…Мутная зеленоватая вода. Пустой и безжизненный взгляд восьмилетнего мальчика. Из приоткрытого рта поднимаются вверх пузырьки…
Все находившиеся в комнате напряженно наблюдали, как доктор Губер бьет по груди Николая снова – резче и сильней, чем в прошлый раз.
…Мальчик медленно опускается вниз, касается ногами илистого дна…
Анна Владимировна в слезах тихо бормотала какую-то молитву, Юра встал на колени рядом с Николаем:
– Ну, давай, братишка… Ну?!
И снова последовал резкий сильный удар доктора Губера в область грудной клетки Арбенина.
…Чья-то рука сверху хватает мальчика за волосы, тащит вверх, из воды…
Николай вдруг судорожно захватил ртом воздух, и глаза его посветлели. В комнату вбежал врач «Скорой», и Губер настоятельно попросил всех выйти.
– Давление сто двадцать на восемьдесят, – недоуменно покачал головой врач. – Пульс – шестьдесят… Уверены, что двадцать минут назад у него была остановка сердца?
– Я – доктор медицинских наук, – со вздохом пояснил Губер.
– Понимаю, но… Все это как-то странно…
– В данный момент у вас нет оснований для госпитализации? – проговорил Николай.
Врач «Скорой», собирая медицинский чемоданчик, неопределенно пожал плечами:
– Если доктор медицинских наук говорит, что…
– Не говорит – настаивает! – сердито перебил Губер. – Необходимо комплексное обследование, срочно! Ждите в машине, я скажу, куда его везти.
Врач хотел что-то ответить, но лишь махнул рукой и вышел из комнаты.
– Откуда здесь можно позвонить? – доктор Губер сердито поднялся с дивана.
– Илья Игоревич, давайте чуть-чуть подождем? Шесть дней! Закончатся выступления, тогда…
– Вы с ума сошли?! – схватился за голову доктор. – Мы не знаем, что это было! А если сердце опять остановится?!
– Хотите честно?.. Я знал, что дальше нельзя – понимаете? Всегда чувствуешь эту черту… за которую нельзя. Но… первый раз, прямой эфир… – Николай помотал головой. – Даже не в этом дело! Славка жил у нас, как-то уже сдружились – не чужой пацан … Очень хотелось помочь! – он смущенно улыбнулся. – Я обещаю больше эту черту не переступать.
Доктор Губер пару секунд молча смотрел на Николая, потом заговорил:
– Представьте: на сцене девочка, лет пять. Кудряшки такие, бантики, глазища огромные. Смотрит на вас, улыбается. У нее даже не ДЦП, просто ножки не ходят. Что, почему – никто не знает… Неужели не рискнете? Тем более, вопрос не стоит: или вы, или она?! Еще не факт, что вы точно умрете: может, да?.. может, нет?.. Только честно, Николай Ильич: можете слово дать, что не рискнете?
Николай молчал, глядя куда-то в пол.
Доктор Губер усмехнулся.
– Вот, и я о том же… В больницу, немедленно! Сейчас позвоню Вене Лифшицу в кардиоцентр… – он внезапно умолк, оцепенев, так как Арбенин пристально посмотрел ему в глаза.
– Не надо звонить, – ровно сказал он. – Я здоров… В больнице мне делать нечего.
Они вместе вышли из комнаты отдыха, и Губер спокойно кивнул ожидавшим в коридоре:
– Все хорошо! Не надо в больницу, «Скорую» можно отпустить.
– Куда отпустить? – возмутилась Настя. – У него сердце остановилось!
– Это был нетипичный случай воздействия экстремальной ситуации… Николай Ильич абсолютно здоров. Уверен: больше ничего подобного такого не случится. Тем более, я на эти шесть дней останусь в Москве – буду все время рядом, прослежу…
– То есть, он может выступать? – осторожно поинтересовался Юра.
– Тебе же сказали: нетипичный случай, – улыбнулся Николай. – Доктор сказал! И не просто доктор, а доктор медицинских наук!
* * *
Дениска спал. В другой комнате номера, на кровати лежали Виктор и Вера.
– Поговори со мной, – прошептала Вера. – Мы почти не разговариваем… Ты правда хочешь, чтобы мы жили вместе?
– А ты?
Вера с удивлением взглянула на Виктора.
– Конечно. Дениска так рад…
– При чем тут Дениска?! Ты этого хочешь? И что тебе сказал Арбенин? Про меня, про нас с тобой… Что?!
– Ничего, – Вера отвернулась.
– Не ври! Он сказал, что ты не сама – да?! Это я тебе все внушил, заставил родить Дениску?! – Ставицкий мрачно усмехнулся. – Конечно, сказал! Вера, посмотри на меня, пожалуйста…
Та молча посмотрела на Виктора.
– Я не держу тебя, хотя мог бы! И никогда не держал!.. Ничего тебе не внушал, не блокировал! Вспомни, как все было? Ты сама этого хотела!
Он умолк, заметив, что Вера беззвучно заплакала, но через несколько секунд продолжил:
– Зачем ты приехала? Из-за Дениски? «Мальчику нужен папа»?!
