад Фила Бласки был самым коротким из всех, что мне доводилось читать, – по причине недостаточного количества материала, с которым ему пришлось работать. Повышенный уровень гистамина и количество тромбоцитов в крови указывали на то, что жертва истекла кровью из-за ран на руках. Результаты тестов на несколько дюжин видов наркотиков были отрицательные. Уровень липидов нормальный. Никаких признаков сердечной недостаточности, заболеваний, передаваемых половым путем, или беременности. Все остальные данные не представляли интереса.

Фил заметил, что наручники были надеты после смерти. Удары топором были нанесены спереди, по вытянутым в стороны рукам.

Офицер Дэн Роджерс постучал в открытую дверь. Я пригласила его войти.

– Получил результаты исследования кожи. – Он подал мне папку. – Я оказался прав. Руки были обработаны чистящим средством.

– Других следов нет?

– Нет. Отбеливатель вычищает практически все. Именно поэтому его используют после работы с вредными веществами. Лейтенант, у вас нет аспирина? Так болит голова, что даже глаза слезятся.

Я нашла в столе пузырек с аспирином и бросила ему. Он вытряхнул пять таблеток и, не запивая, проглотил.

– Спасибо, лейтенант. Позовите, если я еще понадоблюсь.

Роджерс ушел. Эрб издал довольный рычащий звук и швырнул пустую коробку из-под печенья в мусорную корзину, поверх трех других таких коробок.

– Эрб, не то чтобы я ставила под сомнение твои успехи в диете, но сколько коробок такого печенья ты уже съел сегодня?

– А что?

– Ну, скажем так: ты мог бы спокойно впасть в спячку после того, что съел за последние десять минут.

– Ну и что? Они же обезжиренные.

– Шоколадный сироп тоже без жира. Посмотри на калории.

Он выудил из корзины коробку, которую только что выбросил, и стал разглядывать надписи.

– А, черт! Неудивительно, что я набрал два кило на этой самой диете.

– Тебе надо смотреть на углеводы, а не на жир.

– Но здесь только пятнадцать граммов углеводов.

– На порцию. Сколько порций в коробке?

– Проклятие!

В дверь постучали. Я повернулась и в дверном проеме увидела офицера Фуллера. Фуллер раньше профессионально играл в футбол, он был высокий и широкоплечий и заметно возвышался над своим спутником, низким, лысым человеком, одетым в костюм от Арманни и сильно пахнущим мужскими духами.

– Это Марвин Пулитцер.

Марвин улыбнулся неестественно белыми зубами и подал руку. Я пожала ее и почувствовала, что он что-то держит.

– Агентство выдачи Пулитцеровской премии. Рад познакомиться с вами, мисс…

– Лейтенант. Жаклин Дэниелс.

Он держал меня за руку немного дольше, чем следовало. Когда я убрала руку, я увидела, что он протянул мне свою визитную карточку.

– У вас отличное телосложение, лейтенант. Вы – модель?

– Да, я работала в «Вог».

Пулитцер прищурился, затем снова улыбнулся:

– Шутите. Я понял. Смешно. Но серьезно, я недавно узнавал: в одном агентстве ищут красивых взрослых женщин. Вы могли бы зайти, сделать пару пробных снимков.

– А что за компания?

– «Ивер-Уив».

Я призналась, что никогда раньше не слышала о ней.

– Они торгуют специальными средствами, вроде памперсов для взрослых.

Фуллер сдавленно фыркнул, я сказала ему, что он свободен.

– Подумайте. Вам не придется ничего такого надевать. Вам нужно только постоять там и сделать удрученный вид. Без шуток.

– Я не думаю, что готова жить гламурной жизнью модели, мистер Пулитцер. Проходите, садитесь.

Пулитцер поздоровался с Эрбом и сел на стул между нами.

– Так. Ну и где же Дэви?

Эрб подал ему фотографию.

– Это Дэви МакКормик?

– Да. О боже, она в беде, так ведь? Что она сделала? Она уже вызвала адвоката?

Пулитцер достал телефон размером со спичечный коробок и раскрыл его, набирая номер ногтем.

– Ей больше не понадобится адвокат, мистер Пулитцер. Вчера утром сотрудник окружного морга случайно нашел ее отрубленные руки.

– Ее… руки?

Эрб подал ему другой снимок. Пулитцер побледнел:

– О, черт. Это руки Дэви? Черт! Что с ней случилось?

– Когда вы последний раз с ней разговаривали?

– Четыре дня назад. На ланче в Уайлдфайре. Сразу после этого мне надо было лететь в Нью-Йорк.

– О чем вы разговаривали?

– Обычный разговор. О клиентах, прослушиваниях…

– Она была чем-нибудь расстроена или испугана?

– Нет, все было как обычно.

Эрб и я по очереди расспрашивали Пулитцера. Мы поговорили про его поездку, задали несколько дюжин вопросов про Дэви, ее друзей и семью, характер, образ жизни.

– У нее не было врагов. Ни одного, что, учитывая ее занятие, необычно. Она просто милая девушка.

– Вчера вы позвонили в Агентство по поиску пропавших людей.

– Да. Два дня назад она пропустила съемку. Раньше такого с ней не случалось. Я позвонил ей и даже заехал к ней домой. Она просто исчезла. Боже, кто мог такое с ней сотворить?

Пулитцеру понадобился небольшой перерыв, чтобы отменить назначенные встречи. Пока он разговаривал по телефону, мы с Эрбом советовались.

– Дэви была знаменитостью. И конечно, у нее могли быть преследователи.

– Надо связаться с «Шуар-э-Тэкс».

Я включила это название в свои записи.

– Надо также позвонить родителям Дэви, опросить ее друзей и определить ее перемещения за последние две недели.

Пулитцер закончил говорить и спросил, где можно взять воды. Я указала ему на уборную.

Эрб глотнул кофе, затем потянулся за подсластителем. Куча розовых оберток на его столе была почти той же высоты, что и кружка.

– Если это сделал кто-то, кто знал Дэви, то откуда взялись твои наручники?

– Ты думаешь, это совпадение? Они могли выпасть у меня из кармана и кто-нибудь подобрал их.

– Что-то мне не очень в это верится.

– Да, слабая версия. Но в мой офис заходят только полицейские и уборщики.

Во время найма персонал тщательно проверялся, и полицейские были как… полицейские. Я не знала никого в двадцать шестом, кто бы держал на меня зло, и тем более я не думала, что в моем подразделении могут быть убийцы. Процесс подготовки офицера полиции включает множество психологических тестов, оценок умственной деятельности, собеседований. Всех сумасшедших отсекают практически сразу.

– Может, их кто-нибудь вытащил?

Это казалось более правдоподобным. Я не носила сумочки, и большая часть всех принадлежностей находилась в карманах, включая наручники. Даже начинающий вор смог бы без труда украсть их.

– Но почему я?

Я воспользовалась телефоном Эрба, чтобы вызвать Фуллера обратно в офис. Он хорошо проявил себя в деле с Имбирным Человечком, а мне был нужен еще один помощник.

– Офицер, я хотела бы, чтобы вы просмотрели мои прошлые дела и список посетителей морга. Знаете, как пользоваться базой данных?

Фуллер хмыкнул:

– Вы думаете, если я могу поднять штангу в сто килограммов, значит, не умею работать с таблицами?

– Вы поднимаете сто килограммов? – заинтересовался Эрб. – Я вешу почти столько же.

– Это не так сложно. Просто сочетание упражнений, диеты и пищевых добавок.

– Наверное, поэтому у меня пока нет результатов. Я не использую добавки.

Я могла бы много чего порассказать по этому поводу, но предпочла промолчать.

Фуллер подошел к Эрбу и оперся о его стол. Стол заскрипел.

– Я стараюсь ускорить метаболизм. Кроме того, я использую хром, L-карнитин, CLA и перед работой принимаю протеины. Если хотите, я как-нибудь объясню вам, как это делается в национальной сборной по футболу.

Эрб просиял так, будто увидел несколько хот-догов:

– Это было бы здорово! Не могли бы вы составить список добавок, которые используете?

– Конечно. Понимаете, ЕСА – это комбинация…

– Офицер Фуллер, – прервала его я, – нам действительно нужно поработать с базой данных.

– Понял, лейтенант. Сейчас я этим займусь.

Фуллер ушел. Эрб нахмурился:

– Что не так, Джек?

– Я хотела прервать разговор до того, как вы начали бы упражняться.

– А, мужской разговор. Извини, не стоило говорить об этом при тебе.

Эрб сказал это без сарказма, но все равно его комментарий вызвал у меня раздражение. В полицейском участке к женщинам относятся как к слабому полу. Не важно, что я лучший стрелок в отделе. Не важно и то, что у меня черный пояс по тейквондо. Эрбу даже в голову не пришло бы спросить меня, какие упражнения я делаю. Неосознанная дискриминация женщин.

А возможно, я просто нервничаю из-за своей матери.

Вернулся Пулитцер, выглядел он немного лучше.

– Я тут кое о чем подумал, но не знаю, поможет ли это.

Мы ждали.

– Если Дэви и делала что-то противозаконное, то это уже не играет никакой роли, не так ли? Ее ведь уже нет в живых. Глупо, но я все еще хочу защитить ее.

– Наркотики? – спросила я.

Пулицер поник.

– Кокаин. Для расслабления, насколько я знаю. Он не влиял на ее работу.

– Вы не знаете, где она его брала?

– Не имею представления. Мы еще подождали.

– Я действительно не знаю. Мне хотелось бы вам помочь, но я не участвую в таких делах. Я мог бы свести вас с несколькими своими моделями, возможно, им что-нибудь известно, но боюсь, не будет ли у них неприятностей.

Пулитцер потянулся, чтобы потереть сзади шею, на его руке обнаружилась повязка.

– Что это с вами произошло? – спросил Эрб, указывая на повязку.

– А, это Мистер Фрискис.

– Мистер Фрискис?

– Кот Дэви. Ненавижу это хитрое, подлое существо. Прежде чем звонить в полицию, я заглянул к Дэви домой. У меня есть ключи. Я подумал, ну, может быть, у нее был приступ или она упала в ванной и сломала ногу, поэтому не может подойти к телефону.

Я почувствовала, что Эрб смотрит на меня, но старалась сконцентрироваться на том, что говорил Пулитцер.

– Нам надо осмотреть квартиру. Ключи помогли бы нам сэкономить время.

Пулитцер достал из кармана кольцо с ключами и подал мне.

– Будьте осторожны. Это хитрое отродье – нечто вроде маленького тиранозавра.

Уверив Пулитцера, что мы не будем преследовать фотомоделей за наркотики, мы получили номера троих девушек, принимавших кокаин.

– Еще что-нибудь? Мне не удалось перенести вечернюю встречу. Важный клиент. Я хочу помочь Дэви, но не могу пропустить эту встречу.

– Спасибо, мистер Пулитцер. Мы свяжемся с вами.

Мы пожали друг другу руки.

– Пожалуйста, поймайте того, кто это сделал. Дэви… была очень милой девушкой.

После того как он ушел, я встала и постаралась восстановить кровообращение в ступнях – они были как будто отмороженные.

– Хочешь прокатиться, Эрб?

– Да, черт возьми. У меня в носу сосульки.

– Надеюсь, это действительно всего лишь сосульки.

С ключами в руках мы направились к машине, чтобы ехать на квартиру Дэви.

Первые пять минут летняя жара казалась приятной. Потом Эрб включил кондиционер.

 

Глава 6

Боль усиливается.

Он оглядывает офис. Прижимая кулак к затылку, пытается унять боль.

Интересно, кто-нибудь заметил? Должны. Мышцы на шее напряжены до предела, он взмок от пота и не может унять дрожь.

Никогда еще боль не была такой сильной. Даже его рана так не болела. Голова как будто зажата в тиски, которые медленно сжимаются до тех пор, пока глаза не выскочат из орбит. Те проклятые таблетки, которые он принял, совершенно не помогают.

Может быть, жена права. Надо обратиться к врачу. Но эта мысль пугает его. А вдруг доктор найдет у него что-нибудь серьезное? Вдруг понадобится операция? Лучше терпеть боль, чем позволить какому-нибудь шарлатану ковыряться у него в мозгах.

– Все нормально?

Сотрудница. Ничем не приметная: полные бедра, короткие каштановые волосы, прическа в стиле Питера Пэна.

– Голова болит. – Он вяло улыбается.

– Может, вам нужен аспирин?

Он решает убить ее.

– Да, спасибо.

Она идет к своему столу. Он представляет ее, стоящую на коленях в его пластиковой комнате. Разумеется, она плачет. Наверное, стоит отхлестать ее ремнем, да так, чтобы на теле остались следы. Поскольку она работает с ним, надо постараться, чтобы труп не нашли.

– Тайленол? – спрашивает она через стенку кабинки.

– Да, отлично.

Как она умрет? Он смотрит на ее прическу. Он проведет ножом по лбу, затем оттянет кожу, чтобы был виден череп. Засунет туда один палец, затем второй, третий…

Кожа натянется. У него большие руки, но он сможет просунуть всю ладонь между кожей и черепом.

– Как теплая, влажная перчатка, – говорит он дрожа.

– Что – как перчатка?

Она держит в руке пузырек с тайленолом, бровь удивленно приподнята.

– Я очень вам благодарен.

– Не стоит. Я тоже страдаю мигренью. И тогда готова кого-нибудь убить, лишь бы избавиться от боли.

«Я тоже».

– Послушайте, Салли, мы работаем здесь уже несколько лет, а я о вас почти ничего не знаю.

Она улыбается. Передние зубы у нее кривые. Он представляет ее окровавленный рот, то, как она станет кричать, пока он будет отрабатывать стоматологические навыки, используя молоток.

– Я замужем, у меня двое детей, Аманда и Джен. Аманде восемь лет, а Джен недавно исполнилось пять.

Он заставляет себя улыбнуться. Все планы рухнули. Кто бы мог подумать, что у такого страшилища тоже может быть семья? Вряд ли он сможет застать ее одну, тем более что потом ее будут искать.

– А вы женаты?

– Да. Но детей, правда, нет. Моя жена – модель и не хочет портить фигуру. Ну знаете, бедра располнеют, растяжки появятся, грудь обвиснет.

Улыбка страшной Салли гаснет.

– Да, такое случается. Но я думаю, оно того стоит.

– Ну ладно, мне пора за работу. Спасибо за тайленол.

– Нет проблем. «Служить и защищать».

Он внутренне поежился, услыхав этот слоган.

– Да-а. «Служить и защищать».

Страшная Салли уходит, а он открывает пузырек и, не запивая, проглатывает шесть таблеток. Пульсирующая боль, слегка утихшая во время воображаемых сцен убийства, возвращается, – сильнее, чем прежде.

Нужно срочно кого-нибудь убить. И чем скорее, тем лучше.

Болеутоляющие свойства убийства были открыты им еще в детстве, когда он жил у своих третьих приемных родителей. Забавно, что от предыдущих родителей его забрали потому, что за ним никто не следил. Кроме него, эта пара взяла еще восьмерых детей из-за ежемесячного пособия, получаемого от властей. Все деньги «чадолюбивая» пара тратила на наркотики, а дети ходили голодные. В результате заботливые попечители забрали его у этих родителей и отдали психу-алкоголику.

Однажды после основательной порки автомобильной антенной его с младшим приемным братом заперли в чулане.

Ему было больно. Кроме того, его одолевало чувство беспомощности и глубокой подавленности.

Там, в темном, душном чулане, он выместил свое озлобление на младшем брате. Чем сильнее он бил маленького ребенка, тем лучше ему становилось.

Его новый приемный отец сел в тюрьму за убийство.

Когда у него начались сильные головные боли, он уже знал, что ему делать.

Четыре клика мышью – и на мониторе его компьютера появляются имена подходящих жертв.

Он находит девушку, живущую в нескольких кварталах отсюда. Адрес, кажется, указан верно. Он звонит с мобильного телефона.

Отвечает женщина, голос у нее низкий, слегка хрипловатый.

Отлично.

 

Глава 7

Привратник в доме, где жила Дэви МакКормик, носил плотный шерстяной пиджак темно-красного цвета с позолоченными пуговицами и эполетами. В такую жару он казался абсолютно несчастным.

– В последний раз я видел мисс МакКормик в воскресенье вечером, незадолго до того, как Мюрри пришел сменить меня. Мюрри работает с шести вечера до двух утра, а она вышла за пятнадцать минут до его прихода.

– Вы помните, как она была одета?

– Черное платье для коктейлей, туфли на каблуках, бриллиантовые серьги. Я открыл дверь, сказал ей, что она выглядит прекрасно, и спросил, куда она направляется.

– И что она ответила?

– Она сказала: «На важную встречу, очень важную». А потом засмеялась. С ней все в порядке?

Эрб рассказал ему о произошедших событиях, взял телефонные номера Мюрри и утреннего привратника. Он позвонил им, пока мы поднимались на лифте. С воскресенья никто больше не видел Дэви.

Ключ Пулитцера подошел, мы вошли внутрь. Квартира была огромной, в ней уместилось бы три моих, да еще при этом осталось место, чтобы поставить машину.

– Я осмотрю спальню – сказала я Эрбу.

Затем мы услышали крик.

Я вытащила из подмышечной кобуры, прикрепленной слева, револьвер тридцать восьмого калибра, прислушалась.

Движение справа. Мы с Эрбом направили оружие.

Кот в большом подгузнике выскочил из-под стола в гостиной и понесся в коридор, воя, как свисток паровоза.

Эрб выдохнул.

– Со мной чуть инфаркт не случился.

– Наверное, это и есть Мистер Фрискис.

– Или он, или мохнатый младенец. Ты заметила подгузник?

– Да. Это специальные, для животных.

Я вложила револьвер в кобуру и достала из кармана пару резиновых перчаток.

– У нас всего час, – сказала я Эрбу, имея в виду прибытие полиции и экспертов.

Спальня Дэви представляла собой обычную спальню обычной молодой женщины, только богатой. Постель завалена мягкими игрушками, на розовом одеяле их было около дюжины. На дальней стене в раме висела картина Нагеля. Ближняя стена заклеена постерами, в основном снимки Дэви из разных журналов.

Возле шкафа валялась куча одежды, над комодом висело зеркало, такое, как у кинозвезд, – с лампочками на раме. На каждой горизонтальной поверхности в комнате лежало несметное количество косметики.

На тумбочке рядом с кроватью мигал автоответчик, на нем было двенадцать сообщений. Я просмотрела номера звонивших. Четыре из них с пометкой «блокировано», последний звонок был в 4.33, в воскресенье вечером.

Я включила воспроизведение. Все сообщения были от Пулитцера, кроме одного – междугородный звонок от матери Дэви. Блокированные звонки не соответствовали ни одному из записанных сообщений.

В гардеробной было столько одежды, что я еле смогла туда протиснуться. Какие-то платья висели на вешалках, остальные были свалены на полу. Раскопки ничего не дали, кроме сумки для переноски домашних животных.

В комоде тоже была одежда, косметика и пакетик кокаина. Я положила его в один из пластиковых пакетов для улик, которые всегда носила с собой. Затем я полностью вытащила ящики, чтобы посмотреть, не было ли что-нибудь спрятано за ними или приклеено липкой лентой снизу. Я делала так каждый раз, после того как посмотрела сериал «Хил-стрит Блюз», где полицейский таким способом нашел улику. Может быть, кто-то где-нибудь тоже смотрел этот сериал.

Но сейчас мне не повезло.

Под кроватью я увидела две отбившиеся от «стада» мягкие игрушки, кошачий мяч и многолетнюю пыль. Между матрацем и пружинами ничего спрятано не было. Под картиной Нагеля тоже пусто.

Я вернулась к телефону и нажала на «Перезвонить». Записала последний номер и быстро положила трубку, прежде чем звонок дошел до места. Затем переписала все номера из списка звонивших.

– Джек!!!

Мы с Эрбом больше десяти лет работаем вместе, но я никогда не слышала в его голосе такой дикой паники. Я выбежала из комнаты, на ходу доставая оружие.

Эрб стоял в гостиной совершенно неподвижно. По его толстым щекам градом катились слезы.

Крепко вцепившись когтями в череп Эрба, на голове сидел котяра – Мистер Фрискис.

– Он спрыгнул на меня со шторы. У него когти – как рыбные крючки.

Я подошла на шаг ближе. Мистер Фрискис зашипел и выгнул спину.

– Убери его, пока он не снял с меня скальп! – завопил Эрб.

– Ты можешь стащить его?

– Как?! Его когти засели у меня в черепе.

Только годы напряженных тренировок и высокий профессионализм помогли мне не упасть на пол в припадке истерического хохота.

– Позвонить в службу контроля за животными? – Я пыталась говорить серьезно, но все же прыснула.

– Нет. Я хочу, чтобы ты его пристрелила.

– Эрб…

– Убей кота, Джек. Пожалуйста. Умоляю тебя. Дело не только в боли. В этом подгузнике дерьмо собиралось, наверное, несколько дней. От этого запаха у меня уже аллергия.

Я никогда не держала дома кошек и совершенно не умела с ними обращаться. Но я вспомнила рекламный ролик, где кошка всегда прибегала, когда ее собирались кормить. Стоило попробовать.

– Я сейчас вернусь.

– Не бросай меня, Джек.

– Я только схожу за камерой.

– Это совсем не смешно.

Я нашла в шкафу еду для кошек и открыла одну из банок. Тут Эрб снова дико закричал и через мгновение на кухне появился Мистер Фрискис.

– Тебе просто хотелось есть, да, котеночек?

Кот мяукнул. Я поставила банку на пол и стала смотреть, как он поглощает пищу.

Вошел Эрб. Пистолет в его руке был направлен на Мистера Фрискиса.

– Эрб, даже не думай.

– Это зло, Джек. Оно должно быть уничтожено.

Мистер Фрискис посмотрел на Эрба, зашипел и выскочил из комнаты. Эрб убрал оружие.

– У меня есть кровь на голове?

– Чуть-чуть. – Я подала ему бумажные салфетки. – Нашел что-нибудь?

– Банковские счета, счета за телефон, несколько личных писем. А ты?

– Несколько граммов кокаина.

– Дай их коту. Может, он успокоится.

Я делано улыбнулась Эрбу.

– Хорошая шутка, особенно для того, кто истекает кровью. Может, на обратном пути остановимся у «скорой помощи», чтобы тебе сделали прививку от бешенства?

Эрб сощурившись посмотрел мимо меня.

– Скоро прибудут эксперты.

– И…

Пронзительный вой прорезал воздух. Мистер Фрискис пронесся мимо нас, поместил свою задницу в подгузнике на кухонную стойку и шипел там. Его хвост, торчащий в отверстии подгузника, раскачивался из стороны в сторону, как кобра.

– Попробую все же позвонить в службу контроля за животными. – Я достала телефон.

Новости были неутешительные.

– Извините, лейтенант. Из-за жары у нас тут куча работы. Мы сможем забрать его не раньше понедельника.

– К этому времени нас уже съедят.

– Это большее, что я могу сделать. Позвоните в Общество любителей животных.

Я набрала номер.

– Извините, офицер. Мы сможем приехать только через неделю. Когда стоит такая жара, животным достается больше всего. У нас даже места нет.

Эрб подтолкнул меня:

– Скажи им, что этот кот – зло. Если ему побрить затылок, то можно увидеть три шестерки.

Я передала информацию, но это их не убедило. Эрб предложил позвонить охотнику на крокодилов, но никто из нас не знал номера его телефона.

– Нельзя оставлять его здесь, Джек.

С этим я была согласна. Кот может не только уничтожить улику – он может мешать работать, нанести травму кому-нибудь из экспертов или себе самому, если нанюхается какой-нибудь химии.

– Тебе он не нужен? – спросила я.

Эрб нахмурился и оторвал еще одну бумажную салфетку, чтобы промокнуть голову.

Я осторожно потянулась к коту рукой, но он выпустил когти и попытался вцепиться в меня.

– Подставь ему свою голову, – посоветовал Эрб. – Он заскочит на тебя, и мы сможем вынести его из дома.

Выйдя из кухни, я направилась в спальню Дэви и через некоторое время вернулась с сумкой для кота и парой лыжных перчаток.

Эрб поднял брови:

– Вызвать 911?

– Не волнуйся. Животные меня любят, поскольку чувствуют мое доброе сердце.

Я не мешкая подняла Мистера Фрискиса за шкирку. Он ответил воплями, более громкими, чем это вообще возможно, затем схватил зубами мой указательный палец. Перчатки защищали меня, поэтому мне удалось запихнуть кота в сумку, при этом не потеряв ни одного пальца.

– А теперь мы бросим его в озеро Мичиган, так ведь?

– Я уверена, кто-нибудь из друзей Дэви возьмет его.

– А пока?

Я вздохнула:

– Видимо, пока придется подержать его несколько дней у себя.

– Не думаю, что это хорошая идея, Джек. Я не хочу, чтобы следующим делом, которое мне придется расследовать, будет твоя смерть.

– Он просто очень испуган и раздражен. Ты тоже был бы раздражен, если бы четыре дня подряд тебе не меняли бы памперс. Правда, малыш?

Я просунула палец в перчатке в сумку, Мистер Фрискис сразу принялся царапать и кусать его.

– Попробуй показать ему свое доброе сердце, – предложил Эрб.

Всю обратную дорогу, пока мы ехали до офиса, кот орал в машине как безумный.

 

Глава 8

– Моя квартира в следующем квартале.

– Это не очень хорошее место.

– Так надо. Моей жене ни за что не придет в голову искать меня здесь.

Он улыбается девушке. Айлин Хаттон. Молодая, симпатичная, с прекрасным телом. Она тоже это знала, поэтому свидание стоило штуку баксов.

Но у нее не будет возможности потратить эти деньги.

Они ехали на юг по Кедзи. Цены на частную собственность падали с каждым кварталом. Ночлежка, куда он привез девушку, представляла собой ветхое, полуразвалившееся строение, перед фасадом которого отдыхали алкоголики. Когда он припарковался на соседнем подъездном пути, девушка не захотела выходить из машины.

– Что не так? – Он улыбается. Его голова готова взорваться от непрерывного биения внутри. Пот ручьями бежит по лицу. Хорошо, если она подумает, что это только из-за жары.

– Мне здесь не нравится.

– Ты мне не доверяешь? Я же на стороне хороших парней.

Он открыл бардачок, достал оттуда серебристый портсигар. В нем лежало шесть уже готовых косяков. Он закурил, протянул портсигар девушке.

– Я женился только из-за денег, их у моей жены, поверь, немало. Но она их просто так не раздает, поэтому приходится подрабатывать на стороне. Понимаешь?

Она затягивается и кивает.

Наслаждайся, детка. Это твоя последняя.

Никто не смотрит на них, когда они входят в дом. В коридоре пахнет мочой и даже чем-то похуже. Темно. Они идут чуть ли не ощупью, он ведет ее за руку к какой-то двери. Боль пульсирует все сильнее, он дрожи-

Почти у цели. Еще несколько минут. Они входят в комнату, она глядит вокруг.

– Ух ты! Ну и причуды у тебя, парень.

Пол и стены покрыты чистыми пластиковыми листами. Единственный предмет мебели в комнате – кровать, которая тоже отделана пластиком.

– Мне нравится пластик.

– Это видно. – Она улыбается своей самой привлекательной улыбкой.

«Надоедливая сучка. Будет приятно резать ее».

– Я хотел бы, чтобы ты кое-что надела.

– Дай-ка угадаю. Пластиковый мешок?

– Нет. Вот это.

Он достает из кармана пару сережек. Серебряные кольца, похожи на антикварные.

– Красивые.

Она снимает свои золотые, бросает их в свою маленькую сумочку. Когда она надевает первую сережку, он начинает тяжело дышать. Выражение его лица, наверное, пугает ее, потому что она перестает улыбаться.

– Ты знаешь, я обычно сама не назначаю свидания. У меня есть посредник.

– Не волнуйся. Ты ведь веришь мне, да?

Она кивает, но как-то неуверенно.

– Эти сережки тебе очень идут, Айлин.

– Спасибо. М-м-м, а как ты достал номер моего телефона?

– Я знаю подход.

– Да уж, точно.

– Ванная там. Знаешь, я хочу, чтобы, когда ты выйдешь оттуда, на тебе были только эти сережки.

Она слегка улыбается ему, немного задерживается, а затем решительно отправляется в ванную, как послушная маленькая шлюшка.

Он раздевается, аккуратно сворачивает одежду и кладет ее на полу в кладовке, рядом с топором. Остальные инструменты выложены рядком на грязном полотенце.

«Что же взять, что же взять?..»

Он выбирает удавку для убийства и сапожный нож для детальной работы. Удавку он взял на работе – двадцатидюймовый кусок струны от рояля, на концах струны деревянные ручки. Ею он еще не пользовался. Будет весело.

Девушка выходит из ванной, уверенность вернулась к ней. Ее обнаженное тело безупречно.

Но это ненадолго.

– О, да ты большой парень, а? Ну, чем займемся сначала, здоровяк?

Оказалось, отрезать голову гораздо сложнее, чем он думал. Ему приходится упереться коленом ей в спину, а затем перепиливать удавкой позвоночник.

Очень много крови.

Отделив голову, он берет сапожный нож и принимается за работу.

Он накидывается на нее с остервенением, как голодный человек. Это чувство даже не сексуальное. Это эйфория. Очищение сознания, утоляющее боль.

В тот миг, когда он зашел сзади и накинул удавку на ее красивую шею, боль в голове тут же исчезла. Все стало четким, челюсти перестали непроизвольно сжиматься, чувство огромного облегчения – в тысячу раз лучше оргазма – наполнило его.

Он не понимал, почему. Ему было все равно. Боль ушла, сменилась припадком хохота, он все быстрее стал действовать сапожным ножом.

Вскоре это состояние перешло в бездумное бешенство.

После всего того, что он сотворил, он отправился принять душ. Вода прохладная и пахнет ржавчиной. Но его это не волнует.

Боль ушла.

Надолго ли она оставила его – неизвестно. Иногда это недели, иногда – несколько часов.

Он извлекает из этого все, что может.

Хорошо намылив руки, он тщательно чистит ногти зубной щеткой, вычищая кровь и мелкие частички плоти. Он ощущает соленый вкус крови во рту, выплевывает какой-то кусок на пол душевой.

Наверное, совсем слетел с катушек.

Выйдя из ванной, он видит, насколько сильно он слетел с катушек на самом деле.

Месиво. Ужаснее, чем когда-либо.

Он сидит на кровати, нагой, в позе мыслителя, уставясь на изуродованное тело. Он даже не помнит половину того, что делал с нею, используя лишь острое лезвие и свою физическую силу. Впечатляет.

«Я жуткий сукин сын», – говорит он себе.

Осторожно, чтобы не ступить в лужу крови, он идет в кладовку и быстро одевается. Затем нажимает на телефоне цифру «3» – для активирования быстрого набора.

– У меня еще одна.

Смех на другом конце.

– Ты маленькая работящая пчелка, а?

– Приезжай и забирай ее.

– Я уже за дверью.

Он стоит в углу. Смотрит на совершенное. Запоминает. Минут через двадцать стук в дверь.

– Кого еще черти принесли?

– Пароль «психопат». Открывай.

Он ухмыляется, впуская Деррика. Это низкий, плотный человек, его лицо испещрено шрамами после прыщей. Один глаз смотрит куда-то влево.

Деррик оглядел комнату и присвистнул.

– Черт! Ничего себе, поработал. Мне понадобится лопата, чтобы все это убрать.

– И что? – Он подал Деррику пятьдесят долларов. – Иди купи лопату.

– Щас вернусь, тигр.

Через полчаса Деррик возвращается. Он вкатывает носилки, на них сверху лежит пластиковый мешок.

– Я думал, ты за лопатой ушел.

– Она в мешке.

Деррик принимается за работу, убирая тело и останки в большой мешок.

– Да, наделал ты дел. А где сердце? Убийца рыгает, похлопывая себя по животу. Деррик смеется.

– Изжога?

Шутка неудачная. Он начинает волноваться. Теперь, когда ярость прошла, надо убедиться, что все будет сделано, как полагается.

– Как ты собираешься от нее избавиться?

– Эту я, наверное, кремирую. Я не могу сделать свой коронный «два за одного». Гроб будет протекать.

– Я хочу, чтобы это нашли в морге, так же как и раньше. Убийца подает ему пластиковый пакет.

– Уши? Да… – Деррик подносит пакет ко рту и кричит: – Привет, ты меня слышишь?

«Идиот! Но нищие не выбирают».

– Оставь сережки. Это очень важно.

– Нет проблем. Это легче пронести внутрь, чем руки. Черт, да их в кармане можно протащить.

– Ее вещи в ванной. Бери, что захочешь. В ее сумочке тысяча.

– Понял, шеф.

Уборка продолжается еще пятнадцать минут. Тело и остальные части помещены в мешок.

– Я отделаю комнату пластиком заново через неделю.

– Раньше.

– Раньше? Тебе снова хочется? Уже?

– Пока нет. Но, может быть, скоро захочется.

Деррик не знает о головных болях. Он думает, что имеет дело с обычным маньяком.

– Черт. Рад, что я не какая-нибудь привлекательная крошка, пока ты свободно разгуливаешь по городу.

«Это тебя не спасет. Придет время, я и тебя разделаю».

Они выходят из комнаты. Деррик катит носилки, убийца идет рядом. Несколько пьяных глаз смотрят на них, затем быстро отворачиваются. Грузовик Деррика припаркован на подъездной аллее, за машиной убийцы. Деррик закатывает носилки внутрь, пружинные ножки складываются.

– Эй, а в следующий раз, когда ты будешь делать это…

– Ты хочешь посмотреть?

Лицо Деррика сияет.

– Да! То есть, понимаешь, я тут тоже не новичок. Конечно, не такой экстремальный, как ты, но все же. Я тоже разные штуки вытворяю.

«Ты жаболицый урод. Я все про тебя знаю. Меня от тебя воротит».

– Посмотрим. Может, соревнование устроим? Будет забавно.

– Соревнование? Неплохо придумано.

Он хлопает Деррика по плечу, выдавливает улыбку. Он знает: самое сложное при убийстве – избавиться от трупа. А наличие верного сотрудника морга значительно все упрощает. Но он все равно не позволит Деррику наблюдать за его работой. Возможно, придется избавиться от него раньше, чем предполагалось.

– Я позвоню тебе, когда оставлю уши в окружном.

– Обязательно отмой их, я не хочу оставлять следов.

– Понял. Увидимся.

Деррик забирается в машину, и машина трогается. Убийца глубоко вздыхает, втягивая смрадный воздух, источаемый валяющимся кругом мусором.

Но это его не волнует.

Его ничто уже не волнует.

 

Глава 9

– Этот кот сводит меня с ума.

Эрб отвернулся от компьютера и недобро посмотрел на Мистера Фрискиса. Мистер Фрискис провыл в ответ.

– Наверное, он хочет, чтобы его выпустили.

– Я скорее выпущу того серийного убийцу, Мэнсона. И вообще, что ты собираешься с ним делать?

Я потерла виски, пытаясь сосредоточиться. Два часа назад мы прибыли в участок, и за все это время кот затыкался только для того, чтобы перевести дыхание.

– Я позвонила всем друзьям Дэви, ее бывшему парню и ее матери. Кот никому не нужен.

– Удивительно. Ведь он такой игривый и ласковый.

– Еще я позвонила в несколько магазинов домашних животных. Очевидно, жара не повлияла на кошачье свободолюбие – численность бездомных животных сейчас гораздо больше, чем в предыдущие месяцы, кошек никто не берет.

Эрб начал теребить усы. Это значило, что он задумался.

– Бездомный… а это неплохая идея. Просто взять, да и выпустить кота, пусть шныряет по городу. В конце концов, он же из-за этого воет.

Я подумала над его предложением. С одной стороны, кот в подгузниках на улице долго не протянет. С другой стороны, Мистер Фрискис – чертовски хитрая бестия, так что, наверное, хорошо приживется на воле. Я бы не удивилась, если бы он примкнул к какой-нибудь банде и начал грабить банки.

– Очень хорошо. Давайте выпустим кота на волю. Идешь со мной?

– Я лучше останусь. Поцелуй его за меня на прощание.

Я подняла сумку, отчего Мистер Фрискис завыл тоном выше. После недолгой поездки в холодном лифте мы наконец попали на автостоянку.

– Ладно, мой громкий друг. Здесь нам придется расстаться. – Я отстегнула дверцу в сумке и открыла ее. – Иди. Ты свободен.

Мистер Фрискис не двинулся с места.

– Иди. Твоя мечта сбылась.

Кот снова завыл, но продолжал сидеть в сумке.

Я поняла, что ему нужно немного помочь: приподняла сумку и наклонила ее вперед. Кот растопырил все четыре лапы и уцепился за стенки, отказываясь вытряхиваться.

Я присела и заглянула в сумку.

– В чем дело, кот?

Он уставился на меня, как будто тоже задавая этот вопрос. Я решила оставить его здесь. В конце концов, он поймет намек и, скорее всего, сбежит, как только я скроюсь из виду. Затем я подумала о своей матери.

Иногда те, кому нужна помощь, всячески стараются от нее отказаться.

– Отлично, – сказала я, закрывая дверцу сумки. – Тогда будешь жить со мной.

Он мяукнул в ответ.

Эрб не удивился, когда снова увидел своего приятеля:

– Мне показалось, ты собиралась его выпустить.

– Я предлагала ему свободу, но он от нее отказался.

– А ты не пробовала подогнать его палкой?

– Нет. Может, надо было взять электрошокер из оружейной и шарахнуть его пару раз током?

– Мне что, сходить за ним?

– Нет, но на всякий пожарный случай пригодится.

Эрб откусил кусочек рисового пирога. Затем сделал гримасу, достал из кармана пакетик с сахаром и высыпал его на оставшуюся часть пирога.

– Не хочешь?

– Нет, спасибо, я стараюсь есть поменьше.

Эрб откусил еще кусок, затем снова добавил сахару.

– Ну хотя бы кот успокоился.

Я посмотрела в сумку. Мистер Фрискис свернулся, превратившись в небольшой клубочек шерсти.

– Он спит. Наверное, можно пока поработать.

– Все, что мне было нужно, это несколько минут тишины. Я узнала имя человека, чей номер был последним в списке звонивших Дэви. Колин Эндрюс, звонил с мобильного телефона. Черный, двадцать три года, живет на пересечении 95-й и Уобаш.

– У нас есть на него что-нибудь?

– О да. Он наркодилер.

– Он поставлял Дэви кокаин?

– Его сажали вроде бы за марихуану, но это мое предположение. И несколько недель назад он был в участке. Догадайся, в каком?

Впервые с того времени, как мы начали расследование, я почувствовала дрожь внутри – впереди что-то замаячило.

– Ты шутишь. Здесь?

– В старом добром двадцать шестом. За хранение.

Не все пока было ясно, но кое-что начало вырисовываться. Если Колин Эндрюс был в нашем участке, то у него была возможность заполучить мои наручники.

– Кто его регистрировал?

– Хэнсон. – Эрб нажал несколько клавиш. – Она уже ушла. Да, кстати, мне тоже надо будет уйти пораньше.

– Большие планы?

Эрб хитро улыбнулся. Я все поняла.

– А, вот какие планы. Так, значит, надо смыться пораньше?

– Ну, вроде как – да.

– Ладно, Ромео. Эндрюсом займемся завтра.

– Отлично. Ты знаешь, – Эрб посмотрел на кота, – по дороге домой я еду мимо реки.

– Спасибо за предложение, но, думаю, пусть еще поживет.

Эрб пожелал мне спокойной ночи и вышел из офиса.

– Ну вот, мы остались вдвоем, Мистер Фрискис.

При упоминании своего имени кот проснулся и снова принялся орать.

Стараясь не обращать на него внимание, я попыталась закончить отчет о самоубийстве на прошлой неделе. После этого просмотрела поступившие дела об убийствах.

Ввиду моего положения в полицейском управлении Чикаго у меня была большая свобода деятельности, чем у моих коллег. Насколько мне известно, я была одним из немногих лейтенантов в отделе расследований – это звание практически никому не давали с тех пор, как отдел убийств стал отделом особо тяжких преступлений. Были лейтенанты-инспекторы – звание на ступень ниже капитана, но то были управленцы, а я не собиралась оставлять работу следователя. Мое звание позволяло мне пропускать утренние вызовы, работать в других участках без юридических санкций, когда нужно, отдавать команды. Кроме того, я сама выбирала себе дела для расследования.

Двадцать лет я работала, чтобы добиться этого, и теперь пожинала плоды своих стараний. Наверное, поэтому никто не заходил в мой офис, чтобы пожаловаться на кота, – у звания есть свои привилегии.

Пока я работала, зазвонил мой мобильный. Это был Лэтем.

– Привет, Лэтем. Ты в городе?

– Я вернулся, Джек. А что на тебе сейчас надето?

Я улыбнулась:

– Клетчатая фланелевая рубашка и рабочий комбинезон.

– О, остановись, пожалуйста, а то это меня заводит. Не могла бы ты оказать мне честь и разделить со мной ужин?

– Ну, мне сначала надо предупредить своего кавалера.

– Да ладно, плюнь на него.

– Конечно, давай поужинаем. Шесть часов подойдет?

– Прекрасно. Я думал пойти в какое-нибудь приличное заведение.

– Настолько приличное, что можно надеть вечернее платье?

– М-м-м, это даже лучше, чем рабочий комбинезон.

– А это как-нибудь связано с тем важным вопросом, который ты хотел мне задать?

– Может быть, может быть. Ты сейчас выбиваешь признание из какого-нибудь преступника?

– Да, из кота. Долгая история. Я тебе расскажу, когда ты заедешь за мной.

– Здорово. Я буду тем парнем с цветами, который скоро постучит в твою дверь. До встречи.

Он повесил трубку, оставив меня сидеть с глупой улыбкой на лице. Я была рада, что Лэтем вернулся, и не только потому, что несколько недель не занималась сексом. Просто я чувствовала внимание к себе. Он был веселый, уверенный, привлекательный, успешный, романтичный, и он любил меня. Разве не здорово?

Хотя, надо признаться, подсознательно я чуяла что-то неладное. Ведь не может же он быть идеальным. Но пока что недостатки его были совершенно незначительные. Храп. Волосы на спине. Забывал опускать сиденье на унитазе. Юношеское увлечение некачественными фильмами ужасов и песнями восьмидесятых.

Наверное, у него в четырех других штатах есть жены. Или мумия его матери, привязанная к креслу-качалке на чердаке. Да, кстати о матерях…

Я позвонила во Флориду, но «не беспокоить» все еще оставалось на ее телефоне. Поговорила с медсестрой. Состояние мамы улучшилось, но она, кажется, все еще жутко злилась. Я попросила сестру передать ей, что я ее люблю, и повесила трубку. Настроение ухудшилось.

– Я не отступлюсь, – сообщила я Мистеру Фрискису. – Ей нужна моя помощь.

Он мяукнул, я сочла это согласием.

У меня была пара часов, чтобы встретить своего парня во всем великолепии, поэтому я решила отправиться домой. По дороге завернула в магазин для домашних животных и купила необходимые принадлежности: кошачий туалет, наполнитель, еду и игрушечную мышь. Спросила продавщицу про намордник, но она посмотрела на меня с таким отвращением, что я решила не дожидаться ответа.

Моя квартира была там же, где я ее оставила. Мне пришлось два раза подниматься, чтобы принести все из машины. Кондиционер был отключен из экономии, поэтому в квартире стояла приблизительно такая же температура, как в аду, только повышенной влажности.

Город Чикаго хорошо платил мне за работу, но плата за квартиру матери тоже была не маленькой. У меня было частное соглашение с ее банком: каждый месяц она получала счет, который легко могла оплатить, я же оплачивала львиную долю.

Из экономии я превратила свою квартиру в теплицу. И не удивилась бы, увидев, что на диване выросли дикие орхидеи. Я поставила переключатель кондиционера в положение «тундра» и попыталась принять холодный душ, но из-за жары вода была теплой. Накинув махровый халат, я обратилась к проблеме Мистера Фрискиса.

Дни, когда я каталась на лыжах, остались далеко позади, но у меня завалялась пара черных кожаных перчаток, способных защитить руки. Я надела их и приготовилась к битве.

Мистер Фрискис терпеливо сидел в сумке, возможно, планируя уничтожение Соединенных Штатов. Я приоткрыла сумку, но он даже не завыл и не предпринял попытки нападения.

Наверное, устал.

Я достала из мойки две миски (с той стороны, где хранила чистую посуду), налила в одну воды, а в другую насыпала сухого корма. Миски я поставила на пол перед сумкой.

Мистер Фрискис вышел, понюхал еду и посмотрел на меня с видом полнейшего разочарования.

– Все, дружок, тебя больше не будут поить сливками из бутылочки. Да, и насчет этого…

Я потянулась и схватила его за памперс. Кот тут же превратился в Тасманского Дьявола, закружился, начал царапаться, шипеть и умудрился-таки зацепить меня когтем за руку. Но я оказалась более сильным млекопитающим, разлепила застежки и содрала с него памперс, не потеряв при этом много крови.

Да, это был тот еще аромат! Когда тошнота прошла, я швырнула памперс в пластиковый мешок для мусора, потом все это поместила еще в один такой же мешок и, выйдя в холл, спустила все это в мусоропровод.

Когда я вернулась, кот пил воду из миски. Без памперса он уже не выглядел так демонически и стал больше похож на обычного кота. Утолив жажду, он снова принялся за еду и при этом бросил на меня взгляд, который у людей должен означать насмешку.

– Этому парню нравится такая еда, – заметила я, указывая на кота, нарисованного на коробке.

Он, кажется, подумал о том же и продолжил есть. Теперь часть вторая.

Я поставила кошачий туалет на пол и прочитала инструкцию на пакете с наполнителем. Довольно просто. Я оторвала уголок и наполнила туалет, в нос сразу полетела сладко пахнущая пыль.

Мистер Фрискис оторвался от еды и повернул ко мне голову.

– Ладно, время второго урока.

Я аккуратно подняла его, он не сопротивлялся и обмяк в моих руках. Но когда я попыталась посадить его на туалет, он начал неистово изворачиваться, взметнув кучу пыли с наполнителя. Я отпустила его, боясь потерять глаз; кот выскочил из кухни и понесся по коридору.

Я выплюнула наполнитель, попавший в рот.

– Ладно, второй урок повторим попозже.

Вытащив наполнитель из волос, я занялась макияжем. Перед выходом на работу я обычно пользовалась небольшим количеством пудры, карандашом для глаз и губной помадой. На сей раз в ход пошло все – основа, тушь, тени, карандаш для губ, румяна для щек, даже полупрозрачная пудра с блестками.

Довольная, что выгляжу на все сто, особенно при своей фигуре, я отправилась в спальню, чтобы выбрать белье. Надела шелковые трусики и единственный нормальный бюстгальтер, который Лэтем видел на мне только дважды.

Затем я остановила выбор на классическом черном платье с глубоким вырезом. Оно было длиною до икр, длинный разрез справа доходил до середины бедра. Я предпочитала его остальным, потому что оно свободно держалось на мне, и не приходилось все время втягивать живот.

Я обыскивала отделение для носков в бесплодной попытке найти пару колготок без затяжек, когда вдруг заметила на кровати Мистера Фрискиса, цепляющего когтями простыни. Он не рвал их, а собирал в кучку, как бы что-то закапывая.

– Эй, кот. Что ты тут?.. О, проклятие!

Вот и не понадобился кошачий туалет.

Я сняла постельное белье и направилась на кухню, чтобы поискать пятновыводитель. Кошачий наполнитель валялся по всему полу, даже по пути в гостиную. Неплохой результат для животного, у которого даже пальцы не развиты.

Время приближалось к шести, а моя прическа была еще в полном беспорядке. Я поспешила обратно в спальню, налила чистящее вещества на пятно и быстро высушила его феном.

Просигналил домофон, я нажала кнопку, чтобы впустить Лэ-тема в дом. Потом надела наименее старую пару чулок и даже успела вскочить в туфли на каблуках до того, как в дверь постучали.

Проверка перед зеркалом. Неплохо. Я взбила волосы и пошла открывать Лэтему дверь.

Только это был совсем не Лэтем.

 

Глава 10

– Здорово, Джеки. Ух ты, приоделась, отлично выглядишь! А как ты узнала, что я собирался прийти?

Гарри МакГлейд прибавил пару килограммов, с тех пор как я видела его в последний раз несколько месяцев назад на съемках «Фатальное самоуправство: Гарри МакГлейд против Имбирного Человечка». Как и всегда, на его лице была обычная трехдневная щетина, сам он был одет в помятый желтый пиджак поверх красной футболки.

