Глава тридцать шестая

Было время, когда я не боялась моего мужа. Я думала, что люблю его. В то время, когда он был добрым – или притворялся таким. Пока я не узнала, каким чудовищем выглядит вблизи.

Я познакомилась с Джексоном, когда мне было двадцать шесть. Я защитила дипломную работу по социальной деятельности и планировала этапы создания фонда в память о Джулии. Я получила работу в отделе управления организации «Спасем детей» и работала там уже шесть месяцев. Это была потрясающая организация, где я могла заниматься любимым делом и учиться всему тому, что мне могло пригодиться в работе, когда я создам собственный фонд.

Одна сотрудница порекомендовала мне обратиться в «Parrish International» – международную компанию, занимающуюся недвижимостью и известную расходами на благотворительность. Джексон славился своей филантропией, а у той сотрудницы в его компании имелось знакомство – ее отец был помощником Джексона по бизнесу Я ожидала, что меня отправят к какой-нибудь мелкой сошке, но удостоилась аудиенции у самого мистера Пэрриша. Он оказался тем самым бизнес-магнатом, о котором я читала. Со мной он беседовал дружелюбно и весело, и с самого начала беседы я совершенно расслабилась. Когда я ему рассказала о своих планах насчет фонда и о том, почему хочу его создать, он сразил меня наповал предложением спонсировать «Улыбку Джулии». Три месяца спустя я ушла с работы и встала во главе собственного фонда. Джексон сам собрал совет директоров и лично в него вошел, обеспечил фонд средствами и нашел для меня офисное помещение. Наши отношения оставались чисто профессиональными. У меня не было никакого желания рисковать его помощью фонду, и, честно говоря, я его слегка побаивалась.

Но со временем, когда от обедов мы перешли к ужинам, мне уже казалось вполне естественным и даже неизбежным то, что наши отношения станут более личными. Признаюсь, его чистосердечное участие в моей благотворительной деятельности вскружило мне голову. Поэтому однажды я согласилась приехать к нему домой на ужин.

Когда я впервые оказалась в его тридцатидвухкомнатном поместье, необъятность его богатства поразила меня. Он жил в Бишопс-Арборе, живописном городке на побережье пролива Лонг-Айленд, где население составляло всего тридцать тысяч человек. Магазины тут шиком и ценами могли поспорить с Родео-Драйв и для моего кошелька совершенно не годились. На отечественных автомобилях по роскошным дорогам здесь колесила только обслуга. Вдоль побережья стояли великолепные особняки, отодвинутые от проезжих дорог на приличное расстояние, защищенные заборами и воротами. А трава на лужайках была такой зеленой, что казалась ненастоящей. Когда водитель Джексона повел машину по длинной подъездной дороге, дом появился в поле зрения только через минуту. При виде грандиозного серого особняка у меня перехватило дыхание.

Джексон встретил меня. Когда мы с ним вошли в огромный холл, где висела люстра, вполне сгодившаяся бы для Букингемского дворца, я натянуто улыбнулась. Неужели люди действительно живут так? Помню, я тогда подумала, что на все излишества, которые меня окружали там, можно было бы оплатить уйму медицинских счетов для семей, где есть больные с кистозным фиброзом – для семей, пытающихся свести концы с концами.

– Очень красиво, – сказала я.

– Рад, что вам нравится.

Джексон посмотрел на меня немного озадаченно. Он позвал домоправительницу, чтобы она взяла у нас пальто, а меня вывел на открытую веранду, где в уличном очаге полыхал огонь, и мы могли полюбоваться прекрасным видом на пролив Лонг-Айленд.

Меня тянуло к Джексону – а как могло быть иначе? Джексон Пэрриш, несомненно, был красив. Его темные волосы великолепно сочетались с синими глазами, а они были синее Карибского моря. Он был скроен из всего того, о чем только можно мечтать – тридцать пять лет, генеральный директор компании, созданной им «с нуля», щедрый филантроп, обожаемый в светских кругах, обаятельный. В нем было что-то мальчишеское. Я с такими мужчинами прежде не встречалась. О его репутации плейбоя я прочла довольно много. В свете он появлялся с моделями и звездами – женщинами, чья красота и утонченность не шли ни в какое сравнение со мной. Возможно, именно поэтому меня так удивило его внимание ко мне.

Я расслабилась. Я любовалась мирным видом пролива и дышала соленым морским воздухом, когда Джексон протянул мне бокал с чем-то розовым.

– Это «Беллини», – сказал он. – С ним вам покажется, что сейчас лето.

Фруктовый взрыв наполнил мой рот. Сочетание терпкости и сладости было восхитительным.

– Прекрасно, – проговорила я, глядя на солнце, садящееся над морем, и небо, окрашенное в роскошные оттенки розового и лилового. – Так красиво. Вы, наверное, никогда не устаете от этого зрелища.

Джексон откинулся на спинку кресла. Он сидел так близко ко мне, что голова у меня закружилась не только от коктейля.

– Никогда не устаю. Я вырос в горах и не понимал, как волшебно море, пока не перебрался на восток.

– Вы родом из Колорадо, верно?

Он улыбнулся.

– Наводили справки обо мне?

Я сделала еще глоток «Беллини». От спиртного я осмелела.

– О вас многое известно.

Похоже, невозможно было открыть газету и не прочесть хоть что-то о Джексоне Пэррише.

– На самом деле, человек я очень закрытый. Когда достигаешь уровня успеха вроде моего, трудно понять, кто твои настоящие друзья. Мне приходится подпускать людей близко к себе с большой осторожностью. – Он взял мой бокал и подлил коктейля. – Но хватит обо мне. Мне хочется узнать больше о вас.

– Боюсь, я не очень интересный человек. Просто девушка из маленького городка. Ничего особенного.

Джексон лукаво усмехнулся:

– Если тебя публикуют в четырнадцать лет, это не так уж обычно. Мне очень понравилась ваша статья в журнале о вашей сестре и ее храбром сражении с болезнью.

– Вот это да. Похоже, вы тоже обо мне справки навели. Откуда вы узнали об этом?

Джексон подмигнул мне.

– У меня свои методы. Это было очень трогательно Итак, значит, вы с Джулией обе мечтали поступить в университет Брауна?

– Да, с детства. А когда Джулия умерла, я поняла, что просто обязана туда поступить. За нас обеих.

– Решительно. Сколько вам было лет, когда вы потеряли сестру?

– Восемнадцать.

Джексон накрыл своей рукой мою руку.

– Уверен: она вами очень гордится. Особенно тем, что вы делаете, вашей преданностью своей идее. Фонд может помочь стольким людям.

– Я так благодарна вам. Без вашей помощи у меня бы несколько лет ушло, чтобы создать офис и набрать сотрудников.

– Я рад этим заняться. А вам повезло, что у вас была сестра. Я всегда гадал, каково это – расти рядом с братьями и сестрами.

– Наверное, это очень одиноко – быть единственным ребенком.

Его взгляд стал рассеянным.

– Мой отец все время работал, а моя мать много занималась благотворительностью. Мне всегда хотелось, чтобы у меня был брат, чтобы поиграть вместе в футбол или побросать мяч в кольцо. – Джексон пожал плечами. – Но у многих жизнь была куда хуже.

– А чем занимается ваш отец?

– Он был генеральным директором «Boulder Insurance». Очень высокий пост. Теперь он на пенсии. А моя мать была домохозяйкой.

Мне не хотелось выспрашивать, но Джексон, похоже, был в настроении поговорить.

– Была?

Джексон вдруг поднялся.

– Она погибла в автокатастрофе. Становится прохладно. Пойдемте в дом?

Я встала. Я успела опьянеть. Пришлось ухватиться за спинку кресла, чтобы удержаться на ногах. В это мгновение Джексон повернулся ко мне, пристально на меня посмотрел, провел рукой по моей щеке и прошептал:

– Когда ты со мной, мне совсем не одиноко.

Я промолчала, а он поднял меня на руки, отнес в дом и уложил на кровать.

До сих пор я не слишком ясно помню все, что было между нами той ночью. Я не планировала оказаться с Джексоном в постели – мне казалось, что для этого еще слишком рано. Но я опомниться не успела, как мы уже разделись и запутались в простынях. Он все время на меня смотрел. Это было непросто выдержать – он словно бы мне прямо в душу заглядывал, но я не могла отвести глаза. Потом он был нежен и ласков и заснул в моих объятиях. Я смотрела на его лицо, озаренное лунным светом, и осторожно провела пальцем по краю его подбородка. Мне хотелось стереть все его грустные воспоминания, чтобы он ощутил любовь и ласку, которых был лишен в детстве. Этот роскошный, сильный и успешный мужчина, на которого все смотрели снизу вверх, делился со мной своими слабостями. Он нуждался во мне. Ничто меня так не трогает, как то, что человек во мне нуждается.

Когда настало утро, у меня жутко разболелась голова. Я гадала – может быть, для Джексона произошло всего-навсего очередное завоевание. Он мной овладел, и теперь мы снова вернемся к деловым отношениям. Видимо, я пополню ряды его бывших любовниц? Или это начало нового романа? Я боялась, что он станет сравнивать меня с гламурными девицами, с которыми он привык спать, и сравнение получится не в мою пользу. А он словно бы прочитал мои мысли. Он подпер голову согнутой в локте рукой и провел кончиком пальца другой руки вокруг моей груди.

– Мне нравится, что ты здесь.

Я не знала, что сказать, и просто улыбнулась.

– Наверняка ты это говоришь всем девушкам.

Джексон помрачнел и отдернул руку.

– Нет, не всем.

– Прости, – сказала я. – Я немного нервничаю.

И тогда он страстно поцеловал меня. А когда отстранился, провел по моей щеке тыльной стороной ладони и сказал:

– Не надо нервничать, когда ты со мной. Я о тебе буду хорошо заботиться.

Мной овладело сразу несколько самых разных чувств. Я высвободилась из его объятий и улыбнулась ему.

– Мне пора. Я на работу опоздаю.

Но Джексон притянул меня к себе.

– Я – твой начальник, ты забыла? Ты подчиняешься только совету директоров фонда. – Он уложил меня на спину и приковал к себе гипнотизирующим взглядом. – А совет директоров не имеет ничего против того, что ты опоздаешь. Пожалуйста, останься. Я хочу, чтобы ты еще побыла со мной.

Все начиналось так многообещающе. А потом стало так, словно маленький камешек угодил в лобовое стекло, и от маленькой дырочки во все стороны поползли глубокие трещины, и уже ничего нельзя было склеить.

 

Глава тридцать седьмая

Ценность романа как способа узнать человека поближе, сильно преувеличена. Когда бушуют гормоны, а влечение носит магнетический характер, разум уходит в отпуск. Ничего мне не было нужно, кроме него.

На работе я вернулась в комфортное расположение духа, но с улыбкой вспоминала проведенную с Джексоном ночь. Несколько часов спустя шум около моего маленького кабинета привлек мое внимание. Молодой человек катил тележку, в которой стояло несколько ваз с красными розами. Следом за ним шла Фиона, мой секретарь, она раскраснелась и махала руками.

– Кто-то прислал тебе цветы – море цветов!

Я встала и расписалась на квитанции. Я насчитала дюжину ваз. Несколько штук я поставила на рабочий стол и огляделась по сторонам, ища место, куда поставить остальные. В итоге мы с Фионой поставили их на пол, потому что больше их девать было некуда.

Когда курьер ушел, Фиона закрыла дверь и плюхнулась на стул напротив моего письменного стола.

– Ну, выкладывай!

Я пока что не желала с кем-либо говорить о Джексоне. Я даже не знала, каков статус наших отношений. Я потянулась к букету и вытащила маленькую карточку.

«Твоя кожа нежнее этих лепестков. Уже скучаю по тебе. Дж».

Розы были повсюду. Это было слишком. Дурманящий аромат цветов был так силен, что у меня засосало под ложечкой.

Фиона нетерпеливо смотрела на меня.

– Ну?

– Джексон Пэрриш.

– Я так и знала! – Фиона одарила меня победным взглядом. – Он так на тебя пялился, когда обходил кабинеты на днях, что я сразу поняла: это только дело времени. – Она наклонилась к столу, подперла подбородок кулаками. – Все серьезно?

– Не знаю. – Я покачала головой. – Он мне нравится, но я не знаю. – Я указала на цветы. – Он слишком напористо начал.

– Да, – поцокала языком Фиона. – Каков нахал – столько роз тебе прислал!

Она встала и открыла дверь.

– Фиона?

– Что?

– Возьми пару ваз к себе на стол. Просто не знаю, что делать с остальными.

Фиона шутливо покачала головой.

– Конечно, босс. Но я тебе так скажу: от него так же легко избавиться у тебя вряд ли получится.

Мне нужно было заняться работой. Я решила, что о Джексоне подумаю позже. Только я собралась сделать деловой звонок, как на пороге кабинета вновь возникла Фиона. Она была бледна как мел.

– Твоя мать звонит.

Я схватила трубку – Мама?

– Дафна, ты должна приехать домой. У отца сердечный приступ.

– Насколько все серьезно?

– Просто приезжай. Как только сможешь.

 

Глава тридцать восьмая

Потом я позвонила Джексону. Стоило мне составить вместе слова, как он взял управление на себя.

– Дафна, все будет хорошо. Дыши глубже. Никуда не уходи. Я уже еду.

– Но мне нужно в аэропорт. Мне нужно купить билет!

– Я отвезу тебя. Не волнуйся.

Я совсем забыла, что у него есть личный самолет.

– Ты вправду сможешь это сделать?

– Послушай меня. Никуда не уходи. Я еду за тобой. Мы заедем туда, где ты живешь, ты захватишь, что нужно из одежды, и примерно через час мы будем в воздухе. А пока просто глубоко дыши.

Дальше все было как в тумане. Я все делала в точности так, как мне велел Джексон. Побросала вещи в чемодан и во всем его слушалась. Наконец мы оказались на борту его собственного самолета. Я крепко сжимала руку Джексона, смотрела в иллюминатор и молилась. Моему отцу было всего пятьдесят девять – конечно, он не мог умереть.

Когда мы приземлились в Нью-Гемпшире, в частном аэропорту, нас там встретил Марвин, официант из гостиницы, которой владела моя мать. Наверное, я их познакомила, а может быть, Джексон сам познакомился с Марвином. Не помню. Помню только, как жутко сосало под ложечкой от страха – вдруг я больше никогда не увижу отца.

Как только мы приехали в больницу, Джексон и тут все взял на себя. Он сразу выяснил, кто лечащий врач моего отца, и оценил статус больницы, после чего отца незамедлительно перевезли в больницу святого Григория – крупную клинику в часе езды от нашего городка. Не сомневаюсь: мой отец умер бы, если бы Джексон не заметил некомпетентность его лечащего врача и отсутствие необходимого оборудования в окружной больнице.

Джексон вызвал из Нью-Йорка светило кардиохирургии. Доктор прибыл в клинику вскоре после нас и, обследовав моего отца, объявил, что это не сердечный приступ, а разрыв аорты. Он объяснил, что треснула оболочка сердца, и если немедленно не сделать операцию, то отец умрет. Возможно, причиной случившегося было повышенное артериальное давление. Он сказал нам и о том, что запоздалая диагностика снизила шанс выживания наполовину.

Джексон отложил все свои встречи и ни на секунду от меня не отходил. Прошла неделя, и я ждала, что он возвратится в Коннектикут, но у него на уме было нечто другое.

– Девочки, не волнуйтесь, – сказала он мне и моей матери. – Дафна, с твоим отцом я уже об этом поговорил. Я займусь вашим отелем «В & В», чтобы там все шло как по маслу.

– Но как же твоя компания? Разве тебе не нужно вернуться?

– Пока смогу управлять делами отсюда. Я внес кое-какую правку в свое расписание. Несколько дней вдали от Нью-Йорка меня не убьют.

– Это точно? В отеле есть сотрудники, которые многое смогут взять на себя?

Джексон покачал головой.

– Руководить своим бизнесом я могу откуда угодно, но отель нуждается в ручном управлении. Когда нет хозяина, все может пойти наперекосяк. Я намерен защищать интересы твоего отца до тех пор, пока он не вернется к работе, а твоя мать не сможет ему помогать.

Мать одарила меня взглядом, который яснее всяких слов говорил: «Не упусти его!» Она положила руку на плечо Джексона.

– Спасибо тебе, мой дорогой. Я точно знаю: Эзре будет легче дышать, если он будет знать, что ты здесь.

С типичной для Джексона легкостью и умением он начал заботиться о том, чтобы все шло гладко, – и получалось даже лучше, чем тогда, когда делом руководил мой отец. Кухня была полна продуктов. Он лично присматривал за персоналом и даже о том заботился, чтобы всегда были полны птичьи кормушки. Как-то раз вечером, когда у нас не хватало рабочих рук, я зашла в гостиницу и увидела, что Джексон взял на себя труд официанта и обслуживает столики. Наверное, именно тогда я в него влюбилась по-настоящему. Для моей матери это стало огромным облегчением. Когда она увидела, как хорошо идут дела в гостинице, она стала проводить больше времени с отцом в клинике.

К концу месяца мать была так же очарована Джексоном, как я.

– Похоже, ты нашла свое счастье, моя девочка, – шепнула мне мать на ухо как-то вечером, когда Джексон вышел из комнаты.

Как ему все это удалось? – гадала я. Впечатление было такое, словно он был рядом всегда, был членом семьи. Все мои прежние сомнения насчет него развеялись. Он не был каким-то самовлюбленным плейбоем. Он был цельным человеком с сильным характером. Всего за несколько коротких недель он стал незаменим для всех нас.

 

Глава тридцать девятая

Отец вернулся домой из больницы. Он был еще слаб, но шел на поправку.

Мы с Джексоном прилетели в Нью-Гемпшир, чтобы встретить Рождество с моей родней. Должны были приехать мой кузен Барри и его жена Эрин с дочкой. Мы все ужасно радовались тому, что вместе проведем дни Рождества.

Мы приехали в канун Рождества. Шел снег, и все выглядело просто идеально для Новой Англии. Гостиница была празднично украшена. Стоя в маленькой церкви, куда меня водили с раннего детства, я была счастлива, мир и покой наполняли мое сердце. Мой отец был жив, а я была влюблена. Все происходило, как в сказке. Мне достался принц, а я даже не знала, что такие существуют в реальной жизни. Джексон поймал на себе мой взгляд и улыбнулся мне своей ослепительной улыбкой. Его кобальтово-синие глаза сверкали обожанием, а я с трудом могла поверить в то, что он – мой.

Когда мы вернулись в гостиницу, мой отец откупорил бутылку шампанского и налил всем по бокалу. Он обнял маму.

– Хочу, чтобы вы все знали, как для нас много значит, что вы сейчас здесь. Несколько месяцев назад я не был уверен, что еще раз встречу Рождество. – Он смахнул со щеки слезу и поднял бокал. – За семью. За всех нас и нашу дорогую Джулию на небесах. С Рождеством!

Я сделала глоток, зажмурилась и мысленно пожелала сестре счастливого Рождества. Я все еще ужасно тосковала по ней.

Мы расселись по диванам около елки и стали обмениваться подарками. Родители начали с семейной традиции – каждый из нас получил по три подарка, так или иначе перекликающихся с теми, которые волхвы принесли младенцу Иисусу. Джексон тоже получил три коробки с подарками, и я была благодарна маме, что она о нем не забыла. Подарки были скромные, но особенные – свитер, который мама связала для Джексона сама, CD с произведениями Бетховена и раскрашенная вручную парусная лодка – елочная игрушка. Джексон приложил рыбацкий свитер к груди.

– Замечательно! – воскликнул он. – Мне в нем будет хорошо и тепло. – Он встал и подошел к елке. – Теперь моя очередь.

Он с огромным удовольствием преподнес каждому из нас подарки, выбранные им. Он начал с моей маленькой племянницы, которой тогда было восемь лет. Он купил для нее симпатичный серебряный браслет с подвесками, изображавшими персонажей диснеевских мультиков. Она была в полном восторге. Барри и Эрин получили колонку с функцией Bluetooth – одной из самых новейших моделей. Я уже начала слегка переживать, поскольку они Джексону подарили книгу о классических автомобилях. Наверное, теперь им было неловко.

Джексон вел себя как ни в чем не бывало, а вот по глазам Барри я поняла, что ему неудобно.

Затем Джексон вытащил что-то из кармана и встал передо мной на колени. Он протянул мне маленькую коробочку, завернутую в подарочную бумагу.

У меня бешено забилось сердце. Неужели это происходило наяву? Дрожащими руками я развернула бумагу и открыла крышку обтянутой черным бархатом шкатулки.

Это было кольцо. А я не догадывалась, как сильно надеялась на это.

– О Джексон. Оно прекрасно.

– Дафна, окажешь ли ты мне честь стать моей женой?

Моя мать ахнула и всплеснула руками.

Я обняла Джексона.

– Да! Да!

Он надел кольцо мне на палец.

– Оно прекрасно, Джексон. И такой большой бриллиант!

– Для тебя – все самое лучшее. Шесть карат, круглая огранка. Безупречной чистоты. Как ты.

Кольцо сидело на пальце идеально. Я вытянула руку, повертела туда и сюда. Мама и Эрин бросились ко мне, принялись охать и ахать.

Отец стоял в стороне. Он хранил странное молчание, по его лицу трудно было догадаться, о чем он думает.

– Немного быстро, да?

Стало тихо. По лицу Джексона на миг скользнуло сердитое выражение. Но он тут же улыбнулся и подошел к моему отцу.

– Сэр, мне понятны ваши сомнения. Но вашу дочь я полюбил с первого мгновения, как только ее увидел.

Обещаю вам: я буду относиться к ней, как к королеве. Надеюсь, вы нас благословите.

И он протянул руку моему отцу.

– Добро пожаловать в семью, сынок, – сказал отец и улыбнулся.

Кажется, только я заметила тогда, что эта улыбка не коснулась его глаз.

Пожал его руку и посмотрел ему в глаза.

– Спасибо вам. – И тут он, с выражением лица наподобие кота, только что слопавшего канарейку, что-то вытащил из кармана брюк. – Хотел приберечь напоследок, – сказал он и протянул моему отцу конверт.

Отец открыл конверт и поджал губы. Смущенно взглянув на Джексона, он вернул ему конверт. Покачав головой, он сказал:

– Это слишком экстравагантно.

К ним подошла моя мать.

– Что там, Эзра?

Джексон ответил:

– Новая крыша. Я знаю, что с этой у вас проблемы – протечки. Весной вам перекроют крышу.

– Что ж, это знак большой внимательности, но Эзра прав, Джексон. Это чересчур.

Джексон обнял меня и улыбнулся моим родителям.

– Глупости. Теперь я член вашей семьи. А в семье все заботятся друг о друге. Отказа я не приму.

Я не понимала, почему они так заупрямились. На мой взгляд, это был чудесный поступок. К тому же я понимала, что финансы Джексона от этого ни капли не пострадают.

– Мама, папа, совладайте с вашей гордыней прирожденных янки, – попыталась пошутить я. – Это прекрасный подарок.

Мой отец посмотрел на Джексона в упор.

– Я это ценю, сынок, но я так дела не делаю. Это мой бизнес, и новую крышу я положу, когда буду к этому готов. И больше слушать об этом не хочу.

Джексон стиснул зубы и убрал руку с моего плеча. Он сдулся, словно шарик, из которого выпустили воздух. Он убрал конверт в карман и снова заговорил – на этот раз шепотом:

– Вышло так, что я вас обидел, а ведь просто хотел сделать что-то хорошее. Пожалуйста, простите меня. – Он склонил голову, а когда посмотрел на мою мать, стал похожим на мальчика, который попал в беду и ждет, что ему грозит взбучка.

– Мне так хотелось стать членом вашей семьи. Мне было так тяжело с тех пор, как умерла моя мать.

Мама подошла к нему и обняла его.

– Джексон, конечно же ты член нашей семьи. – Она укоризненно посмотрела на отца. – А родные должны помогать родным. Мы с радостью примем твой подарок.

И тогда я впервые увидела, как его губы тронула едва заметная улыбка, а в его глазах сверкнули огоньки победы.

 

Глава сороковая

Несмотря на то что мой отец пришел в себя после операции, окончательно он не выздоровел, и я не понимала, долго ли он протянет. Отчасти мы торопились со свадьбой потому, что мне хотелось, чтобы он успел отвести меня к алтарю. Свадьба была скромной. Мой отец настоял на том, чтобы все оплатил он, и невзирая на уговоры Джексона, категорически отказался от его попыток дать денег. Джексону хотелось устроить пышное торжество в Бишопс-Арборе и пригласить всех своих коллег по бизнесу. Я ему пообещала, что, как только мы вернемся из свадебного путешествия, мы сможем устроить вечеринку, и он согласился.

Мы поженились в феврале в пресвитерианской церкви, которую посещали мои родители, а потом было застолье в гостинице. На свадьбу должен был прибыть отец Джексона. Я ужасно волновалась перед встречей с ним. Он вез с собой подругу, и Джексон был этим не очень доволен. Он послал за ними свой личный самолет и водителя в аэропорт.

– Не могу поверить, что он тащит с собой эту набитую дуру По идее, ему еще не следовало ни с кем встречаться.

– Джексон, ты не слишком суров к нему?

– Она – пустое место. Это оскорбление памяти о моей матери. Она – официантка!

Я представила себе всех миловидных женщин, работавших в ресторане при гостинице, и обиделась за них.

– Что такого ужасного в профессии официантки?

Он вздохнул.

– Ничего, если при этом ты учишься в университете. А ей за шестьдесят. А у моего отца – куча денег. И она, похоже, рассчитывает, что он ей обеспечит безбедную жизнь.

Мне стало не по себе.

– А ты ее хорошо знаешь?

Джексон пожал плечами.

– Видел один раз. Несколько месяцев назад, когда летал в Чикаго по делам, и мы вместе ужинали. Громкоголосая, умом не блещет. Но ему в рот смотрит. А вот у моей матери обо всем было собственное мнение.

– А ты не думаешь, что тебе пока просто тяжело его видеть с другой женщиной? Ты мне рассказывал, как вы с ней были близки. Уверена, нелегко видеть, что отец нашел ей замену.

Джексон побагровел.

– Мою мать никем заменить невозможно. Эта женщина с ней близко не стояла.

– Прости. Я не то хотела сказать.

Он мне не так много рассказывал о родителях, кроме того, что его отец – трудоголик, у которого никогда не было свободного времени для сына в детстве. Наверное, будучи единственным ребенком, Джексон был еще ближе к матери. Ее смерть годом ранее стала для него сильным ударом, и, насколько я могла судить, рана еще не затянулась. Мне совсем не хотелось поддаваться неприятной мысли, которая то и дело лезла в голову. Мысли о том, что Джексон – сноб. Я приписала его слова тому, что он все еще горюет о матери, и постаралась больше об этом не думать.

Когда мы встретились с Флорой, она мне показалась довольно милой, а отец Джексона, похоже, был с ней счастлив. Они очень тепло общались с моими родителями, и все шло хорошо. На следующий день, когда отец повел меня к алтарю, я думала только об одном – как мне повезло, что я нашла любовь моей жизни и что я начинаю совсем новую жизнь с Джексоном.

– Как думаешь, не пора ли мне раскрыть тебе большой секрет? – спросила я, когда мы взошли на борт личного самолета Джексона, чтобы отправиться в свадебное путешествие. – Я даже не знаю, правильную ли взяла одежду.

Он наклонился и поцеловал меня.

– Глупышка. На борту несколько чемоданов одежды, которую я для тебя купил. Предоставь все мне.