– Хочешь, чтобы мы уехали?
– А ты чего хочешь?! – взорвался Ставицкий. – Хочешь быть с ним, да? Только поздно уже: не примет назад, не простит!.. А если б простил – все бросила, помчалась бы к нему!
– Никуда бы я не помчалась – ты это знаешь! – перебила его Вера. – Зачем ты меня мучаешь?!
Уткнувшись лицом в подушку, она разрыдалась в голос. Ставицкий некоторое время смотрел на Веру, потом погладил, успокаивая, и ласково сказал:
– Тихо, Дениску разбудишь. Ну, все-все, извини…
* * *
Ольга Баранова сидела на диване, наблюдая за парнем, который шел мимо на костылях. Молодой человек обливался потом, обе его ноги волочились по полу.
В дверях стоял Мальков, тоже наблюдая за происходящим, затем он кивнул Ольге и показал парню поднятый вверх большой палец. Тот остановился, расплывшись в улыбке, перехватил костыли под мышку и как ни в чем не бывало шагнул к креслу.
Ольга тем временем достала из сумки папку с бумагами и передала ее Малькову, усевшемуся на диван рядом с ней.
В папке оказались медицинские бланки с печатями, выписки, несколько фотографий: жуткая авария на дороге, где не видно номеров покореженных машин; молодого человека заносят в машину «Скорой помощи»; он же, беспомощно волоча ноги, пытается передвигаться на костылях в больничной палате…
Вскоре эти снимки и копии медицинских документов продемонстрировали на большом экране в зале челябинского ДК.
– После той страшной аварии прошел почти год, – пояснил со сцены Ставицкий. – Диагноз врачей сух и безжалостен: паралич нижних конечностей, парень никогда не сможет ходить… Но Саша Голышев не сдавался! И вот он ходит! – выдержав небольшую паузу, он вздохнул: – Увы, пока только на костылях.
Из-за кулис появился молодой человек, с трудом передвигаясь на костылях. Ольга Баранова начала аплодировать, остальной зал охотно подхватил.
– Когда Саша приехал ко мне и поведал свою историю, умоляя его излечить – я сразу сказал, что это невозможно!.. Это выше человеческих сил! Но совсем недавно, на глазах миллионов телезрителей, мой друг Николай Арбенин исцелил больного ДЦП мальчика… И я подумал: почему нет?..
– Да ну, «исцелил»! – крикнул кто-то из зала. – Вот если бы пацан ходить начал!
– Он стал шевелить пальцами, передвигая колеса инвалидного кресла – это тоже немало, – Ставицкий уважительно покивал. – Конечно, поставить человека на ноги гораздо сложнее, и все же… Я решил рискнуть!.. Здесь. Сейчас. На ваших глазах!
Виктор повернулся к «Саше Голышеву» и уставился на него пристальным немигающим взглядом. На сцену вышел Гена Мальков и встал позади парня.
– Это не я – ты сам это сделаешь… Где-то внутри, глубоко внутри… В тебе есть эта сила – энергия исцеления, – которая заставит тебя ходить… Я лишь помогу снять барьеры, разбудить эту силу! – не отводя взгляда от парня, он скомандовал: – Заберите у него костыли!
Из-за кулис появился ассистент, а молодой человек растерянно заозирался по сторонам.
– Не бойся, я рядом, – кивнул Мальков и взял его за плечи, поддерживая в то время, как ассистент забрал костыли и унес их за кулисы.
– Сделай шаг, – проговорил Ставицкий. – Всего один шаг! Ты сможешь… Ты должен его сделать!
Парень, которого поддерживает Мальков, постоял на подгибающихся ногах, потом медленно, с трудом, поднял правую ногу и опустил, делая шаг.
– Еще?!
Молодой человек поднял и опустил левую ногу, и тогда Мальков оставил его и отступил в сторону. «Саша Голышев», покачиваясь, стоял сам.
– Иди ко мне! – скомандовал Ставицкий.
Парень сделал шаг, второй, третий – и только после этого начал заваливаться набок, но Мальков успел его подхватить.
Зал утонул в овациях.
…Многочисленные зрители поднимались по ступеням и заходили в ДК им. Луначарского, на фасаде которого висело полотнище с лицом Николая Арбенина и датами его выступлений.
Недалеко от служебного входа остановилась машина Зубарева, из которой вышел он сам и Арбенин. Тут же к Николаю устремились поджидавшие его у служебного входа журналисты.
– По радио прошла информация: в Челябинске, прямо на сцене, Виктор Ставицкий поставил на ноги парализованного мужчину…
– Я рад за моего друга Виктора Ставицкого, – с улыбкой отозвался на ходу Арбенин.
– Многие говорят, что это невозможно, что это ловкий трюк? Вы тоже так думаете?
– Почему невозможно? Все зависит от формы паралича, этиологии…
– Тогда, получается, он вас сделал?! – крикнули откуда-то сзади.
Арбенин остановился у крыльца, нашел взглядом ушлого журналиста.
– Молодой человек, у нас не бокс, не бои без правил… даже не партия в покер! Не важно, кто кого «сделал» – важно, кто кому сумел помочь.
