Ставицкий зашел в гостиницу первым, а за ним – Мальков и Гузак. Все трое остановились, увидев сидящих в креслах Арбенина и Зубарева.
Николай встал и шагнул навстречу:
– Все? Успокоился?.. Можем поговорить? Поверь, я не меньше твоего хочу жить мирно. Всегда можно договориться.
– Ну да… «Только б не было войны», – Ставицкий улыбнулся. – Войны не будет, Коля. Хочешь предложить мир на своих условиях?
– Это не условия – просьба, – мягко поправил Арбенин.
– Завтра к семи подъезжай в ДК, к служебному входу. Я дам тебе десять минут в своем выступлении – считай это жестом доброй воли… Потом посидим в ресторане, все обсудим.
Мальков непонимающе уставился на Ставицкого, а Гузак оживился:
– На сколько столик заказывать?
Но Ставицкий уже двинулся к лифтам, и его помощникам остается только следовать за ним.
– Как-то все подозрительно гладко – не кажется? – поинтересовался Зубарев, подойдя к Арбенину.
– Посмотрим, что он нам завтра скажет…
* * *
Ставицкий – в домашней одежде, слегка пьяный – открыл дверь своего роскошного двухкомнатного номера и увидел Малькова.
– Тоже не спится?
Мальков, неопределенно мотнув головой, шагнул в прихожую и заметил на журнальном столике початую бутылку коньяка и стакан.
– Когда не спится – сложно не спиться! – кивнул Ставицкий.
– Он показал силу, – Мальков не обратил внимания на шутку, – поставил условие… Мы согласились на переговоры… Извини, Витя, но это неправильно.
– А что нам остается? – раздраженно бросил целитель. – Пусть ездит за нами, выступления срывает?
– Только все отладили – и какой-то мудило хочет откусить наш «кусок пирога»?!
– Как ты говорил? «Ты командир – тебе решать». Мне это больше нравилось.
– Мы теперь коммерсанты, Витя! Они такие дела не прощают!
– Иди, спи, – Ставицкий вздохнул и, выпроваживая Малькова, улыбнулся через силу: – Может, еще все рассосется. Жизнь – такая штука, мало ли что может случиться…
Когда бутылка коньяка опустела, Ставицкий позвонил по телефону.
– Как ты?
– Все хорошо. Денис здоров…
– Виделась с ним? – послушав несколько секунд, Виктор криво усмехнулся. – И что, твой Арбенин получил то, за чем приходил?
– Я не знаю, зачем он приходил. Видимо, поругаться: стал кричать – я его выгнала… Он знает, что Денис – твой сын.
– Все еще любишь его?
Вера помолчала, потом тихо произнесла:
– Витя, ты пьян. Ложись спать.
– Не хочешь со мной говорить? А с ним? С ним хочешь?! Только ведь жизнь такая штука – никакой экстрасенс не угадает! Вдруг ему завтра кирпич на голову свалится? Или еще что-нибудь?.. И все! Не будет его… А я буду! Я всегда буду!
Из трубки послышались короткие гудки.
…Денис лежал в своей постели и ждал маму.
– Папа звонил?
– Папа. Тебе привет передал.
– Ничего он не передал… Я же знаю, когда ты обманываешь.
– Передал, – устало сказала Вера. – Спи!
– Когда ты обманываешь, у меня вот здесь как будто что-то стучит…
Вера, которая уже ложилась в свою постель, обернулась и растерянно посмотрела на сына, который тер висок. Она подошла к Денису, присела на край кровати.
– Ну что за глупости?.. Тебе просто кажется, что я обманываю.
– Я знаю, – настойчиво повторил мальчик.
Вера глубоко вздохнула, закрыла глаза и крепко обняла сына.
* * *
Настя сидела в монтажной одна и просматривала запись своей беседы с профессором Голиным.
«Во время этих экспериментов Виктор Ставицкий хоть как-то проявил свои уникальные способности?»
«Он пытался двигать предметы, читать мысли, даже изменять кислотность растворов…», – пожал плечами профессор.
«Но всегда что-то мешало?»
«Говорил, люди вокруг не дают сосредоточиться… Принес пленку, где он дома, один, «оживил» увядший цветок…»
«Дома? Один? – Настя тонко улыбнулась. – Очень удобно!.. Валерий Максимович, скажите честно: вы же понимаете, что Ставицкий – мошенник?»
«Я не могу этого утверждать…»
Настя остановила запись, уловив, что в монтажную кто-то зашел. Глеб Стукалов в модном летнем костюме кивнул на экран:
– Ну, как твоя «бомба»? Скоро взорвется?
– Работаю… Мне бы еще пару недель?
– Сколько?! – Стукалов взмахнул рукой и покачал головой. – Ты у «бомбы» часовой механизм подкрути – через три дня должна сдать репортаж. Не сдашь – закрываем тему.
Настя уныло отвела взгляд.
– Домой едешь? – более мягко спросил Глеб.
– В ближайшие три дня вряд ли…
* * *
Настенные часы показывали без пяти восемь.
