Теория материалистической диалектики была создана в XIX в., но в полной мере ее значение для прогресса человечества раскрылось лишь в нашем столетии. Особенно важную роль она играет в современную эпоху. Это обусловлено тем, что XX век является веком бурного развития и величайших революционных потрясений как в области науки и техники, так и в сфере социальных отношений. Именно поэтому неизмеримо повысился интерес к предмету и принципам материалистической диалектики.

Между предметом и принципами диалектики существует глубокая взаимосвязь: нельзя уяснить предмет диалектики, не понимая ее принципов, и, наоборот, нельзя анализировать принципы диалектики, не обсуждая ее предмета. К самому предмету диалектики следует подходить диалектически, т. е. с точки зрения концепции развития. Это значит, что понятие о предмете диалектики должно быть развито путем анализа принципов диалектики.

Под принципами теории материалистической диалектики подразумеваются общие положения, характеризующему эту область знаний и в следующих главных аспектах:

онтологическом, гносеологическом, методологическом, логическом, аксиологическом и социологическом. Принципы диалектики придают содержанию теории диалектики характер единого связного целого, другими словами: превращают множество категорий и законов диалектики в стройную систему. Приводимая последовательность принципов не случайна: каждый новый принцип дает дальнейшую конкретизацию предмета теории материалистической диалектики, так что в итоге этот предмет становится охарактеризованным достаточно полно и всесторонне.

 

1. Принцип единства теории и практики применительно к исходному пункту исследования

Как известно, при построении любой философской системы главную трудность представляет вопрос «с чего начать?». Поэтому требуется специальный принцип, определяющий критерий такого начала. В теории материалистической диалектики таким принципом является принцип единства теории и практики, сформулированный применительно к исходному пункту исследования.

Согласно этому принципу, начальный пункт исследования в теории должен совпадать с начальным пунктом исследования на практике. В практической деятельности человек никогда не имеет дела со всей бесконечной материей (материей вообще), а лишь более или менее ограниченной ее частью — материальным объектом. Философское исследование объективной реальности и ее атрибутов также следует начинать с исследования не материи вообще, а той формы, в которой эта материя проявляется на практике, т. е. с исследования материального объекта.

Понятие материи вообще образуется в результате обобщения различных материальных объектов. Как известно, представители метафизического материализма (Демокрит, Спиноза, Гольбах и др.), наоборот, начинали с рассуждений о некоей «материи вообще» (которой приписывали некоторые свойства), а затем из этой «материи вообще» пытались сконструировать реальные объекты. В этом и выразилось метафизическое игнорирование единства теории и практики в применении к начальному пункту исследования.

Принцип единства теории и практики в указанном выше смысле впервые с полной определенностью сформулирован Марксом во «Введении к „Критике политической экономии“». Согласно Марксу, исходным пунктом исследования всегда является «конкретное живое целое», т. е. некоторый материальный объект. Маркс применил этот принцип к политэкономии, взяв в качестве исходного пункта исследования современное ему капиталистическое общество. Следуя Марксу, В. И. Ленин писал: «Ведь начинать с вопросов, что такое общество, что такое прогресс? — значит начинать с конца. Откуда возьмете вы понятие об обществе и прогрессе вообще, когда вы не изучили еще ни одной общественной формации… Это самый наглядный признак метафизики, с которой начинала всякая наука: пока не умели приняться за изучение фактов, всегда сочиняли a priori общие теории, всегда остававшиеся бесплодными». Именно по этой причине В. И. Ленин считал, что необходимо начинать исследование с анализа материального объекта. В этом он видел требование диалектического метода. Материальный объект является той «клеточкой», в которой можно показать естественную взаимосвязь всех «элементов диалектики» (Ленин).

Принцип единства теории и практики в применении к исходному пункту исследования предполагает первичность объекта относительно субъекта. Это означает определенное соотношение объекта и знания субъекта о нем, а также деятельности субъекта над ним.

Проблема соотношения объекта и знания о нем нередко рассматривается как проблема соотношения материального объекта и идеального объекта (т. е. некоторого субъективного образа), поскольку знание о материальном объекте само может выступать в роли объекта исследования.

Первичность материального объекта относительно знания о нем означает следующее. Во-первых, все материальные объекты бывают двух родов: объекты, существующие до, вне и независимо от какого бы то ни было знания о них (например, звезды или динозавры), и объекты, не существующие до знания, но существующие вне и независимо от него (например, автомобили или самолеты). Во-вторых, объекты второго рода изготовляются в конечном счете из объектов первого рода, т. е. объекты первого рода первичны относительно объектов второго рода.

Материальный объект первичен по отношению не только к знанию, но и к деятельности. В самом деле, если бы он не существовал (в конечном счете) до, вне и независимо от теоретической деятельности людей, то он был бы продуктом этой деятельности и, следовательно, совпал бы со знанием о нем. Маркс со всей ясностью подчеркнул первичность материального объекта относительно теоретической деятельности. Он писал, что деятельность по познанию конкретного «ни в коем случае не есть процесс возникновения самого конкретного». Однако материальный объект первичен относительно не только теоретической, но и практической деятельности. Однако по отношению к последней все материальные объекты тоже распадаются на существующие до, вне и независимо от этой деятельности (например, те же звезды и динозавры) и не существующие до нее, но существующие вне и независимо от нее (например, те же автомобили и самолеты). По-скольку объекты второго рода создаются людьми из объектов первого рода, постольку материальный объект остается (в конечном счете) первичным и относительно их практической деятельности. «Рабочий, — писал К. Маркс, — ничего не может создать без природы, без внешнего чувственного мира… Природа дает труду средства к жизни в том смысле, что без предметов, к которым труд прилагается, невозможна жизнь труда..»

Первичность объекта относительно субъекта означает, что объект может существовать без субъекта, тогда как субъект не может существовать без объекта. В то же время познание объекта невозможно без активности субъекта. Это объясняется тем, что мы судим о тех или иных сторонах объекта по его реакциям на наши воздействия на него. Например, подвергая воду электролизу, т. е. разлагая ее на водород и кислород, мы узнаем, что она состоит из этих веществ.

«Главный недостаток всего предшествующего материализма. заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно». Маркс высказывает здесь ту мысль, что для метафизического материализма было характерно отождествление опыта как критерия истины с односторонним воздействием объекта на органы чувств субъекта (т. е. с наблюдением). Диалектический подход к вопросу включает и обратное воздействие субъекта на объект (т. е. рассматривает взаимодействие субъекта с объектом, обобщая понятие опыта до понятия практики). Это обратное воздействие можно, однако, понимать по-разному. Его можно, например, понимать как «конструирование» объекта из мыслей или вообще «из ничего». «Отсюда и произошло, что деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой».

Материалистическое понимание активности субъекта сводится не к конструированию материальных объектов из субъективных образов или «из ничего», а к преобразованию объектов (существующих до, вне и независимо от знаний субъекта и его деятельности) в другие объекты (не существующие до, но по-прежнему существующие вне и независимо как от любых форм знаний, так и от любых форм деятельности исследующего их субъекта). Все сказанное о взаимоотношении объекта и субъекта сохраняет свой смысл и тогда, когда в качестве исследуемого объекта фигурирует такое социальное образование, которое включает в себя людей с их знаниями и деятельностью (например, фабрика или школа). Здесь, однако, следует различать два случая.

В первом случае субъект, исследующий данное социальное учреждение, сам не входит в его состав (не является «элементом» этого учреждения). Тогда соответствующее учреждение или существует до, вне и независимо от знаний и деятельности субъекта (если он не принимал участия в его образовании и функционировании), или же не существует до, но существует вне и независимо от них (если он принимал такое участие). То обстоятельство, что знания и деятельность других людей входят в содержание этого учреждения, ничего не меняет в характере взаимоотношения исследуемого объекта с познающим его субъектом: знания других людей выступают в форме устных или письменных знаковых систем, а их деятельность — в форме каких-то материальных действий; и то и другое или существует до, вне и независимо от знаний и деятельности субъекта, или же не существует до, но существует вне и независимо от них.

Несколько сложнее обстоит дело во втором случае, когда субъект входит в состав исследуемого социального учреждения и принимает участие в его деятельности. Однако и этот случай не является исключением из общего правила о первичности объекта относительно субъекта. В самом деле, хорошо известно, что деятельность человека в каком-либо социальном учреждении — это одно, а его представления об этой деятельности — другое. К собственной деятельности человек подходит более пристрастно, чем к деятельности других людей, и ему гораздо труднее, чем постороннему наблюдателю, составить объективную картину собственной деятельности. Поэтому человек и его деятельность как объект исследования существуют (как это на первый взгляд ни парадоксально) До, вне и независимо от того же человека как субъекта исследования, и условием достижения истины о себе самом является четкое осознание этого обстоятельства (т. е. раздвоение личности на объект и субъект).

Таким образом, рассмотрение принципа единства теории и практики приводит к заключению, что исходным пунктом всякого исследования (связанного с практикой) всегда является некоторый материальный объект. Поэтому первая ступень в уяснении предмета теории материалистической диалектики состоит в том, что в качестве такового выступает материальный объект.

 

2. Принцип взаимозависимости объекта и его атрибутов

Понятие о материальном объекте становится содержательным только при условии, что указаны его атрибуты. Атрибутом объекта называется такая его объективная характеристика (признак), которая присуща всем без исключения его конкретным проявлениям. Другими словами, атрибутом объекта как такового (объекта вообще) является такая объективная характеристика, которая присуща всем без исключения конкретным (индивидуальным) объектам. Так, качество и количество являются атрибутами в указанном смысле, ибо они присущи в одинаковой мере всем неорганическим (например, галактике), биологическим (скажем, муравейнику) и социальным (например, государству) образованиям. Таким образом, критерий атрибутивности — общность этих трех классов объектов внешнего мира.

Сравнивая различные неорганические, биологические и социальные образования, можно выделить в качестве атрибутов такие характеристики, как устойчивость и изменчивость, непрерывность и дискретность, возможность и действительность, случайность и необходимость, причинность и взаимодействие и т. п. Следует подчеркнуть, что понятие «атрибут» (в том смысле, как оно здесь определено) в общем случае не совпадает с понятием «свойство» (в буквальном смысле). Например, «сущность» является одним из атрибутов объекта, хотя она не является свойством. Другими словами, свойство как таковое (т. е. компонент качества как такового) есть атрибут, но не всякий атрибут есть свойство. Таким образом, под атрибутом объекта в дальнейшем везде будет подразумеваться любая его объективно универсальная характеристика.

Как известно, для материалистического мировоззрения характерно рассмотрение материи в качестве субстанции, т. е. реальности, которая все порождает из себя, но сама, как таковая, не имеет причины вне себя (спинозовская causa sui). Естественно, что при таком подходе объект оказывается фрагментом (или частью) этой субстанции. Поэтому проблема взаимосвязи объекта и его атрибутов сводится к проблеме взаимосвязи субстанции и атрибутов.

Согласно метафизическому мышлению, субстанция есть некая особая реальность, отличная от атрибутов и противостоящая им в качестве их носителя. Природа субстанции и природа атрибутов независимы друг от друга. Атрибуты «пристегиваются» к некоторому абсолютно неизменному «ядру», являющемуся их носителем. Поэтому если абстрагироваться от них, то субстанция не исчезнет. Таким образом, метафизическое понимание субстанции заключается в отождествлении ее с универсальным и неизменным субстратом. Независимость природы такого субстрата от природы атрибутов особенно ярко проявляется в том, что с одним и тем же субстратом разные философы-метафизики связывают различные атрибуты. Существенно подчеркнуть, что носитель атрибутов, рассматриваемый ими в качестве особой реальности, обязательно должен быть неизменным; изменение атрибутов не затрагивает его природы, ибо изменяться может только то, что имеет какие-то характеристики, а у такого носителя, рассматриваемого в чистом виде, нет никаких характеристик.

Диалектическое понимание природы субстанции состоит прежде всего в том, что субстанция как носитель атрибутов изменчива. Последнее, однако, возможно лишь В том случае, если субстанция не есть нечто противостоящее атрибутам, а реализуется через систему атрибутов, качественно отличную от каждого из них, от любой группы атрибутов и от всей их совокупности.

