В спутники Галя выбрала Рыбалку. Парень произвел на нее благоприятное впечатление твердостью, с которой отказался назвать свое псевдо. Были у него и физическая закалка, сноровка прошедшего много лесных стычек боевика. Правда, он не отличался особым умом, но это от него и не требовалось: все решения будет Галя принимать сама.

Состоялся у них короткий разговор.

— Так ты понял, кто я? — спросила Галя.

— Нет, — чистосердечно ответил Рыбалка. — Вижу, что из руководства, а кто — зачем мне то знать?

— Правильно.

— Эге ж. Меньше знаешь — дольше живешь.

— Говорят, Сыча прихлопнули. То ли свои, то ли чужие…

— Туда ему и дорога! Плюгавый был мужик, гнилой.

Сказал равнодушно; видно, давно пришел к такому выводу.

…Рыбалка служил по части сбора утиля и вторичного сырья. Работа малообременительная, нехлопотная, дававшая возможность распоряжаться временем. На одной из глухих улиц стояла дощатая будка по приему утиля — такие заведения, известно, располагаются вдали от центра. В будке хозяйничал обычно дедок — дальний родственник Рыбалки, или, как значилось в официальных документах, Мыколы Онуфриевича Мацука.

Галя издали полюбовалась будочкой и дедком, с любопытством посмотрела, как ватага ребятишек в красных галстуках привезла на возке связки старых бумаг. Дедок поздоровался с ними как со старыми знакомыми.

Наблюдение за будкой в течение нескольких дней показало, что Мыкола появляется там крайне редко — все операции по приему и отправке вторичного сырья производит дедок, который числится кем-то вроде ночного сторожа.

Однажды к будке пришла разбитная молодица. Она тоже что-то сдавала дедку. Потом недолго поговорила с ним, пересчитала полученные деньги и ушла.

Без особого труда удалось установить, что молодица проживает неподалеку в собственном домике, работает медсестрой в больнице и является возлюбленной Мыколы. Более близкое знакомство с жизненным путем Ванды Бреги подтвердило, что именно она носит звучное псевдо Эра.

Вся эта работа была проделана неторопливо и основательно. Была она абсолютно невидимой постороннему глазу, и ни Мыкола, ни тем более Эра и догадаться о ней не могли.

Галя к определенному моменту могла совершенно твердо сказать, что Мыкола фанатично ненавидит Советскую власть, лишившую его отца в тридцать девятом году крупной земельной усадьбы, что Эра предана лично Мыколе, а не «национальным идеям» — влюбилась дивчина в хлопца и присохла. На руках у Мыколы — кровь: служил полицейским у гитлеровцев, комплектовал эшелоны невольниц. Тогда-то и заприметил Ванду, помог избежать полона, и дивчина сперва видела в нем спасителя и героя, потом — парня, за которого хотела бы выйти замуж. Мыкола втянул ее в подполье, приручил, как приручают продрогшего, уставшего от побоев зверька, опутал поручениями, за выполнение которых — Ванда это понимала — Советская власть по головке не погладит.

«Аттентат» — «крестины» в новую веру — Ванда по приказу Сыча прошла в той же больнице, где работала. От нее потребовали, чтобы она дала смертельную дозу снотворного раненному в стычках с «черными хлопцами» советскому офицеру. Это было убийство, и Ванда его совершила. Теперь у нее не было пути назад, она это понимала и жила мечтой, внушенной Мыколой: «Победим, вырежем коммунистов, и тогда все будет наше».

Верой в это и жила Ванда Брега, медсестра больницы, которую больные ласково звали сестричкой.

Галя теперь примерно знала, на кого она может опираться в той сложной работе, которую предстояло ей совершить.

Где-то в лесах бродила сотня Буй-Тура.

Имел доброе легальное положение Юлий Макарович Шморгун.

Под рукой у Шморгуна постоянно находился боевик Павло Романович.

Рыбалка и Эра составляли как бы отдельное звено.

Можно было догадаться, что у Шморгуна-Беса есть еще несколько глубоко законспирированных людей — агентов и курьеров (иначе как уходят донесения на Запад?), и, может быть, он бережет для крайних случаев вооруженную боевку, спрятанную в лесах или на хуторах.

