Не смотря на то, что город ликовал, не смотря на радостное известие о скором прибытии армии консула, сенатор Коллатин ощущал какое-то смутное, нехорошее предчувствие. Он внимательно слушал рассуждения Туллия о плане ведения наступательной войны, о необходимости создания сильного флота, о том, что жители Рима должны повторить свой отважный поступок и начать строить корабли на собственные средства. Слушал, представлял себе, как ненавистный Карфаген падет, в то же время чего-то страшно боялся.

Терция сегодня спала необычайно долго, показалось ли ему, или ночью она действительно уходила? У Коллатина складывалось впечатление, что девушка что-то замышляла, не хотела делиться этим с ним. Интересно, могла ли Терция пойти против своего отца? Мог ли кто-нибудь привлечь ее на свою сторону, купить, пообещав богатства и власть? Нет, она была безразлична к деньгам, украшениям и социальному статусу. Она - верная супруга Рима. При слове супруга Коллатин почувствовал, как к горлу подступил комок. Он вспомнил Лукрецию, вспомнил все те старания, которые ему пришлось приложить, чтобы правда не выползла на белый свет. Коллатину удалось превратить историю в героическое сказание о верной супруге, покончившей с собой, после того, как над ней надругались. Неужели с Терцией может приключиться что-то подобное? Неужели она настолько похожа на свою мать, что смеет ночью бегать к любовнику?

Тарквиний слишком хорошо знал свою дочь, чтобы даже допустить такую возможность. Тогда куда она уходила ночью? И почему предчувствие беды не покидало его сегодня ни на секунду?

- Когда осада с города будет снята, - вещал Туллий, - следует приступить к подготовке новых легионов для похода в Африку. Карфаген должен быть разрушен, иначе строптивый пунийский народ рано или поздно в третий раз поведет свои войска на Рим.

А что Ганнибал? Есть ли у него шансы одержать победу в предстоящем сражении? Пуниец не собирался снимать осаду в ближайшее время, хотя ему было известно, что армия консула превосходит его численностью. Чего выжидал Барка теперь? Неужели рассчитывал победить? А ведь и правда, этот пуниец выигрывал и более сомнительные сражения, имея численно меньше воинов. Да, но здесь стены Рима, здесь силы легионам придаст сама земля. Неужели Ганнибал этого не понимает?

Возможен ли штурм? Может именно на это и рассчитывает пуниец - дождаться, когда римляне потеряют бдительность, уверенные в собственной безопасности, и атаковать. У него хватит солдат организовать приступ города. А уж хитрости пунийцу не занимать. Перед ним открывалась масса вариантов - устроить диверсию, посеять панику, пробить ослабленные западные стены. Что будет, если пуниец возьмет город? Как поведет себя консул?

Взятие Рима в первую очередь скажется на духе легионов. Смогут ли они одержать победу, когда будут знать - враг уничтожил их дома, взял в плен их жен и матерей? Хватит ли у них сил драться, зная, что пунийцы взяли Рим?

Коллатин вздохнул. Он разгадал причину тревожного предчувствия. Слишком беспечно стали вести себя защитники города, в то время, как силы следовало напрячь и быть бдительными как никогда раньше. Римляне праздновали, сенатор Туллий распинался про то, что же следует сделать после снятия с Рима осады. А ведь консул окажется у ворот города не завтра, и даже не через неделю. Ведь Ганнибал все еще стоит у ворот Рима, готовый в любой момент пожертвовать жизнью только ради того, чтобы город, наконец, пал. Можно ли мечтать о победе в столь тревожное время?

Туллий закончил выступать, сенаторы что-то шумно обсуждали, а Коллатин, действуя чисто интуитивно, встал и произнес речь. Он говорил о том, что время бед и лишений еще не прошло, что рано Туллий изливает дифирамбы о победе, что Ганнибал все еще у стен города, а защитникам грезится, будто пунийцы ушли.

- Теперь, когда победа близка как никогда, мы должны утроить число караульных, мы должны сами стать на стены города и бдительно следить за врагом. Потому что Ганнибал готовится к штурму Рима! - Коллатин закончил. Сенаторы стали аплодировать, смутное предчувствие беды растворилось в море общего признания. Беспокоила только мысль о Терции - куда же ходила дочка ночью. Но в настоящий момент это его не волновало. В настоящем он начинал создавать образ героя Коллатина, будущего победителя Македонии, спасителя Рима.

Советуя римлянам быть бдительными, сам Коллатин о бдительности забыл.

...

- Пусть думают, что мы отходим, - вещал Ганнибал. - Пусть им кажется, что угроза миновала. Суетитесь, готовьтесь к сборам - нам ведь известно, что армия консула больше, давать сражение у стен Рима - безумие. Мы уходим, мы бежим, мы испугались и дрожим. Они позабудут о своих обязанностях, позабудут о том, что должно делать сторожевым во время осады. Они будут ликовать. И тогда мы ударим.