Принцип взаимозависимости объекта и его атрибутов опирается на диалектическое понимание субстанции и означает, что объект не есть нечто независимое от его атрибутов и противостоящее им, а реализуется через систему своих атрибутов, или, говоря словами Маркса, выступает как «единство многообразного»: «Конкретное потому конкретно, что оно есть синтез многих определений, следовательно, единство многообразного». Подобно экономическим категориям атрибут «не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее отношение уже данного конкретного живого целого». В то же время принцип взаимозависимости объекта и его атрибутов предполагает зависимость не только объекта от атрибутов, но и атрибутов от объекта. Последнее означает, что объект как «единство многообразного» не сводится ни к одному из атрибутов, ни к какой их группе и даже совокупности присущих ему атрибутов. Содержание каждого атрибута зависит от характера той системы атрибутов, компонентом которой он является, и, следовательно, зависит от природы объекта как целого. Положение о взаимозависимости природы объекта и природы его атрибутов включено В. И. Лениным в число основных элементов диалектики.

Из взаимозависимости объекта и его атрибутов вытекает важный методологический вывод: чтобы познать объект, надо его сначала подвергнуть анализу, т. е. мысленно разложить на составляющие его атрибуты, а затем мысленно синтезировать из этих атрибутов (единство анализа и синтеза). Мысленное «расщепление» объекта на его атрибуты Маркс назвал «движением от конкретного к абстрактному», мысленный же синтез его из атрибутов — «движением от абстрактного к конкретному». Очевидно, когда атрибут мысленно отделяется от других атрибутов, он становится абстрактным понятием, т. е. категорией. В связи с этим возникает проблема взаимоотношения атрибутов и категорий.

Атрибуты и их взаимосвязь отражаются в философских категориях и в их взаимосвязях.

Итак, вторая ступень в определении предмета материалистической диалектики состоит в следующем: в качестве такого предмета выступает не бессодержательный объект, а такой, который реализуется через систему многочисленных атрибутов.

 

3. Принцип противоречивости объекта и его атрибутов

Так как объект имеет множество различных сторон, то анализ его можно проводить различным образом. При одном способе анализа объект может быть разложен на два абстрактных компонента, при другом — на три, при третьем — на шесть и т. д. Может создаться впечатление, что результаты анализа зависят не от природы объекта, а от субъективного произвола исследователя. Однако это не так.

Чтобы анализ позволил выявить природу самого объекта, надо доводить его расчленение до обнаружения не. только различных, но и противоположных компонентов. Гегель писал: «Но мыслящий разум заостряет, так сказать, притупившееся различие разного, простое многообразие представления, до существенного различия, до противоположности». Дело в том, что противоположность есть крайняя степень различия, поэтому только различие, доведенное до противоположности, является законченным (завершенным). При этом особый интерес представляет выявление таких противоположностей, которые противоречат друг другу и потому исключают всякое (существующее наряду с ними) третье. Таким образом, только «расщепление» объекта на противоположности обеспечивает наибольшую полноту и глубину анализа: «Раздвоение единого и познание противоречивых частей его… есть суть (…одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики».

После того как объект подвергся указанному анализу, в результате которого он распался на фундаментальные противоположности, возникает проблема анализа каждой из выявленных противоположностей (в «чистом виде», по выражению Маркса). Естественно ожидать, что наибольшая полнота и глубина анализа будет достигнута, если эти абстрактные компоненты будут подвергнуты в свою очередь аналогичному анализу и у них будут выявлены «свои» противоположности, и т. д. Очевидно, что такой анализ не может продолжаться до бесконечности; он может быть доведен до абстракций, которые являются предельно простыми в рамках существующей практики («наиболее тощие абстракции», по выражению Маркса). Их простота, конечно, относительна; тем не менее на данном уровне развития практики она существует.

Принцип противоречивости объекта и его атрибутов гласит: характер получаемых противоположностей не зависит от воли и желаний исследователя, и это обусловлено тем, что объективная взаимосвязь атрибутов имеет полярный характер (как объект, так и каждый из его атрибутов являются единством противоположностей, и это единство существует до, вне и независимо как от знания, так от человеческой деятельности). Характеризуя значение указанного принципа в системе материалистической диалектики, В. И. Ленин писал: «Вкратце диалектику можно определить, как учение о единстве противоположностей» .

Из данного принципа вытекает следующий методологический вывод: если анализ объекта в своей развитой форме имеет полярный характер, то и синтез должен быть полярным, иначе будет нарушено единство анализа и синтеза. Это значит, что познать единство противоположностей как объекта, так и его атрибутов можно, только «пустившись в обратный путь» (Маркс) и мысленно синтезировав те противоположности, которые были получены в ходе анализа.

Каково же конкретное содержание тех противоположностей, на которые «раздваивается» («поляризуется») объект? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть конкретные случаи полярного анализа конкретных объектов в разных сферах познания и выделить то сходное, что есть в результатах такого анализа. Особое значение в этом отношении приобретает сравнительный анализ истории формирования научных теорий во всех сферах научной деятельности. Обобщение результатов такого анализа показывает, что наиболее сложными (наиболее «конкретными», по выражению Маркса) противоположностями, на которые «раздваивается» объект, являются явление и сущность. Это неудивительно, если учесть, что полное познание объекта складывается из описания и объяснения. Описание объекта есть познание его со стороны явления (так называемый феноменологический подход), а объяснение — познание со стороны сущности (так называемый нефеноменологический подход). Именно это обстоятельство имел в виду Платон (а вслед за ним и Аристотель), когда говорил, что «наука начинается с удивления». На несовпадение явления и сущности указывал также Гегель. Маркс резюмировал ту же идею так: «…если бы форма проявления и сущность вещей непосредственно совпадали, то всякая наука была бы излишня».

Следует обратить внимание на то, что атрибуты объекта при одинаковой общности обладают разной степенью сложности. Действительно, такие атрибуты объекта, как, например, явление и изменчивость, не могут иметь разную степень общности, ибо соответствующие понятия применимы ко всем без исключения материальным объектам, т. е. любой материальный объект, вообще говоря, является и изменчив. В то же время атрибут «явление» более сложен, чем атрибут «изменчивость», поскольку явление содержит изменчивость, но не сводится к последней. Например, переход тепла от участков физического тела с более высокой температурой к участкам с более низкой температурой (т. е. изменение температуры тела) есть некоторое явление. Но и состояние теплового равновесия (т. е. неизменность температуры тела) тоже есть некоторое явление. И переход тела из неравновесного теплового состояния в равновесное — тоже явление. Следовательно, явление в общем случае заключает в себе как изменчивость, так и неизменность.

Аналогично сущность и закон имеют одинаковую общность, но разную сложность. Сущность включает в себя закон, тогда как закон не охватывает всей сущности. «…Закон и сущность, — писал В. И. Ленин, — понятия однородные (однопорядковые) или вернее, одностепенные, выражающие углубление познания человеком явлений, мира…» Например, при падении красного и зеленого световых лучей на поверхность зеркала между этими двумя явлениями обнаруживается определенное сходство: в обоих случаях угол отражения равен углу падения. Основанием этого сходства является взаимодействие падающей и отраженной электромагнитных волн. Но определенное основание имеется и у несходных черт этих явлений: основанием различия в цвете лучей является различие в длине электромагнитных волн. Следовательно сущность в общем случае заключает в себе как основание сходства (закон), так и основание различия.

Таким образом, благодаря различию по степени сложности атрибуты объекта не безразличны не только к природе самого объекта (взаимозависимость объекта и атрибутов), но и друг к другу (взаимозависимость самих атрибутов). Последнее означает определенную субординацию атрибутов (одни атрибуты обязательно входят в «состав» других). Другими словами, объективная взаимосвязь атрибутов существует до, вне и независимо как от знания о ней, так и от теоретической и практической деятельности субъекта. Содержание атрибутов зависит от характера этой взаимосвязи. Она является универсальной и не может зависеть от специфики того или иного объекта. Если бы она изменялась при переходе от одного объекта к другому, изменялось бы и содержание атрибутов, а это означало бы, что они не являются таковыми, т. е. предположение о неуниверсальном характере взаимосвязи атрибутов (при условии, что под ней подразумевается их субординация) ведет к логическому противоречию.

Таким образом, противоречивость объекта и его атрибутов конкретизируется следующим образом: материальный объект представляет собой единство явления и сущности; все другие атрибуты (качество, изменение, закон, возможность, причинность и т. д.) характеризуют различные стороны (фрагменты) этих наиболее сложных атрибутов или же различные аспекты взаимоотношения между ними.

Из фундаментальности взаимоотношения явления и сущности следует важный методологический вывод: множество онтологических категорий (т. е. понятий, отражающих соответствующие атрибуты) не образует бессистемного, хаотического набора (как это может показаться на первый взгляд); в действительности эти категории являются результатом анализа явления и сущности или их синтеза. Поэтому онтологические категории, как правило, образуют полярные пары: движение и покой, качество и количество, возможность и действительность, случайность и необходимость и т. д. Это свидетельствует о том, что анализ явления и сущности (так же как и анализ объекта в целом) не останавливается на полпути, а доводится до «раздвоения единого на противоположности», т. е. имеет полярный характер.

Итак, содержание материального объекта весьма разносторонне: оно включает в себя явление и сущность, качество и количество, устойчивость и изменчивость, необходимость и случайность и т. д. Но в объективном мире не существует «явления как такового», в «чистом» виде, «сущности как таковой», «количества как такового» и т. д. В действительности существуют конкретные явления, конкретные сущности, конкретные количества и т. д. Поэтому понятие об объекте как таковом (атрибутах как таковых) является результатом обобщения конкретных индивидуальных объектов, обладающих атрибутами в их конкретной (особенной) форме. Следовательно, конкретный индивидуальный объект (эта галактика, этот муравейник, это государство) реализуется не просто через самосогласованную систему атрибутов, а через систему атрибутов в их «особенной» форме, т. е. через самосогласованную систему модусов.

Метафизический метод мышления предполагает, что число форм конкретных реализации объекта в целом всегда ограничено. Отсюда проистекает молчаливое допущение, что фундаментальные физические свойства, величины и законы, полученные в рамках данной исторически ограниченной практики, можно неограниченно экстраполировать и за пределы этой практики. Конкретно этот метод мышления проявляется, например, в убеждении, что любые сколь угодно сложные астрономические явления могут быть объяснены исчерпывающим образом с помощью известных физических законов. Однако, как показывает история науки, абсолютизация конкретных свойств, величин, законов и т. п. рано или поздно наталкивается на принципиальные затруднения, которые обнаруживают определенные границы применимости указанных свойств, величин, законов и т. п.

Принцип противоречивости объекта и его атрибутов предполагает следующее: объект как таковой с его атрибутами (рассматриваемыми в общем виде) реализуется в объективном мире в виде неисчерпаемого разнообразия специфических индивидуальных объектов; при этом каждый из атрибутов в свою очередь реализуется в неисчерпаемом разнообразии специфических форм.

Из указанного обстоятельства вытекает следующий методологический вывод: в ходе развития познания должна наблюдаться тенденция к неограниченному «расширению» объекта исследований, т. е. исследуемой «предметной области».

Итак, дальнейшая конкретизация предмета диалектики состоит в следующем: в качестве такового выступает не просто объект с многочисленными атрибутами, а объект, реализующийся через единство взаимно противоположных и внутренне противоречивых атрибутов.

 

4. Принцип развития. Онтологический аспект диалектики

Для метафизического метода мышления характерно рассмотрение объекта преимущественно в стационарном состоянии. Последнее не исключает различных функциональных изменений в объекте, однако такого рода изменения имеют обратимый характер и не ведут к возникновению в объекте чего-то принципиально нового. Диалектический подход в отличие от метафизического предполагает использование понятия развития. Категория развития занимает в системе категорий диалектики особое положение: из всех категорий диалектики, отражающих атрибуты материального объекта, она является наиболее сложной, поскольку ее употребление предполагает использование всех других категорий. При этом главную трудность представляет вопрос: что такое развитие?

Под развитием в общем виде обычно подразумевают необратимое качественное изменение. Данные конкретных наук свидетельствуют о том, что существуют три главных типа такого изменения: 1) переход объекта из качественного состояния одной степени сложности в другое качественное состояние той же степени сложности (так называемое одноплоскостное развитие); 2) переход объекта из качественного состояния большей степени сложности в другое качественное состояние, меньшей степени сложности (регрессивное развитие); 3) переход объекта из качественного состояния меньшей степени сложности в качественное состояние большей степени сложности (прогрессивное развитие) .

При анализе природных и социальных объектов на первый взгляд кажется, что эти различные типы качественных изменений не связаны между собой. Кроме того, существуют обратимые качественные изменения (например, некоторые преобразования элементарных частиц, атомов или молекул). Более глубокий анализ взаимоотношения различных материальных систем показывает, что между обратимыми, «одноплоскостными», регрессивными и прогрессивными качественными изменениями существует в конечном счете глубокая взаимосвязь. Например, многие неорганические объекты (элементарные частицы, атомы, молекулы, твердые тела,_ жидкости, газы и т. п.) не подвержены прогрессивному изменению, но они являются компонентами материальных систем (космических, биологических или социальных), где такие изменения имеют место.