Когда началось выступление, Николай прошел вдоль рядов, вглядываясь в лица зрителей. Так же, как и на выступлениях Ставицкого, свободных мест в зале нет. Он остановился возле красивой девушки лет семнадцати в темных очках.
– Вы слепы с рождения?
Девушка кивнула.
– Снимите очки.
Арбенин вгляделся в мутные белесые глаза.
– Вообще, ничего не видите? Никаких силуэтов? Пятен? Операции были?
– Врачи говорят: это бессмысленно, все равно не поможет…
Николай помог Рите подняться на сцену и сесть на стул. Несколько минут спустя он, крайне изможденный, уже с трудом стоявший на ногах, держал правую ладонь над головой девушки, а левую – перед ее лицом.
– Голову правее… все!.. Чуть выше.
Девушка послушно выполняла указания Николая и смотрела точно на прожектор, и лишь ладонь Николая загораживала ее глаза от яркого света. Доктор Губер, стоявший за кулисами, у самой сцены, напряженно наблюдал за Николаем.
– Сейчас ты увидишь свет… вдалеке… секундную вспышку… Должна увидеть!.. Даже не знаю, каким он будет… Расскажешь потом?
Девушка коротко кивнула. Николай правой рукой провел вниз, вдоль затылка пациентки, и резко убрал левую руку от глаз девочки. При этом, чтобы не упасть, он ухватился за спинку стула… Губер кинулся было к нему, но Николай жестом остановил: мол, все уже нормально.
– Ну, как?
Девушка растерянно обернулась на голос:
– Никак…
Николай постоял, ссутулившись и глядя куда-то в пол, потом произнес:
– Мы еще попробуем… Не сейчас… Оставьте моему помощнику адрес, телефон…
На сцену вышел Зубарев и помог девушку пройти на место, а по залу пронесся недовольный гул, послышались смешки. Арбенин окинул взглядом недовольных зрителей и устало, чуть заметно усмехнулся:
– Извините… Давайте продолжим. Передайте сюда пять… нет, десять предметов! Потом любой желающий может взять какой-нибудь предмет, а я найду их в зале.
* * *
После выступления доктор Губер, раздраженный и взвинченный, измерил Николаю давление.
– Вы обещали, Николай Ильич?! Слово дали!
– Я его не нарушил. Еще можно было…
– О чем вы?! – возмущенно перебил доктор. – Сейчас давление сто восемьдесят на сто тридцать! Представляю, что на сцене творилось! Нельзя так над собой издеваться!
– Хорошо, не буду, – равнодушно согласился Арбенин.
– Я это видел, я знаю: вы можете сделать чудо! То, что нельзя объяснить с точки зрения диалектического материализма… Да и вообще ни с каких научных позиций!.. Но нельзя поставить чудеса на поток! Вы живой человек – не робот! У вас обычный человеческий организм! Думаете, ему все это нравится?!
Доктор Губер, немного успокоившись, сел напротив Николая.
– Хотите совет? Только не надо сразу кидаться тухлыми помидорами! Нужно быть хитрее, Николай Ильич. Настя – ваш пресс-секретарь – говорит: вы легко, почти без усилий, можете делать «психологический горчичник»… А это очень эффектный трюк! Наверняка есть много таких вещей, где вам не надо особо тратиться, а для зрителей эффект будет даже сильней, чем от реального исцеления!
– Еще можно найти подсадных, как Ставицкий, – скривил кубы Арбенин. – Тогда вообще не придется тратиться.
– Вы прекрасно понимаете, что я не об этом, – с досадой вздохнул доктор Губер.
* * *
Рабочие заносили с улицы в офис коробки и доски. Юрий закончил привинчивать на дверь кабинета металлическую табличку, на которой написано: «Николай Арбенин». Из комнаты, в которую рабочие таскали коробки с досками, вышла Настя и сказала:
– Стеллажи привезли – сейчас занесут, и домой поеду… Тебя довезти до метро?
– Мне еще у входа табличку повесить, – отозвался Юра.
– Ну хватит… Долго еще дуться будешь?
– Я не дуюсь: просто начал уже – надо закончить…
– Теперь так и будем? Нельзя нормально общаться?!
– Я нормально общаюсь. Что я не так делаю? Скажи, как надо?
– Веди себя как нормальный взрослый мужчина!
– Договорились, – Юра улыбнулся Насте, взял вторую табличку и пошел к выходу из офиса.
– Не принимает еще? – спросила у него какая-то женщина на крыльце.
– С понедельника.
– А когда запись начнется?
– Не знаю. Это не ко мне.
Юра с яростью налег на дрель.
– Можно сейчас записаться, чтобы в первый день на прием попасть?
Обернувшись, Юра с нервной улыбкой проговорил:
– Это не мне решать: я таблички прикручиваю! Я похож на человека, который может хоть что-то решать?!
– Мы из Воронежа, с дочкой приехали, – женщина жалобно поморгала. – У нее тоже ДЦП, как у того мальчика… Пожалуйста…
– Как фамилия? – помолчав, глухо спросил Юра.
