На овальном валуне, покатые бока которого, нагретые за день теплыми лучами раннеосеннего солнца, с трех сторон облизывали волны озера Зуро, сидела лекпинка Ксана. Обняв поджатые к подбородку ноги, она близоруко щурилась из-под больших круглых очков на чистые воды озера и ждала.

Ждала профессора Малача, который исчез у нее на глазах, оставив лишь свою одежду и шпагу. Полтора месяца назад на этом самом месте профессор окунул ее, бесчувственную, в воду после того, как вынес из горящего дома дядюшки Чассока и тетушки Оманидэ, окунул и тем самым вернул к жизни. А потом, уже в своем доме, обмывал ее мыльной пеной, нежно вытирал пушистым полотенцем, обрабатывал ожоги, поил целебным чаем, укладывал спать в свою кровать… А еще через пару дней, после того как был остановлен ужасный Прорыв и они все остались ночевать в доме у Воль-Дер-Мара, у нее, маленькой лекпинки, была с голубоглазым красавцем-эльфом незабываемая ночь любви!

Первая и единственная их совместная ночь. Лишь потом лекпинка узнала от Зуйки, с которой сильно подружилась, сколь много могут потерять эльфы, если поделятся своей любовью с представителями других племен. Перемены, которые она почувствовала в себе после той ночи, ярко подтверждали, что Малач передал ей частичку красоты, присущую всем его соплеменникам. Кожа на лице и руках Ксаны побелела, мелкие морщинки, появившиеся в уголках глаз от частого сощуривания, разгладились, груди налились, словно два больших яблока. Ксана и удивлялась, и радовалась этим переменам, но и пугалась – особенно тому, что слова ведьмочки могут оказаться правдой, что Малач, даря ей свою любовь, сам теряет красоту и здоровье и даже сокращает дни своей жизни…

Сидя на валуне и глядя на неспешно накатывающие волны, лекпинка мечтала о продолжении отношений с полюбившимся ей эльфом, но лишь мечтала, потому что не верила, что это станет возможным.

Она не обратила внимания на возникшее жужжание, которое словно кружило над ее головой, и не видела, как крылатое насекомое упало в воду в нескольких метрах от берега. В следующее мгновение ближняя волна взорвалась фонтаном бриллиантовых брызг, и из нее вынырнул профессор Малач. Его широко раскрытый рот жадно хватал воздух, мускулистый торс отливал бронзой в закатных солнечных лучах.

Ксана вскрикнула от испуга, в порыве к эльфу вскочила на ноги и, поскользнувшись, съехала с валуна в воду, которая оказалась ей по пояс. Высокому Малачу вода тоже доходила до пояса, но дальше от берега было глубже, и по мере его приближения к девушке краска смущения все сильнее и сильнее заливала ее лицо. И все-таки она не могла оторвать взгляда от фигуры эльфа, словно вылепленной искусным скульптором.

Улыбаясь, он подошел к лекпинке, взял ее за талию, словно пушинку поднял из воды, а Ксана, как и в тот раз, в доме у Воль-Дер-Мара, обхватила его ногами. Поддерживая Ксану левой рукой, Малач аккуратно двумя пальцами снял с нее очки, провел кончиком мизинца от уха вниз по нежной коже и неожиданно запечатлел поцелуй на ее худенькой ключице. Отчего Ксана вся задрожала и, не в силах больше сдерживаться, обняла эльфа за шею, жадно прижалась губами к его губам. Не прекращая поцелуя, Малач понес ее на берег, а она перебирала руками по его плечам и спине, упиваясь этими прикосновениями.