Он накупил мне новой одежды?

– Когда ты нашел время для этого?

– Не переживай об этом, милая. Ты скоро поймешь, что я большой мастер все планировать заранее.

Как только мы уселись на диван и я сделала глоток шампанского, я предприняла еще одну попытку.

– Так когда же я узнаю?

Джексон опустил шторку иллюминатора с моей стороны.

– Когда приземлимся. А сейчас полежим, расслабимся. Может быть, даже поспим. А когда проснешься, мы немного позабавимся в небесах.

Его рука, пока он говорил, скользила по моему бедру Желание разлилось по мне, словно горячая жидкость.

– А почему бы нам прямо сейчас не порезвиться? – прошептала я, прижав губы к уху Джексона.

Он улыбнулся. Глянув ему в глаза, я увидела в них ту же страсть, какую испытывала сама. Он встал и поднял меня сильными руками, и отнес в спальню, где мы упали на кровать, и наши тела переплелись. Потом мы спали – как долго, не знаю, но вскоре после того, как мы проснулись и вновь предались любви, пилот позвонил Джексону и сообщил, что через несколько минут самолет совершит посадку. Он ни словом не упомянул о том, где именно самолет приземлится, но, когда я выглянула в иллюминатор, я увидела под нами синюю воду, простиравшуюся на многие и многие мили. Куда бы мы ни прилетели, это было похоже на рай. Джексон отбросил в сторону простыни и встал у иллюминатора рядом со мной, обняв меня за талию.

– Видишь?

Он указал на величественную гору, которая вырастала словно прямо из моря.

– Это гора Отеману. Красивее вряд ли найдется пейзаж на всей планете. А скоро я тебе покажу все красоты Бора-Бора.

«Полинезия», – подумала я, повернула голову и посмотрела на него.

– Ты тут уже бывал?

Он поцеловал меня в щеку.

– Бывал, дорогая моя девочка. Но с тобой – ни разу.

Я была немного разочарована, но не знала, что сказать. Предприняла не самую ловкую попытку.

– Я думала, мы полетим в такое место, где мы оба не бывали, чтобы все пережить вместе.

Джексон усадил меня на кровать и ласково взъерошил мои волосы.

– Я много путешествовал. Любое место, куда стоило бы съездить, – это то место, где я побывал. А ты бы, к примеру, предпочла Дэвенпорт, штат Айова? Вот там я ни разу не был. Пойми, до тебя у меня тоже была жизнь.

– Конечно, – кивнула я. – Просто мне хотелось, чтобы на этот раз все было новым для нас обоих – чтобы мы что-то познали впервые. – Мне хотелось спросить у него, бывал ли он тут один или с другой женщиной, но я боялась еще сильнее нарушить очарование этого райского уголка. – Бора-Бора, – протянула я. – Никогда не думала, что окажусь здесь.

– Я арендовал бунгало на берегу. Тебе понравится, любовь моя.

И он снова крепко обнял меня.

Когда колеса шасси коснулись земли, мы сидели на своих местах. Самолет совершил посадку в аэропорту крошечного островка Моту Муте. Открылась дверь, и мы сошли по трапу. Нас встретили улыбающиеся островитяне, которые сразу же надели на нас «леи» – гирлянды из цветов. Я протянула руку и прикоснулась к цветам на груди Джексона.

– Мне твои «леи» больше нравятся. Голубой – мой любимый цвет.

Джексон мгновенно снял с себя гирлянду и повесил на меня.

– Тебе, в любом случае, больше идет. Кстати, на Бора-Бора эти штуки называют «сеи».

Теплый, напоенный ароматами цветов воздух кружил голову. На быстром катере нас доставили к нашему бунгало, больше похожему на роскошную плавучую виллу Через стеклянный пол можно было наблюдать за жизнью в лагуне.

Прибыл наш багаж, и я переоделась в легкое летнее платье, а Джексон надел темно-синие брюки и белую льняную рубашку. Загорелая кожа на фоне белой рубашки выглядела потрясающе, он стал еще красивее – если такое вообще было возможно. Только мы устроились на открытой веранде, как к нашему бунгало подплыло каноэ. Нам привезли шампанское и черную икру. Я удивленно посмотрела на Джексона.

– Это ты заказал?

Он посмотрел на меня, как на наивную провинциалку.

– Это часть обслуживания, дорогая. Они нам привезут все, что мы только пожелаем. Если мы захотим поужинать здесь, нам доставят ужин. Захотим пообедать – привезут обед. Будет все, что душе угодно. – Он подцепил ложечкой икру и уложил на маленький круглый крекер. – Для моей девочки – только все самое лучшее.

Правду сказать, черную икру и шампанское я просто обожала.

Джексон сделал большой глоток шампанского. Мы сидели на веранде, и теплый воздух обтекал наши лица. Лазурная вода зачаровывала взгляд. Я откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза, слушая, как плещутся легкие волны, налетая на сваи.

– На восемь часов вечера у нас заказан ужин в «Ла Вилла Махана», – сообщил Джексон.

Я открыла глаза и посмотрела на него:

– Да?

– Это маленькая жемчужина, там всего несколько столиков. Тебе понравится.

И снова меня посетило чувство легкого разочарования. Он уже бывал в этом ресторане.

– Думаю, ты должен мне подсказать, что именно заказать и что тут самое вкусное, – с деланой небрежностью проговорила я.

Джексон холодно посмотрел на меня.

– Если ты идти не хочешь, я отменю заказ. Не сомневаюсь: толпы пар стоят в очереди, только чтобы попасть туда.

Я почувствовала себя неблагодарной дурой.

– Прости. Не знаю, что на меня нашло. Конечно, мы пойдем туда.

Джексон уже распаковал чемоданы и аккуратно развесил всю одежду, купленную им для меня. Одежда была подобрана не только по виду, но и по цвету. Над штангой с вещами, на полке, находилась обувь – плоские сандалии, туфли на «шпильках» – все разных цветов и моделей. Джексон взял вешалку с длинным белым платьем на тонких бретельках, с облегающим корсажем. А одежды было куда больше, чем число дней, которые мы собирались тут провести – вечерние туфли, сандалии, купальники, парео, простые дневные вещи, струящиеся облегающие платья для выхода в свет. А еще – украшения.

– Вот, – сказал Джексон. – Это платье идеально подойдет для сегодняшнего вечера, моя красавица.

Это было так странно – то, что кто-то выбирает для меня одежду, но я была вынуждена признаться: платье было великолепно. Оно прекрасно на мне сидело, а бирюзовые серьги – подарок Джексона – прекрасно смотрелись в сочетании с ослепительной белизной платья.

На второй вечер мы остались в бунгало и заказали ужин на дом. Мы сидели на веранде и наслаждались вкусом еды и красотой заката. Заходящее солнце раскрасило горизонт розовыми и голубыми полосами. Это было чудесно.

А дальше так и пошло – мы то оставались в бунгало, то отправлялись в ресторан вроде «Кровавой Мэри», «Маи Каи» или «Сейнт Джеймс». Каждый из них был хорош собственным очаровательным уютом, но мне особенно понравилось ощущение пребывания на острове, которое возникало в «Кровавой Мэри». Там был песчаный пол и подавали восхитительный ромовый кекс. Даже в туалете там были песчаные полы. Когда мы ужинали не у себя в бунгало, мы бродили по пляжу, а возвращаясь домой, предавались любви. Если же мы оставались ужинать дома, то наши любовные утехи начинались раньше и длились дольше. Моя кожа покрылась легким загаром и казалась чистой и подтянутой – еще бы, столько дней в воде и под солнцем. Никогда прежде я так не ощущала собственное тело, никогда так остро не воспринимала чужих прикосновений. Как прекрасно было наше слияние, ощущение единства.

У Джексона был продуман каждый момент – от купаний и плавания с маской и трубкой до приватных экскурсий и романтических ужинов. Мы занимались любовью на песке приватного пляжа, и конечно, внутри нашего гнездышка – бунгало. Джексон позаботился обо всем, до малейших мелочей. И хотя порой мне было немножко не по себе, я еще совершенно не осознавала, до какой степени его потребность в порядке и управлении всем вокруг себя сделает мою жизнь подвластной ему.

 

Глава сорок первая

Когда он приехал домой, я успела собраться и уложить вещи. Меня ужасно радовало то, что нам с мужем предстоит провести четыре дня наедине в Гринбире. Мы были женаты чуть больше трех месяцев. Мой чемодан лежал на кровати.

Поцеловав меня, Джексон подошел к чемодану и открыл его.

– Что ты делаешь? – спросила я. – Твой чемодан вон там.

Я указала на точно такой же чемодан, стоявший около комода.

Джексон непонятно улыбнулся.

– Вижу.

Он вытащил из моего чемодана все, что я туда уложила и, нахмурившись, принялся перебирать мою одежду.

Я стояла рядом, и мне хотелось сказать, чтобы он не трогал мою одежду, но я не могла выдавить ни слова. Я замерла в неподвижности, а он перебрал все вещи и посмотрел на меня.

– Ты понимаешь, что там не какая-то захолустная гостиница «В & В», как у твоих родителей?

Я вздрогнула, словно меня ударили.

Заметив выражение моего лица, Джексон рассмеялся.

– О, перестань, не обижайся. Я же не в том смысле. Просто речь о Гринбире. У них там дресс-код. Тебе нужно взять с собой несколько платьев для коктейлей.

От смущения и злости у меня заполыхали щеки.

– Я знаю, что такое Гринбир. И я там бывала раньше.

На самом деле, ни разу я там не была, но прочитала кое-что в Интернете.

Джексон вздернул брови и довольно долго не сводил с меня глаз.

– Правда? И когда?

– Не в этом дело. Я хочу сказать, что тебе не обязательно перебирать мои вещи, будто я ребенок. Что я взяла с собой, то и взяла.

Джексон поднял руки над головой в знак примирения.

– Отлично. Пусть будет по-твоему. Но только не прибегай ко мне в слезах, когда поймешь, что не достаточно шикарно одета в сравнении с другими женщинами.

Я прошла мимо него, застегнула молнию на чемодане и поставила его на пол.

– Жду тебя внизу.

Я схватила чемодан за ручку. Джексон меня остановил.

– Дафна.

Я обернулась.

– Что?

– Оставь. Для этого есть прислуга.

Он покачал головой и что-то пробормотал, я не разобрала что.

А я взяла чемодан. Никак не могла привыкнуть ко всем этим людям вокруг нас, которые только и ждали, чтобы сделать за меня то, что я легко могла сделать сама.

– Свой чемодан я способна донести сама.

Я порывисто вошла в кабинет и налила себе стакан виски. Выпив его залпом, я зажмурилась и стала глубоко дышать. Виски обожгло пищевод и желудок, но почти сразу ко мне пришло спокойствие, и я подумала: «Вот как становятся алкоголиками». Подойдя к окну, я впитала в себя красоту вида на море, и мои истрепанные нервы немного успокоились.

Я начала понимать, что эмоциональное унижение может быть таким же неприятным, как физическое. Джексона раздражали всякие мелочи, и несмотря на мои отчаянные попытки во всем угождать ему, для него ничто никогда не было идеально хорошо. То я выбирала не тот бокал для вина, то оставляла влажное полотенце на деревянном столике, то забывала на кухонном островке фен для волос. Но еще неприятнее было жить с чувством неуверенности. С каким Джексоном я разговаривала сейчас? С тем, который беззаботно смеялся и с которым рядом всем было легко и приятно находиться? Или с тем, который хмурился и переходил на осуждающий тон, чтобы дать мне понять, что я совершила что-то еще, что его расстроило? Он был хамелеоном. Его настроения менялись так быстро и плавно, что у меня порой от этого дух захватывало. И вот теперь он даже мысли не допустил о том, что я в состоянии сама собрать для себя чемодан.

Прикосновение его руки к моему плечу испугало меня.

– Прости.

Я не обернулась и ничего не ответила.

Он принялся массировать мне плечи. Он придвигался все ближе, и наконец его губы коснулись моей шеи, и у меня по спине побежали мурашки. Я отвечать не хотела, но у моего тела на этот счет были другие идеи.

– Ты не имеешь права со мной так разговаривать. Я – не одна из твоих подчиненных.

– Понимаю. Ты права. Но это все так ново для меня.

– Для меня тоже. Но все равно…

Я покачала головой.

Джексон провел кончиками пальцев по моей щеке.

– Ты же знаешь: я тебя обожаю. Просто я привык всем руководить. Дай мне время привыкнуть. И пусть эта размолвка не помешает нашей поездке. – Он снова поцеловал меня, и я, против воли, ответила на его поцелуй. – На самом деле, мне гораздо интереснее то, что на тебе не будет надето в эти выходные.

В общем, я его простила, и мы уехали.

К тому времени, когда мы добрались до цели, мы оба были в прекрасном настроении, а когда вошли в огромный гостиничный номер с темно-красными коврами и стенами, плотными серыми шторами, зеркалами и картинами в резных рамах, мне показалось, что я вернулась в далекое прошлое. Номер был гигантский, пафосный, эта роскошь даже слегка унижала. В столовой за обеденный стол могли бы сесть десять человек, а были еще роскошная гостиная и три спальни. Вот тут я призадумалась – подобающую ли одежду взяла я с собой?

– Красиво, – сказала я. – Но зачем там такой большой номер? Ведь тут жить будем только мы.

– Для тебя – только самое лучшее. Я не собирался бронировать для нас тесные комнатушки. Ты ведь в таком номере жила, когда сюда приезжала?

Я попыталась представить себе комнаты, которые видела на сайте гостиницы, и небрежно махнула рукой.

– Я останавливалась в самом обычном номере.

– Правда? И когда это было, напомни мне? – Он смотрел на меня с интересом, но его глаза… в них я увидела злость.

– А какая разница?

– Послушай, у меня был лучший друг. С самого детства мы с ним все делали вместе. Когда мы учились в университете, мы должны были отправиться в поход с его семейством. Накануне вечером он мне позвонил и отменил поездку – сказал, что заболел. А в понедельник я узнал, что его видели в местном баре с подружкой. – Джексон стал ходить из стороны в сторону. – И знаешь, что я сделал?

– Что?

– Я соблазнил его подругу, заставил ее порвать с ним, а потом расстался с обоими.

Я похолодела от ужаса.

– Это ужасно. В чем провинилась бедная девушка?

Джексон улыбнулся.

– Насчет девушки я пошутил. Но дружбе положил конец.

Я не знала, чему верить.

– Почему ты мне об этом рассказываешь?

– Потому что мне кажется, что ты лжешь. А уж если есть на свете то, чего я терпеть не могу, так это ложь и лжецы. Не принимай меня за идиота. Ты ни разу здесь не бывала. Признайся в этом прямо сейчас, пока не поздно.

– Пока не поздно для чего?

– Пока не поздно для того, чтобы я перестал тебе доверять.

Я расплакалась. Джексон подошел и обнял меня.

– Мне не хотелось, чтобы ты думал, будто я никогда не бывала в красивых местах и не видела ничего такого, что для тебя само собой разумеется.

Джексон приподнял кончиками пальцев мой подбородок и поцеловал в заплаканные глаза.

– Моя любимая, тебе со мной никогда не нужно притворяться. Мне так нравится быть тем, кто знакомит тебя с чем-то новым. Не надо стараться произвести на меня впечатление. Меня так радует, что все для тебя ново.

– Прости за то, что я солгала.

– Пообещай, что это было в последний раз.

– Обещаю.

– Вот и хорошо. А теперь давай распакуем чемоданы, и я покажу тебе город.

Когда я развесила свои скромные вещи в шкафу рядом с шикарными костюмами и галстуками Джексона, мне стало тоскливо.

– А мы сможем после экскурсии пройтись по магазинам? – спросила я.

– Уже внесено в план, – ответил Джексон.

Следующие два дня были великолепны. Мы ездили верхом на лошадях, купались в источниках и сходили с ума друг от друга в постели. Наступил последний день. Мы собрались пойти позавтракать, как вдруг зазвонил мой телефон. Это была моя мать.

– Мама?

По ее голосуя сразу поняла – что-то неладно.

– Дафна. У меня плохие новости. Твой о…

Она разрыдалась.

– Мама! Что случилось? Ты меня пугаешь.

– Он умер, Дафна. Твой папа. Его больше нет.

Я заплакала.

– Нет, нет, нет!

Джексон бросился ко мне, отнял у меня телефон и крепко обнял. Я не могла поверить. Как он мог умереть? Я ведь только неделю назад с ним говорила. Да, я помнила: кардиолог говорил, что его выздоровление далеко не полное. Я рыдала, а Джексон не отпускал меня. Он бережно отвел меня к дивану и усадил, а сам принялся укладывать наши вещи.

Мы сразу полетели в Нью-Гемпшир и пробыли там всю следующую неделю. Когда я смотрела, как опускают в землю гроб с телом отца, я думала только об одном – я вспоминала, как мы хоронили Джулию. И хотя Джексон крепко обнимал меня за плечо, и моя мать тоже была рядом, все равно я чувствовала себя совершенно, непоправимо одинокой.

 

Глава сорок вторая

Джексон сразу захотел иметь детей. Мы были женаты всего шесть месяцев, когда он уговорил меня перестать пользоваться противозачаточным колпачком. Он напомнил, что мне уже двадцать семь. Я забеременела в первый же месяц после этого разговора. Джексон был в восторге, а я не сразу привыкла к этой мысли. И конечно же мы успели предварительно обследоваться, чтобы убедиться, что не являемся носителями гена кистозного фиброза. У меня был обнаружен рецессивный ген, а если бы такой же ген нашли у Джексона, мы не могли иметь ребенка без риска передать ему эту болезнь. Даже после заверения врачей о том, что все в порядке, мне все равно было тяжело избавиться от волнения. Хватало и других болезней и дефектов развития, которые могли ожидать наше дитя, а уж если я что узнала в детстве, то это было самое худшее, что может случиться, и зачастую случается. Как-то раз вечером, во время ужина, я поделилась своими опасениями с Джексоном.

– А вдруг случится что-то плохое?

– Мы об этом узнаем. Врачи проведут тесты. Если выявят что-то нехорошее, прервем беременность.

Он говорил с таким равнодушием, что я похолодела.

– У тебя это звучит так, будто не происходит ничего особенного.

Джексон пожал плечами.

– А ничего особенного и не происходит. Для этого ведь и существуют тесты, разве нет? В общем, у нас есть план. Волноваться не о чем.

Но я не хотела так заканчивать разговор.

– А если я не хочу делать аборт? А что, если нам скажут, что что-то не так, а на самом деле все будет хорошо?

– О чем ты? Они знают свое дело, – проговорил Джексон немного раздраженно.

– Когда была беременна Эрин, жена моего двоюродного брата, ей сказали, что у ребенка будут множественные врожденные дефекты, но она не стала прерывать беременность. Это была Симона. Здоровый ребенок, все с ней в полном порядке.

Тяжкий вздох.

– Это было несколько лет назад. Теперь диагностика стала точнее.

– И все-таки…

– Черт побери, Дафна, чего ты от меня хочешь? Что бы я ни сказал, ты мне совершенно нелогично возражаешь. Хочешь показаться несчастной?

– Конечно нет.

– Тогда прекрати это. У нас будет ребенок. И мне бы очень хотелось, чтобы «Нервная Нелли» поскорее исчезла. Не выношу психованных мамочек, переживающих из-за любых мелочей.

С этими словами он основательно хлебнул «Хеннесси» из стакана.

– Я против абортов! – выпалила я.

– То есть ты за то, чтобы позволять детям страдать? Хочешь мне сказать, что, если узнаешь, что нашему ребенку суждена какая-то страшная болезнь, ты все равно родишь?

– Все не так уж просто. Черное, белое – и больше ничего. Кто мы такие, чтобы решать, кто заслуживает жить, а кто нет? Я не желаю принимать решения, которые посильны одному Богу.

Джексон вздернул брови.

– Богу? Ты веришь в Бога, который позволил твоей сестре прожить жизнь в страданиях и умереть, когда она была еще ребенком? Думаю, мы уже видели, куда в таких ситуациях нас приводит позиция Бога. Я свой выбор сделаю сам, большое спасибо.

– Это совсем не одно и то же, Джексон. Я не могу объяснить, почему происходят плохие вещи. Я просто говорю о том, что ношу внутри себя жизнь, и не знаю, смогу ли сделать аборт, невзирая ни на что. Вряд ли я на это способна.

Джексон притих, поджал губы, а потом решительно произнес:

– В таком случае, позволь мне тебе помочь. Я не могу растить ребенка-инвалида. Я точно знаю, что не способен на это.

– С ребенком, может быть, все в порядке, ты-то откуда знаешь, способен ли ты растить дитя с инвалидностью или болезнью? Это твой ребенок. Нельзя выбросить чью-то жизнь на помойку, потому что она не соответствует твоему идеалу. Как ты этого не видишь?

Джексон довольно долго смотрел на меня, прежде чем ответить.

– Я вижу вот что: ты понятия не имеешь о нормальном детстве. По идее, об этом пока вообще рано говорить. Если – а это «если» под большим вопросом – окажется, что нам есть о чем переживать, тогда это и обсудим.

– Но…

Джексон предупреждающе поднял руку.

– С ребенком все будет хорошо. А вот тебе нужна помощь, Дафна. Совершенно очевидно, что ты неспособна отпустить свое прошлое. Я хочу чтобы ты сходила к психотерапевту.

– Что? Ты же это несерьезно?

– Серьезнее не бывает. Не хочу чтобы ты растила нашего сына со всеми этими фобиями и паранойей.

– О чем ты говоришь?

– Все окрашено болезнью твоей сестры. Ты не можешь отделить то время от своей нынешней жизни. А тебе нужно от этого уйти. Уложи это время поспать, ради бога. Психотерапия закроет этот вопрос раз и навсегда.

На самом деле мне совершенно не хотелось копаться в своем детстве и снова его пережить.

– Джексон, пожалуйста. Я отпустила свое прошлое. Разве мы с тобой не были счастливы? Со мной все будет в порядке, даю слово. Просто я немного разнервничалась. Вот и все. Все будет хорошо. Правда.

Джексон с сомнением вздернул брови.

– Мне хочется тебе верить, но я должен избавиться от сомнений.

Я скованно улыбнулась ему.

– У нас родится здоровый ребенок, и мы будем жить долго и счастливо.

Кончики губ Джексона приподнялись.

– Вот молодчина.

И тут я вспомнила кое-что, о чем он сказал раньше.

– Откуда ты знаешь, что будет мальчик?

– Я не знаю. Но надеюсь на это. Я всегда хотел сына, чтобы заниматься с ним всем тем, на что не было времени для меня у моего отца.

У меня неприятно засосало под ложечкой.

– А вдруг это девочка?

Джексон пожал плечами.

– Тогда мы попробуем снова.

 

Глава сорок третья

Конечно же у нас родилась девочка – Таллула, и она была совершенно здорова. Она оказалась нетрудным ребенком, и я предавалась радостям материнства. Мне нравилось нянчиться с ней по ночам, когда в доме было тихо. Я смотрела в ее глаза и ощущала связь с ней. Раньше я не знала, что бывает такая связь. Я последовала совету моей матери и стала спать в те часы, когда спала Таллула, и все же ужасно уставала. В четыре месяца моя дочурка все еще не спала всю ночь напролет, но я кормила ее грудью и наотрез отказалась от предложения Джексона нанять ночную няню. Я не желала сцеживать молоко, чтобы Таллулу кормили из бутылочки. Я хотела все делать сама. Но это означало, что у меня оставалось меньше времени для Джексона.

Вот когда начали разворачиваться события. К тому времени, когда он окончательно показал, каков он, было уже слишком поздно. Он воспользовался моей уязвимостью для достижения преимущества, словно генерал, вооружившийся для битвы. Его оружием были доброта, внимательность и сострадание. А когда победа была достигнута, он отбросил все это, как опустевшие обоймы, и стала видна его истинная личина.

Джексон отошел на дальний план. Все мое время и силы были сосредоточены на Таллуле. Однажды утром я вытащила из-под трюмо напольные весы, сняла пеньюар и… Сто тридцать девять фунтов. Я в шоке смотрела на цифры. Я услышала, как открылась дверь. Джексон вдруг оказался рядом со мной. Выражение его лица показалось мне странным. Я была готова сойти с весов, но он поднял руку и заглянул на табло через мое плечо. Гримаса отвращения так быстро промелькнула по его лицу, что я чуть было ее не упустила. Он протянул руку и похлопал меня по животу. Вздернув брови, он спросил:

– Разве твой живот уже не должен был стать плоским?

От стыда у меня стали горячими щеки. Я сошла с весов, схватила пеньюар и надела его.

– Почему бы тебе не попробовать родить ребенка, а потом посмотреть, как будет выглядеть твой живот?

Джексон покачал головой.

– Прошло четыре месяца, Даф. На это сваливать больше нельзя. Я видел уйму женщин в клубе в джинсах в обтяжку. Они все тоже имеют детей.

– Почти наверняка они все сделали себе операцию по ушиванию живота после кесарева сечения, – буркнула я в ответ.

Джексон прижал ладони к моим щекам.

– Не надо оправдываться. Тебе никакое ушивание живота не нужно. А нужно просто немного дисциплины. Я женился на женщине с четвертым размером и жду, что ты снова сможешь носить всю ту дорогую одежду, которую я тебе накупил. Иди сюда. – Он взял меня за руку и отвел к широкому креслу в углу нашей спальни. – Садись и слушай.

Он сел рядом со мной и обнял меня за плечи.

– Я тебе помогу. Тебе нужна отчетность.

С этими словами он протянул мне тетрадь для дневниковых записей.

– Что это такое? – спросила я.

– Я купил это для тебя несколько недель назад. – Лучисто улыбнувшись, он продолжал: – Я хочу, чтобы ты каждый день взвешивалась и записывала результаты вот здесь. А вот в этой части дневника ты будешь записывать, что съела за день. – Он указал на соответствующую страницу. – А я каждый день вечером, вернувшись домой, буду проверять.

Я не могла в это поверить. Значит, у него это было на уме уже несколько недель? Мне хотелось свернуться калачиком и умереть. Да, я пока не вернулась к своему весу до родов, но я же не была жирной.

Я посмотрела на Джексона. Спрашивать было страшно, но мне нужно было узнать.

– Ты считаешь меня непривлекательной?

– Ты можешь меня в этом обвинять? Ты даже зарядку не делаешь уже несколько месяцев.

Сдерживая слезы, я прикусила нижнюю губу.

– Я устала, Джексон. Я не сплю с малышкой, встаю в середине ночи, с утра я совсем никакая.

Он накрыл мою руку своей.

– Вот почему я уговариваю тебя позволить мне нанять няню на всю ночь.

– Мне дорого это время с девочкой! Не хочу, чтобы по ночам тут находился чужой человек.

Джексон встал.

– Ты этим занимаешься уже несколько месяцев, и смотри, до чего ты себя довела. Такими темпами ты скоро в дверь войти не сможешь. Я хочу мою жену обратно.

Сегодня же позвоню в соответствующую службу и найму няню. Ты будешь спать по ночам, а утром делать зарядку. Я настаиваю.

– Но я же кормлю ребенка грудью!

Джексон вздохнул.

– Да, еще и это. Это отвратительно. Твои груди стали похожи на два туго надутых воздушных шарика. Не желаю, чтобы у тебя сиськи свисали до пола. Хватит уже.