– Я не знала, что «Майями Вайс» опять в моде.

Гарри ухмыльнулся:

– На мне и носков нет. А ты не собираешься пригласить меня зайти?

– Нет.

– Да ладно, Джеки. Ты же не можешь до сих пор злиться.

– Я не злюсь, – солгала я. – Просто я собираюсь на свидание. Почему бы тебе не зайти на Рождество, скажем… в 2012-м году.

– Джеки, напарница…

– Мы больше не напарники, МакГлейд.

Гарри развел руками:

– Послушай, мне жаль. Я думал, что упоминание в титрах осчастливит тебя.

Я посетила место съемок, потому что на этом настаивал МакГлейд. Он сказал, это для того, чтобы они «правильно раскрыли образ».

Оказалось, персонаж с моим именем был комическим, и эта тупица половину фильма носила туфли не подходящего к костюму цвета. Я с негодованием вспомнила сцену, в которой она зачитывала подозреваемому его права.

Скрестив руки, я начала злиться.

– Меня указали как технического консультанта в фильме, где искажены все без исключения аспекты полицейской работы.

– Хе-хе, а помнишь ту сцену, где ты зачитывала права? Самый смех.

Я попыталась захлопнуть дверь, но Гарри вовремя подставил ногу.

– Джеки! Пожалуйста! Мне нужно поговорить с тобой. Это очень важно.

Я налегла на дверь, все еще пытаясь закрыть ее.

– Это вопрос жизни и смерти. Пожалуйста! Это итальянские туфли.

К сожалению, я хорошо знала Гарри, а поэтому нисколько не сомневалась: он будет доставать меня до тех пор, пока я не сдамся. Я подумала было арестовать его, но с минуты на минуту должен был прийти Лэтем, и мне не хотелось начинать свидание с регистрации МакГлейда в участке.

– Тридцать секунд, МакГлейд, потом уходи.

– Шестьдесят.

– Тридцать.

– Сорок пять.

– Двадцать.

– Ладно, тридцать секунд. Потом я исчезну.

Я отпустила дверь. Гарри усмехнулся:

– Спасибо, Джеки. Ты меня впустишь?

Я отступила в сторону, давая ему пройти. Он медленной походкой проплыл внутрь, за ним проследовал крепкий запах одеколона.

– Значит, вот она, твоя квартира, а? Довольно унылое зрелище.

– У тебя осталось двадцать пять секунд.

Гарри перестал ощупывать кушетку и повернулся ко мне.

– Ладно, перейдем к делу. Мне нужна твоя услуга. Ты знаешь сержанта из двенадцатого по фамилии Пирс?

– Нет.

– Ну, он…

Просигналил домофон. Вовремя. Лэтем. Я нажала на кнопку связи.

– Я сейчас спущусь, Лэтем.

– А можно я поднимусь наверх? Эту штуку нужно поставить в воду.

Я снова нажала на кнопку, не зная, что сказать. Я не хотела, чтобы Лэтем встретился с МакГлейдом.

– Джеки! – заорал Гарри. – Вернись в постель!

Я сильно врезала МакГлейду по ребрам. Хотя я весила не очень много, но у меня был черный пояс второй степени по тейквондо, и я знала, как и куда надо бить. МакГлейд сразу успокоился.

– Джек, кто это?

– Гарри МакГлейд. Он уже уходит.

МакГлейд скорчил рожу:

– Ты же обещала мне тридцать секунд.

– Джек, – Лэтем явно заволновался, – мы можем пойти завтра, если ты занята.

– Нет! Поднимайся.

Я впустила его, затем ткнула МакГлейда пальцем в грудь:

– Ты. Пошел вон.

– Но ты сказала…

– Если ты сейчас же не уйдешь, обещаю: всю свою жизнь я посвящу тому, чтобы тебе никто не оказал ту услугу, о которой ты только что упоминал.

МакГлейд задумался:

– Значит, если я уйду, ты мне поможешь?

– Я даже не знаю, о чем речь.

– Когда мы сможем это обсудить? – Гарри полез в карман пиджака, достал электронную записную книжку. – Думаю, завтра я свободен во время ланча.

– Отлично. Завтра за ланчем. А сейчас тебе нужно немедленно уйти.

Я выставила Гарри за дверь, поспешила в ванную, чтобы еще раз проверить макияж и прическу, затем проглотила две таблетки аспирина – МакГлейд всегда вызывал у меня головную боль.

Когда в дверь постучали, я приложила все силы, чтобы изобразить улыбку.

– Привет, Лэтем.

Лэтем стоял перед дверью, в руках у него был букет из дюжины роз, а на лице выражение озадаченности. Рядом, положив руку на плечо Лэтема, торчал Гарри.

– Хорошие новости, Джек. Ланч отменяется. Твой парень пригласил меня поужинать с вами.

Лэтем пожал плечами:

– Он сказал, речь идет о жизни и смерти.

Я бросила на Гарри взгляд, который обычно приберегала для насильников и убийц.

– МакГлейд…

– Я надолго вас не задержу. И я плачу. Лучший бар и гриль в городе, совсем недалеко, сразу за углом.

– Подожди там, – сказала я ему, втаскивая Лэтема в квартиру и закрывая дверь.

Лэтем выглядел хорошо. На нем был темно-серый костюм, светло-серая рубашка и роскошный синий шелковый галстук. Бизнесмен-очаровашка.

– Так это Гарри, да? Он старше и толще, чем тот, кто его играл.

– Он еще и тупее. Это мне?

Лэтем вручил мне розы. Как и положено, я прижалась к букету носом и вдохнула их аромат.

– Они великолепны.

– Ты – великолепна.

Лэтем подошел, чтобы поцеловать меня, и, когда его губы коснулись моих, я почувствовала неодолимое желание забыть про ужин и сразу затащить Лэтема в спальню. И наверное, я бы так и сделала, если бы до этого на кровати не побывал кот.

– Надо поставить их в воду. – Лэтем понес розы на кухню, но, увидев царивший там беспорядок, остановился.

– Что тут произошло? Похоже на Помпею после извержения Везувия.

– Долгая история. Расскажу тебе во время романтического ужина.

– Джеки! – МакГлейд постучал в дверь. – Что ты там копаешься? Вы там что, уже делом занялись?

Лэтем засмеялся:

– Романтический ужин, м-м-м?

– Пистолет у меня в сумочке. Пристрелить этого парня?

– Пусть сначала заплатит за ужин.

Пока Лэтем подрезал стебли, я нашла в шкафу вазу. Когда цветы были поставлены, я снова поцеловала его, затем стерла помаду с его губ.

– Так что это за важный вопрос, который ты хотел задать?

– Скоро узнаешь.

 

Глава 11

– Дело, значит, было в восьмидесятых, наркотики на улицах были новинкой, к нам с Джеки поступило сообщение, что недалеко от дома, где торговали наркотой, стреляли в полицейского.

Лэтем подтолкнул меня:

– Вы что, вдвоем работали?

Я сделала большой глоток коктейля и нахмурилась.

– С Гарри больше никто не работал, поэтому пришлось мне.

– Верно. Это потому, что я безрассудный.

– Это потому, что ты невыносимый. Все напарники Гарри рано или поздно подавали заявление о переводе.

Гарри почесал голову:

– Это не так. Штайнвонка подстрелили.

– Штайнвонк сам выстрелил себе в ногу, чтобы убраться от тебя.

– Не важно. В общем, подъезжаем мы к дому, так и есть – на тротуаре перед домом лежит полицейский.

Я оглядела помещение. Мы сидели в баре, через улицу от Уригли Филд, в нескольких кварталах от моего жилья. Лицо Гарри было испачкано соусом для барбекю; разговаривая, он поглощал крылышки, более двух дюжин лежало перед ним на блюде.

– Джеки выбирается из машины, проверяет копа. Он без сознания.

– Он был застрелен? – спросил Лэтем. Он подкалывал МакГлейда уже полчаса, и пора бы ему остановиться. Ни он, ни Гарри так и не заикнулись о том, о чем собирались поговорить, поэтому я начинала нервничать. К тому же я была слишком хорошо одета для такого места, мне надоели сигаретный дым и громкий шум.

– В том-то и штука. В него не стреляли, но у него на голове была огромная шишка. Он никак не мог очухаться, даже хрипел.

Как бы то ни было, Джеки решила: это хороший предлог, чтобы войти в дом. Она направляется прямо туда, что вообще-то является самоубийством. Дома, где торгуют наркотой, – настоящие крепости. Я помню, во время одного из рейдов мы нашли у них даже гранатомет. Эти ребята не в игрушки играют.

Лэтем посмотрел на меня с таким нескрываемым восхищением, что я чуть не залилась краской.

– У них не было гранатомета, – заметила я.

– Дай мне рассказать до конца. Ну, поскольку я ее напарник, то иду за ней. Джеки стоит там, кричит и размахивает пистолетом, напугала их, можно сказать, до смерти. Они чуть не подавили друг друга, когда побежали сдаваться. Мы произвели восемнадцать арестов, причем сами, без единого выстрела. Про нас даже в вечерних новостях рассказывали.

– А что с тем полицейским?

– Это самое интересное. Выяснилось, что коп пришел туда, чтобы купить себе немного наркоты, а когда выходил, то наступил на шнурок, упал и вырубился.

Гарри засмеялся, шлепая рукой по бедру и пачкая штаны соусом.

– Отличная история, – проговорил Лэтем, отхлебнув пива. – Джек вообще не очень много рассказывает о себе.

– А ты не слышал, как она работала под прикрытием, выдавая себя за проститутку?

– Нет, интересно было бы узнать.

Я была не прочь послушать рассказы о своем прошлом, но вместе с тем мне не хотелось, чтобы Лэтем сдружился с Гарри МакГлейдом, которого я не выносила по многим причинам. Самое время сменить тему.

– Так что у тебя там за проблема с сержантом Пирсом? – спросила я Гарри.

– А, я переспал с его женой.

– Переспал?

– Ну да, сделал ей «особый от Гарри, с соусом». Она приятная женщина, слишком хороша для него. – Гарри облизнул пальцы и потянулся за последним крылышком.

– И я нужна тебе, потому что…

– По-видимому, миссис Пирс забыла сказать об этом до того, как все случилось, – ее муж играет в гольф с мэром.

– И?..

– И теперь мне не хотят продлить лицензию частного детектива.

Я собиралась выразить свое удивление по поводу услышанного, как вдруг в баре послышалось знакомое хлопанье пистолетных выстрелов.

Гарри и я, сразу узнав звук, быстро бросились на пол. Я увлекла за собой Лэтема.

– У тебя есть ствол? – МакГлейд уже достал свое оружие. Это был «магнум» сорок четвертого калибра, один из наиболее мощных образцов ручного огнестрельного оружия. В самый раз вспомнить шутку Фрейда о компенсации.

– Возле входа, – сказала я ему, открывая сумочку и доставая свой «смит и вессон» тридцать восьмого калибра.

Еще один выстрел. Большинство посетителей до сих пор не поняли, что происходит: вскочив на ноги, они удивленно озирались. Сквозь море ног я увидела у входной двери человека: белый, худощавого телосложения, неряшливого вида. В руке у него был автоматический пистолет – вроде бы девятимиллиметровый, – которым он размахивал, ни в кого при этом не целясь.

У его ног в растекающейся луже крови лежал вышибала.

– Похож на бомжа, к тому же под кайфом. С девятимиллиметровым. Один пострадавший, насколько я вижу.

– Я обойду со стороны. Прикрой меня.

Гарри стал быстро пробираться направо, к дальней стене. Левой рукой я вытащила из кармана полицейский значок.

– Лежи, – велела я Лэтему. Затем встала и подняла над головой значок.

– Полиция. Всем лечь на пол.

Посетители закричали, забегали в панике, и лишь некоторые все же поняли меня правильно. Рок-музыка, звучавшая из колонок, стихла. Я сняла туфли и прицелилась в нарушителя, который пялился на потолок, открыв рот.

– Бросайте оружие!

Никакой реакции. Я даже не совсем была уверена, что он меня услышал.

Я взглянула направо, но Гарри среди перебегающих туда-сюда людей не было видно.

Я подобралась на три шага поближе, правая рука с оружием полностью вытянута, левая поддерживает ее снизу. Револьвер взведен. Я целилась в сердце.

– Сэр, бросьте оружие!

Наверное, он глухой. Я сократила дистанцию до пяти метров. С такого расстояния трудно промахнуться. Я надеялась, что шести патронов хватит – больше у меня не было.

– Последнее предупреждение, сэр! Бросьте оружие!

Он не двинулся. У меня не оставалось выбора.

Вдох, выдох, спуск, спуск, спуск.

Три пули кучно легли в его грудь.

Он отступил назад, уставился на меня и начал поднимать пистолет.

Пушка Гарри ухнула сразу после того, как я выпустила последние три пули.

Я попала высоко: два раза в плечо и раз – в шею.

Гарри стрелял через все помещение. Патроны в его револьвере были мощнее, пули летели быстрее и пропороли преступника, как камень бумагу.

Человек тяжело упал на пол. Я приблизилась и ногой отшвырнула его пистолет. В моей сумочке были наручники, но я подумала, что они не понадобятся – упавший был похож на невызревший пармезан с куском швейцарского сыра сверху.

Я занялась пострадавшим вышибалой. Пуля в животе. Пульс сильный, но не ритмичный. Я слышала усиливающийся вой сирен и оглядывалась вокруг, ища, чем бы остановить кровотечение.

– Да-а-а, нагадьте мне на голову и назовите туалетом.

Гарри похлопал меня по плечу. Он выбрасывал из барабана стреляные гильзы и, когда я подняла голову, подбородком указал на дверь.

Парень, тот самый, которого мы изрешетили, выбегал на улицу.

Я взглянула на Гарри. Он пожал плечами.

Мы бросились вдогонку.

Как была, без туфель, в одних колготках, я выскочила за дверь, на меня сразу обрушилась жара. Кровавый след поворачивал налево, я увидела стрелявшего, который бежал через улицу, причем гораздо быстрее, чем, по идее, это возможно.

Гарри присвистнул:

– Черт. Ты что, промахнулась все шесть раз?

– Нет, все всадила в него. А как ты умудрился промазать с таким длинным стволом?

– Все легли, как надо. В парне больше дыр, чем на площадке для гольфа.

Мы бежали по кровавому следу.

Тротуар обжигал ноги, маленькие камешки и мусор впивались в подошвы. Впервые я порадовалась, что у меня на ногах мозоли.

– Боже! – МакГлейд пыхтел рядом. – Я не привык к упражнениям в вертикальном положении.

– Съешь еще одно крылышко.

Преступник свернул к северному входу в Уригли Филд, прохожие с ужасом бросались от нас в стороны. Бежавший истекал кровью, но крови было не так много, как можно было ожидать. Наверное, большую часть крови впитывали несколько слоев ветхой одежды.

МакГлейд отстал на несколько шагов, затем перешел на медленный бег с кашлем. Я ускорила шаг. Платье липло к ногам, но разрез был достаточно большой и давал свободу движения. Я все еще держала в правой руке револьвер, тяжесть которого становилась все более ощутимой. Другой рукой я пыталась поправить нижнее белье, которое мешало бежать.

Перепрыгнув через разбитую пивную бутылку и свернув за угол, я чуть не описалась.

Преступник поменял направление движения и теперь несся прямо на меня.

Я резко затормозила, стирая кожу на пальцах ног, и довольно быстро успела стать во фронтальную стойку: правая нога сзади, левая выставлена вперед и чуть согнута в колене, левый кулак сжат, рука выдвинута параллельно ноге. Блокирующая позиция.

Тейквондо развилось в Корее. С ростом мастерства ученики получали пояса, последним из которых был черный. Экзамен для получения каждого пояса был разбит на четыре части: формы – определенные сочетания движений, напоминавшие карате, разбивание досок, отчего у меня и были мозоли на ногах, корейская терминология и спарринг.

Моей сильной стороной был спарринг.

Нападавший размахнулся правой рукой и нанес мне удар сверху вниз.

Я легко блокировала его, развернулась и ударила парня в спину, добавляя скорости его движению.

Он грохнулся на тротуар, сильно, перекатился на бок. Тротуар под ним был запятнан кровью. Я посмотрела в его глаза – сплошной зрачок, сфокусировавшийся на чем-то, что находилось в другом месте и другом времени. Из ран на теле текла кровь, как вода из сжатой губки.

Я видела трупы в лучшем состоянии.

Но этот парень все еще не умер. Он тщетно пытался подняться на ноги.

Я перехватила револьвер и нанесла ему удар рукоятью по лбу. Он упал навзничь, но снова попытался встать. Рана на голове кровоточила.

Я слышала истории о наркоманах, которые под действием «ангельской пыли» разрывали наручники, выпрыгивали с десятого этажа и оставались в живых, получали пару дюжин пуль и продолжали нападать. Но во все это я не верила. До этого самого момента.

Тяжело дыша, подбежал Гарри, хватая ртом воздух, как астматик, надышавшийся пыльцой.

Наркоман посмотрел на Гарри, выкрикнул что-то нечленораздельное и бросился на него.

Гарри тоже закричал, только на октаву выше, и вмазал тому «магнумом» по лицу.

Нападавший снова упал.

И снова начал вставать.

МакГлейд сделал шаг назад.

– Это не порядок, Джеки. Может, нам лучше отпустить его?

– Если мы его отпустим, он умрет от потери крови.

– А что, это плохо?

В это время парень встал на колени, потом на ноги. Я не хотела снова бить его револьвером, поэтому с разворота ударила его ногой по голове.

Он упал. Встал.

Гарри почесал подбородок:

– Он напоминает мне игрушку. Помнишь, такая, в виде яйца – качается во все стороны, но не падает.

– Неваляшка. Но я не помню, чтобы из них так хлестала кровь.

Гарри промурлыкал под нос песенку из мультика.

– Кажется, у меня есть идея. – Он повернулся и отошел назад.

– Хочешь арендовать танк?

– Нет, просто нужно место для разбега.

МакГлейд сделал четыре быстрых шага к парню и пнул его ногой в пах.

Вой поверженного прошил ночной воздух Чикаго. Казалось, его эхо никогда не смолкнет.

– Ну вот. – МакГлейд расправил пиджак. – Это вырубило бы и Терминатора.

Он был прав. Парень захрипел и опрокинулся на спину с зажатыми между ногами руками.

– Он в твоем распоряжении, Джеки. Можешь зачитать ему права.

Я надела на парня наручники и, оставив их вдвоем с Мак-Глейдом, отправилась за подмогой.

 

Глава 12

Такси высадило нас у моего дома в пятом часу утра. Лэтем, как истинный джентльмен, ждал меня, пока проводилось расследование происшествия, а потом сопровождал в больницу, где из моих ног извлекли мелкие осколки стекла. После этого он помог мне подняться до моей квартиры.

– Романтический ужин, а? – спросила я.

Он улыбнулся, поцеловал меня в нос:

– О да! На первом свидании меня похитил серийный убийца, сегодня я видел, как ты в баре спасла от маньяка-наркомана кучу народу. Как насчет завтра? Может, сходим на ограбление банка?

Он обнял меня за талию и нежно притянул к себе.

– Не хочешь зайти? – спросила я.

– Самая лучшая идея за весь день.

Я открыла дверь, думая о том, что у меня нет простыней и что я слишком стара, чтобы заниматься этим на диване.

– Уже, наверное, поздновато для выпивки? – спросила я. – Или рановато?

– Я готов пить мускат из собачьей миски.

– Виски подойдет?

Лэтем кивнул.

Я отправилась на кухню, где царил полный хаос, нашла два высоких стакана. Лэтем стоял в гостиной, сняв пиджак. Хороший знак.

– Тебе здесь нравится? – спросил он, когда я подала виски.

– Здесь, с тобой?

– Здесь, в этой квартире. Я знаю, этот квартал тебе не очень по душе, тут ведь случаются всякие… ну… не очень хорошие происшествия.

– Пожалуй. Я об этом никогда не задумывалась. А почему ты спрашиваешь?

Он загадочно улыбнулся:

– Я недавно купил квартиру на берегу озера. Хороший район, много места, вид – мечта снайпера.

– Здорово. – Я отпила виски. – А твой дом?

– Продал. Переезжай ко мне, Джек.

Я собралась было ответить ему, как вдруг заметила Мистера Фрискиса. Он примостился на телевизоре и явно готовился к прыжку.

– Лэтем, лучше пока не двигайся.

– Но я не могу сидеть сложа руки, я уже бумаги подписал…

– Ш-ш-ш. – Я прижала палец к губам. – Кот. Кажется, он хочет на тебя броситься.

– О, мне нравятся кошки. Если хочешь взять его с собой, пожалуйста… о, черт возьми!

Мистер Фрискис ракетой пронесся по воздуху и всеми четырьмя лапами вцепился Лэтему в лицо.

Лэтем что-то закричал, что именно – сквозь шерсть я не расслышала. Я схватила кота и попыталась аккуратно стащить его. Хоть и тихо, но сквозь шерсть все же донесся голос Лэтема:

– Нет! Не тяни! Не тяни!

Я отпустила кота и остановилась в нерешительности. На полу рядом с диваном лежала игрушечная мышь, которую я купила в магазине. Я подняла ее и поднесла к носу кота.

– Хороший котик. Отпусти его лицо. Отцепись от него, котеночек.

Мистер Фрискис принюхался, успокоился. Держа мышь перед его носом, я отнесла кота в ванную комнату, усадила обоих в ванну и закрыла дверь.

Я нашла Лэтема на кухне с кучей бумажных полотенец.

– Как ты, Лэтем?

Он выдавил улыбку:

– Мне понадобится переливание крови.

– Извини, я должна была предупредить тебя.

– Я думал, закон запрещает держать горных львов в качестве домашних животных.

Помогая вытирать кровь, я вкратце рассказала ему историю кота. Царапины были не такие глубокие, как у Эрба. Наверное, Мистер Фрискис терял мастерство.

– Значит, он у тебя случайно.

– Не то чтобы у меня был выбор.

– Хорошо. Я хочу сказать: если он входит в комплект, я не стану возражать. Но мне не очень хотелось бы снимать штаны, когда он рядом.

Я открыла рот, чтобы ответить ему, но не знала, что сказать. Хорошо бы переехать к Лэтему. Он был прав: мне не нравился этот район, эта квартира. Живя с ним, я, наверное, избавилась бы от бессонницы.

Но тут же я подумала о маме, представила ее лежащей на полу в ванной.

– Лэтем, я бы с удовольствием к тебе переехала…

– Так это же здорово!

– …но я не могу. Когда мою маму выпишут из больницы, она будет жить со мной.

На его исцарапанном лице появилось разочарование.

– В новой квартире только одна спальня.

– Лэтем, я не прошу тебя брать меня с мамой к себе.

– Я ничего не имею против, но в квартире только одна спальня. Для мамы просто не будет места.

– Эй, но я же не просила.

– Все получилось не так, как надо. – Он прикоснулся к моей щеке. – Послушай, Джек, мне очень хочется быть с тобой. Все эти я-ночую-у-тебя-ты-ночуешь-у-меня – мы уже староваты для этого. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю, Лэтем. И я была бы рада найти выход из этого положения.

– А он есть? Выход?

Мне не понравилось, как пошел разговор, но я все равно спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Может, она будет жить в этой квартире? Отсюда до меня минут двадцать езды.

– Нужно, чтобы кто-нибудь все время был рядом.

– Ладно, пусть так. Но есть же специальные учреждения. Твоей матери всегда помогут, а мы сможем навещать ее каждый…

– Я собираюсь ложиться спать, Лэтем.

Я взяла его под руку и проводила к входной двери.

– Джек, я только подумал: забота о пожилых родителях отнимает много времени. Я не хочу, чтобы ты тратила его…

Я открыла дверь:

– Забота о моей матери – это не пустая трата времени.

– Я не то хотел сказать. Послушай, Джек, ночь была чертовски тяжелой, и я не очень хорошо соображаю.

– Это уж точно.

Глаза Лэтема сузились. Я еще не видела его рассерженным, и мне не очень понравился его вид.

– Я, может, и хвастаюсь, Джек, но такого парня, как я, тяжело найти.

– Ты прав, – согласилась я. – Ты действительно хвастаешься.

Я тут же пожалела о своих словах, но, прежде чем я успела извиниться, Лэтем уже прошел половину коридора.

– Лэтем…

Он хлопнул дверью, даже не оглянувшись.

Отлично, Джек. Ты только что испортила отношения с последним классным парнем на Среднем Западе.

Мистер Фрискис провыл из ванной, выражая согласие.

Я вернулась в квартиру, допила свое виски, виски Лэтема и выпила еще. В несколько нетрезвом состоянии я выпустила кота из ванной, стерла макияж, свернулась на кровати без белья и проспала сорок пять чудесных минут, после чего снова вскочила.

Следующие три часа сон то приходил, то уходил, меня мучили сомнения, вопросы, настроение было отвратительное.

Когда наконец настало время идти на работу, зеркало не отразило ничего хорошего.

Я принудила себя сделать несколько отжиманий, приседаний, приняла прохладный душ и надела бежевый пиджак от Пэрри Эллис, такого же цвета юбку и полосатую блузку.

Войдя в гостиную, я узнала, что не только у меня была напряженная ночь. К моему бесконечному удивлению, Мистер Фрискис ободрал большую часть краски с антикварного кресла-качалки, принадлежавшего моей бабушке. Пока я исследовала повреждения, он сидел на диване, не спуская с меня глаз.

– Теперь понятно, почему люди заводят собак.

Он не ответил.

Я, как могла, убрала кошачий туалет, насыпала ему свежей еды, наспех перекусила сама и отправилась навстречу новому дню.

Чикаго представлял собой жаровню, жарища стояла такая, что у меня потекла тушь. Покупка кофе была полным абсурдом, но мне требовался кофеин. Для Эрба я тоже купила порцию.

В участке кондиционер так и не был отлажен, поэтому сказочные первые две минуты быстро сменились нестерпимым холодом.

Как ни странно, Эрба еще не было, а ведь он всегда приходил раньше меня. Я поставила кофе на его стол, вернулась в свой кабинет и сделала несколько звонков, чтобы узнать некоторые детали вчерашнего происшествия.

Состояние раненного в живот вышибалы стабилизировалось, а стрелявший, вопреки всем ожиданиям, все еще цеплялся за жизнь. Я попросила доктора сообщить мне, когда будут готовы результаты токсикологической экспертизы, но она сказала, что в этом нет необходимости.

– Я на девяносто девять процентов уверена, что он сильно нажимал на гидро.

– Воду?

– Нет. Гидро – это название нового наркотика, смесь гидрохлоридов фенциклидина, фентермина и других компонентов. В основном это «ангельская пыль» и кодеин. Для чего кто-то смешал это, неизвестно. Кроме того, в наркотик добавляют витамин К.

– Зачем?

– Витамин К обычно дают пациентам перед операцией, потому что он способствует свертыванию крови.

– Этот наркотик превращает людей в бешеных суперменов, которые не чувствуют боли и не истекают кровью?

– Хочется шестидесятых и старого доброго ЛСД, а?

– А кто мог изобрести такой «коктейль»?

– После шести лет работы в неотложной помощи я потеряла счет различным способам, которыми люди пытаются разрушить свой организм. Я просто зашиваю их, чтобы они могли пробовать снова.

– Звучит цинично.

– Я зашивала все дыры, которые вы проделали в том парне, и вы называете меня циничной?

Она была права. Но мне стало любопытно, и я позвонила в Администрацию США по контролю за применением законов о наркотиках.

– Вы, несомненно, слышали о задержании огромнейшей партии наркотиков, почти на миллиард долларов, на побережье Флориды? Одно из самых крупных задержаний в истории.

– Да.

– Это произвело опустошение на рынке наркотиков, – продолжал агент. – Народу, однако, надо чем-нибудь ширяться, поэтому наркоторговый синдикат Западного побережья нанял нескольких химиков, чтобы они создали замену. Мы уже закрыли три лаборатории по производству гидро, но они появляются, как грибы после дождя. Этот гидро вызывает серьезный вывих мозгов.

– Я уже видела. Мы стреляли в парня одиннадцать раз, а он поднимался как ни в чем не бывало.

– Одиннадцать? Вы даже близко не подобрались к рекорду. Два копа в Комптоне столкнулись с наширявшимся гидро, вооруженным «Мак-10». Понадобилось двадцать восемь выстрелов, чтобы свалить его. Плохой наркотик.

– Наш еще жив.

– Тот тоже. Правда, его кормят через трубку. Мы хотим использовать этого «героя» для нового плаката о вреде наркотиков.

Моя вера в человеческую природу восстановилась, я снова заглянула в кабинет Эрба. Его все еще не было. Я взяла его кофе – мой давно уже был выпит – и пошла к офицеру Фуллеру, работавшему с базой данных.

– Только пришли? – спросила я.

Он сидел за компьютером, изучая таблицу. Видимо, он не ожидал посетителей, потому что, услышав мой голос, вздрогнул.

– А, доброе утро, лейтенант. Нет, я уже тут сижу некоторое время. А что?

– Здесь десять градусов, а вы вспотели.

Он улыбнулся:

– Мне был дарован ускоренный метаболизм.

– Вам повезло. Как дела с базой данных?

– Медленно. Вы произвели много арестов.

– Мне была дарована долгая служба. Есть совпадения с книгой посетителей окружного морга?

Он почесал голову:

– Если найду хоть одного, вы будете вторым, кто об этом узнает.

– Спасибо, офицер. Кармайкл в октябре уходит в отставку, а это значит, что в отделе расследований будет вакансия.

Фуллер что-то пробормотал, но я не расслышала.

– Простите?

– Просто тихая молитва, лейтенант. Я пытаюсь пробиться в ОР больше года, а вы меня держите здесь.

– Вы отлично работаете, Фуллер. Но тем, кого берут в ОР, требуется больше опыта.

Он снова что-то пробормотал, и во мне поднялось нечто похожее на раздражение. Но я не придала этому значения. У Фуллера есть полное право быть недовольным – он делал все возможное, помогая мне и Эрбу, даже в нерабочее время. У него был нюх на убийства, особенно на жестокие, и он не раз оказывал серьезную помощь.

Однако он служил в полиции всего три года, а так быстро по служебной лестнице никто не поднимается. Система такого не позволяет.

– Пока ничего не нашли?

– Пока нет, но если что-нибудь есть, я обязательно это найду.

Я поблагодарила его и боковым зрением заметила Эрба. Вообще-то я узнала о его появлении чуть раньше до того, как увидела: он что-то насвистывал.

– Доброе утро, Эрб.

– Доброе, Джек. – Он улыбнулся и подмигнул мне.

Я с подозрением смотрела на него.

– Все нормально, Эрб?

– Все чудесно. Лучше и быть не может.

– Ты сегодня опоздал.

– Я проспал. – Эрб снова подмигнул.

– У тебя что-то с глазом?

– Нет. А что?

– Ты мне все время подмигиваешь.

– Просто настроение хорошее, вот и все. Ну что, поедем трясти того дилера?

Он засунул руки в карманы и начал раскачиваться на каблуках.

– Да. Только возьму в кабинете пакет. У тебя точно все нормально?

– Все просто отлично, Джек. – И он снова подмигнул мне.

Я направилась к своему столу, сопровождаемая странной оправдательной версией своего напарника, и достала пластиковый пакет, наполненный сахарной пудрой. Вряд ли человек, продававший Дэви наркотики, захочет добровольно сотрудничать с полицией. Пакет поможет развязать ему язык.

Я вручила его Эрбу. В наши дни женщине не стоит обыскивать мужчину, и наоборот. Законы о сексуальном домогательстве защищали и преступников.

Быстро перейдя пустыню, каковой являлась автостоянка, мы забрались в «камаро» Эрба и включили кондиционер. При такой частой перемене температуры воздуха развитие у меня пневмонии было лишь вопросом времени.

Эрб выехал на Лэйк Шордрайв и направился на юг. Чикаго, казалось, не обращал внимания на жару. По тротуарам ходили люди, а некоторые самоубийцы даже совершали пробежки. На озере Мичиган сотни лодок боролись за пространство. Такое впечатление, будто кто-то высыпал соль на огромное полированное зеркало.

Эрб снова начал насвистывать, барабаня в такт пальцами по рулю.

– Ладно, – выдержав не более пяти минут, сказала я. – Рассказывай.

– О чем?

– Почему ты так чертовски счастлив.

– Что ты имеешь в виду? – Он посмотрел на меня и опять подмигнул. – О некоторых вещах лучше не распространяться, Джек.

– Это ерунда, Эрб. Мы же напарники. У нас нет секретов.

– Точно?

– Точно.

Эрб снова подмигнул мне. Я сжала кулак, готовясь ему вмазать.

– Ну, ладно. Мы с Бернис… занимались любовью.

Я уставилась на него.

– И все? Ты так счастлив, потому что занимался сексом?

Он улыбнулся:

– Пять раз.

Я выставила большие пальцы:

– Пять раз?

Он кивнул:

– Три раза ночью, и еще два сегодня с утра.

Я посмотрела на Эрба с настоящим уважением:

– Ну, ты даешь.

Он снова мне подмигнул:

– Виагра.

– Да?

– В течение тридцати лет мы с Бернис занимались этим раз в неделю. Сегодня я решил добавить немного перца.

– И, очевидно, у тебя получилось.

– Я был как динамо, Джек. Ты бы видела царапины у меня на спине.

Я даже не знала, что ему ответить. Похлопать его по плечу? Посоветовать засадить ей еще раз – от меня? Я остановилась на «это здорово».

– Она молила у меня пощады, Джек. Но я продолжал. Я не слышал, чтобы она так кричала с тех пор, как…

– Эрб, – прервала я его, – ты прав. О некоторых вещах лучше не распространяться.

В этом районе жили преимущественно люди с низкими доходами. Местные ребята поглядывали на нас, пытаясь понять, что забыла парочка белых в новой спортивной машине в этих местах. У светофора к нашей машине вразвалочку подошел малец в мешковатых штанах, постучал в мое окно:

– Вы че, потерялись?

Я улыбнулась ему:

– Здорово. Травкой приторговываешь?

Он поднял руки и отошел, улыбаясь мне золотыми коронками. По тому, как он носил бандану, я поняла, что он из местной банды. А было ему не больше двенадцати лет.

– Я виню в этом рэп-музыку, – сказал Эрб.

– Да, это легче, чем винить родителей.

– Я серьезно. Подумай, насколько снизился бы уровень насилия, если бы все они слушали Перри Комо.

– Снизился? Да я думаю, они бы взбунтовались. Черт, я бы точно ее не вынесла.

Асфальт на 96-й улице по большей части состоял из дыр. Пока мы перебирались через них на новой машине Эрба, на него было жалко смотреть. Дом, в котором жил Эндрюс, был самым приличным во всем квартале, но это мало что значило. Граффити все равно покрывали стены и тротуар перед ним, а три отверстия во входной двери, без сомнения, были проделаны пулями.

Эрб припарковался прямо перед домом, на улице. Мы повесили на шею значки на кожаных ремешках и вышли из машины. Я всегда волнуюсь, попадая в южные районы города, поскольку я белая женщина, да к тому же полицейский, а ни одно из этих качеств не пользуется здесь уважением.

Эрб повернулся ко мне:

– На что рассчитываешь?

Я знала, что он имел в виду. Вряд ли Дэви МакКормик получала наркотики от Колина, разве что он сам часто бывал на Золотом Берегу – обычно дилеры стараются работать в своих районах. Да и две отрубленные руки, оставленные в окружном морге, – не характерный почерк банд или торговцев.

– Звонки в ее квартиру были сделаны с его телефона, может быть, что-нибудь узнаем.

На входной двери замок был сломан, поэтому мы легко вошли внутрь. В коридоре стояла страшная духота, повсюду валялся мусор. Стены и здесь украшали граффити, а из трех светильников два были разбиты.

Колин Эндрюс снимал квартиру на первом этаже. На двери не было номера, но мы вычислили его по остальным номерам на дверях.

Эрб постучал в дверь:

– Колин Эндрюс? Это полиция.

Ответа не последовало.

– Мистер Эндрюс, это полиция. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов. В ваших интересах помочь нам.

– С каких это пор разговоры с копами в моих интересах?

– Видите ли, если вы не захотите с нами разговаривать, – отозвался Эрб, – мы начнем стучать вашим соседям. Наверное, вам будет не очень приятно, если вас станут считать осведомителем.

– Я не чертов осведомитель.

Мы ждали. Я заметила, что Эрб держал руку у кобуры, и поняла, что моя рука тоже находится рядом с оружием.

Через минуту дверь приоткрылась. На нас уставился карий глаз.

– В чем дело?

Я вежливо улыбнулась:

– Вы хотите, чтобы все увидели, как вы разговариваете с полицейскими в коридоре?

Он открыл дверь.

В квартире, чистой, опрятной и хорошо обставленной, работал кондиционер. Кроме широкоэкранного телевизора я заметила много и других технических новинок.

Колин был такого же роста, как и Эрб Бенедикт, но гораздо тоньше. На нем была большая, не по размеру футболка «Стилерс», а на шее болталась толстая золотая цепь, которая, казалось, гнула его к земле.

– Наверное, дела идут хорошо. – Я оглядела квартиру, с неудовольствием отметив, что у ворюг вещи всегда лучше, чем у меня.

Колин пожал плечами.

– Колин, – донесся из кухни женский голос, – кто там?

– Никого, мама. Оставайся в своей комнате.

– Мама знает, что ты торгуешь наркотой?

– Я не торгую наркотой. Это ваше большое заблуждение.

Я порылась в кармане пиджака и достала фотографию Дэви МакКормик.

– Узнаешь эту женщину?

Я следила за лицом Колина. Он взглянул на карточку, но выражение его лица ничуть не изменилось.

– Никогда ее не видел.

– Она звонила на твой мобильный несколько дней назад.

– У меня нет мобильного телефона.

Я назвала номер его телефона.

– У меня его уже давно нет. Потерял.

– Когда?

– Пару недель назад.

Эрб наклонился, потянувшись к ногам Колина.

– Кажется, ты что-то уронил, Колин. М-м-м, смотрите-ка, что я нашел.

Эрб поднял пакетик с сахарной пудрой.

– Эй, чувак, это не мое!

Эрб сделал невинное лицо:

– Я видел, как это выпало у тебя из кармана. А ты, Джек?

– Я с этим дерьмом не связываюсь. Я только травкой торгую.

– Где твой телефон, Колин?

– Говорю вам, я его потерял.

Эрб запустил палец в пакетик, затем попробовал порошок на язык.

– Как думаешь, сколько здесь? Восемь, десять граммов? Это сколько – лет тридцать вроде?

Я придвинулась ближе к Колину:

– Мы нашли руки. Мы знаем, что она тебе звонила.

– Какие руки? Мне без разницы, я ни во что не вмешиваюсь.

– Где телефон?

– Не знаю.

Колин выглядел испуганным. Я знала, что не могу арестовать его за хранение кондитерских продуктов, но решила действовать наудачу.

– Ну, тогда у нас нет выбора, Колин. На колени, руки за голову.

– У меня нет телефона! Я клянусь! Спросите у своих!

– У кого «у своих»?

– В полиции. Когда меня в прошлом месяце арестовали, они забрали телефон. Больше я его не видел.

Краем глаза я заметила, что Эрб полез в пакет за следующей порцией, и встала между ним и Колином.

– Значит, твой телефон у нас?

– Он был у меня, когда меня регистрировали, а когда отпустили, он исчез – никто о нем ничего не знал.

Я хорошо чувствую, когда мне врут, так что Колин или врал очень профессионально, или говорил правду.

– А ты обращался в свою телефонную компанию?

– Да нет, руки пока не доходят.

– А почему?

Я заметила, что в глазах Колина мелькнул страх.

– Колин, ты знаешь, у кого твой телефон?

– Нет.

– Колин, тот, кто забрал твой телефон, – очень опасный человек. Если ты скажешь нам, кто он, мы сможем тебя защитить.

– Я же сказал – не знаю.

– Может, поездка в участок освежит твою память?

Колин посмотрел на Эрба и хмыкнул.

– Не думаю. У вас против меня ничего нет.

Я оглянулась. Эрб слизывал большую горку пудры с руки.

– Я проверяю чистоту, – пояснил он. Его подбородок был весь белый.

Колин подошел к двери и открыл ее.

– Можете идти.

– Колин…

– Я знаю свои права. Если я говорю вам «можете идти», вы должны уйти.

– Мы хотим помочь тебе, Колин.

– Ага, как же.

Я протянула ему свою визитку. Он машинально взял ее.

– Если офицер полиции забрал у тебя телефон, подай жалобу. Ты поможешь нам его задержать.

– Да, да, да…

Мы вышли из квартиры.

– Ну ты даешь, Эрб!

– Ничего не мог с собой поделать. Я сладкого уже неделю не ел. Как только попробовал, то не смог остановиться.

Он подтвердил правоту своих слов, тут же высыпав остатки сахарной пудры в рот.

– Ты знаешь, сколько там углеводов?

– Наплевать. На моем языке как будто оргия происходит.

– Во время оргии ты уловил, о чем говорил Колин?

Он кивнул, лицо его стало серьезным.

У этого человека был доступ к моим наручникам, к окружному моргу и к телефону Колина.

Все указывало на то, что убийца служит в полиции.

К несчастью, это все равно не очень помогало. В Чикаго семнадцать тысяч полицейских. В моем участке служит восемьсот полицейских, кроме того, туда заходили полицейские из других участков. У нас бывали копы из пригорода, федералы, адвокаты и государственные служащие.

Эрб, казалось, прочитал мои мысли:

– Может, удастся уменьшить число подозреваемых, если проверим телефоны?

– А какая компания обслуживает Колина?

– «Фонко». Но без санкций они нас до записей не допустят.

– Можно заехать в суд.

Эрб ощупал подбородок в поиске оставшихся на нем калорий.

– Установим слежку за Колином?

Я задумалась. Если Колин заметит за собой «хвост», то может струсить и попытается сбежать. Кроме того, нужны люди, которым можно доверять. Что, если случайно я приставлю к Колину убийцу?

– Нет. Сначала поговорю с помощником прокурора штата. Дело Колина скоро будет рассматриваться в суде.

Мне не хотелось уезжать, так ничего и не узнав, но выбора в общем-то не было. Стоит, пожалуй, предложить Колину помощь в его деле в обмен на информацию. Может, это развяжет ему язык.

– Надеюсь, что это не полицейский, Джек.

Хотелось бы надеяться. Если на полицейских будут смотреть как на врагов, то хрупкий баланс сил может нарушиться. Законы будут нарушать из презрения к нам. Власть не будет признаваться. На офицеров полиции могут даже совершаться нападения.

Я закрыла глаза и попыталась уйти от мыслей о массовых беспорядках.

– Может, мы ошибаемся, Эрб. Может, это вовсе и не полицейский.

Но глубоко внутри я чувствовала – наша догадка верна.

 

Глава 13

Он наблюдает, как они садятся в спортивную машину и уезжают. Эта сука Дэниелс и ее жирный напарник.

Он выходит из машины и направляется к дому Колина Эндрюса.

Он знал, что они найдут Эндрюса, но не ожидал, что так быстро.

Не важно, просто придется слегка изменить план.

Рядом с входной дверью лежит пустая пластиковая бутылка из-под содовой. Он поднимает ее и входит в дом.

Жарко. Темно. Он вытаскивает из кармана пару латексных перчаток, которые издают хлопающий звук. Они плотно сидят на его больших вспотевших руках.

У него слегка болит голова, но аспирин помогает держать боль под контролем. Он здесь для дела, а не для развлечения.

Но его возбуждение растет.

Он стучит в квартиру Эндрюса.

– Полицейское управление Чикаго.

Тишина. Он стучит снова.

– Откройте дверь, это полиция.

– Вы не войдете без ордера.

Испуганный мужской голос.

– У нас есть ордер, – лжет убийца.

– Просуньте его под дверь.

Он смотрит налево, затем направо. Все чисто.

Отойдя на шаг назад, он выставляет плечо и выносит дверь.

Косяк трещит, как ломающийся тростник. Колин Эндрюс падает на пол, прижимая руки к разбитому носу. Убийца входит и захлопывает дверь с такой силой, что она входит обратно в разбитый косяк.

– Колин, кто там?

Он ухмыляется. Женщина. Этого он не ожидал.

Будет весело.

Колин, лежа на полу, отползает назад, в его глазах застыл ужас.

Он решает пнуть его, но понимает, что не стоит пачкать в крови брюки, и достает пистолет. Это девятимиллиметровый «файрстар», который он прихватил из камеры хранения улик вместе с телефоном Эндрюса.

Оружие приставлено ко лбу Колина.

– Пригласи ее присоединиться к нашей вечеринке.

Колин открывает рот. Но слова не идут.

Рукоятью пистолета он бьет Эндрюса по голове, сильно.

– Зови ее сюда, немедленно!

Слышно бормотание. Колин зовет мать, его слова прерываются всхлипами.

Его мать одета в футболку и джинсы. Она моложе, чем предполагал убийца. И симпатичнее.

– Привет, мама. – Он посылает ей воздушный поцелуй. – Иди посиди на диване. Нам втроем надо кое о чем поговорить.

Она оглядывает пришедшего.

– Что за…

– Мама, сядь! – кричит на нее Колин, по его щекам текут кровь и слезы.

Она кивает, садится.

– Ладненько. Вот, значит, какое дельце. – Убийца улыбается, использовав это уличное выражение. – Я буду задавать вам вопросы. Если я получу ответы, которые мне понравятся, то уйду и никогда больше не вернусь. Если же ответы мне не понравятся, то…

Он бьет Колина пистолетом по лицу, тот падает на пол.

– Мы хорошо друг друга поняли?

Он смотрит на женщину. Ее глаза холодны, но она кивает.

Колин лежит на полу и дрожит. Убийца толкает его ногой.

– Ты знаешь, кто я, Колин?

Колин смотрит на него, кивает.

– Скажи, кто я?

– Когда меня арестовали, вы заперли меня в камере.

– Верно, Колин. А ты помнишь, что я тебе сказал?

Колин глотнул, его адамово яблоко прыгало вверх-вниз, как баскетбольный мяч.

– Вы сказали, чтобы я не прекращал обслуживание телефона.

– Или…

– Или вы повесите мою задницу на ближайшем фонарном столбе.

– Отлично, Колин. Именно поэтому ты сейчас не висишь на столбе перед домом. Но ты ведь не говорил обо мне с копами, так?

Колин быстро качает головой:

– Я ничего не сказал.

– Точно?

– Клянусь, я ничего им не сказал!

– Встань с пола и сядь рядом с мамой на диван.

Колин делает то, что ему велено, и плюхается на диван рядом с матерью. Коп знает, что сломал его. Что он говорит правду.

Он смотрит на часы. Осталось еще немного времени, чтобы повеселиться.

– Эй, мама, а твой сынок мне не врет?

Она обнимает плачущего сына за плечи:

– Колин не врет.

Убийца восхищен ее стойкостью. От этого он возбуждается еще больше.

– Да? Но ведь Колин торгует наркотиками, не так ли? Она гладит Колина по голове, как обычно гладят собак.

– Я слышала, что он говорил, когда приходили полицейские. Он ничего им не сказал.

Полицейский подходит ближе к дивану. Он готов сорваться.

– Вы вроде бы умная женщина. Если хотите остаться в живых вместе с вашим сынком, вам придется кое-что для меня сделать. Понимаете, о чем я?

Мать Колина смотрит на него, кивает.

– У меня в кармане презерватив. Достаньте его.

Ее теплые руки шарят в его штанах.

– Теперь наденьте его мне и приступайте к работе, мама. Осчастливите меня – и я оставлю вас жить.

Она не самая лучшая из тех, кто у него уже был, да и презерватив портит часть ощущений, но она явно лучше, чем его жена-сука.

– Эй, Колин, а твоя мама, кажется, раньше уже этим занималась. У нее есть пара хороших движений.

Проходит несколько минут. Слышны только всхлипы Колина и дыхание убийцы, которое начинает учащаться.

– Да, вот так. Хорошо. Да.

Чувствуя приближение оргазма, он берет бутылку, которую захватил с собой, и располагает ее так, что дно находится у головы женщины. Затем он плотно приставляет ствол пистолета к горлышку.

– Да!

Его бедра дергаются, и в тот же момент он стреляет в бутылку. Пуля проходит сквозь голову женщины и застревает в диване.

Бутылка заглушает грохот выстрела, и звук не громче, чем хлопок в ладоши.