За тонкой полосой песчаного пляжа начинался изумрудный ковер шелковой травы, на которую легли эльф и лекпинка. Он был нежен и ласков, и сначала Ксане показалось, будто ею овладевает бестелесный дух. Необычайное чувство тепла и наслаждения разливалось по всему телу, она стала подаваться навстречу его движениям, и он, предугадывая все ее желания, стал отвечать, то усиливая, то уменьшая ласки. Ее голова металась по траве, а он ловил губами и целовал ее губы, глаза, щеки, нос и снова губы. И вот уже Ксана застонала, закричала, всем своим существом вжимаясь в него, и Малач, удивляясь, откуда взялась такая мощь, такая страсть в этой маленькой хрупкой красавице, тоже застонал и закричал в небывалом экстазе…

* * *

Гоблин Сака-Каневск, хоть и работал под началом главного редактора «Факультетского вестника» господина Алимка и даже числился младшим редактором, на самом деле выполнял обязанности простого курьера. Конечно, время от времени он пописывал в вестник крохотные статьи, но после прочтения господином Алимком эти статейки, как правило, оказывались в корзине, а если и шли в печать, то были жестко отредактированы или даже переписаны от начала и до конца самим главным редактором. На что Сака-Каневск безмерно обижался, но ничего с этим поделать не мог.

«Что ты пишешь о всякой ерунде? „Вестнику“ нужны яркие события, сенсации, скандалы! – постоянно твердил младшему редактору господин Алимк. – До тех пор, пока ты не дашь сенсацию, две, три сенсации, – твое имя никому не будет известно. И не важно, что в твоей статье будет лишь сотая доля правды. Главное – чтобы она привлекла внимание читателей! Тех, кто, покупая номер с твоей статьей, захочет купить следующий номер, в котором вновь увидит твое имя!»

Эти слова занозой засели в голове гоблина, в последнее время он ни о чем больше не мог думать, как о поиске сенсационной новости. И надо же было такому случиться, что сегодня, когда во время соревнований рыболовов случились два катаклизма, Сака-Каневск как раз был на полпути между Ловашней и заливом Премудрый и, естественно, пропустил все самое интересное!

Еще один шанс стать свидетелем сенсации появился, когда герптшцогские стражники начали штурм Западных ворот факультета рыболовной магии. Оказавшись в толпе зевак, Сака-Каневск жадно следил за всеми перипетиями штурма, не упуская ни одной мелочи. Однако в течение всего штурма единственным ярким событием стало случайное ранение булыжником, брошенным из факультетской башни, самого герптшцога Ули-Клуна, и Сака-Каневск очень сомневался, что это можно отнести к категории «сенсации» или «скандала». Разве что расписать, что герптшцог во время штурма пострадал, проявив чудеса храбрости. Но уж слишком много зевак было свидетелями обратного.

И все-таки не напрасно младший редактор «Факультетского вестника» торчал сегодня у Западных ворот! Не видя ничего интересного в попытках герптшцогских троглинов тупо протаранить ворота, Сака-Каневск больше глазел по сторонам, когда его внимание привлек профессор юриспруденции эльф Малач, постоянно оглядывающийся и уводящий из толпы молоденькую студентку-лекпинку. Своей зеленой кожей гоблин почувствовал, что рыба-удача приплыла к нему в руки, и решил, что ни за что не выпустит ее скользкого хвоста.

Проследить за заметной парочкой не составило труда. Тем более что, войдя в близлежащий лесок, профессор утратил всякую осторожность, а лекпинка и вовсе не придавала этому значения. Скрываясь за кустами малинника, гоблин приблизился к ним настолько, что сумел подслушать, где именно эльф назначил встречу лекпинке. Куда затем подевался профессор, Сака-Каневск так и не понял, но это уже было не важно.

Бесшумно и незаметно ретировавшись, гоблин со всех ног припустил на берег озера Зуро, к назначенному эльфом месту. Там нашел подходящее дерево, забрался на него повыше и затаился в ветвях. Через некоторое время на берег пришла Ксана, которая принесла узелок одежды и эльфийскую шпагу, устроилась на вдающемся в воду валуне и стала ждать. Сака-Каневск тоже терпеливо ждал, вот только сидеть на шершавом суку было очень неудобно, и один раз он чуть-чуть не рухнул вниз.