Я вскочила. У меня ноги подкашивались, меня охватил приступ тошноты. Я побежала в ванную. Как он мог быть настолько жесток? Я сбросила пеньюар и посмотрела на свое отражение в большом зеркале. Но почему же я раньше не замечала всего этого целлюлита? Я шлепнула ладонью по бедру. Как желе. Прижала руки к животу, надавила. Будто тесто перемешиваю. Он был прав. Повернулась к зеркалу спиной. На ягодицах противные ямки. С этим нужно было что-то делать. Настало время вернуться в спортзал. Я задержала взгляд на грудях, вызывавших у моего мужа такое отвращение. Я сглотнула подступивший к горлу ком, оделась и спустилась вниз. На кухонном островке лежал список продуктов, которые следовало купить. Я приписала к перечню еще один пункт. Молочная смесь.

На следующее утро Маргарита приготовила завтрак, который мог бы обилием поспорить с тем, что подают в отеле «Ритц». Войдя в кухню, Джексон положил на свою тарелку оладьи, бекон, клубнику и свежеиспеченный маффин. Я подумала о дневнике похудения, который он мне вручил, и почувствовала, что краснею. Он с ума сошел, если решил, что может диктовать мне, что мне можно есть, а что нет. Я решила, что приступлю к диете завтра и так, как сама пожелаю. Я схватила тарелку и нацелилась вилкой в блюдо с оладьями. Только я собралась взять оладью, как Джексон выразительно кашлянул. Я посмотрела на него. Он едва заметным кивком указал на блюдо с фруктами. Я вдохнула поглубже, наколола вилкой три оладьи и положила на свою тарелку, не глядя на Джексона. Взяла бутылку с сиропом и полила оладьи так, что они поплыли по тарелке. Не спуская глаз с Джексона, я отправила в рот кусок оладьи, щедро политый сиропом.

 

Глава сорок четвертая

Я заплатила за свой маленький бунт. Не сразу же – нет, это было не в стиле Джексона. К тому времени, как он осуществил возмездие, прошло три недели с того утра, и я успела почти обо всем забыть. А он не забыл. Должна была приехать погостить моя мать. После смерти моего отца она приезжала часто – каждые несколько месяцев, и я поощряла ее визиты. Свою месть Джексон привел в действие вечером накануне приезда моей мамы. Он дождался момента, когда Таллула была уложена спать, и пришел в кухню, где я разговаривала с Маргаритой насчет меню завтрашнего ужина.

Он остановился в дверном проеме. Скрестил руки на груди и прислонился к косяку. Он довольно весело смотрел на меня. Когда Маргарита ушла, Джексон подошел ко мне, убрал прядь волос с моего лба, наклонился и прошептал мне на ухо:

– Она не приедет.

– Что?

У меня мерзко засосало под ложечкой.

Джексон кивнул.

– Я только что поговорил с ней по телефону и сказал, что тебе нездоровится.

Я оттолкнула его.

– О чем ты? Я себя отлично чувствую!

– О, вовсе нет. У тебя ужасно болит живот из-за того, что ты запихиваешь в себя слишком много оладий.

Неужели он действительно намекал на ссору трехнедельной давности?

– Ты шутишь, да? – спросила я, надеясь, что все окажется шуткой.

Его взгляд был холоден.

– Никогда не был более серьезен.

– Я прямо сейчас ей сама позвоню.

– И что ты ей скажешь? Что твой муж ее обманул? И что она об этом подумает? К тому же я ей сказал, что у тебя пищевое отравление и что ты попросила меня позвонить ей. Я заверил ее, что через несколько дней тебе станет лучше. – И тут он рассмеялся. – Кроме того, я сказал, что у тебя нервы на пределе и что ее приезды тебя напрягают, так что ей стоило бы тут появляться пореже.

– Ты не можешь так поступать! Я не позволю тебе внушать моей матери, что я не хочу ее видеть!

Он крепко сжал мою руку.

– Дело сделано. Ты бы слышала, как она огорчилась. Бедная глупая провинциалка.

Он расхохотался.

Я размахнулась и дала ему пощечину. А он еще громче расхохотался.

– Жаль, что она не умерла вместе с твоим папочкой. Терпеть не могу тестей и тещ.

Я не выдержала. Я вонзила ногти в его щеки. Мне хотелось порвать его лицо на куски. Ощутив влагу кончиками пальцев, я поняла, что поцарапала его до крови. Я в ужасе отпрянула и прижала ладонь к губам.

Джексон медленно покачал головой.

– Ну вот – полюбуйся, что ты натворила.

Достав из кармана телефон, он поднес его к лицу. Я не сразу сообразила, что он делает.

– Спасибо, Даф. Теперь у меня есть доказательство твоей вспыльчивости.

– Ты меня нарочно спровоцировал?

Холодная усмешка.

– Вот маленькая подсказка: я всегда буду на десять шагов впереди тебя. Вспоминай об этом, когда тебе придет в голову решить, что ты лучше меня знаешь, что для тебя лучше. – Он шагнул ко мне, а я стояла как вкопанная, я была до смерти напугана и боялась пошевелиться. Он прикоснулся к моей щеке, и его взгляд наполнился нежностью.

– Я люблю тебя. Почему ты этого не видишь? Я не хочу тебя наказывать – но как же мне быть, если ты упорно делаешь то, что для тебя вредно?

Он был безумцем. Почему я так долго не понимала, что он безумец? Я сглотнула сдавивший горло ком, когда он провел пальцами по моим заплаканным щекам. Я выбежала из кухни, схватила что-то из одежды в спальне и бросилась в одну из гостевых комнат. Я бросила взгляд в зеркало – я была бледнее мела, дрожь сотрясала меня с головы до ног. В гостевой спальне я вымыла руки, выскребла кровь из-под ногтей и попыталась понять, как это вышло, что я утратила контроль над собой. Ничего подобного со мной прежде не бывало. То, что он пожелал смерти моей матери, заставило меня осознать, что дальше так продолжаться не может. Я должна была уйти. Завтра же соберу детские вещи и уеду к матери, решила я.

Через несколько минут я пошла посмотреть на Таллулу. Джексон стоял около ее кроватки. Я растерялась и замерла на пороге. Что-то было не так. Поза Джексона была угрожающей. На его лицо падала тень, и оно выглядело зловеще. Я пошла к нему. От страха мое сердце билось часто.

Он не обернулся, не дал понять, что услышал, как я вошла. В руках он держал огромного плюшевого медведя, которого купил для Таллулы, когда она родилась.

– Что ты делаешь? – прошептала я.

Он отозвался, не спуская глаз с дочери.

– Ты знала, что более двух тысяч младенцев ежегодно умирает от синдрома внезапной детской смерти?

Я хотела ответить, но не в силах была вымолвить ни слова.

– Вот почему ничего нельзя класть в кроватку. – Тут он повернулся ко мне лицом. – Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не клала рядом с ней мягкие игрушки. Но ты так забывчива.

Голос вернулся ко мне.

– Ты не посмеешь. Она твое дитя, как ты можешь…

Джексон швырнул медведя в кресло-качалку. Выражение его лица снова стало нормальным.

– Я просто пошутил. А ты все воспринимаешь всерьез.

Он схватил меня за руки.

– С ней никогда ничего не случится, если только о ней будут заботиться папа и мама.

Я отвернулась, чтобы посмотреть, как мой ребенок дышит. Я была потрясена тем, как она хрупка.

– Я тут немножко посижу, – прошептала я.

– Хорошая мысль. Посиди и подумай. Жду тебя в постели. Постарайся не задерживаться.

Я гневно посмотрела на него.

– Ты шутишь? Я к тебе близко не подойду.

Едва заметная улыбка тронула его губы.

– Возможно, ты передумаешь. Советую тебе хорошенько утомить меня, иначе я могу начать ходить во сне и окажусь в детской. – Он протянул руку. – Пожалуй, я хочу тебя прямо сейчас.

Молча, мысленно умирая, я взяла его за руку, и он повел меня в спальню.

– Разденься, – приказал он.

Я села на кровать и начала снимать брюки.

– Нет. Встань. Покажи мне стриптиз.

– Джексон, пожалуйста, не надо!

Я вскрикнула – он схватил меня за волосы и рванул к себе, а потом больно ущипнул грудь.

– Не зли меня! Сделай это. Немедленно.

Ноги у меня стали как ватные. Не знаю, как я вообще удержалась на ногах. Я заставила себя опустошить разум, зажмурилась и вообразила, что я где-то в другом месте, не здесь. Я начала расстегивать блузку – пуговицу за пуговицей. Открыла глаза, посмотрела на Джексона – все ли я делаю, как надо. Он одобрительно кивнул. Я продолжала раздеваться, а он сидел на кровати и поглаживал себя. Я не понимала, кто этот человек, так похожий на моего мужа. Я могла только спрашивать себя: как он ухитрился сделать это? Как он мог играть роль другого человека почти целый год? Какой человек мог не снимать маску так долго? И почему теперь он решил показать мне правду? Неужели он думал, что я останусь с ним только из-за того, что у нас есть ребенок? Завтра я уеду, а сегодня все буду делать, как он велит – буду делать что угодно, лишь бы он поверил в свою победу.

Я продолжала шоу, пока не разделась донага. Джексон схватил меня за руку и швырнул на кровать. Он был до безумия нежен и внимателен. Я бы предпочла, чтобы он взял меня грубо, но ради дочурки я заставила свое тело предать меня и отвечать на его ласки. Он был чрезвычайно чувствителен, и я знала, что он не потерпит обмана в постели.

 

Глава сорок пятая

На следующее утро, как только Джексон уехал на работу, я опрометью пробежалась по дому и собрала все, что могла. Потом усадила малышку в машину, и мы начали долгий путь до Нью-Гемпшира. Я понимала, как будет шокирована моя мать, когда узнает правду, но все же я смогу рассчитывать на ее поддержку. До нашей гостиницы мы должны были добраться примерно за пять часов. Мысли метались у меня в голове, когда я пыталась представить, как все это может закончиться. Конечно, я понимала, что Джексон рассвирепеет, но сделать после нашего отъезда он не сможет ничего. Я собиралась рассказать полиции о том, как он угрожал жизни ребенка. Наверняка нас защитят.

Джексон позвонил мне на мобильный, когда мы въехали в штат Массачусетс. Я включила автоответчик. То и дело приходили эсэмэски, и их сигналы были похожи на автоматные очереди. Сообщения я прочла только тогда, когда остановила машину на заправке.

«Что ты делаешь в Массачусетсе?», «Дафна, где ребенок?», «Ты же не сделала ей ничего плохого?», «Пожалуйста, ответь», «Не думаю, что вчера ты говорила серьезно», «Пожалуйста, не слушай, что тебе говорят голоса», «Дафна, пожалуйста, отзовись!», «Я волнуюсь за тебя!», «Позвони мне, пожалуйста». «Я найду для тебя помощь», «Только не делай ничего плохого Таллуле».

Что он задумал? И как узнал, где я нахожусь? Я ведь никоим образом не дала ему понять, что уехала. Постаралась, чтобы меня не видел никто из прислуги. Но может быть, он каким-то образом поставил на мою машину «маячок»?

Я набрала его номер. Он взял трубку на первом же гудке.

– Ах ты, сучка! Ты что, черт побери, творишь? – прокричал он.

Его злость чувствовалась даже по телефону.

– Еду к маме, – ответила я.

– Не сказав мне? Ты немедленно развернешь машину и вернешься. Слышишь меня?

– Или что? Ты не смеешь мне приказывать, что делать. С меня хватит, Джексон. – Мой голос дрожал. Я обернулась и посмотрела на заднее сиденье – спит ли Таллула. – Ты угрожал нашему ребенку. Неужели ты думаешь, что я позволила бы тебе это сделать? Ты больше к ней близко не подойдешь.

Он расхохотался.

– Какая же ты дура!

– Давай, давай – оскорбляй меня. Мне все равно. Я все расскажу маме.

– У тебя последний шанс вернуться, иначе ты об этом пожалеешь.

– Прощай, Джексон.

Я закончила разговор и завела мотор моей машины.

Опять начали сыпаться эсэмэски. Я выключила телефон.

С каждой милей моя решимость нарастала, а надежда на лучшее расцветала. Я знала, что поступаю правильно, и никакие угрозы Джексона меня не могли заставить вернуться. Я все еще ехала по Массачусетсу, когда меня удивили вспышки проблесковых маячков в зеркале заднего вида. Полицейская машина нагоняла меня. Я поняла, что полисмен хочет, чтобы я остановилась. Я превысила скорость всего на несколько миль. Я съехала на обочину. Ко мне подошел местный коп.

– Права и регистрацию, пожалуйста.

Я вытащила документы из бардачка и протянула полицейскому.

Офицер взял их и ушел к своей машине. Через несколько минут вернулся.

– Пожалуйста, выйдите из машины.

– А в чем дело? – спросила я.

– Прошу вас, мэм. Выйдите из машины.

– Я нарушила какие-то правила?

– Есть приказ о немедленном задержании. Сказано, что вы представляете опасность для собственного ребенка. Ребенок останется у нас, пока не прибудет ваш супруг.

– Это мой ребенок!

Этот ублюдок все-таки натравил на меня полицию.

– Пожалуйста, не вынуждайте меня надевать на вас наручники. Мне нужно, чтобы вы пошли со мной.

Я вышла из машины, и офицер взял меня за руку. Таллула проснулась и начала плакать. Ее маленькое личико стало багровым, как свекла. Плач перерастал в крик.

– Пожалуйста, она напугана. Я не могу оставить ребенка!

– Мы позаботимся о ней, мэм.

Я высвободила руку и бросилась к машине, чтобы вытащить малышку из детского кресла и успокоить.

– Таллула!

– Прошу вас остановиться. Мне действительно не хотелось бы надевать на вас наручники.

Он отвел меня от моей машины и усадил в полицейскую. Мне пришлось оставить дочку с полицейскими, а меня повезли в ближайшую больницу.

Только на следующий день я узнала, что Джексон начал осуществлять свой запасной план еще несколько недель назад. Он убедил судью в том, что я страдаю депрессией и могла причинить вред ребенку. И не просто могла – а грозила это сделать. У него даже имелось два заключения от врачей – докторов, с которыми он вообще не встречался. Скорее всего, эти заключения были куплены за деньги. Мои заверения в том, что со мной все в порядке, никто не слушал. Сумасшедшим не верят, а меня теперь считали сумасшедшей. Пока меня держали в больнице, со мной побеседовали несколько врачей, и все они сочли, что я нуждаюсь в лечении. Когда я рассказывала им, что творил Джексон, мне никто не верил. Никто не верил, когда я говорила, как он все это подстроил. На меня смотрели так, будто я чокнутая. Мне говорили одно и то же: Джексон забрал Таллулу из полицейского участка и увез домой. Мне также сообщили, что меня перевели в больницу «Медоу Лейк», которая находилась в Фэйр Хейвене – городке по соседству с Бишопс-Арбором. Трое суток я кричала, умоляла и плакала, но это ни на йоту не приблизило меня к освобождению. К тому же меня успели основательно накачать черт знает чем. Оставалась единственная надежда – убедить Джексона забрать меня.

После того как меня перевели в «Медоу Лейк», он оставил меня там на семь дней и только потом приехал навестить. Я понятия не имела, что он наплел моей матери и прислуге о моем отсутствии. Когда он появился в комнате для посетителей, мне хотелось его убить.

– Как ты только мог так поступить со мной? – прошептала я еле слышно, не желая устраивать сцену.

Он сел рядом со мной, сжал мою руку двумя руками и улыбнулся женщине, сидевшей напротив, которая с любопытством за нами наблюдала.

– Дафна, я всего лишь забочусь о тебе и нашем ребенке.

Он говорил нарочито громко, чтобы все слышали.

– Что ты хочешь от меня?

Он крепко сжал мою руку:

– Я хочу, чтобы ты вернулась домой, когда будешь к этому готова.

Я прикусила язык, чтобы не закричать на него. Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула и, дождавшись момента, когда не будет дрожать голос, сказала:

– Я готова.

– Ну, это уж решит твой лечащий врач.

Я встала.

– Может быть, прогуляемся по территории?

Как только мы вышли из клиники и нас никто не смог бы услышать, я дала волю гневу.

– Прекрати этот балаган, Джексон. Ты знаешь, что мне тут не место. Я хочу моего ребенка. Что ты наболтал всем про меня?

Глядя прямо вперед, он ответил:

– Я сказал, что ты больна и вернешься домой, как только поправишься.

– А мама? Что ты сказал моей маме?

Он остановился и пристально на меня посмотрел.

– Ей я сказал, что у тебя нарастающая депрессия из-за воспоминаний о Джулии и смерти отца и что ты пыталась покончить с собой.

– Что? – вскрикнула я в ужасе.

– Она хочет, чтобы ты оставалась в клинике столько времени, сколько потребуется, чтобы ты поправилась.

– Ненавижу тебя. Зачем ты это делаешь?

– А ты как думаешь?

Я сорвалась на крик.

– Я тебя любила. Мы были так счастливы. Я не понимаю, что произошло. Почему ты так изменился? Как ты можешь ждать, что я останусь с тобой, когда ты угрожал нашему ребенку и так ужасно вел себя со мной?

Джексон пошел дальше. Он был спокоен до умопомрачения.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Никому я не угрожал. С тобой я обращаюсь, как с королевой. Тебе завидуют все вокруг. Если время от времени я ставлю тебя на место, что ж – это часть супружеской жизни. Я не такой забитый подкаблучник, каким был твой отец. Именно так ведет себя с женой сильный мужчина. Привыкай к этому.

– К чему привыкать? К насилию? Я к этому никогда не привыкну.

У меня пылали щеки от злости.

– К какому насилию? Я тебя ни разу пальцем не тронул.

– Есть другие виды насилия, – сказала я, ища в его лице хоть что-то, что напомнило бы мне о том человеке, которым я его считала.

Решив использовать другую тактику я произнесла более мягким голосом:

– Джексон?

– Гм-м-м?

Я вдохнула поглубже.

– Я несчастлива и думаю, что ты тоже.

– Конечно же я несчастлив. Моя жена пыталась похитить моего ребенка у меня без всякого предупреждения.

– Почему ты хочешь, чтобы я вернулась домой? Ты же меня не любишь.

Он остановился и обернулся, широко раскрыв рот от удивления.

– Что? Ты серьезно? Дафна, я потратил последние два года на то, чтобы тебя обучить, натренировать, навести лоск, чтобы ты стала женой, какой бы я мог гордиться. Мы – красивая пара. Все на нас смотрят. Как ты можешь спрашивать меня, почему я борюсь за сохранение своей семьи?

– Ты со мной безобразно обращаешься с тех пор, как родилась Таллула, и с каждым днем это становится все хуже.

– Обвини меня в чем-нибудь еще раз, и ты ее больше никогда не увидишь.

Он зашагал вперед – на этот раз быстро.

Я попыталась догнать его и отказалась от примирительного тона.

– Ты не посмеешь!

– А ты сама увидишь. Закон на моей стороне. Кстати, запамятовал – говорил ли я тебе, что только что пожертвовал десять миллионов долларов на новое крыло для этой клиники? Не сомневаюсь, они с радостью продержат тебя здесь столько, сколько я захочу.

– Ты сумасшедший!

Он обернулся, схватил меня за плечи и рывком притянул к себе. Стоя почти лицом к лицу со мной, он проговорил:

– Этот разговор у нас с тобой в последний раз. Ты моя. И ты всегда будешь моей, и с этих пор будешь слушаться меня во всем. Если ты будешь послушной маленькой женушкой, все будет хорошо. – Он приблизился ко мне сильнее, прижал свои губы к моим и больно укусил меня.

Я взвизгнула и отпрянула, но он завел руку мне за голову и не дал отстраниться.

– А если не станешь слушаться, поверь мне: всю оставшуюся жизнь ты будешь жалеть об этом, а у твоего ребенка появится новая мамочка.

Я поняла, что я – в его власти. Не имело значения то, что безумцем был он, а не я. У него были деньги и рычаги влияния, и он блестяще играл свою партию.

Как же это произошло? Я пыталась сделать глубокий вдох, что-нибудь придумать – хоть что-то, что помогло бы мне поверить в возможность найти выход. Но я смотрела на своего мужа – этого чужака, державшего в руках мое будущее, и мне ничего не приходило в голову. Обуреваемая отчаянием, я прошептала:

– Я буду делать все, что ты скажешь. Только забери меня отсюда.

Джексон улыбнулся.

– Вот умница. Тебе придется пробыть тут примерно месяц. Если ты выпишешься раньше, это будет выглядеть несуразно. Мы с твоим лечащим доктором знакомы давно. Дружны со студенческой скамьи. Несколько лет назад у него были кое-какие проблемы. – Он пожал плечами. – Как бы то ни было, я ему помог, и он мне благодарен. Я скажу ему, чтобы он выписал тебя через тридцать дней. Он напишет, что это был гормональный дисбаланс или еще какое-то легкое нервное расстройство.

Тридцать пять дней спустя меня отпустили. Нам пришлось предстать перед судом по семейным делам, чтобы я доказала, что гожусь на роль матери. Мы встретились с адвокатом Джексона, и я все сыграла, как было сказано. Джексон вынудил меня подтвердить его показания о том, что я слышала голоса, которые уговаривали меня убить собственное дитя. Мне пришлось согласиться посещать доктора Финна, друга Джексона, а уж это была полная профанация. Он всегда был изысканно любезен и расспрашивал меня, как я адаптируюсь к пребыванию дома, но мы с ним оба знали, что эти психотерапевтические сеансы – сущий камуфляж. Просто-напросто Джексон придумал нечто, что повисло бы у меня над головой, чтобы я уж точно снова не сбежала из дома, а я знала, что доктор Финн в моей истории болезни запишет то, чего от него хочет Джексон. Когда мне наконец позволили вернуться домой, меня волновало только одно – возможность снова быть рядом с Таллулой. Я уговаривала себя тем, что в один прекрасный день сумею найти способ уйти от Джексона. А пока я старалась делать то, что сделала бы любая хорошая мать – я пожертвовала своим счастьем, чтобы защитить мое дитя.

 

Глава сорок шестая

Я пробыла в «Медоу Лейк» чуть больше месяца, а мне казалось, что протянулось несколько лет. Джексон сам приехал забрать меня. Я сидела рядом с ним в его «мерседесе-родстере» и смотрела в окошко, боясь сказать что-нибудь не то. Джексон был в хорошем настроении и что-то напевал себе под нос, как будто был самый обычный день и мы просто решили прокатиться. Когда он подъехал к дому, у меня возникло странное чувство – я словно бы вылетела из своего тела и стала наблюдать за чьей-то жизнью. За жизнью женщины, живущей в прекрасном поместье на берегу моря. У этой женщины была уйма денег и все, что она только пожелает. Я вдруг затосковала по своей маленькой больничной палате, где могла находиться подальше от пытливых глаз моего супруга.

Первым делом, войдя в дом, я бросилась наверх, в детскую. Я рывком открыла дверь. Мне так хотелось взять дочку на руки, прижать к себе. В кресле-качалке с Таллулой на руках сидела красивая темноволосая девушка, которую я раньше никогда не видела.

– Кто вы такая?

– Сабин. А вы кто такая? – спросила девушка с сильным французским акцентом.

– Я – миссис Пэрриш. – Я протянула к ней руки. – Пожалуйста, отдайте мне мою дочь.

Девушка встала, повернулась ко мне спиной и отошла кокну.

– Простите, мадам. Мне нужно разрешение мистера Пэрриша.

Я пришла в ярость.

– Отдайте ее мне! – крикнула я.

– Что происходит?

В детскую вошел Джексон.

– Эта женщина не отдает мне моего ребенка!

Джексон вздохнул, взял малышку у Сабин и отдал мне.

– Пожалуйста, прости нас, Сабин.

Девушка сердито глянула на меня и вышла.

– А где Салли? Ты нанял эту… эту негодяйку? Она со мной себя вела нагло!

– Салли уволилась. Не вини Сабин – она попросту не знала, кто ты такая. Она позаботилась о Таллуле. Сабин будет учить ее французскому. Ты должна думать о благосостоянии дочери. Сейчас все идет как надо. Даже не думай путать карты.

– Путать карты? Это мой ребенок!

Джексон сел на кровать.

– Дафна, я знаю, что ты выросла в бедности, но от наших детей ожидается нечто большее.

– Ты о чем? Что значит – «я выросла в бедности»? Я из семьи среднего класса. У нас было все, что нужно. Мы не были бедны.

Джексон вздохнул и вскинул руки над головой.

– Прости. Хорошо, вы не были бедны. Но вы уж точно не были богаты.

У меня неприятно засосало под ложечкой.

– Наши понятия о бедности и богатстве сильно расходятся.

Джексон повысил голос.

– Черт побери, ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Ты не привыкла к тому, как ведут все дела люди с большими деньгами. Но это не имеет значения. Главное для тебя вот что: предоставь это мне. Сабин – важное приобретение для нашей семьи. И хватит об этом. Я запланировал особый ужин. Не испорти его.

Мне хотелось только одного – быть рядом с дочкой, но я прекрасно понимала, что жаловаться ни на что не должна. Нельзя было рисковать – иначе я бы снова оказалась в «Медоу Лейк». Еще один месяц там – и я бы точно лишилась рассудка.

За ужином Джексон пребывал в необычно хорошем настроении. Мы распили бутылку вина. Он попросил Маргариту приготовить мое любимое блюдо из морепродуктов – императорского краба. На десерт было подано «вишневое торжество» – то есть все выглядело празднично, как будто мою ссылку задумал и осуществил не Джексон и как будто я просто побывала в долгом и приятном отпуске. Все время, пока длился ужин, мысли бешено метались у меня в голове. Я пыталась поспеть за непрерывной болтовней Джексона, не слишком для него свойственной, и как-то на нее отвечать. К тому времени, когда мы закончили ужин и отправились в спальню, я была совершенно измождена.

– Я купил тебе кое-что особенное для сегодняшней ночи.

Джексон протянул мне черную шкатулку.

Я, трепеща от страха, открыла ее.

– Что это такое?

Я вытащила из шкатулки черные кожаные ремешки и повертела их в руках, гадая, что это может быть такое. Кроме ремешков, в шкатулке лежал широкий кожаный ошейник с металлическим кольцом.

Джексон подошел ко мне сзади и провел рукой по моему бедру.

– Это всего лишь приспособления для маленькой ролевой игры.

Он взял у меня ошейник и поднес к моей шее.

Я оттолкнула его руку.

– Даже не думай об этом! Я ни за что не надену… это! – Я швырнула ошейник на кровать вместе с упряжью из ремешков. – Я устала. Хочу спать.

Джексон стоял посреди спальни, а я ушла в ванную почистить зубы. Когда я вернулась, он лежал в постели с закрытыми глазами, и лампа с его стороны была выключена.

Мне надо было сразу понять, что уж слишком легко и просто все получилось.

Я ворочалась в кровати до тех пор, пока не услышала негромкое сонное сопение Джексона. Только тогда я наконец расслабилась и позволила себе задремать. Не знаю, долго ли я проспала, но очнулась я от того, что к моим губам прижалось что-то холодное и твердое.

Я резко открыла глаза и попыталась отвернуться, но Джексон цепко сжал мое запястье.

– Открой рот, – приказал он глухим, гортанным голосом.

– Что ты делаешь? Отпусти меня!

Он еще крепко и больнее сжал мою руку. Другой рукой он схватил меня за волосы и тянул до тех пор, пока мой подбородок не запрокинулся вверх.

– Второй раз просить не стану.