– Костицины… Вера Костицина!
– Приходите в понедельник, в десять утра.
* * *
На заднем сидении «мерседеса» сидел мрачный и злой Патаев и слушал радиопередачу.
«…Полным провалом закончилась сегодня попытка Николая Арбенина исцелить незрячую девушку. Одно из двух: либо во время прямого эфира он исчерпал запас чудодейственных сил, либо решил, что когда его не снимает телевидение, можно не сильно напрягаться…»
– Заткни его на хрен!
Конев выключил радиоприемник, потрясенно покачал головой.
– У меня сестра – старший экономист – говорит, у них для таких случаев даже название есть: «неудачное вложение капитала», – он обернулся к Патаеву, намереваясь продолжить, но осекся и промямлил: – А еще говорит: если сразу понять, что неудачное – все еще можно исправить!
Патаев взял трубку находившегося в машине, между передними сиденьями, радиотелефона.
– Добрый вечер. Могу я поговорить с Николаем?.. Его коммерческий партнер, Сергей Дмитриевич… Не надо, я его сам найду.
Вскоре иномарка остановилась у дома Арбениных и, когда подъехала машина Зубарева, мигнула фарами.
На одном краю длинной скамейки расположился Зубарев, на другом – Конев. Последний закурил и, покосившись на Михаила, усмехнулся:
– Хозяин твой влетел не по-детски… Седого нельзя злить.
Зубарев не обратил на слова ни малейшего внимания, с безразличным видом пожевывая травинку.
– Слышь, баран, хорош траву жрать – я с тобой говорю!
– Это у тебя хозяин. У меня – друг… А за барана ответишь. Не сейчас. Позже.
Конев расплылся в улыбке, явно довольный таким развитием ситуации.
– Ого! А че такой борзый?..
В салоне «мерседеса» шел свой разговор.
– Не только себя – ты меня подставил! – процедил Патаев.
– Я ничего не обещал. Это – коммерция; всегда есть коммерческие риски.
– Думать надо, чтоб рисков не было! Не уверен, что сможешь – не делай!
Повисла пауза. Патаев и Арбенин уставились друг другу в глаза, и водитель толкает Николая в плечо.
– Э?.. Чего пялишься?!
– Все нормально, – кивнул ему Патаев и обратился к Николаю: – Значит, так!.. Это было последнее китайское предупреждение: не надо так больше делать.
– Мне казалось, мы – равные партнеры?
Патаев, уже спокойный и уверенный, посмотрел на Николая с чуть снисходительной усмешкой.
– Даже среди равных партнеров есть тот, кто чуть-чуть равнее…
– Значит, так, – негромко проговорил Арбенин. – Все, что касается моих выступлений, я буду решать сам.
Он открыл дверцу и вышел из машины. Зубарев, выплюнув травинку, встал со скамейки и шагнул к нему.
Конев, лежавший на земле, пошевелился, приходя в сознание…
* * *
В комнате отдыха Николай, Юра и доктор Губер смотрели телевизор.
В своей комнате на диване сидит девушка, рядом – ее мама. С ними беседует Ярослав Гудовский.
«…От него какая-то сила – я ее чувствовала!»
«Однако обещанного света вы так и не увидели?»
«Может, увидела? Секундную вспышку… Я же не знаю, какой он?..»
Гудовский задумчиво кивает, с сочувствием глядя на девочку:
«Или просто очень хотели увидеть?»
Ведущий стоит на улице и проникновенно говорит в камеру:
«Нет ничего более жестокого, чем вселить в детскую душу надежду, а потом разрушить ее…»
– В «Вечерке» тоже статья… – сказала вошедшая в комнату отдыха Настя и положила на стол газету. На первой полосе – крупный заголовок «Слепая вера в чудо» и фотография девушки в темных очках.
– Шустрые ребята, – зло усмехнулся Юра, выключив телевизор, – лупят по всем фронтам: газета, радио, телевидение…
– Теперь уже не только здоровьем рискуете, – заметил доктор Губер Николаю. – Стоит еще раз оступиться – в порошок сотрут.
– Скоро в конторе начнем прием, консультации, – задумчиво проговорил тот. – Тоже надо быть осторожней – вдруг кто-то из пациентов интервью даст?
– При чем здесь это?! – в сердцах воскликнул Юра. – Там одно – тут другое!
Доктор Губер скептически покачал головой:
– Николай Ильич, что вы все время утрируете?.. Я правда не пойму: зачем каждый вечер так рисковать, когда есть десятки способов покорить зал?
– Как Ставицкий?
– А Ставицкий при чем? – пробурчал Юра. – Тебя никто не просит «подсадных» в зале рассаживать!
– Сговорились? – старший Арбенин хмуро посмотрел на Юру, потом на Настю и Губера.
– Да нет, – пожала плечами Настя. – Просто очевидные вещи… У вас была остановка сердца; теперь журналисты только и ждут, когда снова что-то пойдет не так, чтобы сделать из вас посмешище…
Николай усмехнулся и негромко – словно сам себе – произнес:
– Будем делать «шоу бродвейского уровня»…
* * *
Зал был полон – ни одного свободного места.