На кухне суетился Юра Арбенин: заварил чай, нарезал хлеб и сыр, поставил на стол масленку, сахарницу…
– Это не считается! Мы договаривались на совместный ужин, а это – завтрак.
– Да-да, не считается! – рассеянно отозвалась Настя. – Не отвлекайся, думай: что у нас еще есть?
– Поговори еще с кем-то из лаборатории – там же не только этот профессор был. Пусть тоже расскажут, как Ставицкий облажался.
– И что это даст? – Настя пожала плечами.
– Надо менять тактику! Не говорить в лоб: «Он – мошенник». Главное, посеять сомнение! Считай этот репортаж не своим заявлением в прокуратуру, а одним из этапов борьбы добра со злом!
– Николай прав, – тяжело вздохнула Настя, – нужны не только слова – что-то конкретное!
Улыбка сползла с лица Юры, и он язвительно заговорил:
– Ну конечно: он же у нас умный! Только если б этот умник не рисанулся, ты бы сейчас могла использовать запись той тетки, где она разложила всю их схему по полочкам!
На холодильнике зазвонил телефон.
– Не спится кому-то… Да?.. О! Ну, как там?
– Вечером иду в ресторан с самим Виктором Ставицким! – послышался в трубке сквозь помехи междугородней связи голос Николая. – Что-то мне подсказывает, мы обо всем договоримся: у него уже имя, поклонники – по большому счету, я ему не конкурент… Сегодня же сходи на рынок, к Ларисе с Ревазом – они хотели в этом участвовать, придется взять их в долю. А что делать? У Ларисы остались связи в филармонии: скажи, дней через десять могу уже выступать, пусть договаривается…
Все это время Настя сидела в углу и по односложным Юриным ответам пыталась уловить содержание разговора.
– Понял, все сделаю, – Юра покосился на девушку и сказал: – Мы тут с Настей завтракаем… Ей привет передать? Тебе от Коли привет.
Лицо журналистки вытянулось, она вскочила и кинулась к Юре:
– Не клади трубку! Дай мне!.. Алло? Доброе утро!.. Если честно, дела не очень: поставили срок – через три дня должна сдать репортаж. Всю ночь работала, утром зашла к Юре – вот, сидим… думаем… Ага… Удачи вам.
Она положила трубку, явно чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Юры.
– Ты так сказал… Он мог подумать, что я тут ночевала!
– И что?
Настя, не ответив, улыбнулась и кивнула в сторону прихожей:
– Доброе утро.
В кухню, с интересом посматривая на Настю, вошла Анна Владимировна.
– Знакомьтесь. Настя, это – мама… Мама, это – Настя… – выдержав многозначительную паузу, Юра добавил: – Она тут не ночевала. Зашла утром, сразу после работы.
Глаза Анны Владимировны расширились.
– Я журналистка! – поспешно пояснила девушка. – Мы тоже ночью работаем.
* * *
В минском ДК уже собрались люди, но в зал пока не пускали.
Гузак бросил взгляд на наручные часы, оглядел сцену и вдруг заметил, что микрофонная стойка находится почти у самого края. Он хотел перетащить ее в центр, но появившийся Ставицкий рявкнул:
– Леня! Поставь на место!
– Хотел как лучше, а получил – как всегда, – пробурчал Гузак и, вернув микрофон на прежнее место, ушел за сцену.
Ставицкий подошел, посмотрел наверх и перенес стойку чуть ближе к краю сцены, точно под железные блоки-противовесы.
Вскоре началось выступление.
На край сцены перед Ставицким зрители то и дело клали записки, и целитель время от времени брал и зачитывал по нескольку штук.
– «Теперь я снова могу видеть», «благодаря вам хромота прошла», «сейчас у меня снова растут волосы, спасибо вам огромное»…
В третьем ряду сидела полная женщина в кофте и одной рукой держала блокнот и сумку, в которой рылась в поисках ручки. Простоватый круглолицый мужчина с усами, сидевший через кресло от нее, заметил упаковку «Дибазола».
– Конечно, мне радостно это читать, – признался на сцене Ставицкий. – Но я здесь не для того, чтобы принимать благодарности, а для того, чтобы помочь вам…
Целитель закрыл глаза, развернул ладони параллельно полу и постоял так несколько секунд.
– Сегодня странная энергетика зала… Есть люди, которые не верят мне, считают проходимцем… Ну, что ж… Для начала это надо исправить.
Он обвел взглядом притихший зал и на мгновение остановился на круглолицем усатом мужчине. Тот сидел, подперев рукой подбородок и поглаживая пальцами щеку, а второй убрал прядь волос за ухо. Ставицкий вгляделся в лица зрителей первых рядов и обратился женщине в кофте, которая только что закончила писать записку.
– Спрячьте записку, я и так могу вам все рассказать. Если вы не измените образ жизни – вас ждут серьезные проблемы с сердцем. Пока у вас только гипертония, инфаркта еще не было… Я прав?
Женщина в кофте изумленно воззрилась на Ставицкого и коротко кивнула.