Потрясенный, Колин поднимает голову, наблюдая, как падает его мать.

– Почему у тебя такой удивленный вид, Колин? Ты же знаешь, копам доверять нельзя.

Он отбрасывает бутылку, в которой клубится белый дым, хватает подушку и приставляет ее к лицу Колина. Прижимает к ней пистолет.

Четыре выстрела. Тело Колина обмякает.

Не снимая презерватива, убийца застегивает штаны, поднимает бутылку и уходит из квартиры. В коридоре никого нет, снаружи тоже.

Его головная боль, к счастью, проходит.

Полицейский садится в машину и смотрит на часы. Сейчас у него перерыв для ланча, он уже использовал пятьдесят пять минут.

Он быстро едет обратно. Через десять кварталов презерватив выбрасывает из окна. Еще через несколько кварталов из окна выбрасывается бутылка. Проезжая через мост Уобаш, он останавливается на обочине и выходит из машины, прихватив с собой пистолет.

Никто не видит, как он выбрасывает пистолет в зеленоватую воду реки Чикаго.

Когда он добирается до участка, «камаро» Эрба Бенедикта еще на стоянке не видно. Он вернулся раньше них.

Убийца паркует машину и входит в здание, раздумывая, кого же из этой парочки он ненавидит больше – Дэниелс или ее толстозадого напарника Эрба Бенедикта.

Он поднимается по ступенькам, направляясь в кабинет Бенедикта. Его план очень прост.

Он будет и дальше убивать женщин и оставлять на местах преступлений разные вещи, принадлежащие Джек или Эрбу.

В конце концов они могут подобраться близко к нему. Когда это время наступит, он убьет их обоих, представив дело так, будто они убили друг друга.

Затем он сам раскроет эти убийства, подставив своего товарища из морга, Деррика Рашло.

К несчастью, Деррик не доживет до суда.

Просто. Эффективно. И так весело.

Убийца убеждается, что никто не видит, как он проскальзывает в кабинет Эрба.

Он ищет что-нибудь, любое, что Эрб сразу же узнает на следующей жертве. Заколка для галстука, часы, фотография его жены-уродины…

– Ага, вот то, что надо.

Он находит в ящике стола библиотечную карточку. Не раздумывая, берет ее.

– Могу я вам чем-нибудь помочь, офицер?

Он резко поворачивает голову. Эрб входит в кабинет, держа большую порцию кофе. Одна бровь приподнята в немом вопросе.

– Здравствуйте, детектив Бенедикт. Я зашел отдать вам вот это.

Одним незаметным движением он кладет библиотечную карточку в нагрудный карман и достает маленький пузырек с таблетками. Подает его Эрбу.

– «Болеутоляющее без аспирина», – читает Эрб.

– Помните, я в прошлом месяце спрашивал у вас?

– А, да. Спасибо. – Эрб хлопает его по плечу, как будто они лучшие друзья.

– Ну, ладно, пора работать, – говорит он. – Служить и защищать.

– Да, именно за это нам и платят, – хихикает Эрб. – Служить и защищать.

«Жаль, что тебя никто не защитит от меня, старик». Выходя из офиса, он наталкивается на Джек, и она от неожиданности проливает немного кофе на пол.

– Добрый день, офицер.

– Добрый день, лейтенант. Сука.

Не важно. Если все пойдет, как задумано, эти двое недолго будут его раздражать.

Он идет к своему столу, садится, делает глубокий вдох и выдох. Это уже близко.

Он думает об Эрбе Бенедикте, о том, как убьет его. Ему еще не доводилось убивать таких крупных людей. Наверное, это будет тяжело.

А значит, интересно.

Затем он решает: когда придет время, он сделает все руками. Один на один. Без пистолета. Без ножа. Он забьет его до смерти. А что касается лейтенанта Дэниелс…

Она крутая и сильная. Ее хватит на целый вечер развлечений в его пластиковой комнате.

А может быть, если он будет осторожен, удастся растянуть это удовольствие на целую неделю.

 

Глава 14

Потребовалось полдня, чтобы установить слежку.

После игры «достань ордер» мы с Эрбом получили доступ к списку звонков, сделанных с телефона Колина Эндрюса. Их было три. Один – Дэви МакКормик, другой – девушке по вызову, Айлин Хаттон. Третий звонок был сделан на трек-фон, принадлежавший кому-то по имени Джон Смит.

Об Айлин Хаттон нашлась отметка в полицейском архиве – она работала в престижной службе сопровождения, похожей на службу Дэви. Ее квартиру обыскали, но ничего не нашли, никаких следов насилия. Позвонив ее работодателям, мы узнали, что те страшно взволнованны: Айлин пропустила уже два свидания.

Трек-фон – это специальный, заранее оплаченный мобильный телефон, который можно достать в некоторых магазинах или через Интернет. Такие телефоны – ночной кошмар для полицейских, потому что позволяют кому угодно делать анонимные звонки, используя вымышленное имя, и покупать за наличные телефонные карточки.

Мы получили еще один ордер и просмотрели записи о звонках, сделанных с того трек-фона, на который звонил убийца. Ни одного исходящего звонка, все входящие сделаны с телефона Колина.

Поговорив со специалистами в телефонной компании, мы выяснили, что определить местоположение звонившего или отследить трек-фон невозможно. Но можно отследить поминутные карточки для таких телефонов. Телефон был куплен два месяца назад в аптеке «Оско», на пересечении Уобаш и Коламбус. Через две недели в том же магазине была приобретена карточка на двадцать минут.

Судя по недавнему счету, срок годности карточки истекал завтра. Это означало, что тому человеку необходимо будет приобрести новую карточку, и мы надеялись, что он снова придет в этот магазин.

Поскольку мы предполагали, что убийца – полицейский, мне пришлось тщательно выбирать, кого отправить на слежку. В результате были созданы две команды из трех женщин-офицеров, сменявшие друг друга каждые восемь часов. Если бы убийцей оказалась женщина, то я сразу же завалила бы все предприятие, но я просто не могла представить себе женщину, отрубающую руки топором другой женщине.

За любым покупателем карточек в «Оско» тут же устанавливалась слежка. Если бы такую карточку купил кто-нибудь, имеющий доступ в окружной морг – полицейский, гробовщик, доктор, – мне сразу бы сообщили.

Обычно в магазине продавалось от пяти до десяти телефонных карточек в день. Я надеялась, что трех офицеров на смену будет достаточно. К тому же у меня имелись резервы.

– Мы подбираемся ближе, – заметил Эрб.

– Это все еще стрельба в потемках, Эрб. Человек, который владеет трек-фоном, не обязательно его сообщник. Он может даже не знать убийцу.

– Если посмотреть на записи звонков, то все сходится. Человек позвонил Дэви в два сорок пять утра. Она ответила ему в шесть пятнадцать. Затем, в девять двадцать, сделан звонок на трек-фон. В случае с Айлин сначала был звонок в десять тридцать утра, потом в три пятнадцать, после обеда. Затем три часа спустя, в шесть ноль два, звонок на трек-фон.

– Ты думаешь, он убивает этих женщин, затем звонит кому-то, чтобы пригласить на веселье?

– Или чтобы избавиться от тела.

Я задумалась и невольно посмотрела на свой телефон. Я звонила Лэтему три раза, но он так и не ответил. С трудом подавила желание снова проверить сообщения.

Кроме того, я дважды звонила матери. Она все еще не отвечала на мои звонки.

Интересно, знал ли Александр Грэм Белл, что его изобретение, телефон, будет обладать такой властью над жизнью людей? Особенно над моей.

Стараясь отвлечься от этих мыслей, я сказала:

– Возможно, мы упустили связь между Дэви и Айлин.

Эрб просмотрел свои записи:

– А возможно, связи между ними и вообще не было. У обеих есть свои боссы. Убийца мог находить свои жертвы, просматривая записи задержанной. У каждого копа есть доступ к компьютеру.

В Чикаго было несколько психиатров, работавших исключительно с полицейскими. У копов ведь те же проблемы, что и у других людей, только они требуют большего внимания. Я позвонила трем таким докторам, каждый прочитал мне лекцию о конфиденциальности. На неформальный вопрос: «Знаете ли вы кого-нибудь из полицейских, способных на такое?» – я получила три полных энтузиазма ответа: «Да».

Эрб проглотил что-то и запил это кофе. Затем посмотрел на часы:

– Мне пора в путь, Джек. Эти штуки срабатывают довольно быстро.

– Ты принял «Виагру»? Эрб, ты что, не дашь бедной женщине отдохнуть?

– Тебя не угостить? Для Лэтема?

Я скрестила руки на груди:

– У Лэтема с этим полный порядок, спасибо.

– Кажется, ты обиделась.

– Нет, не обиделась.

– Джек, у всех пар бывают проблемы. Я уверен, ты ему очень нравишься.

– У нас нет проблем в постели, Эрб. В смысле, когда у нас есть на это время.

– А я думал, прошлой ночью…

– Ты слышал про стрельбу в баре?

Я смотрела, как Эрб складывает в уме два и два.

– Ты знаешь, я подумал, что это могла быть ты, но ты ведь ничего утром не сказала.

Я вкратце рассказала Эрбу о ночных приключениях и о размолвке с Лэтемом.

– Так что вчера я не занималась сексом, потому что он вел себя как болван.

– Значит, если хочешь переехать с любимой женщиной в новую квартиру, то ты болван?

– Э… ну…

– Он говорил, что любит тебя, так?

– Да, но…

– А ты ему это говорила?

– Ну, я…

– Ты сегодня ему звонила?

На этот вопрос ответить я могла.

– Три раза. Но он мне так и не перезвонил.

– Когда ты ему звонила, ты просила прощения за то, что вела себя как ослиная задница?

– А почему это я должна просить прощения? Он хочет запихнуть мою мать в дом престарелых.

– Он хочет быть с тобой, а ты лепишь ему, что он хвастается. Ох…

– Джек, – Эрб покраснел, как наливное яблочко, – не думай, что я не хочу с тобой говорить, но мне действительно пора бежать, не то тебе придется отводить глаза.

– Почему? А – «Виагра» принялась за дело?

– Ага, у меня штаны натянулись, как палатка.

Эрб взял со стола папку и прикрылся ею.

– Кажется, эта штука действительно работает, – сказала я, лишь бы что-нибудь сказать.

– Спокойной ночи, Джек. А теперь, если позволишь…

– Спокойной ночи, Эрб. Передай Бернис привет от меня. Ну, приятного вечера, развлекайся. Я сейчас тоже отправлюсь домой.

Эрб выскользнул за дверь, пока я считала квадратики на потолке.

Тогда я сняла телефонную трубку, подавила в себе гордость и набрала номер Лэтема. Включился автоответчик.

– Привет, Лэтем. Послушай, я…

«Проси прощения, – приказала я себе. – Ну же».

– …я позвоню тебе завтра.

Какого черта я не сказала того, что хотела сказать? Почему так тяжело просить прощения? Я признала, что сделала ошибку, но почему я не могу сказать об этом Лэтему?

– Лейтенант.

Я подняла голову и увидела в дверях Фуллера.

– Входите.

Он положил распечатку на мой стол.

– Я закончил работу с базой данных. Связей между вашими арестами и регистрационной книгой окружного морга нет.

– Спасибо, я посмотрю чуть позже.

Этим я хотела дать понять, что разговор окончен, но он продолжал стоять.

– Что-нибудь еще? – спросила я.

– Послушайте, лейтенант. Мне… я просто хочу помочь.

Я задумалась. Единственный человек, которому я действительно доверяла, был Эрб. Но Фуллер оказал неоценимую помощь во многих моих расследованиях, часто делая то, что не входило в его обязанности. Я не очень много знала о нем, но как полицейский он был сообразителен, знал свое дело и был профессионалом на сто процентов.

Поэтому я решила воспользоваться его предложением.

– Хорошо, для вас есть задание. Мне нужно, чтобы вы внесли еще несколько имен в базу данных.

– Конечно. Что за имена?

– Начните с этого участка, затем остальные двадцать пять.

Фуллер поднял бровь:

– Копы? Вы думаете, это мог сделать полицейский? Нужно проявлять осторожность, иначе поползут сплетни.

– Нет. Но если выяснить, кто из сотрудников полиции был в морге за последние недели, можно опросить их, чтобы узнать, не замечали ли они чего-нибудь странного.

– Ясно.

– Дело не срочное. Можете начать завтра.

Он кивнул, улыбнулся и вышел.

Я закончила отчет о визите к Колину Эндрюсу, опустив, разумеется, эпизод с сахарной пудрой. Потом решила отправляться домой. Возможно, Лэтем оставил сообщение на моем домашнем автоответчике.

Но он мне не звонил. И мама тоже. Зато Мистер Фрискис, пушистый лапочка, изорвал в гостиной обе шторы.

– Завтра, – пообещала я, – ты останешься без когтей.

Я переоделась в просторную футболку и прошла на кухню. К ногам прилипал разбросанный повсюду наполнитель для кошачьего туалета, и я заметила, что Мистер Фрискис оставил на кухне парочку сюрпризов.

– Котеночек! – позвала я его, пытаясь понять, где он прячется.

Я подошла к холодильнику, чтобы налить коту молока, и наступила голой ногой на один из оставленных им сюрпризов.

Пришлось отправиться в душ. После этого я убрала на кухне, дала коту молока и еды и исследовала холодильник на предмет ужина.

Я обнаружила банку супа. Супа мне не хотелось, тем более грибного, но срок годности истекал в следующем месяце, поэтому я решила съесть его до того, как придется выбрасывать.

Тут на кухню забрел Мистер Фрискис.

– А мне нравятся шторы, – уведомила я его. – Прямо «фэн шуй». В комнате теперь гораздо лучше.

Он проигнорировал меня, ткнувшись мордой в блюдце с молоком.

Суп я так и не доела. Поставила тарелку на пол рядом с котом и отправилась в спальню.

Простыни были в сушке. Я достала их, постелила, залезла под одеяло и закрыла глаза.

Всего через пять секунд я поняла, что у меня больше шансов выиграть в лотерею, чем заснуть. Поэтому я включила телевизор.

Повторный показ. Спорт. Ерунда. Фильм, который я уже видела. Ерунда. Ерунда. Повторный показ. Ерунда. Телемагазин.

В конце концов я остановилась на рассказе о пользе соков в борьбе со старением. Маленький девяностолетний старичок делал пару дюжин отжиманий и говорил, что коктейль из сельдерея – это эликсир жизни.

Интересно, кто-нибудь на это клюнул?

Я клюнула и бросилась к телефону.

Кроме того, я купила «чудо-утюг», который должен был делать все в два раза быстрее; «бэйкон мэджик», потому что в шоу, вопреки всем научным изысканиям, доказали, что бекон – полезная пища. Еще я купила набор для натирки полов, который, как обещали, не помешает; впрочем, мне не мешали и четыре других набора для натирки полов, собиравшие пыль в шкафу в ванной.

От покупки дорогой новой жаровни меня спасло только то, что на моей кухне осталось место максимум для тостера. Я все же потешилась мыслью о том, что жаровню можно разместить в спальне. Хотя я живу одна и редко бываю дома, идея жарки двух кур одновременно показалась мне очень заманчивой.

Я отключилась где-то посреди семинара о том, как улучшить память, и проспала до семи часов утра, когда зазвонил телефон. Я вскочила с кровати, надеясь, что это Лэтем или мама.

– Лейтенант? Это офицер Сью Петерсен, из группы наблюдения у «Оско». Один человек только что купил карточку за двадцать долларов. Идентифицирован как Деррик Рашло, тридцати шести лет. Владелец «Бюро ритуальных услуг Рашло» на Гранд-авеню.

– Одну секунду.

Я оставила отчет Фуллера на кухне. Имя Рашло было на второй странице. В окружной морг он приходил на прошлой неделе.

– Вы все еще следите за ним? – спросила я.

– Да, мэм.

– Не спускайте с него глаз. Позвоните, если он куда-нибудь соберется. Я прибуду не позже, чем через час.

 

Глава 15

Фасад «Бюро ритуальных услуг Рашло» был не более десяти метров в ширину и выходил на оживленную Гранд-авеню. Слева находился магазин подержанных вещей, справа – стоматологический кабинет. Все три здания были сложены из кирпича кремового цвета. По обеим сторонам от богато украшенной двери в бетонных контейнерах стояли декоративные кусты, тщательно подстриженные в виде спирали.

Мы с Эрбом вошли внутрь. Обычное бюро ритуальных услуг – со вкусом, хотя и несколько пышно оформленное помещение, на полу мягкие ковры, на стенах красивые светильники. Слегка пахло сиренью.

Походка Бенедикта была немного смешной.

– У тебя все нормально?

– Потянул спину.

– Работал?

– Вовсю. «Виагру» должны выпускать с предупредительной надписью.

Мы прошли два помещения и в конце коридора нашли кабинет для приема клиентов. Он был пуст.

– Чем могу вам помочь?

Человек появился из боковой двери, соседней с кабинетом. Невысокий, с аккуратной бородкой, подчеркивающей двойной подбородок. Он был в черных брюках и синей рубашке, на большой живот спускался фиолетовый галстук.

– Мистер Деррик Рашло? – спросил Эрб.

Человек кивнул, пожал руку Эрба.

– Я детектив Бенедикт. Полицейское управление Чикаго.

У Рашло были ярко-голубые, широко расставленные глаза. Левый глаз все время косил, и казалось, что человек смотрит одним глазом на меня, а другим – на Эрба. Когда Бенедикт упомянул полицию, у него оба глаза выпучились.

– Я лейтенант Дэниелс.

Рашло заколебался, протянул руку, затем безвольно опустил ее, поняв, что я не собираюсь подавать свою.

– Вы знаете, зачем мы здесь, Деррик?

– Не имею малейшего представления, лейтенант. – У него был хриплый высокий голос.

– Мы хотели бы хорошенько осмотреться, если вы не против экскурсии.

Он несколько раз быстро моргнул:

– Вообще-то я не возражаю. Но сейчас я занят бальзамированием. Если бы вы могли прийти…

Бенедикт показал ордер на обыск:

– Сейчас самое подходящее время.

Рашло кивнул, его подбородки заколыхались.

– Помещение для бальзамирования там? – Я указала на дверь, из которой он вышел.

– Хм, да. Пойдемте.

Мы последовали за ним. Ковер сменился белой кафельной плиткой, освещение стало более тусклым. Мы прошли через холл, который вел в большой гараж с двумя воротами. В гараже стояли катафалк и грузовик.

– Ну, здесь вот гараж. Смотрите, что хотите.

– Нам бы все же хотелось заглянуть в комнату для бальзамирования.

Он весь поник, но все же повел нас к другой двери.

Войдя в помещение, я невольно вздрогнула. Здесь пахло так же, как в морге, разве что было посвежее. На стенах и полу виднелись рыжие потеки. В углу стояло несколько ведер, заполненных сухими кусками чего-то непонятного. На столе стояла машина для бальзамирования, похожая на гигантскую соковыжималку, наподобие той, что я купила этой ночью в магазине по телевизору. За машиной, на полках, выстроились емкости с красной жидкостью различных оттенков.

Середину комнаты занимал большой стол из нержавеющей стали. В данный момент он был занят – на нем лежало тело, накрытое окровавленной простыней.

– Снимите это.

Рашло замешкался, но затем стянул простыню и бросил ее на пол.

На столе лежали останки женщины. Полость тела была пустой – и я разглядела ребра.

По телосложению – Айлин Хаттон, но точно определить личность было невозможно – у трупа отсутствовала голова.

– Кто это?

– Ее зовут Фелиция Уайман. Доставили сюда вчера.

– Вскрытие производилось? – спросила я. Это объяснило бы отсутствие внутренних органов.

– Да. Но она не местная. Из Висконсина. Ее сбила машина. Я знаю ее семью, они просили позаботиться о теле. Вот документы.

Эрб начал просматривать сертификат, а я решила поближе взглянуть на тело. Голова отделена без сильных повреждений окружающих тканей: кожа вокруг раны была гладкой. Невероятно, что такое могло произойти в результате автомобильной аварии.

Еще более странными были следы на руках. Кончики пальцев были просто отрезаны.

Я посмотрела выше и увидела несколько синяков на плечах и предплечьях. Неровной овальной формы. Кое-где вырваны кусочки плоти.

Следы укусов.

Ноги были расставлены и согнуты в коленях, как будто она рожала. Я заметила, что ткани влагалища немного повреждены, и у меня в животе появилось неприятное ощущение. Я отвернулась.

– Где ее голова? – спросила я.

– Голова? М-м-м, она сильно пострадала в аварии.

– Да, но она все же должна быть здесь, не так ли?

– Я кремировал голову и внутренние органы сегодня, до вашего прихода. Ее семья хотела, чтобы тело кремировали.

– Так почему же вы не кремировали?

Рашло потер затылок:

– Я собирался сделать это сегодня, несколько позже. – Один глаз на мне, другой на Эрбе. – В крематории кое-какие неисправности, лучше его сильно не загружать.

– Где отчет о результатах вскрытия? – потребовал Эрб.

– Отчет о вскрытии? Понятия не имею. Должен быть где-то здесь. Вы не представляете, как часто документы теряются. – Он неприятно захихикал.

– У вас есть мобильный телефон, Деррик?

– Ну да. А что, это редкость?

– А это случайно не такой телефон, для которого покупаются карточки, чтобы не связываться с провайдером?

Он открыл рот, собираясь сказать «да», но остановился:

– Думаю, мне понадобится адвокат.

– Мы же вас не арестовываем, Деррик. Зачем вам адвокат?

Он скрестил руки на груди:

– Больше я вам ничего не скажу без адвоката.

Я взглянула на тело, уверенная на девяносто процентов, что это Айлин Хаттон. Я вспомнила, что при обыске ее квартиры мне на глаза попалась расческа. Волос с сохранившимся корнем – вполне достаточно для определения личности при помощи теста на ДНК.

Но, в отличие от того, что показывается в телевизионных фильмах, на этот тест уходят недели, даже если результат нужен срочно.

Пока что мы не могли арестовать Рашло. Не хватала чего-нибудь компрометирующего. Необходимо было найти трек-фон.

– Я звоню своему адвокату.

Он вышел из комнаты. Я кивнула Эрбу: пусть проследит, кому позвонит Рашло, – нужно убедиться, что он не попытается предупредить сообщника.

Я надела резиновые перчатки и начала обыскивать шкафы, стоявшие вдоль дальней стены помещения. Я нашла трубки, хирургический троакар, скальпели, коробку чего-то, что называлось «колпачки для глаз», различные емкости с жидкостями и несколько щеток.

В подсобке находилась мерзко пахнущая швабра и ведро, лежало несколько грязных подстилок, стояли бутылки с чистящим средством. Взглянув на отбеливатель, я вспомнила об отрубленных руках Дэви. Не обращая внимания на тошноту, я вернулась к трупу и понюхала холодную руку.

Чистящее средство. Тело было отмыто, так же как и те отрубленные руки.

На столе валялось несколько запачканных книг по бальзамированию и аккуратно были разложены инструменты. Я исследовала выдвижные ящики. Один был набит ватой. В другом лежало несколько нераспечатанных упаковок длинных изогнутых иголок.

В последнем ящике, у задней стенки, обнаружилась небольшая металлическая коробка с проволочной ручкой. Обычно в таких хранят деньги. На коробке был кодовый замок.

Я вытащила ее, слегка потрясла. Внутри что-то болталось, но на деньги непохоже.

Я взяла чистый скальпель и попыталась открыть крышку. Однако из этого ничего не вышло.

Я покинула помещение, прихватив с собой коробку, и нашла Эрба и Рашло в кабинете приема клиентов. Рашло сидел за столом и выглядел крайне обеспокоенным. Эрб развлекался, рассматривая книги на полках.

Я швырнула коробку на стол. Увидев ее, Деррик чуть не подпрыгнул.

– Что в ней?

– Это личные вещи.

– У нас есть ордер на обыск. Мы можем смотреть все, что захотим. Открывайте.

– Не хочу.

– Он позвонил адвокату? Эрб кивнул.

– Отказ от сотрудничества может осложнить ваше положение, Деррик, откройте коробку.

Он сложил руки на груди и уткнулся подбородком в грудь, как капризный ребенок.

– У меня в машине есть монтировка. Принести? – предложил мой напарник.

– Да, пожалуйста, Эрб.

Тот удалился. Я села в кресло напротив Рашло и наклонилась к нему.

– Позвольте сказать вам, что я думаю по этому поводу, Деррик. Я думаю, вы подделали свидетельство о смерти. Я думаю, что в комнате для бальзамирования лежит труп Айлин Хаттон. И я это докажу. Голову, может, и не найдут, и отпечатки пальцев определить не получится, но у нас более чем достаточно материала для теста на ДНК.

Рашло начал раскачиваться на стуле, напевая что-то себе под нос.

– Вас обвинят в убийстве первой степени, Деррик. Присяжным достаточно будет взглянуть на одну из фотографий того, что вы сделали с бедной девушкой, чтобы вынести вам смертный приговор.

Он продолжал напевать.

– Мы знаем о трек-фоне. Мы знаем, что у вас есть напарник. Вас может спасти только одно – назовите имя сообщника.

– Я ничего не скажу до приезда моего адвоката.

– Думаете, адвокат захочет вытаскивать вас из этого дерьма? Здесь находится жертва убийства. Назовите имя.

Тишина.

Эрб вернулся с монтировкой.

– Вы позволите?

Я подала ему коробку. Он поддел крышку и открыл контейнер.

Понадобилась секунда, чтобы я поняла, что там лежало. Сначала я подумала, что это ягоды чернослива. Но это был не чернослив. В коробке лежали уши.

А в них – мои серебряные сережки.

 

Глава 16

– Будет лучше, если ты поможешь им, Деррик.

Деррик Рашло сидел в комнате для допросов, скрестив руки на груди и уставившись одним глазом в потолок, а другим – неведомо куда. Он все еще что-то еле слышно напевал.

Адвокатом Рашло был его кузен – Гарри Пруденза. В течение последнего часа он пытался убедить подозреваемого помочь полиции.

Я наклонилась ближе к Рашло и негромко, чтобы ему приходилось вслушиваться, заговорила:

– Тюрьма – не очень приятное место, Деррик. Вам там не понравится. Нам известно, что у вас есть сообщник. Скажите нам, кто он, и мы обещаем вам смягчение приговора. В противном случае вас упекут за решетку на всю оставшуюся жизнь.

Рашло продолжал напевать.

– Взгляните, Деррик. – Я вытащила водительское удостоверение из бумажника и показала ему фотографию, закрыв пальцем свой адрес. – Видите, что у меня в ушах на этой фотографии? Эти серебряные серьги мы нашли в вашем офисе.

Деррик ничего не сказал, но напевать перестал. Мне хотелось бы добавить, что на серьгах остались его отпечатки пальцев, но те были начисто протерты.

– Мы знаем, что свидетельство о смерти поддельное. Это никакая не Фелиция Уайман из штата Висконсин. Среди погибших в автокатастрофах за последнее время таковая не значится. Вскрытие также не проводилось.

Я повторяла это уже в третий раз, пытаясь вдолбить информацию в его башку с тремя подбородками.

– Теперь взгляните сюда.

Я показала ему еще два снимка: на одном – Айлин Хаттон в купальном костюме, а на другом – снимок правого плеча трупа.

– Видите родимое пятно, Деррик? Справа, грушевидной формы? На обоих снимках они идентичны. Скоро будет известен результат теста на ДНК, и я наверняка докажу, что найденная в вашем морге мертвая женщина – не Фелиция Уайман, а Айлин Хаттон.

Тишина. Я попробовала другую тактику и ударила ладонью по столу. Деррик и его адвокат подскочили.

– Неужели вам не ясно, Рашло? Вы проведете в тюрьме следующие пятьдесят лет, в камере четыре на четыре метра вместе с каким-нибудь накачанным насильником, который будет сдавать вашу задницу напрокат за сигареты. Мы нашли трек-фон. Мы знаем, что вы замешаны в двух убийствах. Разве ваш сообщник стоит того?

Пруденза слабо улыбнулся:

– Могу я поговорить с подзащитным?

С чувством легкого бешенства я покинула комнату. Мне необходим был кофе, но я не представляла, где здесь находится кофейный автомат. Поскольку мы с Эрбом полагали, что сообщником Рашло был полицейский, и, возможно, из нашего участка, то допрос решили проводить не в своем двадцать шестом, а в двенадцатом участке. Впрочем, убийца мог служить и в этом участке, поэтому дело старались держать в секрете.

Я мысленно подбросила монетку и решила свернуть направо. После двух поворотов я все же нашла автомат с кофе.

К сожалению, в моем бумажнике были только два пятака и двадцатидолларовая банкнота.

– Ну, как идут дела?

Эрб подошел ко мне с пачкой бумаг в руках.

– У тебя есть семьдесят пять центов?

– Всего семьдесят пять центов за то, что он расколется?

– Это на кофе, Эрб.

Он пошарил в карманах и выудил пятак и пластинку жвачки, облепленную пылью. Жвачку он тут же бросил в рот.

– Узнали личность жертвы, – проговорил Эрб, жуя. – Два года назад Айлин Хаттон сломала ногу, когда каталась на лыжах. У нас есть рентгеновский снимок, он совпадает с тем, который Фил Бласки сделал в окружном.

Эрб подал мне бумаги. И хотя факсы были далеки от совершенства, сходство все равно было очевидно.

– Скоро он произведет вскрытие?

– Уже заканчивает. Органов нет, поэтому все идет быстро. Он считает, что она была убита приблизительно восемнадцать часов назад. Рана на шее – скорее всего, след от удавки или проволоки. Фил сделал снимки и слепки со следов укусов и говорит, что сможет сравнить их со следами зубов подозреваемого. Нашли сперму приблизительно двухчасовой давности, можно будет сделать анализ.

– Она вроде бы была убита восемнадцать часов назад.

Эрб посмотрел на меня, и я поняла.

– Рашло?

– Да. Он получил наивысший балл по моей Шкале Мерзостей.

Я невольно представила Деррика, голого, сидящего верхом на трупе Айлин, и сразу же постаралась забыть об этом. И хотя картина вызвала во мне сильнейшее отвращение, она не слишком удивила меня. Проработав в полиции довольно долго, я утратила веру в человечность.

– Некрофилия вроде бы не преступление? – уточнила я.

– Нет, но должна бы быть. Он еще не признался?

– Ни слова не проронил. Хочешь попробовать?

Эрб кивнул. Мы пошли обратно в комнату для допросов, и Эрб просунул голову в приоткрытую дверь.

– Готов сотрудничать?

Адвокат вздохнул, громко и протяжно.

– Мне жаль, детектив, но он отказывается говорить.

Эрб сел на стул напротив Рашло, я встала за ним с непроницаемым лицом.

– Мы только что получили рентгеновские снимки, Деррик. Они позволят доказать, что эта женщина – Айлин Хаттон. Мы выдвинем против вас обвинение в убийстве первой степени. Я разговаривал с помощником прокурора штата: если вы назовете имя сообщника, возможно, вам смягчат приговор.

Рашло снова начал мурлыкать что-то себе под нос. И мне опять захотелось ему вмазать.

– Вы молчите, потому что беспокоитесь за своего сообщника? Или не хотите признаться в том, что делали с телом Айлин?

Адвокат Рашло поднял бровь:

– О чем это они, Деррик? Что ты делал с телом?

Я бросила бумаги на стол:

– У нас есть доказательства, что примерно два часа назад ваш клиент занимался сексом с трупом.

Я никогда не видела, чтобы адвокат смотрел на своего подзащитного с таким презрением.

– Деррик, я думаю, тебе понадобится другой представитель в суде.

Рашло в панике повернулся к нему:

– Ты же мой кузен! Ты не можешь бросить меня тут!

– Не знаю, справлюсь ли я с этим, Деррик. Я имею дело с пьяными водителями, а не с любителями переспать с трупом.

– У меня больше никого нет!

Адвокат собрал свои вещи и встал.

– Я должен сделать несколько звонков, выяснить, что можно для тебя сделать. Ничего не говори в отсутствие защитника. – И Гарри с обескураженным видом вышел из комнаты.

Я хотела продолжить допрос, но отсутствие адвоката означало отсутствие вопросов. Мы зарегистрировали Рашло, сняли отпечатки пальцев и заперли его в камере.

– Черт возьми, Эрб, мне кажется, он не собирается выдавать своего сообщника.

– Можно проверить его биографию. Попробовать что-нибудь найти.

– Это займет время. А пока по городу носится бешеный полицейский, режущий проституток.

– Может, подсадим к Рашло «крота»?

Я задумалась.

– Что, если один из местных полицейских и есть убийца? Может, поэтому Рашло так испуган?

Эрб потеребил усы:

– Надо пригласить кого-нибудь со стороны. Прицепить к нему микрофон и посадить в ту же камеру. Может быть, ему удастся разговорить Рашло.

– Ты знаешь кого-нибудь подходящего, кто не работает в полиции? И при этом знает, как выудить из подозреваемого информацию?

– Я знаю нескольких полицейских в отставке. Можно им позвонить. А у тебя есть кто-нибудь на примете?

Я покачала головой.

– Ни одного.

– А твой бывший напарник? Ну, этот МакГлейд.

– Нет. Он способен только ухудшить положение. Больше ничего.

– У нас есть всего один вечер, Джек. Завтра Рашло переправят в другое место. Туда «крота» заслать уже не получится.

– МакГлейд – идиот.

– Но он же служил в полиции. Кроме того, с него причитается за то, что тебя так по-дурацки изобразили в том фильме. Помнишь, из тебя сделали этакую обжору, которая постоянно что-то жевала. Это, наверно, унизительно.

Я подумала о МакГлейде и его лицензии. Конечно, этим можно воспользоваться, чтобы надавить на него. Но, черт побери, это все равно, что взять в руки пулемет, когда нужно убить комара.

– Если приходится выбирать между работой с МакГлейдом и маньяком, разгуливающим на свободе, то я не знаю, что хуже.

– Звони ему.

– Может, лучше переоденусь мужчиной и сделаю это сама? Могу тушью нарисовать усы.

– Звони.

– А, дьявол.

Чтобы узнать его номер телефона, пришлось звонить в справочное.

Я набирала номер, надеясь в душе, что он не ответит.

– Это Гарри МакГлейд, величайший в мире частный детектив, хорошо известный по фильму «Фатальное самоуправство». Я слушаю.

Я нечеловеческим усилием поборола свою гордость:

– Привет, Гарри. Это Джек.

– Джекки! Хочешь сообщить мне что-нибудь приятное насчет моей лицензии?

– Вроде того. Ты можешь оказать мне услугу?

– Считай, что уже оказал, солнышко. Я и не знал, что ты хочешь покататься на Ракете Гарри, но готов показать тебе, что это такое. Хотя мне нравятся девушки помоложе.

– Даже если бы ты меня связал, МакГлейд, я отгрызла бы себе руки и убежала. Мне нужно, чтобы ты поработал «кротом».

– Давай поподробнее.

Я рассказала Гарри о сложившейся ситуации, понизив голос, когда мимо меня проходила пара полицейских.

– Если я помогу тебе с прослушкой, ты вернешь мне лицензию?

– Даю слово.

– Буду через полчаса, готов повесить на себя микрофон. До скорого.

Гарри положил трубку. Эрб похлопал меня по плечу:

– Это ради хорошего дела, Джек.

Я глубоко вздохнула и потерла виски.

– Так говорил Оппенгеймер.

 

Глава 17

– Хочешь помочь мне нацепить микрофон?

Глядя на меня, МакГлейд повел бровями. Он расстегнул рубашку, продемонстрировав дряблую грудь, покрытую рыжими волосами. Настоящий горилла, разве что гориллы не пользуются одеколоном.

– Сейчас вроде не полнолуние, – заметил Эрб.

– Возможно, – отозвался МакГлейд. – А что, в полнолуние ты превращаешься в жирную свинью?

Эрб сузил глаза. Гарри обладал способностью – сразу не нравиться людям.

– Да ладно, не злись, поросеночек, – ухмыльнулся МакГлейд. – Это просто шутка.

Эрб скрестил руки:

– К твоему сведению, я сбросил пять кило.

– Ты не сбросил их, они спрятались в твоей заднице.

Я встала между ними и клейкой лентой прилепила микрофон к груди Гарри.

– Ты такая заботливая, Джеки. Ты меня заводишь.

Он положил мне руку на бедро, но я так сильно сжала его сосок, что должно было пойти молоко. Гарри взвизгнул и убрал руку.

Эрб удрученно покачал головой:

– Ты права, Джек. Он идиот.

– Эрб, – предупредила я.

– Полный, четырнадцатикратный идиот. Как ты столько лет работала с ним?

– Что это ты так расстроился? – спросил Гарри. – В магазине еда закончилась?

Эрб ткнул в МакГлейда пальцем:

– Еще одна такая шуточка…

– И что ты сделаешь? Съешь меня?

Эрб попер на МакГлейда, мне пришлось растащить их.

– Эй вы оба, не могли бы вы вести себя более профессионально?

– Осторожнее, Джеки. Когда он доест меня, то, возможно, еще останется голодным.

Эрб ухватил МакГлейда за волосы на груди и вырвал клок. МакГлейд завопил и потянулся к кобуре.

– Сидеть! – приказала я Гарри. – И ты успокойся, Эрб.

Гарри сел, буравя Эрба взглядом. Тот закатил глаза и отошел в другой конец комнаты, повернувшись к Гарри спиной.

– Значит, так, МакГлейд. Мы знаем, что у Рашло есть сообщник, и полагаем, что это полицейский. Нам необходимо узнать его имя.

– Без проблем.

– Тебе придется постараться, чтобы развязать ему язык. Ты читал дело.

– Да. Он работает в морге и любит партнеров комнатной температуры. Я все узнаю, Джекки. В этом я спец.

Эрб хмыкнул.

– Можете смеяться, Детектив Пончик, но я много раз работал под прикрытием. Вообще-то я мастер перевоплощения. Догадайтесь, кто я сейчас.

Эрб поверил и оглянулся. Гарри скосил глаза и согнул шею так, что появился большой двойной подбородок.

– Я сбросил пару кило на диете из пончиков, – бормотал он дурашливо.

Эрб показал ему кулак, посмотрел на меня и торопливо вышел из комнаты.

– У парня нет чувства юмора, Джеки. Он, наверное, много ест, чтобы возместить нехватку сексуальных способностей.

– Не думаю, что у Эрба проблема. Давай-ка лучше отрегулируем звук.

Я включила приемник, черную коробку размером с автомагнитолу, и настроила громкость. Комната наполнилась фоновым шумом.

– Отойди на несколько шагов и скажи что-нибудь.

МакГлейд потоптался возле двери, напевая что-то о своих любимых кокосах. Слова воспринимались нормально, если не считать тех непристойностей, которые он говорил.

– Сейчас сержант отведет тебя в камеру. Мне нужно, чтобы Рашло назвал имя, но я буду записывать все, о чем вы будете говорить. Ты знаешь, как он выглядит.

– Я видел снимки. Он похож на жабу с бородой Линкольна.

– Наверное, не стоит начинать знакомство с подобного замечания. Как ты собираешься его разговорить?

Гарри улыбнулся, его хитрая ухмылка была широкой, как задница у зебры.

– Доверься мне.

Я вдруг подумала, что мне вот-вот понадобится валерьянка.

Я надела на МакГлейда наручники, отправила в отделение для задержанных и там зарегистрировала его. Затем сняла наручники и вызвала сержанта, который сопроводил Гарри в камеру.

Когда я вернулась в кабинет, Эрб подписывал какую-то бумагу. Это было разрешение на проверку полости тела. В нем значилось имя МакГлейда. Я выхватила бумагу и смяла.

– Эрб, ты ведешь себя по-детски.

– Ну и что, ему все равно бы понравилось.

Из динамика донесся лязг – это закрылась дверь камеры. Я нажала кнопку записи.

Шаги. Фоновый шум. Шелест.

– Здорово. Курить есть? – голос Гарри.

– Нет, извини. – Рашло.

– Черт, просто не верится. Меня здесь вообще не должно быть. Прикинь, она сказала, что ей шестнадцать. Хотя оно того стоило. Чем моложе зверь, тем мягче шкурка, а? А?

– Ну да, наверное.

Кряхтенье: видимо, МакГлейд сел.

– Наверное? Да на тебя только взгляни, и сразу скажешь: ты без секса жить не можешь. В тебе это есть. Готов поспорить, ты просто гроза женщин.

Эрб вздохнул и покачал головой.

– Я знаю кой-кого из работников зоопарка. Лучше бы послали дрессированную обезьяну.

Я шикнула на него.

– Да вообще-то у меня с женщинами не очень.

– Шутишь, да? С таким лицом, как у тебя, готов поспорить, ты их одну за другой обрабатываешь. Когда ты последний раз оторвался? Когда? На прошлой неделе? Вчера?

Несколько секунд тишины.

– Ну ты же не девственник, а?

– Нет.

– Я тоже так думаю. Ну, так когда ты в последний раз развлекался?

– Этим утром.

– Я так и знал! Сразу понял, когда тебя увидел. Готов поспорить, ты любишь и кой-чего покрепче, а? Немного с веревкой поиграть, с плеткой, а? Я прав?

– Ну, вроде того.

– Да ну, вон заулыбался как. Так какие у тебя примочки?

– Это… личное.

Звук хлопков в ладоши и смех МакГлейда.

– Да это по-любому личное. По глазам твоим вижу. Ну, по одному из них. Другой у тебя стрёмный какой-то. Наверное, ты сильно нажимал на трехмерные фильмы.

Эрб снова вздохнул.

– Ну, так по каким видам ты загоняешься? Детишки? Животные? Анальный секс?

– Ничего такого.

– Давай выкладывай.

– Да не хочется мне об этом говорить.

– Понял. Секрет и все такое. Не вопрос. Как тебя зовут, кстати?

– Деррик.

– Здорово, Деррик. Меня зовут Барнум. Зови меня Пи Ти.

– Невероятно, – пробормотал Эрб.

– Чем ты занимаешься, Деррик?

– У меня собственное бюро ритуальных услуг.

– Ритуальных услуг? Ну и как бизнес?

– Бизнес умирает.

Оба захихикали. Эрб и я насторожились.

– Эй, подожди-ка! Бюро ритуальных услуг! Может, это и есть твой прикол, а? Так ты там того? Да это же здорово, черт возьми! Готов поспорить, в этом загоне всегда кто-то есть, а главное – никто не отказывает. Так ведь, а?

– Не хочу об этом говорить.

– А почему? Что такого? Подумаешь, отвлечься на работе. Всегда хотел трахнуть мертвую девку.

– Да?

– Точно говорю. Не надо угощать ужином, не надо развлекать, она не захочет потом поболтать. Идеальная женщина. Ну скажи по правде – как это?

Еще одна долгая пауза.

– Это прекрасно.

– Не холодно?

– Я их сначала разогреваю.

– Гениально, чувак! Когда выберемся отсюда, может, я загляну к тебе как-нибудь, а? Ну, ясное дело, я заплачу. Вот только свалим отсюда… эй, что с тобой такое?

– Я отсюда уже не выйду. – Голос Рашло дрогнул.

– Да ну? Ты за что здесь?

– Убийство…

– Не гонишь? Ты что – кого-то убил?

– Нет. Я никого не убивал. Но они так думают.

– Ну, значит, посидишь-посидишь и выйдешь. А ты хоть знаешь, кто это сотворил?

Сопение.

– Да.

– Ты им сказал?

– Нет. Он убьет меня, если я скажу.

– Разве копы не защитят тебя?

– Он коп.

– Ну и ну? Это паршиво. Не скажешь, кто он?

– Нет. Зачем?

– Я дам тебе двадцать баксов.

Эрб хлопнул себя по лбу.

– Зачем тебе его имя? Ты что, тоже полицейский?

– Ага, я коп. На мне даже микрофон есть. Меня послали сюда специально, чтоб я тебя разговорил.

Эрб подтолкнул меня.

– Когда это закончится, пусть МакГлейд там и сидит. Он слишком туп, чтобы жить среди людей.

– Ты не полицейский. – Голос Рашло.

– Ясное дело, я не коп. Я вообще их ненавижу. Эй… хочешь, скажу по секрету?

– Конечно.

– Я убил полицейского. – Гарри говорил шепотом. Я увеличила громкость.

– Ты шутишь?

– Правду говорю. Иду я по улице, разговариваю с одной милашкой, а этот полицейский стал ко мне приставать. Мне это не понравилось, понимаешь? Он хочет меня обыскать, а я с пушкой.

– У тебя было оружие?

– Ну да! У меня был ствол. Только он протянул лапы, чтоб его отобрать, я его и уложил. Бах-бах! Два в лицо. Может, читал об этом – дело было пару недель назад. Хочешь услышать самое забавное?

– Да, конечно.

– Мне это понравилось.

– Ничего себе.

– Да, я серьезный человек. Слушай… а у тебя есть бабки? Я слышал, что такие бюро, как твое, приносят неплохой доход.

– У меня есть деньги.

– Тогда… Может, я смогу тебе помочь.

– Как?

– Ну, я мог бы позаботиться о том копе, из-за которого ты торчишь тут. Отловить его и «бах-бах!».

Молодец Гарри. Если честно, на меня это произвело впечатление.

– Не думаю, что мне хотелось бы убить его.

– Да он же сволочь! Все сволочи должны подохнуть.

– Я не знаю.

– Если бы у него была возможность, он бы тебя убил?

– Да.

– Значит, тебе надо от него избавиться. Разве непонятно?

– Но он же мой друг.

Смех Гарри сотряс динамик.

– И все твои друзья хотят тебя убить?

– Нет. Большинство моих друзей – мертвецы.

Эрб хмыкнул:

– Удивил.

– Ну, может, мы с тобой и этого парня сделаем твоим мертвым другом, а, Деррик?

– Я не знаю.

– Как пожелаешь. Только вот что я тебе скажу. Если он – коп, то сидеть здесь и думать, что ты в безопасности, – это полный бред.

– Он не из этого участка.

– Не имеет значения. Он все равно сможет до тебя добраться. Заявится, когда ты будешь дрыхнуть, проделает в тебе несколько дыр ножом, а потом свалит все на твоих дружков сокамерников. Или что-нибудь в твою жратву добавит. Или заплатит какому-нибудь типу, чтоб он тебя прикончил. Способов море.

– Боже!

– Ты, конечно, можешь попросить защиты, но это даже хуже. Он все равно доберется до тебя, когда ты будешь один. Давай лучше я о нем позабочусь.

Долгая пауза.

– Я не могу.

– Готов сделать это за двадцать штук. У тебя же есть двадцать штук?

– Да.

– Чудненько. Вот и давай я его пришью. Скажешь копам, что он силой заставил тебя помогать ему, – и ты на свободе. Через пару дней сможешь вернуться на работу и заняться почившей с миром тетей Салли.

– Нет, не могу.

– Да как хочешь. Не меня ведь шлепнут потом, а тебя.

Разговор на минуту прервался. Рашло что-то неслышно бормотал.

– А что, если… если я скажу «да»? – прорезался наконец его голос.

– Половину сейчас, половину там, когда дело будет сделано.

– Как платить?

– Наличными. Поговоришь с адвокатом, пусть принесет бабки.

– А что, если у тебя не получится?

– Получится, уж поверь мне.

– Он крутой парень.

– Размер не имеет значения, если стрелять в голову. Как зовут эту сволочь?

Я задержала дыхание.

– Эй, чувак, если хочешь, чтобы я его пришил, скажи имя.

– Его зовут Барри.

Мы с Эрбом переглянулись. Из всех полицейских мы знали только одного Барри. Я попыталась сопоставить только что услышанное с его образом и не могла поверить, что человек из моей команды мог совершать такие зверства.

– Барри – кто? Барри Гудини? Барри Флинтстоун? Барри Манилов? Да их, этих Барри, чертова уйма!

У Фуллера был доступ в мой офис, доступ к телефону Колина Эндрюса. Фуллер злился на то, что ему не дали повышения. Фуллер все время интересовался ходом расследования и предлагал помощь.

– Я не хочу больше говорить. Я передумал. Извини.

– Ты уже достаточно сказал, проклятый стукач. – Голос МакГлейда стал злым, угрожающим. – Барри знал, что ты попытаешься вывернуться. Он послал меня позаботиться о тебе.

Рашло издал странный звук, нечто среднее между всхлипом и криком.

– Оставь меня в покое!

– Барри не может оставить тебя в живых.

– Мне очень жаль! Передай ему, что мне жаль!

– Кому передать? Ну? Говори!