Я разжала губы и в ужасе напряглась. Джексон вставил мне в рот какой-то металлический цилиндр. Я начала задыхаться. Он расхохотался. А потом он сел на меня верхом и включил лампу с моей стороны кровати. Только тут я поняла, что у меня во рту – это было дуло пистолета.

«Он убьет меня». Страх охватил меня. Я лежала совершенно неподвижно, боясь пошевелиться. В ужасе я следила за тем, как его указательный палец лег на спусковой крючок.

– Что я скажу Таллуле, когда она вырастет? – прошипел Джексон. – Как я ей объясню, что ее мамочка не любила ее так, чтобы хотеть жить.

Мне хотелось завопить от ужаса, но страх сковал меня по рукам и ногам. Я почувствовала, как по щекам бегут слезы и затекают в уши.

– Пожалуй, я мог бы солгать и сказать, что в вашей семейке многие были самоубийцами. Может быть, в один прекрасный день я ей расскажу, что с собой покончила ее тетя Джулия. – Джексон рассмеялся, наклонился и поцеловал меня в лоб, и его взгляд стал холодным. – Либо ты можешь начать делать то, что тебе велят.

Он вытащил пистолет у меня изо рта, провел кончиком дула по моей шее, груди и животу Это было нечто вроде любовных ласк. Я до боли зажмурилась. Я слышала только, как кровь стучит у меня в ушах. Я никогда не увижу, как вырастет мое дитя. Мое тело напряглось в ожидании гибели.

– Открой глаза.

Джексон слез с меня, но продолжал держать меня под прицелом.

Я выдохнула и не сумела скрыть облегчение.

– Надень сбрую.

– Я сделаю все, что ты хочешь – только прошу тебя, убери пистолет, – удалось прошептать мне.

– Не заставляй меня повторять.

Я соскользнула с кровати и взяла коробку с кресла. У меня так сильно дрожали руки, что я все время роняла ремешки. Я не сразу сообразила, как их правильно нацепить на себя.

– И ошейник не забудь.

Я застегнула на шее кожаный ошейник.

– Потуже, – распорядился Джексон.

Я завела руки за спину и застегнула ошейник плотнее. Сердце у меня бешено колотилось, я пыталась отдышаться. Я думала – может быть, если я все буду делать, как он говорит, он перестанет целиться в меня из пистолета.

С ленивой улыбкой Джексон подошел ко мне, схватился на металлическое кольцо на ошейнике и рванул к себе. Я резко наклонилась вперед. Он потянул еще сильнее – и я упала на пол.

– Встань на колени.

Я выполнила его приказ.

– Вот хорошая маленькая рабыня. – С этими словами он подошел к своему шкафу и вытащил оттуда галстук. Он несколько раз обернул его вокруг моих запястий и туго связал. Затем отошел и описал руками квадрат – словно прикидывал, как это будет выглядеть на картине. – Нет, не совсем хорошо. – Он вернулся к шкафу и принес небольшой мячик. – Открой рот пошире. – И он вставил мягкий пластиковый кляп мне в рот. – Вот так неплохо. – Он положил пистолет на тумбочку и, взяв смартфон, принялся делать снимки. – Получится неплохой альбом. – Он разделся и подошел ко мне. – А теперь заменим этот мячик кое-чем другим… – И он сделал еще несколько снимков. Потом отстранился и посмотрел на меня осуждающе. – Ты меня не заслуживаешь. Знаешь, сколько женщин мечтало бы прикоснуться ко мне губами? А ты ведешь себя так, словно это тяжкая повинность.

– Мне жаль.

– Да, тебе стоит пожалеть об этом. Не двигайся с места и думай о том, что значит быть хорошей женой, как доказать мне, что я для тебя желанен. И может быть, утром я позволю тебе ублажить меня. – Он лег на кровать. – И даже не думай пошевелиться до тех пор, пока я тебе не позволю.

Он сунул пистолет под подушку.

Он выключил лампу. В комнате стало темно. В какое-то мгновение я была готова пожалеть о том, что он меня не убил.

 

Глава сорок седьмая

Я жила в постоянном страхе – боялась потерять Таллулу. Социальный работник, адвокаты, бюрократы – все они смотрели на меня одинаково, со смесью подозрительности и отвращения. Я знала, о чем они думали – как она могла угрожать причинить вред собственному ребенку? По городу поползли слухи – такое трудно утаить. Я ни с кем не откровенничала, не могла сказать правду никому из своих подруг – даже Мередит. Я была вынуждена жить в ненавистной лжи, которой меня опутал Джексон.

С тех пор я слушалась его во всем. Я улыбалась ему, смеялась в ответ на его шутки, держала язык за зубами, если возникал порыв поспорить или возразить. Это были прогулки на коротком поводке, потому что, если я вела себя слишком уж сговорчиво, он мог разозлиться и обвинить меня в том, что я веду себя, как робот. Ему хотелось немного непослушания, но я никогда не понимала, сколько именно. Я всегда с трудом держала равновесие – образно говоря, одна моя нога то и дело оказывалась за краем пропасти. Я следила за Джексоном, когда он был рядом с Таллулой, опасаясь, что он может сделать ей что-то плохое, но со временем я поняла, что свои извращенные игры он сосредоточил только на мне одной. Любой, кто посмотрел бы на нас со стороны, решил бы, что у нас поистине идеальная семья. Джексон старательно заботился о том, чтобы только я одна видела те моменты, когда он снимает маску. Когда мы бывали в обществе, мне приходилось играть роль жены, обожающей своего чудесного супруга.

Дни превратились в недели и месяцы, и я научилась тому, как быть именно такой, какую ему нужно. Случалось, что проходили целые месяцы, когда не происходило ничего ужасного. Он даже бывал очень мил, и мы целыми днями вели себя, как совершенно нормальная супружеская пара. До тех пор, пока я не становилась слишком покладиста, или забывала выполнить данное мне Джексоном поручение, или заказывала у поставщика продуктов не ту черную икру, какую было нужно. Я стала экспертом по выражениям лица Джексона, я научилась улавливать напряженность в его голосе. Я делала все возможное, лишь бы избежать промашки или оскорбления. Если же это случалось, то вновь появлялся пистолет, и я гадала, не убьет ли он меня на этот раз. На следующий день я неизменно получала подарок – ювелирное украшение, дизайнерскую сумочку, дорогие духи. И всякий раз, когда я брала в руки что-то из этого, я вспоминала, что мне довелось перенести, чтобы это получить.

Когда Таллуле исполнилось два года, Джексон решил, что нам пора завести еще одного ребенка. Как-то вечером я пошла в ванную и стала искать в выдвижном ящике мой противозачаточный колпачок – я пользовалась им ежедневно перед сном, потому что никто не знал, когда именно Джексон пожелает секса. К сожалению, я не могла пользоваться таблетками – у меня на них обнаружились побочные реакции, и мой врач посоветовал мне альтернативный способ контрацепции. Я вернулась в спальню. Вошел Джексон. Я спросила у него:

– Ты не видел мой колпачок?

– Я его выбросил.

– Зачем?

Он подошел и грубо прижался ко мне.

– Мы должны сделать еще одного ребенка. На этот раз – мальчика.

Меня чуть не стошнило. Стало трудно дышать.

– Так скоро? Таллуле всего два года.

Он отвел меня к кровати и развязал поясок пеньюара.

– Самое время.

Я осторожно возразила:

– А вдруг опять будет девочка?

Джексон прищурился.

– Тогда мы будем продолжать пытаться до тех пор, пока ты не дашь мне то, чего я хочу. Подумаешь, какие сложности.

На его виске запульсировала вена. Это был нехороший знак, и я поспешила все уладить, пока он не успел выйти из себя.

– Ты прав, дорогой. Просто мне было так радостно иметь возможность уделять больше времени тебе. Я не задумывалась о другом ребенке. Но если этого хочешь ты, то этого хочу и я.

Он склонил голову к плечу и пристально на меня посмотрел.

– Поучаешь меня?

Я испуганно вдохнула.

– Нет, Джексон. Что ты. Конечно нет.

Не говоря больше ни слова, он сорвал с меня пеньюар и лег на меня. А потом взял две подушки и подсунул мне под ягодицы.

– Лежи так полчаса, – приказал он. – Я изучил твой цикл. Как раз в эти дни у тебя овуляция.

Я была готова возразить. Отчаяние и злость забурлили во мне и были готовы переродиться в физическое сопротивление, но я вдохнула поглубже и улыбнулась.

– Будем надеяться.

На этот раз пришлось ждать несколько месяцев, а когда стало ясно, что я беременна, Джексон был так счастлив, что забыл о привычной жестокости. А потом мы отправились к врачу. При сроке беременности в двадцать недель можно уже было определить пол ребенка. Джексон специально разгрузил свое рабочее расписание, чтобы пойти со мной. Все утро я вела себя тише воды, ниже травы, страшась реакции Джексона, если что-то окажется ему не по нраву. Но он вел себя спокойно и, сидя за рулем, даже насвистывал.

– У меня хорошие предчувствия, Дафна. Джексон-младший. Вот как мы его назовем.

Я искоса глянула на него.

– Джексон, а что, если…

Он не дал мне договорить.

– Никакого негатива. Почему тебе обязательно надо быть такой пессимисткой?

Ультразвуковой датчик скользил по моему животу. Мы слушали, как бьется сердце ребенка, мы видели его головку и грудь. Я с такой силой сжала кулак, что сама не заметила, как ногти вонзились в ладонь.

– Вы готовы узнать, кто у вас? – спросила врач веселым певучим голосом.

Я посмотрела на Джексона.

– Это девочка! – радостно сообщила врач.

Взгляд Джексона стал холодным. Он встал и молча вышел из кабинета. Врач удивленно посмотрела на меня, а я сказала первое, что мне пришло в голову:

– Он только что потерял мать. А она всегда хотела внучку. Он застеснялся – не хотел, чтобы вы увидели, как он плачет.

Врач натянуто улыбнулась и сдержанно проговорила:

– Что ж, давайте вас вытрем, и можете вернуться домой.

Все время, пока мы ехали домой, Джексон со мной не разговаривал. Я прекрасно понимала, что мне лучше помалкивать, чтобы не сделать хуже. Я снова провинилась, и хотя я осознавала, что ни в чем не виновата, я все равно злилась на себя. Почему я не могла родить ему сына?

После этого Джексон провел три ночи в нью-йоркской квартире, и я была рада его отсутствию. Наконец он вернулся домой, и мне показалось, что настроение у него нормальное – насколько это слово вообще было к нему применимо. Он послал мне эсэмэску, что будет дома к семи вечера, и я позаботилась о том, чтобы на ужин был приготовлен фаршированный фазан – одно из его любимых блюд. Когда мы сели ужинать, Джексон налил себе бокал вина, сделал глоток и прокашлялся.

– Я принял решение.

– Какое?

Он громко вздохнул.

– Решение относительно твоей непригодности. С этим ребенком уже слишком поздно что-то предпринимать. – Он указал на мой живот. – Все уже знают, что ты беременна. Но в следующий раз мы сделаем тест раньше. Есть такое обследование – называется «биопсия ворсин хориона». Я все узнал. С помощью этой процедуры можно узнать пол ребенка, а делают ее задолго до истечения трех месяцев беременности.

– И что это даст? – спросила я, заранее зная, каков будет ответ.

Джексон вздернул брови.

– Если следующий ребенок окажется девочкой, ты сможешь сделать аборт, и мы будем пытаться до тех пор, пока ты не зачнешь мальчика.

Он взял вилку и подцепил кусочек дичи.

– Кстати, я могу на тебя положиться, чтобы ты не забыла отправить заявление о приеме Таллулы в детский сад при школе святого Патрика? Хочу быть уверенным в том, что на будущий год она начнет обучение по программе для трехлетних детей.

Я скованно кивнула, пережевывая спаржу. Я тайком сплюнула превратившуюся в пюре спаржу в салфетку и выпила воды. Аборт? Я должна была что-то предпринять. Могла ли я пройти операцию по перевязке фаллопиевых труб – так, чтобы Джексон об этом не узнал? Мне нужно было что-то предпринять после рождения этого ребенка. Надо было каким-то образом добиться того, чтобы эта беременность для меня стала последней.

 

Глава сорок восьмая

Сохранять рассудок мне помогали дети. Как говорится в пословице – дни долги, а годы коротки. Я научилась подстраиваться под требования и настроения Джексона. Ошибки я совершала лишь время от времени – если огрызалась или отказывалась что-то сделать. В этих случаях Джексон обязательно напоминал мне, чем мне грозят подобные промахи. Он показывал мне обновленное письмо от двух врачей, где было засвидетельствовано мое психическое заболевание. Это письмо он хранил в шкатулке-сейфе. Я не спрашивала, какой компромат он имел на этих докторов, если они помогали ему продолжать эту лживую историю. Он мне пригрозил, что, если я еще раз попытаюсь сбежать, он запрет меня в психушке на всю оставшуюся жизнь. Рисковать я не собиралась.

Я превратилась для него в зверушку, которую он усмирял и приручал. К тому времени, когда Белла пошла в первый класс, обе девочки весь день проводили в школе, и Джексон решил, что для меня настала пора продолжить свое образование. Я имела степень магистра, но этого оказалось недостаточно. Как-то раз Джексон вечером вернулся домой и вручил мне список.

– Я записал тебя на уроки французского, три дня в неделю. Занятия начинаются в четырнадцать сорок пять. Это даст тебе возможность два дня работать в фонде, а до занятий будешь посещать спортзал.

Девочки делали уроки, сидя около кухонного островка. Таллула обернулась и подняла руку, в которой держала карандаш. Она ждала, что я отвечу.

– Джексон, о чем ты? – спросила я.

Джексон перевел взгляд на Таллулу.

– Мамочка тоже идет учиться. Разве не здорово?

Белла захлопала в ладоши.

– Ура! Она будет ходить в мою школу?

– Нет, детка. Мама будет ходить в местный университет.

Таллула поджала губы.

– Разве мама уже не закончила университет?

Джексон подошел к ней.

– Да, милая, мама закончила университет, но она не умеет говорить по-французски так хорошо, как вы с Беллой. Вам же не нужна глупая мамочка, правда?

Таллула нахмурилась.

– Мамочка вовсе не глупая.

Джексон рассмеялся.

– Ты права, детка. Мама неглупая. Но ей недостает лоска. Она выросла в бедной семье, где не знали, как себя вести в высшем обществе. И мы должны помочь ей этому научиться. Верно, мамочка?

– Верно, – процедила я сквозь зубы.

Занятия проходили в середине дня, и я их ненавидела. Преподавала язык заносчивая француженка с накладными ресницами и вызывающе красной помадой. Она то и дело говорила о том, как грубы и неотесанны американцы. Особое удовольствие она испытывала, указывая мне на ошибки в произношении. Я побывала на одном занятии, но меня уже тошнило от этого.

Тем не менее я готовилась к следующему уроку, когда вдруг мне позвонила Фиона из фонда. Одному из наших клиентов нужно было срочно госпитализировать сына, а у него не заводилась машина. Я решила помочь ему, хотя это означало, что я пропущу урок французского. Естественно, я ни слова не сказала Джексону.

В следующий понедельник мне позвонили на домашний телефон из школы, где учились девочки, как раз в тот момент, когда я вернулась домой после долгого массажа и косметических процедур.

– Миссис Пэрриш?

– Да.

– Мы уже три часа пытаемся до вас дозвониться.

– Все в порядке? С детьми ничего не случилось?

– Нет. Но девочки очень расстроенны. Вы должны были забрать их в полдень.

В полдень? Что за чушь?

– Их же не отпускают домой раньше трех часов дня.

На другом конце провода изможденно вздохнули.

– Сегодня методический день. Учителя заканчивают уроки раньше. Этот день был внесен в календарь месяц назад, и мы всем родителям рассылали сообщение. Вы тоже должны были получить электронное письмо и эсэмэску.

– Простите, пожалуйста. Я сейчас же приеду. Но мне на мобильный никто не звонил, – попыталась оправдаться я.

– А мы ваш номер уже несколько часов подряд набираем. Вашему мужу мы тоже дозвониться не смогли. По всей видимости, его нет в городе.

Джексон вовсе никуда не уехал по делам бизнеса, и я не могла понять, почему помощница не переадресовала ему звонок.

Я положила трубку и бросилась к машине. Что могло случиться? Я вытащила свой смартфон и просмотрела список входящих вызовов. Ни одного пропущенного звонка. Проверила список текстовых сообщений. Ни единого.

Остановив машину на светофоре, я просмотрела электронную почту. Ни одного письма из школы. У меня премерзко засосало под ложечкой, ком подступил к горлу.

Все это явно подстроил Джексон – но как? Стер электронные письма и эсэмэски из моего телефона? Или смог заблокировать номер телефона школы? И зачем ему так поступать с девочками?

Я вбежала в главный офис, умирая от стыда и отчаяния, и забрала дочерей из кабинета рассерженной директрисы.

– Миссис Пэрриш, это происходит не в первый раз. Такое поведение не может продолжаться. Это несправедливо по отношению к вашим дочерям и, честно говоря, к нам тоже.

Я почувствовала, что у меня запылали щеки. Мне хотелось сквозь землю провалиться. Всего лишь пару недель назад я больше чем на час опоздала, чтобы забрать девочек из школы, они позвонили Джексону. В тот день он приезжал домой на ланч, а когда он уехал, мне вдруг жутко захотелось спать, и я прилегла немного вздремнуть. Проснулась я только тогда, когда Джексон с дочками вернулся домой в четыре часа. Я спала так крепко, что не услышала, как прозвенел будильник.

– Простите, миссис Синклер. Не понимаю, что случилось. Я не получила никаких электронных писем и сообщений, и почему-то мой телефон не звонил.

Судя по выражению ее лица, она не поверила ни единому моему слову.

– Что ж, пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы такое больше не повторялось.

Я подошла к дочерям, чтобы взять их за руки. Белла сердито отдернула руку и пошла впереди меня к машине. Всю дорогу до дома она со мной не разговаривала. Когда мы вошли в дом, нас встретила Сабин. Она готовила девочкам еду.

– Сабин, ты была здесь после полудня? Мне пытались дозвониться из школы.

– Нет, мадам. Я была в бакалейном магазине.

Я взяла домашний телефон и набрала номер своего мобильного. Я слышала в трубке гудки, но мобильник не издал ни звука. Что же происходило? С жутким предчувствием я вошла в меню настроек телефона и открыла опцию «Мой номер». От изумления я открыла рот. Перед моими глазами предстал совершенно незнакомый номер. Я более внимательно рассмотрела сам телефон. Он был новенький. Корпус моего прежнего телефона в одном месте был поцарапан краешком ключа от входной двери. Значит, Джексон подменил мой телефон. А что же произошло в прошлый раз, когда я опоздала за девочками? Он мне что-то подсыпал в еду?

– Папочка дома! – воскликнула Белла.

Она бросилась в объятия отца, а он посмотрел на меня поверх ее головы.

– Как ты, моя малышка?

Белла капризно надула губы.

– Мамочка опять забыла нас в школе. Пришлось весь день в кабинете сидеть. Просто жуть.

Джексон переглянулся с Сабин.

Он обнял Беллу еще крепче и поцеловал в макушку.

– Бедняжка моя. Мамочка у нас в последнее время стала такая забывчивая. Урок французского пропустила.

Таллула посмотрела на меня.

– Что случилось, мама?

За меня ответил Джексон.

– У мамочки проблемы с выпивкой, детка. Иногда она просто слишком пьяная и потому не делает то, что нужно. Но мы ведь ей поможем, правда?

– Джексон, это не…

Я услышала, как ахнула Сабин.

Джексон не дал мне договорить.

– Хватит лгать, Дафна. Я знаю, что на прошлой неделе ты пропустила занятия по французскому. – Он схватил меня за руку и крепко сжал. – Если ты просто признаешься, что у тебя проблема, я смогу тебе помочь. В противном случае тебе придется вернуться в больницу.

Таллула вскочила со стула, ее глаза наполнились слезами.

– Нет, мамочка! Не уходи от нас!

Она крепко обхватила руками мою талию.

Я лишилась дара речи. Совладав с собой, я выдавила:

– Конечно нет, моя маленькая. Никуда я не уйду.

– Теперь вас будет забирать из школы Сабин. Тогда в школе никто ничего нехорошего не подумает, если мамочка снова забудет приехать вовремя. Правильно я говорю, мамочка?

Я сделала глубокий вдох, пытаясь унять бешеное сердцебиение.

– И что это на тебе за уродская одежда, – произнес Джексон презрительно, прикоснувшись к рукаву моей рубашки. – Почему бы тебе не переодеться? Белла, помоги-ка мамочке подобрать красивое платье к ужину.

 

Глава сорок девятая

Неожиданно всюду, куда бы я ни посмотрела, появились черепашки. Они прятались за фотографиями в рамках, лежали на книжных полках, появлялись на верхнем крае зеркала над туалетным столиком и угрожающе смотрели оттуда.

Давно – еще до того, как я научилась не откровенничать с мужем, я рассказала Джексону, почему я ненавижу черепах. Когда мы с Джулией были маленькие, отец купил нам черепаху. Нам всегда хотелось кошку или собаку, но у Джулии была аллергия на тех и других, никак не связанная с кистозным фиброзом. Мама просила отца купить коробчатую черепаху, а он купил кайманову. Ее вернули в зоомагазин, потому что предыдущий хозяин больше не мог ее у себя держать. Сказали, что это самец. В самый первый день я решила покормить его морковкой, а он укусил меня за палец. Челюсти у него были такие сильные, что я не могла вытащить палец, я только кричала, а Джулия побежала за мамой. До сих пор помню боль и страх – я боялась, что черепаха откусит мне палец. Мама быстро сообразила – она протянула черепахе другую морковку. Хитрость сработала. Черепаха разжала челюсти, и я выдернула окровавленный палец. Мы поехали в травмпункт. Нечего и говорить – черепаху мы сразу же возвратили в магазин, а у меня на всю жизнь остался панический страх – назовем его черепахофобией.

Джексон слушал меня внимательно, бормотал какие-то утешительные слова. Было приятно с кем-то поделиться одним из страшных моментов детства. Когда Белла была маленькая, я как-то раз уложила ее спать днем, а когда выходила из детской, мне на глаза попалось нечто, лежащее на краешке полки с мягкими игрушками. Я позвонила Джексону на работу.

– Откуда взялась черепашка в комнате Беллы?

– Что?

– Черепашка. Она оказалась среди ее мягких игрушек.

– Ты серьезно? От меня тут пар идет – столько дел, а ты меня спрашиваешь про какую-то игрушку. Еще что-нибудь?

Я вдруг почувствовала себя по-дурацки.

– Нет, больше ничего. Извини, что побеспокоила тебя.

Я схватила плюшевую тварь и выбросила в мусорное ведро.

На следующий день заехала Мередит, и я предложила ей попить кофе в оранжерее. Она подошла к книжным стеллажам и что-то взяла с полки.

– Какая прелесть, Дафна. Раньше ни разу у тебя не видела.

Она держала на ладони белую с золотом фарфоровую черепашку.

Я выронила чашку и пролила кофе на себя.

– О Боже. Какая же я неуклюжая! – пробормотала я и позвала Маргариту чтобы она навела порядок. – Наверное, Джексон купил. Я не видела.

Я сжала одну руку другой, чтобы унять дрожь.

– О, она необычайно красива. Лиможский фарфор.

– Возьми себе.

Мередит покачала головой.

– Не дури. Я просто пришла в восторг, только и всего. – Она как-то странно на меня посмотрела. – Ну, мне пора. Я встречаюсь с Рэндом в клубе на ланч. – Она подошла и положила руку мне на плечо. – С тобой все хорошо?

– Да. Просто устала. Все еще приспосабливаюсь к режиму дня Беллы.

Она улыбнулась.

– Конечно. Постарайся почаще отдыхать. Я тебе попозже позвоню.

Когда она ушла, я нашла эту фигурку в Интернете. Девятьсот долларов с лишним! Вечером я положила черепашку на стол рядом с тарелкой Джексона. Когда мы сели ужинать, он бросил взгляд на фигурку и посмотрел на меня.

– Что она тут делает?

– Как раз это я и хочу узнать.

– Ее место в оранжерее.

– Джексон, зачем ты это делаешь? Ты же знаешь, как я боюсь черепах.

– Ты понимаешь, как безумно это звучит? Это всего-навсего маленькая фигурка. Она тебя не укусит.

Он нагло, с вызовом смотрел на меня.

– Я их не люблю. Пожалуйста, прекрати.

– Что прекратить? У тебя какая-то жуткая паранойя. Может быть, послеродовая депрессия вернулась. Стоит обратиться к врачу?

Я бросила салфетку на тарелку и встала.

– Я не сумасшедшая. Сначала мягкая игрушка, а теперь эта…

Джексон покачал головой и повертел пальцем у виска – так школьники показывают, что у кого-то «не все дома».

Я опрометью взбежала вверх по лестнице и захлопнула за собой дверь спальни. Бросившись на кровать, я зарылась лицом в подушку и стала кричать. А когда подняла голову, на меня с тумбочки смотрели два стеклянных глаза. Еще одна фигурка. Я схватила стеклянную черепашку и изо всех сил запустила ею в стену. Она не разбилась, а упала на пол с негромким стуком. Лежала и смотрела на меня немигающими глазами рептилии. Мне казалось, что она вот-вот поползет ко мне и накажет меня за то, что я сделала.

 

Глава пятидесятая

Когда обнаруживаешь, что ты замужем за социопатом, нужно проявлять изобретательность. Пытаться его изменить бессмысленно. Когда горшок уже стоит в печи для обжига, слишком поздно что-то менять. Самое лучшее, что я могла делать, – это изучать его, его настоящего, прячущегося за отполированным до блеска фасадом гуманности и нормальности. Теперь, когда я знала правду, мне проще было это замечать. Он притворялся грустным, но при этом на его губах играла еле заметная улыбка. Он был гениальным мастером камуфляжа, он прекрасно знал, что говорить, чтобы его все обожали. Но теперь, когда со мной он сбросил маску, мне нужно было придумать, как победить его в его собственной игре.

Я согласилась на его предложение пойти на разные курсы в университете. Но искусствоведение я изучать не стала. Я накупила учебников по истории искусств и решила, что буду штудировать их самостоятельно – на тот случай, если Джексон примется меня экзаменовать. Зато я записалась на курсы психологии, оплачивала их наличными и зарегистрировалась под вымышленным именем. Кампус был достаточно обширным, поэтому у меня было не так много шансов встретиться с моей преподавательницей французского в то время, когда я притворялась другим человеком, но на занятия психологией я надевала бейсболку и спортивные штаны. Следует отметить, что к этому сроку моего супружества такие меры мне уже не казались экстремальными. Я привыкла к жизни, где мимикрия и обман так же естественны, как дыхание.

Посещая занятия по психопатологии, я начала постепенно складывать один с другим разрозненные детали головоломки. Моим преподавателем была замечательная женщина, у которой была частная практика. Когда я слушала, как она рассказывает о каком-то из своих пациентов, у меня складывалось впечатление, что речь идет о Джексоне. Я прошла у этого педагога еще один курс по психопатологии и по исследованию личности. Потом я проводила часы в университетской библиотеке и читала все, что только могла, об антисоциальных личностях.