– Встаньте, скажите всем: я прав?
Зрительница встала, вновь кивнула:
– Давление сто сорок на девяносто…
Зал оживленно загудел.
– Как вы узнали? – крикнул круглолицый усатый мужчина.
– Не узнал – просто увидел. Если честно, я и сам не знаю, откуда у меня этот дар… – Ставицкий кротко улыбнулся. – Просто доверьтесь мне. Доверьтесь, и я помогу вам себя исцелить.
Затем настало время знаменитого аттракциона.
Арбенин и Мальков подошли со стороны служебного коридора как раз вовремя – разыгрывалась финальная сцена.
– Остался портсигар… Он где-то здесь, рядом… Сейчас… Он где-то совсем близко…
– Жди, – бросил Мальков Николаю. – Тебя позовут.
Николай шагнул было к боковым кулисам, чтобы видеть происходящее в зале, но Мальков встал у него на пути.
– Не надо смотреть.
– Боится сглаза? – Николай посмотрел на высоченного Малькова снизу вверх, усмехнулся и отошел в сторону.
Тем временем в зале воцарилась гробовая тишина.
Ставицкий с микрофоном в руке стоял в центральном проходе, у дальних рядов, лицом к сцене. Открывал глаза, словно выйдя из транса, устремился вперед и широким жестом указал на девочку лет пяти.
– Портсигар у вас, милая леди!
Восхищенная девочка радостно подпрыгнула, схватила с сидения портсигар и подняла его над головой. Зал загудел, оживился, ассистент забрал у девочки портсигар и отдал хозяину.
Ставицкий поднялся на сцену и укрепил микрофон на стойке.
– Мы встретимся снова минут через десять. А пока я хочу представить вам одного человека… Встречайте!
Он пошел к боковым кулисам навстречу Арбенину и шепотом предупредил:
– Микрофон не трогай – плохо работает.
Николай коротко кивнул. Виктор, приобняв его за плечи и широко улыбаясь аплодирующим зрителям, подвел его к микрофону.
– Мы познакомились пять лет назад, в специальной лаборатории по изучению экстрасенсорных способностей человека… Впрочем, он сам о себе расскажет.
Широким жестом указав на Арбенина, целитель ушел за кулисы и там обернулся. Он уже не улыбается – взгляд жесткий и холодный, скользнул по веревке в месте соединения блоков-противовесов.
– Добрый вечер. Меня зовут Николай Арбенин. Мой друг Виктор Ставицкий любезно подарил мне целых десять минут своего выступления. В отличие от него, я не могу помочь всем сразу – да и десяти минут на всех не хватит…
Ставицкий тяжело задышал, пот заструился по лицу, блоки поползли вниз – вот-вот веревка не выдержит натяжения и противовесы рухнут на Николая…
– Я попробую помочь кому-то одному. Здесь, сейчас, на ваших глазах.
Виктор вдруг резко потряс головой и уставился в пол. Блоки остановились. Целитель круто развернулся и буквально побежал к выходу в служебный коридор.
Мальков, заметив это, тяжело выдохнул и пошел следом.
Николай некоторое время помолчал, глядя на подростка в инвалидной коляске в самом конце зала.
– Юноша на коляске здесь не один?
– Я с ним! – отзывается какая-то женщина.
– Кто-нибудь из мужчин, помогите поднять коляску на сцену…
…Виктор стоял в конце коридора, мрачный и злой, опершись руками о стену и опустив голову.
– На сцену скоро – куда убежал? – проговорил подошедший Мальков. Не дождавшись ответа, он шагнул ближе: – Слушай, раз этот урод тебя так бесит… Давай я позвоню Зинчуку? Это мой сослуживец, у него здесь команда… Он все устроит.
– Я не убиваю людей, – глухо отозвался Ставицкий.
– Кто говорит: убивать? Чуть-чуть покалечим…
– Я не убиваю людей! – повернувшись, рявкнул Виктор.
– Тихо-тихо… – Мальков успокаивающе выставил ладони. – Не ори!
Ставицкий бросил на него хмурый взгляд и пошел обратно – к двери, ведущей на сцену.
* * *
Рынок заканчивал работу. Кто-то уже убрал вещи с прилавков, кто-то еще пытался что-то продать немногочисленным покупателям. Юра Арбенин и Реваз Микая с большими сумками в обеих руках шли по проходу между рядами.
– Ты же сам предложил! – раздраженно сказал Юра. – Это твоя идея!
– Идея денег не ест, – буркнул грузин, – у меня таких идей в голове…
– Зачем тогда обещать?! – Юра с характерным акцентом передразнил: – «Э-э, дарагой, денег дам, Лариса моя знакомства подключит»…
– Не обещал я – вслух размышлял, – Реваз досадливо поморщился.
– Предупреждать надо! Коля уверен, что ты с Ларисой все обсудил, что вы в деле!..
Грузин лишь сокрушенно покачал головой.
– Реваз, надо помочь! Мы на тебя рассчитывали!
