Рекордно жаркое лето закончилось, наступили первые осенние холода. За три коротких месяца температура понизилась до десяти градусов. Это подтверждало мою мысль о том, что жить на Среднем Западе было бы гораздо лучше, находись он на шестьсот миль южнее.

Морозное утро вторника. Мистер Фрискис занят обдиранием тыквы, которую Лэтем купил на прошлой неделе. Кот не очень-то привязался ко мне, но по крайней мере и не нападал на меня. Больше похоже на договор о ненападении, чем на дружбу, но я все равно была рада его присутствию. Эти двенадцать недель были тяжелыми. Я еще не вернулась на работу, и хотя у меня был самый внимательный, терпеливый и понимающий парень на всем Северном полушарии, я чувствовала, что схожу с ума. – Хочешь молока, кот?

Мистер Фрискис прекратил атаковать вторгшееся в его жизнь растение и посмотрел на меня. Я отправилась к холодильнику, нашла нежирное молоко и налила немного в миску. Кот подождал, пока я отойду на безопасное расстояние, и начал лакать.

Я зевнула и потрясла головой, чтобы отогнать сонливость. Я каждую ночь принимала снотворное, и с утра все плыло у меня перед глазами.

Я снова зевнула, думая о том, хочется ли мне есть и когда же я ела в последний раз. Обедала вчера. Съели с Лэтемом по небольшому кусочку пиццы. Остатки лежали в холодильнике, но холодная пицца не очень-то подходила для завтрака. Я было подумала, а не сделать ли мне еще яичницу, но отбросила эту идею как неосуществимую, медленно дотащилась до спальни и забралась в постель.

Взяла пульт от телевизора. Положила обратно. Снова взяла.

Зря. Включился пятый канал. Шла передача о деле Фуллера и готовящемся судебном процессе. Я выключила телевизор и уставилась в потолок, стараясь отогнать непрошеные мысли.

Но они все равно лезли в голову.

– Я знаю, – сказала я вслух. – Нужно было сразу спустить курок.

Мне нравилось представлять, что я говорю это Холли Фуллер. Я от всей души хотела бы видеть ее всякий раз, как закрывала глаза или когда мне удавалось немного поспать.

Но на самом деле я с трудом могла вспомнить, как она выглядела. Вместо ее лица я видела свое.

Не надо быть психиатром, чтобы понять, что все это значит. Когда Холли погибла на моих глазах, я сильно разочаровалась в себе.

Тяжело быть своим собственным злым критиком. Кто-то постучал в дверь.

– Ты откроешь? – спросила я кота.

Кот не ответил, поэтому я завязала халат, с трудом заставила себя вылезти из постели и направилась к двери. В глазок я увидела улыбающееся лицо матери.

– Мама!

Когда я обняла ее, то снова почувствовала себя маленькой девочкой, хотя теперь я была на голову выше матери. Я уткнулась носом в ее плечо, чувствуя запах дезодоранта, которым она пользовалась уже сорок лет. На ней был пушистый свитер с высоким воротом, мешковатые джинсы, в руке алюминиевая трость.

– Жаклин, милая, как я рада тебя видеть!

– Почему ты не предупредила, что приедешь?

– Мы хотели сделать тебе сюрприз.

Я моргнула:

– Мы?

– Привет, Джек.

Услыхав этот голос, я невольно задержала дыхание. Отойдя от матери, я уставилась на человека, стоявшего рядом с ней и державшего красную розу.

– Привет, Алан.

Мой бывший муж по-мальчишески улыбнулся мне. Прошедшие десять лет не сильно изменили его. У него все еще были густые светлые волосы, подтянутая фигура. Морщин вокруг глаз и рта, по-моему, прибавилось, но выглядел он почти так же, как в тот день, когда он покинул меня.

– Алан любезно согласился помочь мне добраться из аэропорта. Мы задумали эту поездку еще две недели назад.