В первом ряду сидел Патаев и с каменным лицом наблюдал за тем, как мимо десятка женщин, выстроившихся на сцене в ряд, ходил Арбенин.
– Кто же из этих женщин беременна?.. Сейчас, секунду…
Остановился. Круто обернувшись, указал на одну из женщин.
– Третий месяц. Примерно десять недель… Я прав?
Та улыбнулась и закивала, а в зале оживились, захлопали… Женщины направились к ступенькам, ведущим со сцены в зал.
– Куда же вы? Вот они, женщины – обманут, и сразу бежать! – укоризненно покачал головой Арбенин. – Зачем вы меня обманули?
В зале выжидательно притихли, а женщины с улыбками перебрасывались взглядами, не понимая, в чем их обвиняют.
– Было условие: десять женщин, одна из них беременна… Я ничего не путаю?
Все кивнули, из зала тоже послышалось несколько голосов: «Нет! Нет!»
– Как вас зовут? – обратился Арбенин к одной из женщин.
– Лиза.
– Вы с мужем давно хотели ребенка, даже у врача были… Я прав?
Лиза кивнула, и Николай обернулся к залу:
– Лиза не хотела обманывать, она просто пока не знает, что тоже беременна – очень маленький срок… Поздравляю вас!
Зал взорвался аплодисментами. Потрясенная Лиза заплакала от радости и принялась благодарить Николая так бурно, будто он каким-то образом был причастен к ее беременности…
Затем посреди сцены поставили ширму из черной плотной ткани. С одной стороны встал Арбенин, которому завязали глаза платком. С другой стороны ширмы зрители видели девочку лет десяти, сидевшую на стуле.
– За ширмой молодая, симпатичная девушка… Сидит на стуле…
Девочка встала – в зале послышались смешки.
– Нет! Не сидит… Стоит… Рядом стул, но она стоит…
Девочка, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в голос, снова села.
Зал развеселился еще больше.
– Или все же сидит?.. Сейчас, секунду…
Девочка вновь вскакивает, а зрители уже хохочут во весь голос. Николай тоже улыбнулся, покачал головой:
– Девушка, перестаньте надо мной издеваться!..
Ширму убрали. В зале воцарилась живая, дружелюбная атмосфера, все зрители улыбались, поглощенные представлением.
На сцене очень серьезный Арбенин печально вопросил:
– Почему все меня сегодня обманывают? Вы абсолютно здоровый человек!
– Нет! – заявила улыбчивая молодая женщина, стоявшая в паре шагов от него.
– Да!
– Нет!
В зале приглушенно хихикнули. Николай выглядел крайне озадаченным, и женщина, не выдержав, рассмеялась.
– Вы ничем не болеете и не болели уже больше года! – недоумевал Арбенин.
– Да, не болела! – подтвердила женщина. – Но все равно, у меня есть один врожденный порок!
– Вы уверены?.. А-а! Вы о том, что у вас сердце справа, а печень слева?! Это не порок, это называется зеркальное расположение органов!
Жизнерадостная женщина радостно захлопала в ладоши, и зрители бурно подхватили.
Вдруг Николай нахмурился и обернулся к зрителям:
– Так, стоп!.. Я не могу работать в такой обстановке!
Он спрыгнул со сцены и стремительно подошел к одной из женщин в первом ряду:
– Успокойтесь, не о чем волноваться! Вы выключили утюг, никакого пожара не будет! Вас ведь именно это беспокоило?
Потрясенная зрительница, всплеснув руками, закивала и повернулась к соседям, призывая изумиться вместе с ней. По залу волнами раскатился смех, многие зрители принялись бурно аплодировать.
Патаев наконец заулыбался. На мгновение встретившись взглядом с Арбениным, он показал ему поднятый вверх большой палец.
* * *
Лампочки внутри гаража Реваза не горели, но достаточно было света с улицы: на небе светила полная луна, неподалеку стояли фонари.
На капоте машины был накрыт нехитрый стол: початая бутылка водки, ломти докторской колбасы, хлеб и литровая банка с несколькими солеными огурцами.
Реваз сидел на старом табурете возле машины, Николай устроился на верстаке и чуть заплетающимся языком говорил:
– …И зачем я снова во все это влез?
– Брат говорил: из-за квартиры?
Николай поморщился как от приступа зубной боли:
– Формально – да… Но, если честно, даже обрадовался, что повод есть, – он мрачно усмехнулся: – Людям хотел помочь!
– Помог же тому пацану на коляске?
Арбенин фыркнул.
– Будет что вспомнить на смертном одре.
– Еще поможешь! – Реваз плеснул водки в стакан и протянул Николаю. – Сегодня не смог – завтра сможешь, или потом… Вся жизнь впереди!
– Сегодня не то, что не смог – даже не пытался… Зато все рады – весело было! – Николай сокрушенно покачал головой, выпил водку и занюхал хлебом. – Как клоун в цирке!
– Не грусти, Коля…. Жалко тебя смотреть! Это ж концерт, представление! Начнешь людей принимать, лечить – много кому поможешь!