Неожиданное появление из воды профессора Малача испугало гоблина в не меньшей степени, чем лекпинку, Сака-Каневск не вскрикнул только чудом, заставив себя впиться зубами в ствол дерева. Не разжимал он зубов и в дальнейшем, когда профессор поднял студентку на руки, когда вынес ее на берег, когда они стали заниматься любовью.

И только когда челюсть начало сводить судорогой, до гоблина наконец дошло, что вот она, настоящая сенсация, настоящий скандал! Профессор, пользуясь своим служебным положением, соблазнил доверчивую первокурсницу! Эльф, применив черную магию, изнасиловал лекпинку! Разврат! Неслыханный позор всему факультету рыболовной магии!

Но кто во все это поверит без доказательств, без свидетелей?! Сака-Каневск мигом соскочил на землю и припустил в город, молясь гоблинским божествам, чтобы за время его отсутствия эльф и лек-пинка не пресытились любовью и не покинули берег озера.

* * *

«В гостях у дедушки Бо» – так назывался небольшой кабачок, расположенный в лекпинском квартале Фалленблека на улице Подкаменка. Здесь никогда не было недостатка в посетителях благодаря неизменно свежему светлому пиву и другим напиткам и яствам, большинство которых составляли разнообразные рыбные блюда. И еще благодаря тому, что вечерами в будни здесь всегда поигрывал небольшой лекпинский оркестр, а по субботам и воскресеньям слух посетителей услаждал игрой на стареньком клавесине старший брат Бо, еще более древний лекпин дедушка Ко, приметный длинной и редкой седой бородой, морщинистым лицом, постоянно слезящимися белесыми глазами (и до сих пор считающийся среди лекпинского племени непревзойденным действующим мастером ловли огромного чернокаменного окуня).

В отличие от питейных заведений гномов или троллей, кабачок дедушки Бо никогда не переживал сильных потрясений, не случалось здесь ни шумных застолий, ни дебошей, ни драк, все было чинно, мирно. Большинство посетителей, естественно, составляли лекпины, но нередко заглядывали сюда и люди, а еще чаще – пожилые гномы, отдававшие должное лекпинскому «Забродившему» пиву, изысканным рыбным блюдам и, что главное, невысоким ценам, заметно уступавшим ценам в гномьих тавернах, не говоря уже о герптшцогских ресторанах.

Надеясь повстречать гномов в кабачке дедушки Бо, и забежал сюда гоблин Сака-Каневск. Он не ошибся. В центре зала за одним из столиков сидели два гнома, как никто более подходящие быть свидетелями скандала, – уважаемые Дроб и Ватранг Семьдесят четвертый. Живо подскочив к столику гномов, Сака-Каневск попытался сразу взять быка за рога:

– Господа, у меня есть к вам очень важное дело!

Однако и Дроб, и Ватранг Семьдесят четвертый обратили на Саку-Каневска внимания меньше, чем на муху, облюбовавшую лужицу пролившегося на стол пива. Да разве было им дело до какого-то там гоблина, в то время как сегодня и тот и другой понесли ни с чем не сравнимые утраты! У господина Ватранга Семьдесят четвертого во время катастрофы на реке Ловашне исчезли вместе с другими спиннингистами старший сын Мэвер и племянница Буська; а у господина Дроба на берегу той же Ловашни погиб его начальник, соратник и лучший друг, глава Коллегии контроля рыболовных соревнований господин Менала!

По их раскрасневшимся лицам можно было догадаться, что дедушка Бо уже не один раз сменил этой парочке пустые пивные кружки на полные. Несмотря на спокойную обстановку и плавные звуки клавесина, за которым сидел дедушка Ко, выглядели гномы мрачнее тучи, пивной хмель, вместо того чтобы расслабить, еще больше усугубил их мрачное настроение.

– И ведь как он ловко скрывал свою сущность, этот деканишка, этот Эразм Кшиштовицкий! – Дроб, метя в муху, стукнул пивной кружкой по столу, но муха благополучно улетела.

– Высокомерный и заносчивый тип, – подтвердил Ватранг Семьдесят четвертый, машинально наматывая кончик своей бороды на указательный палец, а другой рукой поглаживая себя по объемистому животу. – Побывал в моем ресторане, в лучшем ресторане города, в «Золотом шлеме герптшцога», всего лишь два раза!