Я завязала пояс потуже и заговорила с матерью, не отводя взгляда от бывшего мужа.

– Мам, может, все же стоило предупредить меня?

– Чепуха. Ты бы сказала «нет».

– Мам…

– Мы взрослые женщины, Жаклин. Я не думала, что это будет проблемой. Ну, так как, ты собираешься пригласить нас войти или нам разбить лагерь в коридоре?

Алан поднял брови, все еще улыбаясь. Вместо ответа я повернулась к нему спиной и направилась в комнату.

– У тебя найдется кофе, Жаклин?

– Сейчас сварю.

Я вошла на кухню, сжав губы. Обычно кофе являлся важнейшей частью моего рабочего дня, но, поскольку сейчас я жила не по расписанию, в кофеине потребности не было. Но я все же вспомнила, как работает кофеварка. Когда я поставила кофе вариться, на кухню вошел Алан и прислонился к стойке.

– Я проявил большую бестактность? – спросил он. На нем были синие джинсы, белая рубашка и знакомый выцветший замшевый пиджак.

– А ты думаешь – нет?

– Нет.

Я хотела сказать что-нибудь обидное, но у меня на это не хватило сил. Наверно, появятся после кофе.

– Как жизнь?

– Прекрасно. Нормально. Хорошо.

– Я слышал, в тебя опять стреляли.

– Я не знала, что ты осведомлен о первом случае.

– Твоя мама информировала меня.

Я сложила руки:

– С каких пор?

– Всегда.

– И что это значит?

– Со времени нашего развода мы с Мэри поддерживаем связь.

Я хмыкнула:

– Чепуха!

– Почему чепуха? Я всегда любил твою маму. И тут я его поймала.

– И любовь долго мешала тебе уйти?

Алан почти незаметно кивнул.

– Жаклин! – позвала мама из гостиной. – Ты не говорила, что у тебя есть кот!

– Мама, нет!

Я пронеслась мимо Алана, надеясь предотвратить несчастье, и с безмерным удивлением увидела, что мама держит Мистера Фрискиса на руках и почесывает ему голову.

– Он восхитительный. Как его зовут?

– Мистер Фрискис.

– О! Ну, не важно. Он все равно восхитительный.

– Лучше отпусти его, мам. Он не очень любит людей.

– Чепуха. Похоже, я ему нравлюсь.

– Тогда почему он рычит на тебя?

– Он не рычит. Он мурлычет.

Вот зараза. Для меня проклятый кот никогда не мурлыкал. Ни разу.

Мама прошлась по квартире, разглядывая ее. Она постучала костяшками пальцев по большой картонной коробке.

– А что ты упаковываешь, дорогая? Хочешь убрать ненужные вещи?

– Да. – Я еще не говорила маме о переезде к Лэтему.

– Отлично. Будет больше места.

Она радостно посмотрела на меня, полная сил и жизни, совсем не похожая на ту женщину, которую несколько месяцев назад я видела на больничной койке.

– Ты решила переехать ко мне? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал жизнерадостно.

– Да, решила. Сначала я была категорически против твоих предложений, но потом передумала. Вряд ли за мной придется ухаживать. Просто мое время подходит к концу, и мне захотелось провести остаток жизни вместе с моей дочерью.

Я улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась естественной. Мама приехала именно тогда, когда, оставив все попытки убедить ее переехать ко мне, я решила перебраться к Лэтему.

Это его убьет.

И, по правде говоря, меня тоже.

– Я скоро нашла покупателя для своей квартиры во Флориде. И привезла с собой документы, чтобы ты их подписала.

– Здорово.

– Я смогу переехать на следующей неделе.

– Здорово.

Мама отпустила кота и, прихрамывая, подошла ко мне, дотронулась до моей щеки.

– Мы поговорим позже, дорогая. Я прилетела ранним рейсом и очень устала. Не против, если я прилягу на диване?

– Ложись на мою кровать, мам.

Хотя бы кому-то она пригодится. Для чего-нибудь.