– Еще неизвестно, что там будет – тоже начнется…
В дверь заглянул сосед по гаражу и быстро прошептал:
– Реваз, твоя идет!
Через пару минут в гараж зашла Лариса. Капот машины, на котором только что стояли водка с закуской, был поднят, и Реваз сосредоточенно ковырялся в моторе.
– О! Ларунчик?.. Вон, мотор барахлит – хочу проверить… Коля в гости зашел…
Лариса окинула гараж скептическим взглядом и мирно проворчала:
– В грязи, в темноте – как бичи… Сели б на кухню? У меня коньяк есть.
– Да мы не пьем – просто беседуем! – возмутился Реваз и тут же стушевался под взглядом Ларисы.
– Мать звонила, ищут тебя, – обратилась Лариса к Николаю. – Говорит, после выступления куда-то пропал.
– Все нормально, скоро найдусь.
– Опять что-то не так было?
– Да все у него хорошо! – вступился Реваз. – Просто грустный.
Лариса вгляделась в лицо Николая. Тот пытался улыбнуться и кивнул.
– Ладно, допивайте, – махнула она рукой. – Что твоим сказать?
– Скажи: все отлично. Набираюсь сил для новых свершений!
* * *
Вера проснулась ночью и увидела, что в постели одна. Из соседней комнаты, где спал Денис, донесся приглушенный голос Ставицкого, и она тихонько пошла к неплотно прикрытой двери. Виктор разговаривал по телефону, прикрыв ладонью рот.
– Ты уж постарайся! Все мамы Советского Союза должны плеваться в экран, ненавидя этого гада! В эфир пока не давай, я скажу когда… И еще! Узнай, кто вложил в него деньги? Наверняка есть какой-то партнер… Я возвращаюсь послезавтра – все должно быть готово.
Вера быстро и бесшумно вернулась в постель, и, когда Ставицкий зашел в комнату, она уже лежала с закрытыми глазами.
* * *
Настя зашла в офис и по пути в свою комнату услышала странные звуки. Они неслись из приоткрытого кабинета Арбенина, и журналистка осторожно заглянула в дверь.
Николай спал в одежде, раскинувшись на небольшом диване для посетителей: ноги на подлокотнике, голова запрокинута, свисает вниз, почти касаясь пола.
– Николай Ильич? Свалитесь! – Настя подошла и потрясла его за плечо. – Двигайтесь к спинке! Хотите упасть, нос сломать?
Николай открыл глаза и непонимающе воззрился на девушку.
– Который час?
– Пять утра.
– А ты чего здесь?
– Работы много. Мне же помощника не дают.
Николай поднялся, кряхтя, подошел к подоконнику и стал жадно пить воду из литровой банки.
– Это вода для цветов.
– Я им оставлю.
Он сдвинул горшок с цветком и уселся на подоконнике. Настя тем временем поставила чайник и достала банку с кофе.
– Растворимый будете?
Николай кивнул.
– Голова сильно болит? А вы сами себя обезболить можете?
– Не знаю, не пробовал…
– Или лучше таблетку дать? У меня есть…
– Лучше две.
Настя порылась в сумочке, нашла начатую упаковку анальгина и, смущаясь под взглядом Николая, выдавила ему на ладонь две таблетки.
– А что у вас с Юрой? Слышал, какой-то конфликт был?
– При чем здесь Юра? – насупилась девушка. – Мы же взрослые люди! Ты знаешь – для этого даже не надо быть экстрасенсом, – мне не он нужен!
Николай и Настя посмотрели в глаза друг другу.
– А я тебе… хоть чуть-чуть нужна?.. Нет?
Пару секунд они еще смотрели друг на друга, затем Николай привлек Настю к себе и поцеловал. Девушка обвила его шею руками, но в какой-то момент Николай, словно очнувшись, отстранил Настю.
– Нет, извини… Домой надо, нормально выспаться – выступление вечером…
Последние слова он произнес на ходу, не глядя на девушку.
* * *
Арбенин зашел в квартиру, и практически тут же из комнаты появилась Анна Владимировна в халате.
– Ты куда пропал?! Полночи искали!.. Мог хотя бы сказать?!
– Мама, не сейчас!
– Думать же надо: у тебя концерт вечером!
– Что у меня вечером?!
– Ну, не концерт – выступление, – смутилась Анна Владимировна. – Что ты к словам придираешься?
В прихожую вышел Юра.
– Мама, иди спи!.. Не надо с утра скандалить!
Николай ушел в свою комнату и принялся расправлять кровать. Следом зашел улыбающийся Юра – видно, что ему не терпелось чем-то поделиться с братом.
– По ходу, ты прав был насчет Насти! Она уже до этого подходила мосты наладить, а вчера вместе тебя искали – в офис заехали, потом сюда – нормально так поболтали… Что ты молчишь?
– Что сказать? Поздравляю…
– Не с чем еще, но… Она даже извинилась. «Извини, – говорит, – тогда, у подъезда, я не должна была так грубо с тобой»… Я такой: «Нет, это ты меня извини, такого больше не повторится». А сам думаю: «Повторится-повторится!..» – он рассмеялся.