На основе обобщения фактов взаимосвязи и взаимозависимости качественных изменений различного типа можно сформулировать принцип развития: как бы ни сочетались в процессе качественного изменения материальных объектов прогрессивные, регрессивные, «одноплоскостные» и обратимые изменения, любой объект или сам проходит стадию прогрессивного развития, или входит в другой объект, проходящий такую стадию. Именно в этом и только в этом смысле прогрессивное изменение является атрибутом материи. В указании на фундаментальную роль прогрессивного изменения заключается одно из важнейших отличий диалектического метода мышления от метафизического. Но при этом недопустимы как абсолютизация прогрессивного изменения (признание прогресса единственной или преобладающей формой развития всегда и при всех условиях; экстраполяция частных случаев прогресса, имеющих место, например, в сфере социальных или биологических систем, на любые материальные системы и т. п.), так и отрицание фундаментального характера этой формы развития (в указанном выше смысле).

К критериям усложнения можно отнести изменение степени сложности: свойств (в частности, функций) объекта как целого, его внутренней структуры; степени целостности множества внутренних возможностей, заключенных в объекте, и т. д. Если сопоставить принцип развития с той «моделью» объекта в стационарном состоянии (т. е. с системой атрибутов), о которой шла речь в предыдущих параграфах, то становится ясно, что в качестве усложнения может выступать усложнение любого атрибута.

Прогрессивное изменение объекта предполагает прогрессивное изменение всех его атрибутов в том смысле, что каждая последующая форма реализации атрибута является более сложной, чем предыдущая. Более сложная ступень в развитии объекта означает, таким образом, переход от более простого явления к более сложному и от более простой сущности к более сложной. В свою очередь каждый из атрибутов, входящих в состав явления и сущности, тоже усложняется: появляются более сложные формы качественной и количественной определенности (в частности, более сложные свойства, формы целостности, структуры и величины), функциональных изменений и устойчивости, пространственной и временной определенности и т. д., а также более сложные законы функционирования объекта, более сложные возможности и более сложные формы их перехода в действительность. Тем самым возникают и более сложные формы необходимых и случайных зависимостей, типов причинных связей и взаимодействия и т. п. Таким образом, развитие объекта не сводится к изменению одного из его атрибутов и поэтому действительным критерием усложнения является усложнение всей системы атрибутов.

Именно по этой причине диалектика есть «учение о развитии в его наиболее полном, глубоком и свободном от односторонности виде…». При этом с развитием тех или иных атрибутов связано действие определенных диалектических закономерностей. Так, например, развитие качественной и количественной определенности объекта подчиняется закону перехода количественных изменений в качественные (и обратно); развитие взаимоотношения между элементами объекта и его структурой — закону отрицания отрицания; развитие внутреннего взаимодействия в объекте — закону единства и борьбы противоположностей.

Принцип развития (как показал Маркс, в частности, в «Капитале») в методологическом плане требует единства исторического анализа и исторического синтеза. Под историческим анализом объекта подразумевается последовательный переход от современной ступени развития объекта к более ранним стадиям вплоть до выявления простейшей (или начальной) стадии («клеточки», из которой исторически объект развился). Это и является конечной целью такого анализа. Так, конечной целью исторического анализа современной Марксу капиталистической экономики было выявление ее простейшей «клеточки» — простого товарного хозяйства. Указанная процедура исследования объекта называется анализом, потому что в ходе ее осуществления данный сложный объект разлагается на ряд более простых объектов; она называется историческим анализом, так как развитие объекта расчленяется на ряд последовательных стадий. Чтобы понять смысл и значение такой исследовательской процедуры, как исторический анализ, необходимо рассмотреть вкратце ее применение Марксом при исследовании современного ему капиталистического хозяйства.

Известно, что истинную природу явления можно познать, лишь изолировав его от посторонних влияний, создав идеальные условия для его протекания. Поэтому анализ есть рассмотрение явления в чистом виде путем отвлечения от затемняющих его обстоятельств. Возьмем, к примеру, товар. В капиталистическом обществе с развитой межотраслевой конкуренцией, как известно, товары обмениваются в среднем по ценам производства. Создается впечатление, что стоимость товара равна издержкам производства плюс средняя прибыль. Но понятие прибыли предполагает существование капитала. Не является ли капитал в данном случае затемняющим обстоятельством для понимания природы товара? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть товар в чистом виде, т. е. приравнять влияние капитала к нулю. Но что значит приравнять влияние капитала к нулю? Это значит прекратить капиталистический процесс производства, остановить фабрики, заводы, поезда и корабли, закрыть банки и универсальные магазины и т. п. Очевидно, что даже самому выдающемуся теоретику никогда не удастся произвести такой эксперимент. Впрочем, если такой эксперимент и был бы поставлен, все равно он не дал бы ничего для понимания природы товара. Дело в том, что вместе с капиталом исчез бы и товар, поскольку в капиталистическом обществе товар существует лишь в форме товарного капитала.

«Физик, — писал К.Маркс, — или наблюдает процессы природы там, где они проявляются в наиболее отчетливой форме и наименее затемняются нарушающими из влияниями, или же, если это возможно, производит эксперимент при условиях, обеспечивающих ход процесса в чистом виде». Очевидно, что политэконом не может действовать таким способом, ибо «при анализе экономических форм нельзя пользоваться ни микроскопом, ни химическими реактивами. То и другое должна заменить сила абстракции».

Но с абстракцией надо обращаться осторожно. При рассмотрении капитала в чистом виде безусловно необходимо отвлечься от конкуренции, торговли, кредита, земельной собственности, но абсолютно недопустимо отвлекаться от частной собственности на средства производства и наемного труда. Анализ сочетается с абстракцией, позволяющей освободиться от второстепенных обстоятельств и выделить природу данной вещи, которая делает ее тем, что она есть.

В ходе анализа возникают трудности двоякого рода. Во-первых, как отличить черты предмета, связанные с существенными обстоятельствами, от его второстепенных черт, обусловленных побочными обстоятельствами и «затемняющих» (Маркс) истинную природу предмета? Во-вторых, какое экономическое явление капиталистического общества следует взять за исходный пункт анализа? Можно взять товар. Однако товар в капиталистическом обществе предполагает существование капитала, денег и т. п. Таким образом, начиная с него, мы предполагаем, что сущность других экономических явлений уже раскрыта. В самом деле, если бы мы начали анализ с товара, то обнаружили бы, что он имеет определенную потребительную стоимость и определенную цену производства, т. е. включает в себя среднюю прибыль. Чтобы выяснить природу средней прибыли, нам пришлось бы изучить капитал. Но капитал, используемый промышленником, берется в ссуду у банкира. Поэтому нельзя понять его природу, пока не определена категория кредита и т. д. Мы попадаем в порочный круг.

Очевидно, чтобы разобраться в хаосе экономических явлений, нужно начать с чего-то очень «простого, обычного, массовидного» (Ленин). Но трудность состоит в том, что из простого наблюдения капиталистического хозяйства отнюдь не ясно, какое явление следует считать наиболее простым. Чтобы понять, как работает тот или иной механизм, надо разобрать его на элементарные части, а затем вновь собрать. Казалось бы, и капиталистическое хозяйство следует подвергнуть с помощью абстракции такой «разборке», чтобы найти его элементарную часть. Буржуазная классическая политэкономия искала простейшее экономическое явление именно таким путем. Но капиталистическое хозяйство — «не твердый кристалл, а организм, способный к превращениям и находящийся в постоянном процессе превращения». Следовательно, и при анализе его необходимо учитывать, что капиталистическое хозяйство есть продукт длительного развития.

И Маркс дает удивительно простое решение проблемы. Он выявляет те ступени, через которые шел процесс развития этого хозяйства; каждая более ранняя ступень будет, очевидно, проще следующей, поскольку прогрессивное развитие есть изменение от простого к сложному (в анализе оно рассматривается в обратном порядке). В конце концов он доходит до наиболее простой ступени, простого товарного хозяйства без денежного обращения — «экономической клеточки» (Маркс), из которой вырос данный экономический организм.

Таким образом, сама история материального объекта (если ставить вопрос в общефилософском плане) указывает, с какой стадии следует начать исследование и в какой последовательности переходить от нее к другим. При этом исходный пункт анализа выводится из самой природы объекта, а не выбирается в силу каких-либо субъективных соображений (как это делал, например, Прудон, исходивший из идеи равенства).

Это решение только одной из возникших трудностей, а именно: какое экономическое явление взять за исходный пункт исследования? Но как отличить «затемняющие» обстоятельства от существенных? В ответе на первый вопрос содержится ответ и на второй. Двигаясь по нисходящей линии от более сложной формы экономики к более простой, мы тем самым удаляем позднейшие детали экономической структуры капиталистического общества, которые модифицируют предшествующие, и получаем то или иное экономическое явление в чистом виде. Таким образом, роль «затемняющих» обстоятельств играют более поздние и потому более сложные явления. Следовательно, для отвлечения от затемняющих обстоятельств нужно «спуститься» на ту стадию развития данного объекта, когда явления более сложные, нежели исследуемое, еще не развиты, не существуют, а явления более простые уже развились вполне (по крайней мере в той степени, какая необходима для возникновения исследуемого явления).

Наблюдая промышленный и торговый капитал непосредственно, нельзя установить, что является «затемняющим» обстоятельством. В истории капиталистического общества вначале существуют промышленный и торговый капитал вместе, а потом торговый капитал в той форме, в какой он существует в экономически развитых капиталистических странах, исчезает и остается один промышленный. Стало быть, промышленный капитал может существовать без торгового, тогда как торговый капитал не может существовать без промышленного. Отсюда ясно, что нельзя понять торговый капитал без промышленного, промышленный же капитал можно понять без торгового. Ясно, что торговый капитал «затемняет» природу промышленного.

Но, быть может, товар и деньги тоже являются затемняющими обстоятельствами для раскрытия природы промышленного капитала? Заглянем в историю. На той стадии становления капиталистического общества, на которой промышленный капитал существует изолированно от торгового, товар и деньги уже развиты. Пойдем глубже. Промышленный капитал исчезает, а товар и деньги остаются. Значит, товар и деньги могут существовать без промышленного капитала, а промышленный капитал не может существовать без товара и денег. Стало быть, нельзя понять промышленного капитала без товара и денег, но товар и деньги можно понять без промышленного капитала.

Итак, по отношению к промышленному капиталу торговый капитал является «затемняющим» обстоятельством, а товар и деньги играют роль существенных моментов. Интересно, что история развития промышленного капитала позволяет отыскать объективный критерий, с помощью которого легко отделить его существенные черты от второстепенных. Изучение истории каждого экономического явления имеет принципиальное значение. Оно не только дает дополнительный фактический материал, но и представляет собой своеобразный аналитический прием для получения соответствующих экономических явлений в чистом виде.

Если резюмировать исторический анализ капиталистического хозяйства, выполненный Марксом, то он предстанет в следующем виде. Исходный пункт анализа — капиталистическое хозяйство с развитой межотраслевой конкуренцией капиталов (т. е. домонополистический капитализм). Так как конкуренция исторически развилась из капиталистической экономики с простым воспроизводством всего общественного капитала (без развитой межотраслевой конкуренции), то первый акт исторического анализа состоит в переходе от экономики с межотраслевой конкуренцией капиталов к экономике с простым воспроизводством всего общественного капитала. Тем самым ликвидируется «затемняющее» влияние конкуренции капиталов на воспроизводство общественного капитала.

Следующий этап исторического анализа заключается в переходе к экономике более простой, в которой капиталистические предприятия еще не охватили всех сфер производства (т. е. наряду с капиталистическими предприятиями существует и простое товарное хозяйство). Но там, где капиталистические предприятия существуют, оборот индивидуального капитала вполне развит, капитал одновременно существует во всех трех формах: денежной, производительной и товарной. Далее осуществляется переход к еще более простому объекту — экономике с неразвитым обращением индивидуального капитала. В такой экономике капитал существует в трех формах не одновременно, а последовательно. Переход к такой экономике позволяет избавиться от «затемняющего» влияния процесса обращения капитала на процесс производства капитала и выделить тем самым производство капитала в чистом виде.

Дальнейший этап анализа позволяет осуществить переход к еще более простой форме хозяйства — простому товарному хозяйству, где уже развито денежное обращение (но без капитала). Благодаря этому удается абстрагироваться от «затемняющего» влияния капитала на природу денег и выделить в чистом виде деньги. Наконец, переход от денежного к простому товарному хозяйству и обмену без участия денег позволяет выделить последнее в качестве простейшего экономического объекта, «экономической клеточки» капитализма. Таким образом, исторический анализ подобен фильму, просматриваемому в обратном порядке.