– Пойди перекуси с Аланом. Я знаю, вам о многом надо поговорить.

Она нежно потрепала меня по щеке и ушла в спальню. Алан стоял у окна, засунув руки в карманы.

– Завтракать будешь? – спросил он.

– Нет.

– Мне лучше уйти?

– Да.

– Ты принимаешь что-нибудь от депрессии?

– Почему ты решил, что у меня депрессия?

Он почти незаметно пожал плечами. Большинство эмоций Алана были еле незаметными.

– Твоей маме кажется, что тебе сейчас кто-то нужен.

– И ты прибежал меня спасать? Ну разве это не странно, учитывая, что последний раз, когда мне был кто-то нужен, ты скрылся, как вор в ночи?

Он улыбнулся:

– Я не скрылся, как вор в ночи.

– Нет, скрылся.

– Я ушел ранним вечером и абсолютно ничего с собой не прихватил.

– Ты прихватил мой пиджак.

– Какой пиджак?

– Тот, который сейчас на тебе.

– Это мой пиджак.

– Но его всегда носила я.

– Почему бы нам не поспорить об этом за завтраком?

– Я не хочу завтракать.

– Но тебе же надо есть.

– Откуда ты знаешь, что мне надо?

Алан прошел мимо меня, и я задумалась, подействовали ли на него мои слова или нет. Я последовала за ним на кухню.

– Я спросила: откуда ты знаешь, что мне нужно?

– Я слышал.

Он нашел чашку, налил кофе и протянул ее мне.

– Я не хочу кофе.

– Хочешь. Ты всегда нервничаешь, пока не выпьешь чашку кофе.

– Я вовсе не бешусь, – сказала я жалобным тоном.

Алан рассмеялся, мне пришлось прикусить губу, чтобы тоже не засмеяться.

– Ладно. Давай сюда.

Он дал мне чашку, я сделала глоток и приятно удивилась – кофе был отличный.

– Если не хочешь выходить из дому, я могу приготовить завтрак. – Алан открыл холодильник и вытащил яйцо. – Это последнее. Можем поделиться.

– Мою половинку сделай с целым желтком.

Я села за стол и наблюдала, как Алан ищет сковороду. Вернулись воспоминания. Приятные. Алан почти каждое утро готовил завтрак, все десять лет нашей совместной жизни.

Найдя сковороду, он снова открыл холодильник:

– Масла нет?

– Я некоторое время не ходила по магазинам.

– Это видно. А это что – лайм или картофелина? – Он вытащил зеленовато-коричневый предмет.

– Кажется, это помидор.

– На нем что-то растет.

– Оставь его. Может понадобиться – вдруг я поймаю какую-нибудь стафилококковую инфекцию.

Он швырнул помидор в мусорную корзину и нашел две розовые картофелины, половинку луковицы, полбутылки шардоне. Из морозилки вытащил пакет овощного салата и фунт копченой свинины. Затем прошелся по шкафам, освободив из заточения немного оливкового масла, специй и кувшин сальсы.

– Не очень аппетитная комбинация продуктов, – заметила я.

Он подмигнул:

– Приходится работать с тем, что есть.

Я пила кофе и в течение двадцати минут смотрела, как он чистил картошку, жарил мясо, нарезал лук и овощи, добавлял сальс. Потом залил все это оливковым маслом и белым вином, бешено перемешал и разложил содержимое на две тарелки.

– Крошево «а ля Дэниелс». – Он поставил передо мной тарелку.

– Пахнет приятно.

– Если не понравится, есть еще пицца. Подожди.

Он выложил со сковороды на мою тарелку кусок глазуньи из одного яйца.

– Бон аппети.

Я попробовала, потом еще и еще, и вскоре еда переправилась из тарелки в мой рот со скоростью конвейера.

Мы не разговаривали во время завтрака, но тишина нас не смущала.

Когда я все съела, Алан убрал тарелку и снова налил мне кофе.