– Фуллеру! Скажи ему, что я никогда его не предам!

– Заберите его оттуда, – сказала я Эрбу, снимая трубку телефона. Предстояло найти Барри Фуллера – и как можно быстрее.

До того, как кто-нибудь еще не погибнет.

 

Глава 18

Барри Фуллер едет по Ирвинг Парк-роуд. Он не на службе, одет в гражданское и находится за рулем своего внедорожника.

Голова болит ужасно.

Утро началось плохо. Холли, его проклятая жена, опять завела что-то про новые занавески в гостиной. Он сказал ей несколько раз, чтобы она купила новые, если ее бесят эти, но она все не затыкалась. В конце концов ему пришлось уехать, иначе он разделал бы ее прямо на месте.

Нужен заменитель, немедленно. Обычно он заглядывал в участок и по компьютеру находил живущих поблизости проституток. Но на сей раз боль была жуткой, ослепляющей, и ему срочно требовалось средство от нее.

К счастью, на улицах полно материала.

Он замечает женщину на пробежке. Молодая, симпатичная. Следует за ней целый квартал, но она теряется в толпе.

Другая женщина. Деловой костюм. Туфли на высоких каблуках. Он едет рядом, раздумывая, как схватить ее. Женщина заходит в кофейню.

Фуллер беспокойно ерзает на сиденье, потеет, хотя кондиционер включен на полную мощность. Потом сворачивает в аллею и ищет, ищет.

Находит.

Она выходит из задней двери здания. Двадцать с чем-то лет, одета в широкую футболку поверх бикини, на ногах – шлепанцы. Наверное, собирается на пляж Оук-стрит, в нескольких кварталах отсюда.

Он резко жмет на газ и бьет ее машиной сзади.

Она отскакивает от переднего бампера и, проехав по тротуару, остается лежать ничком. Фуллер нажимает на ручной тормоз и выскакивает из машины.

– О боже! Как вы? – На случай, если кто-то видит. Но вроде бы никого нет.

Женщина плачет. Она в крови, на руках и лице ссадины.

– Вам срочно нужно в больницу.

Он тащит ее в машину и затем быстро выбирается на проезжую часть.

– Что случилось? – стонет она.

Фуллер бьет ее. Еще. И еще раз.

Она безвольно лежит на сиденье.

Он сворачивает налево, на Кларк-стрит, затем на кладбище Грейсленд. Это одно из самых больших и самых старых кладбищ Чикаго, оно занимает целый квартал. За кладбищенскими воротами маячат лишь несколько человек – на улице очень жарко.

– Нам повезло, – говорит Фуллер. – Здесь убийственно тихо.

Кладбище засажено зеленой травой, содержится в чистоте и порядке. Извилистые дорожки, обсаженные кустами, столетние дубы. В некоторых местах кладбище похоже на природный заповедник.

И сколько угодно места для уединения.

Он въезжает на дальнюю стоянку и паркует машину неподалеку от большого каменного монумента над могилой миллионера Маршалла Филда. Вытаскивает женщину из машины, несет за могильный камень. Ярость нарастает, в голове страшно гудит, зубы сжаты так, что крошится эмаль.

Фуллер отрывается на ней, без оружия, не проверив, есть ли вокруг люди, не надев перчаток, лежащих специально для этой цели в кармане джинсов. Бьет, рвет, царапает, рычит, потеет.

Перед глазами – словно фейерверк, утоляющий боль, очищающий мозг.

Когда марево перед глазами исчезает, Фуллер с удивлением замечает, что каким-то образом оторвал женщине руку.

Это впечатляет. Для этого нужна недюжинная физическая сила.

Он моргает, озирается. Все спокойно. Единственный свидетель – зеленая статуя, венчающая монумент Филда. Запах меди примешивается к запаху зелени.

Трава вокруг, его одежда – все пропитано кровью. Фуллер думает, что женщина, возможно, еще жива, хочет проверить ее пульс, но останавливается, увидев, что ее шея выкручена на сто восемьдесят градусов.

Он возвращается к грузовику, открывает багажник. Вытаскивает большой лист клеенки, рулон клейкой ленты, галлон жидкости для удаления пятен и спортивную сумку.

Понадобилась целая бутылка, чтобы оттереть красные пятна и разводы с кожи, после этого Фуллер насухо вытерся своими носками. Все это он заворачивает потом в клеенку – вместе с девушкой, ее рукой и его рубашкой, носками, туфлями и джинсами.

Его рабочая одежда – в сумке. От нее несет потом, но он надевает ее.

Фуллер загружает большой сверток в багажник, садится за руль и покидает кладбище.

Боли нет.

Проезжая по Халстед, он звонит Рашло.

Трубку никто не берет.

Тревожный признак. Рашло всегда берет трубку. Это часть их договора. Он разворачивает машину, направляясь на Гранд-авеню, к «Бюро ритуальных услуг Рашло».

Еще одна попытка дозвониться.

Ничего.

Фуллер в волнении грызет ноготь, на зубах остается привкус пятновыводителя. Неужели они уже нашли Рашло? Что, если нашли?

Рашло не заговорит. В этом он уверен. Деррик слишком его боится.

Но это может быть и неважным. Если Рашло накрыли до того, как он уничтожил следы, то найдут улики. Волосы. Слюну. Уши.

Серьги Дэниелс.

Он велел Рашло вытереть их начисто. Успел ли тот это сделать?

Волнение Фуллера растет.

Он снова звонит Рашло. Ответа нет.

Он сворачивает на Гранд-авеню. Повсюду копы.

Фуллер тут же делает разворот, топит педаль газа и, визжа шинами, быстро отрывается от копов. В багажнике перекатывается и бьется о стенки тело.

Все кончено. Пора убираться из страны.

Банк, где Фуллер хранит деньги, в десяти минутах езды. Он останавливается у обочины, забегает в холл. Охранник останавливает его.

– Извините, сэр, сюда нельзя входить без обуви.

Фуллер смотрит вниз, на свои босые ноги, замечает следы запекшейся крови под ногтями. Он достает из кармана бумажник и показывает значок.

– Я на задании. Скройся отсюда, пока я не накидал тебе прямо здесь.

Охранник холодно смотрит на него, но все же отходит. Фуллер при помощи значка быстро добирается до кассира.

– Мне нужно открыть свой ящик в камере хранения. Немедленно.

Клерк проводит его в камеру хранения. Они одновременно поворачивают ключи.

– Мне нужна сумка.

Через несколько секунд клерк возвращается с бумажным пакетом, затем оставляет его одного. Фуллер вытаскивает содержимое коробки – девятимиллиметровую «беретту», три дополнительных, полностью снаряженных магазина, шесть штук наличными – поборы еще с тех времен, когда он работал патрульным, поддельный паспорт на имя Барри Айзлера. Бросает все в пакет и выходит из банка.

Контролерша на парковке выписывает ему штраф.

– Извини, сестренка. Я на работе.

Она скептически смотрит на его ноги. Он показывает ей значок, забирается в машину и уезжает.

В Мексике более жесткие законы экстрадиции, так что надо отправляться туда. Он звонит в аэропорт и заказывает место на ближайший рейс в Канкан. Остается еще три часа.

Времени достаточно, чтобы собраться и закончить пару важных дел.

Фуллер не хочет попадаться. Он знает, что случается с копами в тюрьме. Если его уже ищут, то его дом точно под наблюдением.

Но он не может покинуть страну, не покончив со своей сукой-женой. Это одно из важных дел.

Он звонит домой, вслух повторяя то, что созрело в его голове.

– Алло, – говорит жена.

– Привет, Холли. Это я.

– Что тебе надо?

В ее голосе нет страха. Нет нервозности или колебания.

– Все нормально, крошка? У тебя странный голос.

– Все ненормально. Эти проклятые шторы меня бесят. Как мы столько лет прожили с ними, Барри? Они просто ужасны.

По всей видимости, с ней все нормально.

– Ко мне должны были заехать ребята из офиса. Они уже заходили?

– Нет.

– Может быть, перед входом стоит их машина?

– А почему она должна там стоять?

– Ты не могла бы посмотреть? Пожалуйста. Это очень важно.

– Секундочку. – Шелест, шаги. – На улице никого нет.

Фуллер задумывается. Может, про него еще ничего не знают?

Может, стоит зайти домой, поработать над этой сукой, а потом собрать вещи и уехать?

Но он сразу отклоняет эту идею, как слишком опасную.

– Дорогая, ты помнишь, где мы покупали постельное белье?

– Конечно. А что?

– Давай встретимся там через час.

– Зачем?

Фуллер улыбается:

– Мы купим новые шторы.

– Правда?

– Правда. Ах да, и захвати для меня смену одежды, пожалуйста. И обувь.

– Зачем? О чем ты говоришь?

– Долгая история. На меня на улице налетел какой-то придурок, я сейчас в рабочей одежде. Принеси мне шорты, футболку и кроссовки. Встретимся в отделе мебели.

– О'кей, Барри. Увидимся через час.

Фуллер убирает телефон и сворачивает направо, держа путь на Стейт-стрит. Он убьет ее в магазине Маршалла Филда. Она любит пробежаться по отделу шмоток и легко согласится что-нибудь примерить. Он сломает ей шею в одной из примерочных кабинок. Да, это не филейный нож, которым он всегда предпочитал пользоваться, но все равно подойдет.

Так даже интереснее.

 

Глава 19

Она вышла.

Холли Фуллер вышла из дома и остановила такси.

Эрб пристроился за ее машиной. Я вытащила наушник, положила в карман пиджака. После того как МакГлейд заставил Рашло говорить, мы быстро получили ордер на прослушивание домашнего телефона Фуллера. Подставной звонок из телемагазина позволил определить, что Барри нет дома. Поскольку у него был выходной, мы решили затаиться, пока не узнаем, где он.

Звонок по телефону беспокоил меня. Фуллер был очень осторожен и не упомянул названия магазина, в котором собирался встретиться с женой. И зачем ему нужна смена одежды? Знал ли он, что мы взяли Рашло? Хотелось бы надеяться, что нет. Если Барри Фуллер узнает, что его ищут, и скроется, найти его будет очень трудно.

Я взяла передатчик, установленный в машине Эрба.

– Говорит два-дельта-семь, преследую желтое такси номер шесть-четыре-семь-девять, тэ-икс. Пассажир – Холли Фуллер, тридцать два года, блондинка, вес пятьдесят килограммов, рост сто семьдесят сантиметров. Одета в красное с оранжевым летнее платье, с собой красная спортивная сумка. Они поворачивают на юг, на Мичиган-авеню. Не задерживать. Повторяю: не задерживать. Прием.

– Вас понял, два-дельта-семь. Двенадцать-гомер-девятна-дцать, захожу с юга на Уобаш. Прием.

– Вас понял. Шестнадцать-ангел-девять, поворачиваю на восток по Гранд-авеню, иду наперехват. Прием.

Моя команда была не на полицейских машинах, но простой белый «седан» просто кричал: «Полиция!». Поэтому я приказала им не подходить близко. Даже если мы его потеряем, звонок в диспетчерскую такси поможет определить, где выйдет Холли.

– Думаешь, она направилась к водонапорной башне? – спросил Эрб.

– Возможно. Или на Стейт-стрит. Она вроде бы женщина с дорогими вкусами. У нее туфли от Феррагамо.

– Ты это разглядела в бинокль?

– Я два месяца с них глаз не спускала. Пятьсот пятьдесят долларов.

– Они что, продаются с билетом до Рио?

– Не пытайся понять моду, Эрб. И вообще, я же не высказываюсь про этот большой красный членовоз, который ты приобрел.

Эрб поперхнулся.

– Мой «камаро»? Я купил его исключительно для удобства.

– Ну вот, Холли Фуллер тоже.

Движение было плотное, как и полагается в уик-энд на Мэгнифисент Майл. Тем более в этой самой известной части Чикаго. Тут небоскребы, Джон Хэнкок и торговый центр (бывший до этого Амоко, а еще до этого – Стандард Ойл), Найман Маркус и Сакс. Пирс военно-морской базы. Институт искусств. Оркестровый зал. Дальше на юг – Букингемский фонтан, музей Филда, аквариум Шедда, планетарий Адлера.

Тротуары были забиты – люди шли не совсем уж плечом к плечу, но личное пространство было сведено до минимума. Солнце заливало все вокруг, и я не могла воспользоваться биноклем – в него попадали блики от машин, и глаза у меня слезились.

– Она проехала водонапорную башню. Движется дальше на юг. Спокойнее, Эрб, ты висишь у них на бампере. Рядом с газом есть еще одна педаль, кажется, ты ею пока еще не пользовался.

Эрб замедлил ход, дал такси отъехать на расстояние нескольких машин.

– Джек… а если нам придется в него стрелять?

Я знала, что он чувствует. Полицейские всегда были друг за друга. Арест полицейского или тем более стрельба в него тяжело воспринимались другими полицейскими. В полиции прочно укоренилось определенное умонастроение: «Мы против них». «Мы против своих» – это было недопустимо.

– Будем делать нашу работу. Если надо – положим его.

– Не могу поверить, что это дело рук Барри. Просто невероятно. Боже, да я считал его другом.

Мне тоже с трудом верилось в это. Я пыталась вспомнить каждую встречу с Барри Фуллером, какие-нибудь признаки того, что он оказался серийным убийцей, да еще с чудовищными отклонениями.

Но никаких признаков не было. Кроме головной боли. Фуллер нас всех одурачил.

– Эрб, но ты же знаешь, что самые страшные монстры всегда надевают самые лучшие маски.

Губы Эрба сжались в тонкую линию.

– Но все считали его хорошим парнем.

– Хорошие парни не кромсают тела женщин, каковы бы они ни были.

Такси свернуло вправо, на Рэндольф, и затем еще раз направо, на Стейт, остановилось напротив магазина Маршалла Филда.

– Пассажир вышел на пересечении Стейт и Рэндольф. Всем подразделениям приблизиться, но оставаться вне поля зрения, пока не заметим подозреваемого. Прием.

Холли Фуллер расплатилась с водителем и вошла в магазин. В это время Эрб парковался на стоянке. Я вставила наушник и прицепила микрофон к блузке. Сообщив подкреплению, что Холли вошла внутрь, мы с Эрбом поспешно направились в магазин.

Там было полно народу. Равное количество мужчин и женщин, все одеты совершенно по-разному – от деловой одежды до футболок и сандалий.

Мы заметили Холли, поднимающуюся на эскалаторе, и, выждав тридцать секунд, последовали за ней. Подсвеченная вывеска сообщала, что на пятом этаже размещается отдел домашнего интерьера.

На эскалатор стояла очередь, и мы заняли места среди остальных покупателей.

– Видишь ее?

– Вон там.

Я проследила его указательным пальцем и заметила Холли на эскалаторе двумя этажами выше. Ее платье легко было заметить, что навело меня на мысль о том, легко ли заметить нас с Эрбом. Мой толстый напарник не очень-то хорошо смешивался с толпой.

– Останься на третьем этаже, Эрб. Посмотрим, может, ты заметишь Фуллера. Затаись и жди.

Эрб кивнул. По микрофону я передала остальным, чтобы по моей команде они подтягивались к выходам.

Эрб сошел с эскалатора. Я поднялась дальше и нашла Холли на пятом этаже. Она рассматривала восточные ковры. Фуллера пока не было видно, но несколько дюжин покупателей заставляли меня нервничать. Слишком много народу, а я одна.

Мне это не нравилось. Совсем.

Я чувствовала, как учащенно бьется сердце. Ладони вспотели, во рту пересохло. Забитый людьми торговый центр – не то место, где можно стрелять.

Я смешалась с толпой, делая вид, что рассматриваю диванчики для двоих. Подошла продавщица, предложила помочь. Я вежливо отказалась, продолжая держаться на расстоянии от Холли, которая в это время отправилась смотреть шторы.

Лучший вариант: я застаю Фуллера врасплох, и он сдается без инцидентов.

Худший вариант: их много. Он – маньяк-убийца, отличный стрелок. Он вычислил все, что я смогу сделать, еще до того, как я это сделаю. Он знает, что окружен, выходы перекрыты. Знает, что скрыться в толпе ему будет проще простого.

– Кто-нибудь видел подозреваемого?

В наушнике прозвучала серия отрицательных ответов.

– Здесь слишком много народу. Мы проследуем за ним, когда он выйдет. Прием.

Это немного успокоило меня. Можно сесть ему на хвост, задержать на улице, где меньше…

– Я его вижу. – Голос Эрба с третьего этажа. – Поднимается по эскалатору. Одет в серые шорты и тренировочную майку без рукавов. Рабочая одежда. Он босой. Прием.

– Оставайтесь на местах. Мы не будем проводить задержание в магазине. Повторяю: оставайтесь на местах. Прием.

Я повернулась так, чтобы видеть эскалатор. Прошла минута, и неожиданно я осознала, что задерживала дыхание. Я медленно выдохнула.

Фуллер как будто вырос из-под пола, он казался гораздо крупнее, чем в офисе. Его манеры было резкими, раздраженными, глаза бегали, изучая окружающих. Я зашла за стойку и разглядывала его в щель между ними. Он прошел в пяти метрах от меня, направляясь к отделу, где продавались шторы.

– Объект на пятом этаже. Вижу его. Прием.

Холли стояла к нему спиной, поглощенная разглядыванием тканей. Заметив ее, Фуллер ускорил шаг. Он вытянул перед собой руки, огромные руки, и поднял их.

Я застыла, в крови бил адреналин. Слишком большое расстояние, чтобы стрелять. Я сразу перешла на легкий бег, собираясь достать оружие, но резко остановилась, увидев, что Фуллер подошел к жене сзади и, закрыв ей глаза, сыграл в «угадайку».

Она засмеялась, повернулась и, встав на цыпочки, поцеловала его. Фуллер протянул руку, и она подала ему спортивную сумку, которую принесла с собой. Они обменялись парой слов, еще раз поцеловались, и затем он повел ее из отдела, направляясь обратно к эскалатору.

Я повернулась и уставилась на ценник, болтающийся на бронзовой напольной лампе.

– Фуллер с женой направляются к эскалатору. Поднимаются. Всем оставаться на местах. Прием.

Я подождала полминуты, затем последовала за этой парочкой на следующий этаж. Женская вечерняя одежда.

– Они на шестом этаже, смотрят платья для коктейлей. Он выбирает одно, подает ей. Она качает головой. Он смеется. Теперь они идут к примерочным кабинам. Вошли.

Я прикинула план дальнейших действий. Можно оставаться на месте и ждать, когда они выйдут, или подойти поближе и проверить, не собирается ли Фуллер увеличить список жертв.

Они выглядели неплохо. Никакой враждебности. Улыбались друг другу и целовались.

Я решила подождать. Ведь они просто муж и жена, отправились за покупками. Даже несмотря на свое безумие, Фуллер вряд ли станет убивать свою жену в заполненном людьми магазине.

Ведь так?

 

Глава 20

Он готов убить эту сучку. Возбужденный этой мыслью он W чувствовал легкое головокружение. Как только она появится из той двери в модном платье от Дольче и Габбана, он охватит рукам шею и будет сжимать ее до тех пор, пока не сомкнутся его указательные и большие пальцы.

Он спрашивает тихо…

– У тебя там все нормально, крошка?

– Одну секундочку. Бюстгальтер не тот, надо его снять. Тебе действительно нравится это платье?

– Сначала мне нужно увидеть его на тебе.

– Я и не знала, что ты обращаешь внимание на моду, Барри.

Фуллер усмехается, вспомнив об изувеченном теле в багажнике его машины.

– Ты многого обо мне не знаешь, дорогая.

Фуллер стирает пот со лба, руки трясутся. Магазин забит покупателями, но никто не заходит в кабинки для примерки. Он сможет убить жену за тридцать секунд, а потом тихо уйти, прежде чем кто-нибудь заметит. Не забыть бы снять с нее кольцо и браслет, напоминает он себе. Будет не лишним остановиться в ювелирном магазине и пополнить счет, сдав бриллианты. Скорее всего, ему не дадут и половины цены, но он все равно не собирается оставаться тут и платить по счету.

– Ты готов, дорогой? – Голос Холли звучит, как колокольчик к обеду.

– Да, я готов.

– Туфли не подходят по цвету.

– Не важно. Я, пожалуй, зайду полюбоваться на тебя.

Дверь открывается, Фуллер входит в примерочную кабинку. Холли улыбается ему той самой фальшивой улыбочкой, предназначенной для фотосессии.

– Ну как?

Фуллер тоже улыбается, он напряжен до предела, его глаза широко раскрыты, мускулы на шее натянуты, как струны. В голове пульсирует огненный шар боли.

– Вот что я думаю.

Он вытягивает руки и тянется пальцами к ее обнаженной шее.

 

Глава 21

Я привыкла доверять своим инстинктам еще много лет назад, когда была новичком в полиции. Если казалось, что ситуация выходит из-под контроля, так обычно и бывало.

Мне показалось странным, что Фуллер столь поспешно последовал за женой в примерочную. Я никогда не видела, чтобы мужчины с такой охотой водили своих жен по магазинам, а быстрота, с которой он убедил Холли примерить платье, вызвала еще больше подозрений.

– Смена плана. Всем подразделениям подняться на шестой этаж, в северо-восточную кабину для примерки. Разрешается стрелять на поражение. Повторяю: разрешается стрелять на поражение. Прием.

Я повесила значок на шею и вытащила револьвер, которому явно надоело сидеть в тесной темной кобуре.

Несколько человек уставились на меня, приоткрыв рты. Я велела им держаться подальше.

Войдя в помещение, где располагались кабинки, я услышала булькающие звуки и хрип. Сдавленный крик. Я пошла на звуки, определила, из-за какой двери они доносятся. Дверь оказалась запертой изнутри.

Я сняла туфли, поставила поудобнее левую ногу, а другой ногой изо всех сил ударила в дверь рядом с ручкой.

Кусок косяка вылетел, дверь распахнулась внутрь. Я вскинула оружие.

Фуллер держал Холли за горло. Он тут же развернул ее так, чтобы закрыться ею, поэтому первый выстрел из моего «тридцать восьмого» был неудачным – пуля ушла в потолок.

Я быстро прицелилась, выровняв оружие и сжимая его обеими руками. Своей большой рукой Фуллер держал Холли за горло. Ее лицо было в слезах и потеках туши, губы искривились от жуткой боли.

Фуллер улыбался.

– Здравствуйте, лейтенант.

Я целилась ему в голову.

– Отпусти ее, Барри.

– Не получится, – усмехнулся он и сильнее сдавил горло жены.

Лицо Холли стало пунцовым. Она хрипела, вырывалась – но силы были неравны.

Мои руки начали дрожать. Я сильнее прижала палец к спусковому крючку.

– Черт возьми, Барри! Мы сможем во всем спокойно разобраться! Не вынуждай меня стрелять!

Я услышала выстрелы Фуллера за долю секунды до того, как пули, пробившие насквозь тело Холли, попали в меня. Такое ощущение, будто тебя ударили в живот.

Я инстинктивно выстрелила, попав Фуллеру прямо в лоб.

Мы все трое рухнули на пол тесной примерочной.

На полу лежал плюшевый ковер, мне было мягко и удобно. Я бросила взгляд на свой живот и увидела кровь. В голове пронеслась мысль, что одежда теперь испорчена, и это почему-то показалось мне забавным.

Слева, меньше чем в полуметре, уставившись на меня, лежала Холли Фуллер. Она моргнула, хотела что-то сказать, но изо рта у нее хлынула кровь.

– Молчите, – сказала я ей.

Она медленно кивнула. Потом закрыла один глаз, а второй так и продолжал смотреть на меня, пока жизнь покидала ее тело.

Рядом, опрокинувшись навзничь, лежал Фуллер. Из его головы текла кровь. Я заметила осколки кости, торчавшие в его волосах. Рука его все еще продолжала сжимать дымящийся пистолет.

– Сдохни, – прошептала я.

Но он пока не собирался этого делать.

Я услышала крики, затем передо мной появилось одутловатое взволнованное лицо Эрба. Я хотела сказать ему, чтобы он не расстраивался, но не могла выговорить ни слова.

Он вытащил у меня из рук «тридцать восьмой» и прикоснулся к моей щеке.

– Все будет нормально, Джек. Все будет нормально.

Но не для Холли Фуллер, подумала я. А потом мне стало слишком тяжело держать глаза открытыми, и я заснула.

 

Глава 22

Когда я проснулась, Лэтем держал меня за руку. Он улыбался.

– Привет, спортсменка. Всего час назад тебя доставили из хирургии. Из тебя вытащили две пули.

Я посмотрела вокруг, изучая палату и предметы в ней, а потом снова заснула.

Второй раз, когда я проснулась, рядом сидел Эрб.

– Доброе утро, Джек. Как себя чувствуешь?

– Живот болит, – сказала я или, вернее, попыталась сказать. Получилось что-то вроде «жволит».

– Сказать доктору, чтобы они дали тебе побольше морфия? Я покачала головой и попыталась сказать «нет».

– Пить хочешь?

Я кивнула. Эрб налил в стакан воды и осторожно поднес к моим губам. Я сделала два глотка, еще два потекли по подбородку.

– День? – выдавила я.

– Пятница. Ты спала приблизительно сутки.

– Олли?

Эрб недоуменно покачал головой.

– Уллер? – повторила я.

– А… Он в реанимации. Я расскажу все поподробнее, когда тебе станет лучше.

– Кажи щас.

– Вот что мы выяснили. Поправь меня, если ошибусь. Фуллер держал Холли за шею. Ты знала, что он вооружен?

Я покачала головой.

– Он прижал оружие к ее спине и попытался убить тебя, стреляя сквозь свою жену. Пули прошли сквозь нее и застряли в мышцах твоего пресса. Наверное, приседания все же полезная вещь.

Я хмыкнула. Приседания тут ни при чем. Пули несколько потеряли свою пробивную силу, пройдя сквозь Холли, поэтому не проникли в меня глубоко.

– Твоя пуля попала ему в голову. В основном пострадал череп. Доктора добрых десять часов вытаскивали осколки кости из его мозга. Но они нашли и кое-что поинтереснее.

– Что?

– У Фуллера была опухоль мозга. Размером с вишню. Ее они тоже удалили. Теперь его состояние стабилизировалось.

Я попросила еще воды, повторив процедуру с питьем и промыванием. Тихий голос внутри шептал: нужно было стрелять в Фуллера сразу, пока он не успел убить жену.

– Лэтем вернется с минуты на минуту. Пошел перекусить. Все эти цветы от него.

Эрб сделал широкое движение рукой, и я в первый раз заметила множество букетов, окружавших койку, мягкие игрушки и воздушные шары.

– Он не отходит от тебя, с тех пор как ты оказалась здесь, Джек. Он как Лэсси, ну помнишь сериал про ту верную добрую собаку?

– А как расследование? – пробормотала я. Мне не хотелось разговаривать о Лэтеме.

– В машине Фуллера мы нашли труп. Завернут в пластик, повсюду его отпечатки, хотя теперь это не имеет особого значения. Прокурор штата занят делами об убийстве двух других женщин – Айлин Хаттон и Дэви МакКормик, плюс Эндрюсы.

– А?

– Угу, да. Ты же не знала. Дилер и его мать. Оба застрелены. Свидетели видели крупного белого мужчину, выходящего из дома. Фуллер совершал одну ошибку за другой, будто бы явно хотел, чтобы его поймали.

Я глубоко вздохнула, почувствовав запах спирта и йода. Рука чесалась там, где была воткнута капельница, я почесала ее чуть повыше. Живот болел, не изнутри, как при язве, а снаружи, как будто меня избили. Я спустила простыню и заглянула под больничный халат. Эрб внимательно разглядывал ботинки, пока я исследовала большую повязку на животе.

После этого я поняла, что мне срочно нужно в туалет, и я умудрилась сесть на постели, спустив ноги на холодный пол.

– Ты куда это собралась?

– В уборную.

– Мне кажется, тебе не следует пока двигаться.

– Предпочитаешь сложить руки чашечкой и подержать их, пока я пописаю?

Эрб помог мне добраться до уборной.

Поднявшись с унитаза, я почувствовала головокружение, пришлось некоторое время постоять, держась за раковину, пока комната не перестала кружиться. Женщина в зеркале выглядела ужасно. Прическа – вообще кошмар. Лицо, с которого стерли макияж, выдавало возраст и усталость. Кожа была бледной, прямо как у подружек Деррика Рашло.

Естественно, мне «повезло»: когда я вышла из уборной в таком виде, в коридоре стоял мой парень.

На его лице была улыбка, которую только из милости я бы не стала называть идиотской, а в руках еще одна композиция из цветов, на сей раз поставленных в кофейную кружку с нарисованной на ней радугой.

– Привет, Джек. Ты здорово выглядишь.

Я поняла, что он говорит это совершенно серьезно.

То ли из-за таблеток, то ли из-за боли, но я разрыдалась прямо там. Он нежно придерживал меня, стараясь не причинять боли. Но я крепче прижалась к нему, не желая его отпускать.

– Я так счастлив, что с тобой все в порядке, Джек. Извини, что я тебе не перезвонил. Я тебя люблю.

Я хлюпала носом, пачкая его пальто.

– Я тоже тебя люблю, Лэтем. Я тоже тебя люблю.

 

Глава 23

Рекордно жаркое лето закончилось, наступили первые осенние холода. За три коротких месяца температура понизилась до десяти градусов. Это подтверждало мою мысль о том, что жить на Среднем Западе было бы гораздо лучше, находись он на шестьсот миль южнее.

Морозное утро вторника. Мистер Фрискис занят обдиранием тыквы, которую Лэтем купил на прошлой неделе. Кот не очень-то привязался ко мне, но по крайней мере и не нападал на меня. Больше похоже на договор о ненападении, чем на дружбу, но я все равно была рада его присутствию. Эти двенадцать недель были тяжелыми. Я еще не вернулась на работу, и хотя у меня был самый внимательный, терпеливый и понимающий парень на всем Северном полушарии, я чувствовала, что схожу с ума. – Хочешь молока, кот?

Мистер Фрискис прекратил атаковать вторгшееся в его жизнь растение и посмотрел на меня. Я отправилась к холодильнику, нашла нежирное молоко и налила немного в миску. Кот подождал, пока я отойду на безопасное расстояние, и начал лакать.

Я зевнула и потрясла головой, чтобы отогнать сонливость. Я каждую ночь принимала снотворное, и с утра все плыло у меня перед глазами.

Я снова зевнула, думая о том, хочется ли мне есть и когда же я ела в последний раз. Обедала вчера. Съели с Лэтемом по небольшому кусочку пиццы. Остатки лежали в холодильнике, но холодная пицца не очень-то подходила для завтрака. Я было подумала, а не сделать ли мне еще яичницу, но отбросила эту идею как неосуществимую, медленно дотащилась до спальни и забралась в постель.

Взяла пульт от телевизора. Положила обратно. Снова взяла.

Зря. Включился пятый канал. Шла передача о деле Фуллера и готовящемся судебном процессе. Я выключила телевизор и уставилась в потолок, стараясь отогнать непрошеные мысли.

Но они все равно лезли в голову.

– Я знаю, – сказала я вслух. – Нужно было сразу спустить курок.

Мне нравилось представлять, что я говорю это Холли Фуллер. Я от всей души хотела бы видеть ее всякий раз, как закрывала глаза или когда мне удавалось немного поспать.

Но на самом деле я с трудом могла вспомнить, как она выглядела. Вместо ее лица я видела свое.

Не надо быть психиатром, чтобы понять, что все это значит. Когда Холли погибла на моих глазах, я сильно разочаровалась в себе.

Тяжело быть своим собственным злым критиком. Кто-то постучал в дверь.

– Ты откроешь? – спросила я кота.

Кот не ответил, поэтому я завязала халат, с трудом заставила себя вылезти из постели и направилась к двери. В глазок я увидела улыбающееся лицо матери.

– Мама!

Когда я обняла ее, то снова почувствовала себя маленькой девочкой, хотя теперь я была на голову выше матери. Я уткнулась носом в ее плечо, чувствуя запах дезодоранта, которым она пользовалась уже сорок лет. На ней был пушистый свитер с высоким воротом, мешковатые джинсы, в руке алюминиевая трость.

– Жаклин, милая, как я рада тебя видеть!

– Почему ты не предупредила, что приедешь?

– Мы хотели сделать тебе сюрприз.

Я моргнула:

– Мы?

– Привет, Джек.

Услыхав этот голос, я невольно задержала дыхание. Отойдя от матери, я уставилась на человека, стоявшего рядом с ней и державшего красную розу.

– Привет, Алан.

Мой бывший муж по-мальчишески улыбнулся мне. Прошедшие десять лет не сильно изменили его. У него все еще были густые светлые волосы, подтянутая фигура. Морщин вокруг глаз и рта, по-моему, прибавилось, но выглядел он почти так же, как в тот день, когда он покинул меня.

– Алан любезно согласился помочь мне добраться из аэропорта. Мы задумали эту поездку еще две недели назад.

Я завязала пояс потуже и заговорила с матерью, не отводя взгляда от бывшего мужа.

– Мам, может, все же стоило предупредить меня?

– Чепуха. Ты бы сказала «нет».

– Мам…

– Мы взрослые женщины, Жаклин. Я не думала, что это будет проблемой. Ну, так как, ты собираешься пригласить нас войти или нам разбить лагерь в коридоре?

Алан поднял брови, все еще улыбаясь. Вместо ответа я повернулась к нему спиной и направилась в комнату.

– У тебя найдется кофе, Жаклин?

– Сейчас сварю.

Я вошла на кухню, сжав губы. Обычно кофе являлся важнейшей частью моего рабочего дня, но, поскольку сейчас я жила не по расписанию, в кофеине потребности не было. Но я все же вспомнила, как работает кофеварка. Когда я поставила кофе вариться, на кухню вошел Алан и прислонился к стойке.

– Я проявил большую бестактность? – спросил он. На нем были синие джинсы, белая рубашка и знакомый выцветший замшевый пиджак.

– А ты думаешь – нет?

– Нет.

Я хотела сказать что-нибудь обидное, но у меня на это не хватило сил. Наверно, появятся после кофе.

– Как жизнь?

– Прекрасно. Нормально. Хорошо.

– Я слышал, в тебя опять стреляли.

– Я не знала, что ты осведомлен о первом случае.

– Твоя мама информировала меня.

Я сложила руки:

– С каких пор?

– Всегда.

– И что это значит?

– Со времени нашего развода мы с Мэри поддерживаем связь.

Я хмыкнула:

– Чепуха!

– Почему чепуха? Я всегда любил твою маму. И тут я его поймала.

– И любовь долго мешала тебе уйти?

Алан почти незаметно кивнул.

– Жаклин! – позвала мама из гостиной. – Ты не говорила, что у тебя есть кот!

– Мама, нет!

Я пронеслась мимо Алана, надеясь предотвратить несчастье, и с безмерным удивлением увидела, что мама держит Мистера Фрискиса на руках и почесывает ему голову.

– Он восхитительный. Как его зовут?

– Мистер Фрискис.

– О! Ну, не важно. Он все равно восхитительный.

– Лучше отпусти его, мам. Он не очень любит людей.

– Чепуха. Похоже, я ему нравлюсь.

– Тогда почему он рычит на тебя?

– Он не рычит. Он мурлычет.

Вот зараза. Для меня проклятый кот никогда не мурлыкал. Ни разу.

Мама прошлась по квартире, разглядывая ее. Она постучала костяшками пальцев по большой картонной коробке.

– А что ты упаковываешь, дорогая? Хочешь убрать ненужные вещи?

– Да. – Я еще не говорила маме о переезде к Лэтему.

– Отлично. Будет больше места.

Она радостно посмотрела на меня, полная сил и жизни, совсем не похожая на ту женщину, которую несколько месяцев назад я видела на больничной койке.

– Ты решила переехать ко мне? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал жизнерадостно.

– Да, решила. Сначала я была категорически против твоих предложений, но потом передумала. Вряд ли за мной придется ухаживать. Просто мое время подходит к концу, и мне захотелось провести остаток жизни вместе с моей дочерью.

Я улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась естественной. Мама приехала именно тогда, когда, оставив все попытки убедить ее переехать ко мне, я решила перебраться к Лэтему.

Это его убьет.

И, по правде говоря, меня тоже.

– Я скоро нашла покупателя для своей квартиры во Флориде. И привезла с собой документы, чтобы ты их подписала.

– Здорово.

– Я смогу переехать на следующей неделе.

– Здорово.

Мама отпустила кота и, прихрамывая, подошла ко мне, дотронулась до моей щеки.

– Мы поговорим позже, дорогая. Я прилетела ранним рейсом и очень устала. Не против, если я прилягу на диване?

– Ложись на мою кровать, мам.

Хотя бы кому-то она пригодится. Для чего-нибудь.

– Пойди перекуси с Аланом. Я знаю, вам о многом надо поговорить.

Она нежно потрепала меня по щеке и ушла в спальню. Алан стоял у окна, засунув руки в карманы.

– Завтракать будешь? – спросил он.

– Нет.

– Мне лучше уйти?

– Да.

– Ты принимаешь что-нибудь от депрессии?

– Почему ты решил, что у меня депрессия?

Он почти незаметно пожал плечами. Большинство эмоций Алана были еле незаметными.

– Твоей маме кажется, что тебе сейчас кто-то нужен.

– И ты прибежал меня спасать? Ну разве это не странно, учитывая, что последний раз, когда мне был кто-то нужен, ты скрылся, как вор в ночи?

Он улыбнулся:

– Я не скрылся, как вор в ночи.

– Нет, скрылся.

– Я ушел ранним вечером и абсолютно ничего с собой не прихватил.

– Ты прихватил мой пиджак.

– Какой пиджак?

– Тот, который сейчас на тебе.

– Это мой пиджак.

– Но его всегда носила я.

– Почему бы нам не поспорить об этом за завтраком?

– Я не хочу завтракать.

– Но тебе же надо есть.

– Откуда ты знаешь, что мне надо?

Алан прошел мимо меня, и я задумалась, подействовали ли на него мои слова или нет. Я последовала за ним на кухню.

– Я спросила: откуда ты знаешь, что мне нужно?

– Я слышал.

Он нашел чашку, налил кофе и протянул ее мне.

– Я не хочу кофе.

– Хочешь. Ты всегда нервничаешь, пока не выпьешь чашку кофе.

– Я вовсе не бешусь, – сказала я жалобным тоном.

Алан рассмеялся, мне пришлось прикусить губу, чтобы тоже не засмеяться.

– Ладно. Давай сюда.

Он дал мне чашку, я сделала глоток и приятно удивилась – кофе был отличный.

– Если не хочешь выходить из дому, я могу приготовить завтрак. – Алан открыл холодильник и вытащил яйцо. – Это последнее. Можем поделиться.

– Мою половинку сделай с целым желтком.

Я села за стол и наблюдала, как Алан ищет сковороду. Вернулись воспоминания. Приятные. Алан почти каждое утро готовил завтрак, все десять лет нашей совместной жизни.

Найдя сковороду, он снова открыл холодильник:

– Масла нет?

– Я некоторое время не ходила по магазинам.

– Это видно. А это что – лайм или картофелина? – Он вытащил зеленовато-коричневый предмет.

– Кажется, это помидор.

– На нем что-то растет.

– Оставь его. Может понадобиться – вдруг я поймаю какую-нибудь стафилококковую инфекцию.

Он швырнул помидор в мусорную корзину и нашел две розовые картофелины, половинку луковицы, полбутылки шардоне. Из морозилки вытащил пакет овощного салата и фунт копченой свинины. Затем прошелся по шкафам, освободив из заточения немного оливкового масла, специй и кувшин сальсы.

– Не очень аппетитная комбинация продуктов, – заметила я.

Он подмигнул:

– Приходится работать с тем, что есть.

Я пила кофе и в течение двадцати минут смотрела, как он чистил картошку, жарил мясо, нарезал лук и овощи, добавлял сальс. Потом залил все это оливковым маслом и белым вином, бешено перемешал и разложил содержимое на две тарелки.

– Крошево «а ля Дэниелс». – Он поставил передо мной тарелку.

– Пахнет приятно.

– Если не понравится, есть еще пицца. Подожди.

Он выложил со сковороды на мою тарелку кусок глазуньи из одного яйца.

– Бон аппети.

Я попробовала, потом еще и еще, и вскоре еда переправилась из тарелки в мой рот со скоростью конвейера.

Мы не разговаривали во время завтрака, но тишина нас не смущала.

Когда я все съела, Алан убрал тарелку и снова налил мне кофе.

– Все еще злишься? – спросил он.

– Немного. Я думала, все эти годы у нас было негласное соглашение.

– Какое?

– Ты не звонишь мне, я не звоню тебе.

Он кивнул, ставя тарелку в посудомоечную машину.

– Я никогда не звонил тебе, Джек, потому что знал, что это будет больно.

– Не очень-то ты думал, что мне будет больно, когда уходил.

– В данном случае я говорю не о тебе.

– Ты хочешь сказать, это тебе было бы тяжело звонить мне?

– Да.

Что я могла на это сказать? Я сказала: «А-а-а».

Алан закрыл мойку, затем сел напротив и наклонился ко мне.

– Ну как жизнь? – спросил он.

– Хорошо.

– Я же знаю, что это не так, Джек.

– Откуда?

– Все еще мучает бессонница?

Я отвернулась.

– Да.

– Чувствуешь вину за смерть жены того полицейского?

– Не совсем. Меня оправдали, стреляла я точно по правилам.

– Но тебе этого мало. Ты же должна быть совершенной, а иначе не сможешь жить в мире с собой.

Я чувствовала, как стена, возведенная за последние десять лет, начинает рушиться. Мне следовало ненавидеть Алана. Только так у меня получилось прожить эти годы.

– Ты напрасно думаешь, что знаешь меня.

Он откинулся на спинку стула:

– Как ранение?

– Почти прошло, слава богу. Лэтем мне очень помог.

– Лэтем?

– Мой бойфренд.

Я пристально посмотрела на Алана, но он никак не отреагировал. Не знаю, почему, но это меня разочаровало.

– Наверное, поэтому ты думаешь, что у меня не все в порядке. Мне просто нужен партнер.

– Это из-за этого ты так ослабела? Вспомни то время, когда я потянул спину?

Я улыбнулась:

– Три самые ужасные недели нашей жизни. Хотя… продуктивные. За это время я удвоила число арестованных мною.

– А помнишь, что было, когда спина прошла?

– Ага. Мы наверстали упущенное, не так ли?

– Это точно. Из-за этого я снова потянул спину.

Мы оба засмеялись, и я подумала, как легко он увел разговор от Лэтема.

– Я люблю его. Лэтема, я имею в виду.

Алан встал и подошел ко мне.

– Это хорошо. Ты заслужила.

– Он замечательный. Тебе понравится.

Он положил руку мне на плечо:

– Надеюсь, у меня будет возможность с ним познакомиться.

Он наклонился, вторгаясь в мое личное пространство.

– Что ты делаешь?

– Как ты думаешь, мы сможем снова быть вместе?

– Не думаю.

– Докажи.

– Как?

– Поцелуй меня.

– Нет. У тебя нет такого права.

– Я совершил ошибку, уйдя от тебя. Поэтому сейчас решаешь ты. Мне надо знать, остались ли у тебя какие-нибудь чувства ко мне.

– Алан…

– Я все еще люблю тебя, Джек. Всегда любил. Я ушел не потому, что разлюбил тебя. Просто я не мог соперничать с твоей работой. Она занимала все твое время, и для меня ничего не оставалось. Кроме того, я постоянно волновался – а вдруг ты не придешь домой?

– Ничего не изменилось, Алан.

– Я изменился. Теперь я с этим справлюсь. Снова видеть тебя…

Я сказала: «Не…», – но его губы прикоснулись к моим, и я не остановила его, не отодвинулась сама, и вся наша жизнь пронеслась в моей памяти, все приятное в ней; я просто закрыла глаза, коснулась своим языком его, и на мгновение задумалась о том, что могло бы быть между нами.

Потом я остановилась и отстранила его.

– Я люблю другого человека.

– Знаю.

Я провела пальцами по его губам:

– Ты причинил мне боль, Алан.

– Знаю.

– Я не хочу снова повторять все это.

Но когда он опять поцеловал меня, я поняла, что хочу именно этого.

 

Глава 24

Мы с ним не спали, но я все равно чувствовала себя страшно виноватой.

Когда поцелуи сменились объятиями и тому подобным, я остановилась и пошла взглянуть на маму.

Она с глупой улыбкой на лице мирно посапывала на кровати. Я была понятливой. Прийти сюда с Аланом было частью какого-то ее грандиозного плана, и, судя по всему, пока все шло, как надо.

Насколько я понимала, она была права.

Я потащилась в ванную, приняла холодный душ и оделась в самую непривлекательную одежду, которая у меня была – один из старых свитеров Лэтема и потертые джинсы.

Я подыскивала в шкафу самую страшную пару обуви, когда услышала крик.

Алан.

Револьвер лежал на столике в спальне, я схватила его и побежала в гостиную. Алан корчился на диване, а Мистер Фрискис пытался отгрызть ему ухо.

Я поняла, что целюсь в них, опустила оружие и положила его на столик, затем попыталась отцепить кота от бывшего мужа.

– Плохой котенок. Отпусти его ухо.

Я потянула. Алан закричал:

– Осторожно, Джек. Он зацепился за хрящ.

– Подожди. Я сейчас вернусь.

– Быстрее! Он уже пережевывает мое ухо!

Я нашла игрушечную мышку под диваном и поболтала ею перед носом Мистера Фрискиса.

– Успокойся, кот. Отпусти его. Отпусти.

Кот успокоился, я убрала его с дивана и поставила на пол.

– Я просто сидел тут, а он вдруг набросился. Сильно идет кровь?

– Да.

– Придется накладывать швы?

– У тебя не хватает половины уха.

Не на шутку встревоженный, Алан попытался взглянуть на свое ухо.

– Правда?

– Ну, попробуем дать коту слабительного. – Я старалась говорить серьезным тоном. – Может, удастся пришить кусок уха обратно.

Он понял, что я издеваюсь, и швырнул в меня диванной подушкой.

Я пошла на кухню за бумажными полотенцами. С тех пор как у меня появился Мистер Фрискис, я стала покупать их гораздо больше.

– Больно. – Алан слегка прижал руку к уху и недовольно нахмурился.

– Да ну, перестань хныкать. Ничего страшного.

– Тебе легко говорить. Теперь у меня очки будут держаться только на одном ухе.

– Все будет нормально. Если хочешь, я одолжу тебе несколько своих сережек. – Я протирала царапины. – У тебя хватит дырок на шесть или семь сережек.

– Очень смешно. А что вообще происходит с котом?

– Сама пока не пойму. Прижми тут, вот так. Я принесу спирт.

Алан застонал, и я отправилась на поиски.

Щедрая порция спирта, вылитая на царапины, поубавила волнение Алана, и он молчал, пока я накладывала ему повязку. В душе я поблагодарила Мистера Фрискиса за временную передышку.

Я предложила посмотреть фильм, пока не проснется мама, и предоставила Алану на выбор «Завтрак у Тиффани» и «Королевская свадьба», единственные кассеты, которые у меня были. Пока мы обсуждали достоинства каждой из картин, зазвонил телефон.

– Джек? – Это был Эрб. – Как дела?

– Лучше, – сказала я. Это была правда. – Звонишь, чтобы проверить, все ли в порядке?

– Нет. Нам… э-э-э… нужно, чтобы ты пришла.

– Я думала, у меня пока еще отпуск на лечение.

– Отпуск отменяется. Прямой приказ от капитана Бейнса. Ты нам еще вчера была нужна.

– В чем дело, Эрб?

– Фуллер.

– Дай мне двадцать минут.

Алан уставился на меня. Я поняла, что это была сцена из нашей прошлой совместной жизни – мне звонят, и я несусь на работу.

Но мы уже не были женаты, поэтому я не чувствовала себя виноватой.

– На кухне в фарфоровой лягушке на холодильнике есть запасной набор ключей, – сказала я ему. – Передай маме, что она может позвонить мне на сотовый.

Я на цыпочках пробралась в спальню и переоделась, не разбудив мать. С прической я долго возиться не стала – сделала простой короткий хвостик. На макияж тоже потратила не больше двух минут.

Алан сидел на диване и глядел в выключенный телевизор. Я взяла револьвер со столика и сунула в кобуру.

– Будь осторожна, – сказал он, не глядя на меня.

– Ты будешь здесь, когда я вернусь?

Он повернулся, посмотрел мне в глаза и слегка наклонил голову влево, как бы оценивая меня.