– Ладно, – вздохнул тот, – будет удобный момент – поговорю с ней…
– Нет у нас времени ждать: у Коли уже все на мази!
Дойдя до своего «жигуленка», Реваз открыл багажник, а Юра подхватил сумки и помог поставить их внутрь.
– Реваз, ты же мужик?
– Ну? – насторожился грузин.
– Вы с Ларисой партнеры – у вас все пополам… Дай нам денег из своей доли?
– Э-э, я – мужик, а не чмо!.. У нас не «все пополам» – у нас все вместе!
Он постоял некоторое время, что-то обдумывая, а потом решительно направился к прилавку Ларисы.
– …Ларунчик, это ж – совсем другой масштаб! Другие деньги!..
– Закрываем точку, – принялась перечислять та, – срочно скидываем товар, все деньги вкладываем в Колины концерты и сидим ждем: вдруг мы опять что-нибудь заработаем? Я правильно поняла? – обратилась она к подошедшему Юре.
– Да нет, здесь… Вариант стопроцентный!.. Если будет начальный капитал…
Лариса кивнула на затаившего дыхание грузина:
– Чем ты его по голове бил, что он мне все это вслух сказал?! Наверняка чем-то тяжелым! – Она посмотрела на Реваза, чуть не испепелив его взглядом. – С тобой мы дома поговорим!
Лариса рывком застегнула стоящую на прилавке сумку, дав понять, что разговор окончен. Реваз встретился глазами с Юрой и с виноватой улыбкой развел руками.
* * *
В зале воцарилась тишина, кто-то привстал с места, наблюдая за происходящим на сцене. Слава Дорохин сидел в инвалидной коляске – обе руки скрючены, голова неестественно вывернута. Ставицкий посмотрел ему в глаза, медленно провел рукой вдоль тела парня, примерно в полуметре… Мать подростка замерла за спинкой кресла.
Неестественно громко прозвучал голос круглолицего усатого мужчины:
– Долго еще?! За что мы деньги платили – смотреть, как он на сцене стоит?!
По залу пронесся гул – кто-то из зрителей шикает, кто-то выражает одобрение.
Лицо Николая покрылось потом, даже водолазка взмокла и прилипла к телу, руки задрожали – но он все смотрел и смотрел на Славу. Потом взял его скрюченную руку в свою ладонь, тронул запястье мальчика и, словно разглаживая кожу, провел по руке больного вверх, к локтю.
– Ставицкого сюда!.. – снова крикнул «подсадной». – Мы за него платили! А не за этого…
Зрители загомонили еще громче, тут и там слышались возмущенные возгласы!
– Правда, долго еще?!
– Он что, встанет и пойдет?
– Ага… Иисус Христос, блин!..
Ставицкий, наблюдавший из боковых кулис, едва заметно усмехнулся.
Николай никак не реагировал на крики, шум, смешки – он был полностью поглощен своим занятием и уже с трудом стоял на ногах. Вдруг он убрал руки от мальчика и спокойно сказал в микрофон:
– Сейчас не встанет – это не так быстро. – Затем Арбенин обратился к матери Славы: – Он мог шевелить пальцами?
– Только руками, пальцами – нет…
– Подними правую руку, – улыбнулся Николай подростку.
Тот приподнял правую руку со скрюченными пальцами, согнул ее в локте. В зале притихли.
– Смотри мне в глаза, – негромко заговорил Арбенин. – Не спорь… не бойся… ни о чем не спрашивай… Просто делай, что я говорю… Сожми пальцы в кулак… Сожми. Пальцы. В кулак.
Скрюченные Славины пальцы, дрожа от напряжения, начали движение, медленно сжимаясь в кулак… Его мать вскрикнула, но Николай приложил палец к губам. Мальчик потрясенно уставился на свои движущиеся пальцы – кажется, он не до конца верил своим глазам.
– Разожми кулак.
Пальцы выпрямились – нормально, как у всех людей…
По щекам подростка потекли слезы, мать зарыдала, зажав рот рукой. Зрители оживились, загудели.
– Это не навсегда, – сказал усталый донельзя Арбенин, – день-два, возможно – неделя… Потом будет как раньше. Лечение – долгий процесс…
Стоявший в боковых кулисах Ставицкий уже не улыбался.
– Подсадной! – вдруг крикнул круглолицый усатый мужчина. – Парень – актер, стопудово!
Николай взглянул в его сторону и хотел что-то сказать, но развернулся и молча ушел со сцены.
* * *
В ресторане, за столом, отделенным от остального зала, сидели пятеро: Ставицкий, Мальков, Гузак, Зубарев и Арбенин. Николай был опустошенный и заторможенный.
– Будешь так тратиться – никакого здоровья не хватит! – улыбнулся ему Ставицкий. – И чего добился? Половина зрителей подумали, что парень – актер, остальные вообще не увидели, как он пальчиками шевелит. Мелкая моторика – не для сцены!
– Хватит об этом, – устало проговорил Арбенин.
– Ты правда надеялся: он встанет и пойдет?.. Запомни на будущее: когда рядом зрители, нельзя рисковать – делай только то, в чем уверен!