– Все еще злишься? – спросил он.

– Немного. Я думала, все эти годы у нас было негласное соглашение.

– Какое?

– Ты не звонишь мне, я не звоню тебе.

Он кивнул, ставя тарелку в посудомоечную машину.

– Я никогда не звонил тебе, Джек, потому что знал, что это будет больно.

– Не очень-то ты думал, что мне будет больно, когда уходил.

– В данном случае я говорю не о тебе.

– Ты хочешь сказать, это тебе было бы тяжело звонить мне?

– Да.

Что я могла на это сказать? Я сказала: «А-а-а».

Алан закрыл мойку, затем сел напротив и наклонился ко мне.

– Ну как жизнь? – спросил он.

– Хорошо.

– Я же знаю, что это не так, Джек.

– Откуда?

– Все еще мучает бессонница?

Я отвернулась.

– Да.

– Чувствуешь вину за смерть жены того полицейского?

– Не совсем. Меня оправдали, стреляла я точно по правилам.

– Но тебе этого мало. Ты же должна быть совершенной, а иначе не сможешь жить в мире с собой.

Я чувствовала, как стена, возведенная за последние десять лет, начинает рушиться. Мне следовало ненавидеть Алана. Только так у меня получилось прожить эти годы.

– Ты напрасно думаешь, что знаешь меня.

Он откинулся на спинку стула:

– Как ранение?

– Почти прошло, слава богу. Лэтем мне очень помог.

– Лэтем?

– Мой бойфренд.

Я пристально посмотрела на Алана, но он никак не отреагировал. Не знаю, почему, но это меня разочаровало.

– Наверное, поэтому ты думаешь, что у меня не все в порядке. Мне просто нужен партнер.

– Это из-за этого ты так ослабела? Вспомни то время, когда я потянул спину?

Я улыбнулась:

– Три самые ужасные недели нашей жизни. Хотя… продуктивные. За это время я удвоила число арестованных мною.

– А помнишь, что было, когда спина прошла?

– Ага. Мы наверстали упущенное, не так ли?

– Это точно. Из-за этого я снова потянул спину.

Мы оба засмеялись, и я подумала, как легко он увел разговор от Лэтема.

– Я люблю его. Лэтема, я имею в виду.

Алан встал и подошел ко мне.

– Это хорошо. Ты заслужила.

– Он замечательный. Тебе понравится.

Он положил руку мне на плечо:

– Надеюсь, у меня будет возможность с ним познакомиться.

Он наклонился, вторгаясь в мое личное пространство.

– Что ты делаешь?

– Как ты думаешь, мы сможем снова быть вместе?

– Не думаю.

– Докажи.

– Как?

– Поцелуй меня.

– Нет. У тебя нет такого права.

– Я совершил ошибку, уйдя от тебя. Поэтому сейчас решаешь ты. Мне надо знать, остались ли у тебя какие-нибудь чувства ко мне.

– Алан…

– Я все еще люблю тебя, Джек. Всегда любил. Я ушел не потому, что разлюбил тебя. Просто я не мог соперничать с твоей работой. Она занимала все твое время, и для меня ничего не оставалось. Кроме того, я постоянно волновался – а вдруг ты не придешь домой?

– Ничего не изменилось, Алан.

– Я изменился. Теперь я с этим справлюсь. Снова видеть тебя…

Я сказала: «Не…», – но его губы прикоснулись к моим, и я не остановила его, не отодвинулась сама, и вся наша жизнь пронеслась в моей памяти, все приятное в ней; я просто закрыла глаза, коснулась своим языком его, и на мгновение задумалась о том, что могло бы быть между нами.

Потом я остановилась и отстранила его.

– Я люблю другого человека.

– Знаю.

Я провела пальцами по его губам:

– Ты причинил мне боль, Алан.

– Знаю.

– Я не хочу снова повторять все это.

Но когда он опять поцеловал меня, я поняла, что хочу именно этого.