Новость о разгроме армии Газдрубала быстро расползлась по всей Италии. Племена, некогда склонявшиеся в пользу Ганнибала, перестали оказывать его армии поддержку, отвернулись от пунийца, ожидая дальнейшего развития событий. Консул восстанавливал силы и готовился начать переброску своих легионов к Риму, имея трехкратное превосходство в силе над армией Ганнибала. Столица Республики продолжала сопротивляться.

На родине Ганнибала вспыхнули восстания, с востока в страну ворвались варвары, испанские колонии подверглись нападению иберийских племен. Все разом обрушилось на Карфаген. И разрешить задачи, брошенные африканскому государству, предстояло полководцу Ганнибалу, который несколько месяцев вел бесплодную осаду Рима. Положение было удручающим. Вот-вот могли возникнуть проблемы с провиантом, наемники, услышав о разгроме сил Газдрубала, начали подумывать о том, чтобы вернуться в родные края, ссоры вспыхивали внутри разноплеменной армии.

Барка помнил штурм Сагунта. Ганнибал был настоящим вождем, мудрым руководителем. Никогда не признавал свои ошибки перед подчиненными, но перед собой он оставался честен всегда. К совету зятя следовало прибегать во время переговоров, но не наедине с собой. Потому что в тот самый момент, когда Ганнибал не сумеет отличить свою ошибку от чужой, он проиграет войну Риму. Осада Сагунта - провальная операция. Победа досталась исключительно за счет численного превосходства над осажденными. Город должно было взять после того, как стены были пробиты в первый раз.

Ганнибал разбивал врага на поле брани много раз. Но вести осаду и штурмовать город ему пришлось лишь однажды. Защитники Рима теперь были в меньшинстве. Но Рим не Сагунт, он надежно укреплен, а сами его жители будут сражаться до конца.

Сенат так и не пошел на заключение мира, политика Ганнибала провалилась, потому оставалось два выхода - снять осаду или штурмовать город до прихода армии консула. Барка склонялся к первому. У Ганнибала не было опыта организации штурма, а ресурсы теперь были жестко ограничены, пополнить потери, которые понесет армия, он был не в состоянии.

Самым разумным в сложившейся ситуации было отступление. Оставить город, отойти на север Италии, маневром навязать консулу преследование и...

Неужели придется возвращаться в Африку ни с чем? Хуже - следом за собой Ганнибал приведет в Карфаген войну. Рим теперь не остановится, пока у их исторического соперника не останется никаких сил и средств к продолжению войны. Они захватят Карфаген, превратят его в свою колонию или выжгут землю вокруг, уничтожат город.

Все-таки штурм. Но если армия потерпит поражение, то обороноспособность Карфагена резко упадет. Рим захватит Испанию, беспрепятственно ворвется в Африку, как это уже было когда-то. Но тогда отец Ганнибала сумел противостоять врагам, он защитил свою страну, он разбил рабов, посмевших воспротивиться власти совета старейшин, сделал все от него зависевшее, чтобы Ганнибал победил в этой войне. Увы, усилия Гамилькара оказались напрасными.

Отчаяние охватило Барку. После стольких усилий, после стольких побед он терпит поражение, сокрушительное и решающее. Карфаген не сумеет подняться, участь его предрешена. Если Ганнибал снимет осаду, он продлит агонию родного государства, которая будет длиться может десять, а может сто лет, конец все равно будет один - гибель государства.

Может все-таки удастся собрать новую армию, нанять войска из дружественных племен? Может совет старейшин выделит средства из казны, сформирует в Карфагене новую армию, разобьет неприятеля в Африке и вышлет поддержку в Рим?

Пустые надежды, пустые мечтания - этого никогда не будет. Алчные правители Карфагена заботятся о своей мошне больше, чем о родной семье. Что им поражение в войне, что им гибель Ганнибала - все одно, главное выжить сегодня, завтра пускай разбираются те, кто проснется по утру.

Барка не видел выхода, вторую ночь он не мог уснуть. Неопределенность- что может быть хуже? Был ли у него шанс на победу или все уже решено - поражение неминуемо? Погибель ли ему предрешена или вечная слава? Отчего дар предвидения дан только богам, отчего человек должен мучиться, метаться, надеяться, а потом наблюдать за крахом, гибелью мечты?

Ответственность, которая была возложена на плечи Ганнибала его отцом, теперь казалась Барке неподъемным грузом. Все в его жизни делалось ради достижения конкретной цели - брак на иберийке, детство в армии, суровые самоограничения - все это ради крушения Рима. Теперь оказалось, что цель была недостижимой, старания были бессмысленны. Вина ли это Ганнибала? Или Гамилькара, который толкнул его на войну с Римом, заставил повторить свой путь героя-неудачника? Что толку от побед на поле брани, если достаточно проиграть одно сражение и следом за этим потерпеть крах о всех своих начинаниях?