– Спасибо за совет… Давай о наших делах?
– А какие у нас дела?
Николай поднял глаза на Виктора – спокойного и чуть вальяжного, на губах его играла привычная едва заметная улыбка.
– Я все равно буду выступать – это вопрос решенный. Поговори с Гудовским: мне нужен всего один эфир – чтоб пошли первые зрители…
– Не соглашусь – так и будешь ездить за мной, пакостить, выступления срывать? – предположил Ставицкий. – Пока вся страна ни поймет, что Виктор Ставицкий – мошенник… Ни черта не может – только людям мозги пудрить!
– Теперь я знаю, что это не так, – признался Николай. – Раньше не знал, извини.
– Ого! – наигранно восхитился Виктор. – Ну, спасибо… Как в том анекдоте?.. «Извините, сэр». – «Он уже умер». – «Лучше поздно, чем никогда»…
– Не надо нам воевать, – Арбенин покачал головой, – обоим только хуже будет.
Ставицкий задумчиво кивнул:
– Ну да… По большому счету, нам делить нечего: страна большая, людей много…
– Вот это правильно! – оживленно вклинился Гузак. – Жить надо дружно: зрителей на всех хватит!
Он подхватился с места навстречу официанту и помог ему переставить с подноса на стол графин с коньяком и стопки.
Мальков исподлобья посмотрел на Ставицкого, перевел взгляд на суетящегося администратора, и было очевидно, что ему все это очень не нравится.
– Ну? За знакомство? – Гузак торопливо разлил коньяк по стопкам.
– За знакомство мы с Колей пили пять лет назад, – отмахнулся Ставицкий.
– Так вы и не пейте, а мы выпьем… Да?
– Леня! – досадливо поморщился Мальков. – Не суетись!
Ставицкий взял свою стопку и по-деловому обратился к Николаю:
– Со Славой Гудовским договорюсь: он пригласит тебя в свою программу. Потом может сделать прямой эфир с твоего первого выступления… Здесь уж пан, или пропал – все от тебя зависит. Он мне предлагал: я пока не рискую. Хочешь – попробуй?
– Зачем тебе это? – неуверенно спросил Арбенин.
– Еще один «жест доброй воли», – улыбнулся Ставицкий, а потом посерьезнел: – После этого заключаем джентльменское соглашение: друг о друге говорим исключительно уважительно, не мешаем работать и не лезем в сферу интересов друг друга.
– Отличная идея! – подхватил Гузак. – Надо держаться вместе! Сколько уже этих шарлатанов повылезло…
Он опрокинул в рот стопку коньяка и тут же налил еще.
Ставицкий пригубил коньяк и протянул руку Николаю. Тот, тоже глотнув из своей стопки, ответил на рукопожатие.
Мальков отвел взгляд и уставился куда-то в сторону. Его все это бесило.
Из ресторана выходили с улыбками, добродушно распрощались. Сияющий Гузак, который был пьянее остальных, потряс руку Николаю и в порыве чувств обнял Зубарева. Мальков взял администратора за плечи, развернул и направил к стоящему у входа в ресторан такси.
– А что нам оставалось? – тихо проговорил Ставицкий, когда они втроем подошли к машине. – Только согласиться на их условия… Правда, Леня?
– Конечно! – Гузак энергично кивнул и тяжело плюхнулся на заднее сиденье.
Мальков хотел было последовать за ним, но Ставицкий задержал его, взяв за локоть.
– Думаешь, не надо было?
– Ты командир – тебе решать, – неопределенно пожал плечами Мальков.
Ставицкий захлопнул дверцу и, понизив голос до шепота, выпалил:
– Поедешь в Москву. Лично займешься зрителями для нашего нового партнера. Минимум девяносто процентов зала в первый вечер – наши люди. Их задача – сорвать выступление. Денег не жалей! – Он мстительно усмехнулся. – Этот «чудотворец» должен быть раздавлен в прямом эфире – пусть вся страна это увидит!
Мальков с явным облегчением перевел дыхание и тоже усмехнулся:
– А я уж думал тебя докторам показывать…
* * *
В лабораторном кабинете находилось три стола, но лишь один из них был занят. За столом сидел Олег Смолов и давал интервью Насте. Витя Даглец, как всегда, работал с камерой.
– Весело было, – улыбнулся воспоминаниям Смолов. – Жалко, этот цирк быстро прикрыли! Встречались такие клоуны…
– Ставицкого между собой вы тоже называли клоуном?.. Он ведь так и не смог подтвердить свой дар?
– Там все не так просто… Да, эксперименты были неудачными, но… В таких вещах нужна полная концентрация, а у нас – люди кругом, проводки, датчики… Он принес какие-то пленки, привел людей, которые вроде как видели…
– Олег Сергеевич! – мягко перебила Настя. – Лично вы видели, как Виктор Ставицкий читает мысли, двигает предметы… хотя бы заставляет вращаться стрелку компаса?
– Лично я не видел.