– Столько лет руководить факультетом рыболовной магии – и столько лет притворяться!

– И оба раза он не заказывал себе ни обеда, ни ужина…

– И надо же было додуматься применить черное колдовство во время соревнований!

– Нет, не заказывал. Пришел и сразу стал ругаться, кричать, требовать, чтобы мы выпустили на свободу серебристого рыбодракона! – Смотав бороду, Ватранг вновь принялся наматывать ее – теперь уже на средний палец.

– И как только Кшиштовицкому такое удалось? – Дроб помахал рукой, подзывая дедушку Бо, занятого протиранием и без того кристально-чистых пивных кружек.

Хозяин заведения вмиг подскочил к столику гномов с двумя наполненными кружками, отодвинул путающегося под ногами Сака-Каневска, поставил кружки на стол, не расплескав пены, поймал в кулак назойливую муху и, прихватив порожние кружки, удалился обратно за стойку.

– Мы, конечно, попросили его удалиться, – продолжал Ватранг. – Как можно отпустить рыбодракона, который стоит целое состояние! И декан ушел!!! Но вскоре вернулся и принес с собой это самое состояние. Эразм Кшиштовицкий выкупил серебристого рыбодракона, но не для того, чтобы заказать его себе на ужин, а только для того, чтобы… отпустить в озеро Зуро!!!

Пока Ватранг говорил, Дроб, живот которого был даже более внушительных размеров, чем у приятеля, не отрываясь цедил пиво. Теперь и Ватранг приложился к кружке, в беседе возникла пауза, чем и воспользовался младший редактор «Факультетского вестника»:

– Господа гномы, я хочу попросить вас стать свидетелями одного, хм, нехорошего происшествия…

– И ведь сколько народу пострадало, пропало по его вине! – оторвавшись от опустевшей кружки и не обратив на гоблина никакого внимания, воскликнул Дроб.

– Нам пришлось заказывать нового рыбодракона… – Ватранг отставил полупустую кружку, смотал кончик бороды и зачем-то опустил его в пиво. – Но новый оказался слишком хитрым. Представляешь, Дроб! Когда клиент заказывал рыбодракона на ужин и шеф-повару оставалось только его взвесить, эта магическая рыбина наедалась со дна камней и становилась настолько тяжелой, что у клиента не хватало денег, чтобы расплатиться.

– Пропал ваш старший сын! Бедный, бедный Мэвер…

– Говорили, что Эразм Кшиштовицкий выложил за рыбодракона все свои сбережения, все до последней монеты, – не поддержал горестных воплей приятеля Ватранг.

– Пропала ваша племянница! Бедная, бедная Буська…

– А потом, я слышал, серебристый рыбодракон пришел на выручку факультетским магам во время Прорыва.

– Да какая там выручка! – грохнул кулаком по столу Дроб. – Мы, мы, факультетские маги, свою кровь во время Прорыва проливали! Я – вон руку повредил, до сих пор болит. А у Меналы рука вообще в кость превратилась! Бедный, бедный Менала, погубил его Кшиштовицкий, ох, погубил! Дедушка Бо – пива!

– Два! – Ватранг вытащил мокрую бороду из кружки и одним большим глотком допил все еще пенящийся напиток.

– Господа… – вновь попытался привлечь внимание гномов Сака-Каневск и вновь был оттеснен подоспевшим с полными кружками хозяином трактира. По всему было видно, что старый лекпин не очень жалует гоблинское племя.

– Боюсь, что теперь мне придется занять должность моего друга, – горестно вздохнул Дроб, после того как сделал несколько больших глотков. – Должность главы Коллегии контроля рыболовных соревнований. А ведь это такая ответственность, такая ответственность…

– А для чего это потребовалось Кшиштовицкому? – вдруг спросил Ватранг. – И как мог он заколдовать воду, находясь в своем кабинете?