– Юрка, я спать хочу… – Николай тоже улыбнулся, хоть и через силу.
– Да-да, сейчас! Только скажу… Спасибо, брат! Если б не ты – я бы уже задолбал ее своим нытьем! А так… Все, все, спи! Меня уже нет!
Николай какое-то время сидел молча, глядя в одну точку. Беззвучно выругавшись, он снял водолазку и с силой швырнул ее на стул.
* * *
Вера сидела в кресле с книгой в руках и прислушивалась к тому, что происходило в соседней комнате. Там было тихо.
Ставицкий, сосредоточенный и потный, держал перед собой руки на уровни груди, ладонями друг другу. Ладони дрожали от напряжения, а между ними в воздухе висел теннисный шарик. Наконец Виктор опустил руки и откинулся на спинку кресла. Тяжело дышит, вытирая пот со лба, и широко улыбается.
Потрясенный Денис какое-то время не мог сказать ни слова.
– А я так смогу?
– Если будешь заниматься… Подними шарик, дай его мне.
Денис нашел теннисный шарик, укатившийся под журнальный столик, и подал отцу. Виктор положил его на столешницу.
– Для начала попробуй сдвинуть с места. Руками не трогай, смотри на него. Главное – очень хотеть, чтобы он покатился…
– Давай лучше повторим, что мне на сцене делать?
Ставицкий приложил палец к губам и указал глазами на дверь. Мальчик в ужасе прикрыл рот рукой, а Вера в соседней комнате, отшвырнув книгу, встала и быстро пошла к ним.
– На какой сцене?!
– Я же просил не мешать, когда мы занимаемся.
– Надеюсь, ты не собираешься взять Дениску на сцену?!
– Почему нет? – Ставицкий улыбнулся. – Он сам хочет. Да, Дениска?
Мальчик, насторожено глядя на мать, коротко кивнул.
– Не смей его в это втягивать!
– Давай не при сыне?
Ставицкий встал, и они прошли в соседнюю комнату.
– Ты слышишь меня? Не смей этого делать!
Виктор закрыл дверь и с интересом повернулся к Вере.
– Давно ты на меня так не смотрела – забыл уже… – после пары секунд молчания он добавил: – Все? Успокоилась?
– Я не пущу… Не позволю!
– Сейчас у меня нет сил с тобой спорить…
Ставицкий пристально посмотрел Вере в глаза… а когда она очнулась на кровати, в одежде, был уже вечер – настенные часы показывали начало девятого…
* * *
В зале, как обычно, свободных мест не было. Арбенин стоял в проходе между рядами и держал ближайшую зрительницу за запястье.
– Ой… жжется!..
– Еще чуть-чуть потерпите?
– Все-все, горячо же!
Она выдернула руку и показала зрителям: в том месте, где держал Николай, рука сильно покраснела.
– Ожога не будет, не волнуйтесь… Кто-то еще хочет попробовать?
Рядом поднялась женщина в очках.
– Дайте руку.
И тут женщина начала говорить – сбивчиво, взволнованно:
– Я не об этом… У меня в мозгу опухоль – доброкачественная – врачи говорят, удалять нельзя… Голова все время болит, ночью спать не могу. Можно сделать, чтобы она как-то прошла… рассосалась?
– Пока не знаю, – медленно проговорил Арбенин. – С понедельника начинаю прием по адресу Булавин переулок, дом три. Приходите, постараюсь помочь.
После выступления Николай и доктор Губер, который упаковывает в коробку аппарат для измерения давления, сидели в комнате отдыха.
– Ну вот, совсем другое дело!.. Точно ничего не беспокоит?
Николай, погруженный в свои мысли, отрешенно помотал головой.
В комнату вошел Юра и первым делом спросил у доктора Губера:
– Нормально все?
– Отлично! С таким здоровьем можно в космос лететь!.. Ну, все, до завтра?
Юра вскинул руку в прощальном жесте, Николай не отреагировал.
Когда доктор вышел из комнаты, Юра улыбнулся брату:
– Сегодня не так весело было… Вчера – вообще, конечно!..
– Клоун не в форме, – буркнул Николай.
– Конечно, не в форме! Всю ночь бухать – потом на сцену!
Николай поднял голову, встретился взглядом с братом.
– Как у тебя с Настей? Вечером идете куда-нибудь?
– Сам же сказал: не гнать? – удивился Юра. – Днем заезжал к ней – поболтали, а так… Она сегодня допоздна в офисе – пусть работает!
Николай кивнул, соглашаясь, но ничего не сказал.
– Домой едем?
– Иди, я… Прогуляться хочу, попозже приду.
– Только не пей сегодня, я тебя умоляю!
– Успокойся! – поморщился Николай.
Несколько минут спустя он задумчиво прогуливался по сумеречной аллее. В конце концов, нашарил в карманах мелочь, выбрал двушку и направился к телефону-автомату.
– Ты одна? Никого больше нет?.. Дождись меня, скоро приеду.
* * *
Взволнованная Вера быстро шла по коридору. Все ближе слышались шум, аплодисменты в зале. Повернув за угол, она увидела болтавшего с работницей ДК Гузака.