Все равно это было очень немного. Если учесть ту тщательность и скрупулезность, с которой создавалась подпольная националистическая сеть перед уходом гитлеровцев, то можно было прийти к выводу, что от нее практически не осталось ничего. Ибо десяток ненавидевших новую жизнь людей не могли быть той силой, которая оказалась бы в состоянии что-либо затормозить.

Гале подумалось: «Идти с этими „лыцарями“ против Советов — все равно что пытаться вырвать голыми руками могучий дуб, опорой которому служит земля».

Но не время предаваться праздным размышлениям. В сложных условиях надо быть особенно осмотрительной и… решительной, потому что только решительность помогает преодолеть сомнения, совершить невозможное.

Случилось ей видеть, как тонул молодой парень, односельчанин. Вздумал переплыть озеро, добрался до середины, а потом, видно, обессилел, засомневался, что доберется до противоположного берега, и повернул обратно. Но, наверное, ему показалось, что до того, другого, берега ближе, и он снова повернул, закрутился на месте, взмах рук стал судорожным, лихорадочным, он несколько раз ушел с головой под воду и вдруг закричал — тонко, отчаянно. Пока приплыли на лодке, парня уже гойдала на дне теплая озерная вода.

Нет, нельзя сомневаться: если выбрал берег — добирайся до него, чего бы ни стоило.

Галя вызвала на встречу Рыбалку. Сделала это просто. Принесла несколько потрепанных книжек сдать дедку в будке, взяла медяки, сказала спокойно:

— Передайте Мыколе, что ищет его Мавка.

— Мавки в лесах живут, — хитровато улыбнулся дедок.

— Передайте Мыколе вот этот билет в кино. Пусть приходит на семичасовой сеанс в «Верховыну». Только не перепутайте, ради бога.

— Стар я, чтоб свидания вам устраивать, — неожиданно озлился дедок.

— Не настолько вы старый, чтобы на тот свет торопиться, — вскипела и Галя. — Прошу вас по-хорошему…

Такой тон разговора, видно, был для дедка привычным, потому что он с готовностью кивнул головой с остатками седых, свалявшихся косм и заверил, что теперь ему все понятно.

Место Мыколы в кинотеатре оказалось рядом с Галиным.

Они успели перекинуться двумя — тремя фразами и условиться, что встретятся после сеанса.

— К себе я тебя не поведу, — предупредила Галя. — Хватит, и так наследили в моей хате. Где можно поговорить?

— Давай к Эре зайдем.

— К Ванде? — уточнила Галя.

— Ты уже знаешь?

— Сразу предупреждаю: и про тебя и про нее я все знаю.

Такое вступление Мыколе явно не понравилось. «Спрытна», — пробормотал про себя.

— Так у Ванды безопасно?

— Конечно.

— Ну что же, надо и с нею познакомиться.

— Пошли?

Галя кивнула, и Мыкола долго вел ее темными переулками, время от времени оглядываясь, проверяя, нет ли за ними слежки.

Гале вначале эта забота о конспирации показалась примитивной: что можно увидеть через плечо, когда темень, мгла хоть глаз выколи? Но вскоре она убедилась, что парень «проверяется» простыми, но весьма эффективными средствами: выходит на одно и то же место с разных точек, оставаясь в темноте, «выводит» возможных соглядатаев в светлые пятна от редких фонарей, резко свернув в короткие переулочки, тупички, оказывается на «хвосте» у собственного следа.

И Гале понравилась такая тщательность: видно — бывалый, опытный.

Ванда-Эра сразу же открыла дверь на условный стук в ставень.

Она тревожно метнулась было назад, в сени, и Галя не увидела, а почувствовала, что в руке у девушки пистолет.

— Не волнуйся, своя, — успокоил ее Мыкола.

— Входите, — посторонилась Ванда.

Наверное, ждала она Мыколу: на столе стояли две стопки, тарелки с помидорами и огурцами, тонко нарезанное сало, колбаса, выпивка.

