По мере того, как Лили сдавала позиции, с Кэти сблизился какой-то парнишка. Когда она захотела вернуться, парнишка полностью занял ее место, и не только в поезде, на котором они возвращались вечером из Экс-ан-Прованса в Марсель, и не в автобусе из Марселя в Паланс, а в сердце Кэти, которая даже не заметила, что Лили рядом давно не было. Безразличие их сблизило, безразличие тогда их отдалило. А парень считал нормальным занять пространство, которое Лили защищала с самого детства от атак мимолетных подружек, сезонных влюбленностей, весенних разочарований. Он не был так уж очарован прекрасным бутоном, на который было похоже ее сердце, ни обворожительной невинностью этой первой любви. Его не удивляло, что такая девушка ждала его все это время, и приняла со всей свежестью чувств. Лили оказалась садовником, который подготовил сад, для того чтобы устроить в нем рай на земле, а по нему топчется первый встречный. Она возненавидела Тони в первую же секунду, и прокляла его до такой степени, что решила стереть себя. Исчезла из жизни Кэти, чтобы не умереть от страданий, наблюдая этот позорный спектакль.

— Вы в таком тоне отзывались о Тони при Джеффе? — спросила у нее судья, хотя та выступала в качестве свидетеля.

В этом не было необходимости. Джефф сам видел, до чего довел и в каком состоянии он оставил Кэти. Такую девушку, как она, ради ноля без палочки. Но Тони не был способен почувствовать разницу между Кэти и Малу. Он выбрал Малу. Он тупой, вульгарный, грубый, и все это ей было понятно с самого первого дня.

— Вы предупреждали об этом Кэти?

Лили огорчилась. Что можно сказать тому, кто не хочет ни видеть, ни слышать? Когда она пришла ее навестить в больницу после рождения Камиля-Анжело, Кэти, казалось, переживает эту неурядицу с поистине детской наивностью. «Он не может так со мной поступить, только не он, только не со мной…» Когда она пришла к ним на свалку, ее отчаяние приняло вселенские масштабы. Это была ее первая любовь. Она только тогда стала понимать, какой Тони на самом деле, его непостоянство, хамоватость, эгоизм. И то, что ей открылось, заставило усомниться в будущем, которое виделось ей намного более смутным, чем оно было в реальности: развод, дележ детей. Она уже во всем сомневалась. Вдруг Тони способен на самое ужасное. Она была потеряна, потеряла ориентиры. В полном отчаянии.

— Но вы говорили об этом с Джеффом или нет?

— Ей нужно было помочь, не бросать одну, защитить. Мы с Джеффом были одного мнения.

— А когда вы узнали о смерти Тони?

Надо признать, первое движение ее души было удовлетворение, как будто Тони получил наказание сверх того, что натворил. Еще одна мысль, что Кэти больше не о чем переживать. По сути, раз уж она все равно не с ним, так лучше быть не рядом с умершим, чем с непостоянным мужчиной, с которым ее все равно бы связывали дети. По сути, Кэти теперь могла заново начать жить.

— Вы ей так и не позвонили?

— Я звонила ей на праздники. Она не сняла трубку. Я подумала, что она уехала в горы с детьми к своей матери.

— Вы не проведали ее ни разу?

Она не решилась, но зато была на похоронах Тони, удивилась еще, что во время церемонии Кэти уступила место главной Малу, а сама просидела в углу. Она собиралась к ней подойти, но не пошла из-за толпы, через которую нужно было пробираться. Она тогда снова почувствовала себя так же, как на лекции, когда постоянно искала ее. Такое впечатление, что она никогда ее не найдет, что уже слишком поздно. На пустой странице книги соболезнований она написала имя Кэти.

Между детством, когда она чуть ли не под запись брала каждую минуту, и настоящим, когда они снова встретились после их разрыва с Тони, Лили как будто и не жила вовсе. Пятнадцать, двадцать лет паузы, которую нечем заполнить. Когда она напрягала память, всплывали лишь какие-то тени. Ее жизнью была Кэти. Без Кэти она просто выживала, и доказательство тому — то, что с ней стало. Как такое возможно — занимать себя какими-то пустяками, ерундой в течение долгих лет, запоминать их с маниакальной точностью, а потом вдруг ничего не помнить, больше не узнавать себя в зеркале. Она причесывала волосы так же, как в детстве, та же челка, та же заколка, только тело стало почти не узнать, это постоянно толстеющее тело.

Когда она постареет, в сундуке ее воспоминаний Кэти будет занимать больше всего места? А чтобы отыскать живое чувство, нужно будет вновь вернуться в этот далекий период ее жизни? Она израсходовала все запасы памяти до такой степени, что в ее мозге, полностью поглощенном Кэти, не было места для других. Она думала о себе, как о рано умершей девочке, которая, к сожалению, не познала любви и радости материнства. Она не умерла, но жизни в ней было не многим больше, чем в той погибшей девочке. Джефф пообещал ей новую жизнь. Как только она покинет порт Паланса, в широте морских волн жизнь внезапно возродится в ней, и, ступив на пустынную землю, она почувствует жар солнца такой силы, что ей захочется себе выцарапать глаза от слепящей белизны камней. Да, она чувствовала, что так и будет, все вернется опять, ей нужно будет снова привыкать к острым ощущениям этой жизни, которая поднимется в ней, когда сердце колотится, и кружится голова.

Она вспоминала вокзал, куда приходила каждый вечер, и стадо людских голов, среди которых она ожидала увидеть Кэти. Она всегда боялась ее пропустить. Однажды ей показалось, что она ее узнала. Побежала за ней. Девушка, которую она схватила за рукав, очень удивилась, услышав, что женщина, вдвое старше ее, перепутала ее с университетской подругой. В тот день она поняла, что Кэти постарела, и что она сама уже далеко не девочка. Уже много лет Кэти не ездила этим поездом.

— Я впала в депрессию, — сказала Лили судье.

Долгое время жизнь текла плавно и медленно, как подводные организмы, которые вяло шевелятся, а потом и вовсе испаряются. Только встретишь человека, как он тут же испаряется, только проживаешь день, как он тут же слипается с другими. Она уже не была уверена, что способна видеть и слышать. Только изредка, когда мороз кусал ее кожу, она поднимала глаза к такому холодному зимнему небу, или когда пот ручьями тек с нее, и этот запах ее нервировал.

— Эх! — сказала Лили, — когда любишь человека так, как я любила Кэти, радости мало от того, что я это все предвидела.

Она хотела ошибаться. Пусть бы получилось так, что страх, который овладел ею в период ее новой жизни, то отчаяние от того что она оказалась в стороне, пусть бы хотя бы это было не зря!

Нет, радости совсем не было в том, что она нашла Кэти всю в слезах. Может, это она потеряла бдительность, и перестала концентрировать свою энергию в пользу подруги. Она годами транжирила свою любовь на всякие пустяки. А когда Кэти вернулась, она больше ничего к ней не испытывала, ничего, кроме сострадания, которое она бы почувствовала к любой другой женщине, оказавшейся в подобной ситуации. В ее жизни теперь, по сути, были только Джефф, свалка и план отъезда в Израиль. Как сказать человеку, который думает, что рядом с тобой обретет прежние чувства, как сказать ему, что ты больше его не любишь, ну или любишь меньше? И Джефф был свидетелем, что ее рука больше не могла держать, что она обессилела, она все пустит на самотек. Она нисколько не возражала, чтобы он сам позаботился о Кэти…

— Чтобы он убил Тони вместо вас?