Слушавшие Ганнибала пунийские командиры с сомнением переглянулись. Идея попытаться взять Рим штурмом, когда нигде в Италии нет вспомогательных отрядов, когда совет старейшин отказался оказывать армии Ганнибала хоть какую-то поддержку и полностью погрузился в разрешение своих проблем с варварами - не безумие ли задумка полководца карфагенян?

Всем вспомнился штурм Сагунта, когда чтобы взять город Ганнибалу пришлось собрать армию, во много раз превосходящую жителей числом. Сейчас же соотношение было иным. Да, римлян, способных держать оружие в руках и защищавших город, было меньше, чем пунийцев. Да, многие стены города были серьезно повреждены. Тем не менее - это были римляне, которые просто так не сдадут свою столицу. Даже если пунийцам удастся взять Рим, потери будут несоизмеримо велики в сравнение с теми незначительными выгодами, которые Ганнибал получит, добившись цели. Слово сената в этих условиях ничего не будет значить, римляне спрячутся на Капитолийском холме, и будут ждать прибытия консула. Обескровленная армия Ганнибала не выдержит сражения у стен Рима, пунийцев казнят или возьмут в рабство, последняя надежда Карфагена в лице Ганнибала погибнет, так и не захватив последний оплот врага - Капитолийский холм.

Ради чего тогда штурмовать, почему не разумнее отступить?

Ганнибал выслушал мнения своих советников, задумался. Сколько человек потеряет он, если беспрепятственно сумеет ворваться в город в момент, когда римлян застигнет врасплох пожар? Решится ли он дать сражение легионам с оставшимися в его распоряжении наемниками?

Ганнибал вспомнил голову Газдрубала, которую консул прислал ему. Он вспомнил гибель отца, сражавшегося во имя Карфагена. Вспомнил момент, когда держал руку над жертвенником и произносил свою клятву. Ганнибал посмотрел на ожог на запястье. Отступит - и война проиграна, возьмет Рим - и война проиграна. Но он исполнит свою клятву, он уничтожит врага Карфагена, а после будь, что будет. Рим должен быть обезглавлен. Когда придет консул, Ганнибал даст сражение. Если римлянам суждено будет победить, то победа эта достанется им дорогой ценой. Пускай совет старейшин после решает, стоит ли продолжать войну, когда Рим лежит в руинах, когда славный муж отечества погребен под этими руинами. Главное - Ганнибал исполнит свою клятву в полной мере - до конца жизни противостоять Риму и римлянам.

- Объясните все войскам, ночью через два дня мы возьмем Рим! - сказал Ганнибал. Командиры лишь устало вздохнули, удалились из его палатки.

...

Буря в душе Терции не утихла, а наоборот разбушевалась. Решение, казалось бы принято, но ведь ничего не помешает ей обмануть Ганнибала. Пускай глупый пуниец думает, что пожар будет устроен, пускай готовится к осаде, а Терция обманет его.

Погубить Рим своими руками - разве можно пойти на такой чудовищный поступок? Разве может она предать отца, народ, Отчизну? Люди, что жили с ней бок о бок все это время - разве можно поступить с ними так мерзко? Предательство - не самый ли страшный это грех, не самый ужасный проступок из всех, которые может совершить человек? Тебе верят, а ты все равно обманешь.

Она вспомнила Ганнибала, вспомнила выражение муки на его лице. Даже во сне он боролся с чем-то ей неведомым. Всегда трудиться на пределе возможностей, напрягать свои силы до максимума и никогда не отступать ни на шаг от задуманной цели, подменившей собой жизнь, занявшей место жизни, превратившейся в саму жизнь. Терция чувствовала, что эти слова обращены не только к Ганнибалу - они обращены к ней. Кто-то из них должен проиграть в конечном счете, либо он не сумеет погубить римский народ, либо она не сумеет его спасти. Но Ганнибал сильнее ее, Терция убедилась в этом дважды - он легко расправился с ней в первый раз, когда Коллатин пыталась его отравить, он не испугался во второй раз, когда она приставила нож к его шее. Ганнибал сильнее, он победит, в конечном счете. Так не проще ли прекратить страдания их обоих, не проще ли отдать себя всю служению не Риму, но живому человеку - Ганнибалу?

Служить мужу так же верно, как некогда она служила Риму. Слушаться его во всем, поделиться с ним своей любовью и получить хотя бы что-то взамен. Рим холоден и горд, он многоженец, но не любит никого. А Терция хотела стать не одной из тысячи, она хотела быть одной, ей требовалась забота, которой она не получила в детстве, оттого она и воспылала любовью к пунийцу, не дрогнувшему перед ее чарами, сильному и бесстрашному.