Нерешительность была свойственна Ганнибалу с детства, но он боролся с ней, выдавливал из себя по капле. Отсюда и вся его неуступчивость, не всегда разумная. Пытаясь доказать себе, что он настоящий лидер, Ганнибал твердо руководил подчиненными, раз принятые решения не менял. С одной стороны, это неправильно - упрямство свойственно ослам, с другой стороны Ганнибал по долгу думал, прежде чем выбрать вариант, выбирал тщательно, отчего действия его оказывались выверенными и смертоносными. Но теперь чувство нерешительности вернулось - мерзкое гнетущее, заставляющее метаться человека, выбирая между чаном с кипятком и ледяной водой. Нырнув и туда, и туда несчастный погибнет, но даже неминуемость гибели не прекратит его метаний в момент перед прыжком. Именно так ощущал себя Ганнибал теперь - какое решение не прими, всюду ждет гибель и поражение, но даже этот выбор не получается сделать просто.

Барка закрыл глаза, лег на спину. Нужно попытаться уснуть, армия должна видеть уверенного в себе лидера, который не колеблется при принятии важного решения. Штурм или отступление - Ганнибал может сомневаться в душе, но всем своим видом обязан демонстрировать твердость.

...

Коллатин праздновал победу вместе со всем Римом. Теперь, когда Газдрубал разбит, а консул со своими легионами продвигается к городу, о мире не может быть и речи. Сенат был так близок к тому, чтобы принять опрометчивое решение. Страх перед пунийцем заставил сенатора рисковать жизнью собственной дочери. Рисковать таким полезным агентом само по себе глупое решение. Пунийцы и без того будут разбиты. Счастье, что мерзавцы сохранили Терции жизнь. После войны она станет главным инструментом, при помощи которого Коллатин будет избран консулом. В тот момент в руках у сенатора окажутся все ниточки, чтобы изменить законодательство Рима, закрепить свою власть, править до конца жизни. Главное не торопиться. Терция поможет.

Сказки о том, что Рим не станет терпеть абсолютной власти, не пугали Коллатина. Да, он смутно помнил легенды о том, как обошелся народ вечного города с последним царем, как была провозглашена Республика. Только в отличие от царей, сенатор сумеет убедить народ в том, что власть в их руках. Он сохранит функции сената, даже позволит им принимать не принципиальные решения самостоятельно. Но при этом, каждый раз, когда потребуется, Коллатин заставит проголосовать всех так, как ему будет нужно. С падением Карфагена легионы Рима отправятся в Грецию. Коллатин поведет войска, победит, заставит устроить себе триумф, распишет свои победы как венец стратегического искусства, внесет сам себя на страницы книги истории.

Но самое главное - шкатулка. Она останется в семье сенатора и будет передаваться из поколения в поколение. Если Терция переживет период становления Коллатина, она должна будет выйти замуж, потому что в ней сенатор видел истинную римлянку, ту, которая родит здоровых детей, способных продолжить его дело. Они отправятся на Балканы, поднимутся в горы и разгадают секрет этого предмета. Если над Римом когда-нибудь снова сгустятся тучи, потомки Коллатина сумеют его спасти. Потомки единоличного правителя Рима, победителя и великого полководца.

Мечты эти придавали немолодому Тарквинию сил. Они понадобятся Коллатину, если Терцию разоблачат, и она погибнет. Останутся еще две дочери, но на их потомство сенатор не возлагал никаких надежд. Ему придется жениться повторно и завести сына.

Коллатину посчастливится стать великим, свершить то, что не удастся никому и никогда - построить вечную Империю, которую никто не сумеет разрушить, потому что защищать ее будут силы, спрятанные богами внутри ларца Пандоры.

...

Главной новостью в Риме на протяжении уже нескольких недель оставалась победа консула над братом Ганнибала. Римлянки только о том и талдонили, что скоро голова Ганнибала окажется на колу напротив ворот Рима.

Терция, смирившаяся с тем, что любит врага ее народа, старалась не обращать на досужую болтовню внимания. Это же Ганнибал, трудности его не остановят, он справится, разобьет консула, а потом заставит римлян сдаться.

Но разговоры не унимались. Несколько мужчин вызвались сами спуститься в стан пунийцев и принести голову Ганнибала. Конечно, они напрасно бахвалились, но Терцию тревожили эти слова. А что если кто-нибудь из них действительно решится на подобный поступок? Что если Ганнибал не справится с консулом?

Брата Барки обезглавили - Терция об этом была наслышана. Так значит, та же участь ждет и отважного вождя пунийцев?