Требование единства исторического анализа и исторического синтеза означает, что после того, как исторический анализ закончен и «клеточка» выделена, надо осуществить исторический синтез. Конечной целью последнего является раскрытие сущности того объекта, с которого был начат исторический анализ. Решение этой задачи позволит дать прогноз на будущее, т. е. предсказать общую тенденцию развития объекта в будущем. Следовательно, идея, лежащая в основе исторического синтеза, заключается в том, чтобы свести проблему раскрытия сущности более сложного объекта к проблеме раскрытия сущности более простого объекта.

Такая исследовательская процедура, как исторический синтез, является более сложной и тонкой, чем исторический анализ. Поэтому, чтобы понять смысл и значение этой процедуры, необходимо посмотреть, каким образом Маркс применил ее при исследовании современной ему капиталистической экономики. Он начал исторический синтез там, где был закончен исторический анализ, т. е. с «клеточки» капиталистической экономики, и 'ее важнейшего элемента — товара. В товаре было выделено два противоположных аспекта — потребительная стоимость (товар как явление) и стоимость (товар как сущность). Поэтому простое товарное хозяйство с точки зрения явления оказалось производством потребительной стоимости, а с точки зрения сущности — производством стоимости.

Раскрытие сущности простого товарного хозяйства дало ключ к пониманию сущности более сложного состояния экономики, которое исторически развилось из простого товарного хозяйства без денег, а именно простого товарного хозяйства с денежным обращением. Но чем же отличается сущность денег от денег как явления? Оказалось, что деньги как явление обладают различными функциями (мера стоимости, средство обращения и т. д.), но по своей сущности они есть форма стоимости как таковой. Раскрытие сущности денег помогло выяснить сущность более развитой формы общественного производства — капиталистического хозяйства эпохи первоначального накопления. Оказалось, что «с точки зрения потребительной стоимости» такое хозяйство представляет собой производство прибавочного продукта, а «с точки зрения стоимости» оно есть производство прибавочной стоимости. Раскрытие сущности этой формы открывает путь для анализа сущности более зрелой экономической формы — капиталистического хозяйства с развитым обращением капитала.

И вновь Маркс рассматривает такое экономическое явление, как обращение индивидуального капитала в двух противоположных аспектах — с точки зрения потребительной стоимости и с точки зрения стоимости. В первом аспекте оно выступает как кругооборот капитала, во втором — как оборот капитала. Последний и составляет сущность обращения индивидуального капитала. Раскрыв ее, можно приступить к анализу сущности еще более зрелой экономической формы — капиталистического хозяйства со сложившимся воспроизводством и обращением всего общественного капитала.

И здесь, на гораздо более высокой и сложной ступени исторического синтеза, Маркс поступает точно так же, как и в предыдущих случаях, т. е. вновь рассматривает объект исследования — воспроизводство общественного капитала — в двух противоположных аспектах: с точки зрения потребительной стоимости и с точки зрения стоимости. Оказывается, что как явление воспроизводство общественного капитала есть возмещение общественного денежного, производительного и товарного капитала, Сущность этого явления состоит в том, что оно есть возмещение общественного постоянного, переменного, основного и оборотного капитала.

Наконец, Маркс переходит к анализу сущности капиталистического хозяйства с развитой межотраслевой конкуренцией капиталов. При этом выясняется, что как явление конкуренция капиталов представляет собой постоянный перелив капиталов внутри данной отрасли производства и между отраслями с целью помещения капитала в наиболее благоприятные условия для получения максимальной прибыли. Сущность этого явления заключается в процессе образования на основе прибавочной стоимости средней нормы прибыли. Так как капиталистическое хозяйство с межотраслевой конкуренцией было для Маркса исходным объектом исследования, то с раскрытием его сущности он возвращается к тому объекту, г которого начал исторический анализ. Тем самым заканчивается и исторический синтез, поскольку конечная цель последнего — раскрытие сущности исходного объекта исследования — достигнута.

Если теперь перевести процедуру, примененную Марксом при раскрытии сущности капиталистического хозяйства, на язык философских понятий, то она представится следующим образом. В результате осуществления исторического анализа была получена последовательность состояний развивающегося объекта по убывающей степени сложности (если начинать рассмотрение с данного состояния). Можно сказать иначе: получена последовательность стационарных объектов убывающей степени сложности. Очевидно, что процедура, обратная историческому анализу, начинается с операций над «клеточкой», т. е. над исторически простейшим состоянием развивающегося объекта (или над простейшим стационарным объектом О''). Сначала объект «расщепляется» на явление Я'' и сущность С''. Затем информация о сущности «клеточки» используется для раскрытия сущности более сложного стационарного объекта О', исторически развившегося из «клеточки». Но это означает, что знание о сущности элементарного объекта О'' используется в качестве вспомогательного средства для «расщепления» на явление Я' и сущность С' нового, более сложного объекта О'. А затем все повторяется: сущность этого последнего объекта вновь используется в качестве вспомогательного средства для «расщепления» на явление и сущность следующего по степени сложности объекта О, который в свою очередь исторически развился из О' и т. д.

Последовательное «расщепление» на явление и сущность более сложной ступени развития производится до тех пор, пока исследователь не вернется к исходной ступени. «Расщепив» на явление и сущность эту ступень (с помощью информации о сущности предыдущей ступени), он может предсказать общую тенденцию дальнейшего развития исходного объекта. А это и есть цель всего исследования. После того как она достигнута, исследование развивающегося объекта закончено.

Описанная процедура, обратная историческому анализу, называется синтезом, потому что в процессе ее осуществления мы возвращаемся к тому состоянию объекта, с которого начали анализ; она называется историческим синтезом, так как связана с переходом от более простых состояний развивающегося объекта к более сложным, т. е. соответствует (с точностью до несущественных зигзагов и случайных колебаний) действительному историческому процессу. В ходе осуществления исторического синтеза совершается последовательный переход от более простых явлений к более сложным и от более простых сущностей к более сложным сущностям. Этому соответствует переход от более простых форм описания и объяснения к более сложным.

Объединяя результаты исторического анализа и исторического синтеза, можно представить связь этих процедур в следующем виде (рис. 1).

Как известно, Маркс собирался описать метод, примененный им для раскрытия сущности капиталистической экономики в «Капитале», в общем виде: «Если бы когда-нибудь снова нашлось время для таких работ, я с большим удовольствием изложил бы на двух или трех печатных листах в доступной здравому человеческому рассудку форме то рациональное, что есть в методе, который Гегель открыл, но в то же время и мистифицировал».

Анализ описанного выше метода с формальной стороны позволяет заметить тенденцию к развитию исследования по своеобразной спирали. Если считать Я'' как некий «тезис», то С'' выступает как его противоположность («антитезис»), а Я' представляет собой «возврат якобы к старому» (Ленин), но на «качественно новой основе» («синтезис»). В результате такого перехода исследование описало один незамкнутый «круг» (один виток спирали). Но затем Я' в свою очередь выступает как «тезис»; С' оказывается его «антитезисом», а Я есть новый «синтезис» (второй виток спирали) и т. д.

Если отвлечься от исторического анализа, посредством которого понятия Я'', Я' и Я были получены, то эти понятия выступают как самостоятельные реальности, что автоматически ведет к гегелевской концепции. К. Маркс писал: «Гегель поэтому впал в иллюзию, понимая реальное как результат себя в себе синтезирующего, в себя углубляющегося и из самого себя развивающегося мышления, между тем как метод восхождения от абстрактного к конкретному есть лишь способ, при помощи которого мышление усваивает себе конкретное…»

Таким образом, нарушение единства исторического анализа и исторического синтеза ведет к неправильным выводам: без исторического анализа исторический синтез превращается в самостоятельный творческий процесс, имеющий мистический характер. Фактически единство исторического анализа и исторического синтеза есть своеобразный прием для раскрытия сущности развивающихся объектов. Это универсальный прием, определяемый самой природой процесса развития, а не один из возможных приемов раскрытия сущности таких объектов.

Возникает вопрос: в каком соотношении находятся понятия исторического анализа и исторического синтеза с ранее описанными понятиями полярного анализа и полярного синтеза? Нетрудно заметить, что когда в ходе исторического синтеза каждая из стадий развития объекта «расщепляется» на явление и сущность, то это равносильно тому, что соответствующая стадия подвергается полярному анализу. Очевидно, что явление и сущность каждой ступени развития в свою очередь могут быть «расщеплены» на соответствующие им противоположности. Если это проделать на каждой ступени развития, то станет очевидным, что полярный анализ является необходимым компонентом исторического синтеза.

Для проверки правильности раскрытия сущности на каждой стадии развития результаты исследования сущности надо сопоставить с результатами исследования явления. Если при этом между теми и другими результатами обнаружится соответствие (согласие), то это означает, что сущность раскрыта (в первом приближении) правильно. Но такое соответствие результатов исследования сущности и явления эквивалентно полярному синтезу. Таким образом, исторический синтез содержит как полярный анализ, так и полярный синтез; обе последние процедуры являются важными вспомогательными операциями при выполнении исторического синтеза.

Итак, единство полярного анализа и полярного синтеза является частью единства исторического анализа и исторического синтеза. Последнее единство переходит в первое, когда осуществляется переход от исследования развивающегося объекта к исследованию объекта в стационарном состоянии. Таким образом, принцип развития совместно с вытекающим из него требованием единства исторического анализа и исторического синтеза дает ясную картину того, что такое теория объективной диалектики. Эта теория представляет собой учение об универсальных закономерностях развития неисчерпаемого многообразия материальных объектов.

Здесь следует сделать два существенных замечания. Во-первых, понятие развития бессодержательно, пока не выяснено, что собой представляет «носитель» этого развития, т. е. материальный объект в стационарном состоянии. Очевидно, что говорить о развитии эмбриона из яйцеклетки или капиталистического хозяйства из простого товарного хозяйства бессмысленно, пока не выяснено, что такое яйцеклетка или что такое простое товарное хозяйство. Более того, без предварительного анализа природы носителя развития невозможно показать принципиальное отличие материалистической теории развития от идеалистических концепций развития, считающих носителем развития не материальное, а духовное начало. Поэтому теория объективной диалектики включает в себя также учение об объекте в стационарном (функциональном) состоянии, которое посвящено описанию объективной взаимосвязи атрибутов объекта.

Во-вторых, само собой разумеется, что нельзя описать развитие объекта и его атрибутов, не оперируя теми понятиями, которые отражают эти атрибуты, и не описывая тех познавательных процедур, посредством которых эти понятия получаются. Однако в рамках теории объективной диалектики эти понятия и процедуры не являются целью, а играют роль лишь вспомогательного средства для воссоздания объективной картины реальности. Используемые понятия (явление, сущность и т. п.) и процедуры (анализ, синтез и т. п.) должны изобразить объект таким, каким он существует до, вне и независимо как от понятий, так и от используемых процедур. Если бы указанные понятия и процедуры не давали нам информации об объекте, существующем до, вне и независимо как от наших знаний, так и от нашей деятельности, то теория объективной диалектики не оправдывала бы своего названия.

Известно, что философские системы прошлого, как правило, содержали так называемую онтологию, под которой подразумевалось философское учение об объективной реальности (рассматриваемой в предельно общем виде) и ее атрибутах. Легко заметить, что описанная выше теория объективной диалектики, с одной стороны, несомненно представляет собой философское учение об объективной реальности и ее атрибутах и, следовательно, является «онтологией». С другой стороны, она удовлетворяет указанным выше принципам (принцип единства теории и практики и др.) и, следовательно, в отличие от метафизических онтологии спекулятивного типа имеет метатеоретический характер, ориентируя исследование на тщательный анализ эмпирических фактов. Таким образом, в теории объективной диалектики имеет место онтология принципиально нового типа — не противопоставляющая себя принципам конкретно-научных теорий, а обобщающая эти принципы и дающая методологические рекомендации при поиске новых принципов.

Из сказанного ясно, что диалектико-материалистическая онтология не тождественна ни натурфилософии, ни учению об объективной реальности как совокупности конкретных объектов, ни учению о бытии вообще. Она не имеет ничего общего с натурфилософией, во-первых, потому, что отражает наиболее общие законы как природы, так и общества, и, во-вторых, потому, что формулирует эти законы не путем спекулятивных рассуждений, а на основе обобщения данных как всех естественных, так и всех гуманитарных наук. Она не совпадает с учением об объективной реальности Как совокупности конкретных объектов по той причине, что ее предметом является не просто объективное, а объектно-универсальное (объективно-всеобщее). Вот почему ошибочно смешивать понятия «онтологический» и «объективный».