Но как же отец? Если он узнает, что Рим падет, что станет с сенатором? С какой-то мстительностью и озлобленностью Терция подумала: "Он умрет". Неужели она так плохо относилась к своему отцу, открыто презирала? Сенатор обучил ее всем премудростям,

"Нет, он меня использовал",

он привил ей любовь к Риму,

"Хотел, чтобы я беспрекословно ему подчинялась",

научил ее думать о всеобщем благе,

"Сам же заботился только о месте в сенате!"

Метания души - как же они измотали бедную девушку, как две противоположные силы измучили Терцию, довели ее до изнеможения. Погубить Рим, погубить себя ради Ганнибала? Или погубить Ганнибала, погубить себя, ради Рима?

Отец вернулся домой. Терция увидела, как сенатор проходит под ее окном. Он был доволен собой, не заметил дочки. Коллатин был счастлив, он имел право быть счастливым. Почему это право он отобрал у родной дочери?

...

Сенат прислушался к замечанию Коллатина - в ту же ночь число стражников на стенах было удвоено. Они несли вахту поочередно и обмануть их было практически невозможно.

Терция, пробравшаяся к южной стене, укрытая своим балахоном, который впрочем, здесь был бесполезен, наблюдала за перемещением караульных, прикидывая, как ей устроить пожар. Если римляне ее заметят, то Терции придется несладко. Хотя можно будет объясниться, соврать, выкрутиться. Все-таки сейчас она не в лагере пунийцев.

Но как устроить пожар, чтобы разом отвлечь всех воинов, заставить их покинуть свои посты и броситься его тушить? Главное, чтобы огонь вспыхнул сразу в нескольких местах. Только в этом случае у Ганнибала появятся шансы добиться успеха.

Посты римлян были разбросаны плотно, обойти их не удастся, тогда как быть? Скользя между стенами построек, Терция подобралась к телегам, на которых была разбросана утварь солдат. Возле них мирно дремало несколько легионеров. Устроить пожар здесь? Но они быстро проснуться, опомнятся и сумеют его потушить.

В сторонке у костра Терция увидела еще двоих солдат. Они не спали, видимо скоро предстояло сменить караульных, вели между собой беседу.

- Пуниец ушел - точно тебе говорю, - убеждал молодой конопатый солдат своего напарника постарше. - Сам видел, как его войска собирались днем. Скоро здесь будет консул, Пуниец понимает, что у стен Рима потерпит поражение.

Второй, похоже, не разделял точку зрения первого.

- Он хитрый, как лиса, его отступление очередная хитрость. Мне приходилось драться с Пунийцем, так если он что задумал, обязательно доводил до конца. Если стал у стен Рима, то будет стоять до тех пор, пока Рим не падет, - отвечал второй.

Первый хмыкнул.

- Пунийцы дикари и трусы. Их заботит только звонкая монета. Станут они рисковать жизнью, пытаясь взять Рим?

Довод подействовал, второй надолго замолчал, о чем-то рассуждая.

- А ведь и вправду - наемники понимают, что Рим им не взять, только погибнут напрасно. Прояви Пуниец настойчивость, они и от него избавиться могут.

Дальше разговор перешел на обсуждение неизвестных Терции личностей, видимо командиров и сослуживцев солдат. Девушка отошла от караульного поста на несколько шагов, окинула взглядом крыши построек, располагавшихся в этой части города.

Залить здесь все маслом и поджечь. Только такой пожар будет очень просто потушить. Нет, нужно что-нибудь хитрее. Тем не менее, Терция подобралась к запасам солдат, бесшумно стащила у них емкость с маслом, и, снова спрятавшись за постройками, вылила содержимое емкости на стену.

Она продолжила осмотр позиций обороняющихся, пытаясь найти еще одно уязвимое место. Неподалеку располагался деревянный сарай, использующийся как стойло для лошадей. Отличная цель, а главное огонь перекинется с него на близлежащие постройки.

Разгоревшийся сразу в трех местах пожар приведет обороняющихся в смятение, напугает их. Ганнибал беспрепятственно разрушит южную стену, ворвется в город и уничтожит Рим.

Спланировав все это, Терция достала из-под балахона заранее заготовленный факел, укрывшись за стенами сарая от глаз солдат, приготовилась его разжечь. В этот момент воспоминания о ночи, когда она в последний раз видела свою мать, всплыли перед ее мысленным взором.

Лукреция предала отца, тот сурово обошелся с ней, сурово, но справедливо. Мать смела ставить себя выше общины, ставить свою похоть над римлянами. Уж не повторяла ли тот же путь Терция, уж не туда ли вела ее дорожка, с которой - надумай она зажечь факел - свернуть будет нельзя?