В минуты, когда подобные мысли посещали ее, Терция начинало усиленно повторять, что всё происходит во благо Риму. А потом вспоминала, что родной отец отправил ее к Барке, на верную гибель, а Ганнибал не стал убивать, он разгадал ее уловки, но отпустил.

Поступил бы отец так же с убийцей, подосланным к нему? Образ Лукреции тут же всплыл в мыслях Терции. Теперь мать не казалась ей мерзкой предательницей - напротив, она виделась мученицей, умершей за любовь, готовой пожертвовать собой ради близкого человека, а не бездушного каменного города.

Беспокойство за участь Ганнибала росло. Терция почувствовала необходимость увидеться с пунийцем, понять, что же такое было в этом человеке, что заставило ее так сильно тянуться к Барке.

Она часто подумывала о том, чтобы пробраться ночью к палатке Ганнибала, увидеть его. Может быть, тогда она снова наберется храбрости, сумеет убить его, человека, который причинил ее народу столько страданий.

О себе нужно забыть - думать только о народе. Поступать как раньше. Тогда станет легче, значительно легче.

Скоро придет консул и разобьет пунийцев, наваждение, охватившее Терцию, растворится. А голова Ганнибала окажется на колу, выставленная на всеобщее обозрение напротив ворот Рима.

Мысль эта отозвалась невероятной болью в груди девушки. Терция решилась - сегодня ночью она произведет еще одну вылазку, она должна будет увидеть Ганнибала и покончить с этим. Пока Барка жив, ей не будет покоя. Сегодня погибнет либо он, либо она. Умереть Риму Терция не позволит.

...

Набросив на себя черный балахон, Терция бесшумно миновала римские посты, подобно кошке спустилась с Капитолийского холма, перебралась через стену города и оказалась на Марсовом поле. Ганнибал расположил свои войска с противоположной стороны города. Здесь разбилось лишь несколько небольших отрядов, численность которых не превышала тысячи человек.

Терция учла ошибки прошлой вылазки в лагерь пунийцев, пробираться туда нужно не со стороны Рима. Ей предстояло обойти вокруг города и армии Ганнибала, чтобы благополучно достичь своей цели. Она должна была вернуться к рассвету домой и, чтобы путь не занял всю ночь, Терция побежала.

Веревку, при помощи которой она спустилась со стены, могли заметить римские караульные, но теперь уже поздно было об этом беспокоиться - оставалось бежать к Ганнибалу. За его головой.

Несмотря на спешку, у Терции получалось двигаться бесшумно, тем не менее, похоже, что пунийцы заметили какое-то движение у стен Рима - в лагере вспыхнули факелы. Терция побежала быстрее. Как назло выдалась лунная ночь. В кромешной тьме блеклый свет, отбрасываемый грустным ликом небесного тела, казался Терции слепящими солнечными лучами.

Она быстро подобралась к Тибру - переплывет на другую сторону и пунийцы ее не заметят. Правда путь, который нужно будет проделать, удлинится.

Но суматоха в лагере карфагенян быстро улеглась, факелы погасли, стало тихо. Терция пошла дальше.

Через полтора часа ей удалось обогнуть Рим с севера и, взобравшись на очередной холм, Терции открылся вид на лагерь карфагенян. Палатка Ганнибала располагалась на западной окраине.

Сам лагерь напоминал чем-то римский - прямоугольная стена из частокола окружала его, ворота располагались по всем четырем сторонам, за частоколом множество палаток. У ворот тоже сторожевые палатки.

Чтобы добраться до Ганнибала, Терции предстояло перелезть через частокол, в неудобном балахоне этого не сделать. Сняв же его она рискует быть замеченной - тоги черного цвета девушка отыскать не сумела, потому выбрала темно-бардовую.

Спустившись с холма, она стала вглядываться, стараясь рассмотреть пунийских сторожевых. У стен лагеря караул несли несколько солдат, наверняка кто-то был за стенами. Полагаться предстояло на удачу.

На полусогнутых ногах, практически гуськом, Терция стала пробираться к стене. Благополучно миновав самый опасный участок пути, римлянка достигла своей цели. За стеной никого не было - караульный то ли пренебрег своими обязанностями, то ли куда-то отошел. Повезло.

Терция сбросила балахон, подпрыгнула, чтобы ухватиться за верхний край частокола. Не получилось. Стена оказалось слишком высокой. В добавок ко всему, она очень шумно приземлилась на землю.

Девушка затаилась - вроде бы никто не услышал возни у стены. Но что делать теперь - ей не перебраться через стену без посторонней помощи.

В прошлый раз все было значительно проще - отец поручил ей убить Ганнибала, но возвращаться живой ей не приказывали. Терция позволила схватить себя, главное - добраться до командующего пунийцев, лишить того жизни. Но теперь все обстояло по-другому. Коллатин обязана была вернуться домой. Она не желала губить себя во имя Рима и отца. Тогда почему решилась совершить эту вылазку?