В беседах с социопатами выяснялось, что они способны выявлять потенциальную жертву даже по походке. По всей видимости, наши тела просто-таки телеграфируют обо всех наших слабостях и уязвимостях. Пишут, что супруги социопатов отличаются избыточной эмпатией. Вот этот факт мне было трудно осознать. Неужели действительно эмпатии может быть слишком много? В этом крылась определенная поэтическая ирония. Если у социопатов, по определению, эмпатии недостаточно, а у их жертв ее слишком много, то они должны составлять прекрасные пары. Но конечно же эмпатией поделиться невозможно. «Вот, возьми у меня немножко, у меня лишняя завалялась». К тому же социопаты и не способны обзавестись эмпатией – ее отсутствие для них в первую очередь и характерно. Думаю, психологи ошибаются. Дело не в избытке эмпатии, а в ее неверной направленности, в попытках спасти кого-то, кого спасти нельзя. Прошло столько лет – и теперь я понимаю, что он увидел во мне. Но я до сих пор бьюсь над вопросом – что увидела в нем я?

Когда Белле исполнилось два года, Джексон начал наседать на меня, чтобы я снова забеременела. Он до смерти хотел сына. Но я ни за что на свете по доброй воле не родила бы в этот мир еще одного ребенка от этого человека. Без его ведома я съездила в бесплатную клинику в другом городе и под вымышленным именем, и там мне вставили внутриматочную спираль. Каждый месяц Джексон следил за моим менструальным циклом. Он точно знал сроки овуляции и старался, чтобы в эти дни у нас было как можно больше секса. В один прекрасный день, когда у меня начались месячные, Джексон взорвался.

– Черт побери, что с тобой не так? Три года прошло!

– Нам нужно побывать у специалиста по бесплодию. Может быть, у тебя мало жизнеспособных сперматозоидов.

Он выругался.

– Со мной все в полном порядке. Это ты высохшая старая колода.

Как бы то ни было, я посеяла зерно сомнений. Я поняла это по его глазам. Я очень рассчитывала на то, что его эго ни за что не смирится с угрозой его способности к оплодотворению.

– Мне жаль, Джексон. Я хочу этого так же сильно, как ты.

– Что ж… ты не молодеешь. Если ты в скором времени не забеременеешь, этого не случится никогда. Может быть, тебе стоит начать принимать какие-то таблетки от бесплодия.

Я покачала головой.

– Просто так врач ни за что их не назначит. Они должны полностью обследовать нас обоих. Я в понедельник позвоню и запишусь на прием.

Тень нерешительности пробежала по его лицу.

– У меня эта неделя сумасшедшая. Я тебе сам скажу, когда у меня будет свободное время.

Больше он к этой теме не возвращался.

 

Глава пятьдесят первая

Мне было нужно, чтобы Джексон был в хорошем настроении. Я очень ждала встречи с матерью на праздновании дня рождения Таллулы, и мне пришлось приложить немало стараний, чтобы целый месяц усиленно ублажать мужа, а иначе он мог бы отменить приезд моей мамы в последний момент. Это означало, что я должна была побуждать его к сексу не меньше трех раз в неделю, а не ждать, когда этого захочет он, и надевать его любимые наряды, и восхвалять его перед моими подругами в его присутствии, и мириться со стопками книг на моей тумбочке. Книги, которые я была обязана прочесть, Джексон заказывал в Интернете. Произведения современных авторов типа Стивена Кинга, Розамунд Лаптон и Барбары Кингсолвер сменились томами Стейнбека, Пруста, Набокова, Мелвилла. Джексон полагал, что благодаря этим книгам я стану более интересной собеседницей за ужинами. Но кроме того, мы с ним вместе читали классику.

Со времени последнего визита мамы прошло шесть месяцев, и мне отчаянно хотелось с ней увидеться. С годами она смирилась с таким положением дел – мы больше не были с ней близки. Она считала, что я изменилась, что мне вскружили голову деньги, что у меня нет времени для нее. Джексон заставил ее в это поверить.

Много сил мне стоило то, чтобы не проговориться, не рассказать матери правду. Если бы я это сделала, трудно было бы представить, как бы с нами поступил Джексон – или хотя б только с моей мамой. В общем, жизнь текла своим чередом, и маму я приглашала в гости два раза в год, на дни рождения девочек. В большие праздники мама была сильно занята в гостинице, и это избавляло меня от необходимости ее приглашать. Джексон упорно отказывался позволять нам с дочками навещать мою мать – говорил, что по праздникам детям важно находиться дома.

В этом году Таллуле исполнялось одиннадцать. Мы собирались пышно отпраздновать ее день рождения. Были приглашены все ее подружки из школы. Я пригласила клоуна, заказала надувной дом и живых пони. Из наших взрослых друзей не был приглашен никто, кроме Эмбер. К этому дню мы с ней были подругами уже несколько месяцев, и я успела к ней так привыкнуть, что она стала для меня почти родственницей. Для присмотра за детьми я попросила в этот день поработать обеих нянь. Сабин работала только по будням, поэтому Джексон нанял девушку-студентку, Суррей, чтобы она находилась у нас по выходным и помогала не только с детьми, но и по всем домашним делам. Тем не менее на праздник Сабин захотела прийти. Я рассказала Эмбер о планах насчет того, что придумала для празднования дня рождения Таллулы.

– Мне бы так хотелось познакомиться с твоей мамой, Дафна, – призналась Эмбер.

– Познакомишься. Я приглашу тебя в какой-то из дней, пока она будет гостить у нас. Но ты уверена, что хочешь прийти на праздник? Двадцать вопящих детишек… Я не уверена, что я сама туда хочу.

Я, конечно, шутила.

– Я могу тебе помочь. То есть я знаю, что ты пригласила помощников и всякое такое, но ведь подруга никогда не помешает.

Когда я сказала Джексону о том, что пригласила Эмбер, он не обрадовался.

– Какого черта, Дафна? Это семейное событие. Она тебе не сестра, между прочим. А все время вьется около тебя.

– У нее тут ни души нет. А она – моя лучшая подруга.

Свою ошибку я осознала, как только произнесла эти слова. Так ли это было? Много лет у меня не было подруг. Трудно сблизиться с кем-то, когда живешь в непрерывной лжи. Все мои отношения с людьми, исключая собственных детей, носили, в силу необходимости, поверхностный характер. А с Эмбер я ощущала такую связь, какую никто не смог бы понять. Я очень любила Мередит, но она не могла понять, как себя чувствуешь, теряя сестру.

– Лучшая подруга? С таким же успехом ты бы могла назвать своей лучшей подругой Маргариту. Она ничто, пустое место.

Я решила исправить промашку.

– Конечно, ты прав. Я не это хотела сказать. Я хотела сказать, что Эмбер – единственный человек, который понимает, что мне довелось пережить. У меня такое чувство, что я перед ней в долгу. Кроме того, она все время говорит, какой ты гостеприимный и как она тобой восторгается.

Джексон сразу смилостивился. По идее, будучи человеком недюжинного ума, он мог бы раскусить мой подхалимаж. Но таков уж был Джексон: он всегда хотел верить, что все его обожают.

В общем, Эмбер приехала на праздник, и мне было приятно, что рядом со мной подруга. По тому, как с ней раньше общался Джексон, нельзя было понять, как он к ней на самом деле относится. А когда она приехала, он ей улыбнулся от уха до уха и обнял.

– Добро пожаловать. Я так рад, что вы смогли приехать.

Эмбер смущенно улыбнулась и пробормотала слова благодарности.

– Позвольте вас угостить. Что вы выпьете?

– Да нет, ничего не надо, спасибо.

– Ну что вы, Эмбер. Вам же надо как-то все это пережить. – Джексон ослепительно улыбнулся. – Вы каберне любите, верно?

Она кивнула.

– Сейчас.

– Куда положить подарок? – спросила у меня Эмбер.

– Не надо было тратиться.

– Это кое-что такое, что Таллуле должно понравиться.

Позже, когда Таллула принялась распаковывать подарки, я с интересом наблюдала за ней и ждала, когда очередь дойдет до подарка Эмбер. Это оказалась книга о жизни Эдгара По.

Таллула обернулась, нашла взглядом Эмбер и негромко ее поблагодарила.

– Я вспомнила, что в тот день в Нью-Йорке ты читала его рассказы.

– Не рановато ли ей читать По? – спросила моя мать так, чтобы Эмбер ее услышала.

У нее всегда так было – что на уме, то и на языке.

– Таллула очень развита для своего возраста. Она читает литературу для восьмиклассников, – заметила я.

– Есть разница между умственным развитием и эмоциональным, – возразила мама.

Эмбер молчала и смотрела себе под ноги. Я разрывалась между желанием защитить ее и разделить тревогу моей матери.

– Я прослежу за этим, – сказала я маме, – и если ты права, я отложу эту книгу до тех пор, пока Таллула не станет старше.

Я обернулась и увидела, что Суррей собирает подарки – некоторые из них были разбросаны по полу.

– Боже мой, что происходит? – спросила моя мать.

– Белла их сбросила на пол, – ответила Эмбер.

– Что? – всполошилась я и бросилась выяснять, что произошло.

Белла стояла перед праздничным столом, подбоченившись и капризно выпятив нижнюю губу.

– Белла, в чем дело?

– Это нечестно! Все подарки ей, а мне никто ничего не принес.

– Но это же не твой день рождения. Твой день рождения был шесть месяцев назад.

Она топнула ногой.

– Все равно! Мне столько подарков не подарили! И пони у меня не было!

Она сжала кулачок и изо всех ударила по углу именинного торта.

Такого поведения мне сегодня совсем не было нужно.

– Суррей, будь так добра, уведи Беллу в дом, и пусть она там побудет, пока не успокоится. – Я указала на именинный торт. – И посмотри, можно ли это исправить.

Суррей попыталась заставить Беллу пойти с ней, но Белла не послушалась и убежала. Я была рада, что матери других детей не приглашены и этого не видят. У меня не было сил бегать за ней. Но хотя бы она перестала всем портить настроение.

Я вернулась к Эмбер и моей матери. Мама встретила меня осуждающим взглядом.

– Твоя младшая дочь безнадежно испорчена.

У меня кровь застучала в висках.

– Мама, ей просто трудно совладать с эмоциями.

– Вы ей слишком потакаете. Возможно, если бы ее воспитанием занимались не няньки, а вы сами, она бы вела себя лучше.

Эмбер сочувственно посмотрела на меня. Я вдохнула поглубже, боясь ляпнуть что-нибудь такое, о чем потом пожалею.

– Я была бы тебе признательна, мама, если бы ты оставила свои замечания по воспитанию детей при себе. Белла моя дочь, а не твоя.

– Уж это точно. Будь она моей дочкой, она бы себя так не вела.

Я вскочила со стула и убежала в дом. Какое право она имела меня осуждать? Она понятия не имела, какова моя жизнь. «А кто же в этом виноват?» – тихонько вопросил внутренний голос. Мне хотелось, чтобы мать занимала больше места в моей жизни, чтобы она поняла, почему я воспитываю детей так, а не иначе. Но сегодня ее осуждение и критические замечания стали всего-навсего еще одним голосом в море обвинений, где я жила ежедневно.

Я вытащила из сумочки баночку с валиумом и проглотила таблетку, не запивая водой. Эмбер переступила порог кухни, подошла и положила руку мне на плечо.

– Мамочки, сказала она.

Я сморгнула слезы и промолчала.

– Не обижайся на нее. Она хочет тебе добра. А ты – прекрасная мать.

– Я стараюсь. Я знаю, что Белла – не подарок, но у нее доброе сердце. Думаешь, я ее действительно распустила?

Эмбер покачала головой.

– Конечно нет. Она очень милая девочка. Просто непослушная, но она перерастет. Ей нужны только понимание и ласка.

– Не знаю…

Я, конечно, не могла ни в чем винить мою мать. Со стороны, наверное, казалось, что я гляжу сквозь пальцы на плохое поведение Беллы. Но моя мать не знала и знать не могла, что чаще всего Белла засыпала в слезах. На людях Джексон вел себя, как образцовый отец, но при этом он знал кучу приемов, как настроить девочек друг против друга и сделать так, чтобы Белла чувствовала свою неполноценность перед старшей сестрой. У Беллы были сложности с чтением, она отставала от других первоклассников. Учебный год близился к концу, а она пока читала кое-как. Когда первый класс заканчивала Таллула, она читала на уровне пятого класса. Джексон не упускал случая напомнить Белле об этом. Бедняжке Белле сильно повезло бы, если бы одолела обучение в начальной школе. Ее учительница настоятельно рекомендовала тестирование, но Джексон отказался. По дороге домой после беседы с учительницей у нас случилась ссора.

– Может быть, она неспособна к учебе. Это не так уж редко встречается.

Джексон смотрел на дорогу и ответил мне сквозь стиснутые зубы:

– Просто она ленивая. Этот ребенок делает, что хочет и когда захочет.

Я ощутила прилив раздражения.

– Это не так. Она очень старается. Каждый вечер она пытается прочесть хотя бы одну-две страницы. Я думаю, ей действительно нужна помощь.

Джексон свирепо стукнул кулаком по рулю.

– Проклятье! Я не допущу, чтобы на ней висел ярлык ребенка, страдающего дислексией, или как там это называется. Она никогда от этого не избавится и никогда не поступит в Чартерхаус. Наймем частного репетитора. Пусть она занимается с Беллой хоть по пять часов в день, но читать Белла научится!

Я обреченно закрыла глаза. Спорить с Джексоном было бесполезно. После окончания школы он собирался отправить дочерей в Чартерхаус, в Англию. Но сердце подсказывало мне, что до того, как настанет этот день, я сумею уйти от Джексона и увезти дочерей. А пока я делала вид, что во всем с ним согласна.

Я наняла преподавательницу с опытом работы в области специальной педагогики. Ничего не говоря ни Джексону, ни самой Белле, она провела тестирование и заподозрила дислексию. Как же Белла могла закончить школу без помощи репетитора – чтобы никто не заметил, как трудно ей дается учеба? Я понимала, что моя младшая дочь находится не на своем месте. В школе святого Луки ей помочь не могли, но Джексон и слушать не желал о том, чтобы перевести Беллу в другую школу.

Бедняжка проводила в школе весь день, а дома занималась с репетитором только для того, чтобы быть наравне с учениками в своем классе. Они проводили вместе несколько часов, прогресс у Беллы был минимальный, и к тому же она всеми силами сопротивлялась и терпеть не могла дополнительные занятия. Ей хотелось играть, и ей полагалось играть в ее возрасте. Но каждый вечер за ужином Джексон заставлял Беллу читать для нас. Когда она спотыкалась на каком-нибудь слове или слишком долго его выговаривала, он принимался стучать пальцами по столу и добивался только того, что Белла запиналась еще сильнее. Как же он не понимал, что его нетерпение оказывало обратный эффект? А ведь он всерьез думал, что ведет себя правильно, что заботится об образовании дочери – по крайней мере, сам он так утверждал. Мы с дочерями стали опасаться семейных ужинов. Бедняжка Белла все время была изможденной, измученной и сомневающейся в себе.

Мне не дают покоя воспоминания об одном вечере. У Беллы учебный день прошел ужасно, и занятия с репетитором не заладились. К тому моменту, как мы садились за стол, она была подобна вулкану, готовому в любое мгновение взорваться. Мы поели, и Маргарита принесла десерт.

– Белла получит десерт только после того как почитает нам, – распорядился Джексон.

– Я не хочу читать, – заупрямилась Белла. – Я очень устала.

Она потянулась к тарелке с брауни.

– Маргарита! – так резко произнес Джексон, что мы все повернулись к нему. – Я сказал «нет».

– Мистер, я принесу десерт позже.

– Нет, Таллула может получить свою порцию. Она умная девочка.

– Ничего, папочка. Я могу подождать, – пробормотала Таллула, глядя на свою тарелку с шоколадными пирожными.

Маргарита неохотно вернула тарелку на стол и поспешно ретировалась.

Джексон встал, подошел к Белле и протянул ей книгу, которую привез домой в этот день. Белла схватила книжку и швырнула ее на пол. Лицо Джексона побагровело.

– Тебе уже шесть месяцев помогает учиться репетитор. Ты в первом классе. Ты должна справиться с этой книгой. Прочитай первую страницу.

Он наклонился и подобрал книгу.

Я посмотрела на обложку. «Паутина Шарлотты». Нет, Белла ни за что не справилась бы с этим текстом.

– Джексон, так ты ничего не добьешься.

Не обращая на меня внимания, он со стуком положил книгу на стол. Белла вздрогнула.

Я не могла оторвать глаз от пульсирующей вены на лбу Джексона.

– Либо она сейчас же прочтет страницу из этой книги, либо я застрелю эту никчемную репетиторшу Посмотрим, чему она тебя научила. Читай!

Белла схватила книжку дрожащими руками, открыла и дрожащим голоском начала читать.

– Кккккуддда ппппапочка ииидддееет с этиим топором?

– О, какой кошмар! Что за идиотизм? Быстро читай! Членораздельно!

– Джексон!

Он мрачно зыркнул на меня и перевел взгляд на Беллу.

– Когда ты вот так читаешь, ты похожа на уродку.

Белла расплакалась, вскочила со стула и убежала. Я помедлила всего минуту и бросилась следом за ней.

Когда я ее успокоила и уложила спать, она посмотрела на меня огромными голубыми глазами и спросила:

– Мамочка, я глупая?

Меня словно клинком пронзили насквозь.

– Конечно же нет, детка. Ты очень умная. Многим нелегко дается чтение.

– А Таллуле легко. Она будто бы родилась с книжкой в руках. А я тупая, как пробка.

– Кто тебе это сказал?

– Папа.

Мне хотелось его убить.

– Послушай меня. Ты знаешь, кто такой Эйнштейн?

Белла устремила взгляд в потолок.

– Такой смешной дяденька с всклокоченными волосами?

Я заставила себя рассмеяться.

– Да. Он был одним из самых умных людей на свете, а читать научился только тогда, когда ему исполнилось девять лет. А ты очень умная.

– Папа так не думает.

Как я могла ее утешить?

– Папа на самом деле не хочет тебя обидеть. Он просто не понимает, как работает мозг у разных людей. Он думает, что, если он будет строг, ты будешь лучше стараться.

Даже мне самой было ясно, что это звучит по-дурацки, но больше мне было нечего сказать.

Белла зевнула и закрыла глаза.

– Я устала, мамочка.

Я поцеловала ее в лоб.

– Доброй ночи, ангел мой.

Да, порой она плохо себя вела – а кто бы не вел себя плохо при таком давлении? Но как объяснить окружающим, что ты даешь поблажки своему ребенку, потому что отец с этим ребенком обращается как с мусором.

 

Глава пятьдесят вторая

Когда Джексону становилось скучно, ему нравилось прятать мои вещи – убирать их туда, где бы я их никогда не нашла. Моя щетка для волос часто оказывалась в гостевой ванной, средство для обработки контактных линз – в кухне. Сегодня я опаздывала на важную встречу с потенциальным спонсором «Улыбки Джулии», а я нигде не могла найти ключи от машины. Наш водитель, Томми, срочно уехал по каким-то семейным делам, а Сабин увезла девочек в зоопарк в Бронксе, поскольку школа была закрыта в связи с очередным методическим днем.

Джексон прекрасно знал, что я готовилась к этой встрече целую неделю, и я сразу поняла: пропажа ключей – не случайное совпадение. Мне нужно было оказаться на месте через пятнадцать минут. Я вызвала такси и приехала на встречу за одну минуту до ее начала. Я была так обескуражена, что со спонсором общалась кое-как. Когда встреча закончилась, я достала мобильный телефон и позвонила Джексону.

– Из-за тебя фонд мог лишиться нескольких сотен тысяч.

Я не стала утруждать себя вводными словами.

– Прошу прощения?

– Пропали мои ключи от машины.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь. Нечего меня винить в собственной расхлябанности.

Он говорил со мной с надменностью, от которой можно было чокнуться.

– Я всегда кладу их в выдвижной ящик тумбочки в прихожей. Исчезла и основная связка и запасная. И как удобно – у Томми сегодня выходной. Пришлось такси вызывать.

– Не сомневаюсь – кому-то подробное описание твоего рабочего дня покажется интересным, но этот «кто-то» точно не я.

Он бросил трубку.

Я швырнула телефон на стол.

В этот день Джексон работал допоздна и вернулся домой только после девяти вечера. Я была в кухне и покрывала глазурью маленькие кексы – завтра в школе у Беллы была ярмарка кексов. Джексон открыл дверцу холодильника и выругался.

– В чем дело?

– Иди сюда.

Я приготовилась к худшему и подошла к холодильнику. Джексон ткнул пальцем.

– Ты мне словами можешь сказать, что не так?

Я посмотрела туда, куда он показывал.

– Что?!

В холодильнике, как и везде, все должно было быть в идеальном порядке. Например, между бокалами и стаканами в шкафчиках расстояние должно было составлять ровно одну восьмую часть дюйма. Время от времени Джексон устраивал незапланированные проверки.

Он покачал головой и с отвращением посмотрел на меня.

– Разве ты не видишь, что соки «Naked» расставлены не по алфавиту? У тебя клюквенный стоит перед клубничным!

Абсурдность моей жизни так потрясла меня, что я непроизвольно захихикала. Джексон смотрел на меня с нарастающей враждебностью, а я ничего не могла с собой поделать – смеялась и смеялась. Я пыталась перестать, и мне стало страшно. Ком подступал к горлу. «Прекрати смеяться!» – мысленно приказывала я себе, но ничего не получалось, хотя я видела, как темнеют от злости глаза Джексона. Я только смеялась еще громче. Мой хохот становился истерическим.

Джексон схватил бутылку, отвернул крышечку и вылил сок мне на голову.

– Что ты делаешь?

Я отшатнулась.

– Тебе все еще смешно? Тупая корова!

В припадке ярости он принялся вытаскивать из холодильника все, что попадалось ему под руку, и швырять на пол. Я стояла как вкопанная и смотрела на него. Добравшись до яиц, он начал бросать их в меня. Я пыталась закрыться руками, но Джексон метал яйца с такой силой, что осколки скорлупы вонзались мне в лицо. За несколько минут я с головы до ног была перепачкана и залита чем только можно было. Джексон хлопнул дверцей холодильника и уставился на меня.

– Что же теперь не смеешься, дура?

Я боялась сдвинуться с места, боялась хоть слово произнести. Дрожащими губами я пробормотала слова извинения.

Джексон кивнул.

– Да, тебе стоит просить прощения. Прибери все это и даже не думай кого-нибудь из прислуги просить тебе помочь. Это твоя грязь.

Он схватил блюдо с кексами, которые я покрывала глазурью, и швырнул на пол. А потом расстегнул ширинку и помочился на кексы. Я была готова в ужасе вскрикнуть, но вовремя себя остановила.

– Придется тебе сказать Белле, что ты поленилась испечь для нее кексы. – Джексон погрозил мне указательным пальцем. – Плохая мамочка.

Потом он вышел в прихожую и вынул из ящика тумбочки мои ключи от машины. Покачав связкой, он швырнул ее мне.

– А твои ключики все время были тут, тупица. В следующий раз ищи лучше. – Он порывисто вышел из кухни.

Я села на корточки в углу. Меня колотило, как в ознобе.

Почти час я прибирала в кухне. Как в тумане, я выбрасывала испорченные продукты, мыла пол шваброй, вытирала все поверхности тряпкой, отчищала грязь, пока все не заблестело. Я не могла позволить, чтобы с утра Маргарита и все остальные увидели разгром в кухне. Я решила завтра заехать в кондитерский магазин и купить кексы взамен тех, которые уничтожил Джексон. Я страшилась подняться наверх. Мне хотелось, надеяться, что Джексон заснет к тому времени, как я приму душ и лягу, но я знала, что ему доставляет удовольствие унижать меня. Я высушила волосы феном и вышла из ванной. Свет в спальне не горел. Джексон ровно дышал, и я с облегчением вздохнула. Он спал. Я натянула одеяло до подбородка и только начала дремать, как его рука легла мне на бедро. Я застыла. Только не сегодня!

– Скажи, – потребовал он.

– Джексон…

Он крепче сжал пальцы.

Я зажмурилась и заставила себя произнести обязательные слова.

– Я хочу тебя. Займись со мной любовью. Я хочу тебя прямо сейчас. Пожалуйста.

– Не очень убедительно звучит. Покажи мне.

Я отбросила в сторону одеяло и приподняла ночную рубашку. Потом села на него верхом, как он любил, и наклонилась.

– Какая же ты шлюха.

Он вошел в меня грубо, не считаясь с тем, готова я или нет. Я вцепилась пальцами в простыню и опустошила рассудок.

 

Глава пятьдесят третья

На следующий день, как обычно, появился подарок. На этот раз это были часы – Vacheron Constantin, которые стоили дороже пятидесяти тысяч долларов. Мне они вовсе не были нужны, но конечно же я понимала, что носить их должна – особенно в обществе коллег Джексона по бизнесу и в клубе, чтобы все видели, как щедр мой муж. Я прекрасно знала, как все пойдет дальше. В ближайшие несколько недель он будет очарователен, станет осыпать меня комплиментами, водить в рестораны, проявлять щедрость. На самом деле это было еще хуже его вспышек гнева. По крайней мере, когда он меня унижал и оскорблял, я чувствовала, что моя ненависть к нему оправданна. Но когда он день за днем притворялся тем сострадательным мужчиной, в которого я когда-то влюбилась, это меня смущало, хотя я прекрасно видела, что все это – игра.

Каждое утро Джексон проверял, что у меня запланировано на день. Однажды утром я решила пропустить занятия гимнастикой «пилатес» и вместо этого сходить на массаж и чистку лица. Он позвонил мне в десять – как обычно.

– Доброе утро, Дафна. Я послал тебе электронной почтой статью о новой выставке в музее Гуггенхайма. Обязательно прочти. Мне бы хотелось вечером обсудить с тобой эту статью.

– Хорошо.

– Ты на пути в спортзал?

– Да, – солгала я. – До встречи.

Я была не в настроении выслушивать лекцию о пользе физических упражнений.

Вечером я сидела с бокалом вина на закрытой террасе и читала треклятую статью про выставку в музее Гуггенхайма. Няня в это время купала девочек. По лицу вошедшего на террасу Джексона я сразу поняла: что-то не так.

– Привет, – произнесла я как можно более радостно.

В руке у Джексона был стакан с виски.

– Чем ты занимаешься?

Я подняла с колен свой айпад.

– Читаю статью, которую ты прислал.

– Как позанималась «пилатес»?

– Отлично. А у тебя как день прошел?

Джексон сел напротив меня на диван и покачал головой.

– Не очень. Один из моих менеджеров мне солгал.

Я оторвала глаза от экрана.

– О?

– Да. Причем по довольно-таки глупому поводу. Я спросил, сделал ли он конкретный телефонный звонок, и он ответил – да. – Джексон сделал большой глоток бурбона. – Но дело в том, что он не позвонил. Ему нужно было всего-навсего сказать мне правду. Сказал бы, что собирается позвонить позже. – Он пожал плечами. – И не случилось бы ничего страшного. Но он солгал.

У меня сердце затрепетало. Я взяла бокал и глотнула вина.

– Но, может быть, он боялся, что ты рассердишься.

– Может быть. Я рассердился. Я просто дико зол. Я оскорблен, на самом деле. Наверное, он меня идиотом считает. Я со многим готов смириться, но ложь не выношу категорически.

Ну, ясное дело – ему самому лгать совершенно не возбранялось.

Я посмотрела на него – как можно более спокойно.

– Понимаю. Ты не любишь лжецов.

Вот только кто кого считал идиотом? Я прекрасно поняла, что никакого менеджера не существует в природе и что таким пассивно-агрессивным способом Джексон обвиняет меня. Но я не собиралась ему поддаваться. Мне только было интересно – как он узнал, что я пропустила занятия?