Дверь открылась, и в кабинет зашла Вера Чернышова.
– О, привет! А у нас тут – телевидение. Передачу снимают про Славу… – осекшись, Смолов усмехнулся: – …или кто он теперь? Виктор Ставицкий!
Вера, кивнув в знак приветствия журналистке, прошла к своему столу.
– Вот с кем надо поговорить! – указал Смолов. – Вера его как раз курировала. Сначала лично профессор Голин, а потом, когда он переключился на Николая Арбенина…
Настя, не дослушав, устремилась к столу Веры, Витя с камерой метнулся за ней.
– Здравствуйте. Анастасия Уварова… Профессор Голин сказал, что не имел возможности увидеть какие-то особые способности Виктора Ставицкого… А вы что скажете?
Вера помолчала, задумчиво глядя на Настю и на камеру на плече Вити Даглеца, и, наконец, произнесла:
– А я имела.
Журналистка в первый момент растерялась, так как ожидала иного ответа, и решила уточнить:
– Я – об экстрасенсорных способностях…
– Я тоже.
– И как он их проявлял?
– По-разному… Я не хочу об этом говорить.
– Почему?
Но Вера уже открыла сумку, достала папку, из папки – какие-то бумаги и принялась раскладывать их на столе, давая понять, что разговор окончен.
Настя решила не сдаваться.
– То есть, вы считаете: Ставицкий все же обладает неким особым даром?
– Я не считаю – я знаю, – отчеканила Вера.
* * *
Братья Арбенины и Зубарев подъехали к московскому ДК им. Луначарского и вышли из машины. Юра, указывая на фасад задания, очертил рукой прямоугольник.
– Плакат – семь на девять – уже рисуют… На полметра шире, чем был у Ставицкого!
– И здесь мы его обставили, – усмехнулся Зубарев.
– Реваз с Ларисой какую долю хотят? – спросил Николай.
– Да ну их, куркули! – отмахнулся Юра. – Лариса твоя – жаба! И грузин этот… подкаблучник! Только языком чесать…
– А где ты деньги взял? – насторожился Николай.
– Все нормально, договорился! – Юра небрежно кивнул на ДК. – Зал уже проплатил – семь вечеров, с шестого по двенадцатое! С утра был в типографии насчет афиш…
– С кем договорился?! – перебил его старший Арбенин.
– С Патаевым. Второй раз у него берешь – там смешной процент! Таких вообще не бывает! Я и подумал… – под взглядом брата Юра сжался. – Чего? Мы же в прошлый раз расплатились?
– Чтобы в прошлый раз расплатиться, мы ему квартиру отдали!
– Здесь-то что может быть? – возмутился Юра. – Все просчитано!
– Здесь все, что угодно может быть! – раздраженно выдохнул Зубарев. – Не понял еще? Нельзя с рэкетирами дело иметь!
– Да не рэкетир он… Просто коммерс.
– Ага, только у него все друзья рэкетиры! И они его слушаются!..
– Даже если ползала придет – все равно отобьем, – стал оправдываться Юра. – Да какие «ползала»?! В первый же вечер покажут по телеку – такие толпы повалят… Вернем мы ему деньги!
– При чем тут это?! – Зубарев даже глаза закрыл. – Ты вообще слышишь, что тебе говорят?
– Ладно, чего теперь, – примирительно сказал Николай. – Деньги уже взяли – надо работать.
Они вошли в ДК, и Арбенин первым делом пошел в монтажную. Там за монитором, на котором шло интервью Олега Смолова, сидела Настя.
– Готовы к эфиру? – улыбнулась журналистка.
– Всегда готов! А что с вашим репортажем?
– Почти готов! Сегодня к пяти надо сдать…
– А можете не сдавать?
– Конечно, могу! Только уволят.
– Вы сами увольтесь – тогда не успеют, – посоветовал Николай. – Прямо сейчас – заявление на стол. А кассету отдайте мне, я ее отсюда вынесу – пусть лежит, на всякий случай, вдруг пригодится? Как вам такой план?
Настя несколько настороженно взглянула на Николая, но попыталась поддержать шутливый тон:
– Отличный план! Жаль, не сработает: сумки на выходе проверяют – кассеты нельзя выносить.
– У меня не проверят, – заверил Арбенин. – Мы со Ставицким заключили что-то вроде джентльменского соглашения… Конечно, этот прохвост обманет – но, пока не обманул, надо поддерживать нейтралитет.
– Я с ним ничего не заключала, – отчеканила Настя.
– Это моя личная просьба, – смущенно проговорил Николай. – К тому же я как раз пришел предложить вам работу. Нам нужен человек для связи с общественностью… Юра настаивает на вашей кандидатуре. Зарплата – в два раза больше… Какая у вас сейчас?
Настя молча уставилась на Виктора. Наконец, она произнесла:
– Юра настаивает?.. А вы? Вам все равно?
И снова повисла тишина. Настя и Николай смотрели в глаза друг другу.
– Нет… Мне не безразлично душевное состояние моего брата.