– Где мой сын?!
– Кто?.. Дениска?
Пока администратор Ставицкого соображал, как ответить, Вера устремилась к приоткрытой двери с табличкой «Выход на сцену».
– Нет-нет, туда нельзя! – кинулся за ней Гузак, но Вера уже распахнула дверь. – Постой! На секундочку?!
Стоявший у боковых кулис Мальков обернулся:
– Вера Николаева, не надо вам…
Он замолк, а потрясенная Вера уставилась на сцену.
Посередине стоял Денис, а несколько человек что-то держали в руках за спинами. Мальчик внимательно смотрел на одну из женщин.
– Сумка?
Женщина улыбнулась и продемонстрировала зрителям сумку. Зал возликовал.
– Молодец! – похвалил сына Ставицкий. – А этот дяденька что от нас прячет? Смотри внимательней! Ну?
– Игрушку какую-то…
– Денис, не халтурь! Какую игрушку?
– Кота? – неуверенно проговорил мальчик.
Мужчина достал из-за спины нелепую пластмассовую игрушку, в которой трудно было опознать какого-то реального зверя. Ставицкий в ужасе округлил глаза:
– Ой!.. Кто это?!
Зал взорвался хохотом.
– А знаешь, Денис, ты был прав… «Какая-то игрушка» – точнее не скажешь.
Зрители снова покатились со смеху.
Мальков шепотом сказал Вере:
– Дениска здесь был, со мной – на сцену только что вышел… Пять минут, просто попробовать, он сам хотел…
В этот момент сияющий Ставицкий встретился взглядом со стоявшей у боковых кулис Верой. Пару секунд они смотрели друг на друга, а затем Вера повернулась и пошла к выходу в служебный коридор.
Когда выступление закончилось, за окном окончательно стемнело. Вера стояла в конце коридора, глядя в окно на черное, беззвездное небо. Она услышала приближающиеся шаги, но даже не повернула голову.
– Когда-нибудь поймешь, что я прав, – тихо сказал Ставицкий.
– Не думаю.
– Надеюсь, поймешь… Я пытался жить семьей – ты сама этого не хочешь… Что будем делать? – он помолчал, но Вера не отвечала, и Виктор продолжил: – Когда вернемся в Москву – все будет, как раньше… Только Денис будет жить со мной.
Вера обернулась и посмотрела на Ставицкого, не до конца понимая смысл сказанного.
– Подумай: он родился особенным, не таким, как все. Для чего-то ему дан этот дар… Нельзя жить так, будто он обычный мальчишка – это неправильно. Я помогу развить его дар, отточить, смогу контролировать…
– Слава… не делай этого.
– Не переживай, ты будешь видеться с ним, когда захочешь… Конечно, если он будет свободен.
– Нет… Я не дам тебе испортить жизнь моему сыну!
Это я не дам тебе испортить жизнь моему сыну, – Ставицкий даже с каким-то сочувствием покачал головой: – Вера, я уже все решил, тут нет вариантов… Захочешь судиться – вообще забудешь, что у тебя есть сын. Просто забудешь – и все, – он улыбнулся и мягко добавил: – Надеюсь, до этого не дойдет – у ребенка должна быть мама.
* * *
Когда в комнату вошел Николай, Настя заваривала чай.
– Я уже домой собиралась – ты позвонил…
Она умолкла, потом вдруг решительно подошла к Николаю, обняла, покрыла его лицо поцелуями. Арбенин тоже обнял ее, а потом отстранился и посмотрел так, будто видел в последний раз.
– Что-то не так?
– Прости. Я должен это сделать… Так будет правильно. Слушай меня… Слушай внимательно… Между нами ничего нет. И никогда не было. Ничего. Сегодня утром ты пришла, стала работать – меня здесь не было. Мы вместе работаем – это все… Мы просто товарищи по работе. А Юра любит тебя. Очень… – Николай помолчал несколько секунд и, наконец, произнес: – Ты его тоже любишь…
* * *
– Ты где ходишь в три часа ночи? – прошипел Юра. – Ну-ка, дыхни?!
Николай, даже не взглянув на брата, пошел в свою комнату.
– Шучу-шучу! – примирительно сказал Юра. – Чего такой хмурый? Спать хочешь? Слушай, тут тетка из Воронежа с дочкой приехала – к тебе на прием. Я ее на понедельник записал, забыл сказать…
– В понедельник будет слепая девушка, которой я тогда не смог помочь.
– Пусть потом придет – я уже тетке обещал.
Николай резко обернулся к брату, с трудом сдержав раздражение:
– Ты у меня спросил?! Посоветовался?! Я решаю: кого и когда принимать!
– Ладно-ладно! – примирительно согласился Юра. – Чего так орать?
Вдруг в прихожей зазвонил телефон, и Юра бросился к тумбочке.
– Да?! Да… Здесь он… Хорошо…
Он положил трубку и растерянно проговорил:
– Это майор Фильцов, Комитет Государственной безопасности… Тебя ищет.
– Зачем?
Юра лишь пожал плечами и встревожено нахмурился.
– Сказал: собраться и ждать у подъезда.