– Э-э-э… – замялся Дроб. – Но ведь он же маг! Сильный маг!

– Ты тоже маг, – возразил Ватранг. – Но ты же не способен заколдовать водную стихию, будучи от нее на приличном расстоянии?

– Э-э-э… я – нет, не могу. Но-о-о…

– У него был сообщник! – встрял Сака-Каневск. – Вместе с Кшиштовицким колдовал сообщник.

Дроб и Ватранг Семьдесят четвертый с удивлением уставились на гоблина.

– И я почти уверен, что этим сообщником был профессор Малач! – подлил масла в огонь Сака-Каневск.

– Эльф? – переспросил Ватранг

– Профессор юриспруденции? – уточнил Дроб.

– Да! Да! – часто-часто закивал гоблин. – Профессор Малач и сейчас там, на берегу озера, занимается совершенно непотребными вещами. И вы, господа, должны стать этому свидетелями. Пойдемте! Пойдемте же скорей! – Он схватил обоих гномов за руки и потащил из-за стола.

– Эй, эй! – подал из-за стойки голос дедушка Бо. – А расплачиваться кто будет?

– Я, я расплачусь! – нашелся Сака-Каневск и бросил на стол несколько монет.

Подобная щедрость произвела на всегда прижимистых гномов гораздо больший эффект, чем все слова гоблина. Они соизволили-таки подняться из-за стола и нетвердой походкой покинули трактир дедушки Бо.

* * *

Послав последний луч, солнце скрылось за горизонт. Но на берегу озера было еще достаточно светло, чтобы иметь возможность полюбоваться изящной фигуркой лекпинки, только что вышедшей из воды и начавшей вытирать распущенные волосы своим же платьем. И Малач, купавшийся вместе с ней и все еще остававшийся в воде, глядел и не мог наглядеться на прекрасное маленькое создание, только что подарившее ему на этом пляже незабываемые минуты счастья. Глядел и с каждой секундой все больше понимал, что безумно хочет сейчас же вновь насладиться обладанием лекпинкой и подарить ей бесценную эльфийскую любовь…

Но что-то вдруг остановило его порыв выбежать на берег. Что-то в самой воде. Которая будто бы послала импульс в сознание эльфа, в его магическую сущность. Малач замер, уставившись на темную воду перед собой и мысленно произнеся заклинание восприятия. Да, он не ошибся, вода озера в последние мгновения уходящего дня словно бы жаловалась на то, что ее безжалостно использовали, подчинили умышленному жесточайшему колдовству, и в то же время как бы оправдывалась, просила прощения за причиненные ею беды.

«Кто? – мысленно вопросил Малач, хорошо понимая, что не сможет получить ответа, и все-таки вновь спрашивая. – Кто и как это сделал?»

Вода не могла ответить, она только слегка всколыхнулась перед эльфом, но при этом в его сознании вдруг возник расплывчатый силуэт кинжала с кривым серебристым лезвием и черной, как ночь, рукоятью…

– Хо-хо-хо, а мы не напрасно прогулялись! – донесся до Малача чей-то голос из зарослей молодого ивняка на берегу.

– Да, нехорошие здесь происходят происшествия, – поддакнул кто-то.

– Ой! – вскрикнула Ксана, присев и прикрывшись платьем.

– Кто это там прячется? – гневно спросил Малач, спеша выйти на берег.

– Видите? Видите! – пискляво завопил еще кто-то. – Он – голый, и она – голая! Они совокуплялись здесь, они развратничали, они, они…

– Прекратить! – рявкнул эльф в сторону ивняка и, повернувшись к лекпинке, попросил: – Ксаночка, одевайся и уходи отсюда. Я сам разберусь с этими трусливыми подонками!

– Кто это трусливый?

– Кто это подонок?

Заросли ивняка раздвинулись, и на открытое пространство вывалились два шатающихся гнома. А за их спинами вновь раздался тот же писклявый голос:

– Нам бояться и стесняться нечего! Не то что этой развратнице-лекпинке!