– И как ты поступил?

Джексон подошел ко мне, сел рядом и положил руку мне на колено.

– А как, по-твоему, я должен был поступить?

Я немного отсела от него. Он придвинулся ближе.

– Не знаю, Джексон. Поступай, как считаешь правильным.

Он поджал губы, начал что-то говорить, но вдруг вскочил.

– Хватит с меня этого дерьма. Почему ты мне сегодня наврала?

– О чем?

– О том, что ходила в спортзал. С одиннадцати до двух ты была в спа-салоне.

Я нахмурилась.

– Откуда ты знаешь? Ты за мной следишь?

– Нет.

– Тогда как ты узнал?

Джексон злорадно улыбнулся.

– А может быть, за тобой кто-то приглядывает. А может быть, за тобой наблюдают камеры. Как знать, как знать…

Ком отчаяния сдавил мне глотку. Я не могла сделать вдох. Сжав руками край дивана, я попыталась справиться с головокружением. Джексон молчал и с интересом наблюдал за мной. Когда я наконец обрела дар речи, я сумела выдавить единственное слово:

– Почему?

– Разве это не очевидно?

Я не ответила. Джексон добавил:

– Потому что я не могу тебе доверять. И, как выяснилось, не зря. Ты солгала мне. Я не позволю делать из меня дурака.

– Надо было сказать тебе. Просто я сегодня устала. Прости. Ты можешь мне доверять.

– Я окажу тебе доверие, когда ты этого заслужишь. Когда ты перестанешь врать.

– Наверное, в прошлом кто-то действительно причинил тебе боль и выставил тебя дураком, – произнесла я сочувственным тоном, зная, что бью по больному месту.

Злость сверкнула искрами в глазах Джексона.

– Никто меня дураком не выставлял, и никому это никогда не удастся.

Он схватил мой бокал, отошел к шкафчику с раковиной и вылил остатки вина.

– Хватит с тебя на сегодня. Думаю, ты вылакала порядочно калорий – особенно если учесть, что ты поленилась поупражняться. Пойди-ка переоденься к ужину. Жду тебя.

Он ушел, а я налила себе вина в другой бокал и задумалась о его недавних откровениях. Можно было не сомневаться – он всюду следил за мной. Расслабляться было нельзя ни в коем случае. Может быть, он вставил «жучка» в мой мобильник или расставил камеры по дому. Мне настала пора начинать действовать, и мне был нужен план. Всеми деньгами управлял Джексон. Мне выдавались наличные на непредвиденные расходы, но я обязана была предоставлять чеки и квитанции. Все прочие счета поступали к нему в офис. Никакие неконтролируемые траты мне не позволялись, и это был еще один способ держать меня на коротком поводке. Джексон не знал, что я начала копить собственные сбережения. Я завела электронный почтовый ящик и «облачный» счет под вымышленным именем. При этом я пользовалась одним из лэптопов в своем офисе и прятала его в шкафу под буклетами и флаерами – туда бы Джексон ни за что не догадался заглянуть. Я продала на eBay несколько дизайнерских сумок и кое-что из одежды и перевела деньги на счет, о котором Джексон понятия не имел. Обналиченные деньги я складывала в арендованный абонементный ящик в почтовом отделении города Милтон, штат Нью-Йорк, в получасе езды от нашего дома. Дело продвигалось медленно, но за последние пять лет я собрала неплохую заначку. На сегодняшний день я сберегла около тридцати тысяч долларов. Кроме того, я приобрела целую коробку одноразовых сотовых телефонов, которые хранила в офисе. Пока я не знала, что буду со всем этим делать – знала только, что в один прекрасный день все это мне понадобится. Джексон считал, что у него все схвачено, но я, в отличие от него, манией величия не страдала. Мне оставалось верить, что именно эта мания его подведет.

 

Глава пятьдесят четвертая

Когда-то Рождество было моим любимым праздником. В канун Рождества я всегда пела в нашем церковном хоре, и рядом со мной всегда была Джулия, она меня подбадривала и хвалила. Из церкви мы возвращались в гостиницу и ужинали. В этот вечер мы могли отдыхать, нас обслуживали официанты. По одному подарку мы дарили друг другу перед сном, а остальные приберегали для дня Рождества. В последнее Рождество, которое я провела вместе с Джулией, она за ужином была очень взволнованна – вела себя так, словно ей не терпится поделиться какой-то тайной. Я подарила ей золотые сережки в виде шариков. Потратила на них накопленные чаевые. А Джулия с сияющими от радости глазами вручила мне маленькую коробочку.

Я развернула бумагу и открыла крышку. И ахнула.

– Нет, Джулия. Это же твой любимый.

А она улыбнулась и вынула из коробочки медальон-сердечко и протянула мне.

– Я хочу, чтобы ты его носила.

В последнее время она начала слабеть. Думаю, она раньше нас поняла, что ее время на исходе.

Я сдержала слезы и сжала в кулаке тонкую цепочку.

– Я его никогда не сниму.

И не снимала. Но после того как я вышла за Джексона, я поняла: если я не спрячу медальон, он у меня его отнимет. Подарок Джулии был надежно спрятан под картонным донышком в одной из многих бархатных шкатулок с украшениями, подаренными мне Джексоном.

В последние десять лет Рождество превратилось в отвратительную демонстрацию потребительства. Мы не ходили в церковь. Джексон был атеистом и отказывался приобщать наших детей к тому, что он именовал «сказочкой». Между тем, миф о Санта-Клаусе он развеивать не собирался. Спорить с ним об этом я давно перестала.

Между тем меня радовало то, как радуются мои дочки. Они любили рождественские украшения, выпечку и все прочее, что сопутствует этому празднику. В этом году у меня была другая причина для радости. У меня была Эмбер. Мне приходилось сдерживаться, чтобы не завалить ее подарками. Не хотелось ее смущать. В ней было что-то такое, из-за чего мне хотелось о ней заботиться, окружать ее вещами, которых у нее никогда не было. Я словно бы дарила Джулии все то, до чего она не дожила, чем не успела насладиться.

Мы встали раньше девочек и спустились вниз, чтобы попить кофе. Вскоре они прибежали – два маленьких торнадо – и весело начали атаковать горы подарков. Я в который раз задумалась о том, что мы пытаемся им сказать этим праздником.

– Мамочка, а ты будешь открывать свои подарки? – спросила Таллула.

– Да, мамочка. Открой хоть один подарок, – нараспев проговорила Белла.

Подарки для меня были сложены высокой горкой. Коробки были упакованы в золотистую бумагу и перевязаны изящными красными бархатистыми ленточками. Я прекрасно знала, что там лежит. Новые дизайнерские наряды, которые Джексон выбрал для меня сам, и украшения, которыми он желал показать, как он добр ко мне, и дорогущие духи, которые нравились ему. Ничего из этого я бы не купила себе сама. Ничего из этого я не хотела.

Между тем мы с Джексоном согласились, что дети подарки для нас будут готовить сами, и этого я ждала с нетерпением.

– Открой сначала мой, мамочка, – попросила Белла и подбежала ко мне, держа в руках один из наших подарков.

– А какой твой, детка? – спросила я.

Она указала на единственный подарок, обернутый бумагой с изображениями Санта-Клауса.

– Мы его специально так обернули, чтобы найти было легче, – гордо сообщила Белла.

Я взъерошила ее кудряшки, а она вручила мне свой подарок. С улыбкой привстав на цыпочки, она наблюдала за мной.

– А давай, я сама разверну?

Я рассмеялась.

– Конечно.

Белла проворно разорвала бумагу и бросила на пол. Потом сняла с плоской коробки крышку и отдала коробку мне.

Там лежал рисунок – семейный портрет. Очень неплохой. А я и не догадывалась, что Белла умеет подмечать характерные черты людей.

– Белла! Просто замечательно! Когда ты это нарисовала?

– В школе. Моя учительница сказала, что у меня талант. Мой рисунок получился самый лучший. На рисунках у других ребят вообще ничего понять было нельзя. Учительница хочет поговорить с тобой про то, чтобы я училась рисовать.

Рисунок был выполнен на листе бумаги двенадцать на двенадцать дюймов, акварелью. Мы все стояли на берегу, океан находился позади нас. Джексон стоял в середине. Я – с одной стороны от него, Таллула с другой. Белла стояла поодаль от нас и была нарисована значительно крупнее. Джексон, Таллула и я были одеты во что-то белое и тускло-серое, а себе Белла нарисовала ярко-оранжевую, розовую и красную одежду. Джексон и Таллула стояли, повернув голову ко мне. Таллула выглядела невеселой, Джексон – хитрым, а я с широченной улыбкой смотрела на Беллу. Рисунок меня расстроил. Не нужно было быть психологом, чтобы догадаться: динамика отношений в семье нарушена. Но я прогнала печальные мысли, притянула к себе Беллу и обняла.

– Очень красиво, мне очень нравится! Повешу у себя в офисе, чтобы видеть каждый день.

Таллула подошла и посмотрела на рисунок.

– А почему ты намного больше нас?

Белла показала старшей сестре язык.

– Это называется «пе-спе-рек-тива», – объявила она, старательно выговаривая трудное умное слово.

Джексон рассмеялся.

– Думаю, ты хотела сказать «перспектива», детка.

Таллула сделала большие глаза и принесла мне свой подарок. Это была глиняная фигурка – два сердечка, соединенных ленточкой, на которой она написала слово «любовь».

– Это ты и тетя Джулия, – сказала Таллула.

Мои глаза наполнились слезами.

– Чудесно, милая. Просто прелесть.

Дочь улыбнулась и обняла меня.

– Я знаю, что ты иногда грустишь. Но ваши сердца всегда будут вместе.

Я была так благодарна Таллуле, так благодарна за ее доброту.

– Открой и один из моих подарков, – сказал Джексон и протянул мне коробочку, обернутую красной фольгой.

– Спасибо.

Сорвав упаковку, я обнаружила внутри простую белую коробку. Под крышкой лежала золотая цепочка с круглым медальоном. Я вынула украшение из коробки и ахнула.

Таллула взяла у меня медальон, рассмотрела его и перевела взгляд на меня.

– А «ТМС» – это кто, мамочка?

Я еще не успела обрести дар речи, и вместо меня ответил Джексон. Ложь, по обыкновению, слетела с его губ без запинки:

– Это инициалы бабушки вашей мамы, которую она очень любила. Позволь, я надену… – Он застегнул цепочку на моей шее. – Надеюсь, ты будешь носить его постоянно.

Я одарила его широкой улыбкой. Я не сомневалась: он прекрасно поймет, что улыбка фальшивая.

– Еще одно напоминание о том, как ты меня любишь.

Джексон прижал губы к моим губам.

– У-у-у-у! – воскликнула Таллула, и они с Беллой захихикали.

Белла вернулась к своей горе подарков и принялась разрывать упаковочную бумагу. В это время позвонили в дверь.

Джексон разрешил мне пригласить Эмбер поужинать с нами, поскольку она на Рождество осталась совсем одна. Уговорить Джексона было непросто, но я завела разговор о ее приглашении в присутствии кое-кого из наших друзей, и ему захотелось выглядеть добрым самаритянином.

Джексон встретил Эмбер, как родную, налил ей вина, и потом мы довольно весело болтали о том о сем, пока дети развлекались с подарками.

Эмбер сделала всем нам приятные подарки. Джексону она подарила книгу, которую он, похоже, оценил по достоинству. Девочки получили книжки, а Белла еще и сверкающие бусы – такое она просто обожала. Когда Эмбер протянула мне свой подарок, я немного разволновалась. Хотелось верить, что она не слишком сильно потратилась. Но ничто не могло подготовить меня к тонкому серебряному браслету с двумя круглыми медальончиками, на которых были выгравированы имена – «Джулия» и «Шарлин».

– Эмбер, это так трогательно и красиво.

Она подняла руку, и я увидела, что на ней точно такой же браслет.

– У меня такой же. Теперь наши сестренки всегда будут с нами.

Джексон все это видел и слышал, и я заметила злобный блеск в его глазах. Он вечно мне твердил, что я слишком много думаю о Джулии. Но даже Джексон не мог отнять у меня радость. Два подарка в память о моей сестре и мою любовь к ней. Меня впервые за долгое время услышали и поняли.

– О, есть еще один маленький подарок.

Эмбер протянула мне крошечную подарочную сумочку.

– Еще? Ну что ты, браслета вполне достаточно.

Я развернула папиросную бумагу и нащупала что-то холодное и твердое. Когда я вынула подарок из сумочки, у меня дыхание перехватило. Стеклянная черепашка.

– Я знаю, как ты их любишь, – сказала Эмбер.

Губы Джексона разъехались в улыбке, глаза довольно сверкнули. А мое ощущение того, что меня знают и понимают, мгновенно улетучилось.

 

Глава пятьдесят пятая

Мередит устраивала для своего мужа вечеринку с сюрпризами в честь его пятидесятилетия – в ресторане «Бенджамин Стейкхаус». Честно говоря, меньше всего на свете мне хотелось туда идти. Я все еще не успела толком отдохнуть после приготовлений к Рождеству а через два дня мы улетали в Сан-Бартоломео, но огорчать Мередит мне не хотелось. Она настаивала на том, чтобы вечеринка состоялась двадцать седьмого декабря, точно в день рождения Рэнда – потому что прежде дату празднования всегда переносили из-за ее близости к Рождеству.

Я приехала в Нью-Йорк. Джексон попросил меня встретиться с ним в устричном баре на Гранд-Сентрал. То есть мы с ним встречались как раз напротив ресторана, куда нам потом надо было идти.

Еще дома, надевая платье от «Диора», я понимала, что совершаю ошибку. Оно было моим любимым, но Джексону не нравился цвет. Платье было сшито из бледно-золотистого шелка, и Джексон заявлял, что на фоне этой ткани моя кожа выглядит желтоватой. Но предстояла вечеринка, которую устраивала моя подруга, и мне хотелось, ради разнообразия, решить самой, как одеться.

Стоило мне увидеть лицо Джексона – чуточку нахмуренные брови и едва заметную морщинку на переносице, как я сразу поняла: он сердит. Он встал из-за стойки, чтобы поцеловать меня. Я села на табурет рядом с ним. Он взял хрустальный стакан, допил остатки янтарной жидкости и подозвал бармена.

– Мне еще «Боумор», а моей жене – «Кампари» с содовой.

Я была готова возразить – я никогда не пробовала «Кампари», но я удержала язык за зубами. Лучше было позволить Джексону развивать задуманный им план.

– Мередит просила нас прийти в ресторан к семи, чтобы мы не наткнулись на Рэнда. Она хочет сделать ему сюрприз.

Джексон вздернул брови.

– Думаю, для сюрприза одного счета будет вполне достаточно.

Я дежурно рассмеялась и посмотрела на часы.

– У нас есть примерно полчаса, а потом надо будет трогаться.

Бармен поставил передо мной коктейль.

Джексон приветственно поднял стакан.

– Твое здоровье, дорогая.

При этом он с такой силой стукнул своим стаканом по моему, что красный коктейль забрызгал мое платье цвета шампанского.

– Ой, Боже мой! Что же ты наделал…

Джексон даже не попытался скрыть издевку.

У меня запылали щеки. Я сделала глубокий вдох, всеми силами стараясь не расплакаться. Мередит так расстроится. Не меняя выражения лица, я спросила:

– Что же теперь делать?

Джексон вскинул руки вверх.

– Ну, совершенно ясно, что в таком виде ты в ресторане появиться не сможешь. – Он покачал головой. – Если бы твое платье было темнее и если бы ты не была такой растяпой.

«Если бы ты сдох», – хотелось сказать мне ему в ответ.

Он попросил чек.

– Придется съездить в городскую квартиру, чтобы ты переоделась. Конечно, когда мы оттуда вернемся, для сюрприза уж точно будет не время.

Я заставила себя ни о чем не думать и послушно вышла вместе с Джексоном из бара. Мы сели в лимузин. По дороге он не обращал на меня внимания – читал сообщения, пришедшие на мобильный. А я достала свой смартфон и послала сообщение с извинениями Мередит.

Из-за плотного движения мы добирались до квартиры сорок пять минут. Я улыбнулась консьержу. Мы вошли в наш персональный лифт, в кабине не произнесли ни слова. Я прошла в спальню, сняла платье и швырнула на пол. Подошла к шкафу. Джексон оказался позади меня совершенно бесшумно. Его губы прижались к моей спине.

Я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.

– Милый, у нас нет времени…

Его губы продолжали путешествие по моей спине. Он прижимался ко мне все теснее.

– Для этого время есть всегда.

Потом я пошла в ванную, чтобы отмыться, а когда вернулась, на двери спальни висело мое черное платье от «Версаче». Я схватила его и положила на кровать.

– Погоди, – сказал Джексон. – Надень-ка сначала это.

Это был черный пояс с резинками и бюстгальтер без бретелек от «Jean Yu». Он заранее заказал это белье для меня. Оно было чудесным – просто ласкало кожу, но сама мысль о том, что муж заказывал для меня белье, мне было неприятна. Тем не менее я взяла у него пояс и бюстгальтер и натянуто улыбнулась.

– Спасибо.

Он настоял на том, чтобы я не сама одевалась. Он натянул мне на ноги чулки, то и дело касаясь губами моей кожи.

– Ты точно не хочешь остаться дома? Я бы с радостью снова позабавился с тобой.

Неужели он вправду думал, что я испытывала к нему страсть? Я облизнула губы.

– Звучит соблазнительно, но мы дали обещание. А Рэндольф – наш старый друг.

Джексон вздохнул.

– Да, конечно, ты права. – Он застегнул молнию на моем платье и похлопал меня по спине. – Что ж, пошли.

Когда я повернулась к нему, он смерил меня взглядом с головы до ног.

– Как удачно вышло, что ты пролила коктейль. Это платье на тебе смотрится куда лучше.

Когда мы приехали в ресторан, все гости лакомились закусками, которые по залу разносили официанты. Мы поспешили подойти к Мередит.

– Мне так жаль, что мы опоздали, прости…

– Да, – подхватил Джексон. – Я ей сколько раз сказал, что мы опоздаем, а она застряла на сеансе массажа. Вот и задержались на целый час.

Он сокрушенно пожал плечами.

Мередит пришла в ужас. Повернувшись ко мне, она с нескрываемой обидой проговорила:

– Почему же ты мне прислала сообщение, что пролила что-то на платье и едешь домой переодеться?

Я стояла как дура, не понимая, что сказать. Скажу правду – значит, возражу Джексону. Унижу его публично. За это мне придется дорого заплатить. А теперь моя близкая подруга решила, что я ей соврала только ради того, чтобы понежиться на массаже.

– Прости, Мер. На самом деле, случилось и то, и другое. Я потянула мышцу и пролила…

Я запнулась, потому что Джексон смотрел на меня с нескрываемым интересом.

– Дело в том, что… да, я ходила на массаж, потому что спина побаливала, но мы все равно успели бы сюда вовремя, если бы я не залила платье вином, как дура. Прости, пожалуйста.

Джексон покачал головой и улыбнулся Мередит.

– Ты же знаешь, какой неловкой порой бывает наша малышка Дафна. Я всегда призываю ее быть более внимательной.

 

Глава пятьдесят шестая

Познакомившись с Эмбер, я и представить не могла, что она станет человеком, от которого я буду зависеть. Признаюсь, первое впечатление у меня было такое, что она – тусклая и робкая девушка, в которой для меня не было ничего интересного, кроме того, что ей довелось пережить ту же трагедию, что и мне. Ее горе показалось мне таким острым, рана в душе – такой свежей, что это помогло мне немного забыть о собственной боли, чтобы помочь Эмбер. Мне хотелось, чтобы ей стало жить лучше, чтобы у нее была причина просыпаться по утрам.

Оглядываясь назад, я думаю о том, что должна была о чем-то догадаться раньше, увидеть какие-то знаки. Но мне ужасно хотелось иметь подругу, настоящую подругу. Нет, не совсем так. Мне отчаянно хотелось иметь сестру – вместо моей сестры, что конечно же было невозможно. Но ближе всего к сестре была подруга, пережившая такую же потерю. Лишиться брата или сестры – само по себе великое горе, но видеть, как брат или сестра понемногу умирают каждый день – это невозможно объяснить тому, кто не знает, что это такое. Поэтому, когда в моей жизни так неожиданно появилась Эмбер, она стала для меня настоящим подарком. В моей жизни не было никого, кому я могла доверять. Джексон свое дело сделал блестяще – он изолировал меня от всех людей из моего прошлого и воздвиг вокруг моей жизни непроницаемые стены. Никто из моих знакомых не знал, какова истинная реальность моего супружества и моей жизни вообще. А с Эмбер я могла делиться хотя бы искренними эмоциями. С этим даже Джексон ничего поделать не мог.

Наша расцветающая дружба заставляла его нервничать – он не любил, чтобы я виделась с кем-то из подруг чаще, чем раз за несколько недель – а чаще, если только он присутствовал при встрече. И когда я попросила его подыскать для Эмбер должность в «Parrish International», он поначалу возмутился.

– Перестань, Дафна. Может, уже хватит с тебя этой благотворительной акции? И что у тебя общего с этой жалкой мышкой?

– Ты знаешь, что у нас общего.

Джексон сделал большие глаза.

– Прекрати, ладно? Двадцать лет прошло. Не пора ли закончить с трауром? Ну, допустим, ее сестра тоже умерла. Это вовсе не значит, что я хочу, чтобы она работала в моей компании. Она и так постоянно вьется вокруг нашей семьи.

– Джексон, пожалуйста. Я переживаю за нее. Я же делаю все, что ты захочешь. – Я заставила себя подойти к нему и обвить руками его шею. – Она тебе ничем не грозит. Ей действительно нужна работа. От нее зависит оставшаяся дома родня. А я всем тебя расхвалю – расскажу, как ты ее спас.

Я знала, как он любит играть роль героя.

– Хильде нужна помощница. Пожалуй, мы можем дать твоей подружке шанс. Позвоню в отдел кадров, чтобы ей назначили собеседование.

Но мне совсем не хотелось рисковать.

– А ты не мог бы взять ее просто так – без собеседования? Просто по моей просьбе? Она невероятно умна. Лучше нее на посту сопредседателя фонда со мной не работал никто. Она работала в «Rollins» и о вашем бизнесе знает все. Работала в отделе коммерческой недвижимости.

– «Rollins»! – фыркнул Джексон. – Подумаешь, фирма. И если она так хороша, почему ее оттуда уволили?

Я надеялась избежать этого разговора, но деваться было некуда.

– Босс ее домогался.

Джексон расхохотался.

– Он что, слепой?

– Джексон! Это жестоко!

– Нет, серьезно – эти волосы цвета грязных помоев, эти уродские очки… А об отсутствии вкуса в одежде я лучше вообще промолчу.

Он покачал головой.

Я была рада тому, что он не находит Эмбер привлекательной. Не потому что я боялась, что он мне изменит, нет, я просто не хотела потерять подругу. А если Эмбер будет работать под началом Хильды Бэттли, она будет ограждена от любых посягательств со стороны мужчин. Я была рада помочь ей и знать при этом, что больше никто не сделает ей больно.

– Пожалуйста, Джексон. Мне это принесет огромную радость, а ты сделаешь доброе дело.

– Ладно, я все устрою. Может выйти на работу в понедельник. Но и тебе придется кое-что сделать для меня.

– Что?

– Отмени визит твоей матери в будущем месяце.

У меня сердце заныло.

– Она так мечтала об этом. Я уже купила билеты на мюзикл «Король Лев». Девочки ждут не дождутся.

– Дело твое. Если хочешь, чтобы я взял на работу твою подружку, то знай, что мне нужен покой и тишина. Когда здесь твоя мать, у меня нет возможности расслабиться. К тому же она совсем недавно приезжала на день рождения Таллулы.

– Ладно. Я ей позвоню.

Джексон холодно улыбнулся мне.

– О, и не забудь добавить, что ты просишь ее не приезжать потому, что девочки хотят сходить на этот спектакль не с ней, а с Сабин.

– Жестокость проявлять не обязательно.

– Отлично. Но тогда твоя подруга не получит работу.

Я взяла телефон и набрала номер мамы. Мне было не по себе, когда я услышала в ее голосе обиду. А когда я закончила разговор, Джексон мне одобрительно кивнул.

– Молодчина. Вот видишь? Тебе не нужен никто, кроме меня. Я – твоя семья.

 

Глава пятьдесят седьмая

Мне было так радостно, что у меня снова есть лучшая подруга. Пока в моей жизни не появилась Эмбер, я не осознавала, как мне одиноко. А она манипулировала мной так тонко и наращивала свои манипуляции столь постепенно, что у меня не возникало ни тени подозрений.

Довольно скоро мы уже были с ней постоянно на связи: сообщали друг другу эсэмэсками, когда случалось что-то забавное, перезванивались, обедали вдвоем. Мне хотелось, чтобы она все время была рядом. Как-то раз я уже должна были выйти из дома, чтобы встретиться с Эмбер, как услышала, что по подъездной дороге движется машина Джексона. У меня от нехороших предчувствий противно засосало под ложечкой. Я уже подумала было, не уйти ли через заднюю дверь, но, выглянув в окно, увидела, что Джексон о чем-то разговаривает с Томми, нашим водителем. Черт побери…

Он хлопнул парадной дверью и подошел ко мне.

– Зачем тебе нынче понадобился Томми? Он сказал, что должен и за Эмбер заехать. Вы что, собрались нализаться до полусмерти, как какие-нибудь шлюхи?

Я покачала головой.

– Конечно же нет. Собираемся выпить по паре бокалов вина, но я не хочу после этого садиться за руль. Эмбер так загружена работой, и нам хотелось встретиться. Я думала, что ты вечером идешь в ресторан с клиентами.

– Ужин отменился. – Джексон довольно долго на меня смотрел. – Ты же знаешь, что она теперь – моя помощница. Как-то это неправильно, чтобы вы с ней дружили. А вдруг вас кто-то увидит вместе?

Жар пополз от шеи по моему лицу.

– Она мне стала как сестра. Пожалуйста, не требуй, чтобы я перестала с ней дружить.

– Наверх, – скомандовал Джексон.

Девочки принимали ванну. Я уже пожелала им доброй ночи.

– Не хочу, чтобы слышали дочери, – процедил сквозь зубы Джексон. – Придется снова поучить тебя уму-разуму.

Он схватил меня за руку, затащил в свой кабинет, грубо прижал спиной к стене и запер дверь. Расстегнул ширинку и, рванув меня за руку, вынудил встать на колени.

– Чем быстрее справишься, тем быстрее сможешь уехать.

Горячие слезы унижения текли ручьями по щекам, смывая косметику. Мне хотелось отказать ему, сказать, как он мне отвратителен, но я была напугана. Малейшее сопротивление могло привести к появлению пистолета.

– Прекрати плакать! Меня тошнит от этого.

– Прости.

– Заткнись и займись делом.

Потом он заправил рубашку в брюки и застегнул молнию.

– Тебе было также хорошо, как мне? – расхохотался Джексон. – Кстати, дерьмово выглядишь. Вся косметика размазалась.

Он отпер дверь и, не сказав ни слова, ушел.

Я, пошатываясь, добрела до ванной и умылась. Отправила эсэмэску Томми и попросила его заехать сначала за Эмбер, а потом вернуться за мной. Я не могла допустить, чтобы кто-то увидел меня такой.

Когда я наконец добралась до бара, где меня ждала Эмбер, мне ничего не хотелось так сильно, как излить душу, рассказать ей, каков Джексон на самом деле. Ее дружба дарила мне такое сильное чувство безопасности, что я чуть было не выложила ей всю правду про то, почему я опоздала. Но у меня не было слов. Да и что она смогла бы поделать?