– Хороший репортаж получается, – журналистка отвела взгляд и кивнула на экран. – Жалко, если никто не увидит. Теперь мы Ставицкого ни в чем не обвиняем, просто люди воспоминают о нем: один, второй, третий… И никто из них ни разу не видел, чтоб он хоть как-то проявил свои уникальные способности…
– Вы были в лаборатории? С Верой Чернышовой тоже поговорили?
– Да, и она, кстати, единственная за него вступилась, но тоже конкретно ничего не сказала… Думаю, здесь что-то личное…
– Могу я посмотреть, что она сказала? – тихо попросил Николай.
Настя нажала кнопку перемотки, и на экране замелькали кадры.
– Мне показалось, или у нее со Ставицким был роман?
– Остановите! – вдруг сказал Арбенин, подаваясь к монитору.
Настя остановила перемотку, включила запись.
«И как он их проявлял?»
«По-разному… Я не хочу об этом говорить».
«Почему?»
«То есть, вы считаете: Ставицкий все же обладает неким особым даром?»
«Я не считаю – я знаю».
– Интересно, что она имела в виду? – задумчиво проговорила журналистка и вопросительно посмотрела на Арбенина. Тот промолчал, глядя в погасший экран монитора.
* * *
Вера зашла на территорию детского сада и направилась к веранде, на которой играли дети.
– Они с мужчиной на качели пошли, – крикнула ей воспитательница, махнув за здание. – Там вас ждут.
– С каким мужчиной? – встревожилась Вера.
– Да вы не волнуйтесь, Денис сказал: это папин друг.
Вера быстро повернула за угол детского сада и действительно увидела сына на качелях. Рядом на корточках сидел Николай и держал перед собой вытянутые и сжатые в кулаки руки. Денис ткнул пальцем в правый кулак:
– Шишка!
Николай раскрыл кулак – в ладони, действительно, лежала маленькая шишка.
– А здесь что-то есть? – спросил он, указав взглядом на левый кулак.
Мальчик кивнул.
– Что?
Денис пожал плечами.
– Нельзя сдаваться! – подбодрил его Арбенин.
– Какой-то камешек?
– Ну… Почти, – мужчина разжал кулак – там был свернутый в маленький шарик трамвайный билет. – Молодец! – он потрепал мальчика по голове.
– Мама! – вдруг воскликнул Денис, спрыгнул с качелей и побежал к Вере.
– Способный пацан, – проговорил, вставая, Николай. – Далеко пойдет… Дальше папы.
– Зачем ты здесь? – сердито спросила Вера.
– Есть еще пара вопросов…
– Жди на веранде, – ласково сказала Вера сыну. – Я скоро приду.
Мальчик убежал.
Арбенин, помолчав, выдавил:
– Он заставил тебя лечь с ним в постель?
– Женщину нельзя заставить, – помолчав, прошептала Вера, – если она сама этого не хочет.
– Почему? Можно изнасиловать…
– Он этого не делал.
Николай задумчиво кивнул, словно соглашаясь со своими мыслями:
– Он сделал так, что ты сама захотела?
Вера отвела взгляд.
– Я не знаю… Я знаю только одно: я люблю его. Люблю его сына… Хочу, чтобы Витя жил с нами…
– Это он сделал! Он заставил тебя полюбить!
– Теперь уже это не важно… Извини.
Вера отвернулась и быстрым шагом направилась к веранде, где ее ждал Дениска.
* * *
Прямой эфир был в самом разгар: оживленный ведущий, любопытные зрители, сосредоточенные операторы за камерами…
Гудовский повертел в руке пластмассовую чашку, постучал ею по столу.
– Обычная чашка, из пластмассы. Кто-нибудь хочет проверить?
Какой-то парень встал и подошел к столу, взял чашку, сжал в руке, а потом попробовал «на зуб». В зал послышались смешки. Молодой человек передал чашку подошедшей следом зрительнице.
– Все нормально? – поинтересовался Гудовский. – Без мухлежа?
Парень кивнул, а женщина пожала плечами:
– Чашка как чашка…
– Тогда начнем.
Он забрал чашку и подал ее Арбенину, а зрители пошли на свои места. Николай сжал чашку в ладони.
– А мы пока поболтаем, да? Я слышал, когда вы работали психиатром, активно исцеляли не только души, но и тела.
– Когда понял, что могу помочь людям – пытался это делать, правда, не всегда официально… Порой удавалось остановить воспалительные, опухолевые процессы в тех случаях, которые официальная медицина признала безнадежными.
– Каким образом?
– Не знаю… Никто не знает. Позже, в лаборатории, ученые пытались объяснить это какими-то физическими законами, но так и не смогли…
– Насколько я знаю, это длилось не долго? Была какая-то шумная история… Можете о ней рассказать?
– Ко мне обратились из городской администрации – конечно, неофициально. Дочери крупного чиновника должны были ампутировать ногу… До этого я несколько раз восстанавливал проходимость сосудов, и людям удавалось избежать ампутации… В случае с девочкой это не удалось – было уже слишком поздно… Обвинили в нанесении тяжкого вреда здоровью, полгода провел в следственном изоляторе… Потом дело закрыли.