"Одумайся, ты хочешь погубить Рим!" - закричала Терция про себя. Образ Ганнибала, теплый и манящий, оказался на одной чаше весов. Рим и отец стояли на другой. Но так ли это на самом деле? Ради Ганнибала, своего возлюбленного, устраивала Терция пожар? Или ради себя, ради желания стать женой Ганнибала? Да и есть ли у африканских варваров жены - скорее наложницей!

Все так, но Ганнибал ее не предал, он оставил ее в живых, он был сильнее ее, он единственный, кто достоин быть ее мужем! И ради этого нужно сжечь весь Рим?

Нет, на одной чаше весов оказалась Терция, на другой Рим, отец и Ганнибал. Она хотела выбрать себя, позволить себе проявить слабость, непростительную, ведущую к чудовищным последствиям.

Она практически решилась погубить своих соотечественников ради удовлетворения своей похоти, не любви. Терция едва не уподобилась Лукреции. Но та неприязнь, которую она всегда испытывала, вспоминая о поступке матери, та боль, которую вызывала мысль о том, как Лукреция обошлась с отцом - во время остановили ее.

Терция переломила факел, бросилась бежать домой, не обращая внимания на римских солдат, окликавших ее. Добравшись туда, она бесшумно забралась к себе в постель и тихо заплакала, думая о Ганнибале. Она не увидит его больше.

...

Шел третий час ночи, а пожар у южной стены все не начинался. Подчиненные Ганнибалу командиры отрядов явно выражали свое недовольство происходящим. Барка внешне оставался спокоен.

Все-таки девчонка обманула его. Следовала поднять тревогу, схватить ее и казнить. На что рассчитывал Ганнибал - на чудо? Римляне не отдадут свой город задаром.

- Какие распоряжения отдать войскам, Ганнибал? - поинтересовался один из командиров. В голосе слышалось плохо скрываемое раздражение.

- Пока никаких, - спокойно ответил Барка. Стенобитные орудия были готовы и спрятаны за холмом. Штурм можно начать хоть сейчас, но без пожара, без суматохи на позиция обороняющихся - получится ли взять столицу Республики?

А что будет дальше, что случится, когда сюда придет консул со своими войсками? Решение нужно принимать сейчас или никогда. Ганнибал либо штурмует Рим, либо отступит.

Барка мог быть нерешительным в минуты полусна, когда образы и видения роились в голове, мешали увидеть картину целиком. Но сейчас, когда Ганнибал четко и ясно осознавал происходящее, когда он понимал, чего ждут от него солдаты, чего ждет от него Родина, и что он должен сделать, чтобы исполнить клятву, данную отцу, отомстить за обезглавленного брата, Барка не станет колебаться.

- Готовьтесь к штурму, нанесем удар как и задумали, по южной стене, как только строение не выдержит, врываемся в город и истребляем римлян! - провозгласил Барка.

- Но они и хотели, чтобы мы атаковали с юга - это ловушка, - возмутился кто-то из подчиненных.

- Если бы так, римляне устроили бы фиктивный пожар, чтобы заставить нас ударить. Их шаг был продиктован практическими соображениями - они хотели направить наш удар в другую точку, зная, что южная стена действительно сильно пострадала. Ударим туда и победим!

Подчиненные не стали оспаривать решение Ганнибала. Очень скоро огромные массы людей, спрятавшиеся за холмами, слаженно и уверенно передвигаясь, направились к Риму. Стенобитные орудия разобьют укрепления римлян, теперь город падет. Или падет Ганнибал. Барка скрестил руки на груди и внимательно наблюдал за ходом штурма.

...

Взбудораженный посреди ночи Рим быстро пришел в себя. Каждый житель нашел дело. Кто-то схватил оружие, другие бросились помогать раненным, третьи что-то переносили, готовили материалы для баррикад, если враг сумеет прорваться внутрь города.

Сенатор Коллатин, которому сообщали последние новости о ходе штурма, понял, что нужно сделать последние и главные приготовления. Он должен поговорить с дочерью. Но сначала Тарквиний направился к себе в кабинет, и извлек из тайника шкатулку. В который раз он провел по ее гладкой поверхности ладонью, всмотрелся в незамысловатый узор, украшавший ее.

Последняя надежда Рима и Коллатина. Если Ганнибалу удастся взять город, Терция должна будет отправиться на Балканы, должна будет открыть шкатулку, узнать, что внутри нее. Коллатин окликнул слугу.

- Разбуди Терцию и приведи ее сюда. Мне нужно с ней поговорить, - отдал он распоряжения, поспешно снимая цепочку с ключом со своей шеи.