Терция осмотрелась по сторонам, в поисках того, что могло бы послужить подставкой. Много камней валялось у стен, но поставить их один на другой не представлялось возможным - то были необработанные валуны, они бы просто соскальзывали друг с друга.

Терция посмотрела на верхушку частокола - концы деревянных стен были заострены. Коллатин быстро придумала новый план действий.

Сняв свой балахон и завернув в него небольшой булыжник, девушка подпрыгнула и перебросила его через стену, придерживая рукой другой конец балахона, убедившись, что ткань зацепилась за острый наконечник, Терция резко потащила балахон на себя, уперлась ногами в стену и, подтянувшись на обеих руках, стала взбираться вверх. Ткань начала рваться, но пока с ролью импровизированной веревки справлялась. Терция сумела дотянуться до края частокола, перемахнула через стену, шумно приземлилась внутри лагеря пунийцев.

Вокруг было тихо, Терцию никто не заметил. Быстро представив вид лагеря с холма, Коллатин стала по памяти продвигаться к месту ночлега Ганнибала. Караульных она сумела обойти и меньше чем через десять минут добралась до палатки главнокомандующего пунийцев.

Здесь будет сложнее всего - карфагеняне приставили к палатке своего полководца надежную охрану - по два человека на севере и юге, еще двое несли посты по сторонам. Как обмануть их, Терция не знала, придется ждать смены караульных. Она затаилась и стала наблюдать за происходящим. Тишина, царившая вокруг, тихие трели сверчков заставляли глаза смыкаться, девушка начинала погружаться в сон. Караульные сменяться не собирались.

Но Терция подметила одну особенность. Солдаты иной раз огибали палатку и тихо обменивались какими-то замечаниями. Попробовать пробраться к Ганнибалу в тот момент, когда сторожа снова отойдут переговорить? Ничего другого не оставалось.

Действительно, через некоторое время караульный заскучал, отошел в сторону, побеседовать с солдатами, охранявшими вход в палатку. Терция стрелой метнулась вперед, бесшумно разрыла рыхлую землю у основания палатки и забралась внутрь, насколько возможно скрыв следы своего пребывания снаружи.

Ганнибал тревожно ворочался, что-то произнося вслух во сне. Свет луны четко очерчивал острое лицо Барки. Даже во сне пуниец был напряжен, казалось его сковали страдание и боль. Терция на корточках подошла к изголовью постели, вытащила из-под складок своей тоги нож. Он проснется, он наверняка проснется, потому что он сильный, опытный, спит чутко. Но Ганнибал не почувствовал ее присутствия. Лоб сморщен, веки дрожат, губы поджаты. Выглядел он словно измученный, сломленный человек, всю жизнь боровшийся с неведомым противником, но так и не сумевший его победить.

Терция догадалась, что этот противник Рим. Свое существование Ганнибал посвятил тому, чтобы уничтожить Рим. Она же жила ради того, чтобы его сохранить, защитить. Их цели были противоположны, но души родственны.

"Сейчас или никогда", - пронеслось в голове Терции. Она занесла кинжал, намереваясь уничтожить угрозу для Рима, для ее отца, но новое, до этого незнакомое ей чувство, не позволило ей погубить Ганнибала. Терция стало жалко пунийца, такого беззащитного. Он не убил ее тогда, она не лишит его жизни теперь. Девушка встала на одно колено рядом с Ганнибалом, приложила свободную руку к его щеке, а холодное стальное лезвие поднесла к горлу.

Пуниец проснулся. Пробуждение было мгновенным, стремительным - только что он пребывал в тревожном неведении и вот абсолютно трезвыми глазами взирал на мир. Он разглядел Терцию, узнал ее, посмотрел на лезвие ножа, приставленное к его горлу, презрительно усмехнулся. Оба молчали, Терция вглядывалась в черты лица Ганнибала, стараясь прочитать их, Барка равнодушно вперился в потолок палатки.

- Я помогу тебе, - прошептала Терция. - Через три дня я устрою пожар у южной стены. Тогда и начинай штурм.

Терция еще раз провела свободной рукой по щеке Ганнибала, убрала нож от горла пунийца и выскользнула во тьму, позабыв обо всем на свете. Сейчас она не помнила о том, что нужно прятаться от караульных, что если ее схватят, то не раобравшись, могут убить. Она запомнила размеренное дыхание Ганнибала, его спокойствие в тот момент, когда ему грозила смерть.

Она любила Барку, не знала почему, не знала за что, просто любила. Ради него она готова пойти на предательство, погубить и отца, и Рим, готова погибнуть сама.