– Я снял комнату в гостинице на неделю. Думаю, загляну к нескольким друзьям, пройдусь по разным местам.

Я почувствовала облегчение.

– Ладно, скоро увидимся.

– Поужинаем сегодня?

– Я, наверное, поздно приду.

– Мне не привыкать тебя ждать.

Я кивнула, надела плащ и вышла.

В Чикаго пахло осенью, то есть к запаху мусора и выхлопных газов добавился запах гниющих листьев. Дул ветер, тротуары после недавнего дождя были влажными.

Когда я добралась до участка, там меня уже ожидало целое сборище. Эрб Бенедикт, купивший новый костюм в честь избавления от десяти лишних килограммов, наш босс капитан Бейнс и помощник прокурора штата Либби Фишер.

Стивен Бейнс был капитаном двадцать шестого участка так долго, что его предшественника уже мало кто помнил. Он был невысокий, полный, лысеющий. С облысением он боролся при помощи парика, который выглядел бы довольно естественно, если бы не отсутствие в нем седины, поскольку усы у капитана были практически полностью седые.

Либби Фишер была моей ровесницей, любительницей дорогой одежды. На ней был пиджак от Голтье и юбка до самых коленей, которая стоила столько, сколько я получала за месяц. Жемчужное ожерелье, красные туфли-лодочки от Кеннета Коула и маленькая красная сумочка от Луи Вуиттона довершали ее костюм.

Либби много улыбалась. Я бы тоже улыбалась, будь у меня столько стильной и дорогой одежды.

– Как живот?

В устах Бейнса это звучало почти как трогательная забота о моем здоровье.

– Лучше, – ответила я. – Думаю, что…

– Мы хотим еще раз прокрутить дело Фуллера, – прервала меня Либби, мило улыбаясь.

Я не могла скрыть своего удивления.

– Зачем, черт побери? Есть что-то новенькое?

– Кое-что. Опухоль мозга, которая плавает в пробирке с наклейкой «Вещественное доказательство А».

Бейнс нахмурился:

– Ты, наверное, знаешь, Фуллер с тех пор, как очнулся после операции, утверждает, что у него амнезия. Говорит, что об убийствах ничего не помнит.

Либби встала и подошла к окну.

– И пока что наши психологи не могут его расколоть.

Я скрестила руки на груди.

– Выходит, виной всех этих убийств была опухоль мозга?

Либби продолжала смотреть в окно.

– Именно такую версию выдвигают его адвокаты. Опухоль находилась в лобной доле мозга, отвечающей за неадекватное поведение. Она управляет эмоциями, осознанием личности, дифференциацией между правильным и неправильным. Эксперты просто из кожи вон лезут, объясняя присяжным, как такая опухоль радикально изменяет личность человека. Адвокаты Фуллера, конечно, ухватились за это и собираются доказать его невменяемость во время преступлений. Во мне продолжал нарастать гнев.

– Если его признают невменяемым, то все равно посадят, так?

– Нет. Если они докажут, что во время совершения преступлений он был невменяем и это состояние было вызвано опухолью, то он свободный человек. Нет опухоли – нет невменяемости. И ублюдок просто уйдет от возмездия.

– Боже!

Бейнс пристально посмотрел на меня:

– Ты полностью готова к работе, Джек?

Я не думала, что полностью готова, но чувствовала – что-то назревает, и потому согласно кивнула.

– Хорошо, – продолжил Бейнс. – Я хочу, чтобы ты с ним поговорила.

– С Фуллером? Зачем?

– Если он во всем сознается – замечательно. Но мне интересно узнать твое мнение – придуривается он или нет.

– Если он притворяется, мы получше спланируем наши дальнейшие действия, – добавила Либби.

– Подозревается, что он лжет?

– Хорошо, если бы было так. – Либби отошла от окна и села на место. – Но мы просто не знаем. Его опрашивали больше дюжины человек: психологи, адвокаты, полицейские, доктора. Пока что неколебим.

– Проверяли на детекторе лжи?

– Однажды. У них. Ничего не вышло. Еще одна проверка назначена на завтра, ее будет проводить один из наших специалистов.

Немного подумав, я спросила:

– Почему я? – Моя работа – арестовывать преступников. Допрашивать их – для этого есть более подготовленные специалисты.

Бейнс поскреб свою искусственную шевелюру:

– Ты ведь работала с Филлером несколько лет. Ты хорошо его знаешь. Ты не его адвокат, поэтому сможешь понять, лжет он или нет. Тем более ты знаешь, какую шумиху подняли репортеры.

– Я же не профессиональный следователь, капитан. Я не хочу, чтобы он вернулся на свободу, но я не думаю, что…

– Тут есть еще кое-что, Джек.

– Что?

Бейнс пристально посмотрел на меня:

– Фуллер просил встречи с тобой. Именно с тобой.

– Со мной? Зачем?

Либби придвинулась совсем близко, словно мы были закадычными подругами и делились секретом:

– Мы не знаем. Он не назвал причины. Но со времени задержания он постоянно говорит о Дэниелс. Адвокаты посоветовали ему не отвечать на наши вопросы, и он вообще долго молчал. В конце концов он согласился на разговор – без адвоката, но только с тобой. Конечно, все, что он скажет, не будет использовано как улика, но это может присутствовать в твоих показаниях.

Я снова вспомнила произошедшее. Выбивание двери. Мое требование отпустить жену. Пули, выпущенные в Холли и попавшие в меня.

Я вздохнула:

– Что ж, придется с ним поговорить.

– Он в окружной тюрьме. Ты будешь говорить с ним в комнате для свиданий. Одна. Между вами будет прозрачная перегородка. Ты знаешь, как это делается.

– На мне будет микрофон?

Либби разгладила юбку.

– Мы знаем, производить запись разговора без согласия сторон незаконно, тем более что это не может быть использовано в качестве улики. Как судебный исполнитель, я не могу допустить подобного нарушения закона и сразу должна докладывать о таких вещах. Но, просматривая старые дела, я нашла пару интересных определений. Одно называется – «Освежить воспоминания», другое – «Запись для дискредитации».

Затем в течение пяти минут Либби объясняла, как незаконная запись может быть использована в суде. Когда она закончила, Бейнс проговорил:

– Надо сказать, я не желаю, чтобы производилась незаконная запись разговоров с подозреваемыми, особенно в моем участке. И особенно вот с таким диктофоном с голосовым включением.

Бейнс положил на стол плоское электронное устройство. Я сунула его в карман.

– Когда я смогу встретиться с ним?

– Встреча назначена через час. Удачи, Джек. Надеюсь увидеть к утру подробный рапорт на моем столе.

Либби встала и пожала мне руку.

– Знаешь, ты могла бы избавить от этого всех нас, если бы стреляла на дюйм ниже.

Об этом я и сама уже давно думала.

 

Глава 25

Мы сидели на цветных пластиковых стульях в небольшой забегаловке, Эрбел сосредоточенно жевал, а я смотрела в окно. Шел дождь. Над коричневыми и черными унылыми тонами города с умирающими деревьями ползли серые облака.

Наверное, где-то в пригородах лежали кучи желтых осенних листьев, ожидавшие, когда кто-нибудь прыгнет в них, но здесь были лишь коричневые лоскутки чего-то, превращавшиеся под дождем в комья грязи.

– Когда я была маленькой, мама каждую осень брала меня в Висконсин, чтобы посмотреть, как желтеют листья и опадают. Они так славно шуршали под ногами. Но меня тогда это не впечатляло. Наверное, молодым несвойственно замечать этой умирающей осенней красоты.

– Наверное, – сказал Эрб, обращаясь к сандвичу с мясом, лежавшему перед ним на тарелке. Безуглеводная диета, которую он соблюдал, исключала хлеб, поэтому Эрб убрал его и занялся протеинами.

– Эрб, о чем ты вспоминаешь, когда думаешь об осени?

– Об индейке в День благодарения.

– А зимой?

– О рождественской индейке.

– Весной?

– Об окороке на Пасху.

– Все понятно. О празднике живота… – усмехнулась я.

– Ты собираешься доедать свой ростбиф? – спросил он.

Я открыла Эрбу доступ к недоеденному блюду, и он вилкой стянул к себе мясо.

– Не понимаю, как потребление такого количества жира может идти человеку на пользу.

– Сам не знаю. – Эрб открыл пакетик с майонезом, выдавил содержимое на мясо и отправил его в рот. – Но это работает.

– Да. Выглядишь ты здорово.

Он хмыкнул, будто сам себе не веря.

– Эрб, тебя что-то беспокоит?

Он снова хмыкнул.

– У тебя что, в горле застрял холестерин?

– Все дело в Бернис.

– У нее все нормально?

Он пожал плечами.

Обычно он каждый день сообщал мне новые сведения о Бернис, но, поскольку меня не было на работе, я видела Эрба всего раза три. И каждый раз, перегруженная собственными проблемами, забывала спросить о его.

– В чем дело, Эрб?

– Мы поссорились. Ей не нравится мой новый стиль жизни.

– Что именно? Диета?

– Сбрасывание веса – только часть этого. Ей не нравится моя машина. Она жалуется, что постоянный секс ее уже достал. Близится отпуск, в это время мы обычно отправляемся в Калифорнию, к ее друзьям. Мы так делаем уже двадцать лет. В этом году я хочу поехать в Лас-Вегас.

– Вы можете сделать и то и то. Проведите несколько дней в Лас-Вегасе, а потом – с ее друзьями.

– На хрен ее друзей.

Это было самое злое высказывание, которое когда-либо вылетало из его уст.

Я хотела поговорить об этом подробнее, но Эрб посмотрел на часы, доел последний кусок мяса и встал.

– Мы опоздаем, – как я догадалась, сказал он, поскольку говорилось это с набитым ртом.

Он вышел на улицу, я последовала за ним. Пока мы ехали в машине, я хотела поговорить о его проблеме, но Эрб решительно пресек это мое намерение.

Окружная тюрьма простиралась от 26-й стрит и Кэл до 31-й и Сакраменто – самый крупный центр предварительного заключения в Штатах. Восемь тысяч шестьсот пятьдесят восемь мужчин и женщин размещались в одиннадцати корпусах. Большинство обитателей находились там в ожидании суда, после которого их освобождали или отправляли куда-либо подальше. Другие отбывали здесь короткие сроки – девяноста дней и менее.

Я быстро проверила микрофон и убедилась, что он работал прекрасно.

Нас пропустили за ограду, и мы быстро нашли одиннадцатое отделение, где содержался Фуллер. Снаружи чистое белое здание было больше похоже на государственное учреждение, чем на тюрьму с усиленной охраной.

Однако внутри это впечатление менялось. Нас встретил старший офицер, Джек Карвер, тучный человек с влажным рукопожатием. Мы расписались, сдали оружие и последовали за Карвером вглубь здания.

– Он просто примерный заключенный. – Голос Карвера был похож на звук циркулярной пилы. Наверное, пил или курил или и то и другое. – С ним вообще нет никаких проблем.

– Как он охраняется? – спросил Эрб.

– Он в изоляторе. Нельзя сажать копов к обычным заключенным.

– Вы с ним виделись?

– Конечно. Так, кое о чем поговорили.

– И что вы о нем думаете?

– Довольно приятный парень.

– Он лжет про амнезию?

– Если да, то он лучший лжец из всех, кого я знаю, а я работаю надзирателем почти тридцать лет. Ну вот и пришли. – Мы остановились возле белой металлической двери с квадратным окном на высоте глаз. – Комната для свиданий. Располагайтесь, у вас есть полчаса. Просто постучите в дверь, когда соберетесь уходить или если он начнет буянить. Я сразу же приду.

Карвер открыл дверь и пригласил меня внутрь. Я нажала кнопку записи на микрофоне и вошла.

Комната была маленькая, четыре на четыре, освещенная лампами дневного света. В комнате пахло человеческим телом и отчаянием. В центре стоял складной стул, развернутый к исцарапанной плексигласовой перегородке, укрепленной стальными полосами и разделяющей комнату надвое.

Барри Фуллер сидел по другую сторону, у него было довольное выражение лица. Выглядел он в тюремной одежде – оранжевом комбинезоне с номером на груди, в наручниках, цепью соединенных с кандалами на ногах – несколько опухшим, но очень спокойным, я бы сказала, умиротворенным.

– Спасибо, что пришли, лейтенант. Пожалуйста, садитесь.

Я кивнула, села напротив него, держа спину прямо и сведя колени вместе.

– Здравствуйте, Барри. Вы хорошо выглядите.

Он улыбнулся и, склонив коротко стриженную голову, провел пальцем по шраму.

– Лечение тут хорошее. А как вы? Мне сказали, что вы получили две пули в живот.

– У меня все нормально, – ответила я ровным голосом. – По крайней мере, мне гораздо лучше, чем вашей жене.

Фуллер поник. Его глаза покраснели и заслезились.

– Холли, моя любовь. Я не могу поверить, что сделал это.

– Но все же вы это сделали. Я видела, как она истекала кровью рядом со мной.

Фуллер всхлипнул. Звеня цепочкой, поднял руки и потер глаза, отчего они стали еще краснее.

– Я знаю, как это звучит, лейтенант. Но представьте, однажды вы просыпаетесь, и все начинают рассказывать вам про ужасные поступки, совершенные вами. Поступки, о которых вы совсем не помните.

– Во всем виновата злокачественная опухоль мозга, да?

– Я любил свою жену! – Голос Фуллера надломился. – Я бы никогда не убил ее, если бы осознавал, что я делаю. Боже, Холли.

Его плечи опустились. Умелое притворство? Или он действительно сожалел об этом?

– Зачем вы хотели видеть меня, Фуллер? Без адвокатов. Что вы хотели мне сказать?

– Я хотел поблагодарить вас.

Я была ошеломлена.

– Что?

– Поблагодарить вас. За то, что остановили меня до того, как я мог еще навредить кому-нибудь. И вдобавок я хотел извиниться за то, что мне пришлось стрелять в вас.

Я внимательно посмотрела на него:

– Весьма трогательно, Фуллер. Я действительно глубоко тронута. Ваши слезы заставили меня забыть обо всех женщинах, которых вы убили с особой жестокостью.

– Ничего этого я не помню. И отчасти рад этому. Не знаю, как бы я жил, помня о том, что я натворил.

– Вы не помните Дэви МакКормик? Как отрубили ей руки, надели на них мои наручники и ваш больной приятель Рашло забросил их в морг?

Фуллер отрицательно покачал головой.

– А Айлин Хаттон? Вы кусали ее так, что у нее вырваны куски плоти.

– Пожалуйста, не надо.

– Какая она на вкус, Барри? Вы помните?

– Я ничего не помню. Пора было говорить серьезно.

– Готова поспорить, что помните. Помните, какое это было удовольствие – отрезать ей голову. Я представляю, как радовало вас ощущение собственной силы и власти. Вы еще и поимели ее, не так ли? Не помните случайно, было это до или после того, как вы вырвали у нее сердце?

Барри сейчас можно было снимать на камеру – он громко рыдал. Но я не купилась на это.

– Хватит притворяться, Барри. Я знаю, что ты лжешь. Ты помнишь каждую деталь. Готова поспорить, по ночам ты с удовольствием вспоминаешь об этом в своей одиночке. Меня тошнит от тебя. Я надеюсь, твою задницу поджарят на электрическом стуле, и плевать на эту твою опухоль, проклятый ублюдок.

Когда Фуллер отнял руки от лица, я увидела, что он улыбается. Я ожидала чего угодно – гнева или возмущения, но он выглядел довольным.

– Вы записываете разговор, не так ли, лейтенант?

Я промолчала.

– Вы хотите, чтобы я был честен, но сами не хотите говорить правду. Покажите микрофон.

Я задумалась. Узнать, лжет ли Барри или говорит правду, казалось мне сейчас самым важным. Я вытащила микрофон и выключила его.

– Хорошо, Барри. Только ты и я. Ты собираешься прекратить эту глупую игру в амнезию и говорить нормально?

Фуллер закрыл глаза, хлопнул руками и сложил их как для молитвы. Затем потер лицо рукавом.

– Лук. – Он выдохнул. – Под ногтями. Постоянные слезы, благодаря куриному супу, которым обеспечивает нас исправительная система. Довольно неплохо получается, а? Как вы думаете, стоит еще над чем-нибудь поработать до того, как я предстану перед судом?

Я почувствовала, что холодею.

– Что ты помнишь, Барри?

– Я помню все, Джек.

– Убийства?

– Каждую деталь. И ты была права. Ночью, один в своей камере, я развлекаю себя воспоминаниями. Нет ничего лучше истекающей кровью, кричащей от боли шлюхи. Придется перебиваться воспоминаниями, пока меня не выпустят отсюда как невменяемого.

Он подмигнул мне, отчего в животе у меня все перевернулось. Я почувствовала что-то такое, чего уже давно не чувствовала.

– Значит, не было каких-то особых причин? Только жажда крови?

– Жажда крови? Ты говоришь так, как будто разочарована. Разве есть лучшие причины для убийства? Деньги? Месть? Жажда крови намного чище и сильнее.

– Ты социопат.

– Вообще-то нет. У меня здесь много свободного времени, чтобы почитать, разобраться. Согласно психологии, я страдаю приступами эпизодической дезорганизованной агрессии. Я испытываю сочувствие к жертвам, но вынужден игнорировать его, чтобы достичь высшей точки.

– Высшей точки в убийстве?

– Головная боль, Джек. Ужасные головные боли. Может, это из-за опухоли, но меня они терзали всю жизнь, а опухоль у меня, как мне сказали, не больше года. После очередного убийства боль уходила. Я понял, что это как-то связано с эндорфином. Эндогенный морфин. Организм вырабатывает его, чтобы блокировать боль, и он в сотни раз мощнее, чем равная доза героина. После убийства я чувствую прилив эндорфина. По крайней мере я так думаю. Хотелось бы спросить об этом тех мозгоправов, которые круглые сутки шпионят за мной, и узнать, что они об этом думают, но я не должен выходить из своей роли.

– Но теперь опухоли нет.

– Это не важно, Джек. Я подсел на убийства.

Он ухмыльнулся, глаза его были черными и безжизненными, как у акулы.

Я встала, не желая слушать его дальше. Я узнала все, что хотела.

– Уже уходишь, Джек? Но я еще не рассказал тебе о своих планах.

– О каких планах?

– О том, что я собираюсь делать, когда выйду на свободу. Я найду тебя, Джек. – Он высунул язык и скованными руками стал тереть свой пах. – Мы отлично проведем время, лейтенант. У меня есть кое-какие задумки по поводу тебя и твоего жирного напарника. Я и раньше ненавидел тебя за то, что ты не пустила меня в отдел расследований. А после того как ты упекла меня сюда, я ненавижу тебя еще больше. И скоро я доберусь до тебя.

Я повернулась к нему спиной и старалась дойти до двери, не выдав сильной дрожи.

– Не волнуйся, Джек. Это будет не сразу. Сначала я убью всех, кто тебе дорог.

Я громко постучала по двери.

– Передай приветы мамочке и своему другу, Джек. Скоро увидимся.

Я снова постучала, и Карвер отпер дверь.

– Все нормально, лейтенант?

Я кивнула. Но все было ненормально. Руки у меня тряслись, я едва могла подавить тошноту.

– Джек? – взволнованно спросил Эрб.

– Он лжет, Эрб. Все время лжет. Его нельзя выпускать.

– Что там случилось? У тебя есть запись?

Я посмотрела ему в глаза, схватила за руки и сжала изо всех сил.

– Нельзя его выпускать, Эрб. Нельзя. Ни за что!

 

Глава 26

– Открыть одиннадцатую камеру.

– Открываю одиннадцатую камеру.

Замок с лязгом срабатывает, дверь в камеру открывается. Фуллер оглядывает охранника, ведущего его. Тот на голову ниже, и у него такая тонкая шея, что он мог бы задушить его одной рукой.

Охранник снимает с Фуллера кандалы, в это время второй охранник, толстый парень с лицом, похожим на морду бульдога, стоит наготове с газовым баллончиком.

«Продолжай строить из себя крутого, придурок. Если я захочу, то отберу у тебя дубинку и засуну тебе же в задницу, так далеко, что у тебя изо рта запахнет дерьмом».

– Спасибо, – вместо этого говорит Фуллер. Он улыбается, продолжая играть свою роль. Худой охранник снимает с него наручники, и Фуллер входит в камеру. Она крошечная, тесная. Один угол занимает металлический унитаз без стульчака, рядом с ним металлический умывальник. В другом углу приделана койка, на ней лежит толстый матрац.

В камере нет места, чтобы делать нормальные отжимания, поэтому Фуллеру приходится положить ноги на умывальник.

– Один, два, три, четыре…

Каждый раз, касаясь подбородком пола, он чувствовал, как тело начинает разогреваться. Его лицо краснеет, он улыбается. «Ну и лицо было у Джека. Чуть не описалась от страха».

– Восемнадцать, девятнадцать, двадцать…

Фуллер смотрит на койку. В матраце маленький разрез вдоль шва, где лежат кусочки лука и некоторые другие предметы. Те, что помогут разыграть в суде настоящее представление.

– Тридцать семь, тридцать восемь…

Завтра на проверке детектором тоже будет весело. У него специально для этого припасена скоба от степлера, которую он вытащил из бумаг адвоката. Этого достаточно, чтобы легко пройти тест.

– Шестьдесят пять, шестьдесят шесть…

Все идет так, как он хотел. Наконец-то его жена-сука мертва. Через адвоката он передал Рашло, чтобы тот молчал – и лягушонок точно ничего не скажет. Если все и дальше пойдет, как надо, то Фуллер скоро выйдет на свободу – возможно, через пару недель. Вот тогда он заглянет к Джек – выполнит свое обещание.

– Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один…

Только одно его беспокоит. Хотя доктора уверяют, что опухоль удалена полностью, у него все равно иногда болит голова. Боли не такие сильные, как раньше, но они усилились за последнюю пару недель.

– Сто двадцать, сто двадцать один…

Пока что аспирин помогает. Но он чувствует, что это ненадолго. Придется снова убивать. Скоро.

– Сто пятьдесят.

Фуллер снимает ноги с умывальника, встает и потягивается, упираясь кулаками в потолок. Он тяжело дышит, во рту металлический привкус – он прикусил язык.

Этот вкус возбуждает.

После минутного отдыха Фуллер снова кладет ноги на умывальник и начинает новую серию отжиманий. Зубами он раздирает царапину на языке, делая ее больше.

– Двадцать, двадцать один…

Он закрывает глаза, представляя, что пьет кровь Джеки Дэниелс.

 

Глава 27

Я позвонила Либби из машины Эрба и вкратце рассказала W ей о разговоре.

– Я знала, что он нас дурачит! – возбужденно воскликнула она.

– Но у нас нет улик.

– Зато теперь мы знаем об этом наверняка, так что скоро найдем и улики. У нас прекрасный эксперт, завтра он будет проверять Фуллера на детекторе лжи. Это он тогда раскусил Тэда Банди. Он и Фуллера поймает. Ты здорово постаралась, Джек.

– Спасибо.

Хотя сама я не думала, что все получилось здорово. Я чувствовала себя так, будто мне надрали задницу.

– Ты хочешь при этом присутствовать? Завтра?

– На проверке?

– Да. Это должно подействовать на Фуллера.

Я хотела отказаться. У меня не было желания видеть его. Фуллер вызывал во мне чувство, о котором я старалась не думать. Чувство страха.

В критических ситуациях полицейскому необходима порция страха. Это вызывает приток адреналина, ускоряет реакцию. Когда несколько месяцев назад я стреляла в Фуллера, мне было страшно. Но тогда страх помогал мне, обостряя чувства, принуждая меня действовать машинально, как на тренировках.

Но теперь тошнота, вспотевшие ладони, сухость во рту не помогали, а лишь заставляли меня еще сильнее нервничать.

– Джек? Ты меня слушаешь?

– Я только что вернулась на работу, Либби. Я не знаю, что мне предстоит делать завтра.

– Проверка на детекторе завтра в девять утра, в одиннадцатом отделении тюрьмы. Я поговорю с Бейнсом, чтобы он освободил тебя на это время.

– Спасибо, – выдавила я. – Тогда до завтра.

Эрб остановился у светофора, посмотрел на меня:

– Джек? Ты выглядишь неважно.

– Все нормально.

– Он сильно тебя расстроил? Фуллер?

Я попыталась улыбнуться:

– Да нет, конечно. Я просто устала, Эрб. И все. Загорелся зеленый, но Эрб не двинулся с места.

– Я же знаю тебя, Джек. Ты сама не своя.

Чтобы не отвечать, я решила поменяться ролями.

– Я? Это у тебя, кажется, кризис среднего возраста, а ты об этом отказываешься говорить.

Кто-то сзади посигналил.

– У меня не кризис среднего возраста.

– Ну, тогда мужская менопауза.

– Дело не в этом. Мы с Бернис просто расходимся во мнениях.

– Расходитесь во мнениях? Эрб, вы женаты уже двадцать лет.

Эрб отвернулся к окну:

– Наверное, двадцать лет – это слишком долго.

Кто-то снова просигналил. Эрб утопил педаль, машина завизжала шинами по асфальту.

Я закрыла глаза и подумала о вчерашнем дне. Тогда меня волновало только то, какую пиццу заказать, смогу ли снова заняться любовью и не привыкну ли я к снотворному. За ночь мои проблемы утроились. И в качестве вишенки на верхушке торта выступал Фуллер – психопат, который скоро выйдет на свободу и начнет убивать всех дорогих мне людей.

Весь остаток пути до участка мы с Эрбом молчали. Я отправилась в свой кабинет, посмотрела на кучу бумаг, скопившихся на моем столе за три месяца, и отодвинула их в сторону, чтобы написать рапорт.

Через час я оставила свое сочинение у Бейнса на столе и решила заняться бумагами, но так и не смогла заставить себя приступить к ним и решила ехать домой.

Зайдя в подъезд, я с раздражением услышала музыку, заполнившую коридор на моем этаже. Джаз, играл кто-то очень громко. Я подумала было вломиться в дверь, размахивая значком, но когда определила источник звука, то поняла, что значок мне не поможет.

– Мама?

Когда я открыла входную дверь, музыка стала еще громче. Мне никогда не нравился джаз – я предпочитаю более спокойную музыку. И мне не нравилось пианино, потому что в детстве в течение двух лет меня силком заставляли играть на нем – мама считала, что это формирует характер.

В гостиной меня ожидал еще один неприятный сюрприз. Диван был развернут по-другому, не так, как утром. Теперь на нем прибавились три розовые подушки, а на моем окне появились такого же цвета новые шторы.

Розовый цвет я люблю так же сильно, как джаз и пианино.

Я нажала кнопку «Стоп» на панели музыкального центра.

– Мам?

– Я в спальне.

Глубоко вздохнув, я вошла в спальню. Мама вешала на стену картину – один из тех рисунков в рамке, которые можно купить за двадцать баксов в любом магазине. На этом был изображен полосатый кот с розовым бантом на шее, играющий с мотком пряжи.

– Привет, Жаклин. Что случилось с Мидори?

– Мидори?

– Мидори Кавамура. Диск, который играл.

– Я выключила. Слишком громко, соседи жалуются.

– Обыватели. Она – один из лучших джаз-пианистов на планете.

– Мне не нравятся джаз-пианисты.

– Наверное, ты им просто завидуешь.

– У меня не было настроения шутить.

– Мам, почему ты поставила диван по-другому?

– Он был повернут к стене. Теперь он смотрит на окно. Тебе нравятся подушки?

– Мне не нравится розовый.

– Тебе никогда не нравилось ничего девчоночье. Когда тебе было шесть, все твои подруги играли в куклы, а мне приходилось покупать тебе игрушечных солдатиков. А нравится тебе новая картина? – спросила она, указывая на стену.

– Восхитительно, – мрачно процедила я.

– Она напомнила мне о твоем коте, я просто не могла не купить ее. Фриски? Ты где?

Мистер Фрискис влетел в комнату, прыгнул на кровать, а потом маме на руки.

– Фриски? – спросила я.

– Посмотри на него. Ну, разве они не похожи?

Она подняла мистера Фрискиса. Он и в самом деле был похож на своего двойника в рамке – особенно из-за розового банта, который мама повязала ему на шею.

– Ужасно похож. Мам, может, снимешь бант? Ты его избалуешь.

– Чепуха. Фриски любит розовый, в отличие от некоторых. Да, Фриски?

Она почесала его за ухом, отчего хитрая бестия довольно замурлыкал. Я села на кровать, убранную так, как у меня никогда не получалось, – без единой складочки.

– Когда ты все это успела?

– Мне помогал Алан, он такой молодец. Вот-вот подъедет с растением.

– С растением?

– Я попросила его поискать какое-нибудь растение, которое можно поставить на пол. А то тут так стерильно и безжизненно. Тебе нужна какая-нибудь зелень.

Сопротивляться было бесполезно, поэтому я сбросила обувь и разделась.

– Жаклин, ты же не сердишься?

– Нет, мам. Просто у меня был тяжелый день.

Она отпустила кота и погладила меня по голове.

– Хочешь об этом поговорить?

– Наверное, попозже. Сначала приму душ.

Мама улыбнулась, кивнула и вышла из спальни.

Через минуту снова зазвучал джаз.

Я с размаху захлопнула дверь ванной и включила душ. Десять минут под потоком холодных иголок постепенно отдалили меня от встречи с Фуллером. Я вымыла голову, привела себя в порядок.

Когда я стояла в ванной, обернувшись полотенцем, туда заглянула мама.

– Жаклин? Там какой-то незнакомый человек у двери.

Я задрожала, но дрожь быстро прошла – я осознала, что это никак не может быть Фуллер.

– У него рыжие волосы?

– Да.

– Это Лэтем. Мой парень. Разве он не открыл дверь ключом?

– Он пытался. Я закрыла на цепочку.

– Ты можешь впустить его и сказать, что я сейчас приду?

Мама слегка нахмурилась, но кивнула. Я надела халат и обернула полотенцем мокрую голову, получилось нечто вроде тюрбана.

Мама и Лэтем стояли на кухне, на нем был обычный рабочий костюм – серый пиджак и серые штаны, красный галстук. У мамы был такой вид, будто она во что-то наступила.

– Привет, Джек. Я решил зайти, пригласить тебя пойти куда-нибудь перекусить.

Мама вежливо улыбнулась:

– У нас уже есть планы на вечер.

Я вперила в нее испепеляющий взгляд, но она сделала вид, что не заметила.

– Мы ничего такого не планировали. – Я улыбнулась. – Мы будем рады твоему обществу. Правда, мам?

Мама изобразила радостную улыбку:

– Конечно. Это будет замечательно, Натан.

– Лэтем, – сказали он и я одновременно.

– Я думаю, Алан тоже не будет возражать. Черт. Как я могла забыть про Алана?

– Твой ухажер? – спросил Лэтем, глядя на маму.

– Ее муж, – без обиняков ответила мама.

– Бывший муж. Он помог маме добраться сюда.

– Он помогает мне с переездом. Чудесный человек.

– С переездом? – Лэтем удивленно поднял бровь, посмотрел на меня. Мне захотелось сбежать в спальню и спрятаться за розовой подушкой.

– Мама все же решила переехать ко мне.

Лэтему, надо отдать ему должное, удалось сохранить спокойствие. Я сжала его руку, пытаясь передать таким образом то, что я чувствовала.

Он не ответил на мое пожатие.

– Ну, это здорово. Джек очень этого хотела. Она много про вас говорила.

– Это мило. Жаль, что она не упоминала про вас.

Я еще раз взяла Лэтема за руку и тут же, почувствовав неминуемость конфликта, отпустила его, чтобы увести маму.

– Извини, мы на секундочку, Лэтем. Женский разговор.

Я завела маму в спальню и захлопнула дверь.

– В чем дело, Жаклин?

– Прекрати ломать комедию, мама. Ты ведешь себя ужасно.

– Ужасно? Почему?

Я подняла вверх указательный палец, как обычно делают, когда ругают детей.

– Я серьезно. Я люблю этого человека. Если ты…

– Ты его любишь? Ты никогда мне об этом не говорила.

– У меня не было возможности, мам. Ты только недавно стала отвечать на звонки, поэтому разговор был только о тебе.

Я пожалела о сказанном сразу же – реакция матери была очевидной. Казалось, она уменьшилась прямо на глазах.

– Ты не хочешь, чтобы я у тебя жила?

– Мам…

– Я бы ни в коем случае не стала тебе мешать, зная, что ты любишь этого человека. Он предложил тебе переехать к нему?

– Мам, давай поговорим об этом позже.

– Если ты любишь его, то почему сегодня утром вы с Аланом целовались?

Да, просто прекрасно.

– Я думала, что ты спала.

– Я притворялась.

– Это была ошибка. Послушай, мам, у меня был ужасный день, я просто хочу одеться и пойти поужинать. Очень прошу тебя, пожалуйста, подружиться с Лэтемом…

– Я постараюсь, дорогая. Ладно, что-то мне не хочется об этом разговаривать.

Я прикусила губу, думая, что еще может ухудшить ситуацию. И тут я услышала, как хлопнула входная дверь.

– Мэри, я принес растение.

Алан. Я поспешила на голос, готовясь разнимать дерущихся. Когда я вошла, Лэтем выразительно взглянул на меня.

– Мне надо было тебе позвонить.

– Мне надо было тебе сказать. Мы с этим разберемся. Держись. – Я чмокнула его в щеку, но он не ответил, он вообще промолчал.

Алан держал в руках большое растение в горшке – что-то с длинными зелеными остроконечными листьями. Он поставил его на пол, улыбнулся мне, потом заметил Лэтема, и улыбка исчезла с его лица.

– Я не хотел мешать.

– Алан, это Лэтем Конджер, мой парень. Лэтем, это Алан Дэниелс, мой бывший муж.

Никто не двинулся, чтобы протянуть руку, я наблюдала, как они меряют друг друга взглядом. Будь они собаками, то наверняка подняли бы лапы и стали метить территорию.

– Привет, Алан! Ты принес чудесное растение! – Мама картинно подковыляла и поцеловала его.

Я взглянула на Лэтема. Он посмотрел на часы.

– ну, – я хлопнула руками, изобразив радостную улыбку, – кто хочет пиццы?

 

Глава 28

Два куска пиццы, которые я все же съела, лежали в животе, W как два камня. Ни Лэтем, ни Алан не сказали и десятка слов, потратив всю энергию на игнорирование друг друга.

Это предоставило поле для разговоров моей маме. Она завершала уже третью порцию, отпуская между глотками самые разные замечания. Про поцелуй она еще не рассказала, но это было лишь вопросом времени.

– Вкусно. – Мама облизнула губы. – Когда стареешь, вкусовые ощущения не воспринимаются. Но старая добрая «кровавая Мэри», с острым соусом, все равно заставляет язык плясать. Кроме того, даже забавно заказывать напиток со своим именем.

– Да, – сказала я, – это действительно смешно.

– Ты надолго в городе, Алан? – спросил Лэтем.

– Пока Мэри не перевезет вещи.

– А сколько это продлится? Неделю? Две?

– Столько, сколько понадобится.

Лэтем тыкал соломинкой в кубик льда в своем напитке.

– Разве ты не работаешь?

Алан сложил руки – одна из его защитных поз.

– Я свободный писатель. Я не сижу в крохотном офисе размером три на два, обогащая шефа результатами своих трудов. Но я уверен, в мире бухгалтерии вовсе не так.

– Я ничего не имею против крохотного офиса три на два. Это того стоит.

– Наверное, скучно? Джек больше нравятся творческие личности.

– Возможно, она поняла, что ей это не подходит, и решила сменить обстановку.

Я подняла руку:

– Никто не хочет узнать, чем я сегодня занималась? Тот психопат, которого я упекла за решетку, грозится убить меня.

Я намеревалась пробудить симпатию, но Лэтем использовал это, чтобы взять верх. Он положил руку мне на плечо, как будто мы с ним были собутыльниками.

– Оставайся сегодня у меня, Джек.

– Что-то я не вижу в ней энтузиазма, Лэтем. Наверное, ты ей уже наскучил.

– Почему бы тебе не сбегать сейчас домой и не написать об этом?

– Ладно, ребята, хватит. – Я оттолкнула Лэтема и встала. – Вы все ведете себя по-идиотски. – Взглянув на маму, я давала ей понять, что и ее это касается.

– Я отвезу тебя домой. – Лэтем встал. То же сделал и Алан.

– Я отвезу себя домой сама. – Я открыла сумку, вынула несколько банкнот и бросила их на стол. Алан и Лэтем изо всех сил попытались всучить мне мои деньги обратно. Я оставила их выяснять отношения и вышла через переднюю дверь, вздохнув холодного ночного воздуха Чикаго.

Возвращаться сейчас домой лучший вариант. Мне нужно время, чтобы подумать. У светофора стояло такси, я махнула рукой и забралась в машину.

– Куда направляетесь?

Хороший вопрос. После этого цирка мне не хотелось иметь дело ни с мужчинами, ни с родителями, работать в полиции тоже не хотелось. Куда я направляюсь? В приют для безработных незамужних женщин-сирот.

Я решила заглянуть в бильярдную Джо.

Такси высадило меня перед входом, я вошла и сразу направилась к бару, заказала виски и стала осматриваться.

Как обычно, здесь стоял такой густой табачный дым, что впору проводить опыты с развитием рака у лабораторных животных. Все двенадцать столов были заняты, но я решила, что после сорокового дня рождения можно отбросить застенчивость, и вписала себя в число претендентов на игру.

Через пару часов и после четырех порций пива я нанесла значительный урон соперникам и своей печени. Бильярд дал мне убежище от моих проблем – шары, один за другим закатывающиеся в лузу, можно сказать, погрузили меня в нирвану. Я забыла про Алана, Лэтэма, маму, Фуллера, Эрба, свою работу, квартиру, бессонницу, про свою жизнь.

Затем осознание действительности вернулось ко мне. Алкоголь, который раньше успокаивал мои нервы, теперь ввел меня в сонное состояние. Я проиграла три партии подряд и решила вернуться домой.

Ночь стала еще холоднее, я замерзла даже в куртке.

Мама похрапывала на диване. На автоответчике было восемь сообщений, но мне не хотелось сейчас ничем заниматься. Я разделась, свернулась на кровати, приняла снотворное и тихонько плакала про себя, пока оно не подействовало и не погрузило меня в чудесный сон без сновидений.

 

Глава 29

Откуда-то доносился занудный дребезжащий звук, ввергая меня в настоящую ярость. Я не могла ни убежать, ни остановить его, потом стала что-то понимать, открыла глаза и злобно взглянула на будильник.

Раздражающий звук. Но, надо полагать, приятный вой китов или кваканье лягушек никого не разбудят.

Я выключила будильник и села на кровати. Хотелось спать, болела голова. Я зевнула так, что щелкнули челюсти, и попыталась отогнать сон.

Это все снотворное. Я с трудом выползла из постели, подумала о том, что неплохо было бы сделать несколько приседаний, но потрогала шрам на животе и решила, что пока еще не готова к этому. Лучше принять прохладный душ.

Мыло, которое обещало открыть глаза, не помогло. Не справилась с задачей и холодная вода. Когда я вышла из ванной, мне все так же хотелось спать, но теперь я еще и дрожала.

– Хватит, – сказала я своему отражению в зеркале. Кроме снотворного эффекта, таблетки творили с моим организмом забавные вещи. У меня не было прыщей с тех пор, как я окончила школу, но теперь на лбу, как третий глаз, красовался здоровенный прыщ.

Я быстренько навела красоту и отправилась на кухню, чтобы сварить кофе.

Мама, которая обычно вставала рано, еще спала. Я пошла взглянуть на нее.

Она лежала на спине, с закрытыми глазами, рот слегка приоткрыт и была совершенно неподвижна.

Я подошла поближе, чтобы взглянуть, как поднимается и опускается грудь, но под одеялом это было незаметно. Я подошла еще ближе, чтобы услышать ее дыхание.

Но ничего не услышала.

Я чуть было не запаниковала, потом поняла, что веду себя глупо, и склонилась над ней, прикоснувшись к шее.

Кожа была теплой, хорошо определялся пульс на сонной артерии.

– Ты проверяешь мой пульс?

Я отпрыгнула назад, чуть не закричав от страха.

– Мам! Боже! Как ты меня напугала.

Мама посмотрела на меня фирменным родительским взглядом.

– Ты подумала, что я умерла, и решила проверить пульс.

Я сделала вид, что спешу, и посмотрела на часы.

– Мне пора бежать, мам. Я позвоню тебе позже.

– Когда ты пришла домой?

– Боже, мам. Мне сорок шесть лет. Я могу возвращаться домой, когда захочу.

– Но есть же люди, которые о тебе беспокоятся, эгоистично заставлять их волноваться.

Я решила не вступать в споры и вернулась на кухню к кофе. После проверки автоответчика выяснилось, что мне четыре раза звонил Лэтем и четыре раза Алан. Я даже не стала прослушивать их сообщения.

Специально добавив меньше воды, чтобы кофе был крепче, я бросила в чашку кубик льда, чтобы быстрее остыл. Появились мама с одеялом на плечах:

– Все нормально, Жаклин?

– Нет, мам, ненормально. И ты вчера не очень-то помогла мне.

– Прости меня за это. Ты знаешь, я люблю Алана как сына. Считай меня старой глупой женщиной, но, понимаешь, я думала, если привезти Алана сюда, то ты…

– То мы поймем, что все еще любим друг друга? Он бросил меня, мам. Ты не помнишь, как мне было плохо?

– Ему тоже было плохо, дорогая.

– Но ушел-то он, а не я.

– А ты не оставила ему выбора, работая без отпусков по восемьдесят часов в неделю.

Я налила еще кофе.

– Ты служила в полиции, мам. Ты знаешь, что это за работа.

– И я жалею об этом. О том потраченном времени. О работе на Рождество, например. Нужно было больше быть дома, с семьей. Ты же практически жила сама по себе.

Моя показная сердитость улетучилась.

– Мам, ты была моим героем. Я никогда не злилась на твою работу. Ты же помогала людям, творила добро.

– Нужно было помогать своей семье. Вместо этого я испортила тебя: теперь ты думаешь, что карьера – самое важное.

– Не испортила. Тем более у меня одно из самых высоких званий среди женщин-полицейских в Чикаго.

– А я единственная женщина среди своих знакомых, у которой нет внуков. – Мама увидела мою реакцию и сразу дала задний ход. – Жаклин, я не это имела в виду. Это случайно вырвалось.

– Вернусь поздно. – Я прошла мимо нее.

– Дорогая, извини меня.

Я проигнорировала ее извинение, схватила пальто и хлопнула дверью немного громче, чем следовало.

Если меня не разбудила злость, то это с успехом сделала погода. Холодная колючая морось набросилась на меня, ветер швырял ее в лицо, сбивал с ног.

Однако я оставила окно машины открытым и поехала в окружную тюрьму, чувствуя, как лицо немеет от холодного ветра. Зазвонил мобильник, но разговаривать мне не хотелось.

Проверка Фуллера на детекторе лжи должна была начаться через двадцать минут, мне нужно было подготовиться к тому, что я увижу его снова.

 

Глава 30

Фуллер вставляет скобу от степлера под ноготь большого пальца на ноге, загоняя ее поглубже. Крови почти нет, но боль убийственная. Оставив снаружи полсантиметра металла, он надевает носок, потом ботинок. Время лжи.

За ним приходят охранники, проводится обычная процедура надевания наручников и кандалов. Голова у Фуллера болит, но он не просит аспирина. Болеутоляющее сейчас ему только повредит.

Они проходят мимо других камер. Одни заключенные что-то говорят ему, другие выкрикивают оскорбления. Он не обращает на них внимание, думая о предстоящей проверке.

Комната такая же, как и в прошлый раз. Металлические двери. Два стула. Стол, на нем детектор лжи. Фуллера сажают на стул так, чтобы он не видел аппарата.

В комнату входят двое докторов. Энди Гарсиа, адвокат Фуллера, самоуверенный малый, который занимается громкими делами, чтобы потом в своих пятитысячедолларовых костюмах щеголять в телевизионных шоу. Помощник прокурора штата Либби выглядит сегодня особенно аппетитно в бледно-розовом пиджаке и такой же юбке. А вот опрашивать Фуллера будет уже другой специалист. На сей раз это полный человек в дурацком белом халате лаборанта.

Кроме того, его ожидает приятный сюрприз – Джек Дэниелс и ее жирный напарник, Эрб Бенедикт, который кажется не таким толстым, как несколько месяцев назад.

– Хорошо выглядите, детектив Бенедикт. Кажется, диета вам помогает.

– Пожалуйста, Барри, не разговаривайте с ними. – Гарсиа похлопывает его по плечу.

Человек в халате закатывает рукав куртки Фуллера, прикрепляет к руке датчик кровяного давления, к пальцам – липкие датчики, чтобы определять, как изменяется сопротивление, вызванное потением. Вокруг торса закрепляются три эластичные ленты – фиксировать ритмичность дыхания.

– Мы готовы начать проверку, Барри, – говорит эксперт-психолог.

Барри улыбается.

– Поехали.

– Сначала мы настроим полиграф. Возьмите любую карту из этой колоды, посмотрите, что это за карта, но не показывайте ее мне. Затем я буду задавать вопросы о ней и хочу, чтобы вы отвечали «нет» на любой мой вопрос, даже если это ответ неправильный.

Он протягивает колоду. Барри берет карту, смотрит. Дама бубен. Он снова улыбается, зная, что колода специальная – все карты в ней дамы бубен. Это сделано для того, чтобы он поверил в невозможность обмануть аппарат и еще больше занервничал.

– Карта черной масти?

– Нет.

– Карта красной масти?

– Нет.

– Это карта с картинкой?

– Нет.

– Это десятка?

– Нет.

И так далее. Фуллер ведет себя спокойно, совершенно не стараясь контролировать реакцию на вопросы. Когда эксперт говорит наконец, что эта карта – дама бубен, Фуллер искренне смеется.

– Удивительно! Лучше, чем карточные фокусы.

– Как вы поняли, Барри, аппарат легко определяет ложь. Если вы будете говорить неправду, мы сразу же узнаем об этом.

– Поэтому я здесь. Чтобы показать, что я говорю правду.

– Ну что ж, продолжим. Пожалуйста, ответьте «да» или «нет» на следующие вопросы. Вас зовут Барри Фуллер?

– Да.

– Земля плоская?

– Нет.

– Вы когда-нибудь крали что-нибудь?

Фуллер знает, что это контрольный вопрос, один из тех, который устанавливает масштаб шкалы. Полиграф фиксирует реакцию организма на вопросы. Психолог знает, что вопросы о совершенном преступлении вызовут учащение дыхания, повышение кровяного давления и потение ладоней. Не имеет значения, что говорит опрашиваемый, – «да» или «нет». Главное – это четыре маркера, оставляющие след на прокручиваемой полосе бумаги, которые станут резко двигаться, если испытуемый начнет волноваться.

Поэтому Фуллер заставляет маркеры скакнуть. Он сгибает палец, отчего металл начинает входить глубже под ноготь. Боль усиливается, организм реагирует, маркеры оставляют на бумаге размашистый след.

– Нет, – отвечает он.

– Белый дом находится в Вашингтоне?

Фуллер ослабляет давление на скобу.

– Да.

– Вы помните, как убили Айлин Хаттон?

– Нет.

Фуллер понимает, что этот ответ заставляет маркеры двигаться, но не так сильно, как после вопроса о краже, когда он воткнул скобу под ноготь, чтобы вызвать боль. Оператор решит, что испытуемый говорит правду.

Просто – как дважды два. Обмануть детектор лжи – не значит оставаться спокойным. Это значит реагировать на нужные вопросы.

– Вы когда-нибудь лгали, поступая на работу?

– Нет.

– Баскетбольный мяч квадратный?

– Нет.

– Вы помните, как отрезали руки Дэви МакКормик?

Скоба остается в покое.

– Нет.

– Вы когда-нибудь уклонялись от уплаты налогов?

Скобу в палец.

– Нет.

– Вы считаете себя честным человеком?

Еще один контрольный вопрос. Скоба вонзается в палец, вызывая ужасную боль.

– Да.

– Вы убили Колина Эндрюса?

– Я не помню. Мне сказали, что это сделал я.

И так далее, еще полчаса. Фуллер спокоен, старается продемонстрировать результат получше. Пусть за него рассказывает организм.

– Ваша амнезия притворная?

Фуллер улыбается Дэниелс. Подмигивает ей.

– Нет. Не притворная.

– Благодарю вас, Барри. На сегодня все.