Термин «онтологический» употребляется для обозначения не самого объективно-универсального, а его отражения в сознании. Без указания на эту сторону дела теряется специфика предмета онтологии в отличие от предмета конкретных наук. Наконец, диалектико-материалистическая онтология принципиально отличается от различных учений о так называемом бытии вообще. Она является учением не о всяком, а только об объективном бытии; она есть знание об объективно-универсальном, но не само объективно-универсальное. Поскольку она есть продукт познавательной деятельности, постольку она зависит от методов познания и, следовательно, от гносеологии. В то же время она заключает в себе такое содержание, которое от гносеологии не зависит. Это естественно, ибо это содержание отражает то, что существует до, вне и независимо как от любых форм знания, так и от любых форм деятельности.

Очевидно, что если онтология не отражает адекватно объективной реальности и ее атрибутов (объективно-универсального), то она зависит от гносеологии не только по форме, но и по содержанию. Таким образом, особое значение принципа развития состоит в том, что он конкретизирует предмет диалектики следующим образом:

предметом диалектики является не просто объект с многочисленными и притом противоположными и противоречивыми атрибутами, а развивающийся объект. Общую теорию развития такого объекта мы называем теорией объективной диалектики или (что то же) диалектико-материалистической онтологией.

 

5. Принцип отражения. Единство диалектики, логики и теории познания

Из сформулированных ранее принципов ясно, что нельзя смешивать развитие материального объекта и знание об этом развитии. В связи с этим возникает потребность уточнить отношение знания о развитии объекта к самому процессу развития.

Как известно, одно из главных положений материалистической теории познания состоит в том, что истинное знание об объекте является копией этого объекта. Понятие копии предполагает совпадение знания с объектом по содержанию (полное или частичное в зависимости от точности копии) и несовпадение по способу существования (знание существует в сознании субъекта и зависит от этого сознания, тогда как объект существует вне сознания и независимо от него). Так, знание о развитии зародыша из яйцеклетки совпадает (если оно истинное) с развитием зародыша по содержанию, но отличается от объективного процесса развития зародыша по способу существования.

Материалистическое понимание природы истинного знания об объекте как копии этого объекта противостоит агностическому взгляду на знание как на знак объекта. В этом случае отражение объекта заменяется его обозначением. Повод для такого смешения понятий дает то обстоятельство, что не существует копии без знака, ибо нет познания без языка. Однако копия (образ) совпадает не со знаком, а со значением знака. И именно потому, что значение не тождественно знаку, копию нельзя заменить знаком, а отражение сводить к обозначению.

Диалектическое понимание отражения существенно отличается от метафизического. Последнее молчаливо допускает, что отражение имеет пассивный характер. При таком подходе остается неясным, каким образом можно познать: во-первых, еще не наблюдавшиеся явления; во-вторых, сущность определенного класса явлений, не совпадающую (по содержанию) с этими явлениями; и, в-третьих, каким образом в нашем сознании могут возникать целостные образы несуществующих объектов. Эти трудности преодолеваются, если отражение понимается не как пассивный, а как активный процесс.

Активность отражения заключается в его творческом и иерархическом характере. Творческий характер проявляется прежде всего в том, что адекватное отражение реальности достигается в «борьбе» двух противоположных тенденций — тенденции к тщательному описанию и систематизации опытных фактов (эмпирическое исследование) и тенденции к идеализации элементов старого знания и построению из них необычных комбинаций (умозрительное исследование). Первая тенденция строго связана с опытом; вторая заключается в стремлении порвать с известным опытом и выйти за его предел. «Отражение природы в мысли человека, — писал В. И. Ленин, — надо понимать не „мертво“, не „абстрактно“, не без движения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их». Новые понятия, адекватно отражающие сущность нового класса явлений, возникают в результате умозрительного конструирования (т. е. творческого воображения) и выбора из множества конструктов таких, которые объясняют известные опытные факты и Предсказывают новые. В операциях умозрительного конструирования и выбора творческий характер отражения реальности проявляется самым очевидным образом.

Однако дело не ограничивается только этим. Так как психике человека (в отличие от психики животных) присуща направленность не только на внешний мир, но и на самое себя, то человек способен отражать и материальные объекты, и процесс отражения этих объектов. Другими словами, поскольку сознание человека есть самосознание, человек способен не только к первичному отражению (отражению, так сказать, первого порядка), но и ко вторичному отражению, т. е. к самоотражению (отражению второго порядка). Это приводит к далеко идущим последствиям. Если субъект познания способен отражать самого себя, то объектом отражения могут стать как объекты внешнего мира, так и сама деятельность познающего субъекта, причем не только материальная (практическая), но и духовная (теоретическая). Точно так же объектом отражения может стать и продукт духовной деятельности, т. е. знание о материальных объектах.

Сознание человека может пойти еще дальше: оно может подвергнуть анализу процесс не только отражения, но и самоотражения. Это означает, что отражение второго порядка может стать объектом для отражения третьего порядка и т. д. Таким образом, возникает своеобразная иерархия отражений, которая не «уходит» в бесконечность (как могло показаться на первый взгляд), а в каждую историческую эпоху развития познания «обрывается» на какой-то ступени. Это означает, что дальше этой ступени самоанализ еще не пошел.

Итак, принцип отражения представляет из себя следующее: среди множества субъективных образов, создаваемых познавательной деятельностью человека, существуют такие, которые являются более или менее точными копиями материальных объектов; возникновение таких копий в конечном счете возможно лишь благодаря тому, что процесс отражения имеет творческий и иерархический характер.

Указанный принцип дает простое решение известного парадокса в теории познания, который состоит в следующем: каким образом субъект может познать объект, как он существует «сам по себе», безотносительно к субъекту? Ведь познать объект — значит построить какое-то знание о нем, а сделать это невозможно без деятельности: и в знании, и в деятельности проявляется отношение объекта к субъекту. Поэтому создается впечатление, что объект и субъект неразрывно связаны: «нет объекта без субъекта». Но если нет объекта без субъекта, то без субъекта нет и объективной реальности — такое утверждение неизбежно ведет к солипсизму. Парадокс заключается в том, что из правильной в конечном счете посылки делается неправильный вывод.

Посмотрим на эту проблему с точки зрения принципа отражения. Согласно последнему, истинное знание, являющееся продуктом правильных познавательных процедур, выступает копией объекта, существующего до, вне и независимо как от этого знания, так и от этих процедур. Копия же объекта не совпадает с ним по способу существования, но совпадает по содержанию. В силу этого обстоятельства субъект способен построить в своем мозгу адекватное знание о том, что существует до, вне и независимо от этого знания. В этом и состоит решение вышеупомянутого парадокса. Оказывается, что в деятельности над объектом и в знании об объекте наряду с тем, что зависит от субъекта, проявляется и то, что не зависит от него. Поэтому в действительности имеет место первичность объекта относительно субъекта.

Сопоставим теперь принцип отражения с описанным ранее принципом развития. Известно, что теория объективной диалектики дает знание о материальном объекте. Это знание является результатом первичного отражения реальности, т. е. отражения первого порядка. Но затем, согласно принципу отражения, «объектом» исследования становится уже не сам материальный объект, а знание о нем.

Что значит иметь полное знание (как представление, так и понятие) о материальном объекте? Обобщение истории конкретных наук показывает, что это означает построить теорию соответствующего объекта. Нет научного понятия об объекте, пока нет теории этого объекта. Например, не может быть правильного понятия о свете, наследственности или капиталистической прибыли, если нет теории света, теории наследственности или теории прибыли. Осознание этого обстоятельства приводит к возникновению понятия о теории. Так как теория представляет собой знание об объекте, то понятие о теории есть знание о знании объекта. Таким образом, понятие теории является результатом отражения самого первичного отражения, т. е. результатом отражения второго порядка. Развивающийся материальный объект «пробегает» последовательно усложняющиеся состояния. Так как, согласно принципу отражения, каждой стадии развития объекта (объекту в стационарном состоянии) соответствует своя теория, то последовательности усложняющихся объектов соответствует последовательность усложняющихся теорий. Другими словами, развитию материального объекта соответствует развитие теории.

Если учесть и другие принципы, которые были описаны выше, то можно прийти к следующим результатам. Естественно ожидать, что противоречивость объекта должна привести к противоречивости адекватно отражающей его теории. Такая противоречивость не имеет, однако, ничего общего с существованием в теории внутренних логических противоречий. Противоречивость объекта выражается прежде всего в том, что он выступает как единство противоположных объективных моментов — явления и сущности. Отражением этого обстоятельства служит наличие в теоретическом знании двух противоположных видов знания — эмпирического и умозрительного.

Противоречивая природа теории заключается в том, что теория является единством знания умозрительного и эмпирического. Изучение содержания конкретно-научных теорий показывает, что теоретическое знание есть, с одной стороны, такое умозрительное знание, которое имеет в качестве своих следствий некоторое эмпирическое знание, с другой стороны, это такое эмпирическое знание, которое имеет в качестве своих исходных посылок некоторое умозрительное знание. «Расщепление» объекта на явление и сущность отражается в «расщеплении» теоретического знания об объекте на эмпирическое знание о явлении и умозрительное знание о сущности. Соответственно синтез объекта из явления и сущности отражается в синтезе теоретического знания (Т) из эмпирического (Э) и умозрительного знания (У).

Стало быть, если сделать «объектом» исследования вместо явления понятие о явлении, то можно прийти к понятию об эмпирическом знании. Так как последнее само есть знание о явлениях, то понятие об эмпирическом знании есть знание о знании, или, следовательно, отражение второго порядка. Совершенно аналогично анализ умозрительного знания как специфической формы знания для отражения сущности приводит к знанию о знании, т. е. тоже к отражению второго порядка.

Если в описанной выше структуре теории объективной диалектики (рис. 1) последовательно переходить (на всех этапах развития объекта) от результатов отражения первого порядка к результатам отражения второго порядка, то можно прийти к следующему представлению о познавательном процессе (рис. 2).

В этой модели не только результаты познавательных процедур, но и сами эти процедуры представлены следующим образом: вместо исторического анализа мы имеем теперь анализ развивающегося эмпирического знания, а вместо исторического синтеза — синтез развивающегося теоретического знания. Первая процедура есть не что иное, как ограничение обширного эмпирического знания отдельными его фрагментами с целью облегчения анализа, а вторая — обобщение теоретического знания, т. е. переход от менее общей теории к более общей с целью объяснения более обширного многообразия эмпирических фактов. При этом каждая последующая теория не отвергает предыдущую, а включает ее в себя как частный случай, справедливый для более простого объекта. Каждый переход от теории менее развитого объекта к эмпирическому знанию о более развитом объекте есть не что иное, как акт опытной (практической) проверки адекватности построенной теории соответствующему объекту. История развивающегося объекта используется при этом как критерий истины. В свете сказанного каждая последующая теория оказывается более богатой содержанием и более глубокой истиной, чем все предыдущие.

Стало быть, развитие теоретического знания означает в то же время и развитие отношения соответствия этого знания объекту («истина есть процесс»). Это вполне естественно, так как адекватность отражения развивающегося объекта может быть сохранена лишь при условии развития самого отражения («абстрактной истины нет, истина всегда конкретна»). Если рассматривать Э'' (рис. 2) в качестве исходного пункта исследования (тезис), то при переходе к У'' получим «переход в свою противоположность» (антитезис), а при переходе к Э' — «возврат якобы к старому» (синтезис) и т. д. Таким образом, совершенно естественно (без каких бы то ни было искусственных допущений) вновь появляется диалектическая спираль: «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике — таков диалектический путь познания истины...»

Проиллюстрируем теперь развитие теории объекта (см. рис. 2) на примере создания Марксом теории капиталистического хозяйства. Как известно, Марксову теоретическому исследованию капиталистической экономики предшествовал скрупулезный анализ «целого Монблана» эмпирических фактов. То, что изложение начинается у Маркса в I томе «Капитала» с теоретического анализа товара, отнюдь не свидетельствует о том, что и исследование он начинал с него же. Предварительным условием теоретического исследования простого товарного хозяйства было эмпирическое исследование современного Марксу капиталистического хозяйства. До выполнения такого исследования (в частности, без «исторического» ограничения эмпирического знания в указанном выше смысле) невозможно было установить, что теоретический анализ надо начинать именно с товара.