– Да, – опять поддакнул гном, в котором Малач узнал бывшего метрдотеля более всего нелюбимого им ресторана. – Нехорошее происшествие!

– Хо-хо-хо – происшествие! – откликнулся другой гном – факультетский маг Дроб. – Что-то не припомню я, чтобы когда-нибудь профессор факультета рыболовной магии развратничал со студенткой, словно с грязной, продажной девкой!

Услышав эти слова, Ксана всхлипнула, похватала свою одежду и, больше не сдерживая рыданий, ринулась бежать прочь.

– Беги-беги, потаскушка, мы все, что надо, видели! – крикнул Дроб вослед. – И мы обязательно все рас…

Закончить фразу ему не удалось. Кулак подскочившего эльфа угодил господину Дробу в левый глаз, и коренастый, далеко не обделенный весом и силушкой гном, умудрившийся однажды в одиночку справиться сразу с семерыми гоблинами, оказался распластанным на земле.

Не намереваясь рассусоливать, Малач вмиг очутился напротив Ватранга и врезал тому теперь левой рукой в правый глаз. Этот гном, хоть был не менее своего приятеля пьян, на ногах удержался и даже выхватил из-за спины увесистую булаву, которой принялся отмахиваться от наседавшего эльфа.

– Ах вы паскудники! Ах вы мерзавцы! – не на шутку разбушевался Малач. – Оскорблять ни в чем не повинную девушку! Я вам покажу потаскушку, я вам покажу…

Он перехватил руку Ватранга, сжимавшую булаву, но вырвать ее из крепко сжатых гномьих пальцев не смог. За владение булавой завязалась серьезная борьба, между тем Ватранг, несмотря на объемистый живот, принялся проворно наносить удары носками своих кованых сапожищ по незащищенным ногам эльфа. В ответ Малач пару раз врезал коленом по корпусу гнома, но по сравнению с этими ударами укусы комара, наверное, имели бы больший эффект.

Тем временем поверженный на землю господин Дроб очухался, присел, потряс головой и разлепил единственный глаз, еще способный различать окружающие предметы. И первой, на что наткнулся взгляд этого глаза, оказалась эльфийская шпага, лежавшая поверх узелка с одеждой. Пошатываясь, гном подошел к шпаге, достал клинок из ножен и сделал им несколько взмахов, словно салютуя невидимому противнику. Затем развернулся и, выставив шпагу перед собой, так же шатаясь, направился к дерущимся. Пускать колюще-режущее оружие в ход господин Дроб не собирался: если уж чем и расправляться с противником, так это топором либо той же булавой. Но, споткнувшись на ровном месте, он засеменил-засеменил вперед, при этом не опуская шпаги, острие которой было направлено в обнаженную спину профессора Малача.

В этот момент на поле боя появился еще один участник. С трудом удерживая в руках длинную жердину, Сака-Каневск подкрался к дерущимся и попытался ударить ее концом в бок профессору. Маневр удался наполовину, и это спасло эльфу жизнь. Не сумев удержать жердину на надлежащем уровне, гоблин ткнул эльфа прямехонько под колено. Ноги Малача подкосились; чтобы удержать равновесие, он взмахнул руками, а угодившая в висок булава Ватранга повергла эльфа на землю.

Эльфийская шпага, зажатая в руке Дроба и за мгновение до этого едва не царапнувшая кожу своего хозяина, продолжила движение вперед и нашла другую жертву. Клинок пронзил грудь Ватранга и вышел из спины захрипевшего гнома. Наконец-то прекративший бестолковое движение вперед господин Дроб понял, что натворил, и, не выпуская рукояти шпаги, как ужаленный отпрыгнул назад. Кровь хлынула из двух ран несчастного Ватранга, который, продолжая хрипеть, рухнул, словно срубленное дерево, поперек лежавшего на спине эльфа.