— Это Мавка, — коротко представил свою спутницу Мыкола.

— Послушно выконую ваши наказы, — заученно ответила Ванда.

В голосе ее слышались покорность и страх. Но это не был страх перед новым проводником. Гале сразу стало это понятно — по быстрым, оценивающим взглядам Ванды, по тому, как она торопливо начала прихорашиваться, исчезла в соседней комнате и вышла из нее в ярко вышитой блузке, с лентой в прическе.

Ванда оценила красоту этой будто с неба упавшей девицы и испугалась, что привяжет она к своей юбке Мыколу, с которым связаны все ее, Ванды, мечты и надежды.

Галя тоже успела одним взглядом схватить, навсегда врезать в память облик девушки. Селяночка, из всех сил стремящаяся казаться горожанкой. Невысокого роста, курносенькая, глаза тревожные. Ей бы косы — к простенькому лицу ее они бы хорошо шли, — так нет же, сожгла волосы перекисью, завила мелкими колечками. А руки белые, мягкие — профессиональные руки медицинской сестры. Есть и особая примета — точка-родинка над верхней пухлой губой.

Чего она опасается? Никто не собирается посягать на ее сокровище — неторопливого, со взглядом хмурым, исподлобья Мыколу…

— Будем друзьями, — приветливо, как могла, улыбнулась Галя; ей хотелось сразу развеять опасения девушки.

— Сидайте за стол, — пригласила Ванда, отвечая улыбкой на улыбку.

Галя не отказалась выпить, похвалила помидоры — хорошего засола.

— Свои, домашненькие, — расцвела от приветливых слов Ванда.

«И куда ты влезла, дивчина? — думала Галя. — Тебе бы доброй хозяйкой в своем доме быть, детей рожать и растить, а не с грепсами носиться, под чужим именем ходить…»

— Еще по одной, — предложил Мыкола.

Ванда легко опрокинула рюмку, и сразу стало видно, что ей это привычно, а под глазами у нее — густые тени, в глазах — тоска и неуспокоенность.

«Сломлена», — отметила Галя. Она осторожно расспрашивала Мыколу о событиях последних месяцев. Чем занимался, какие получал задания от Сыча.

Мыкола немногословно рассказал, что установка у Сыча была простая — отсидеться и выждать больших событий. Какие должны были произойти события, Мыкола не представлял, а Сыч в подробности не вдавался.

Ванда в разговор не вмешивалась, привыкла, что Мыкола говорит обычно за двоих.

— Сможешь ты уйти незаметно из города на несколько дней? — спросила Галя.

— Смогу, Мавка, — ответил Мыкола.

— И никто об этом не узнает?

— Конечно. Только Ванда и будет знать, от нее такие вещи нельзя скрывать, побежит меня везде искать.

— Пойдешь со мной в… — Галя назвала отдаленный район области. — Задание очень важное. Настолько важное, что и сказать трудно.

— А что же, схожу… — согласился Мыкола.

Перспектива выбраться в милые его сердцу леса и хоть на время избавиться от сурового контроля Ванды явно пришлась ему по душе.

— С оружием у тебя как?

— Нормально. Быть налегке или…

— Вот именно «или». Прихвати автомат и гранаты.

Ванда слушала разговор этот тревожно, понимая из него, что вот все-таки эта чернобровая красавица собирается увести ее Мыколу, и неизвестно, когда тот возвратится…

— Мы ненадолго уйдем, Эра, — обратилась к девушке Галя. Она назвала ее не Вандой, а Эрой, чтобы подчеркнуть: это приказ, а приказы в организации, к которой они обе принадлежат, выполняются безоговорочно.

— Я понимаю, — завяла Ванда.

Мыкола хотел проводить Галю, но та запротестовала: зачем, чтобы даже ночью их кто-нибудь случайно увидел вдвоем? И так рисковала, назначая через деда встречу, посетив домик на окраине.

— Возьми пистолет, — предложил Мыкола, подбросив на ладони «вальтер».

— У меня свой, — хлопнула по карману пиджачка Галя.

Она попрощалась и ушла в ночь.