Она смотрела на меня сияющими глазами, расспрашивала про мое идеальное супружество, а мне хотелось выложить ей жуткую правду. Но помочь мне она не могла, и потому не было никакого смысла откровенничать. Поэтому я поступила так, как уже давно научилась поступать: задвинула реальность в самый дальний угол сознания и сделала вид, будто моя чудесная жизнь такая и

есть.

 

Глава пятьдесят восьмая

В тот вечер, когда ко мне приехала Мередит и сообщила, что «Эмбер» – это не настоящее имя моей подруги, я поначалу поверила в объяснения Эмбер – поверила, что ее насиловал собственный отец и что она от него убежала. В конце концов, уж кто-кто, а я-то знала, что такое сексуальное рабство. Если бы я думала, что мы с дочками сумели бы выжить так, чтобы нас не разыскал Джексон, я бы с превеликой радостью взяла себе вымышленное имя. Но что-то в этой ее истории показалось мне знакомым. И вдруг меня осенило. Одна и та же фраза. «Мне так стыдно говорить тебе об этом». Эти же самые слова она произнесла, когда рассказывала о домогательствах своего начальника. Чем больше я об этом думала, тем подозрительнее мне казалось происходящее. Я решила довериться чутью и тайно провести расследование. Но при этом я сделала вид, что поверила Эмбер. У меня для этого были свои причины, а Мередит решила, что я повредилась рассудком. Она заехала ко мне на следующий день после неприятного разговора с Эмбер.

– Мне все равно, что она говорит, Дафна. Ей нельзя верить. Она самозванка. Сомневаюсь, что у нее есть сестра.

Между тем это не исключалось. Даже если Эмбер наврала про все остальное, сестра у нее должна была быть! Мне нестерпимо было поверить в то, что кто-то мог быть настолько жесток, чтобы разыграть пережитые страдания, равные тем, которые выпали на мою долю, и сочинить истории про сестру, сражающуюся со смертельной болезнью. Если так, то Эмбер была чудовищем. А моя лучшая подруга не могла быть чудовищем.

– Я ей верю. Не у всех есть такие возможности, как у нас. Иногда ложь – единственный выход.

Мередит покачала головой.

– С ней что-то не так. Очень сильно не так.

– Послушай, Мер. Я понимаю: ты просто пытаешься меня защитить. Но я знаю Эмбер. Ее тоска по сестре совершенно искренняя. У нее была тяжелая жизнь, и я ее понимаю. Пожалуйста, хоть немного поверь моему чутью.

– Думаю ты совершаешь ошибку, но дело твое. Надеюсь, она говорит правду. Надеюсь ради тебя.

Как только она ушла, я побежала в спальню, открыла ящик тумбочки около кровати и достала стеклянную черепашку, подаренную мне Эмбер. Осторожно взяв ее за краешки, я опустила ее в пластиковый пакет. Затем я зачесала волосы назад и собрала их резинкой в «конский хвост», нацепила бейсболку, козырек которой хорошо прикрывал лицо. Я надела джинсы и футболку. Я вышла из дома, имея при себе только бумажник и одноразовый сотовый телефон, купленный несколько месяцев назад. Я прошла пешком на две мили в глубь города. Вызванное мной такси ожидало меня напротив банка на Мейн-стрит. Я села на заднее сиденье.

– Мне нужно в Оксфорд. По этому адресу пожалуйста.

Я протянула водителю листок с адресом и откинулась на спинку сиденья. Я посматривала по сторонам – не заметил ли меня кто-то из знакомых. Мысли метались у меня в голове. Я обдумывала, что могут значить факты, обнаруженные Мередит. Мне было не по себе. Неужели наши отношения с Эмбер изначально были построены на обмане и притворстве? Она меня использовала ради моих денег или охотилась за моим мужем? «Притормози, – велела я себе мысленно. – Поживем – увидим».

Сорок минут спустя такси остановилось перед кирпичным зданием.

– Можете меня подождать? – Я протянула водителю стодолларовую купюру. – Я недолго.

– Конечно, мэм.

Я поднялась на четвертый этаж и нашла дверь с табличкой «Хэнсон. Частное бюро расследований». Это агентство я нашла в Интернете, воспользовавшись компьютером в городской библиотеке. Открыв дверь, я вошла в маленькую приемную.

За письменным столом никто не сидел, но тут открылась дверь, и в приемную вышел мужчина. Он оказался моложе, чем я ожидала. Аккуратная стрижка, умный взгляд. Он улыбнулся и пошел мне навстречу, протянул руку.

– Джерри Хэнсон.

Я пожала его руку.

– Дафна Беннет.

Шансов, что он был знаком с Джексоном и кем-то еще из нашего окружения, было немного, но я не желала рисковать.

Я прошла следом за ним в симпатичную комнату с яркими обоями. Хэнсон не стал садиться за стол. Он опустился в кресло, а мне указал на кресло напротив.

– Чем я могу вам помочь? Ваш голос по телефону звучал очень взволнованно.

– Мне нужно выяснить, является ли некая женщина, ставшая мне близкой подругой, тем, за кого себя выдает. У меня есть отпечатки ее пальцев. – Могли бы вы узнать, кому они принадлежат?

– Могу попытаться. Начну с криминальных баз данных. Если ее отпечатков там не окажется, я поищу людей, которые смогут помочь мне войти в частные базы данных – там могут оказаться отпечатки пальцев, взятые у этой особы при приеме на работу.

Я протянула Хэнсону газетную статью с фотографией Эмбер. Ее лицо я обвела кружком.

– Не знаю, поможет ли это. Она утверждает, что родом из Небраски, но я не знаю – может быть, она это выдумала. Скажите, сколько времени вам потребуется, чтобы что-то выяснить?

Хэнсон пожал плечами.

– Не больше нескольких дней. Если повезет, я смогу предоставить вам полный отчет. Для большей верности – в следующую среду.

Я встала.

– Огромное спасибо. Если будут задержки, сообщите мне. Если нет, увидимся в среду. В полдень – подойдет?

Он кивнул.

– Да, нормально. Послушайте, миссис Беннет, будьте осторожны, слышите?

– Не волнуйтесь. Буду.

Я спускалась по лестнице, и у меня было такое чувство, что я из кожи вылезу, если не буду двигаться. Я вспоминала все задушевные разговоры – ведь я делилась с ней частью себя. Джулия. Моя дорогая Джулия. Если Эмбер сотворила что-то, чтобы посмеяться над памятью о моей сестре, я не знала, что я с ней сделаю. Но может быть, все же произошло какое-то недоразумение.

Я села в такси и поехала домой. Теперь мне оставалось только ждать.

 

Глава пятьдесят девятая

– Все не так хорошо, – сказал Джерри Хэнсон, подвинув ко мне по столу коричневую папку. – Там есть на что посмотреть. Я хочу прогуляться и купить кофе. Примерно через полчаса я вернусь, и мы все с вами обсудим.

Я кивнула и открыла папку. Первым, что я увидела, была газетная вырезка с фотографией Эмбер. Ее глаза были густо подведены черным карандашом, волосы обесцвечены добела. Она выглядела сексуально, но грубо. Вот только звали ее не Эмбер. Ее звали Лана. Лана Крамп. Я прочитала статью и просмотрела все остальные документы в папке. К этому моменту у меня дрожали руки. Я покрылась холодным потом. От ощущения предательства у меня закружилась голова. Все оказалось куда страшнее, чем я предполагала. Она выдумала все. Не было ни больной сестры, ни отца-насильника. Я впустила ее в свою жизнь, в жизнь моих детей, подпустила к себе вплотную и рассказывала о таком, чего не доверяла ни одному человеку. А она меня разыграла – причем блестяще. Какой же дурой я была. Меня так ослепила тоска по Джулии, что я сама пригласила эту хищницу в мою жизнь.

У меня разболелось сердце. Она была преступницей, сбежавшей от наказания. А то, что она натворила, – это была демонстрация полного отсутствия совести и стыда. Как я могла этого не увидеть?

Здесь, на этих страничках, находилась вся ее жизнь. Передо мной нарисовалась совершенно новая картина. Бедная девочка из маленького городка, одержимая завистью и алчностью, хитрая и злобная. Она задумала план, а когда план сорвался, она отомстила. Там она тоже всех обвела вокруг пальца, перевернула с ног на голову жизнь еще одной семьи, навредила тем людям по полной программе и – убежала, смылась. А потом стала жить по подложным документам. Мурашки у меня по спине побежали, когда я подумала об исчезновении настоящей Эмбер Паттерсон. Уж не приложила Лана руку и к этому? Теперь-то я поняла, почему она всегда прячется от фотоаппаратов. Она боялась, что ее фотография попадется на глаза кому-то из ее другой жизни.

Открылась дверь кабинета, вернулся детектив.

– И как только женщина вроде вас сошлась с такой, как она?

Я шумно выдохнула.

– Это не имеет значения. Послушайте… Судя по этим документам, существует выданный ордер на ее арест. А что произойдет, если я позвоню в полицию?

Хэнсон откинулся на спинку кресла и сложил пальцы «домиком».

– Ее задержат, позвонят в полицию Миссури, отвезут туда. Будет суд.

– И какое грозит наказание за обман следствия и суда?

– В разных штатах по-разному, но обычно за это дают не меньше года тюремного заключения. За то, что она бежала, будучи освобожденной под залог, добавят еще.

– А что же случилось с тем несчастным парнем? Это повлияет на его судьбу?

Хэнсон пожал плечами.

– Что-то наподобие штрафных санкций к обвинению в преступлении не применяется, так что теоретически – нет. Но я уверен, что отвратительные намерения этой особы могут заставить поколебаться судью, который будет выносить приговор – даже если не прозвучит признание.

– Надеюсь, все это конфиденциально?

Хэнсон вздернул брови.

– Вы спрашиваете, обязан ли я донести на нее?

Я кивнула.

– Я же не судебный пристав. Это ваше дело. Поступайте как хотите.

– Спасибо вам. Послушайте… Это не имеет никакого отношения к Эмбер, но мне нужно, чтобы вы проверили еще кое-что для меня.

Я кое-что ему рассказала, отдала ему папку и уехала.

Потом взяла такси и попросила отвезти меня в банк в двадцати милях от дома, где у меня, тайно от Джексона, был заведен счет и депозитная ячейка. Я еще раз просмотрела содержимое папки, которую получила от Хэнсона, прежде чем убрать ее в ячейку. Мое внимание привлекла фотография женщины. Судя по всему, это была мать Эмбер. И тут я поняла, что еще натворила Эмбер, она же Лана. И это убедило меня вне всяких сомнений, что Эмбер-Лана точно также начисто лишена совести и стыда, как Джексон. И это понимание дало мне свободу. Это означало, что я имею полное право начать осуществлять план, который уже начал у меня зарождаться.

Нет, я не стану на нее доносить. Нет, она не вернется в Миссури, чтобы провести пару жалких лет в тюрьме. Она получит пожизненное заключение прямо здесь, в Коннектикуте.

 

Глава шестидесятая

Если меня чему-то научила жизнь с извращенцем-психопатом, так это тому как извлекать хорошее из самой ужасной ситуации. Как только я оправилась после потрясения, узнав о предательстве Эмбер, я поняла, что она может стать для меня ответом на все вопросы. Теперь сомневаться не приходилось: она воспользовалась мной для единственной цели: подобраться поближе к Джексону. Она манипулировала мной, чтобы получить работу в его компании и каждый день находиться рядом с ним. Но беда для нее была в том, что Джексона провести было не так просто, как меня. И как ни хитра и изворотлива была Эмбер, она обладала только половиной истинной картины. Она не знала, что он любит, что его заводит. Вот этим путем я и решила пойти. Я решила скармливать ей информацию, которая ей была нужна, чтобы он переключил свое извращенное внимание с меня на нее. Мало-помалу я начну играть с ней, как она играла со мной.

Нужно было все обставить так, чтобы Джексон возжелал ее сильнее, чем меня. Его деньги, его могущество, его умение все скрупулезно планировать – все это делало возможным единственный выход для меня. Он должен был меня отпустить. До сих пор у него не было для этого поводов. Это следовало изменить. Я решила соврать Эмбер, рассказать ей, что однажды Джексон мне изменил. Мне хотелось, чтобы она поверила, что в нашем браке есть трещина, что Джексона возможно соблазнить.

Была суббота. Мы встретились в «Barnes & Noble». Когда ко мне подошла Эмбер, я ее не сразу узнала.

– Ух ты! Ты выглядишь просто фантастически!

Ее волосы уже не были тускло-русыми – она стала пепельной блондинкой. Брови легли идеальными дугами над густыми, роскошными ресницами и веками, идеально подведенными тонким лайнером. Подчеркнутые румянами скулы, сияющие блеском губы довершали картину Передо мной сидела совершенно другая женщина. Она не теряла времени даром, преображая себя.

– Спасибо. Я ходила в салон красоты «Saks», и мне там помогли. Не могу же я работать в крутом нью-йоркском офисе и выглядеть, как провинциальная мышка.

Ну уж нет – это было преображение на уровне «Red Door» – салона куда покруче. «Интересно, откуда у нее такие деньги», – подумала я, а сказала:

– В общем, выглядишь чудесно.

Немного поболтав, мы перешли дорогу и отправились пообедать.

– Ну, как дела? Работа все еще нравится? – спросила я.

– Да. Я там так много нового узнаю. И я так рада, что Джексон дал мне такой шанс – взял меня на место Бэттли. Я понимаю: это было непросто для него, ведь они проработали рука об руку столько лет.

Надо было отдать ей должное: она совершенно не выдавала себя. Не знаю, как ей это удавалось, но когда Джексон всего через пару месяцев после того, как Эмбер начала у него работать, как-то раз вернулся домой и сообщил мне, что Бэттли ушла на пенсию, я заподозрила, что Эмбер к этому приложила руку.

– Она была потрясающая. Просто находка. Такая верная, такая преданная. А Джексон мне толком и не объяснил, почему она решила так рано уйти на пенсию. Ты, случайно, не знаешь?

Эмбер вздернула брови.

– Ну… она все-таки была в возрасте, Даф. Думаю, на самом деле она сильно уставала, но просто не признавалась в этом. Мне не раз приходилось ее прикрывать. – Эмбер наклонилась и заговорщицки добавила: – Если честно, то несколько раз я ее попросту спасла от увольнения. Однажды она ухитрилась стереть важную встречу из календаря Джексона. К счастью, я вовремя это заметила и восстановила запись.

– Как ей повезло.

– В общем, я так думаю она поняла, что пора уходить. И кроме того, она все время сокрушалась, что не хватает времени для внуков.

– Да, конечно. Ну да ладно, хватит про работу. Как у тебя дела на личном фронте? В офисе есть интересные парни?

Эмбер покачала головой.

– Да нет. Я уже не уверена, что когда-нибудь кого-то встречу.

– Ты не думала обратиться в службу знакомств?

– Нет. Я к этому не очень склонна. Все-таки очень верю в судьбу.

Ясное дело.

– Понимаю. Тебе хочется, чтобы было как встарь – «парень встретил девушку» и всякое такое.

Она улыбнулась.

– Да. Как у вас с Джексоном. Идеальная пара.

Я негромко рассмеялась.

– Ничего идеального на свете нет.

– На вас посмотришь, и кажется, что супружество – это легко и просто. У вас как будто до сих пор медовый месяц.

Вот тут мне и представилась возможность дать ей поверить, что и в раю бывают неприятности.

– В последнее время – нет. У нас уже целых две недели не было секса. – Я стыдливо опустила глаза. – Извини. Надеюсь, ты не против того, что я говорю о таком.

– Конечно нет. Для этого ведь и существуют подруги. – Эмбер повертела соломинку в стакане холодного чая. – Уверена: он просто устал, Даф. На работе – полное сумасшествие.

Я вздохнула.

– Если я тебе кое-что расскажу, обещаешь никому не говорить?

Эмбер наклонилась к столу.

– Конечно.

– Он мне изменял.

Она не успела скрыть радости – я все поняла по ее глазам.

– Шутишь? Когда это было?

– Сразу же после рождения Беллы. Я сильно поправилась и все время уставала. А у него появилась клиентка – молодая, хорошенькая, просто в рот ему смотрела, каждое слово ловила. Я встретилась с ней на корпоративной вечеринке. Стоило мне заметить, как она глазеет на Джексона, и я сразу поняла, что надо ждать беды.

Эмбер нервно облизнула губы.

– И как ты узнала?

Тут уж мне пришлось начать сочинять по полной программе.

– Я нашла ее трусики в нашей квартире.

– Ты серьезно? Он привел ее в вашу нью-йоркскую квартиру?

– Да. И я так думаю, трусики она оставила специально. Когда я устроила сцену, Джексон во всем признался. Умолял меня простить его. Говорил, что ему было в последнее время одиноко из-за того, что я проводила так много времени с малышкой, а эта девица ему постоянно льстила и всячески его ублажала. Он признался, что устоять перед этим обожанием было непросто.

– Вот это да. Как же это тебе, должно быть, тяжело далось. Но хотя бы вам удалось сохранить вашу любовь. Сейчас вы кажетесь очень счастливыми. И ему надо отдать должное – не стал изворачиваться и врать тебе.

Я почти что видела, как быстро вертятся в ее голове шестеренки.

– Думаю, ему самому было худо. Он поклялся, что больше такое никогда не повторится. Но теперь, похоже, происходит что-то похожее. Он постоянно допоздна задерживается, не хочет секса, какой-то рассеянный все время. Боюсь, что у него появилась другая.

– Я в офисе ничего подозрительного не замечаю.

– Никто не вертится около него больше обычного?

Эмбер покачала головой.

– Я не сказала бы. Но я за ним пригляжу и обязательно сообщу тебе, если что замечу подозрительное.

Уж я-то понимала, что она за ним приглядит – и даже более того.

– Спасибо, Эмбер. Мне настолько легче от того, что я знаю, что ты там, рядом, и все видишь моими глазами.

Она накрыла мою руку своей рукой и пристально посмотрела на меня.

– Я для тебя на все готова. Мы должны держаться вместе. Сердечные сестры, да?

Я в ответ сжала ее руку и улыбнулась:

– Да.

 

Глава шестьдесят первая

Организовать все не составило труда. Джексон с нетерпением ждал «Гамлета», и я знала, что он не пожелает терять дорогой второй билет. На самом деле, Белла вовсе не заболела, но я целенаправленно увернулась от похода в театр, надеясь, что мой супруг пригласит Эмбер. На меня он жутко разозлился. Мой телефон зазвонил в полночь.

– Не смей больше так делать, слышишь?

– Джексон, что случилось?

– Я хотел, чтобы сегодня со мной в театр пошла ты. У меня на тебя были планы после спектакля.

– Я была нужна Белле.

– Ты была нужна мне. В следующий раз, если ты нарушишь мои планы, будут серьезные последствия. Поняла?

Судя по всему, Эмбер плохое настроение Джексона не коснулось. Она позвонила мне на следующее утро и сказала слова, которые не могли меня не порадовать.

– Алло?

– Привет, Даф, это я.

– Привет. Ну, как спектакль?

Шуршание бумаг.

– Потрясающе. Первый раз побывала в театре на Бродвее. Наслаждалась каждой секундой.

А вот ее спектакль уже начал устаревать.

– Я рада. Что-то случилось?

– О… Ну, знаешь, я просто хотела тебе сказать, что, когда мы вышли из театра, было поздно, и мы остались ночевать в вашей квартире.

– Да?

Я придала голосу подобающую осторожность.

– Джексон меня уговорил остаться. Сказал, что глупо так поздно возвращаться домой, а потом утром рано вставать. Я в гостевой комнате постельное белье сняла и отнесла в хозяйственную комнату, чтобы ваша домработница знала, что белье надо сменить.

Какая умница. Не стала с ходу утверждать, что спала в гостевой комнате – тогда я могла бы подумать, что она все же переспала с моим мужем. Тем не менее этим разговором о постельном белье она давала мне понять, что ничего не произошло.

– Правильно, – сказала я. – Спасибо.

– И я позаимствовала твой красный костюм от «Армани» – ну этот, с золотыми пуговицами. Надеюсь, ты не против. Я ведь ничего не взяла с собой на утро.

Я лихорадочно соображала. Как бы я себя повела в такой ситуации, будь она по-прежнему моей подругой? Я была бы против?

– Конечно, я не против. Наверняка он на тебе отлично сидит. Оставь его себе.

Пусть видит, что для меня это пустяки, что у жены Джексона всего так много, поэтому я могу швыряться дорогими шмотками, как перчатками.

Я услышала глубокий, шумный вдох.

– Что ты! Я не могу его взять. Он же стоит две тысячи долларов.

Не прозвучал ли в ее голосе еле заметный укор?

Я заставила себя рассмеяться.

– Цену в Интернете посмотрела?

Довольно долгая пауза.

– Гм… Нет. Дафна, ты сердишься? Похоже, я тебя расстроила. Понимаю, не надо было мне ходить в театр. Я просто…

– Да ладно тебе, перестань. Я просто пошутила. Я очень рада, что ты пошла в театр. Сняла меня с крючка, как говорится. Ты только Джексону не говори, но Шекспир для меня – скука смертная.

На самом деле, это вовсе не было так, но я отлично понимала, что Эмбер обязательно воспользуется моей ложью себе на пользу.

– А про костюм – это совершенно серьезно. Пожалуйста, я очень хочу, чтобы ты оставила его себе. У меня вещей больше, чем я смогу хотя бы по разу надеть. Для чего на свете есть подруги?

– Ну ладно, если ты вправду так хочешь. Послушай, мне надо бежать. Джексон меня вызывает.

– Конечно. Но пока ты не убежала, скажи – ты в эту субботу свободна? Мы пригласили кое-кого из друзей на ужин, и мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже пришла. Хочу тебя кое с кем познакомить.

– О? С кем?

– С одним парнем. Познакомились в клубе. Холостой. Тебе, на мой взгляд, подойдет идеально.

А пригласила я Грега Хиггинса, наследника главы трастового фонда. Ближе к тридцати, невероятно хорош собой – и ему крупно повезло. Большую карьеру он сделать вряд ли мог. Отец отказался от надежды на то, что Грег потянет семейный бизнес, но все же выделил ему большой офис и высокую должность. Пребывая на этом высоком посту, Грег только тем и занимался, что подолгу обедал с клиентами и всячески их развлекал. По моим расчетам, он должен был непременно втюриться в Эмбер, и я хотела, чтобы Джексон это увидел. Грег Джексону был не ровня ни по каким параметрам, поэтому меня не пугало то, что Эмбер может им всерьез увлечься. Но при всем том на какое-то время он мог ее занять, поскольку должен был стать для нее пропуском в клуб, на гламурные вечеринки. Он мог бы ублажать ее до тех пор, пока она не достигнет своей главной цели. Кроме того, я рассчитывала на ее сообразительность. Ее роман с Грегом мог подогреть интерес Джексона.

Голос Эмбер потеплел.

– Звучит интересно. К которому часу приехать?

– Начинаем в шесть, но буду рада, если ты приедешь пораньше. Может быть – к полудню? Тогда мы понежились бы в бассейне, а часа в два начали бы чистить перышки. Привези одежду на вечер. Сможешь принять душ и одеться тут. И почему бы тебе не остаться здесь ночевать?

– Просто фантастика, спасибо.

Мне хотелось, чтобы Джексон увидел Эмбер в бикини и заметил, как она похорошела в последнее время. Я прекрасно понимала, что она явится, как модель со страниц каталога «Секрет Виктории».

Закончив разговор, я взяла теннисную ракетку и ушла. Я встречалась с Мередит, чтобы поиграть в теннис. Наши отношения оставались несколько натянутыми после ее конфронтации с Эмбер. Я знала, что Мередит сердится на меня за то, что я поверила в рассказ Эмбер про бегство от отца-насильника, но, увидев, что я не собираюсь менять свою позицию, она в итоге перестала со мной об этом говорить. Мне, конечно, было очень неприятно, что наша дружба с Мередит становится помехой моему плану, но впервые за десять лет для меня забрезжила надежда. Я не могла позволить, чтобы что-то встало на моем пути.

Всю следующую неделю я тоннами поглощала углеводы. Печенье, крекеры, чипсы. Джексон отбыл в деловую поездку и не мог мне помешать. Девочки страшно радовались обилию фастфуда в доме. Обычно Джексон инспектировал холодильник и шкафчики ежедневно и выбрасывал все, что хотя бы отдаленно напоминало фастфуд. Мне пришлось взять с девочек честное слово, что они не проболтаются. Пришлось скрыть мой образ питания даже от Сабин, которая однажды побежала докладывать Джексону, что я разрешила Таллуле поздно вечером смотреть кино. Но днем раньше я настояла на том, чтобы она взяла пару выходных, и ее радость перевесила чувство долга.

Мне нужно было обязательно поправиться на несколько фунтов к субботе, чтобы Джексон обратил внимание на то, насколько Эмбер лучше смотрится в купальнике, чем я. Просто поразительно – как быстро возвращается вес после того, как сидишь на диете и привыкаешь не потреблять больше тысячи двухсот калорий в день. Я вела уже четырнадцатый по счету дневник питания. Джексон проверял мои записи каждый день, а заполненные дневники хранил у себя в шкафу. Специальные такие заначки – чтобы я помнила, что он мной управляет. Время от времени я вписывала в дневник что-то из того, что не значилось в перечне разрешенных продуктов. Джексон был слишком умен, чтобы верить, что я не позволяю себе никаких поблажек. И если такие промахи с моей стороны случались, он заставлял меня пробегать пять миль на тренажерной беговой дорожке в нашем домашнем спортзале, а сам сидел рядом с тренажером.

Я еще не решила, записать ли какие-то излишества в дневник или приписать набор лишнего веса началу климакса. Мысль о том, что моя детородность снижается, должна была сделать Эмбер, в сравнении со мной, весьма более привлекательной.

Я уже забыла, как прекрасен вкус сахара. К пятнице у меня появился животик, и все тело как бы слегка припухло. Все упаковки, коробки, пакеты от фастфуда я сложила в большой мусорный мешок, увезла подальше от дома и выбросила в мусорный контейнер. Когда в пятницу Джексон вернулся домой, в кухне царил образцовый порядок. В самом начале десятого я услышала, как его машина подъехала к гаражу. Я схватила пульт и поспешно выключила телевизор. Вытащила из духовки жареную утку и поставила блюдо с ней на кухонный островок.

Когда Джексон вошел в кухню, я наливала себе бокал пино нуар.

– Привет, Дафна. – Он кивком указал на утку. – Я поел в самолете. Можешь это убрать.

– Как долетел?

Он взял бокал с вином и сделал глоток.

– Хорошо. Без происшествий. – Он сдвинул брови. – Пока я не забыл. Я просмотрел твою историю просмотров на Netflix. Оказывается, ты смотрела низкопробные сериалы. Кажется, мы об этом уже говорили.

Забыла стереть историю просмотров. Проклятье.

– Наверное, это автоматически включилось после того, как мы с девочками смотрели биографию Линкольна. Наверное, я просто не выключила Netflix.

Джексон посмотрел на меня в упор и кашлянул.

– В следующий раз веди себя более ответственно. Не заставляй меня отменять подписку.

– Конечно.

Джексон присмотрелся к моему лицу, прижал ладонь к щеке и надавил.

– Аллергия, что ли?

Я покачала головой.

– Не думаю. А что?