* * *

Ксана бежала по берегу озера мимо мостков, с которых лекпины по утрам ловили рыбу, мимо причаленных к ним лодок, бежала к своему дому на улице Подкаменка и почти ничего не видела из-за застилавших глаза слез. Эти мерзкие гномы оскорбили ее, назвали грязной продажной девкой, потаскушкой! Они оскорбили Малача! Они сказали, что мы развратничали! Но мы ведь любим, любим друг друга!!!

Споткнувшись, лекпинка упала на колени и разрыдалась уже в голос.

– Ксана? – прозвучал сверху знакомый голос. – Ксаночка, милая, что случилось?

Подняв заплаканное лицо, Ксана узнала Зуйку, которая тоже опустилась на колени и принялась гладить ее по голове.

– Я к тебе домой прибежала, хотела спрятаться, а там пусто, – сказала Зуйка. – Я надеялась, что ты мне поможешь, но, гляжу, тебе самой помощь требуется. Что случилось-то?

– Зу-уе-эка! – еще громче зарыдала Ксана и, обняв подругу, уткнулась ей в плечо. – Они… они назвали меня потаску-ушко-ой…

– Кто? Кто тебя так назвал?

– Эти подонки, гно-омы…

– Гномы? – удивилась Зуйка. – А ну-ка прекрати реветь и расскажи мне все по порядку! – Ведьмочка отстранилась от Ксаны и сильно встряхнула ее за плечи. – Ну же! Сегодня столько ужасных событий произошло, а ты нашла время сопли распускать!

Прислушавшись к голосу подруги, Ксана постаралась собраться, еще несколько раз всхлипнула и торопливо поведала Зуйке о случившемся на берегу, лишь вскользь упомянув, за каким занятием ее и профессора Малача застали подонки-гномы.

– И ты убежала? – возмущенно воскликнула Зуйка.

– Да, мне Малач велел.

– Как же ты могла его там оставить? Да я на твоем месте этим мерзавцам все глазенки повыцарапывала бы! – Ведьма выставила вперед растопыренные пальцы. – Сколько, говоришь, там гномов было?

– Я двоих видела. И еще кто-то из кустов кричал…

– Так что же мы тут сидим?! – Зуйка вмиг оказалась на ногах и за руку подняла Ксану. – Профессор твой наверняка в драку полезет. Но он там один, а их – много. Скорее бежим на помощь!

Не прошло и пяти минут, как девушки оказались на месте недавних событий.

– А-а-а-а-а! – завизжала Ксана, бросившись к неподвижно лежащему Малачу, поверх которого так же неподвижно лежал один из гномов. – Они его уби-и-ли! Зуйка, Зуечка, его убили!

Не обращая внимания на вопли, Зуйка деловито ухватила Ватранга за руки, стащила с Малача и, не удержавшись, охнула. Все тело эльфа было залито кровью.

– А-а-а-а-а-а-а! – пуще прежнего закричала Ксана.

– Не ори! – Зуйка резко отстранила невменяемую лекпинку и приложила ухо к груди профессора.

– Дышит, – сообщила она через несколько томительных секунд. – Живой, живой твой Малач. Только крови очень много. Надо срочно рану найти, чтобы последняя не вытекла.

Теперь уже Ксана отпихнула Зуйку и сначала тоже приложила ухо, а потом принялась покрывать поцелуями окровавленную грудь эльфа.

– Да что же это такое! – всплеснула руками Зуйка. – Хватит, после нацелуетесь! Давай лучше его до воды дотащим!

Подавая пример, Зуйка схватила эльфа за ноги и приподняла. Ксане ничего не оставалось делать, как взять его за руки. Они так и потащили его – за руки, за ноги, тяжело дыша и постоянно спотыкаясь. Но, несмотря на это, Ксана нашла в себе силы упрекнуть подругу:

– Может, хватит его рассматривать!

– А тебе что, жалко? – сопя, спросила Зуйка.

– Жалко!

– Может, тогда одна его потащишь? – Ведьмочка сделала вид, что собирается отпустить ноги бесчувственного эльфа.

– Нет! – вскрикнула Ксана. – Одна я не смогу.

– Тогда уж позволь налюбоваться тем, кому мы жизнь спасаем, – без зазрения совести заявила Зуйка. – Когда еще доведется обнаженного эльфа увидеть!