После того как исторический анализ развивающегося эмпирического знания был закончен, можно было приступать к теоретическому исследованию. Последнее должно было начаться с товара. Однако, как неоднократно подчеркивал Маркс, понятие стоимости (отражающее сущность товара) не могло быть получено путем индуктивного обобщения эмпирических фактов, связанных с эмпирическим исследованием простого товарного хозяйства. Более того, понятие о стоимости как о количестве абстрактного труда, овеществленного в товаре, находилось на первый взгляд в прямом противоречии с опытом: товары продаются не по их стоимостям, а по рыночным ценам. Поэтому понятие стоимости было получено не путем индуктивного обобщения опытных данных, а посредством творческого воображения, т. е. умозрительным путем.

На основе понятия стоимости была построена теория товара («трудовая теория стоимости»). Эта теория позволила не только объяснить эмпирические закономерности простого товарного хозяйства, но и предсказать (на основе раскрытия внутренних противоречий простого товарного хозяйства) возможность появления более сложного экономического явления — денег. Тем самым была поставлена задача теоретического исследования денег, а следовательно, и более сложной формы экономики.

Но эмпирическое исследование функций денег не могло раскрыть их сущности: понятие о деньгах как о форме стоимости (специфическом товаре, потребительная стоимость которого состоит в том, чтобы быть всеобщей формой стоимости) было построено тоже умозрительным путем. На основе этого нового и притом более сложного понятия возникла новая, более сложная теория (теория денег). Последняя объяснила эмпирические закономерности товарного хозяйства с денежным обращением и предсказала (исходя из внутренних противоречий такого хозяйства) возможность появления нового экономического явления — капитала.

Дальше теоретическое исследование развивалось по уже знакомому правилу: построение в результате последующего умозрительного исследования нового конструкта (понятие прибавочной стоимости); создание на основе этого понятия новой теории — теории прибавочной стоимости; объяснение с ее помощью эмпирических закономерностей экономики раннего капитализма и предсказание новых экономических явлений, связанных с более зрелыми формами этой экономики.

Так шаг за шагом, совершая типичные диалектические «обороты», теоретическое исследование капиталистического хозяйства порождало одну теорию за другой (теория обращения капитала, теория воспроизводства капитала, теория капиталистической конкуренции). Все эти теории, однако, не независимы: каждая последующая включает в себя предыдущие как частные случаи, описывающие соответствующие менее зрелые стадии развития исследуемого объекта и отдельные стороны этого объекта в зрелом состоянии. В конце концов была создана теория, которая объясняла современное Марксу состояние капиталистического хозяйства и предсказывала общую тенденцию его развития в будущем (Марксова теория капиталистической экономики).

Таким образом, главная идея, лежащая в основе методологии «Капитала», состоит в том, что истинная теория капиталистического хозяйства (рассматриваемого в целом) не могла быть построена путем простого перехода от эмпирического исследования существующего капиталистического хозяйства к его теоретическому исследованию в стационарном состоянии (что пытались сделать предшествовавшие и современные Марксу буржуазные экономисты). Проблема построения такой теории должна быть сведена вначале к построению теории простого товарного хозяйства — «клеточки» капиталистического хозяйства, а затем из этой теории путем «диалектического движения мысли» (Маркс) была развита теория зрелого капиталистического хозяйства.

Процесс развития познания как единства эмпирического анализа и теоретического синтеза (см. рис. 2) исследуется в теории субъективной диалектики. В отличие от теории диалектики объективной теория субъективной диалектики есть учение об универсальных закономерностях развития знаний (о материальных объектах) и той деятельности (тех познавательных процедур), посредством которой это знание приобретается. Следует подчеркнуть, что развитие знания и деятельности отнюдь не тождественно развитию материальных объектов. Даже в том случае, когда теория объекта вполне адекватно его отражает и нет каких-либо расхождений между теорией и объектом по содержанию, по способу существования они все равно не совпадают, как мы неоднократно подчеркивали. Однако знание может значительно отклоняться от объекта и по содержанию, потому что оно обусловлено не только природой объекта, но и природой деятельности, совершаемой субъектом. А субъект может ошибаться.

Несовпадение теории субъективной диалектики с теорией объективной диалектики становится вполне понятным и объяснимым, если вспомнить, что теория субъективной диалектики является результатом не первичного, а вторичного отражения. Она отражает не реальность и не развитие реальности, а наше знание о реальности и развитие этого знания.

Обратим теперь внимание на следующее обстоятельство. Когда речь идет о теории объективной диалектики, то исследуется некоторый материальный объект, развивающийся во времени. Однако подход к анализу объективной диалектики сохраняет свое значение и в том случае, если в качестве объекта исследования взять не развивающийся объект, а расширяющуюся предметную область, состоящую из каких угодно материальных объектов. Она может состоять из развивающихся объектов (совокупность эмбрионов различных животных); частично из развивающихся объектов, а частично из объектов в стационарных состояниях (совокупность эмбрионов и кристаллов); наконец, исключительно из объектов в стационарных состояниях (совокупность кристаллов).

Расширение предметной области происходит вследствие развития практической деятельности и тем самым расширения наших контактов с внешним миром. Например, в качестве предметной области может выступать совокупность таких оптических явлений, как отражение света. Расширение этой области может состоять в том, что к явлению отражения света присоединяется преломление света, затем интерференция, дифракция, поляризация, фотоэффект и т. д. Поскольку более широкая предметная область «сложнее» более узкой, то процесс «расширения» можно толковать как «развитие» (в обобщенном смысле). Обобщение истории конкретных наук (в частности, физики) показывает, что при таком «расширении» объекта исследования «расширяются» и представления о явлении и сущности, т. е., вообще говоря, наблюдается переход от более простых явлений и сущностей к более сложным явлениям и сущностям. Такой переход заключается, в частности, в том, что при «расширении» предметной области, как правило, совершается переход от менее общих и глубоких законов к более общим и глубоким.

Итак, структура теории объективной диалектики имеет более общий смысл, чем это могло показаться вначале. Тогда предметная область состояла из одного объекта, и притом развивающегося. Поэтому могло казаться, что описанный подход применим только к таким предметным областям (состоящим из одного развивающегося объекта). Теперь же выясняется, что он применим к любым «расширяющимся» предметным областям, независимо от того, является ли причиной такого «расширения» развитие объектов, из которых состоит предметная область, или изменение наших контактов с внешним миром, или то и другое вместе.

Легко понять, что если метод, представленный на рис. 1, имеет более общий смысл, то, согласно принципу отражения, это относится и к методу, изображенному на рис. 2. В самом деле, в любой сфере конкретно-научного исследования наблюдается тенденция вначале свести теоретическое исследование более сложной предметной области к теоретическому исследованию более простой, а затем прийти к построению теории сложной предметной области путем последовательного обобщения теории элементарной предметной области. Под «обобщением» теории здесь подразумевается не экстраполяция старой теории на новую предметную область, а умозрительное конструирование и выбор (из множества возможных конструктов) существенно новой теории, содержащей, однако, старую как частный случай. При этом правило соответствия новой теории старой выполняется автоматически, так как из множества возможных умозрительных вариантов новой теории выбирается именно тот, который содержит в себе старую теорию.

Стало быть, теория субъективной диалектики имеет гораздо более общий смысл, чем это вначале предполагалось, поскольку она исследует развитие знания и деятельности при изучении как развивающихся объектов, так и объектов, находящихся в стационарном состоянии. Таким образом, теория субъективной диалектики есть не что иное, как теория познания, построенная на основе последовательного применения принципов развития и отражения, т. е. диалектико-материалистическая гносеология.

Поскольку под методологией обычно подразумевается учение о познавательных процедурах и их результатах, то очевидно, что теория субъективной диалектики включает в себя и то, что является диалектико-материалистической методологией в собственном смысле этого слова. Другими словами, теорию субъективной диалектики можно рассматривать также как общую методологию научного исследования, построенную на основе принципов развития и отражения.

Об этом свидетельствует то, что общие закономерности формирования научной теории являются лишь «малой частичкой» теории субъективной диалектики. В самом деле, проблема формирования теории обычно сводится к проблеме перехода от эмпирического исследования к теоретическому и обратно. Это включает выдвижение гипотезы, ее эмпирическую интерпретацию, проблему проверки, структуру мысленного и реального экспериментов и т. п. Но все эти проблемы содержатся неявно в каждом витке спирали познания. Или иначе:

каждый виток спирали познания содержит в себе все богатство проблем методологии научного исследования, рассматривающей научное исследование в стационарном состоянии.

На первый взгляд может показаться, что данное выше определение теории субъективной диалектики как общей методологии научного исследования недостаточно обще, поскольку в нем эта теория рассматривается как результат обобщения только научной деятельности. Между тем кроме научной существует множество вненаучных форм деятельности (производственная, педагогическая, художественная и т. д.). Так как теория материалистической диалектики является обобщением всех форм деятельности (а не только научной), то теория субъективной диалектики должна быть общей методологией всякой деятельности. Следует, однако, иметь в виду, что научная философия (в отличие от ненаучной) обобщает вненаучные формы деятельности не непосредственно, а путем обобщения истинных теорий об этих видах деятельности (теории производства, теории обучения, теории искусства и т. д.).

В силу этого обстоятельства научная философия (каковой является материалистическая диалектика) связана с вненаучными формами деятельности через посредство научной деятельности. Вот почему методология научной деятельности лежит в основе понимания природы любой вненаучной деятельности. Поэтому, будучи общей методологией научной деятельности, теория субъективной диалектики в то же время является и общей методологией всякой деятельности. Марксистское понимание субъективной диалектики направлено как против сциентизма (преувеличения роли естественнонаучного знания и деятельности и недооценки гуманитарного знания и деятельности), так и против антисциентизма (преувеличения роли вненаучных форм деятельности и недооценки научного знания и научной деятельности вообще). Если сциентизм ведет к метафизическому сведению социальных закономерностей к природным, то антисциентизм при его последовательном развитии неизбежно приводит к иррационализму и мистицизму.

Обратим теперь внимание на следующее обстоятельство. При первичном отражении объекта мы получаем содержательные понятия (явление и сущность, качество и количество, устойчивость и изменчивость, пространство и время и т. п.). Поэтому теория объективной диалектики имеет содержательный характер. При вторичном отражении происходит естественное отвлечение от содержания, поскольку теперь нас интересует не объект, а формы знания и формы деятельности. Отсюда понятно, почему теория субъективной диалектики в отличие от теории диалектики объективной приобретает в определенном смысле формальный характер. Последнее проявляется, в частности, в том, что фундаментальные понятия (категории) теории субъективной диалектики существенно отличаются от фундаментальных понятий (категорий) теории объективной диалектики. Категориями теории субъективной диалектики являются: «знание» и «деятельность», «эмпирия» и «умозрение», «ограничение» и «обобщение», «знак» и «значение», «формализация» и «интерпретация» и т. п.

Такое различие между категориями теории объективной диалектики (или диалектико-материалистической онтологии) и категориями теории субъективной диалектики (или диалектико-материалистической гносеологии) объясняет возникновение тенденции (в истории философии) противопоставлять онтологию и гносеологию и рассматривать их как самостоятельные области знания. Это делает также понятным различие в подходах так называемых «онтологов» и так называемых «гносеологов» к анализу философских проблем.

Различие между теориями объективной и субъективной диалектики не ограничивается только категориями, но затрагивает и сферу высказываний, делаемых на основе соответствующих категорий. Оказывается, что между высказываниями объективно-диалектического и субъективно-диалектического характера есть существенная разница.

Возьмем, например, высказывание «Любой материальный объект обладает количественной определенностью» (I). Это высказывание онтологическое, ибо оно характеризует объект, существующий до, вне и независимо от знаний субъекта и его деятельности. Напротив. высказывание «Всякая теория должна исходить из предположения, что любой материальный объект обладает количественной определенностью» (II) является гносеологическим, ибо оно дает определенную рекомендацию исследователю: как он должен себя вести при построении теории. Утверждение, будто онтологическое высказывание является «вместе с тем» и гносеологическим, основано на смешении высказываний I и II рода. Высказывание I рода само по себе не дает никаких практических рекомендаций, как себя вести при построении теории; высказывание II рода содержит такие рекомендации, но при этом оно утрачивает онтологический характер и превращается в гносеологическое высказывание.

О существенном различии между онтологическим и гносеологическим высказываниями свидетельствует следующее. Как уже говорилось, высказывание I рода ничего не говорит о познавательном процессе, а характеризует реальность «саму по себе». Напротив, высказывание II рода говорит только о познавательном процессе и ничего не говорит о реальности «самой по себе». Хотя высказывание I рода содержится в высказывании II рода, однако теперь оно находится в таком контексте, который существенно изменяет его прежний смысл: из высказывания II рода неясно, почему надо при построении теории исходить из положения, что любой материальный объект обладает количественной определенностью (то ли потому, что объект действительно обладает этой определенностью, то ли по какой-то другой причине). Следовательно, наличие «онтологического аспекта» в высказывании II рода является иллюзией.