Подходит Гарсиа:

– Каковы результаты?

– Мне нужно некоторое время, чтобы проверить данные до того, как я смогу дать ответ.

– Каково ваше предварительное заключение?

– Мне бы не хотелось говорить об этом сейчас. Я предпочитаю дождаться суда.

– Да ладно вам. – Либби тоже подходит к эксперту. – Нам интересно узнать ваше мнение.

Он снимает очки, протирает их о низ своего свитера.

– За двадцать лет работы с детекторами лжи я еще не видел настолько правдивых ответов опрашиваемого.

Фуллер прикусывает губу, чтобы не захихикать.

– Готов поручиться своей репутацией, этот человек говорит правду.

Адвокат Фуллера смеется, хлопает его по плечу.

Джек выглядит на миллион долларов. Фуллер беззвучно, одними губами, говорит ей «скоро увидимся» и посылает воздушный поцелуй.

Эксперт снимает все датчики и ленты, люди начинают покидать помещение. Адвокат задерживается и просит охранников выйти.

– Дело даже не должно дойти до суда, Барри. Тут все ясно.

– Все идет, как надо?

– Как надо? Все идет просто великолепно. После опроса экспертов в суде ни у кого не останется ни малейших сомнений. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как тебя освободят.

– Я хочу дать показания.

Улыбка сползает с лица Энди Гарсии.

– Тебе даже не нужно ничего говорить, Барри. Обо всем скажут результаты проверок.

– Мне так хочется.

– Не думаю, что это хорошая мысль…

– Все равно. Я должен высказаться. Это для меня важно.

Еще одно похлопывание по плечу.

– Я понимаю. Они будут наседать, но к этому мы подготовимся.

– Я справлюсь.

– Я знаю, что ты справишься, Барри. Я в этом уверен.

 

Глава 31

Выйдя из тюрьмы, я дрожала и не знала, от чего – от холода, злости или страха.

Поскольку мы с Эрбом приехали порознь, у нас не было возможности поговорить после проверки на детекторе. Эрб казался еще более отдаленным, чем вчера, наша беседа остановилась на «добром утре». Я отодвинула свои проблемы на второй план и, когда мы прибыли обратно в участок, подошла к Эрбу.

– Я ушел от Бернис, – заявил он.

– Ты ушел от Бернис? – тупо повторила я.

– Прошлой ночью. Но это мало что изменило. Я и так весь прошлый месяц спал на диване. По крайней мере, в мотеле номер 6 у меня есть большая кровать, на которой можно растянуться, и табличка на двери – «Не беспокоить». Оказывается, здорово просыпаться по утрам и не слушать ненужных разговоров о моих проблемах.

– Эрб, мне жаль.

– Да нет, не волнуйся. Наши отношения давно были на грани разрыва.

– Все в порядке?

Глупый вопрос. Конечно же, у него не все в порядке.

– Да. Хотя я пропустил завтрак. – Он улыбнулся, но эта улыбка мне не нравится. – Первый раз за двадцать два года. Может, пойдем перекусим?

Я кивнула. Эрб лихо довез нас до закусочной на Кларк-стрит, где круглые сутки подавали блины. В меню не было ничего дороже шести долларов, и официантка двигалась так медленно, что мне хотелось проверить, жива ли она вообще. Я заказала яичницу-глазунью.

– Подается с тостами, – зевнула она.

Я пожала плечами.

Эрб заказал омлет с ветчиной и сыром чеддер, бекон и две сосиски, без тостов.

– Эта диета убивает меня.

– Да уж.

– Это все из-за крахмала. Как здорово было бы съесть что-нибудь жирное. Я готов умереть за сандвич из французской картошки и макарон.

– Это есть в меню. Подается с ангиограммой.

Эрб высыпал девятый пакетик сахарозаменителя в кофе и размешал его вилкой.

– Как у тебя дела, Джек?

– Тебе ведь не хочется об этом знать.

– Хочется. Может, тогда я забуду о своих проблемах.

Я рассказала ему. Он помолчал и, готовясь проглотить кусок мяса, философски произнес:

– Черт, Джек, ну тебе и везет.

Я не хотела есть, но пришлось проглотить тосты – меня начало раздражать, что Эрб все время жадно поглядывал на них.

– Спасибо, напарник. Наверное, везет нам обоим.

– Ты все еще любишь Алана?

– Кажется, я и не переставала его любить.

– Он хочет вернуть тебя?

– Кажется, да.

– Ты любишь Лэтема?

– Да.

– Тебе придется выбирать.

– Я знаю.

– Кого из них ты выберешь?

– Я не знаю.

– А кто тебе нравится больше?

– Я не знаю.

– Ты собираешься есть яичницу?

– Не знаю.

– Ну вот тут я могу тебе помочь.

Эрб, быстро мелькая вилкой, осуществил операцию перевода яичницы на свою тарелку. Очевидно, развод не вредил его аппетиту.

– Что будем делать с Фуллером? – Усы Эрба были испачканы желтком.

Я обрадовалась, что мы сменили тему.

– У меня есть идея.

– Рассказывай.

– Фуллер признался, что после убийств у него проходит головная боль.

– Я читал медицинское заключение. Доктора говорят, что его опухоли не больше двух лет.

– Да. Но Фуллер сказал, что головные боли мучили его всю жизнь.

Эрб кивнул:

– Так что, возможно, он убивал кого-то и раньше.

– Надо заняться его прошлым, раскопать побольше, может, что-нибудь и нароем.

– А как это сделать?

– Ты забыл? Мы же офицеры полиции. Опытные профессионалы, которые всю жизнь занимаются раскрытием преступлений.

– А что, если раскрывать нечего?

– Придется что-нибудь найти.

Мы расплатились и, вернувшись в участок, сразу же взялись за работу. Для начала просмотрели послужной список Фуллера. На бумагах он считался хорошим полицейским. Арестов больше среднего, работал успешно. В полицейской академии тоже показал отличные результаты в учебе.

До того как начать работать в полиции, Фуллер был игроком национальной футбольной лиги. Эрб занялся этим, а я продолжила изучать ранние этапы его жизни. Фуллер учился в Университете Южного Иллинойса, играл в футбольной команде. Основной предмет – криминалистика, дополнительный – психология. Довольно необычные предметы для спортсмена.

Просматривая данные о его четырехлетнем курсе обучения, я наткнулась на любопытную деталь: оказывается, Фуллер был членом драмкружка, участвовал в различных студенческих постановках.

Судя по сведениям, предоставленным Либби, у него не было проблем в колледже, он старался не ввязываться ни в какие неприятности. В основном получал хорошие оценки. Очевидно, он познакомился с Холли в колледже и женился на ней сразу же после выпуска.

Я потратила пятьдесят центов из денег налогоплательщиков, позвонила в справочную и вскоре уже разговаривала с человеком по имени Шелби Дункан. У него был низкий голос, говорил он медленно, основательно.

– За те годы у нас два нераскрытых. Один – горожанин, мужчина, шестидесяти двух лет, ограблен и избит до смерти. Другой – студент, девятнадцать лет, выпал из окна. Содержание алкоголя в крови было очень высокое. Дело еще не закрыли.

– А что с пропавшими?

Я услышала, как пальцы забегали по клавиатуре.

– Сто тридцать восемь человек.

Такое большое число меня очень удивило.

– Это нормально?

– Это же университетский городок, лейтенант. Двадцать тысяч студентов посещают занятия каждый день. Некоторые уходят, никого не предупредив.

Я попросила его отправить мне факс, но он предложил мне лучший вариант – дал пароль для пользования его базой данных. Эрб склонился над монитором:

– Что нашла?

– В колледже он изучал психологию и криминалистику и еще играл в драмкружке. Полезные предметы, особенно если хочешь обмануть детектор лжи. Еще я нашла список из более чем сотни пропавших. Попробую проследить, не был ли кто связан с Фуллером. А у тебя как?

– Большую часть своей карьеры в национальной футбольной лиге он провел на скамейке запасных. Постоянные травмы колена – оказывается, в его левом колене искусственный сустав. Я вообще удивляюсь, как он в академии прошел тест на физическую подготовку.

– Из группы поддержки никто не пропадал?

– Я поговорил с одним из тренеров. Фуллер был хорошим командным игроком и хорошим парнем, трудностей с ним не возникало. Он жалел, что не смог сделать больше для команды.

– Он одурачил тренера так же, как и нас.

Эрб полез в карман и достал небольшую пачку жареных свиных шкварок. Надпись на упаковке гордо сообщала: «Без углеводов». Я снова подумала: куда катится этот мир, если жареное свиное сало считают здоровой пищей.

– Ну, что теперь? – спросил Эрб, показывая мне, как выглядят измельченные зубами жареные шкварки. Выглядело не очень красиво.

– Начнем проверять список пропавших. Возьмешь с А до Л?

– Ладно уж.

Я дала Эрбу пароль, он кивнул и ушел в свой кабинет. А я уселась за компьютер.

Время ползло медленно, впрочем, как при любой нудной работе. Миновал полдень, я отклонила предложение Эрба перекусить. К четырем часам я нашла слабую связь между Фуллером и одной пропавшей девушкой, Люси Вайнтрауб, – она была в группе поддержки. Но, связавшись с отделом транспортных средств, я узнала, что она жива и здорова, проживает в Чикаго. Я позвонила ей, и она рассказала, что ушла из колледжа и отправилась во Флориду, о чем все же узнали ее родители, но не стали сообщать в полицию.

Люси совершенно не помнила Фуллера.

Эрбу тоже не повезло. Если Фуллер и был связан с кем-нибудь из пропавших, то обнаружить это пока не удалось.

Время подбиралось к пяти вечера, но меня не очень тянуло домой. Я знала, что надо помириться с мамой, но сначала следовало привести свои мысли в порядок.

Я безуспешно пыталась проделать это, когда зазвонил телефон. Дежурный сержант сообщил мне, что внизу какой-то мужчина хочет меня видеть.

– Говорит, что он ваш муж.

Я почувствовала, как участился пульс. От злости или от волнения?

– Не мог бы кто-нибудь проводить его ко мне?

Я с трудом подавила желание посмотреть на себя в зеркальце, проверить прическу и макияж. Пятнадцать раз прочла строку из рапорта об аресте, прежде чем в дверь постучали.

– Привет, Джек.

Я не подняла головы, прочитала эту строчку еще пару раз, и только потом с легким раздражением спросила:

– В чем дело, Алан? Я занята.

– Я хотел извиниться. За прошлый вечер. Мне не стоило так себя вести.

– Извинения приняты. А теперь извини и ты меня…

– Я завтра уезжаю.

Это подействовало. Я сидела молча.

– Не надо было мне приезжать в Чикаго. Я не хотел вмешиваться в твою жизнь. Я думаю… не знаю… я всегда сомневался, правильно ли поступил, уйдя от тебя. Вот и хотел снова увидеть тебя, чтобы понять, совершил ли я ошибку.

– Ну, так это было ошибкой?

Его взгляд смягчился.

– Да.

Что можно ответить человеку, которого ты проклинала десять тысяч раз, молила вселенную о том, чтобы он понял, как глупо поступил, и теперь наконец он соглашается с тобой?

– Счастливого пути, Алан.

На его глазах навернулись слезы. На моих, наверное, тоже.

– Мы можем остаться друзьями, Джек? Иногда перезваниваться?

«Не играй с огнем, Джек. В прошлый раз ты обожглась».

– Наверное, это не лучшая идея.

Он покусывал нижнюю губу.

– Ты знаешь, я ведь ни разу не приходил к тебе на работу, когда мы жили вместе.

– Знаю.

– Теперь можно вычеркнуть этот пункт из списка «Надо сделать». – Он попытался улыбнуться. – Удачи тебе в жизни, Джек.

– Тебе тоже, Алан.

Он вышел.

Много лет назад, когда он ушел, я не пыталась его остановить. Я всегда думала о том, что бы случилось, если бы поступила по-другому. Может, мы смогли бы и дальше жить вместе? Может, мы смогли бы в конце концов решить наши проблемы? Может, любовь все же взяла бы верх?

Неужели мне суждено повторять одни и те же ошибки?

– Алан… подожди.

Он повернулся, в его глазах мелькнула надежда.

– Да?

Глядя на него, я все решила.

– Ты носишь мой пиджак.

Он снял замшевый выцветший пиджак и протянул мне.

Я подошла к нему.

Наши руки встретились.

– Джек, мне очень нравится этот пиджак, не хотелось бы с ним расставаться.

– Мне тоже.

– Может, разработаем план совместного пользования?

– Может быть.

– Обсудим это за ужином?

– Подходящий вариант.

Я прикоснулась к его лицу, стерла пальцем слезу.

– Можно я позвоню тебе? Когда ты освободишься.

– Нет. Работа может подождать.

– Не понял?

– Работа подождет, Алан. Пошли.

Мы не пошли ужинать. Мы отправились к нему в отель, где я играла с огнем.

Дважды.

 

Глава 32

Обнаженная, я лежала на кровати, укрывшись простыней и глядя в потолок. Сон казался чем-то далеким и недостижимым.

Алан спал рядом. Глядя на него, я почувствовала странную смесь любви и сожаления. Секс был отличный – что-то вроде того, как надеть старые джинсы, которых не носишь уже много лет. Мы с Аланом знали, как завести друг друга.

Еще раньше я позвонила маме и, не вдаваясь в детали, сказала, что не буду ночевать дома.

Но она все равно поняла.

– Я скажу Натану, где ты, если он позвонит.

– Его зовут Лэтем, мам. И нет, ты ничего ему не скажешь. Если он позвонит или зайдет, дашь ему номер моего мобильного.

Лэтем не звонил, и во мне поселилось еще одно странное чувство – комбинация вины и облегчения. Хорошо бы чувствовать что-то одно, подумала я, но и эта мысль добавилась в общий котел противоречивых ощущений.

На потолке ответ все еще не прорисовывался.

У меня не было снотворного, чем не преминула воспользоваться моя бессонница – я не могла, как ни старалась, поудобнее улечься.

В два часа ночи по сильному сердцебиению и частому дыханию я поняла, что у меня приступ паники. Это было ужасно.

Четыре месяца назад я была у врача, который рассказал мне о моем здоровье, поэтому я знала, что это не сердечный приступ. Все равно меня переполняло такое чувство, будто я сейчас умру.

Я выбралась из постели, прошлась по комнате, сделала несколько отжиманий, занялась йогой, выпила два стакана воды, пощелкала пультом пятнадцать каналов по телевизору с выключенным звуком и в конце концов уселась в углу, прижав колени к груди и раскачиваясь взад-вперед.

В пять часов утра на меня накатило что-то вроде истерии – я решила немедленно попытаться упростить свою жизнь. С этой целью я пошла в ванную и позвонила Лэтему.

– Джек? Это ты?

– Мне нужно время, чтобы подумать, Лэтем. О нас. Слишком много всего произошло.

– О чем ты говоришь? У тебя все в порядке?

– Нет. Кажется, у меня нервный срыв. Наверное, это приступ паники. У меня нет снотворного, и я просто шатаюсь по комнате.

– А почему у тебя нет таблеток?

Настал момент истины.

– Я в отеле, в номере с Аланом.

Я ожидала, что Лэтем закричит на меня, станет ругаться. Черт, мне хотелось, чтобы он так поступил.

– Ты все еще любишь его? – спросил он тихо.

– Да.

– А меня?

– Да.

Я услышала, как он вздохнул.

– Ты хочешь побыть некоторое время одна, чтобы подумать?

– Да. – И я заплакала.

– Неделю? Месяц?

– Не знаю, Лэтем.

– Понимаю…

Проклятие, ну почему он всегда такой отличный парень?

– Я могу не вернуться, Лэтем.

– Тебе придется выбирать, что для тебя более важно, Джек.

– Разве ты не злишься на меня?

– Я люблю тебя. И хочу, чтобы у тебя все было хорошо.

Я сжала трубку так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Ты не можешь все время оставаться таким спокойным! Назови меня нечестной сукой! Скажи, что я испортила тебе жизнь!

– Позвони мне, когда примешь решение, Джек.

И он положил трубку.

Я подняла телефон над головой, собираясь разнести его о кафельный пол.

Но все же передумала и, рыдая, как ребенок, поставила аппарат на раковину.

Алан постучал в дверь:

– Джек? Что с тобой?

Он вошел, сел рядом со мной.

– Черт побери, – ругалась я, вытирая глаза. – Черт, черт, черт. Я же не слабак.

Алан засмеялся.

– Почему ты смеешься? Он обнял меня:

– Ты не слабак, Джек. Ты – человек.

– И поэтому тебе смешно.

– Я всегда это подозревал. Но думал, что никогда не увижу.

Он сидел рядом, обняв меня, до тех пор, пока я не перестала плакать и не успокоилась. В конце концов я высвободилась и залезла в душ.

Но если уж приводить жизнь в порядок, нужно делать это по порядку.

Первым по важности был Фуллер. Его нельзя было выпускать на свободу.

После душа я оделась, поцеловала в макушку спящего мужа и отправилась в свой участок.

Все по порядку.

 

Глава 33

Кто здесь?

Тишина.

В кромешной темноте я пыталась оглядеть свою спальню. На электронных часах горели ярко-красные цифры 3.35, и это был единственный свет в комнате.

Я села и потянулась к лампе на тумбочке. Включила ее. Но лампа не зажглась. Та же темнота.

Ничего не произошло.

Я пошарила рукой и поняла, что лампочка выкручена. Осторожно, медленно я открыла ящик тумбочки, нащупывая «тридцать восьмой», который я клала туда каждую ночь. Револьвера не было. Что-то шевельнулось в темноте.

– Мама? Алан?

Тишина.

Я задержала дыхание, пытаясь услышать какой-нибудь звук. Неподалеку раздалось тихое-тихое хихиканье. Запиликал будильник.

У меня на голове зашевелились волосы. Тьма была непроглядная, как толстое, душное одеяло. Струйка пота потекла по моей спине.

Шкаф.

– Я вооружена! – крикнула я в темноту.

Тихий смех. Низкий и мягкий.

Фуллер.

Снова движение. На сей раз ближе.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Где мама и Алан? Что он с ними сделал?

Как мне выбраться отсюда живой?

Единственная возможность – добраться до двери и бежать. Бежать быстро, изо всех сил и не оглядываться.

Я медленно сдвинула в сторону одеяло и стала осторожно спускать одну ногу с кровати, ощущая под ней теплую грудь человека с ножом, лежавшего на полу рядом с диваном.

Я закричала и проснулась.

Инстинктивно включила лампу на тумбочке и схватила оружие. Дыхание было тяжелым и сбивчивым, сердце прыгало так, будто я только что завершила программу троеборья.

– Джек?

Алан открыл глаза. Они открылись еще шире, когда он увидел револьвер.

– Что происходит?

– Просто кошмарный сон.

– Ты собираешься его застрелить?

Я посмотрела на «тридцать восьмой» в своей дрожащей руке и постаралась засунуть его обратно в ящик, но пальцы не хотели разжиматься. Пришлось разжимать их свободной рукой.

Я сидела на кровати, борясь со страхом, до тех пор, пока не зазвенел будильник – пора было отправляться в суд.

Я оделась в свой лучший костюм – синий пиджак от Армани и светло-серые брюки, а потом в течение десяти минут наносила макияж, скрывая мешки под глазами. На кухне я увидела маму, она уже включила кофеварку.

– Доброе утро, мам.

На ней была розовая ночная рубашка с вышитой на груди кошкой. Она сидела у кухонной стойки, прихлебывая кофе из кружки, на которой, ясное дело, тоже был нарисован кот.

– Доброе утро, Жаклин. Ты очень хорошо выглядишь.

– Суд. – Я налила кофе в один из последних сосудов, на котором еще не красовалось изображение кошки. – Как ты?

– Эта погода влияет на мое бедро.

– Да, здесь, наверное, все сорок градусов, мам. Ты поставила кондиционер на «прожарку».

– На мое бедро заметно влияет температура на улице, а там очень холодно. Я уже совсем забыла, как холодно бывает в этом городе.

Я задумалась о том, так ли уж на самом деле было холодно маме и как еще она собирается намекнуть насчет поездки во Флориду.

– Ты поддерживаешь связь со своими друзьями в Дэйд-Сити?

– Только с мистером Гриффином. Он продолжает приглашать меня, но очень уж не хочется путешествовать в такую погоду. Холодно, знаешь ли.

– А почему бы тебе не пригласить его сюда?

– Он же на пенсии, дорогая. Доходы не очень большие, а я не могу просить его прилететь сюда, а потом оплачивать эти жуткие счета за отель.

– Он может жить у нас.

Мама улыбнулась так радостно, что помолодела на двадцать лет.

– Правда?

– Конечно. Ну, если он не против делить с тобой диван. – Я подмигнула ей.

– Ладно, тогда, думаю, я позвоню ему. Мне бы не помешала компания. Ты весь день работаешь, а Алан все время пишет, запершись в спальне.

Я просканировала холодильник на предмет рогаликов или чего-то подобного, но нашла только запасы натуральных продуктов Алана. Соя и шпроты не очень подходили для завтрака. Я взяла немного черного хлеба и обезжиренную пасту со вкусом масла. На упаковке пасты был длиннющий список химических ингредиентов, лучше было бы назвать ее: «Странно, почему».

– На следующей неделе День благодарения. – Я намазала на хлеб подозрительный маслозаменитель. – Пригласи его на праздник.

– Отличная идея. Тогда я позвоню ему прямо сейчас.

Я откусила кусочек и тут же выплюнула его.

– Черт возьми, да что это такое?

– Соевый хлеб Алана. Это из-за его глутеновой аллергии.

Я швырнула этот ужас в мусорку:

– Как будто съела кислую мочалку.

– И смотри не ешь эти хлопья. Как их там? «Тофутос». Молоко и бобы – не очень вкусное сочетание. А главное, никогда не позволяй ему сделать тебе что-нибудь на той соковыжималке. Он чуть ли не силой заставил меня выпить напиток из сельдерея.

Мама взялась за телефон, а я допила кофе и направилась в здание суда на углу 26-й стрит и Калифорнии.

Кто-то забыл напомнить Чикаго, что еще осень, потому что все вокруг было присыпано снежком, и я чуть не свернула шею, поскользнувшись на замерзшей лужице.

Машина завелась со второго раза, и я присоединилась к веселой игре горожан «Как мы умеем медленно ездить по дорогам». Первый снегопад за сезон, и все, кажется, дружно позабыли, как нужно водить машину в такую погоду.

До суда я добралась с опозданием. Это было высокое квадратное здание с теплым подземным гаражом. Я поднялась на эскалаторе на первый этаж, после чего на лифте – на двадцать седьмой.

Заседание уже началось, крошечное помещение было набито людьми под завязку. Я протолкалась сквозь толпу и села рядом с Либби, на которой был бледно-лиловый пиджак от Вандербилта и как будто специально для нее сшитая юбка.

Ее помощник, Ноэл Пенафлор, двадцати с чем-то лет, рыжеватый, выступавший обвинителем, как раз опрашивал Фила Бласки. Фил, одетый в плохо сидевший на нем костюм, пытался наиболее доступно объяснить результаты вскрытия Айлин Хаттон.

– … грудная полость была вскрыта и…

Я не очень внимательно слушала его, пытаясь привести в порядок свои мысли.

И не смотрела на Фуллера.

После того как долгое перечисление зверств закончилось, Ноэл представил фотографии Айлин в качестве улики. Сначала были показаны ее снимки вместе с семьей и друзьями. Потом снимки того, что с ней было сделано.

Как и ожидалось, по залу прошел ропот, началось волнение. Но наиболее впечатляющей была реакция Фуллера.

Его вырвало, и он испачкал весь стол защиты.

 

Глава 34

Объявили перерыв – и зал опустел.

Либби была в бешенстве.

– Сукин сын. Он же специально сделал это, а? Но как, черт возьми, как?

Я пожала плечами:

– Наверное, съел какой-нибудь рвотный корень или что-нибудь в этом роде. А может, он умеет блевать, когда захочет.

– А до этого ты замечала за ним что-нибудь подобное?

Я поняла, что именно имела в виду Либби – можно ли как-нибудь дискредитировать этот эпизод во время дачи показаний.

– Извини, никогда прежде он в участке такого не вытворял.

Они с Ноэлом некоторое время бродили туда-сюда. Потом я вернулась в зал и увидела судебного исполнителя, брызгавшего на стол распылителем-дезинфектантом с запахом апельсина.

Заседание продолжилось. Ноэл покончил с Филом Бласки, после чего последовал быстрый перекрестный допрос, проведенный Гарсиа. Повторного допроса не было, Бласки отпустили и вызвали меня.

Я прошла на место свидетеля, пытаясь унять дрожь.

Ноэл привел меня к присяге, и я рассказала о деле, стараясь держать себя в руках. Обвинение представило меня не только профессиональным полицейским, но к тому же еще и героем.

Мне удалось даже выдавить пару смешков из присяжных, а в конце я дала отчет о встрече с Фуллером в тюрьме.

– Значит, подсудимый сказал, что лжет об амнезии.

– Да. Еще он сказал, что, как только выйдет на свободу, снова начнет убивать.

– Кого-нибудь персонально?

– Меня. – Мой голос дрогнул, когда я это произнесла. – Он сказал, что убьет меня и моего напарника, Эрба Бенедикта.

Ноэл кивнул, Либби с одобрением посмотрела на меня.

– Защита может задавать вопросы свидетелю. – Ноэл сел.

Гарсиа, развязный и уверенный, улыбаясь, подошел ко мне.

– Лейтенант Дэниелс, вы упомянули, что служите в полиции более двадцати лет, не так ли?

– Да.

– Сколько раз за эти годы вы были у психиатра?

– Возражения. Это к делу не относится.

Гарсиа улыбнулся судье:

– Я просто ставлю под сомнение надежность лейтенанта как свидетеля.

Либби встала:

– Ваша честь, тот факт, что лейтенант Дэниелс уже двадцать лет служит в полиции Чикаго, говорит о том, что она – надежный свидетель. К тому же после случаев применения оружия офицеры полиции проходят обязательное консультирование у психиатра.

– Отзываю обвинение. – Гарсиа улыбнулся. – И хотел бы поблагодарить помощника прокурора штата за предоставление сведений о том, что все офицеры полиции действительно должны проходить проверку у психиатра. Лейтенант Дэниелс, как долго вы работали с Барри Фуллером?

– Два года.

– Какое мнение вы составили для себя об этом человеке?

– Я не знала его лично.

– А профессионально?

– Он выполнял свою работу, насколько я знаю. У меня с ним никогда не было проблем, до тех пор, пока не пришлось стрелять в него.

В дальнем конце зала засмеялись.

– Скажите, лейтенант, как же произошло, что двадцатилетний ветеран, герой, благодаря которому в прошлом году перед правосудием предстал ужасный серийный убийца, так и не смог понять, что подозреваемый работает в том же участке, практически бок о бок с вами?

– Офицер Фуллер знает работу полиции. Поскольку ему известны наши методы, он знает, как избежать разоблачения.

– Вас волновало то, что ему удавалось избежать ареста?

– Разумеется. Моя работа – ловить убийц. А он бродил по городу и убивал людей.

– Затрагивало ли это ваши личные чувства? Не стало ли это для вас личной проблемой?

– Я всегда отделяю личную жизнь от профессиональной деятельности.

– Даже несмотря на то, что Барри – ваш сотрудник? Вы не испытывали к нему неприязни как к человеку?

– Нет. Моя неприязнь основывается только на профессионализме.

Еще один смешок.

– Лейтенант, ранее вы сказали, что во время посещения тюрьмы мистер Фуллер угрожал вам.

– Да.

– Вы уверены, что во время разговора с ним вели себя спокойно и профессионально?

– Да.

– И не шли на поводу личных чувств?

– Нет, не шла.

– Скажите, лейтенант, это ваш голос?

Гарсиа вытащил диктофон из кармана и нажал кнопку воспроизведения. Женский голос, доносившийся из динамика, был высокий, злой.

– «Хватит притворяться, Барри. Я знаю, что ты лжешь. Ты помнишь каждую деталь. Готова поспорить, по ночам ты с удовольствием вспоминаешь об этом в своей одиночке. Меня от тебя тошнит. Я надеюсь, твою задницу поджарят на электрическом стуле, и плевать на твою опухоль, проклятый ублюдок».

Ноэл и Либби одновременно закричали: «Возражаю», – но мой записанный голос перекрывал их крик, бормотание присяжных и удары молотка судьи Тейлора.

– Возражения, ваша честь. Нет оснований использовать эту ленту. На предварительном слушании эта запись не была представлена как улика.

– Ваша честь, сторона обвинения знала об этой записи, хотя она не была представлена нам в качестве улики.

Либби сделала гримасу:

– Не относится к делу, ваша честь!

Гарсиа улыбнулся:

– Это к вопросу о надежности свидетеля, судья. Лейтенант Дэниелс всегда утверждала, что разделяет личные чувства и профессиональную деятельность. Эта лента позволяет узнать ее истинное мнение.

– Закон о неприкосновенности личной жизни, ваша честь. Лейтенант Дэниелс не знала, что запись будет использована в суде.

– Но она знала о ее существовании, ваша честь. На самом деле именно она и сделала эту запись.

Судья Тейлор повернулся ко мне:

– Это правда, лейтенант?

– Да.

– Тогда я разрешаю использование записи в качестве улики.

Гарсиа поднял диктофон вверх.

– Запись «А» для идентификации. Лейтенант Дэниелс, это действительно запись вашего разговора с подсудимым во время свидания в окружной тюрьме двадцатого октября сего года?

Мне хотелось провалиться сквозь землю.

– Да. Но здесь только часть разговора.

– Я с удовольствием прокручу всю запись. Занесите в протокол, что запись «А» идентифицирована и используется в качестве улики. Продолжим.

После недолгой перемотки в зале опять раздался мой голос.

В полной записи я выглядела еще хуже. Слезные отрицания Фуллера и мой нарастающий гнев полностью разуверили всех в моей компетентности.

Запись заканчивалась вопросом Фуллера о том, записываю ли я разговор.

– Что произошло после того, как вы остановили запись, лейтенант?

– Именно тогда Фуллер заявил, что помнит абсолютно все и убьет меня, когда выйдет на свободу.

– Я ожидал, что вы скажете именно это. Именно по причине вашей личной ненависти к моему клиенту, жертве изменения личности под влиянием опухоли мозга. Я уверен, когда он будет давать показания, мы услышим совершенно иную версию того, что произошло после того как вы выключили диктофон. У меня больше нет вопросов.

– Перекрестный допрос? – спросил судья Тейлор.

Либби встала:

– Лейтенант Дэниелс, почему вы проявили такую враждебность по отношению к подсудимому?

– Это стандартная полицейская техника. Я пыталась разозлить его, чтобы он заговорил.

– И он заговорил после того, как был выключен диктофон?

– Да. Иначе зачем бы ему было просить остановить запись?

Либби повернулась к присяжным.

– Действительно. Зачем ему было просить остановить запись? Только чтобы сказать что-то, что не должно быть записано. Больше вопросов нет.

– Благодарю вас, лейтенант.

– Спасибо, Либби.

Но когда я уходила со свидетельской скамьи, я заметила неприязнь на лицах многих присяжных. Я уже не была героем.

Сев на место, я впервые за весь день взглянула на Фуллера.

Он пристально смотрел на меня, наши глаза встретились. Его лицо было образцом выражения грусти. Он драматично вздохнул, чтобы еще больше разжалобить присяжных.

Суд прервался на обед. Мне удалось добраться до уборной, сохранив видимость спокойствия. Умывшись холодной водой, я подошла к Либби и встала рядом. В уборной было много людей, поэтому я говорила тихо.

– Как они достали пленку? У тебя же была только одна копия.

– Она в сейфе, в моем офисе. Это точно не моя кассета.

Она осуждающе посмотрела на меня.

Я, слишком выдохлась, чтобы злиться.

– Подожди. Меня и так там распяли. Я больше чем кто-либо хочу упечь Фуллера за решетку.

– Я точно знаю, что никто не коснулся этой пленки после того, как ты отдала ее мне.

Я задумалась.

– Значит, мы были не единственными, кто записывал разговор. Что, если на Фуллере был микрофон?

У Либби полезли глаза на лоб.

– Если существует и другая запись, значит там есть признание Фуллера в том, что он лжет.

– Да. Но кто делал запись? Его адвокаты? Служащие тюрьмы? И даже если мы узнаем, кто это был, вряд ли сможем достать полную запись.

– Я знаю одного парня, который занимается звукозаписью. Я отнесу ему копию записи Гарсии, сравню ее со своей. Думаю, он сможет сказать, записаны ли они разными устройствами. Это позволит мне заставить вынудить Гарсию признаться, где он достал эту запись.

Какая-то женщина подошла к раковине, и Либби замолчала. Мы вышли из уборной.

– А что с прошлым Фуллера? – спросила Либби. – Нашли что-нибудь?

– Ничего. Может быть, снова попробуем разговорить Рашло?

– Я четыре раза пыталась. Он молчит. Его адвокат постоянно просит об отсрочке.

– Почему?

– Рашло хочет остаться в тюрьме. Он боится, что Фуллер, оказавшись на свободе, снова примется за него. Он даже не пытался выйти под залог.

– В чем его обвиняют?

– Соучастие в двух убийствах. Он крепко влетел. Его можно упечь очень надолго. Но я бы не задумываясь усадила на его место Фуллера. Проблема в том, что мы не можем найти связи между ними. Мы даже не знаем, как они встретились.

Я потерла глаза, зевнула:

– Он давно владеет похоронным бюро?

– Шесть лет. А до этого работал там же еще восемь лет, пока не купил его у предыдущего владельца.

– А прежде?

– Учился в Шампейн-Урбана.

Это было на юге, но все равно в двухстах милях от Карбондейла, где Фуллер ходил в школу.

– А еще раньше?

– Уоршемский колледж медицинской экспертизы в Уиллинге.

Уиллинг был еще дальше на север.

– Я буду продолжать поиски. Может, что-нибудь откопаем.

– Я надеюсь, Джек. Ты была моим главным свидетелем, а присяжные тебя возненавидели. У меня остались только два свидетеля, а затем начнется игра в мяч со стороной защиты. А они придут с ружьями.

– Плохо дело?

Либби нахмурилась:

– Если мы не придумаем быстро что-нибудь, то проиграем процесс.

 

Глава 35

Эрб ждал в моем кабинете.

– Ну, как все прошло?

– Меня не линчевали только потому, что ни у кого в зале не оказалось веревки.

Он засмеялся, но как-то ненатурально.

– А ты чего такой веселый?

– Свобода, Джек! Наконец-то свобода.

– Свобода от чего?

– Я сегодня встречался с адвокатом по разводам. – Произнося это, Эрб улыбнулся. Я даже не знала, как реагировать.

– Ты этого действительно хочешь?

– Я жил один больше месяца, Джек. Мне очень понравилось. И ведь я еще не принялся за дело.

– За дело?

– Ну, я имею в виду свидания. Назови меня старомодным, но я не могу встречаться с другими женщинами, пока не разведусь с женой. Но скоро все уладится.

– А что по этому поводу думает Бернис?

– Она плакала, но я думаю, и она понимает, что это к лучшему. Я подбираюсь к свободе, Джек, все ближе и ближе.

«Свободе от чего? – подумала я. – Свободе от женщины, которая любит тебя и посвятила тебе половину своей жизни? Свободе от дома и семьи? Разве это свобода?»

– Поздравляю. Надеюсь, новая жизнь тебе понравится.

– Не хочешь перекусить? Я угощаю. Тут неподалеку открылось великолепное местечко.

– Я – пас. Мне надо сделать несколько звонков.

Я была голодна, но мне не хотелось сейчас видеть Эрба. Мне казалось, он совершает колоссальную ошибку.

А возможно, это напоминало и мою историю – я вспомнила о Лэтеме.

– Ну, потом будешь жалеть, – заметил Эрб. – До скорого.

Он ушел. Я связалась с Уоршемским колледжем медицинской экспертизы.

– Нельзя ли мне поговорить с кем-нибудь, кто помнит студента, учившегося у вас пятнадцать лет назад?

– Сейчас я соединю вас с профессором Киверсом. Он здесь с тех времен, когда еще не было электричества. Одну секунду.

Я подождала минуту, затем в трубке раздался мягкий баритон.

– Это Том Кивере. С кем я разговариваю?

– Я лейтенант Дэниелс из полицейского управления Чикаго. Вы помните студента, который учился у вас пятнадцать лет назад, по имени Деррик Рашло?

Он некоторое время вспоминал.

– Как я понимаю, у Деррика проблемы определенного рода?

– Вы его помните?

– Да, помню. Время от времени у нас появляются такие люди, как Деррик.

– Что вы имеете в виду, говоря «такие как Деррик»?

– Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду, если вы мне звоните.

– Некрофильство?

– Да, неприятные издержки в нашей профессии. Деррика на практике в морге поймали со спущенными штанами. Кстати, по этому поводу существуют строгие правила, но я не думал, что подобные действия преследуются законом.

– Мы расследуем убийство, профессор. Как я понимаю, вы знали о… вкусах Деррика?

– Я подозревал. Но не было доказательств. Во время бальзамирования мои лучшие студенты равнодушны и совершенно спокойны. А у Деррика всегда было несколько более интимное отношение к телам. Еще тот случай в Иллинойсе…

– Вы имеете в виду Университет Южного Иллинойса?

– Да. У них там прекрасная школа медицинской экспертизы. Деррика перевели к нам оттуда.

Отличненько.

– Его исключили?

– Ну, не совсем так. Скорее ему предложили уйти. Если мне не изменяет память, у них пропал один из трупов. Подозрение пало на Деррика, хотя доказательств его вины не было. В свое время это породило довольно много разговоров.

– А в Уоршеме у него были проблемы?

– Нет. Прекрасный студент. Очень хорошо работал. Хотя у меня всегда были подозрения на его счет. Он кого-то убил, вы говорите?

– Соучастие.

– Да, это вполне возможно. Я всегда хотел написать рассказ о злодее-гробовщике. В нашей профессии до смешного легко избавиться от жертвы убийства.

– Кремация.

– Вот-вот. Вы знаете, как часто хоронят в закрытых гробах? Многие умирают так, что тело невозможно реконструировать. Некоторые родственники просто не хотят видеть умерших в таком ужасном состоянии.

– То есть вы хотите сказать…

– Гробовщик может положить в гроб не одно, а два тела, и никто об этом не узнает.

– Большое спасибо за помощь, профессор.

Взволнованная, я положила трубку. Теперь не только выяснилась связь Фуллера с Рашло, но стало понятно, при каких обстоятельствах они могли познакомиться.

Я оставила сообщение на автоответчике Либби и занялась делами, которые накопились в мое отсутствие. Чикаго продолжал оставаться столицей убийств в Соединенных Штатах. Обычно в год в среднем совершается 600 убийств, но уже сейчас насчитывалось 585, причем сезон отпусков еще не начался.

Погружение в бумажную работу, как оказалось, было хорошей терапией, и к пяти часам вечера я думала о Фуллере не постоянно, а лишь время от времени.

Я позвонила домой, трубку никто не взял, тогда я позвонила Алану, но у него включился автоответчик. Я сказала, что приду домой рано, положила трубку и вышла из офиса.

Снег превратился в замерзающую изморозь, и путь домой занял на двадцать минут больше, чем обычно, поскольку водители забывали, как нужно водить машину в гололедицу.

Забрав почту, я пошла к своей квартире, вошла в гостиную и увидела очень старого и очень голого мужчину, занимающегося сексом с моей матерью на раскладном диване.

Я немедленно повернулась и удалилась на кухню. Поглощенные своим занятием, они меня даже не заметили. Наверное, их охи и вздохи заглушили звук моих шагов.

Я колебалась, не зная, что делать дальше. Зашуметь посильнее, чтобы они поняли, что я вернулась домой? Попросить их прекратить свое занятие, потому что на всю оставшуюся жизнь это жуткое зрелище останется в моей памяти?

Я решила тихонько улизнуть. В нескольких кварталах отсюда был круглосуточный магазин с ресторанчиком, но даже мерзлый дождь не смыл образ опускающейся и поднимающейся голой задницы мистера Гриффина. Впрочем, удивляясь себе самой, я отметила, что у него неплохая задница для человека такого возраста. Нежнее, чем можно себе представить.

Я заказала кофе и сандвич «Монте-Кристо» – горячая индейка, ветчина, швейцарский сыр и бекон на двух кусочках французского тоста. Сандвич был посыпан сахарной пудрой, но я давно поняла: не стоит во всем на свете искать логику.

Убив час в закусочной и решив, что этого времени маме будет более чем достаточно, я позвонила домой.

Трубку никто не брал. Видимо, они наводили последний глянец.

Мне очень хотелось принять душ и переодеться, поэтому я опять геройски преодолела расстояние до дома.

Но они все еще продолжали развлекаться.

На сей раз я решила даже не заглядывать в комнату – достаточно было раздававшихся звуков. Я повернулась и вышла из квартиры.

Мое мнение о мистере Гриффине улучшилось на порядок. Я всегда встречалась только с молодыми мужчинами. Возможно, я многое пропустила.

В местном кинотеатре показывали новый фильм с Брэдом Питтом, и я решила убить с ним еще полтора часа.

После этого я снова позвонила домой. К счастью, мама наконец-то взяла трубку.

– Привет, мам. Звоню я, просто чтобы сообщить, что приду минут через двадцать.

– Привет, дорогая. Могу я… э-э-э… попросить тебя о небольшом одолжении?

– Конечно, мам.

– Приехал мой друг из Флориды, мистер Гриффин. Ты не могла бы побродить еще пару часиков, чтобы мы с ним побыли наедине?

– Пару часиков? – Ничего себе!

– Да. Мы долго не виделись, нам нужно кое о чем поговорить.

Мама издала откровенно неподдельный любовный вздох. Я была в шоке.

– Конечно, мам. Я в кино схожу. Домой приду часов в десять.

– Да, в десять часов подойдет, – сказала она на октаву выше, чем обычно.

Я повесила трубку.

Невероятно!

Я провела еще два часа в компании с Джулией Робертс, а потом почувствовала себя такой уставшей, что направилась прямиком домой, наплевав на мамины сексуальные нужды. Боже, она ведь недавно ломала бедро. Разве она забыла об этом?

К счастью, на сей раз мама и мистер Гриффин были уже одеты. Они сидели на кухне и пили кофе. У мамы раскраснелись щеки, на ее голове царил полный хаос.

– Рад снова видеть вас, Жаклин. – Мистер Гриффин принадлежал к старой школе, то есть встал, когда я вошла в комнату, и протянул руку.

Я пожала ее, он слегка поморщился.

– Все нормально? – спросила я.

– Да. Спина вот немного болит, – отозвался он.

Интересно, почему же это?

– Мы заказали пиццу. Ты неголодна?

– Нет, я поела. Я собираюсь спать. Алан звонил?

– Он еще раньше сказал мне, что собирается провести время со старыми друзьями, придет поздно.

Я пожелала им спокойной ночи, приняла горячий душ и забралась в кровать, решив на этот раз не принимать снотворного.

Через сорок минут разглядывания потолка я услышала громкие стоны, доносившиеся из гостиной.

Я приняла две таблетки и, накрыв голову подушкой, уснула.

 

Глава 36

Фуллер лежит на койке в своей камере. Время уже за полночь, ему пора спать. Необходимо хорошо выглядеть в суде. Внешний вид решает все.

Он знает, что за ним постоянно наблюдают присяжные. Пытаются заметить обман или проявление чувства вины. Он покажет им только то, что захочет сам.

Сцена со рвотой была его шедевром. Кусок мяса несколько дней гнил внутри матраца. Размером меньше виноградины, он вонял так, что от его запаха возникала тошнота. Бросив его в рот, Фуллер испытывал дурноту. Отвратительно, но эффективно.

Но настоящее представление начнется, когда он будет давать показания. Он припрятал немного красного перца – гораздо более эффективное средство для выжимания слез.

Он понимает, что дело скоро закроют. Гарсиа собирается закончить все до Дня благодарения: присяжные, считает он, захотят вынести вердикт до праздников. После этого остается два дня на дачу показаний и один на завершающее заседание.

Пока что все идет, как надо.

Единственный неприятный момент – когда Гарсиа сказал ему о пленке. Какой-то охранник из окружной связался с адвокатами Фуллера, предлагая им купить запись разговора с Джек в тюрьме. Шантаж – вот как это называется. Плати, или я отдам эту пленку прокурору.

Фуллер заплатил. Ему пришлось воспользоваться помощью Гарсии и избавиться от нескольких вещей в доме – украшений Холли, подписанной литографии Дали, которую его жена купила на модельные доходы, своего «лексуса».

Фуллер взволновался было, что Гарсиа, узнав об обмане, может повернуть против него. Но жуликоватый ублюдок даже глазом не моргнул. Более того, он виртуозно использовал запись, чтобы дискредитировать Джек Дэниелс.

Кто говорит, что приговор нельзя купить?

Так что единственной проблемой были головные боли. Они мучили его все сильнее и сильнее. Он не говорил об этом докторам – все должно выглядеть так, будто он полностью излечился. Если головная боль, склонявшая его к убийству, осталась до сих пор, то его не выпустят, это точно. Поэтому приходится обходиться тайленолом и своей волей.

Но он не сможет долго сдерживаться.

Когда головная боль так усиливается, есть только один способ избавиться от нее.

– Еще несколько дней, – утешает он себя. – Потом я свободен.

У Фуллера есть планы на День благодарения. Нужно будет заглянуть домой к Дэниелс. Немного убавить боль в голове. Он слышал, что Джек живет с матерью и бывшим мужем. Вот будет забавно убить их у нее на глазах, а уж потом оторвать ей руки.

– Убийство. Вот оно, отличное болеутоляющее.

Через некоторое время он засыпает с улыбкой на лице.

 

Глава 37

– Доктор Юрчик, сколько операций на головном мозге вы провели за восемнадцать лет работы хирургом?

– Таких операций я выполнил несколько сотен, – доктор Роберт Юрчик ответил низким, зычным голосом, излучающим авторитет.

– Была ли одна из них сделана подсудимому, Барри Фуллеру?

– Да.

– Каково было его состояние в тот момент?

– Его доставили с экстрадуральным кровотечением в результате попадания пули в верхнюю правую часть черепной кости. После сканирования выяснилось, что у пострадавшего имеется новообразование в лобной доле.

– Не могли бы вы объяснить поподробнее, для неспециалистов?

– В результате попадания пули произошел разрыв внешних менингов. Менинги – это мембранные слои, покрывающие мозг. При повреждении этих тканей началось кровотечение, кровь попала в пространство между мозгом и черепной костью. Поскольку череп представляет собой закрытый объем, кровь давила на мозг, в результате чего могла бы наступить смерть, если бы не была сделана трепанация черепа.

– Значит, чтобы снизить давление крови на мозг, пришлось сделать трепанацию?

– Да.

– Тогда же вы и удалили опухоль в лобной доле?

– Да.

– Насколько велика была опухоль, доктор?

– Приблизительно сорок граммов, два сантиметра в ширину.

– Ваша честь, присяжные заседатели, я хотел бы представить вам вещественное доказательство «Ф», – опухоль, удаленную из головы Барри Фуллера.

Со стола защиты принесли стеклянный сосуд, в котором плавал в формальдегиде небольшой серый предмет. По залу прошел шум, судебный пристав начал передавать сосуд по кругу.

– Это та опухоль, которую вы удалили у подсудимого, доктор?

– Кажется. Да, она.

– Сколько подобных операций вы проделали? Трепанаций черепа я имею в виду.

– Сотни.

– Были ли в вашей практике случаи, когда после трепанации черепа, выполненной для снижения давления крови после травмы, у пациентов наблюдалась амнезия?

– Да. Почти восемьдесят процентов пациентов с подобным кровотечением страдают амнезией. Более того, после таких операций пациентов некоторое время следует держать под наблюдением, потому что они могут проснуться, не зная, где они и что с ними произошло.

– Бывали ли случаи, когда пациент не помнил событий нескольких последних дней или даже недель?

– Да. И более того. Был один пациент, доставленный с экстрадуральным кровотечением после автокатастрофы. Так вот, у него выпали из памяти пять лет жизни до аварии. Он не помнил, что был женат, и не узнавал своих детей.

– Но память все же вернулась к нему?

– Лишь небольшая часть утраченных воспоминаний.

Да, кажется, наша команда продувала.

– Я бы хотел задать вопрос об изменении личности. Как вы считаете, доктор Юрчик, может ли новообразование в лобной доле мозга вызвать столь значительное изменение личности, что человек обретает необходимую потребность к совершению убийства?