– А это что у нас капает?! – прервал его Гудовский и указал на журнальный столик, куда из ладони Арбенина упала крупная цветная.
Николай разжал руку – в его ладони обнаружилась покореженная чашка, пластмасса по краям которой расплавилась. На столик упала еще одна капля жидкой пластмассы.
– Что вы сделали с чашкой?! – притворно ужасается Гудовский. – Это потрясающе!!
Он взял чашку за ручку двумя пальцами и продемонстрировал зрителям. Зал буквально взорвался аплодисментами.
* * *
Открывшая дверь Ольга Баранова растерянно воззрилась Гену Малькова с «дипломатом» в руке.
– Гена, я узнала его… В передаче Славы Гудовского!.. Это же он ко мне приходил?
– Он, – подтвердил Мальков, походя в комнату.
– Зачем вы пустили его в телевизор?!
– Представь: ты сидишь за столом, у тебя отличные карты, можешь легко выиграть… Но особый шик: дать сопернику шанс! Надежду, что он вот-вот победит… Чтобы, проиграв, он повесился. – Мальков поставил на стол «дипломат»: – Здесь почти все билеты на его первое выступление, которые пойдет в прямом эфире… Поможешь собрать зал?
* * *
Анна Владимировна потрясла за плечо спящего сына.
– Коля, вставай! У нас гости…
– Какие гости в три часа ночи?!
Раздраженный Арбенин открыл глаза и хотел еще что-то сказать, но увидел лицо матери и осекся. Она была чем-то очень напугана, в глазах стояли слезы.
Николай молча встал, оделся и пошел в гостиную. Там сидел напряженный Юра и двое мужчин, которые, как вспомнил Николай, когда-то якобы его похитили.
– Одевайся, нас ждут, – бросил один из них старшему Арбенину.
– Кто?
– Тот, кто не любит долго ждать.
Николай пристально посмотрел на брата, а тот, чуть не плача, простонал:
– Коля, правда: мы не так договаривались!..
Глубокой ночью братьев Арбениных привезли в ресторан. За столиком их ожидал Патаев.
– В расписке указан лишь процент – не сказано, когда Юра должен вернуть деньги, – небрежно пояснил он.
– Мы же договорились – через месяц!
– Ситуация изменилась, – Патаев был чрезвычайно доброжелателен. – Деньги нужны мне завтра.
– У вас наверняка есть вариант решения проблемы? – спросил Николай.
– Есть, – Патаев кивнул одному из своих подручных.
Тот достал из внутреннего кармана пиджака фотографию и положил на стол. На снимке изображен какой-то молодой мужчина.
– Один мой должник, – пояснил Патаев. – Три месяца не можем найти… Найдешь – вообще порвем вашу расписку.
– Это исключено.
– Завтра, в восемь вечера, жду вас здесь же и с деньгами.
Николай встал и молча направился к выходу, и потерянный Юра последовал за ним.
* * *
Ранним утром торговцы, как обычно, располагались на своих местах – раскладывали и развешивали товары. Реваз с огромными сумками, быстро шедший по проходу, замедлил шаг, увидев возле торгового места Ларисы Николая.
– Лариса, мне очень нужны деньги!
– А где я их возьму? Рожу? – возмутилась Лариса.
– Только не ври, что у тебя все деньги в товаре! – Николай обиделся, но старался не подавать вида.
– А где?! Только что новую партию проплатила!
– Ну, поговори с кем-нибудь…
– Сам поговори, – буркнула Лариса. – Ты теперь известная личность!
Николай лишь мрачно усмехнулся. Лариса, задумавшись, покачала головой.
– Никто не даст, без толку… Сейчас кидают на каждом шагу, все боятся.
* * *
Юра Арбенин и Михаил Зубарев были единственными посетителями шашлычной. Вскоре к ним присоединился сумрачный Николай.
– Может, ограбить кого-нибудь? – тоскливо вздохнул Юра. – А что? Робин Гуд тоже людей грабил… Найдем какую-нибудь сволочь, подойдешь к нему, скажешь: «Дай пять тысяч», – он потом и не вспомнит…
Николай поморщился, а Михаил выразительно взглянул на Юру.
– Шучу я, шучу…
– Ничего, разберемся, – упрямо сказал Зубарев. – Зато в ДК все отлично!.. Я вчера зашел: на шестое число уже вообще билетов нет!
Старший Арбенин удивленно приподнял брови.
– Второй день продают – и уже нет билетов?
– Может, спекулянты скупили? – Зубарев пожал плечами.
– Вот оно что… – выдохнул Николай. – А я все понять не мог: в чем подвох? Это не спекулянты. Это наш друг хочет загнать нас поглубже в задницу.
– Своих людей нагонят? – в ужасе ахнул Юра. – И… что нам делать?
– Первое правило неудачника, – усмехнулся Николай, – из задницы надо выбираться поэтапно. Давай фотографию.