– Бесстыдница! – заклеймила Ксана подругу, не подозревая, что всего несколько часов назад ее возлюбленный назвал Зуйку тем же самым словом.

Вспомнив это, Зуйка фыркнула и не удержала ног эльфа, упавших на мокрый песок всего в полуметре от уреза воды. Осознав, что они дотащили-таки Малача до озера, Ксана аккуратно опустила его руки, и вместе с Зуйкой они спешно принялись ополаскивать тело. Вскоре кровь оказалась смыта, но раны, из которой она могла вытечь, девушки так и не обнаружили.

– У него на виске ссадина, – наконец заметила Ксана.

– Все понятно! Это тот гном его кровищей перепачкал, – резюмировала Зуйка. – Что делать будем?

– Мы должны спрятать профессора, – решительно сказала Ксана.

– Согласна. Но где и как?

– Лодка! – осенило лекпинку. – Мы перевезем его на лодке по обводному каналу прямо до моего дома.

– И ты надеешься, что в поисках убийцы гнома герптшцогские стражники не нагрянут к тебе домой? – усмехнулась Зуйка.

– Ты права, – не стала спорить Ксана. – Но ничего, я знаю другое надежное место. Там его не найдут.

– И нас вместе с ним не найдут? – уточнила Зуйка.

– Никого там не найдут, – уверенно сказала Ксана.

– Ну так чего же ты ждешь! Беги скорей за лодкой, а я пока его вещички подберу.

– Хорошо, я быстро, – пообещала Ксана и, бросив на эльфа нежный взгляд, скрылась в сгустившейся ночной темноте.

Зуйка тоже посмотрела на эльфа, но быстро отводить взгляд не стала. Более того, воспользовавшись ситуацией, ведьмочка еще ближе придвинулась к обнаженному мужчине и, прошептав слово «бесстыдница», сначала положила руку ему на живот, затем, перебирая пальцами, стала опускаться все ниже, ниже.

Глаза Зуйки закрылись. Да, сегодняшний день оказался не из лучших, да, ей довелось пережить далеко не радостные мгновения своей жизни, но все искупило одно только это мгновение, когда жадные дрожащие пальцы обхватили то, чего раньше Зуйка не видела даже на картинках эльфийских книг. Обхватили и сжали с огромным желанием и с небывалой завистью к той, которая обладала и наслаждалась этим не более часа тому назад.

– Ксаночка, – прошептал вдруг Малач.

Едва не вскрикнув, Зуйка отдернула руку (успев, впрочем, почувствовать под пальцами толчок, похожий на удар сердца) и, пока очнувшийся эльф не успел поднять голову, пригнувшись, отползла от него подальше, в темноту, чтобы, как и обещала Ксане, собрать вещички.

– Ксаночка, – вновь прошептал профессор, кое-как приводя верхнюю часть туловища в вертикальное положение. Только что он чувствовал прикосновения чьих-то пальцев; собственно, и очнулся он благодаря этим страстным прикосновениям. Но поблизости никого не было ни видно, ни слышно. Зато с воды донеслись частые всплески весел приближающейся лодки.

На всякий случай Малач забрался поглубже в воду и нырнул, когда лодка подплыла ближе. А когда вынырнул, увидел в блеклом свете восходящей луны, что гребец отложил весла и, поднявшись во весь рост, всматривается в берег. Он узнал Ксану и одновременно увидел выскочившую на берег растрепанную Зуйку с узелком одежды в одной руке и со шпагой в другой. Прокрутить в голове мысль, что кроме ведьмы на этом берегу трогать его больше было некому, профессор не успел, так как девушки в один голос закричали:

– Где Малач?!

– Я здесь, здесь, – поспешил он успокоить и ту и другую.

Счастливая Ксана чуть не выпрыгнула из лодки, а Зуйка вновь закричала:

– Господин профессор, Ксана, этот гном на берегу, кажется, до сих пор копыта не отбросил. Не умер то есть…