– Да, может.

Перешептывание по всему залу. Гарсиа с довольным видом повернулся к присяжным. Либби бросила на меня короткий выразительный взгляд.

– Пожалуйста, продолжайте, доктор.

– Лобная доля отвечает за осознание человеком самого себя. Я сталкивался более чем с дюжиной случаев, когда повреждение лобной доли мозга – в результате аварий или появления опухолей – вызывало такое изменение личности, что даже члены семьи не могли узнать этого человека.

– Известны ли случаи, когда травма головы вызывала такое изменение личности, что человек совершал убийства?

– Таких случаев много. Известный серийный убийца Генри Ли Лукас, лишивший жизни более ста человек, в молодости перенес несколько серьезных травм головы. Джон Уэйн Гейси, Ричард Спек, Чарлз Мэнсон – у всех них отмечались серьезные травмы головы.

– Значит, возможен такой вариант, когда обычный член общества, как, например, я или вы, под влиянием опухоли в лобной доли претерпевает такое изменение личности, что может совершить убийство?

– Учитывая, что часть мозга, отвечающая за сознание ценностей и норм морали, повреждена, – да, такой случай возможен.

– То есть в результате разрастания опухоли в лобной доле законопослушный гражданин, совершенно не склонный к насилию, может подвергнуться такому изменению личности, в результате которого возможно возникновение серьезных инцидентов?

– Да.

– А если удалить эту опухоль, вызывавшую проявление жестокости, как вы полагаете, личность человека вернется в нормальное состояние?

– По моему мнению, да.

– Благодарю вас, доктор. У меня пока нет вопросов.

Либби встала, но даже не потрудилась выйти из-за стола, и спросила вызывающе:

– А лично вы когда-либо имели дело с пациентами, имевшими опухоль в лобной доле и ставшими убийцами?

– Нет.

– Будучи одним из лучших в мире специалистов в области хирургии головного мозга, часто ли вы сталкивались со случаями, когда опухоль в лобной доле мозга приводила к такому изменению личности, что человек начинал убивать?

– Нет.

– Часто ли вы сталкивались с опухолями мозга за всю вашу практику, доктор?

– Несколько тысяч раз.

– Пожалуйста, не могли бы вы сказать громче?

– Несколько тысяч раз.

– Итак, несколько тысяч случаев мозговых травм, и тем не менее ни в одном из этих случаев ваши пациенты не были склонны к патологическим убийствам. Больше вопросов нет.

От повторного опроса Гарсиа отказался.

Я посмотрела на присяжных: казалось, что их мнение после острых вопросов Либби не очень-то изменилось. Черт, не знай я, что Фуллер лжет, я бы тоже вряд ли изменила свое мнение. Когда ведущий специалист в области хирургии головного мозга говорит, что опухоль может стать причиной жестоких убийств, в это легко веришь.

– Благодарю вас, доктор. Вы свободны. А мы прервемся на обед. – Тейлор ударил молотком. – Объявляю перерыв.

Либби помрачнела.

– Проигрыш этого дела плохо скажется на моей карьере. – Когда мы вышли из зала суда, она взяла меня под руку. – У меня есть копия пленки, которая вчера была у Гарсии. Он говорит, что она пришла по почте в чистом коричневом конверте без адреса отправителя и подписей. Даже конверт мне отдал. Я все проверила, но ничего не обнаружила.

– Полагаю, там не было признания Фуллера.

– Гарсиа говорит, что он прокрутил в суде всю запись до конца. Но этот скользкий хитрый уродец, как мы знаем, честностью не отличается.

– Ты проверяла пленку?

– Ее проверяют сейчас, но уже ясно, что записывалась она другим устройством. Я сравнила ее с твоей записью – качество звука совершенно разное. Эта запись лучше, голос Фуллера более четкий, чем на твоей. Скорее всего, микрофон был с его стороны.

– Наверное, это кто-то из тюрьмы. Ты знаешь надзирателей лучше, чем я. Порасспрашивай, может, кто-то последнее время не появлялся на работе. К примеру, охранник, который казался больным, или кто-то вроде того.

– Сегодня займусь.

Я сменила тему:

– Кажется, я знаю, как заставить Рашло говорить правду. – И вкратце рассказала ей, что узнала. Либби нахмурилась.

– Не очень люблю этим заниматься, но посмотрю, что можно сделать. Нужно во что бы то ни стало спасти этот тонущий корабль. Бумаги будут готовы завтра. Окружная тюрьма находится вниз по этой улице, во время обеда можно туда заглянуть.

Я улыбнулась, но это не прибавило мне оптимизма. Мне по-прежнему было страшно до спазмов в животе.

 

Глава 38

Мы с Эрбом занимались списком студентов, посещавших занятия вместе с Фуллером в Университете Южного Иллинойса в Карбондейле, и пытались найти связь между ними и кем-нибудь из ста тридцати семи человека, пропавших в то время. Мы ползли по полу в моем кабинете: я раскладывала бумаги, составляя таблицы в алфавитном порядке; Эрб, лежа на животе, изучал дела. И тут нам позвонила Либби.

– Я узнала имя. Марвин Ромер. Охранник в одиннадцатом отделении, последнюю неделю отсутствовал. Мы проверили его финансовое состояние. Так вот, удалось выяснить, что недавно он открыл восемь счетов, на каждом из них лежит от двух до шести тысяч. Видно, он немало получил от этого хорька Гарсии.

– Ага. А счета Ромер разбивает потому, что банки обязаны объявлять о крупных вложениях. Сообразительный, сволочь.

– Да, но он все равно привлек к себе внимание, пропустив службу по неуважительной причине.

– Мы уже выезжаем.

– Поздно. Ромер живет в Вест-Сайде, команду к нему выслали раньше, чем на ордере высохли чернила. Он успел улизнуть. Записи не нашли, но зато нашли диктофон с голосовым включением и остатками липкой ленты на нем. Наверное, он был прикреплен к потолку или под стулом.

– А вы проверяли…

– Мы все проверяем. Его счета заморожены, карточка отслеживается, скоро его описание будет у каждого полицейского в Штатах и Канаде. Если мы найдем его, пленка может и не понадобиться. Я прижму его и заставлю дать показания.

– Отправь мне файлы на Ромера.

– Уже в пути.

Я поделилась услышанным с Эрбом, и мы продолжили заниматься делами студентов, заказав пиццу с добавкой мяса.

Эрб съел львиную долю, но есть само тесто остерегался, поэтому в коробке осталось много белых треугольников.

И мы вновь с головой погрузились в работу. Пришлось составлять длинные перекрестные списки, проверяя всех студентов, с которыми Фуллер мог познакомиться на занятиях, тренировках или в студенческих организациях, и пытаться связать их с пропавшими людьми. Скучища, но других возможностей я не видела.

– Нашел что-то. – Эрб поднял лист. Ничего необычного – у нас было уже несколько находок, другое дело – куда они вели.

– Как зовут?

– Пропавшая Мелоди Стефанопулос, студентка. Она посещала три курса вместе с парнем по имени Майкл Хортон, который играл в одной команде с Фуллером.

– Подружка Хортона?

– Возможно. Она занималась естественными науками, а Хортон – гуманитарными, в течение двух лет у них были общие курсы по классической литературе. Исчезла весной.

Я поискала Хортона среди дел полиции Карбондейла, но ничего не нашла. Тогда я связалась с организацией выпускников и поговорила с энергичной дамой по имени Мисси, которая согласилась помочь только после того, как я продиктовала ей номер своего жетона.

– Я нашла его. Майкл Хортон живет в Сиэттле. Женат, у него двое детей, работает биржевым маклером.

Я записала телефон и набрала его.

– Майкл слушает.

– Мистер Хортон, это лейтенант Дэниелс из полицейского управления Чикаго. Мы хотели бы задать вам несколько вопросов…

– О Барри, да? Я слежу за ходом дела по телевизору.

– Да, вроде того. Сначала мы хотели бы узнать про Мелоди Стефанопулос.

– Вы нашли ее? – Это было сказано так быстро, что слова прозвучали, как одно.

– Извините, нет. Она была вашей девушкой?

– Невестой. Она исчезла.

– Барри был знаком с Мелоди?

– Да. Он ей не нравился. Боже, но не думаете ли вы?..

– Мы не знаем, мистер Хортон. Мы пытаемся это выяснить. Вы с Барри были друзьями?

– Да. Мы часто устраивали вечеринки. Тренеру нравилось, когда ребята из команды держались вместе.

– Барри не пытался сблизиться с Мелоди, когда вас не было?

– Не помню такого. Она практически всегда старалась быть со мной.

– Когда она пропала?

Он помолчал.

– Однажды на вечеринке мы поссорились. Ей не понравилось, что я много пью. Я сказал, чтобы она успокоилась и перестала быть занудой. Мелоди ушла. Больше я ее не видел.

– Барри был на той вечеринке?

– Да. Это было после игры во Флориде. Мы тогда серьезно отмечали свою победу.

– Вы не помните, ушел ли Барри следом за Мелоди?

– Хотелось бы мне это вспомнить. Но я в тот вечер здорово набрался. На следующий день я пошел в общежитие к Мелоди, чтобы извиниться, но мне сказали, что она так и не появилась.

Минут десять Хортон рассказывал мне о своих отношениях с Мелоди. Он был сильно влюблен в нее, исчезновение девушки выбило его из колеи. Еще пять минут он рассказывал мне о Фуллере, назвав его «командным игроком, обычным парнем».

Не знай я о его «хобби», я бы тоже так описала его.

В конце разговора Хортон обещал позвонить, если вспомнит что-нибудь еще.

Эрб положил вторую трубку, через которую слушал наш разговор.

– Это может быть ключ. Наверное, надо спросить об этом Рашло.

Я посмотрела на часы. Почти семь вечера. Я зевнула. Эрб неодобрительно посмотрел на меня.

– Джек, тебе надо отдохнуть.

– Все нормально.

– Ты выглядишь как сандвич с дерьмом.

– Очень мило. Ты прочитал это в какой-нибудь поздравительной открытке?

– Тебе пора домой.

– Я боюсь идти туда. Мне не хочется снова попасть на старческую версию «Последнего танго в Париже».

Он нахмурился:

– Что с тобой творится в последнее время, Джек?

Голос Эрба звучал как-то грубо, такое случалось раз в сто лет.

– О чем ты, Эрб?

– Ты сама не своя. Нервная, нетерпеливая, взвинченная.

– Если вы сомневаетесь в моей компетентности, детектив Бенедикт, можете заняться поиском новой работы.

Эрб встал:

– Наверное, мне следует подать рапорт о переводе…

– Это меня не удивит, учитывая, что вы устроили то же самое со своей жизнью.

Он бросил на меня странный взгляд и вышел. Несколько минут я сидела одна, пытаясь успокоиться. Но это мне не удалось.

 

Глава 39

– Вы знаете, почему вы здесь, Барри?

Барри кивнул. Он был похож на поджавшего хвост нашкодившего щенка, которого ругают. На нем был синий костюм, его голубая рубашка казалась помятой оттого, что он сильно сутулился.

– Потому что я убил нескольких человек. – Голос тихий, жалкий.

– Вы знаете, за что вы убили этих людей, Барри?

– Я не помню… Я не помню ни одного убийства.

– Но вы видели последствия. Вы знаете, что, без сомнения, это дело ваших рук.

– Да, знаю.

– Но вы не можете сказать, почему это сделали?

– Этого я тоже не помню. Начиная примерно за месяц до первого убийства я ничего не помню. Словно этого времени не было в моей жизни. Боже, я бы никогда… никогда никого не убил. Не могу поверить…

Голос Фуллера задрожал. Слезы ручьем потекли по его лицу, плач дополнялся всхлипами и стонами. Гарсиа подал ему коробку с салфетками, которые Фуллер прикладывал к лицу одну за другой минуты две, не меньше.

– Это не я. Точно не я. Я не мог такого сделать.

– Почему, Барри?

– Я не убийца. Я боюсь насилия.

– Но разве вы не занимались профессионально футболом? Не служили в полиции? Ведь подобная деятельность иногда порождает в людях жестокость.

– Я почти все время сидел на скамейке запасных. Тренер говорил, что у меня не было «инстинкта убийцы», как он это называл. А полицейским я стал, чтобы охранять закон и помогать людям. У меня был хороший послужной список, пока… о боже…

Опять всхлипы и салфетки. Меня воротило от этого спектакля.

– Не спешите, Барри. Вы настаиваете, что не помните убийств. Каково ваше последнее воспоминание до операции?

– Последнее, что я четко помню, – это то, что я напивался дома на диване, чтобы забыть о ней.

– Забыть о чем?

– О боли. В голове.

– Последнее, что вы помните, это головная боль?

– Ужасная боль. Я думал, моя голова взорвется. Аспирин не помогал, поэтому я осушил бутылку рома, чтобы забыть о боли.

– Когда это было?

– Поздней весной, в мае, кажется.

– Почему вы не обратились к доктору?

– Я не помню. Ничего после этого я не помню. Может, я и посещал доктора.

– Когда вы очнулись в больнице после операции, о чем вы подумали?

– Я решил, что нахожусь в больнице потому, что перебрал с выпивкой и упал с лестницы или что-то вроде того.

– Что вы почувствовали, когда узнали, что в вас стреляли, после того как вы убили свою жену?

Вздохи. Гарсиа демонстративно принес вторую коробку салфеток со стола защиты.

– Я подумал, что это дурацкая шутка. Я и до сих пор в это не верю. Все говорят, что я совершал ужасные поступки, но я никогда бы не сделал этого, если бы не моя боль в голове. Да, все улики свидетельствуют против меня. Однако ничего этого я не помню. Что бы вы почувствовали, если бы вам сказали, что вы убили свою жену? О боже…

Опять плач.

– Успокойтесь, Барри. Все в порядке.

– Нет, далеко не все в порядке. И никогда уже не будет в порядке. Вы знаете, по ночам я не мог спать больше двух часов, все думал: когда же началось? Нужно было сходить к доктору, к психиатру, или…

– Или что, Барри?

– Или убить себя. Если бы я покончил с собой, все эти люди были бы сейчас живы.

«Да, это было бы просто здорово», – подумала я. Но, посмотрев на присяжных, я поняла, что они не разделяют моих сантиментов.

– Хотите ли вы передать что-нибудь семьям этих людей? – спросил Гарсиа.

– Да. Хочу.

Фуллер встал и достал из кармана скомканный лист бумаги. Нежно, как котенка, держал его в руках, но, когда заговорил, то даже ни разу не заглянул в него.

– Я не могу сказать ничего, что оправдало бы меня после убийства шестерых человек. Я не могу сказать ничего, что позволило бы вам простить меня. Я могу сказать только то, что я… я… – Он снова начал плакать. – Мне очень-очень жаль. Мне жаль, но я не помню этих убийств, иначе возненавидел бы себя еще больше. Я не помню, как все это происходило. Доктора и адвокаты говорят, что причиной всему была опухоль мозга. Может быть, так оно и есть, иначе я не могу представить, что толкнуло меня на эти ужасные действия. Если бы можно было обменять свою жизнь на их, я сделал бы это, не задумываясь.

Несколько минут Фуллер рыдал, как ребенок. Каждый раз, когда он пытался заговорить, рыдания начинались снова. Когда я повернулась в зал – этот момент навсегда останется в моей памяти, – то увидела: по меньшей мере человек восемь вытирают платками глаза.

Двое из них были присяжными.

– Какие планы? – шепнула я Либби. На ней был серый в полоску брючный костюм. Эмануэль Унгаро, как она раньше мне сказала. На мне тоже был серый брючный костюм, который я купила в магазине за $89,99. Я чувствовала себя нищей.

– Никаких.

– Ты что, так и собираешься сидеть молча?

– Я не стану вести перекрестный допрос.

– Почему?

– Потому что Фуллер еще больше разжалобит зрителей и присяжных. Мы с Ноэлом не должны производить впечатление эдаких злыдней – у тебя это и так хорошо получилось. Я лучше промолчу, чтобы показать, что не верю в эту чушь.

Шоу Гарсии и Фуллера продолжалось еще час. Гарсиа вежливо задавал вопросы, Фуллер боролся за премию «Оскар». Он выжал из себя столько слез, сколько проливают за сезон в каком-нибудь мелодраматическом сериале.

Когда суд прервался на обед, мы с Либби быстро смылись и направились в окружную тюрьму.

Рашло содержали во втором отделении со средним режимом. Общее проживание, пятьдесят коек в одном помещении, решеток на окнах нет. Для такого любителя уединения, как Деррик, приятного здесь было мало.

Адвокат Рашло, Гарри Пруденза, встретил нас у первого поста охраны. Наверное, ему не удалось сплавить Рашло другому адвокату.

Либби пожала ему руку.

– Доброе утро, мистер Пруденза. У нас есть любопытное предложение для вашего кузена.

– Что за предложение?

– Мы подозреваем, что он помогал Фуллеру гораздо больше, чем мы думали. Нам нужны имена.

– Он не пойдет против Фуллера, потому что безумно его боится. Он несколько раз говорил мне об этом.

– Мы это понимаем, но думаем, что он все же даст показания.

– Не знаю, не знаю… Я умолял его об этом, но ничего не мог добиться. Он меня не признает.

– Может, вам стоило бы закрыть глаза и притвориться мертвым? – предложила Либби.

Пруденза нахмурился:

– Пожалуйста, нельзя ли побыстрее с этим покончить? Через два часа у меня слушание дела о банкротстве.

Преодолев металлодетекторы и решетчатые перегородки, мы очутились в сердце второго отделения. Нас сопровождали два охранника – скорее для порядка, чем для защиты. Здесь содержались заключенные, не совершавшие серьезных преступлений, но мы с Либби все равно услышали несколько непристойностей от здешних обитателей.

Во всяком случае, Либби. Я убеждала себя, что это из-за ее костюма. Даже у преступников есть вкус.

Мы нашли Рашло в комнате отдыха читающим за металлическим столом какой-то затрепанный журнал. При виде нас он вскочил.

– Я ничего не скажу. – Он мотал головой из стороны в сторону, ища пути к бегству. Его кузен, Пруденза, положил ему руку на плечо и легонько сжал.

– Все в порядке, Деррик. У них есть предложение для тебя. Выслушай этих леди.

– Не нужно мне их предложений. Однажды они обманули меня.

Я села и непринужденно улыбнулась.

– У вас нет выбора, Деррик.

Рашло уставился на меня. По крайней мере одним глазом.

– Я не буду говорить.

– А вам и не придется. – Либби протянула ему бумаги.

– Что это?

Пруденза заглянул через его плечо и довольно осклабился.

– Они снимают обвинения, Деррик. Ты свободен.

Рашло побелел как полотно:

– Нет…

– К вечеру вы выйдете отсюда.

– Нет. Вы не можете меня выпустить.

Либби подмигнула ему:

– Можем. И уже выпустили. Главное – вовремя. Судебный процесс над твоим приятелем почти закончился. Скоро у вас с ним состоится долгожданное воссоединение.

Рашло начал хныкать. Скрывая отвращение, я положила свою руку на его.

– На вашем месте я была бы начеку, Деррик. Фуллеру не понравилось, что вы не успели кремировать тело Айлин Хаттон. Думаю, ему захочется поговорить об этом поподробнее.

Лицо Рашло из белого стало ярко-розовым. Мне показалось, что он сейчас взорвется.

– Вы должны меня защитить!

– Мы хотели бы вам помочь, Деррик, но вот вы нам совсем не помогали.

Я кивнула Либби, и мы поднялись со стульев.

– Пожалуйста, помогите мне!

– Мы можем включить вас в программу по защите свидетелей, Деррик. Если Фуллер останется в тюрьме, вам не о чем будет волноваться. Но если его освободят, ваши проблемы… В любом случае сначала вы должны помочь нам.

Он весь затрясся:

– Я… я не могу!

– Ну что ж, желаем, удачи, Деррик. Она вам понадобится.

Мы снова повернулись к нему спиной.

– Пожалуйста! Пожалуйста!!!

Мы с Либби успели не только добраться до суда, но еще и перекусить, прежде чем снова включилась судебная машина.

– Думаешь, он расколется? – спросила она, готовясь откусить кусок сырного сандвича.

– Только что я хотела спросить у тебя о том же самом. Думаю, да. Вопрос лишь в том, расколется ли он вовремя.

– Заключительное заседание продлится всего один день. Но даже если присяжные будут готовы вынести свой вердикт, я смогу убедить судью Тейлор выслушать нового свидетеля, и она снова вызовет присяжных в суд. С Рашло надо снять обвинения до того, как он начнет выступать. Если Фуллера освободят раньше, то мы его уже не удержим. Двойная опасность.

Я откусила кусочек сандвича с тунцом. Он был сырой.

– Ты можешь оттянуть вынесение приговора?

– Это же не конгресс, Джек. Если я буду все затягивать, мне достанется от судьи Тейлор.

– А если попросить отложить дело?

– Я уже несколько раз пыталась. Тейлор каждый раз говорит, что у нас и так было три месяца на подготовку. Она позволит использовать любые новые улики, но не даст времени на их поиск.

Либби откусила еще от своего сандвича и посмотрела на часы. «Мовадо», с бриллиантами на циферблате.

– Пора возвращаться. Тебе не нравится твой сандвич?

– Вкус как у мокрых бумажных салфеток.

Либби подняла бровь.

– Все нормально? Ты какая-то странная сегодня.

– Просто много мыслей в голове.

– Это видно. Ничего, не все еще потеряно. Рашло еще может заговорить.

Зал снова заполнился людьми, но заседание продолжалось недолго. Либби явила собой образец краткости.

– Мистер Фуллер, насколько я знаю, вы были членом драмкружка во время учебы в университете. В каких постановках вы играли?

– Я играл в «Смерти продавца», «Венецианском купце» и «В ожидании Годо».

– Готова поспорить, играли вы бесподобно. – Либби села. – Больше вопросов нет.

Судья Тейлор закончила слушание и назначила заключительное заседание на завтра.

Когда я вернулась на работу, Эрба нигде не было. Со вчерашнего дня мы не разговаривали, а я не любила, когда между нами появлялись недомолвки. Я позвонила на его мобильный.

– Ты где?

– У меня встреча с адвокатом.

– Это не может подождать? Процесс закончится со дня на день, а нам нужно проверить остальных пропавших.

– Нет, это не может подождать. За последние месяцы кое у кого из нас не было ни одного выходного.

Я с трудом удержалась от колкости и бросила трубку. Я сказала ему о переводе просто так, сгоряча, но теперь подумала, что идея была не так уж плоха. Мне не нравились странные перемены в характере Эрба.

Пропавшими пришлось заняться в одиночку. Я проверила несколько имен. Проследила ведущие в никуда несколько цепочек. Очистила от бумаг небольшой участок пола в своем кабинете.

К ужину у меня разболелась голова. Я позвонила домой и поговорила с Аланом, он собирался встретиться с какими-то друзьями в «Мирабели» – ресторане в немецком стиле на Эдисон. «Не хочешь ли ты присоединиться к нам?» – поинтересовался он.

У меня не было склонности к общению, но я согласилась, потому что избегала Алана уже несколько вечеров. Возможно, небольшая дружеская компания поможет мне немного развеяться.

Сильнее ошибиться я не могла.

 

Глава 40

– Привет, Джек. – Алан ждал меня у барной стойки. В черных отглаженных брюках и сером пиджаке он выглядел очень неплохо. Я чмокнула его в гладко выбритую щеку. У меня не самое лучшее настроение, – предупредила его.

– Будет весело. – Он взял у меня пальто и повел к столику. – Там твой старый друг.

– Какой старый друг?

Потом я увидела.

Гарри МакГлейд, развалившись на стуле, подмигнул мне.

– Здорово, Джекки. Это моя новая подружка, Нора.

– Дора, – поправила девица. Она была в два раза моложе МакГлейда, блондинка. Ее блузка показалась бы тесной даже кукле Барби.

– А, да, Дора. Извини, милая.

– Гарри позвонил сегодня. – Алан сиял, как школьник после первого поцелуя. – Он хотел за что-то поблагодарить тебя. Это же он – тот парень, который был в кино? Ну, в смысле персонажи были взяты с вас.

– Да. – Я пыталась казаться бодрой и веселой, но у меня не получилось.

А вот Гарри даже не надо было притворяться.

– Сегодня я получил по почте свою лицензию частного детектива. Обычно там очень долго копаются, а ты сдержала слово и помогла мне. Так что с меня ужин.

– Отлично. – Это прозвучало еще менее оптимистично.

К нам подошла официантка, женщина лет шестидесяти, одетая в платье с узким лифом и широкой юбкой в немецком стиле. В ее английском слышался сильный немецкий акцент. Кроме того, она зря начала с Гарри.

– Хотите что-нибудь выпить, сэр?

– У вас есть немецкое пиво?

– У нас самый большой выбор импортного пива в Чикаго.

– У вас есть «Шлицкриг»? – спросил Гарри.

– Такого нет.

– «Краутвайзер»?

Она покачала головой.

– Он будет «Беке», – сказала я ей. – Я тоже.

– Три. – Алан поднял три пальца.

– Диетическую колу с долькой апельсина, лимона, лайма и вишней, – заказала Дора.

– Почему бы сразу не заказать фруктовый салат? – спросил Гарри.

Дора захихикала. Я укоризненно посмотрела на Алана, но он был занят меню, поэтому ничего не заметил. Наверное, не стоило его винить. Он же не знал Гарри – я про него редко рассказывала.

– Что-нибудь на закуску?

– Мы подумаем, – сказала я. Официантка ушла.

Алан положил меню на стол:

– Я закажу венский шницель.

– А что это? – жеманно спросила Дора.

– Это телятина.

– А что такое телятина?

– Это мясо молодых коров. – Гарри погладил ее по щеке. – Ты очаровательна.

Дора поморщилась:

– Вы собираетесь есть молодого теленка?

«Когда же наконец принесут пиво?»

Его все же принесли, и я сразу же попросила повторить. Если попал в ад, так почему бы попутно не пожарить сосисок?

Разговор, если это можно было так назвать, вертелся вокруг МакГлейда и дел, которые он расследовал. Дора внимала каждому его слову. Алан вежливо смеялся, когда это требовалось. Я пила.

Еда была отличной, и, надо отдать должное Алану, я все же смогла на пару часов забыть о Фуллере.

– Ну, как там с делом Фуллера, Джекки? Ну вот, опять о том же!

– Все идет к тому, что его освободят, если только не сознается его сообщник или мы не найдем того охранника.

– Кого-то надо найти? Что же ты не обратилась ко мне?

– Все копы и федералы в Иллинойсе ищут его. Что ты можешь сделать, МакГлейд?

– Ну, вообще-то я всемирно известный частный детектив, Джекки. А что я делаю, Дора?

Она опять захихикала:

– Ты занимаешься частными делами.

– Точно. А еще я разыскиваю людей. Расскажи-ка о нем.

Пиво развязало мне язык, и я поведала Гарри про сбежавшего охранника, записывавшего наш разговор с Барри.

– У тебя есть о нем информация?

– В машине.

– Я тебе с удовольствием помогу. В ответ мне нужна лишь маленькая услуга.

– Мне кажется, я вряд ли еще чем-то смогу тебе помочь.

– Да тут все просто.

– И в чем же дело?

– Я тебе скажу, когда найду того парня. – МакГлейд подмигнул мне.

На десерт был сладкий пирог и необычайно крепкий кофе. Гарри сдержал слово и оплатил счет. Алан попытался было всучить ему часть денег, но я пнула его под столом, чтобы он оставил эту затею.

После этого МакГлейд пригласил нас к себе домой для продолжения банкета. Алан получил еще один многозначительный пинок, поэтому вежливо отказался под предлогом, что нам надо торопиться.

Я отдала МакГлейду бумаги с информацией о пропавшем, мы с Дорой обнялись на прощание. И после этого разошлись.

– Мне начинает казаться, что Гарри не входит в число твоих любимых друзей, – улыбаясь, сказал Алан, когда мы сели в машину.

– Как ты догадался об этом?

– Ты почти все время беззвучно бормотала «идиот».

– Я была права?

Алан засмеялся:

– Да. Но он забавный тип. Думаешь, он найдет того охранника?

– Он не найдет даже снега на Аляске.

Алан обнял меня за шею:

– Ты последнее время какая-то странная. Все нормально?

– Почему-то меня об этом спрашивают. Я просто немного напряжена, вот и все.

– Хочешь об этом поговорить?

– У нас с Эрбом напряженные отношения. Мы проигрываем дело. И еще я наткнулась на маму и мистера Гриффина.

Алан засмеялся:

– Ты тоже? А он довольно резвый парень для своего возраста.

– Резвый? Да он как будто заводной. Он маме второе бедро сломает.

– Тебя беспокоит еще что-нибудь?

Он явно намекал на наши отношения.

Я сказала – нет, но это была неправда. Проблема никуда не девалась. Каждый раз, возвращаясь домой с работы, я невольно думала, застану я его там или нет. Один раз он уже ушел. Он мог сделать это снова. Поэтому я пока выжидала.

Мне приходится выжидать. Пока я не буду уверена.

– Я рад. – Рука Алана переместилась с моей шеи на ногу.

– Не начинай того, что не сможешь закончить.

– Ну я же не заводной Гриффин, но думаю, что справлюсь.

Когда мы добрались до дома, он это доказал.

 

Глава 41

Телефон зазвонил в четыре утра.

– Я его нашел.

Я попыталась открыть глаза, но эмбиен туманил мозги, не давал быстро проснуться.

– Кто это?

– Ну ты даешь. Это Гарри.

– Чего тебе, МакГлейд?

– Тот мужик. Охранник. Я нашел его.

Я тут же открыла глаза:

– Ты шутишь?

– С чего бы это я шутил?

– Ты где?

– Я в холле гостиницы «Четыре сезона». Он в комнате тридцать шесть ноль четыре, зарегистрировался как Джон Смит. Парень с воображением, а?

Я потрясла головой, пытаясь взбодриться:

– Как ты его нашел?

– Расскажу, когда приедешь. Захвати ордер.

Судья Тейлор не очень обрадовалась звонку среди ночи, но поскольку она сознавала важность ситуации, то все сразу поняла. Я заехала к ней домой, потом направилась в отель.

МакГлейд встретил меня широкой довольной улыбкой.

– Черт, но как же тебе это удалось?

– Я же говорил, я всемирно известный частный детектив.

– Колись.

– Ну, я знал, ребята, что вы проверили аэропорты, вокзалы и автобусные станции, а поскольку у того парня нет машины, я понял, что он все еще в Чикаго. Вы заморозили его счета, поэтому он не мог воспользоваться кредитными картами. Это означало, что ему придется платить наличными. Так что я связался с парочкой хороших знакомых и попросил их разузнать, кто недавно платил в отелях наличными. А потом получил подтверждение здесь, когда портье узнал его по фотографии.

– Гарри, я восхищаюсь тобой! – невольно воскликнула я.

– Да, иногда я и сам себе удивляюсь. Ну что ты, готова раскроить пару черепов, напарница?

Я кивнула. Мы вошли в здание, огляделись – роскошные люстры, сверкающий полированный мрамор.

– Значит, с тебя должок.

– Все, что хочешь, Гарри, кроме раздевания кого-нибудь из нас.

– Ладно. Помнишь тот фильм, «Фатальное самоуправство»?

– К сожалению, да.

– Понимаешь, я поговорил с продюсером, он подумывает о том, чтобы сделать сериал.

– Я просто счастлива.

– Я тоже. Теперь меня будет играть один из братьев Болдуинов. Они хотят дать твою роль той толстой актрисе, но им нужно твое разрешение.

Мое хорошее настроение несколько упало.

– Пожалуйста, Джек. Я же нашел этого парня, так ведь? С тебя причитается. Им понравился твой персонаж, без него не будет так смешно.

Я вздохнула:

– Ладно.

МакГлейд раскрыл объятия, но я посоветовала ему не увлекаться.

Лифт довез нас до шестого этажа. Мы миновали стол, заставленный срезанными цветами, добрались до второго лифта. МакГлейд нажал кнопку тридцать шестого этажа.

– Хороший отель. – Он постучал ботинком по мраморному полу. – Напоминает гостиницу в Джерси, в которой я ночевал.

Лифт остановился, мы легко нашли нужную комнату.

– Мистер Ромер! Полицейское управление Чикаго. Откройте дверь. У нас есть ордер.

Тишина.

– Мистер Ромер! Сэр, откройте дверь!

И снова ничего.

– Я позову менеджера. – Гарри отправился на поиски. Я продолжала стучать еще несколько минут, пока не появился нервно улыбающийся портье.

– Мы обычно стараемся соблюдать тишину, чтобы не мешать другим постояльцам.

– Конечно. Просто откройте дверь.

Он открыл. Я вошла первой, с револьвером в руке. В комнате было темно, но две вещи я заметила сразу.

Во-первых, телевизор был включен, шел фильм, который мужчины предпочитают смотреть в одиночестве.

Во-вторых, мистер Ромер лежал на кровати, голый, схватившись за свой агрегат. Кроме того, он был немного мертвый.

– Можно попробовать сделать ему искусственное дыхание, – предложил Гарри. – Ему, наверное, понравится.

Может быть, я и попыталась бы это проделать, но я видела достаточно трупов, чтобы понять – он мертв уже не меньше часа.

Гарри почесал голову:

– А говорят, что порнография безвредна.

Я выключила телевизор, проклиная судьбу, удачу и свое опоздание.

– О боже! – Портье взволнованно вздохнул. – Нельзя, чтобы об этом узнали.

– Да уж, получится роскошный заголовок. – Гарри положил руку ему на плечо. – «Сотрудник исправительного учреждения удовлетворил себя до смерти в гостинице „Четыре сезона“».

– Господи!

– По крайней мере его смерть была приятной.

Я попросила портье включить везде свет и минут десять перерывала комнату. Единственное, что я нашла, – это несколько тысяч наличными.

– Ну, а твой улов? – спросила я МакГлейда.

– Почти полная бутылка детского лосьона.

– Пленки нет?

– Нет. Если, конечно, он не спрятал ее где-нибудь в полости тела. Могу перекатить его, если хочешь взглянуть.

Я потерла глаза. Пришли полицейские и медики.

– Должно быть, сердечный приступ или удар, – сказал человек в форме.

– Похоже на несколько ударов, – заметил Гарри.

Зазвонил мой мобильный. Я вышла в холл, чтобы ответить.

– Дэниелс.

– Лейтенант? Это Гарри Пруденза, адвокат Деррика Рашло. Он хотел бы с вами поговорить.

– Я не буду давать показания! – Послышался крик на заднем плане.

– Нам нужно его допросить, мистер Пруденза.

– Он не хочет этого делать, но думаю, так или иначе он все равно сможет вам помочь. Вы не могли бы приехать?

– Где вы?

Он назвал адрес, дом в пригороде Нэпервилля.

– Вы скоро приедете?

– Дайте мне час.

Я выключила телефон и направилась к лифту. МакГлейд тут же догнал меня:

– Ты все же подпишешь разрешение, да? Джекки? Я загляну через пару дней, ладно? Жаль, что тебе так не повезло…

Двери лифта закрылись, избавив меня от дальнейших упрашиваний.

Я поехала по Делавер в сторону конгресса, потом свернула на 290-ю и двинулась на запад. Был час пик, медленное прерывистое движение по дороге идеально подходило для начала паники. Сердце забилось чаще, ладони вспотели, я изжевала щеку изнутри, а мозг, вроде слайд-шоу, посылал изображения всех ошибок, которые я сделала за свою жизнь.

К тому времени, как я добралась до Нэпервилля, состояние мое было ужасным.

Прудензе этот дом обошелся явно недешево. Расположенное в тупике, окруженное другими дорогими домами, двухэтажное здание с четырьмя дорическими колоннами, поддерживающими выступающий скат крыши.

– Спасибо, что пришли, лейтенант. – Пруденза был взволнован так же, как и я. Он повел меня через просторное фойе, и, пока мы шли, мои невысокие каблуки бодро звенели по бетонно-мозаичному полу.

– Кажется, дела у вас идут неплохо.

– А? Да. У моей жены много денег. Это как будто жить в Тадж-Махале. Деррик в убежище.

Убежище представляло собой просторную комнату со сводчатыми потолками, черной кожаной мебелью и великолепным бильярдным столом посередине.

Деррик сидел в кресле, прижав колени к груди.

– Его еще не выпустили? – спросил он.

– Скоро выпустят. Сегодня заключительное заседание. Если хотите, чтобы его упекли за решетку, дайте показания.

Он энергично затряс головой.

– Нет, никаких показаний.

– Тогда его придется выпустить, Деррик. А потом он придет за вами. Он был полицейским и знает, как искать людей.

Деррик начал напевать что-то под нос.

– Хотите выпить, лейтенант?

Я попросила Прудензу сделать мне кофе и села напротив Рашло.

– Деррик, нам надо, чтобы он остался в тюрьме. Вы это понимаете?

Он кивнул.

– Я знаю, вы напутаны. Мы сможем обеспечить вашу безопасность. Я обещаю. Но вы должны помочь нам упрятать Фуллера за решетку.

Он снова кивнул.

– Расскажите об Университете Южного Иллинойса.

Он посмотрел на меня нормальным глазом:

– Вы знаете про Иллинойс?

– Я знаю о том, что вас попросили оттуда уйти. Именно там вы встретили Фуллера. Знаю и о том, что вы украли тело.

– Я унес ее в лес, туда, где нас никто бы не увидел. Он проследил за мной и все узнал.

– Это он вас выдал? – высказала я догадку.

Рашло посмотрел так, будто у меня выросли ослиные уши.

– Барри не выдавал меня. Он сам предложил мне это делать. Он все понимал.

– Как вы с ним познакомились?

– Он подошел ко мне после занятий. Хотел, чтобы я провел его и нескольких его приятелей в морг.

– Вы пустили их?

– Нет. Иначе меня бы вмиг вышибли из колледжа. Но я показал им свой учебник по бальзамированию. Парни шутили, старались показать себя крутыми, не хотели, чтобы их считали слабаками. А Барри вел себя по-другому. Казалось, он…

– Заинтересовался?

– Скорее, был возбужден. Его заинтересовало не бальзамирование, а сведения о реконструкции тел. Ему понравились картины травм. Тяжких увечий. И тому подобное. Через неделю он опять подошел ко мне, уже один. Мы разговорились. Понимаете, у нас много общего…

«Да, – подумала я. – Вы оба извращенные психопаты».

– Вы помогали ему избавляться от тел во время учебы в университете?

– Нет. Пока я там учился, такого не было. Я начал помогать ему, когда был интерном в похоронном бюро в Шампейн-Урбана. Мы поддерживали связь, а однажды он позвонил мне и сказал: «Хочешь свежую?»

– Свежий труп?

– Да. Он все еще учился в Южном. Он сказал, что она числится пропавшей и ему нужна моя помощь, чтобы избавиться от нее.

– Это был кто-то, кого он убил?

– Да. Так что я отправился в Южный, чтобы ее забрать. Он здорово ее отделал, но она была еще теплой.

В одном глазу у Деррика появилось нечто мечтательное, другой его глаз все время пялился куда-то вдаль.

– И вы похоронили ее в закрытом гробу вместе с другим телом.

Он посмотрел на меня обоими глазами. Впервые за все время.

– Как вы догадались?

– Вы помните имена, Деррик?

– Эту девушку звали Мелоди. Она была очень красивой.

– Мелоди Стефанопулос?

Он кивнул.

– А с кем вы ее похоронили.

– Его фамилия была Эрнандес. Худой парень. Умер от рака языка. У него почти не осталось нижней челюсти. Я положил обоих в один гроб и похоронил на кладбище Гринвиль. Красивая была церемония, много цветов.

Я вытащила блокнот и все записала.

– От скольких вы еще избавились?

– В похоронном бюро Урбаны не было своего крематория, поэтому, когда я получил работу в Чикаго, все стало гораздо проще. Иногда, если позволяли обстоятельства, я все равно упаковывал по двое. Кремация – это такая чушь. Может, вы и не поверите, но я считаю, что смерть священна. Похороны – священный ритуал.

– Сколько человек он убил, Деррик?

– Всего около восемнадцати женщин, за все пятнадцать лет. Я похоронил девятерых.

– Вы помните имена?

Он застенчиво улыбнулся:

– Конечно. Я помню всех. Каждую из них.

– Но почему бы вам не дать об этом показания? Просто рассказать?

Рашло опять взвился:

– Я не буду давать показания! Вы не заставите меня это сделать!

– Спокойно, Деррик. Возьмите себя в руки.

– Я не буду этого делать!

– Но вам не придется идти в суд. Достаточно…

– Он мне нравится.

В этот момент Пруденза вернулся с кофе. Он подал мне чашку и сахарницу.

– Деррик, – я старалась говорить как можно убедительнее, – Барри собирается вас убить.

– Я не могу его предать. Он понимает меня. Он – единственный, кто меня понимает. Я не буду давать показания. Вы и так сможете доказать, что это он убил их всех.

– Как? Каким образом?

– Он любит кусать. На всех убитых им девушках остались следы укусов.

– Это правда?

– Точно вам говорю.

Этого было вполне достаточно. Если мы эксгумируем тело Эрнандеса и найдем тело Мелоди Стефанопулос со следами зубов на нем, его будут судить в Карбондейле. А поскольку это произошло несколько лет назад, опухоль мозга его уже не спасет.

Я поставила кофе на столик, даже не отпив, и достала свой сотовый. Деррик схватил меня за ногу:

– Вы должны мне помочь.

– Я пришлю несколько человек, чтобы охранять дом.

– А как насчет программы защиты свидетелей? Ну, где людям дают новые имена?

Я набирала номер Либби.

– Возможно, если Фуллер выберется.

– Меня могут устроить в другое похоронное бюро?

– С вас сняли обвинения, Деррик, но я не думаю, что вам позволят продолжать практику.

Он заплакал. Я поблагодарила Прудензу и по пути к машине оставила Либби сообщение на автоответчике. Затем позвонила Эрбу.

– Что?

– Послушай, Эрб, наши разборки продолжим позже. Я еду в Карбондейл, и мне нужна твоя помощь.

– Говори.

Я рассказала ему, и он согласился заняться этим делом. До Университета Южного Иллинойса было пять часов езды. Я выехала на скоростную автостраду и помчалась на юг.

 

Глава 42

Когда до Карбондейла оставалось миль шестьдесят, позвонила Либби.

– Присяжные уже думают над вердиктом.

– Как ты выступила?

– Не так здорово, как Гарсиа. – Я представила, в каком она сейчас настроении. – Будь я среди присяжных, я бы тоже сочла его невиновным.

– Если его освободят, придется следить за ним, пока мы не возьмем ордер на арест в Карбондейле.

– А это получится?

– Если Рашло не врет, шансы велики.

– Держи меня в курсе.

– Ты тоже.

Через сорок минут я встретилась с начальником полиции Карбондейла, Шелби Дунканом, на кладбище Гринвиль. С ним были женщина из отдела здравоохранения, окружной коронер, помощник директора кладбища и несколько рабочих.

Эрб сдержал слово: все разрешения получены и те, кто нужен, были уже на месте.

Холодный и ненастный день отлично подходил для проведения эксгумации. Мы стояли группой, подняв воротники и засунув руки в карманы, пока рабочие раскапывали могилу Эрнандеса.

Через час они дошли до бетона. На кладбищах Иллинойса все гробы помещались в бетонное основание. Поэтому земля не проваливалась, проникая в гроб, и на поверхности кладбища виднелось множество впадин на месте могил.

Два человека в рабочих комбинезонах, расширив края выкопанной ямы, вкрутили в крышку бетонного склепа штыри с кольцами. Затем к ним привязали веревки и вытащили из ямы крышку. Далее из бетонного основания извлекли гроб и аккуратно поставили его рядом с вынутой плитой.

Коронер, очень худой человек по имени Рассел Томпкинс, счистил немного земли с нижней части гроба, вставил специальный шестигранный ключ в небольшое отверстие и повернул его против часовой стрелки. Резиновая печать сломалась, зашипел выходящий из гроба воздух, распространяя зловоние метра на три, не меньше.

Открыв гроб, Томпкинс поднял верхнюю половину крышки и заглянул внутрь.

– Два тела. – Он зажал ноздри своего острого носа длинными, тонкими пальцами. – Мужчина и женщина.

– Этого достаточно? – спросила я начальника полиции Дункана. Он был слегка увеличенной версией Джона Уэйна и, очевидно, знал об этом, потому что носил клетчатую фланелевую рубашку и ковбойские сапоги.

– Отличное начало, черт побери. Теперь надо определить, точно ли это Мелоди Стефанопулос и ее ли убил этот ваш Барри Фуллер.

– Вы принесли отпечатки его зубов?

– Да.

– А изображения следов укусов?

– Все лежит в машине.

Я прошла с ним к его машине и взяла все, что нужно.

– Необходимо найти следы укусов, совпадающие с этими. – Я показала Томпкинсу отпечатки. Он кивнул, надел резиновые перчатки и приступил к осмотру.

Вытащив из глубокого кармана пиджака пару своих перчаток, я впервые заглянула в гроб.

Хулио Эрнандес лежал с левой стороны. Тощий, как скелет, он буквально утонул в своем коричневом костюме. Лицевые мускулы опустились, нижней челюсти не было – рак, как упомянул Рашло. Рот и горло были набиты хлопковым наполнителем.

Запах был такой, что мне приходилось дышать через плечо. Даже самая хорошая работа по бальзамированию не может предотвратить распад тела, за годы бактерии успевали сильно его испортить, прежде чем сгнивали сами.

Мелоди выглядела еще ужаснее, чем Эрнандес. Одежды на ней не было, а на плоти серого оттенка темными следами выделялись нанесенные девушке увечья: рваная рана на горле, крестообразные надрезы на каждой груди, разрез от паха до пупка. Дюжины округлых следов покрывали тело с головы до пят.

Укусы.

Раны были зашиты, швы наложены профессионально, но не очень красиво. Работа Рашло.

Коронер продолжал осматривать тело, я взяла у него скальпель и просунула его между холодными губами Мелоди, разрезая клей, державший их сжатыми. Лезвие чиркнуло о зубы. Я разжала губы и нашла еще один шов. Разрезав нити, я попыталась открыть рот.

Ничего не вышло.

Используя рукоять скальпеля как рычаг, я с трудом приоткрыла рот, так чтобы можно было просунуть два пальца. Это потребовало значительных усилий. У меня появилось ощущение, будто меня укусили. Я посветила фонариком внутрь.

На верхнем левом коренном зубе была золотая коронка.

Она совпадала с коронкой на снимке зубов Мелоди.

Кроме того, при помощи фонарика я нашла и указанную в документах пломбу на верхнем правом клыке.

– Это Мелоди.

– Рассел? – обратился начальник полиции к коронеру.

– Трудно сказать. Ткани гнилые.

– Но как ты вообще думаешь?

– Возможно, все так. Но мне нужно больше времени и соответствующее оборудование, чтобы сказать наверняка.

Зазвонил мой телефон. Либби.

– Огласили приговор. Присяжные долго не думали, ублюдок на свободе.

– Подожди секундочку, Либби. – Я повернулась к коронеру: – Есть ли что-нибудь доказывающее, что это дело рук нашего подозреваемого?

Рассел достал платок и высморкался.

– Ну, вообще-то есть одна любопытная деталь. Видите эти два следа укусов на внутренней стороне бедра? На тех снимках, что вы мне дали, на тех же самых местах тоже есть следы укусов.

Шелби отцепил от пояса рацию.

– Мне этого достаточно. Я звоню судье Дорчестеру.

– Вы хотите получить ордер на арест?

– Да, мэм.

– Либби, – сказала я в телефон, – не дай Фуллеру выйти из здания. Найди полицейского и арестуй его.

– У тебя есть ордер?

– Да. Его обвиняют в убийстве Мелоди Стефанопулос.

– Здорово. Отличная работа, Джек.

Дункан отошел в сторону, отдавая команды по рации, а я сняла перчатки и направилась к своей машине.

Однако чувства облегчения так и не пришло. Опустошенность и усталость – вот что я ощущала. Полицейский, живущий во мне, хотел быть там, видеть выражение лица Фуллера, когда его арестуют. Но больше всего мне хотелось забыть о смерти и тех ужасах, которые я только что видела.

– Хорошая работа, лейтенант. – Шелби подошел ко мне, пожал руку. – Мы начнем проверять остальные имена прямо сейчас. Кажется, благодаря вам мы закроем много старых дел.

– Я вам не завидую. К вам привалит толпа телевизионщиков.