Это становится очевидным, если взять, например, такое высказывание: «Всякая теория должна исходить из предположения, что любой материальный объект состоит из чистого золота». Поскольку придаточное предложение в последнем высказывании заведомо ошибочно, ясно, что оно в целом ни по форме, ни по существу ничего не говорит о реальности «самой по себе»: оно просто дает некоторую методологическую рекомендацию без всякого обоснования. Таким образом, онтологическое высказывание не является одновременно и гносеологическим, а гносеологическое высказывание (даже содержащее онтологическое высказывание) не является «вместе с тем» и онтологическим.

До сих пор мы говорили о различии между теориями объективной и субъективной диалектики. Однако из принципа отражения следует, что это различие не только не исключает, но и предполагает глубокое единство между этими формами диалектики, причем принцип отражения позволяет расшифровать конкретный «механизм» этого единства.

Теория объективной диалектики есть результат отражения I порядка. Объектом этого отражения служит реальность, как она существует безотносительно к знанию. Теория субъективной диалектики выступает результатом отражения II порядка, объектом которого предстает знание, как оно существует в голове человека безотносительно к реальности. Что же представляет собой отражение III порядка? Оно означает, что объектом исследования становится взаимоотношение знания и реальности. Проблема заключается в том, чтобы выяснить, что представляют собой реальность и знание по отношению друг к другу. Отражение III порядка, следовательно, есть возвращение к содержательному методу мышления, но с учетом особенностей и закономерностей формального метода.

Принцип отражения характеризует взаимоотношение знания и реальности: природа объекта определяет природу знания, а развитие объекта определяет развитие знания. Поэтому ясно, что методологические рекомендации теории субъективной диалектики обусловлены в конечном счете онтологическими требованиями теории объективной диалектики. Например, рекомендация не ограничиваться только эмпирическим исследованием, а переходить к теоретическому является отражением противоречивости самого объекта (его «раздвоения» на явление и сущность). В то же время, поскольку теория объективной диалектики отражает объективную реальность, но не совпадает с ней (по способу существования), теория субъективной диалектики оказывает на нее, так сказать, обратное влияние: онтологические установки зависят от методологических рекомендаций. Это объясняется тем, что онтология есть знание об объективной взаимосвязи атрибутов реальности, а не сама эта взаимосвязь. Так как знание зависит от познавательных процедур, посредством которых его получают, а методологические рекомендации определяют характер этих процедур, то, естественно, что неправильные рекомендации могут привести к построению ложной онтологии, а правильные — истинной.

Единство теории объективной и теории субъективной диалектик (или диалектико-материалистической онтологии и диалектико-материалистической гносеологии) заключается, следовательно, не в их отождествлении, а в их взаимосвязи и взаимовлиянии. Однако в этом взаимовлиянии определяющую роль играет объективная, а не субъективная диалектика. В. И. Ленин писал: «Диалектика вещей создает диалектику идей, а не наоборот». Это означает, что природа материального объекта (как в стационарном, так и в нестационарном состоянии) обусловливает («определяет») природу соответствующих видов знания, а последние в свою очередь требуют определенных познавательных процедур, с помощью которых эти виды знания создаются.

Однако нельзя утверждать, что природа процедур и соответствующих им форм знания обусловливает природу материального объекта и его атрибутов, ибо такая точка зрения неизбежно привела бы к солипсизму. Вместе с тем о первичности объективной диалектики относительно диалектики субъективной можно говорить только в онтологическом плане; в гносеологическом плане эти формы диалектики равнозначны.

Единство объективной и субъективной диалектик, вытекающее из принципа отражения, составляет содержание теории материалистической диалектики как единого целого. Это единство проявляется, в частности, в существовании высказываний, раскрывающих онтологические основания гносеологических утверждений (и соответственно гносеологические последствия онтологических утверждений). Вспомним уже приводившийся нами пример.

I. Любой материальный объект обладает количественной определенностью (онтологическое высказывание).

II. Всякая теория должна исходить из предположения, что любой материальный объект обладает количественной определенностью (гносеологическое высказывание).

III. Так как любой материальный объект обладает количественной определенностью, а теория по своей природе есть отражение объекта, то всякая теория должна исходить из того, что любой материальный объект обладает количественной определенностью (высказывание, выражающее единство онтологического и гносеологического утверждений).

Последнее высказывание (III) синтезирует (на основе принципа отражения) онтологическое и гносеологическое высказывания, в чем и проявляется конкретное единство онтологии и гносеологии.

Из изложенного ясно, что теория материалистической диалектики включает в себя диалектико-материалистическую онтологию и диалектико-материалистическую гносеологию в качестве необходимых компонентов. В то же время единство онтологии и гносеологии в рамках теории материалистической диалектики не исключает их различия и относительной самостоятельности.

Абсолютизация их относительной самостоятельности приводит к двум противоположным заблуждениям:

1) отождествлению объекта со знанием о нем; следствием этого является отождествление взаимодействия объектов с деятельностью субъекта, а развития объектов — с развитием наших знаний о них (так называемый чистый гносеологизм); 2) отождествлению знания об объекте с самим объектом; следствием такой установки является отождествление деятельности субъекта с взаимодействием объектов, а развития наших знаний об объектах — с развитием самих объектов (так называемый чистый онтологизм). Можно сказать, что «чистый» гносеолог имеет тенденцию «сводить» атрибуты объекта к знаниям и деятельности субъекта, тогда как «чистому» онтологу присуща противоположная тенденция — «сводить» знания и деятельность субъекта к атрибутам объекта. Для «чистого» гносеолога фактически не существует объекта:

остается одна деятельность субъекта. Напротив, для «чистого» онтолога фактически не существует субъекта с его деятельностью: остается один объект.

Главное практическое различие между этими двумя подходами в теории познания сводится к следующему:

«чистый» гносеолог отказывается обсуждать онтологические основания своих методологических рекомендаций;

напротив, «чистый» онтолог уклоняется от обсуждения методологических последствий своих онтологических построений. Очевидно, что первая тенденция при ее последовательном развитии ведет к релятивизму в теории познания и в конечном счете к солипсизму, вторая же — к догматизму и схоластике.

Таким образом, важнейшим методологическим следствием принципа отражения (при учете всех принципов, описанных в предыдущих разделах) является положение о единстве диалектико-материалистической онтологии и диалектико-материалистической гносеологии (тем самым и диалектико-материалистической методологии). В. И. Ленин писал: «Если Маркс не оставил „Логики“ (с большой буквы), то он оставил логику „Капитала“, и это следовало бы сугубо использовать по данному вопросу. В „Капитале“ применена к одной науке логика, диалектика и теория познания [не надо 3-х слов: это одно и то же] материализма…»

Если вспомнить анализ логики «Капитала», проведенный нами ранее, то станет ясно, что под «единством» логики, диалектики и теории познания следует подразумевать не что иное, как единство теории объективной и теории субъективной диалектик, т. е. единство диалектико-материалистической онтологии и диалектико-материалистической гносеологии. Это единство можно понимать лишь в смысле взаимосвязи и взаимовлияния (которые определяются принципом развития и принципом отражения), а не в смысле простого тождества.

Истолкование единства онтологии и гносеологии как их тождества и тем самым отрицание между ними какого бы то ни было различия и какой бы то ни было самостоятельности привели бы к стиранию граней между объектом и субъектом и в конечном счете к отказу от материалистического решения основного вопроса философии.

 

6. Принцип партийности. Аксиологический и социологический аспекты диалектики

В предыдущих параграфах мы рассмотрели метод, посредством которого при познании субъектом объекта может быть достигнута объективная истина. Однако успех в применении метода зависит и от мотива, которым руководствуется субъект. Самый совершенный метод может привести к ошибочным результатам, если субъект стремится избежать объективной истины, вместо того чтобы достичь ее. Мотив фактически представляет собой некоторую ценностную установку: если истина является для исследователя ценностью, то он стремится достичь ее, но если ценностью для него является заблуждение, то он будет стараться ее избегать.

Может показаться странным, что для исследователя ценностью является заблуждение. Однако исследователь включен в определенную социальную среду, в определенную социальную группу, интересы которой накладывают отпечаток на его деятельность. Социальные же группы бывают разные: интересы одних требуют раскрытия истины (истина-ценность), интересы других — «затушевывания» ее (заблужение-ценность). Таким образом, социальный интерес исследователя определяет его ценностную установку, а последняя существенным образом влияет на процесс познания субъектом объекта.

Проблему взаимоотношения объективной истины и социального интереса можно решать по-разному. Среди исследователей, далеких от марксизма, широко распространен так называемый объективистский подход к решению этой проблемы, который состоит в следующем:

любые социальные интересы вносят элемент субъективизма в процесс познания и оказывают на познание вредное воздействие; для достижения объективной истины надо устранить влияние на исследователя любых социальных интересов. Отсюда вытекает требование беспартийности в науке.

По мысли так называемых беспартийных исследователей, это требование является необходимым предварительным условием объективности и беспристрастности, без которых достижение объективной истины якобы невозможно. С этой точки зрения идеалом для ученого (если воспользоваться известным сравнением Эйнштейна) является позиция сторожа маяка в открытом океане, т. е. изоляция ученого от атмосферы социальной борьбы. Установка на беспартийность в познании служит обоснованием следующей рекомендации: так как противоположные подходы к решению некоторой проблемы нередко связаны с противоположными интересами, то для преодоления «односторонности» и «тенденциозности» существующих подходов надо разработать некоторый «средний» подход. Так, в философии для преодоления «односторонности» материализма и идеализма следует-де придерживаться «средней линии», якобы «возвышающейся» над этими противоположными подходами. Такой «линией» является позитивизм.

Принцип партийности является руководящим для всей марксистско-ленинской философии и внутренним принципом марксизма в целом, всех его составных частей. Как показали классики марксизма-ленинизма, партийность в философии состоит в том, что в классово антагонистическом обществе различные формы идеологии отображают интересы различных классов и соответственно борьба идеологий есть отражение борьбы классов. В философии это нашло выражение в борьбе противоположных направлений — материализма и идеализма.

Исторический опыт развития философии показывает, что материализм всегда был теоретическим обоснованием интересов передовых, прогрессивных сил в обществе, а в идеализме находили теоретическое обоснование интересы реакционных классов. Из материализма всегда следовали атеистические выводы, в то время как идеализм был основой таких антинаучных форм идеологии, как религия.

Последовательное применение принципа партийности прежде всего означает необходимость видеть, что в борьбе между материализмом и идеализмом, между «линией Демокрита и линией Платона» (Ленин) находит специфическое отражение борьба противоположных классов в классово-антагонистическом обществе. Классики марксизма-ленинизма остро критически оценивали малейшие отступления от материализма. В работе «Материализм и эмпириокритицизм» Ленин писал: «Маркс и Энгельс от начала и до конца были партийными в философии, умели открывать отступления от материализма и поблажки идеализму и фидеизму во всех и всяческих „новейших“ направлениях».

Применительно к проблемам диалектики принцип партийности требует прежде всего выявления противоположности между материалистической и идеалистической диалектикой и поскольку гносеологическим основанием идеализма является метафизическая абсолютизация отдельных сторон, моментов сложного процесса познания, постольку принцип партийности означает противоположность диалектики и метафизики.

Сторонники преодоления «односторонности» материализма и идеализма нередко пытаются опереться на диалектику, ссылаясь на диалектическую идею синтеза противоположностей. Если бы речь шла о синтезе противоположностей, образующих объективное единство, то такую рекомендацию можно было бы только приветствовать. Однако в данном случае речь идет о синтезе противоположностей, которые никакого объективного единства не образуют. Более того, одна из противоположностей адекватно отражает объективную ситуацию (материализм), а другая дает о ней искаженное представление (идеализм). Поэтому разработка «средней линии» между этими двумя противоположными концепциями означает не что иное, как компромисс между истиной и заблуждением. Именно в таком компромиссе и заключается практическое содержание требования беспартийности. Таким образом, исследователь, пожелавший вырваться из сферы влияния социальных интересов, неизбежно становится жертвой консервативных или даже реакционных сил. Нетрудно заметить, что призыв к беспартийности фактически является следствием метафизической гносеологической установки, поскольку предполагает игнорирование взаимосвязей всех сторон социальной жизни.

В противовес метафизическому подходу к решению проблемы взаимоотношения объективной истины и социального интереса представители материалистической диалектики утверждают, что нельзя жить в обществе и быть свободным от общества. Поэтому изоляция исследователя от влияния социальных интересов невозможна. Отсюда, однако, не следует, что объективная истина вообще недостижима.