– Лицо припухло. Ты не ела сладкое? – Он открыл шкафчик, где стояло мусорное ведро, и заглянул туда.

– Нет, конечно. Не ела.

– Принеси свой дневник.

Я сбегала наверх и принесла дневник. Когда я вошла в кухню, Джексон просматривал шкафчики.

– Вот.

Он выхватил у меня дневник, сел и стал его просматривать, водя пальцем по страницам.

– Ага! – торжествующе выкрикнул он. – Это что такое?

Он указал мне на вчерашнюю запись.

– «Одна запеченная картофелина», – прочитала я.

– Картофель сразу превращается в сахар. Тебе это известно. Если тебе хочется быть свиньей и жрать картошку хотя бы жри сладкий картофель. У него хоть какая-то питательная ценность есть. – Он смерил меня взглядом с головы до ног. – Мне противно на тебя смотреть. Жирная свинья.

– Папочка?

На пороге стояла Таллула. Она посмотрела на меня с испугом.

– Иди сюда, обними папочку. Я просто сказал твоей мамочке, что ей пора перестать объедаться. Тебе же не нужна жирная мамочка, правда?

– Мамочка не жирная, – проговорила Таллула надтреснутым голосом.

Джексон перевел взгляд на меня.

– Тупая хрюшка. Скажи своей дочери, что нужно следить за тем, что ты ешь.

– Папочка, перестань! – расплакалась Таллула.

Джексон сердито вскинул руки над головой.

– Обе хороши. Я ухожу в кабинет. Уложи эту плаксу спать и зайди ко мне. – Он наклонился и прошептал мне на ухо: – Если ты все время такая голодная, я тебя кое-чем подкормлю.

 

Глава шестьдесят вторая

Эмбер взяла бутылочку лосьона для загара и вылила немного на ладонь. Намазав лосьоном руки и лицо, она протянула бутылочку мне.

– Намажь мне спину, пожалуйста.

Я взяла у нее лосьон, налила себе на руку и ощутила запах кокоса.

– Сядем на скамейку в бассейне? – предложила я, поскольку было жарко.

– Конечно.

Бикини Эмбер было, можно сказать, порнографическим. Сядешь чуть-чуть не так – и все прелести наружу. Я была рада тому, что Суррей увезла Таллулу и Беллу на весь день. Эмбер явно не пропускала занятий в спортзале, хотя теперь, когда она работала у Джексона, трудно было представить, как она может выкраивать для этого время. Я нарочно надела цельный купальник – обтягивающий и не скрывающий наметившегося животика. Как только Джексон на меня посмотрит – сразу все заметит.

Мы уселись рядом на скамью на мелководном краю бассейна. Вода была просто идеальная – восемьдесят пять градусов, и ощущение было чудесное. Я смотрела вдаль, на широкую полосу пролива и песчаный пляж. Так радостно было дышать соленым воздухом.

Из дома вышел Джексон, чтобы искупаться в бассейне.

– Привет, девочки, – поздоровался он с нами. – Надеюсь, вы воспользовались солнцезащитным кремом? Самое жаркое время дня.

Я улыбнулась.

– Я – да, а Эмбер, наоборот, намазалась лосьоном для загара.

– Я люблю загорать.

– Это потому, что ты молодая и не знаешь, что от солнца бывают морщинки.

Джексон ушел к трамплину и удивил меня тем, что повернулся к нам спиной и сделал идеальный прыжок из задней стойки. Решил покрасоваться? Когда он вынырнул, Эмбер захлопала в ладоши.

– Браво! Шикарно!

Джексон подплыл к краю бассейна, подтянулся, вылез и отвесил нам поклон.

– Ничего особенного, пустяки.

– Посиди с нами минутку, – попросила я.

Джексон взял полотенце из шкафчика около бассейна и сел в кресло напротив нас.

– Мне нужно немного поработать до ужина.

– Я могу чем-то помочь?

Джексон улыбнулся.

– Нет-нет. У вас выходной. К тому же, Дафна меня убьет, если я засажу вас за работу.

– Вот именно. Сегодня ты гостья.

– Мне жарко, – заявила Эмбер. – Окунусь.

Она оттолкнулась от подводной скамьи и скользнула в воду. Я не спускала глаз с Джексона. Тот смотрел на Эмбер. Она доплыла до ступенек и вышла, открыто демонстрируя Джексону свое мокрое тело и крошечный купальник.

– Великолепно, – проговорила Эмбер, глядя на Джексона в упор.

Она вела себя довольно дерзко.

– Что ж, мне пора за работу, – сказал Джексон, встал и направился к дому.

Эмбер вернулась ко мне и села рядом.

– Еще раз спасибо за то, что пригласила меня сегодня. Такая радость.

Она меня идиоткой считала?

– А когда все придут, напомни?

– Около шести. Мы можем расслабляться еще пару часов, потом примем душ. Я попросила Анджелу приехать к трем и сделать нам прически.

У меня были и другие планы на вечер. Мне хотелось, чтобы Эмбер увидела все маленькие радости, которые способны подарить деньги Джексона.

– Как чудесно. Она всегда тебя причесывает?

– Только тогда, когда мы принимаем гостей или идем на какой-то особый прием. Мы платим ей постоянную зарплату, поэтому, когда она мне нужна, она отменяет все свои остальные дела.

Я теперь смотрела на Эмбер иначе, поэтому заметила, как сверкнули искорки зависти в ее глазах. Но она быстро справилась с собой.

– Ух ты.

– Конечно, я стараюсь предупреждать ее заранее. Не хочу менять чьи-то планы.

– Сегодня будет весело?

Я вытянула ноги.

– Не сказала бы. Три супружеские пары из клуба и Грег – тот самый парень, с которым я хочу тебя познакомить.

– Расскажи мне о нем побольше.

– Ему за двадцать, ближе к тридцати. Светло-рыжие волосы, голубые глаза. Такой… типичный мальчик из дорогой частной школы.

Я рассмеялась.

– А чем он занимается?

– Его отец владеет трастовым фондом «Carvington Accounting». Грег участвует в семейном бизнесе. Денег у них море.

Мне удалось завладеть вниманием Эмбер.

– Вряд ли он мной заинтересуется. Небось привык к светским девицам и богатым невестам.

Это жалкое актерство начало мне надоедать. Но тут я увидела, как в выложенный плиткой внутренний дворик вышли два массажиста.

– У меня для тебя сюрприз. Нам обеим сделают шикарный долгий массаж.

– Только не говори, что им вы тоже платите зарплату! – воскликнула Эмбер.

– Нет. Они получают сдельно. Но мы с Джексоном жить не можем, если хотя бы два раза в неделю нам не делают массаж.

Это было не так, но мне хотелось, чтобы она позеленела от зависти.

Послеполуденное время пролетело в дымке радостей. После массажа, который длился целый час, я приняла ванну, а в это время Эмбер делали прическу. Потом она сидела рядом и болтала со мной, пока Анджела занималась моими волосами. К половине четвертого кое-кто из гостей приехал, и мы выпивали на крытой веранде с видом на залив. Грег, как я и ожидала, сразу влюбился в Эмбер. А я невольно сравнивала девушку, которая пришла когда-то на заседание комиссии фонда с этой утонченной и самоуверенной молодой женщиной. Никто, встретившийся с ней впервые, ни за что не решил бы, что ей тут не место. От нее пахло деньгами и утонченностью. Даже ее платье-«трапеция» от «Марка Джейкобса» на несколько миров отстояло от прежних костюмов-двоек, купленных в дешевом магазине L.L. Bean.

Я подошла к ней и Грегу.

– Как вижу, ты уже познакомился с нашей Эмбер.

Грег улыбнулся от уха до уха.

– Где вы ее прятали? В клубе я ее не встречал. – Он оценивающе глянул на Эмбер. – Я бы запомнил.

– Я в клубе не состою, – сказала Эмбер.

– Значит, вам просто надо туда прийти со мной. – Грег заметил, что бокал Эмбер пуст. – Вам налить еще?

Эмбер взяла его под руку.

– Спасибо, Грег. Вы такой джентльмен. Я пройдусь с вами.

Рука Грега легла на ее поясницу. Они отправились к бару. Я убедилась в том, что Джексон на них смотрит. Это был взгляд собственника. Этот взгляд говорил: «Ты мочишься на моей лужайке». Мой план работал.

Я подошла к нему.

– Похоже, Эмбер и Грег нашли друг друга.

Я-то видела, что Эмбер с Грегом просто играет, а Джексон видел другое: брызги феромонов, извергаемые Грегом.

– Она могла бы найти кого-то получше этого идиота.

– Он вовсе не идиот. Милый молодой человек. Весь вечер с нее глаз не сводит.

Джексон залпом допил свой бурбон.

– Он туп как пробка.

К тому времени, когда мы сели ужинать, Грег был полностью очарован. Эмбер уже успела обвести его вокруг пальца. Ей стоило только сделать вид, что она хочет пить, и Грег мгновенно давал знак официанту. Остальные женщины это тоже заметили.

Джейка, красавица-брюнетка, супруга одного из партнеров Джексона по гольфу, наклонилась ко мне и прошептала:

– Ты не боишься? Такая девица совсем рядом с его кабинетом – каждый день. Я знаю, он тебя любит, но, в конце концов, он же мужчина.

Я рассмеялась.

– Я верю в верность Джексона, а Эмбер – моя добрая подруга.

Я явно не убедила Дженку.

– Ну, как скажешь. Я бы ни за что не позволила Уоррену взять на должность помощницы такую красотку.

– Ты слишком подозрительна, дорогая. Мне не о чем переживать.

Грег уезжал последним. Он чмокнул Эмбер в щеку.

– До воскресенья. Заеду за тобой в полдень.

Когда он ушел, я повернулась к Эмбер.

– «До воскресенья»?

– Он пригласил меня пообедать с ним в клубе, а потом посмотреть «Кошку на раскаленной крыше» в театре «Плейхаус».

– Как мило. Ну ладно, я ужасно устала. Пойдем спать?

Эмбер кивнула.

Я отвела ее в гостевую комнату, которая находилась напротив нашей спальни. Мне хотелось, чтобы Джексон знал, что Эмбер поблизости.

Когда я вошла в спальню, он уже лежал в кровати.

– Хороший получился вечер, правда? – спросила я.

– Неплохой, если не считать этого тупицу Грега. Вообще не понимаю, зачем ты его позвала.

– Было бы неловко для Эмбер находиться одной рядом с супружескими парами. Грег довольно мил. Просто пьет многовато.

– Многовато? Да он просто пьяница. Мне противны люди, не умеющие держать себя в руках.

Я скользнула под одеяло.

– В воскресенье у Эмбер свидание с ним.

– Она слишком умна для него.

– Ну а мне показалось, что он ей нравится, – возразила я.

Отлично. Джексон уже ревновал.

– Не будь у него богатенького папочки, жил бы он в занюханной квартирке-студии над чьим-нибудь гаражом, – проворчал Джексон.

– Джексон, мне нужно попросить тебя кое о чем.

Он сел и включил свет.

– Ты знаешь, как я тоскую по Джулии. Эмбер мне стала почти сестрой. А ты, похоже, интересуешься ею не только с профессиональной точки зрения.

Джексон повысил голос:

– Минутку, минутку. Когда я давал тебе повод для ревности?

Я нежно коснулась его руки:

– Не сердись. Я тебя ни в чем не виню. Но я же вижу, как она на тебя смотрит. Она тебя просто обожает. И кто бы стал ее в этом укорять? – Интересно, у меня убедительно получалось? – Я просто не хочу, чтобы между вами что-то произошло. Всякий способен оступиться. Эмбер – моя единственная настоящая подруга. Если ты почувствуешь, что тебя к ней влечет, прошу тебя, не поддавайся чувству. Вот и все, что я хочу сказать.

– Не болтай глупостей. Меня не интересуют другие женщины.

Но я отлично знала этот его взгляд. Эту решимость в его глазах. Никто не смел говорить Джексону Пэрришу, что ему можно делать, а что нельзя.

 

Глава шестьдесят третья

Двойственность ситуации меня устраивала. Годы жизни с Джексоном меня кое-чему научили. Порой, конечно, было трудно осознавать, что Эмбер считает себя такой умной, а меня такой тупицей, но игра стоила свеч. Мучением и пыткой стала для меня поездка на выходные в дом на озере с девочками и Эмбер. Я жутко ненавидела поездки в этот дом. Моя мать находилась всего в часе езды оттуда, а Джексон запрещал мне приглашать ее. Он выбрал это нарочно – чтобы убедить мою мать в том, что я настолько зациклена на себе, что мне и в голову не приходит ее позвать в гости. А она, из чувства собственного достоинства, ни разу не попросилась в гости сама. Но приглашение Эмбер в дом на озере мне самой было необходимо для продвижения моего плана. В те выходные я скормила ей лакомый кусочек, на который она должна была клюнуть – по крайней мере, я на это очень надеялась. Я сказала ей о том, что Джексон отчаянно хочет сына, а я не могу ему сына родить. Кроме того, я вручила Эмбер ключ от нью-йоркской квартиры. Я понимала, что она очень скоро найдет повод воспользоваться ключом.

Когда утром в пятницу я получила от Эмбер эсэмэску в которой она спрашивала меня, можно ли ей воспользоваться квартирой в выходные, у меня возник план. Джексон всю неделю работал дистанционно, находясь в доме на озере, и портил жизнь мне и девочкам. Он не считал возможным отклоняться от привычного расписания и ритма даже в отпуске. Когда его там не было, мы могли проводить на берегу весь день. Ели, когда хотели, не ложились допоздна, смотрели кино. Но когда он находился рядом, мы обедали в двенадцать, ужинали в семь вечера, и девочки отправлялись в постель в восемь. Никакого тебе фастфуда, все только органическое и полезное. Мне приходилось прятать отобранные мной книжки и укладывать на тумбочку те, которые на эту неделю мне назначил прочесть Джексон.

Между тем на протяжении этой недели я совершала разные мелкие проступки, чтобы вызывать у Джексона раздражение. То возвращалась с купания в озере с размазавшейся тушью под глазами, то ходила непричесанная, то оставляла крошки на кухонном столе. Я могла точно сказать, что к пятнице он был близок к точке закипания. Мы пообедали, и я постаралась, чтобы между передними зубами у меня застрял кусочек шпината.

Джексон посмотрел на меня с отвращением.

– Ты свинья. У тебе что-то огромное зеленое в зубах торчит.

Я растянула губы и наклонилась ближе к нему.

– Где?

– Где-где… Пойди в зеркало посмотрись.

Он покачал головой.

Вставая, я нарочно стукнулась бедром о стол, и моя тарелка со звоном упала на пол.

– Что ты творишь? – Взгляд Джексона скользнул по моему телу. – Ты что, поправилась?

На самом деле, я точно поправилась. На десять фунтов. Но я пожала плечами.

– Не знаю. Тут нет весов.

– На следующей неделе привезу. Проклятье… Черт побери, чем ты тут занимаешься, пока меня нет? Набиваешь себе живот всякой дрянью?

Я взяла тарелку и пошла к раковине. Упавший кусок огурца я нарочно оставила на полу.

– Дафна! – рявкнул Джексон.

– Ой! Прошу прощения.

Я ополоснула тарелку водой и убрала в посудомоечную машину – причем поставила не той стороной в корзину.

– О, Джексон. Чуть не забыла. Сегодня к нам на ужин придут Лейны.

Я знала, что это станет последней каплей. Остальную часть года наши соседи у озера жили в Вудстоке, и их политические взгляды располагались левее Маркса. Джексон с ними в одной комнате находиться не мог.

– Ты это серьезно? – Он подошел ко мне сзади, схватил за плечи и развернул к себе. Мы стояли лицом к лицу. – Я на этой неделе был очень терпелив. Я мирился с твоей безобразной внешностью, беспорядком в доме. Но это уж чересчур!

Я стыдливо опустила глаза.

– Ой, какая я глупая! Я почему-то думала, что на этой неделе тебя не будет. Вот и перепутала даты. Прости меня.

Джексон громко вздохнул.

– В таком случае, я сегодня уеду домой.

– Я договорилась, что в эти выходные у нас почистят все ковры в доме. Не стоило бы тебе там находиться… Все-таки химия.

– Черт. Тогда поеду в нью-йоркскую квартиру. Так или иначе, надо в офис наведаться. Огромное тебе спасибо за то, что в очередной раз все испоганила.

Он почти бегом убежал в спальню и принялся собирать вещи.

А я решила, что эсэмэску Эмбер я отправлю завтра, как бы забыв отправить сегодня. Сообщу, что Джексон едет в квартиру и что ей, в итоге, не удастся там переночевать. Напишу, что забыла отправить, и выражу надежду, что она не испугалась, когда появился Джексон.

Зайдя в спальню, я швырнула на пол «Улисса» и заменила новеньким романом о Джеке Ричере. Растянувшись на кровати, я сладко потянулась. Сегодня на ужин будет пицца. Лейны к нам не собирались. Еще неделю назад они мне сообщили, что идут на концерт.

Через несколько часов зазвонил телефон.

– Какого черта ты вытворяешь?

– Ты о чем?

– Эмбер здесь! Что за игру ты затеяла, Дафна?

Я старательно разыграла изумление.

– Я отправила ей эсэмэску и предупредила, что ты едешь в Нью-Йорк и будешь ночевать в квартире. Погоди. Я сейчас посмотрю. – Я выждала несколько секунд. – Какая же я дурочка. Я не отправила это сообщение. Набрала и не отправила. Прости, пожалуйста.

Джексон выругался.

– Ты упорно пытаешься испортить мне выходные. Хочу только покоя и тишины. Нет никакого желания вести светские беседы с помощницей.

– Ну тогда скажи ей, чтобы она уехала. Хочешь, я ей позвоню?

Он вздохнул.

– Не надо, сам разберусь. А тебе большое спасибо!

Я отправила предыдущее сообщение и написала Эмбер еще одно. «Извини. Хотела сообщить тебе, что Джексон едет ночевать в Нью-Йорк. Может быть, тебе лучше уйти. Он не в лучшем настроении из-за меня».

Этого, по идее, должно было вполне хватить, чтобы Эмбер отнеслась к Джексону с сочувствием. А потом… Потом – раз, два, три! – и они окажутся в постели вместе.

 

Глава шестьдесят четвертая

Джексон влюбился. Видимо, Эмбер действительно хороша в постели. Он все чаще стал оставаться ночевать в Нью-Йорке, объясняя это тем, что работает допоздна. Только ради того, чтобы проверить свою теорию, после третьей ночи подряд я предложила ему приехать и составить компанию, но он отговорился и сказал, что будет в офисе до ночи. Все стало ясно и по поведению Эмбер. Она считала себя очень умной и думала, что я ни о чем не догадываюсь, но я отлично замечала, как они смотрят друг на друга, когда она приезжает к нам в поместье. Она даже фразы теперь заканчивала по-другому.

Во время нашей поездки в Лондон от Джексона пахло ее духами всякий раз, когда он возвращался с деловых встреч. По всей видимости, измена его подстегнула, и он начал требовать от меня секса чаще, чем обычно. И происходило это неожиданно, и сам секс тоже изменился – стал быстрее и грубее. В нем появилось что-то собачье. При этом Эмбер я говорила, что Джексон ко мне неделями не прикасается. Мне было нужно, чтобы она верила, что он без ума от нее и больше его глаза ни на кого не глядят. Только один раз я позволила взыграть гордыне и сообщить ей, что мы с ним только что переспали. Как же приятно мне было наблюдать за ее лицом, за ее шоком и гневом. Но тем не менее я опасалась, что Джексон может вскоре устать от нее и вернуться ко мне, будучи еще более одержимым сексом и психопатией. Моя единственная надежда была на то, что Эмбер вызывает у него те же чувства, какими он воспылал ко мне, когда мы с ним познакомились. Он должен был сосредоточиться на единоличном обладании ею. А Эмбер свою роль уже играла вовсю – она старалась превратиться в юную версию меня. Я заметила, что она стала пользоваться теми же духами, какие предпочитаю я, делать такую же стрижку. Даже цвет помады она копировала. А я продолжала снабжать ее оружием соблазнения. Но хватит ли всего этого? Почему она так долго не беременела? Но конечно, от беременности никакого толку не будет, если только она не зачнет мальчика. Еще одна дочь Джексону не была нужна совершенно.

А я старалась выглядеть как можно более жалко. Мне было нужно, чтобы Джексон видел в Эмбер идеальную замену мне. Я стала носить длинные панталоны вместо трусиков, чтобы потеть и приписывать это приливам жара. Я то и дело намекала на то, что у меня ранний климакс, чтобы он понимал – если останется со мной, то его мечта о сыне не сбудется. Но если с беременностью у Эмбер не получится, мне хотелось верить, что она найдет еще какой-то способ заарканить Джексона.

Из Парижа он вернулся в прекрасном настроении. Мне сказал, что Эмбер взяла несколько выходных, чтобы навестить подругу – чтобы у меня не возникли подозрения. Но я знала, что она была в Париже с ним. Я заметила, как он торопливо запихнул в чемодан какое-то нижнее белье.

Я почти спала, когда он вошел в спальню и включил лампу на тумбочке.

– Ты же не спала, нет?

Он подошел ко мне и встал рядом с кроватью.

– Спала.

– Я обижен. Я думал, ты ждешь меня. Ты же знаешь, как я скучаю по тебе, когда я в отъезде.

У меня начался нервный тик на правом глазу. Я натянуто улыбнулась.

– Конечно, и я по тебе скучала. Но я думала, что ты устал.

Медленная улыбка тронула губы Джексона.

– От тебя я никогда не устаю. Я тебе подарок привез.

Я села в кровати.

Это был тот самый красно-черный корсет, который я заметила у него в чемодане. Я взяла корсет, и на меня нахлынул запах «Несравненной». Этот поганый ублюдок хотел, чтобы я надела нижнее белье после его любовницы.

– А вот и чулки к нему. Вставай и надень их.

– А почему ты не хочешь, чтобы я надела что-то другое и удивила тебя?

Мне не хотелось, чтобы побывавшее на ее теле белье прикасалось ко мне.

Джексон швырнул мне корсет.

– Быстро! – Он схватил меня за руку и сдернул с кровати. – Руки!

Я подняла руки вверх. Он стащил с меня ночную сорочку, я осталась в трусиках.

– Ты жиреешь. – Он сжал двумя пальцами кожу у меня на животе и поморщился. – Скоро придется покупать тебе новый пояс для чулок. Ничего не планируй до конца недели. Будешь заниматься с тренером каждый день. В четверг ужинаем в клубе. Я купил тебе новое платье. Будет лучше, если оно на тебя сядет. – Он покачал головой. – Ленивая сучка. А теперь надевай наряд, который твой милый муж не поленился купить тебе.

Я натянула жесткую ткань на бедра и живот. Было туго, но все-таки получилось. Лицо у меня пылало от стыда. Пришлось смотреть в потолок, чтобы не расплакаться. Когда я пристегнула к корсету чулки, Джексон заставил меня сделать перед ним пируэт.

Он покачал головой.

– Дерьмово выглядит на тебе. – Он толкнул меня, и я упала. – На четвереньки.

Боль обожгла мои колени. Я в себя прийти не успела и услышала, что он расстегивает брюки. Он был груб и беспощаден, а у меня было такое чувство, что меня разрывают пополам. Наконец он встал и посмотрел на меня сверху вниз.

– Ты все еще самая лучшая, Даф.

Мое тело ослабело. Вне себя от злости, я рухнула на пол. Неужели все было зря? Неужели Эмбер успела ему надоесть? Но теперь, когда я позволила себе представить жизнь без Джексона, я не собиралась сдаваться. Ни за что. Так или иначе, я обрету свободу.

 

Глава шестьдесят пятая

Судя по всему Эмбер поставила Джексону ультиматум. Я слышала, как прошлым вечером он с ней шепотом говорил по телефону – объяснял, что ему нужно время. «Уж лучше бы она разыгрывала свою карту более правильно, – подумала я, – а не то все может сорваться». Джексон – не тот мужчина, которому можно угрожать. Днем раньше я видела ее, когда заезжала в офис, и все поняла. Она определенно была беременна, и срок был порядка трех месяцев. Мне было интересно – мальчик или девочка. Вряд ли я о чем-то в жизни молилась столь страстно после смерти Джулии.

Все мы во время ужина были тише воды, ниже травы. Из столовой время от времени доносились сигналы мобильного телефона. Кто-то посылал Джексону сообщения. В какой-то момент он встал, швырнул на стул салфетку и сердито вышел с веранды. Несколько минут спустя он вернулся. Эсэмэски приходить перестали.

Уложив девочек спать, мы смотрели документальный фильм о пингвинах. Около десяти вечера Джексон повернул голову ко мне и сказал:

– Пошли спать.

К моему превеликому облегчению, он помылся, лег и заснул. Я лежала в темноте и гадала – что происходит между ним и Эмбер. Вчера вечером у меня начались месячные. Я встала, чтобы принять таблетку от головной боли и тут же вернулась в кровать и заснула.

Мне казалось, что я вижу сон. Что-то яркое светило мне в глаза, и я пыталась отвернуться, но не могла пошевелиться. Я открыла глаза. Джексон сидел на мне верхом и светил мне фонариком в глаза.

– Джексон, что ты делаешь?!

– Тебе грустно, Дафна?

Я рукой заслонила глаза от света и повернула голову вбок.

– Что?

Он резко повернул мою голову так, что свет снова упал мне в глаза.

– Тебе грустно, что у тебя снова месячные? Еще один месяц прошел, а ребенка все нет.

О чем он? Неужели он каким-то образом узнал про спираль?

– Джексон, пожалуйста. Мне больно.

Он выключил фонарик, но я тут же ощутила прикосновение холодного дула пистолета к моей шее.

Он снова включил фонарик. И выключил. Он включал и выключал его, и не убирал пистолетное дуло от моей шеи.

– Ты каждый месяц тайком смеешься надо мной? Зная, как сильно я хочу сына?

– Конечно же нет. Я бы никогда не стала над тобой смеяться.

Слова вылетели из моей глотки еле слышным шепотом.

Джексон передвинул пистолет от моей шеи к лицу и прижал дуло к глазу.

– Трудновато будет плакать без глаза.

На этот раз он меня точно убьет.

Он передвинул пистолет ниже, провел дулом по моим губам.

– Джексон, пожалуйста. Подумай о детях.

– Я думаю о детях. О тех, которых у меня нет. О сыне, которого у меня нет, потому что ты – высохшая старая колода. Но не переживай. У меня есть решение.

Он передвинул пистолет к моему животу и вычертил на коже восьмерку.

– Все нормально, Дафна. Если уж ты не в состоянии выносить дитя здесь… Я решил, что мы можем взять ребенка.

– О чем ты говоришь?

Я боялась пошевелиться. Мне было жутко страшно – вдруг пистолет выстрелит?

– Я знаю кое-кого, кто должен родить, а она ребенка не хочет. Мы могли бы взять его.

У меня все тело напряглось.

– Зачем нам усыновлять чужого ребенка?

Я услышала, как щелкнул курок. Джексон наклонился и включил лампу на тумбочке, чтобы я все видела.

Он улыбнулся мне.

– Тут всего одна пуля. Давай посмотрим, что будет. Если я потяну спусковой крючок и ты останешься жива, мы возьмем ребенка. Умрешь – не возьмем. Справедливо же, правда?

– Пожалуйста…

Я в ужасе следила за его указательным пальцем. Затаила дыхание. Услышала щелчок. Воздух с шумом вылетел из легких, с губ сорвался крик.

– Хорошая новость. У нас будет сын.