– Справимся как-нибудь. У нас крепкий маленький городок. В любом случае спасибо вам за помощь. Не хотите поужинать? Моя жена чертовски хорошо готовит.

– Спасибо, шеф, но мне надо отправляться домой.

Пять часов обратной дороги в Чикаго были самыми одинокими часами в моей жизни.

 

Глава 43

Мелоди Стефанопулос. Барри давно не слышал этого имени, но он отлично ее помнил.

Первую жертву никогда не забудешь. Интересно, как им удалось ее найти? Рашло, наверное. Не важно. Что сделано, то сделано.

Барри пытается почесать подбородок, но цепь не позволяет – наручники пристегнуты к ножным кандалам.

– Подбородок чешется. Не поможешь?

Человек в форме, сидящий справа, Стивен Робертсон, с которым Фуллер работал в двадцать шестом участке, чешет ему подбородок. Фуллер вздыхает.

– Спасибо.

Полицейский автомобиль движется по трассе 57. Без мигалок и сирен, но все же на приличной скорости. Фуллер понимает: они хотят побыстрее от него избавиться. Полицейским не нравится, когда кто-нибудь из их коллег слетает с катушек.

– Мне нужно в туалет, – говорит Фуллер водителю, патрульному по имени Корлис. На нем шляпа с полями и зеркальные солнечные очки, хотя солнце уже давно зашло.

– Терпи.

– Да ладно тебе. Я все утро провел в суде, меня признали невиновным, но на свободе я пробыл две минуты – меня опять задержали. День сегодня и так ни к черту, а тут еще на толчок захотелось.

– В Карбондейле точно есть туалет. Там и сходишь.

– Я не доеду. Через несколько миль будет зона отдыха. Пожалуйста.

Корлис молчит. Фуллер намеренно выпускает газы, получается довольно громко.

– Боже, Барри. – Робертсон разгоняет рукой воздух вокруг себя. – Это отвратительно.

Фуллер пожимает плечами, принимает невинный вид.

– Тюремная еда. Я не виноват.

– Останови у зоны отдыха, – говорит Робертсон.

– Остановки не положены, – напоминает Корлис.

– Или остановишься, или поменяешься со мной местами.

– Мне очень надо. – Фуллер выдает улыбку на миллион долларов. – Я быстро.

Корлис смотрит на патрульного, сидящего рядом на пассажирском сиденье, – Эрнса. Эрнс пожимает плечами.

Корлис включает поворотник и сворачивает на стоянку.

Трасса 57 разделена надвое, между полотнами около тридцати метров. Зона отдыха находится как раз в этой полосе, обслуживая проезжающих в обе стороны – на север и на юг.

«Отлично», – думает Фуллер.

– У кого-нибудь найдется мелочь для аппарата с закусками? Я не ел калорийной пищи три месяца.

Патрульные молчат. Фуллер подталкивает Робертсона:

– Доллар есть? Я отдам.

Робертсон закатывает глаза, достает из кармана доллар.

– Спасибо, дружище.

Машина останавливается, Фуллеру открывают дверь. Он выходит, пытается потянуться, но цепи мешают.

Эрнс снимает с него кандалы. Фуллер вытягивает вперед руки, но Эрнс качает головой.

– А как я буду вытирать задницу, если на мне наручники?

– Ты знаешь, как делается в этом случае. Придется завести руки за спину и снова надеть наручники. Так будет еще сложнее.

– Может, тебе Робертсон поможет, – говорит Эрнс.

Они с Корлисом смеются. Фуллер тоже улыбается, оглядываясь по сторонам. Они припарковались вдали от остальных автомобилей – четырех легковушек и двух небольших грузовиков. С другой стороны зоны отдыха, где обслуживают тех, кто направляется на север, стоят еще три машины и грузовик.

Получается, что здесь сейчас перекусывают от десяти до двадцати человек.

Корлис остается в машине, а Робертсон и Эрнс сопровождают Фуллера к зданию. Оно вполне типично для Иллинойса – отделано в виде ранчо, вокруг обсажено елками. У здания очень большая крыша, отчего оно напоминает поганку.

В фойе находится большая подсвеченная карта Иллинойса, полки с брошюрами для туристов, автоматы с закусками. Фуллер останавливается напротив автомата с напитками, скармливает ему доллар и выбирает «Апельсиновый удар».

Робертсон и Эрнс ведут его в туалет. Фуллер замечает у писсуаров двух мальчишек: темнокожего парня, моющего руки, и лысого человека, поправляющего парик напротив грязного зеркала. Пахнет мочой и освежителем воздуха с запахом сосновых шишек. Кафельный пол мокрый – погода дождливая, и люди заносят влагу с улицы.

Фуллер заходит в ближайшую кабинку и закрывает дверь на защелку. Он садится на унитаз, не спуская штанов, снимает ботинок и носок. Затем надевает ботинок обратно. Банку «Апельсинового удара» он кладет в носок и проталкивает ее до конца. Крепко держа носок за «горло», он встает и делает глубокий вдох.

Время замедляется. Все становится более четким. Ощущение происходящего вокруг переполняет его мозг: звук льющейся воды, разговор Эрнса и Робертса о футболе, смех двух мальчишек, трение голых пальцев ноги о ботинок, вес носка с банкой в руке, пульсация в висках…

Пульсация, которая сейчас прекратится.

Он открывает дверь и, прицелившись, со всего размаху бьет Эрнса банкой в висок.

Банка лопается, в стороны брызжет апельсиновый напиток и кровь. Эрнс падает на пол.

Робертсон тянется к оружию, но Фуллер сильно бьет его обоими кулаками в челюсть, отбрасывая полицейского к раковине.

Фуллер наклоняется над Эрнсом и вытаскивает кольт сорок пятого калибра с семью патронами в магазине и еще одним в стволе.

Первая же пуля входит в затылок Эрнса.

Вскрик – двое пацанов. Фуллер подмигивает им. Человек в парике несется к двери и получает пулю в спину. Темнокожий парень пятится в угол, держа руки над головой.

– Все нормально, чувак. Все нормально, – шепчет он испуганно.

– Уже нет. – Фуллер дважды стреляет ему в лицо.

Робертсон лежит на земле, стонет и смешно шарит пальцами по кобуре.

– Спасибо за доллар, – говорит ему Фуллер, вытягивая руку. – Думаю, долг теперь отдавать не обязательно.

Он сносит Робертсу верх головы – пока что эта самая кровавая работа – и забирает его оружие: девятимиллиметровый «зиг зауэр», бумажник и значок. Потом возвращается к Эрнсу и находит в его нагрудном кармане ключи от наручников. Он снимает их, а также забирает у убитого бумажник и значок – так на опознание убитого уйдет больше времени.

Плач слева. Фуллер поворачивает дуло пистолета.

Два мальчугана стоят, обнявшись и истерически рыдая.

Фуллер улыбается им.

– Вы, ребята, держитесь подальше от неприятностей, ладно?

Они так старательно кивают головами, что Фуллер смеется.

Боль в голове давно прошла, адреналин, несущийся по венам, создает такое ощущение, будто он только что пробудился от долгого сна.

Фуллер выходит в фойе. Два человека смотрят на него: мужчина и женщина. Как обычно, люди до последнего не верят, что рядом совершается насилие. Наверное, они спрашивают друг друга: «Это оружейные выстрелы?» – «Нет, что вы, этого не может быть».

Неправильно.

Он выпускает подряд три пули. Одна попадает мужчине в грудь, другая – женщине в шею, а третья пролетает между ними и проделывает в стекле отверстие, окруженное паутиной трещин.

Фуллер бросает кольт, осматривает «зиг». Магазин на тринадцать патронов, еще один в стволе. Он снимает пистолет с предохранителя и входит в женскую уборную.

Пусто, кроме одной кабинки. Пожилая женщина открывает дверь.

– Вы зашли не в ту уборную.

– Нет, – усмехается Фуллер, – это вы зашли не в ту уборную.

У «зига» отдача слабее, и последствия не столь кровавые.

Фуллер поворачивается к двери в уборную и слегка приоткрывает ее. Корлис врывается в фойе, с «сорок пятым» в двуручном захвате.

К несчастью для него, он смотрит в направлении мужской уборной, а не в обратном.

Фуллер выпускает ему в спину четыре пули. Корлис падает на пол, растопырив руки и ноги, как собака на льду. Он все еще держит оружие в правой руке, но Фуллер преодолевает разделяющее их расстояние в четыре скачка и сильно бьет ногой по руке Корлиса. Пальцы разжимаются, Фуллер засовывает пистолет за пояс.

Он склоняется над Корлисом и говорит, заглушая предсмертный хрип:

– Спасибо, что остановился, приятель. Ты мне очень помог.

С близкой дистанции «зиг» здорово портит прическу патрульного.

Не обращая внимания на кровь, Фуллер забирает бумажник и значок, выходит через другие двери на противоположную сторону зоны отдыха, к стоянке машин, направляющихся на север. Грузовик все еще стоит на том же месте. Фуллер подходит, становится на подножку и заглядывает в кабину.

Водитель сидит на своем сиденье, блаженно похрапывая. Белый, сорока с лишним лет.

Фуллер поднимает значок Робертсона и стучит в окно. Мужчина просыпается, пытаясь понять, что происходит.

– В чем дело, офицер?

– Выйдите, пожалуйста, из машины, сэр.

Тот подчиняется. Он уже проснулся и начинает выступать:

– Так в чем, собственно, дело?

– Ни в чем. Я не хочу пачкать твоей кровью свой новый грузовик.

Две пули в грудь. Фуллер забирает у него ключи и бумажник, запрыгивает на место водителя и заводит двигатель.

У него есть двадцать минут форы. Достаточно, чтобы добраться до федеральной трассы 80 и оттуда свернуть еще куда-нибудь.

Фуллер включает трансивер и настраивает его на полицейскую частоту. Обычная болтовня, о его невинных проделках пока не упоминается.

Он вытаскивает кольт из-за пояса и кладет его на пассажирское сиденье, «зиг» – на приборную панель. После этого выезжает на трассу.

До трассы 80 оставалась пара миль, когда по радио начали поступать сообщения. Фуллер снял с трансивера микрофон.

– Это машина шестьдесят шесть двадцать два. Подозреваемый – мужчина, афро-американец, рост метр восемьдесят, тридцать с лишним лет, за рулем коричневого «седана». Последний раз был замечен на трассе 57, следует в южном направлении. Конец связи. Прием.

– Машина шестьдесят шесть двадцать два, где вы находитесь?

Фуллер улыбается, не отвечает. Это собьет их с толку и позволит выиграть еще несколько минут. Он сворачивает на трассу 80, мимо него с ветром проносятся патрульные машины. На большом зеленом знаке написано «Чикаго 40 миль».

– Готова ты или нет, Джек, но я иду.

 

Глава 44

– Ты всегда вела себя так, еще когда была маленькой.

Мама сидела на диване рядом с мистером Гриффином, который заснул сидя: его голова была откинута назад, а рот открыт так широко, что внутрь можно завести машину. Она взяла из его руки наполовину пустой стакан с напитком – судя по красному цвету и стручку сельдерея, это была «Кровавая Мэри», – и отпила сама.

– Вела себя – как?

– Дулась, когда надо было радоваться. Помнишь, как ты получила свою первую золотую медаль в тейквондо?

– Нет.

– Ты получила ее за спарринг. Тебе тогда было то ли одиннадцать, то ли двенадцать лет. Кажется, одиннадцать, потому что ты носила косички, а на двенадцатом дне рождения ты заявила, что уже взрослая и обойдешься без косичек.

– Скажи, все пожилые люди говорят так много, как ты?

Мама улыбнулась:

– Да. Когда тебе исполняется шестьдесят, ты получаешь государственную лицензию на право болтовни.

– Когда ты закончишь говорить, моя уже, наверное, придет по почте.

Мама отпила из стакана и вздрогнула.

– Неудивительно, что он крепко заснул – у него получилось влить в один бокал всю бутылку водки. Так о чем это я говорила?

– Ты болтала о соревновании по тейквондо.

– Когда-нибудь ты будешь скучать по моей болтовне. Ну так вот, ты стояла среди других победителей, мастер повесил тебе на шею золотую медаль, как и остальным в вашем ряду. Все радостно улыбались. Все, кроме тебя.

– Я что-то такое припоминаю…

– Ты всегда изо всех сил старалась победить, но когда достигала цели, почему-то не становилась от этого счастливой.

– Это потому, что я думала о следующих соревнованиях и о том, сумею ли я их выиграть.

Мистер Фрискис запрыгнул на диван и ткнулся головой маме в ногу, требуя ласки. Она погладила его, кот громко замурлыкал.

– Не стоит позволять неопределенности завтрашнего дня портить радость сегодняшнего, Жаклин. Могу я дать тебе один совет?

– Я думала, ты их уже даешь.

– Тебе следует делать пометки. Я говорю о смысле жизни.

– Я – вся внимание.

Мама глубоко вздохнула и выпрямилась.

– Жизнь, – сказала она, – не забег, который нужно выиграть. Финиш для всех нас один – мы умрем. – Она улыбнулась. – Дело не в том, выиграешь ты забег или нет, Жаклин. Дело в том, хорошо ли ты бежишь.

Это что-то мне напоминало.

– То есть дело не в том, выиграешь ты или проиграешь, а в том, как ты играешь? – спросила я.

– Я предпочитаю свою аналогию.

– А если что-нибудь попроще, например: «Бери от жизни все»?

– Тоже подходит.

Я заставила себя подняться с кресла и отправилась на кухню. Алан искал что-то в холодильнике, чуть ли не полностью засунув туда голову.

– Мама говорит: мне нужно брать от жизни все.

Алан посмотрел на меня:

– С этим я согласен.

– Может, тогда пойдем куда-нибудь развлечься?

– В кино?

– Я и так недавно два фильма посмотрела.

– Что-нибудь выпьем?

– Можно. Еще идеи?

– На танцы?

– Танцы? Я не ходила на танцы с тех пор, как ребята начали крутиться в брейк-дансе на головах, подложив листы картона под задницы.

Алан взял меня за руки, притянул поближе:

– Может, тогда что-нибудь для взрослых? То, где надо медленно двигаться под звуки классики?

– Пойду возьму туфли.

Я поцеловала Алан в щеку и вернулась в гостиную. Мама безуспешно пыталась закрыть рот мистера Гриффина. Каждый раз он открывался снова.

– Мы с Аланом пойдем потанцевать.

Я уселась на диван и стала надевать туфли без каблуков.

– Отлично. Отдыхайте. Я, наверное, разбужу Сэла, и мы тоже немного потанцуем.

Я наклонилась, потянувшись к мобильному телефону на столике.

– Оставь это, Жаклин.

– Мой телефон?

– Это телефон? Извини, я думала, что это – поводок.

Я оставила телефон в покое.

– Ладно, увидимся через пару часов.

– Не раньше. А то ты ограничиваешь мою половую жизнь.

Я чмокнула ее в лоб:

– Люблю тебя, мам.

– Я тоже тебя люблю, Жаклин. Я тобой горжусь. Я воспитала хорошую дочь.

– Яблочко от яблони недалеко падает. До скорого.

На прощание мама помахала рукой мне и Алану.

 

Глава 45

Фуллер останавливает грузовик в Вест-Сайде, нанимает такси до дома Джек Дэниелс. Он расплачивается с таксистом из бумажника Робертсона и быстро осматривается вокруг.

Привратника нет. Закрытая дверь – не преграда для человека его комплекции: один сильный удар ногой, и она с треском распахивается.

Он знает номер квартиры Джек. Пока он был в тюрьме, он постоянно твердил наизусть ее адрес. Как мантру.

Скоро его терпение будет вознаграждено.

Еще один удар. Дверь квартиры открывается.

Фуллер с оружием в руках входит в гостиную и видит на диване двух пожилых обнимающихся людей. Он смеется.

– Развлекаетесь?

Мужчина – ему лет восемьдесят, не меньше – встает, сжав кулаки. Фуллер не обращает на него внимания, заходит на кухню, проверяет спальню и ванную. Пусто.

– Убирайтесь отсюда немедленно. – Пожилой мужчина тычет в него пальцем.

Фуллер спрашивает с ходу:

– Где Джек?

Мужчина тянется к телефону.

Фуллер бьет его рукоятью «зига», раскалывая череп, как тыкву. Старик падает на пол, дергаясь и истекая кровью.

Женщина все еще сидит на диване, узловатыми пальцами пытаясь набрать номер на мобильном телефоне. Фуллер выбивает телефон из ее рук.

– Ты, наверное, мама. Джек много рассказывала о тебе.

Женщина смотрит на него. Фуллер видит страх на ее лице. Но он видит и гнев в ее глазах. И твердость, которой он никогда до этого не замечал в своих жертвах.

– А ты, наверное, Барри. Джек тоже о тебе рассказывала. Все еще трахаешь мертвых проституток?

Фуллер смеется, не ожидая такого ответа. Смелая старая сука. Он садится рядом с ней, диван скрипит под его весом.

– Где Джек?

– Ты не только позор для офицеров полиции, ты – позор человеческой расы.

– Да, да, да. Я вообще всех разочаровываю. Говори: где Джек?

Ее мать гордо выпрямляется:

– Половину своей жизни я сажала за решетку отродий вроде тебя. Ничего я тебе не скажу.

– Здорово сказано. Но ты ошибаешься. Я могу быть очень убедительным.

– Сомневаюсь, Барри. Я видела, как ты играешь в футбол. Позорище.

Он не пользуется пистолетом – в этом нет нужды. Кости у нее старые и хрупкие.

Хрясь! Это была рука.

Хрясь! Это была нога.

Фуллер смеется.

– Тебе никто не говорил, что полезно принимать препараты кальция?

Он бьет ее по лицу и слышит, как трещат ее кости. Лицо женщины становится мокрым от крови и слез, но она не издает ни звука. Даже когда он выворачивает ее сломанную руку.

– Где Джек?

И вдруг что-то бросается ему в лицо. Что-то мягкое, но острое.

От неожиданности Фуллер кричит. С истошным воплем какое-то животное впивается в его левый глаз, царапает острыми когтями.

Кот. Вцепился намертво.

Фуллер хватает его. Тащит.

Ошибка. Кот зацепился основательно, Фуллер почти вырывает собственный глаз.

Он бьет кота. Раз. Второй.

Тот спрыгивает и убегает.

Фуллер в ярости. Глазница быстро распухает и закрывается, в глаз будто сунули раскаленный прут.

Прижимая обе руки к лицу, спотыкаясь, идет по квартире, находит ванную комнату.

Из зеркала на него смотрит человек-слон. Его левый глаз распух до размера бейсбольного мяча.

Фуллер вдребезги разносит зеркало огромным кулаком. Находит в аптечке немного бинтов, прижимает их к лицу и воет от боли.

Ему необходим врач. Без медицинской помощи он потеряет глаз. А боль, боже, ну и боль! Он обыскивает ванную и находит пузырек с обезболивающим. Проглатывает десять таблеток. Похоже, глаз вытекает.

Что дальше? Что делать дальше? В больницу? Нет. Рискованно. Нужно безопасное место. Подлечиться. Спланировать действия.

Фуллер поспешно возвращается в кухню и, переступив через поверженного человека, лежащего в луже крови, проходит в зал. Мать Джек лежит на полу, уткнувшись в ковер. Мертва? Возможно. Проверять времени нет. Он вылетает в дверь, сбегает по ступенькам и выходит на холодные, мокрые улицы Чикаго. После недолгого раздумья Фуллер останавливает такси и стучит в окно водителя. Тот опускает стекло.

– Нужно такси?

Водитель говорит с акцентом. Индус или кто-нибудь еще со Среднего Востока. Фуллер молчит.

– С вами все в порядке? У вас идет кровь.

– У тебя тоже.

Он приставляет к лицу водителя «зиг» и стреляет, основательно пачкая пассажирское сиденье. Затем открывает дверь, отпихивает тело, садится за руль и уносится прочь.

Он останавливается у моста, обыскивает карманы убитого. Мобильник. Бумажник с несколькими сотнями долларов. Ключи от дома.

Фуллер рассматривает водительские права. Чатен Патель, 2160, Северный Клайборн.

– Спасибо за приглашение, мистер Патель. Вы живете один?

Фуллер выезжает обратно на дорогу.

– Я думаю, мы это скоро узнаем.

 

Глава 46

Когда я свернула на свою улицу и увидела перед моим домом мигающие огни «скорой» и полицейских машин, я сразу все поняла. Выскочив из машины и не захлопнув дверцу, я побежала к дому.

– Джек! – позвал Алан, но я уже не слышала его.

В фойе стоял Эрб. Он увидел меня и бросился, чтобы обнять.

– Джек, мы думали, он добрался до тебя.

– Фуллер?

– Убил троих полицейских и нескольких человек, пока убегал. От ужаса у меня глаза на лоб полезли.

– М-мама?

– Ее сейчас несут вниз.

– Она мертва?

– Нет, но состояние тяжелое.

Я высвободилась из объятий Эрба и побежала наверх.

Копы, медики, эксперты. Болезненные взгляды знакомых людей. Черный пластиковый мешок на полу в моей кухне.

У меня перехватило дыхание. Я расстегнула молнию.

Мистер Гриффин, половина головы отсутствует.

Я понеслась в гостиную, увидела носилки, совершенно истерзанное тело на них.

– О… нет!..

Я подбежала к ней, не в силах представить себе, что этим избитым, измученным существом была моя мать.

Влажная рука висела плетью. Медики оттеснили меня в сторону. Я хотела пойти за ними, быть вместе с ней, но ноги не слушались меня, я упала на пол.

Что-то потерлось о мою ногу.

Мистер Фрискис.

Я схватила кота, прижала к себе и плакала, плакала, плакала, пока не осталось слез.

 

Глава 47

Доктора входили и выходили, толкуя об уровнях когнитивных функций и показателе глубины комы Глазго. Я была слишком подавлена, чтобы обращать на них внимание. Я понимала только одно: моя мама уже не проснется.

Прошло два дня, а может быть, и три. Люди приходили ко мне, недолго сидели и уходили. Алан. Эрб. Либби. Капитан Бейнс. Гарри. Специалисты, врачи, копы.

Снаружи, у дверей, стояли охранники. Меня это даже удивляло. Как будто Фуллер мог еще каким-то образом причинить мне боль.

Эрб сообщал мне о ходе розысков, но новости были одни и те же: никаких следов Фуллера.

– Она умирает, – сказала я Эрбу.

– Мы его найдем.

– От этого ей лучше не станет.

– Я знаю. Но что мы можем сделать еще?

– Я должна была быть дома.

– Прекрати, Джек.

– Нужно было убить Фуллера еще тогда, в магазине. Какого черта я не убила его?! – Я была близка к истерике.

– Теперь это ничему не поможет.

Я вспылила:

– Ничего уже не поможет! Там моя мать, она умирает! Это произошло из-за меня! Из-за моей работы!

– Джек…

– К черту, Эрб! К черту все.

Значок был у меня в кармане. Я вытащила его и протянула Эрбу.

– Отдай Бейнсу. Мне он уже не нужен.

– Он не согласится, Джек.

– Придется.

Эрб сжал значок и посмотрел на меня со слезами на глазах.

– Черт подери, Джек, ты хороший полицейский.

– Я оказалась недостаточно хороша.

– Джек…

– Я хочу, чтобы ты ушел, Эрб. – Я смотрела, как меняется выражение его лица. – И пожалуйста, не приходи больше.

 

Глава 48

Он наблюдает, как детектив Эрб выходит из больницы. В отличие от Дэниелс, его никто не охраняет.

Зря.

Эрб забирается в «Камаро Z28», заводит ее. Фуллер тоже заводит мотор такси и следует за Эрбом. Они выезжают со стоянки, сворачивают налево, на Дамен.

Сейчас вечер, довольно холодно, можно использовать стеклообогреватели. В такси пахнет кровью, которую Фуллер даже не потрудился смыть. Обычно он наслаждается этим запахом, но сейчас боль в распухшем глазу и головная боль соревнуются в силе, поэтому в голове Фуллера как будто бьют сотни боевых барабанов.

С глазом дело совсем плохо. Инфекция, без сомнения. Фуллер не может разомкнуть веки, из-под них вытекает жидкость, похожая на молоко и дурно пахнущая.

Проклятый кот!

Головная боль решила наверстать упущенное за три последних месяца. Она еще сильнее, чем до операции. Фуллер сомневается, что доктора вырезали всю опухоль. Наверное, оставили крохотный кусочек, и теперь она растет, как семя в земле.

Эрб останавливается перед магазином натуральных продуктов. Фуллер ждет, пока тот входит в магазин. Затем подъезжает поближе.

Он не думает, что с Эрбом будет тяжело справиться, хотя слабаком его тоже не назовешь. Но у него есть план, как держать копа под контролем.

Два дня назад Фуллер застрелил уличного торговца наркотиками и избавил того от товара. У него оказалось много марихуаны (которая, как он думал, уменьшит боль в глазу, но она ни черта не помогла), несколько граммов кокаина и три порции героина с принадлежностями.

Героин пошел хорошо. Фуллер прокипятил иглу, найти вену было нетрудно – в свое время он принимал стероиды. Благословенное избавление от боли.

Последний раз он кололся несколько часов назад, действие наркотика заканчивалось. Остался только один шприц, припрятанный в нагрудном кармане пиджака с резиновой пробкой на игле.

Он хотел ширнуться сам, но если Бенедикт будет буянить…

А вот, кстати, и он. Тучный детектив выходит из магазина, сосредоточенно разворачивает плитку протеина. Фуллер тихо приближается сзади.

Эрб Бенедикт оборачивается, тянется к оружию, но Фуллер готов к этому и хватает Эрба за запястье. Он держит цепко, заскакивает Эрбу за спину и берет его в захват – одна рука вокруг шеи, а другая заводит руку Эрба ему за спину.

– Здравствуйте, детектив. Приятно видеть, что вы следите за своим здоровьем.

Эрб пытается дотянуться до кобуры, но Фуллер увеличивает цепкий захват. Бенедикт силен, но недостаточно. Быстрым движением Фуллер дергает запястье Эрба вверх, локоть неестественно изгибается, и сустав вылетает.

Эрб кричит и вырывается сильнее, но Фуллер крепко держит его за поврежденную руку и тащит к машине. Он заставляет Бенедикта упасть на колени, снимает губами пробку со шприца и колет толстяка в шею.

Эрб продолжает сопротивляться, но энергия медленно, неотвратимо покидает его.

Фуллер возвращает пробку на место, убирает шприц, забирает оружие Эрба и заталкивает копа на заднее сиденье такси.

Затем отправляется на поиски наркотиков.

Такси делает его незаметным – городской камуфляж, – поэтому он спокойно может колесить по черным районам, где белых замечают сразу. Он сворачивает по 26-й стрит в Кедзи, район, известный как «Маленькая Мексика». Долго искать дилера не приходится. На углу стоит смуглый молодой человек. В холодную ночь, как сейчас, просто так прогуливаться по улицам в одиночку не будешь.

Фуллер дважды объезжает квартал, останавливается. Парень подходит неспешной походкой, наверное, ему мешают слишком мешковатые штаны.

– Tienes cocofan? (Есть кокаин?)

У него небольшая бородка, кепка со сдвинутым набок козырьком, в ухе золотой крестик.

– Que? (Что?)

– Cocofan, puto. Zoquete. Calbo. Perlas? (Кокаин, тупица. Косячок. Порошок. Гранулы?)

– Calbo? (Порошок?)

– Да, придурок. Героин.

– No tengo calbo. Tengo Hydro, vato. (Порошок не держим. Есть в ампулах, минуточку.)

Фуллер вздыхает и стреляет в парня.

Тот растягивается в грязи. Фуллер быстро выходит из машины и обыскивает его. Находит три косяка, шесть пузырьков с коричневыми гранулами.

– Героина у него нету, как же.

Визжа шинами по дороге, Фуллер несется обратно, в свое убежище в Клайборне.

Его такси дважды останавливают. Фуллер притормаживает, дает людям подойти поближе, а потом уезжает, прежде чем те успеют сесть в машину.

Настоящее американское веселье.

Эрб Бенедикт стонет на заднем сиденье.

– Скоро будем дома, детектив.

Чатен Патель жил со своей девушкой. Фуллер так и не узнал ее имени. Они жили на нижнем этаже двухквартирного дома. Скромное жилье, старое, но чистое, с большим подвалом, в котором они хранили часть вещей.

Теперь в подвале хранится еще и Чатен с останками своей подружки.

Фуллер останавливается на дорожке за домом и втаскивает Эрба в дом, а затем в подвал. Из кармана у Эрба он достает наручники, пристегивает ими поврежденную руку детектива к трубе под умывальником и забирает ключи.

Трупы уже воняют, но Фуллер не собирается здесь долго задерживаться. Как только проклятая Дэниелс будет мертва, он смоется в Мексику.

Но все по порядку.

Наверху Фуллер ставит на огонь кастрюлю с водой, бросает в нее шприц.

Пока вода закипает, он достает из кармана пузырек с героином и вытряхивает на руку четыре капсулы. Они не похожи на обычный героин, который он использовал до этого, – светлее цветом и легче растираются. Он нюхает их. Нет запаха уксуса, верного признака героина.

Как тот парень назвал это? Гидро? Может, это смесь героина и кокаина или героин с экстази?

Не важно. Пусть хоть героин с крысиным ядом – он все равно им ширнется. Надо забыться, унять боль.

На кухонной стойке толстая свеча с ванильным запахом. Фуллер зажигает ее, выливает закипевшую воду в раковину и вставляет поршень обратно в шприц.

Кладет гранулы в металлическую ложку с небольшим количеством воды и нагревает над пламенем свечи.

Свободной рукой Фуллер берет немного ваты из открытой упаковки на стойке и катает ее между пальцами до тех пор, пока не получается шарик размером с горошину. Когда наркотик полностью растворяется, он бросает шарик в ложку и смотрит, как тот разбухает.

Затем вставляет иглу в середину шарика и медленно оттягивает поршень назад. Все, что теперь нужно, – подготовить вену, а затем начнется кайф.

Но не сразу. Сначала надо сделать телефонный звонок.

Фуллер достает мобильный телефон и набирает номер Джек Дэниелс. Потом спускается в подвал, чтобы растолкать Эрба.

 

Глава 49

Мобильный зазвонил. Я не обратила на него внимание. Хотя мама не отвечала на голос и прикосновения, ее мозговая активность не прекращалась, поэтому я с ней разговаривала.

Я говорила о многом.

Иногда я говорила о разной ерунде – погоде, общих знакомых. Иногда я долго извинялась за происшедшее, вымаливая у нее прощение, которого она не могла дать.

Сегодня у меня была склонность к извинениям.

Снова зазвонил телефон. Я уже не могла слушать соболезнования. Даже от друзей. Особенно от друзей. В конце концов я сказала Алану, чтобы он взял их на себя, дал мне возможность передохнуть, не то я сойду с ума.

Положительная сторона: уже несколько дней не принимала снотворного. Я подружилась со своей бессонницей. Спать не могла.

Мобильник запиликал снова. Я схватила его и выключила к чертям. А потом опять заплакала. Мне не хотелось ни с кем разговаривать.

Перед тем как я вновь начала серию извинений перед мамой, раздался телефонный звонок в комнате.

Я не двинулась с места, но телефон звонил, звонил и звонил. Потом замолчал. А потом снова начал звонить. Ну неужели тот, кто звонил, еще не понял намека?

– Что? – заорала я в трубку.

– Привет, Джек.

От неожиданности я чуть не уронила трубку. Фуллер.

– Я уж подумывал, что ты не собираешься брать трубку. Это было бы не очень здорово для твоего друга. Скажи «Привет», Эрб.

Крик мужчины.

– Эрбу сейчас не очень хорошо. А если ты не будешь следовать моим указаниям, ему станет еще хуже. Так вот, слушай, что мне от тебя надо.

Эрб закричал:

– Это ловушка, Джек! Не…

Затем еще крик, более громкий.

В горле стоял комок, я не смогла глотнуть. Нёбо пересохло от волнения.

– Что тебе надо, Фуллер? – наконец, откашлявшись, спросила я.

– Включи снова свой мобильник и позвони на мой мобильный. Когда будешь готова, я продиктую тебе номер.

Я включила телефон и набрала указанный номер. Телефон прозвенел, он взял трубку.

– Хорошо. Теперь положи трубку больничного телефона. Значит, так. Я хочу, чтобы ты приехала и присоединилась к нашей вечеринке. Мы тут отлично проводим время, правда, Эрб?

Еще крик.

– Я скоро приеду. – Я сжала мобильник так сильно, что он заскрипел. – Хочешь, чтобы я заехала за пивом и закуской?

– Смешно. Я хочу, чтобы ты оторвалась от полицейского сопровождения.

– Как?

– Скажи им, что я позвонил и жду на парковочной площадке. Говори убедительно. Если попытаешься подать им знак…

Эрб снова закричал.

– Прекрати его мучить!

– Мучить? Вот так? – Фуллер смеялся.

Я закрыла глаза, слушая жуткие крики своего напарника.

– Я сделаю все, что ты скажешь, Барри.

– Умница. Помни: я все слышу. Внимание… марш!

Я вышла в коридор и окликнула двух дежуривших полицейских.

– Мне только что звонил Фуллер! Он в гараже!

Они выхватили оружие и побежали по коридору.

– Они ушли?

– Да.

– Поблизости никого нет?

– Никого. Медсестра.

– Дай ей телефон.

– Зачем?

Ошибка. Я содрогнулась от крика Эрба.

– Сестра! – Я поспешила к ней. – С вами хотят поговорить.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Кто?

– Просто скажите ему все, что он хочет знать.

Она взяла телефон:

– Нет… Нет… Никого. – Потом она вернула мне телефон. – Он хотел узнать, нет ли кого у дверей в пятьсот четырнадцатую палату.

Я прорычала в трубку:

– Доволен?

– Пока нет. Но скоро буду. Садись в машину и езжай на север по Лассаль. Я хочу все время слышать твой голос.

– А если у телефона кончится зарядка?

Эрб снова закричал:

– Лучше бы этого не произошло, Джек. Теперь продолжай разговаривать. Начни с алфавита.

Торопливо шагая по коридору, я произносила буквы алфавита. Лифт или лестница? Где лучше проходит сигнал? Я изо всех сил понеслась по лестнице. Когда я добежала до гаража, то увидела одного из двух приставленных ко мне полицейских. С пистолетом в руке, он как раз поворачивал за угол. Я прижалась к стене, чтобы он меня не заметил.

– Джек? Ты здесь?

– …Кей…эл…эм…эн…оу…

Я помедлила немного, потом скользнула к машине, ступая так тихо, что звук шагов по асфальту не был слышен. В трубке послышались помехи.

– Кажется, сигнал ухудшается, Джек. Надеюсь, он не пропадет, ради спасения Эрба. Честно говоря, я не знаю, как долго он еще сможет продержаться.

Я добралась до машины и возилась с ключами, в третий раз повторяя алфавит. Когда я открыла дверь машины, один из полицейских увидел меня.

– Лейтенант, мы его не нашли!

– О-хо-хо, Джек, – промурлыкал Фуллер в трубку. – Тебе лучше поторопиться.

Я прыгнула за руль, отчего сигнал стал еще слабее. Теперь я уже в полный голос выкрикивала алфавит в надежде, что он меня услышит. Оба полицейских направились к моей машине. Я завела машину и утопила педаль газа в пол.

Выездной путь проходил по бетонному пандусу.

– Джек! – кричал Барри. – Я тебя не слышу, Джек! Джек…

Телефон замолчал.

 

Глава 50

Фуллер нажимает кнопку «Повторный набор» на телефоне. Дэниелс сразу же отзывается:

– Сигнал прервался на выездном пути. Никаких глупостей я не наделала. – Она обеспокоена, прерывисто дышит.

– Почему я должен тебе верить, Джек?

– Не мучай его больше.

Фуллер поднимает ногу, готовясь наступить на выбитый локоть Эрба. Тот смотрит на него с ненавистью.

– У нас был договор, Джек.

– Если я еще раз услышу его крик, клянусь Богом, я отключаю мобильник и вышвыриваю его в окно.

– Как я могу знать, что с тобой нет копов?

– Я одна. Они остались в гараже.

– Может, ты по радио вызвала подкрепление.

– У меня не было на это времени. Если бы радио было включено, ты бы это услышал.

Фуллер отходит от Эрба, достает из-за пояса «зиг» и стреляет, направив оружие в сторону.

– Что ты сделал только что, Барри? Дай мне поговорить с Эрбом.

– Это было предупреждение. Если я решу, что ты мне лжешь, если подумаю, что ты привела копов, я прикончу Эрба Бенедикта. Поняла?

– Дай мне поговорить с ним.

Фуллер закатывает глаза. Протягивает телефон:

– Эрб, скажи что-нибудь.

Бенедикт смотрит в сторону, губы плотно сжаты.

– Секундочку, Джек. Кажется, он пытается выглядеть героем.

Фуллер пинает поврежденную руку Эрба, пока тот не начинает петь, как мальчик в церковном хоре.

– Скажи ей, что с тобой все в порядке.

– Джек! – кричит Бенедикт. – Не приезжай сюда!

– Слышала, Джек? Ты рада, что он еще жив?

– Когда я до тебя доберусь, Барри…

– Не надо, Джек! Ты меня пугаешь. Ты где?

– Еду на север по Лассаль.

– Когда доберешься до Дивижн-стрит, сверни налево. И давай-ка послушаем алфавит.

Джек снова начинает бубнить: эй, би, си…, а Фуллер поднимается вверх по ступенькам. Его голова гудит, как будто кто-то лупит по ней битой. Глаз изо всех сил старается завоевать золотую медаль на олимпиаде Боли.

Один укол – и боль уйдет.

Но скоро здесь будет Дэниелс. Это тоже поможет забыть о боли.

В голове. Но не в глазу. Ширнись.

Фуллер берет шприц. У него накачанные руки, вены прижаты к коже мощными мышцами. Даже не надо руку перетягивать.

Чудно.

Фуллер вкалывает все содержимое шприца и ждет ощущения теплоты, которое вызывает героин. Но пока он ничего не чувствует.

– Что за черт?

– Барри, ты что-то сказал?

Фуллер стискивает зубы, таращась на пустой шприц. Мексиканский ублюдок. «Что за дурь я только что вколол? Питьевую соду?»

– Барри, я еду на запад по Дивижн. Барри?

– Сверни вправо, на Клайборн, – рычит Фуллер. Он поднимает шприц, чтобы отшвырнуть его. Но тут…

Что-то происходит с ним.

Сначала изменения почти незаметны. Все вокруг становится более четким. Барри смотрит на руку. Ему кажется, что кулак начинает расти и увеличивается до размеров свиного окорока.

Барри смотрит на ноги, и ему мерещится, что они тоже растут. Он сам достигает трех, пяти, десяти метров. Как он помещается в такой крошечной комнате? Ага! Кухня тоже растет вместе с ним, стены удлиняются, вытягиваются все больше и больше.

Пока он растет, боль в голове сжимается. До тех пор, пока не становится точкой – зернышком раздражения в середине его распухшего глаза.

Фуллер хохочет, и звук отдается в голове, сильный и протяжный. Он слышит чей-то голос и замечает, что держит в руке телефон.

– Барри? Ты там, Барри? Какой адрес?

Адрес? А, это Джек. Она едет на вечеринку.

– Двадцать один шестьдесят, – говорит кто-то. Это он сам. Еле ворочает языком. Слова кажутся чем-то осязаемым, как будто они сделаны из плоти, и он выплевывает их, а не произносит.

Забавно.

Он медленно разворачивается. Комната кружится вместе с ним, качается, стены раздвигаются, шатается потолок. Когда он останавливается, комната продолжает двигаться, потому что он так хочет. Он может ею управлять. Он может управлять всем.

– Я БОГ.

Фуллер прикасается к лицу и чувствует под пальцами повязку. Богам не нужны повязки. Он срывает ее, отчего в глазу вспыхивает боль.

– Хватит боли. – Его голос подобен грому.

Он движется к кухонному столу, высыпает содержимое ящика со столовыми приборами перед собой.

Штопор.

Боль чувствуется лишь мгновение, из глаз льются слезы.

Нет, это не слезы.

Это кровь.

Он слышит, как снаружи останавливается машина. Гости.

Теперь он совершенно не чувствует боли, ее вытесняет что-то другое.

Ярость.

Джек Дэниелс здесь. Это она посадила его в тюрьму. Это из-за нее у него такая головная боль.

Она пытается помешать ему быть богом.

Он вытирает кровь с лица и сжимает кулаки.

– Я здесь, Джек.

 

Глава 51

– Фуллер? Фуллер, черт, ты здесь?

Тишина. Где он? Эрб еще жив? Что произошло?

Я набрала 911, назвали адрес. Затем прокрутила цилиндр револьвера, проверив патроны.

К черту страх, волнение и все мои неврозы. Я иду спасать своего лучшего друга.

Я поднялась на третью ступеньку крыльца, когда дверь вдруг распахнулась.

Фуллер заполнял собой весь дверной проем. Он развел руки в стороны, как будто желая обнять меня. Его лицо было в крови, вместо левого глаза – чернота.

Я подняла револьвер и всадила ему в грудь три пули.

Вместо того чтобы упасть, Фуллер совершил нечто непредвиденное.

Он метнулся ко мне.

Моя четвертая пуля угодила ему в плечо, а потом он навалился, сбил меня с ног. Я упала на тротуар, он грохнулся на меня.

Я чувствовала, что одно или два ребра сломались под весом его тела, из глаз посыпались искры. Моя рука с оружием была отведена в сторону. Я попыталась выстрелить в него еще раз, но он обхватил револьвер вместе с моей рукой. Я спустила курок, пуля прорвалась сквозь его ладонь, унося с собой осколки мелких костей. Но меня он все еще не выпускал из своих мощных рук.

Я почувствовала, как пальцы Фуллера сомкнулись на моем горле.

С его пальцев капала кровь, стекая по моему лицу. Я зажмурилась и, свободной рукой схватив его за волосы, запихнула палец в его пустую глазницу.

Фуллер взвыл от боли и скатился с меня.

Я выпустила последнюю пулю ему в голову, но он успел пригнуться, и я промахнулась.

Дышать было больно. Я прижала руки к ребрам – немного полегчало. Встала на колени, затем поднялась на ноги.

То же самое сделал Фуллер. Он смотрел на меня, кровь текла из множества ран на его теле. Но, судя по широкой усмешке на его лице, его, кажется, это совсем не волновало.

Я восстановила равновесие, отступила и с разворота ударила его в грудь.

Как будто вмазала по дереву. Он не двинулся ни на дюйм.

Я размахнулась и, используя оружие как дубину, бабахнула ублюдка по лицу.

От удара его голова откинулась назад, но сам он даже не покачнулся.

Медленно замахнувшись, Фуллер попытался ударить меня, но я проскользнула под его рукой, нанесла ему удар по ребрам и отскочила, прежде чем он успел меня схватить.

Еще один замах – и опять мимо. Я ударила ногой, целясь ему в пах, но промахнулась и попала по его массивному бедру.

Фуллер снова бросился на меня, на сей раз быстрее. Я отскочила, но он все же достал кулаком до моей щеки. Я упала на мерзлую траву, вскрикнув, когда ребра коснулись земли.

Выстрел. Еще один.

Эрб.

Он стоял на крыльце, его причудливо изогнутая правая рука безвольно висела вдоль тела. Наручником к ней был пристегнут кусок металлической трубы.

В левой руке Эрб держал автоматический пистолет.

Стреляя с левой руки, Эрб не смог бы попасть даже в слона с пяти шагов.

К счастью, Фуллер был почти такой же здоровый, как слон.

Третьим выстрелом Эрб попал Фуллеру в грудь. Четвертая пуля пролетела мимо, а пятая глубоко засела в правой ноге живучего ублюдка.

Я услышала в отдалении звук сирен. Потом он стал чуть-чуть ближе.

Невероятно быстро Фуллер бросился на Эрба. Эрб промахнулся, и на него свалилось сто пятьдесят килограммов рычащих, орущих и истекающих кровью мышц.

Я вскочила на ноги, поднялась по ступенькам. Патронов у меня уже не было, и я стала изо всех сил бить Фуллера по голове своим «тридцать восьмым», чтобы заставить его слезть с Эрба. Лицо моего бедного напарника уже посинело.

После четвертого удара Фуллер попытался достать меня слева, затем сполз с Эрба и устремился в дом.

Зашелся кашлем. Я пощупала горло напарника – вроде бы все в порядке.

Он что-то пробормотал, я не расслышала, переспросила:

– Что, Эрб?

– Беги. У него… – прохрипел он. И тут Фуллер выстрелил.

Пуля пролетела так близко от моей головы, что я почувствовала легкий ветерок. Я повалилась на крыльцо, поверх Эрба, и заглянула в дом.

Фуллер стоял в холле в быстро расплывающейся луже собственной крови. Кольт в его руке был нацелен на меня.

Эрб поднял левую руку. Он все еще сжимал «зиг», но никак не мог направить дуло на Фуллера.

Я схватила руку Эрба, пытаясь навести оружие.

– Я – бог, – сказал Барри Фуллер.

– Ни хрена, – ответил Эрб и спустил курок. Пуля попала Фуллеру прямо между глаз, и мозги из его больной головы разлетелись в разные стороны.

 

Глава 52

Алан нашел меня у машины «скорой помощи», где мне W перевязывали ребра. Его лицо блестело от слез.

Он не бросился обнимать меня. Лишь негромко сказал:

– Я не могу так, Джек. Я не могу так жить. Сначала твоя мама, потом ты.

Я подумала, не сказать ли ему о том, что я ухожу, что я уже не полицейский.

Но любовь не принимает условий.

– Прощай, Алан.

Алан снял замшевый пиджак и положил рядом со мной.

Медсестра со «скорой» закатала мне рукав, намереваясь вколоть дозу демерола.

Я покачала головой, спросила:

– Детектива Бенедикта уже доставили из хирургии?

– Еще нет.

Я уставилась в потолок машины, закрыла глаза – и меня повезли в больницу.

Пришли полицейские, чтобы задать мне несколько вопросов. Я велела им убираться к черту. Навестил меня и капитан Бейнс. Он сказал, что для меня всегда найдется место в полиции, если я захочу вернуться.

Я рассмеялась ему в лицо.

Через пять часов Эрба вкатили в палату интенсивной терапии. Я сидела рядом, пока он не очнулся.

– Привет, Джек. – Голос у него был сиплый – результат повреждения связок.

– Привет, Эрб. Мне сказали, что все прошло нормально. Ты будешь владеть рукой, как раньше.

– Значит, с нами все хорошо?

Из моих глаз невольно хлынули слезы, но я постаралась улыбнуться:

– С нами все нормально, дружище.

– Ты же моя напарница, Джек. Ты должна говорить мне, когда я веду себя по-идиотски.

– Возможно, мы оба вели себя по-идиотски.

Он кивнул:

– Не могла бы ты оказать мне услугу?

– Конечно, Эрб.

– Можешь позвонить моей жене и сказать, что я уже не осёл?

Я снова улыбнулась сквозь слезы:

– Думаю, что смогу.

– Скажи ей, пусть принесет пончиков.

– Скажу.

– Две коробки.

– Скажу.

 

Глава 53

Пришло Рождество. Затем наступил Новый год. Потом День святого Валентина…

Бейнс отказался принять мое заявление об отставке, поэтому я получала скромный еженедельный чек. Потребности у меня были довольно умеренные. Я справлялась.

Эрба повысили до сержанта, и когда он заходил ко мне, то велел называть его не иначе как «сержант». Он поменял «камаро» на «крайслер», они с Бернис провели двухнедельный отпуск в Напа-Вэлли, навещая старых друзей.

Состояние моей мамы улучшалось очень медленно. Она еще не вышла из комы, но уже, казалось, слышала меня. Я говорила с ней каждый день. Даже тогда, когда мне не очень хотелось разговаривать.

– Помнишь, что ты сказала мне, мам? Что нет медалей за хорошо прожитую жизнь? Я думала об этом. О том, что никто не выигрывает. Как ты сказала, выиграть невозможно, потому что финиш – это смерть.

Я погладила мамину руку:

– Так в чем же смысл? В чем цель жизни? Почему мы все так упорно боремся друг с другом в забеге, который никто никогда не выигрывает? И все же ты сказала: мы должны бежать как можно лучше. Смысл не в победе. Смысл в беге. И ты знаешь, мам… я думаю, ты права.

На следующий день я забрала заявление об отставке и вернулась на работу в полицейское управление Чикаго.

И – побежала дальше.