Дело в том, что разные ценностные установки (и следовательно, лежащие в их основе интересы) по-разному влияют на исследовательский процесс: одни затрудняют достижение объективной истины, другие способствуют ее раскрытию. В основе последних всегда лежат прогрессивные социальные интересы, которые направлены на «срывание всех и всяческих масок» (Ленин) и на выяснение истинного положения вещей. Реакционным и консервативным классам приходится затрачивать огромные усилия на то, чтобы помешать раскрытию объективной истины, приспособить ее для своих целей. Это достигается путем установления подходящей формы компромисса между истиной и заблуждением. Чем искуснее осуществлен этот компромисс, тем больше он отвечает интересам реакционных и консервативных классов. Чем лучше запрятаны и замаскированы реакционные или консервативные ценностные установки, которыми руководствуется исследователь в процессе познания, тем легче этим классам навязывать массам свои интересы.

Существуют две основные формы компромисса между истиной и заблуждением: софистика и эклектика. Софистический метод заключается в отвлечении от существенных сторон объекта исследования и в выводе односторонних следствий на основе анализа его второстепенных сторон. Так, буржуазные историки при анализе истории войн нередко прибегали к следующему софистическому приему. Их рассуждения выглядят примерно так. В сражении, где противники имели приблизительно одинаковые силы, армия А потерпела поражение от армии В, потеряв 100 тыс. человек. При этом, однако, она нанесла урон армии В в 10 тыс. человек. Если историк умалчивает о потерях армии А, а на основании того, что в упомянутом сражении она нанесла противнику потери в 10 тыс. человек, делает вывод о том, что эта армия одержала победу, то он рассуждает как софист. Компромисс между истиной и заблуждением здесь заключается в том, что учитывается лишь факт потери 10 тыс. человек армии В и не учитываются потери в армии А. Следовательно, при отвлечении от другого факта — потерь армии А — вывод из первого факта (потерь армии В) может быть правилен.

Мы сознательно привели пример грубой софистики: важность учета игнорируемого существенного фактора в данном случае очевидна. На практике обычно применяются более утонченные софистические приемы. Однако суть их та же. «Искусство» софиста заключается в умении придать ложному выводу кажущуюся фактическую убедительность за счет замалчивания существенного фактора.

Хотя конечные цели, достигаемые с помощью софистики и эклектики, одинаковы, по своей формальной структуре эклектический метод отличается от софистического. Суть его состоит в требовании учитывать в равной мере как существенные, так и второстепенные стороны исследуемого объекта. Если софист зачисляет в разряд «мелочей» фундаментальные стороны объекта, то эклектик ставит «мелочи» на уровень фундаментальных фактов, тем самым низводя существенное до второстепенного.

Так, буржуазные экономисты при анализе жизненного уровня населения капиталистических стран нередко прибегают к приему, суть которого сводится к следующему. Исходят, например, из факта, что в некоторой стране N 1 млн. человек еле сводят концы с концами, тогда как 1000 человек купаются в роскоши. Если экономист, занимаясь подсчетом жизненного уровня населения этой страны, не желает видеть разницы между существенным и второстепенным и приходит к выводу, что средний жизненный уровень населения страны N достаточно высок, то он рассуждает как эклектик. В данном случае компромисс между истиной и заблуждением заключается в том, что оба фактора учитываются как равнозначные. Поэтому вывод экономиста по сути дела неверен.

Данный пример достаточно груб, но общая схема применения эклектического метода остается той же и в более утонченных эклектических приемах. «Искусство» эклектика тоже состоит в том, чтобы придать кажущуюся фактическую обоснованность ложному выводу, но уже не за счет замалчивания существенного фактора, а с помощью хитроумной маскировки различия между фактором существенным и фактором второстепенным.

Как уже отмечалось, реакционные и консервативные классы заинтересованы в различных формах компромисса между истиной и заблуждением с целью маскировки истинного положения вещей. Из сказанного выше ясно, что для достижения объективной истины в обстановке острой классовой борьбы нельзя изолировать исследователя от воздействия на него различных социальных интересов. Но среди множества интересов нужно выявить такой, который способствует раскрытию объективной истины, и сознательно руководствоваться в процессе познания ценностной установкой, определяемой этим интересом. Указанный интерес играет роль орудия, позволяющего устранить вредное влияние на процесс познания реакционных и консервативных интересов. Поэтому для эффективного применения всех описанных в предыдущих параграфах принципов надо руководствоваться принципом партийности.

Этот принцип требует последовательного отказа от компромисса между истиной и заблуждением и последовательного раскрытия социальных корней такого компромисса (и отказа от него). Отказ от компромисса между истиной и заблуждением на практике выражается в последовательной борьбе против софистики и эклектики во всех сферах знания и деятельности. Раскрытие же социальных корней как компромисса, так и отказа от него требует выяснения вопроса о том, кому этот компромисс выгоден. Как показал В. И. Ленин в работе «Материализм и эмпириокритицизм», в применении к философии принцип партийности означает последовательный отказ от компромисса между материализмом и идеализмом, между диалектикой и метафизикой и раскрытие обусловленности такого компромисса интересами консервативных и реакционных классов.

Указанный компромисс в разных сферах знания и деятельности проявляется по-разному: в одних сферах он может быть сознательным, в других — бессознательным; его связь с противоречивыми социальными интересами может быть непосредственной (прямой) и опосредованной (косвенной). Как правило, сознательный компромисс, имеющий непосредственную связь с противоречивыми социальными интересами, имеет место в сфере гуманитарного знания. Что касается естественнонаучного знания, то здесь более характерен компромисс бессознательный, связанный с борьбой социальных интересов не непосредственно, а косвенно (через промежуточные звенья, например философию и религию).

Классическим примером компромисса между истиной и заблуждением в сфере естествознания, продиктованного в конечном счете реакционными интересами (потребностью достичь компромисса между наукой и религией), является система мира Тихо де Браге (XVI в.). В то время чтобы «примирить» науку и религию, требовалось установить компромисс между гелиоцентрической системой мира Коперника и геоцентрической системой мира Птолемея. Как известно, христианство использовало геоцентрическую систему мира для обоснования своего мировоззрения. Система же Коперника, вскрыв несостоятельность системы Птолемея, тем самым подрывала устои христианского мировоззрения. Тихо де Браге осуществил «примирение» двух взаимоисключающих систем, сохранив Землю в центре мира, а Солнце движущимся относительно Земли (как у Птолемея), но заставив остальные планеты двигаться относительно Солнца (как у Коперника).

Принцип партийности имеет универсальное значение. Этому утверждению не противоречит то обстоятельство, что в каждую историческую эпоху как в сфере естественных, так и в сфере гуманитарных наук существуют проблемы, не связанные с борьбой социальных интересов ни прямо, ни косвенно (например, в XX в. проблема существования гравитационных волн, Атлантиды и т. п.). Однако связь тех или иных проблем с идеологической борьбой не является неизменной: проблемы, индифферентные к такой борьбе в данный исторический период, могут оказаться весьма тесно связанными с ней в другой период, и наоборот. Поэтому знаменитый афоризм Гоббса относительно того, что если бы аксиомы Евклида затрагивали интересы людей, то они опровергались бы, имеет не только переносный, но и буквальный смысл.

В связи с этим важно обратить внимание на принципиальное различие между марксистским и прагматистским пониманием партийности. Для марксиста партийность и объективность взаимосвязаны и друг от друга неотделимы. Для прагматиста содержание принципа партийности сводится к учету интересов той или иной партии, независимо от того, прогрессивны или реакционны эти интересы и в какой мере они соответствуют требованиям объективной истины. Такая установка является естественным следствием прагматистской концепции истины: «Истинно то, что выгодно». Поэтому прагматист не только не связывает партийность с объективностью, но даже противопоставляет первую последней.

Важнейшим практическим следствием принципа партийности в его марксистском понимании является требование непримиримости в идеологической борьбе. Как известно, с марксистской точки зрения компромиссы в сфере экономических, политических и культурных интересов не только в принципе допустимы, но и при определенных обстоятельствах необходимы. В истории идеологической борьбы имели место компромиссы между различными формами ненаучной идеологии. (В наше время примером такого компромисса является современное экуменическое движение, которое заключается в попытках примирить католицизм и православие в целях объединения усилий в борьбе против атеизма.) Идеологические компромиссы такого типа неудивительны, ибо в данном случае речь идет о компромиссах между разными формами заблуждения. Совсем иначе обстоит дело в сфере научной идеологии. Здесь идеологический компромисс означает не что иное, как компромисс между истиной и заблуждением. Такой компромисс несовместим с принципом партийности в его марксистском понимании.

Непримиримость в идеологической борьбе, однако, не сводится только к критике тактики идеологического компромисса. Эффективность идеологической борьбы существенно зависит от глубокого знания идей и аргументов противника, учета рациональных моментов в суждениях противника. Упрощенческий подход к критике идеологических противников не приносит пользы. Чтобы критика была серьезной и действенной, необходимо выявлять изощренные софистические и эклектические приемы, которые постоянно применяют сторонники реакционной и консервативной идеологии, с тем чтобы обнаруживать в идейной платформе противника и его аргументации наиболее уязвимые места.

Необходимо указать еще на одно важное требование, вытекающее из принципа партийности, — требование самокритики. Принцип партийности отнюдь не связан с догматической верой в собственную непогрешимость, как это нередко утверждают противники марксизма. Напротив, он предполагает основательную самокритику. Дух самокритики, пронизывающий принцип партийности, постоянно предостерегает от односторонности (антисофистический аспект) и непоследовательности (антиэклектический аспект) в собственных суждениях. Другими словами, этот принцип требует от нас самих всестороннего учета всех связей и «опосредствований» и исключает «выдергивание» одних сторон действительности и игнорирование других, а также беспринципное спутывание (нередко в погоне за «модой») противоположных точек зрения.

Таким образом, принцип партийности является общефилософским принципом, специфика которого состоит в том, что он связан с понятием ценности и потому имеет аксиологический характер.

В заключение следует отметить, что выбор описанных принципов в качестве принципов материалистической диалектики и сама их последовательность отнюдь не случайны. Принцип единства теории и практики применительно к исходному пункту исследования вводит в теорию материалистической диалектики понятие материального объекта. Принципы взаимозависимости и противоречивости объекта и его атрибутов раскрывают содержание материального объекта в стационарном (функционирующем) состоянии, т. е. как «носителя» развития. Принцип развития раскрывает содержание материального объекта в нестационарном состоянии, т. е. вводит в теорию понятие развивающегося объекта. Таким образом, первые четыре принципа характеризуют предмет материалистической диалектики с онтологической стороны.

Принцип отражения показывает, как осуществляется познание объекта, описанного первыми четырьмя принципами. Следовательно, этот принцип характеризует предмет материалистической диалектики с гносеологической, методологической и логической стороны. Наконец, принцип партийности требует учета того влияния, которое оказывает на познание объекта социальная среда (включая и цели, ради которых совершается познание объекта). В силу этого принцип партийности устанавливает связь материалистической диалектики с материалистическим пониманием истории и в органическом единстве с другими принципами диалектики указывает не только как нужно адекватно познавать мир, но и в каком направлении следует преобразовывать его. Тем самым предмет материалистической диалектики получает характеристику с аксиологической и социологической стороны.

Сказанное позволяет сделать вывод, что материалистическая диалектика в целом есть единство объективной и субъективной диалектики. Это единство проявляется прежде всего в том, что теория материалистической диалектики есть учение об универсальных закономерностях взаимоотношения субъекта и объекта. Но такие закономерности приобретают определенный смысл только после того, как выяснены универсальные закономерности поведения объекта и субъекта безотносительно друг к другу. Поэтому теория материалистической диалектики включает в себя учение как о наиболее общих «свойствах» объективной реальности (природного и социального бытия) и наиболее общих законах ее функционирования и развития, так и о наиболее общих «свойствах» познания и наиболее общих законах его функционирования и развития.

Отмеченные черты диалектики позволяют выделить еще один аспект предмета теории материалистической диалектики. Развитие объекта и его атрибутов влияет на развитие знания и деятельности, но и развитие знания и деятельности оказывает обратное влияние на развитие объекта. Поэтому теория материалистической диалектики представляет собой учение об универсальных закономерностях не только познавательной, но и практически преобразующей деятельности. Однако во взаимовлиянии развития объекта и развития знания и деятельности определяющую роль играет развитие объекта. В таком понимании предмета теории диалектики состоит конкретное проявление материалистического решения основного вопроса философии в применении к теории диалектики как общей теории развития, и в этом заключается коренное отличие теории материалистической диалектики от теории диалектики идеалистической.