Россия, недалекое будущее. Виктор

– Наташ, через полчаса за нами приедут. Собирайся.

Шеф, видать, нашел «безопасное место». Запрет в каком-нибудь бункере и ключ выбросит.

Девушка молча кивнула. После последней игры она вообще была неразговорчива. Виктор попытался узнать, в чем дело – она только отмалчивалась. Погиб кто-то, кто успел стать ей дорог? Но сам Виктор «хоронил» свои экипажи всякий раз, когда ему удавалось достичь «слияния». Наверное, дело было не в этом. Но Виктор и сам не любил, когда к нему в душу без мыла лезли, поэтому не счел возможным расспрашивать девушку.

За ними поднялся Иван, водитель Анатолия Андреевича, в сопровождении двух абсолютно одинаковых, квадратных парней. Этакие «двое из ларца, одинаковы с лица».

Наталья хмуро побросала в сумку вещи – ей и надо-то было сложить умывальные принадлежности да белье, больше с собой у девчонки ничего и не было.

Машина стояла почти вплотную к подъезду. Неужели Анатолий Викторович и в самом деле опасается покушения на Нефедову?

Наталья нырнула вглубь фургона первой, Виктор – следом. И ведь ни одного вопроса не задала. Нервничает? На самом-то деле ответить на ее вопросы Виктор и не смог бы, но, обычно, если у женщин есть вопросы, они их и задают, даже если понимают, что у того, кого они спрашивают, нет на эти вопросы ответов.

– А где Анатолий Андреевич? – поинтересовался Виктор у одного из квадратных. Ответил Иван:

– На месте.

Ехали долго; воображение уже рисовало заброшенный ангар где-то далеко за городом, а там – потайной люк. Спускаешься по крутой металлической лестнице и попадаешь в хорошо оборудованное помещение, способное, при необходимости, выдержать прямой бомбовый удар. Да-с, расшалилось что-то воображение, расшалилось. Над Натальей издевался, а сам… Что называется, «нечего на зеркало пенять, когда сам знаешь – что и у кого кривое».

Действительность оказалась куда прозаичнее. Обычная деревенька, правда, и в самом деле полузаброшенная. По крайней мере людей на улицах не видно, но собаки вслед машине бросились и облаяли, как полагается. Хорошие такие собаки, упитанные. Значит, есть кому их кормить.

Иван притормозил около невысокого, но крепкого деревянного забора.

– Приехали.

Наталья глядела исподлобья и вылезать, кажется, не собиралась. Виктор уже ждал взрыва эмоций, но девушка, вздохнув, все-таки выбралась из машины.

Шеф и в самом деле решил их спрятать здесь? Да любому, кто хотел бы выследить Наталью, достаточно было проследить за машиной. Неужели Анатолий Андреевич считает, что здесь они будут в безопасности?

Крыльцо, затем большая квадратная комната, посредине – стол, накрытый для чаепития. Большой пузатый самовар. Ну, прямо мультик «Каникулы в Простоквашино». Только Матроскина не хватает.

А вот и он – Анатолий Андреевич. Интересно, Виктору с Натальей отведена роль Шарика, что ли?

– Я здесь не останусь. – Девушка остановилась на пороге. Никаких «взрывов»: она приняла решение и просто его озвучила.

Шеф улыбнулся.

– А кто вам сказал, Наташенька, что здесь нужно оставаться? Вот попьем чайку, а потом и…

Ну, в проницательности Анатолию Андреевичу не откажешь: в «доброго дядюшку» он играл всего пару минут, а, заметив реакцию девушки, быстро сменил тон.

– Наташа, я похож на идиота?

Девушка скривила губы; ее гримаска, по-видимому, должна была означать: «да, похож».

– Ну, как бы вы там ни думали, я – не идиот, – сообщил шеф. – Понятное дело, здесь спрятать вас невозможно, поэтому вы тут и не останетесь. Но чай я все-таки рекомендовал бы выпить. По такой жаре – самое то.

– Я не буду, – громко отозвалась Наталья. – А то еще неизвестно, как долго нам добираться… до выбранного вами места. Я могу в туалет захотеть. У женщин, видите ли, емкость мочевого пузыря совсем не такая, как у мужчин.

Виктор дернулся. Чего это она? Такое поведение совсем ей не свойственно…

– Наташа, если вы думаете, что я просто играю в шпионов, вы ошибаетесь, – Шеф встал и подошел к девушке. – Угроза вам и в самом деле существует. Вы хотите доказательств? Вы их получите, когда увидите, где вам полагается жить. Я понимаю, вы испытываете некоторые э… неудобства, только поверьте – жизнь важнее. Впрочем, что я вам рассказываю – вам, которой уже доводилось умирать не раз.

– Вы сами говорили, есть вещи и поважнее жизни.

Она словно продолжает какой-то спор, понял Виктор. Спор, который ведет с Анатолием Андреевичем мысленно. Только вот сам шеф – догадывается ли он об этом?

Анатолий Андреевич медленно кивнул.

– Есть и поважнее. Для меня важнее – мое дело; именно поэтому я и… цацкаюсь с вами.

– Почему же вы тогда не даете… – крикнула девушка и замолкла.

– Не даю – что?

Она упрямо мотнула головой и промолчала.

Шеф пожевал губами.

– Наталья, я понимаю, вы взвинчены, но, к сожалению, не понимаю причины. Давайте доберемся до места и поговорим серьезно. Я обещаю, что постараюсь вместе с вами…

– Там хоть Интернет есть? – сердито блеснув глазами, перебила девушка.

– Есть. Там есть все.

«Там» действительно было все. Это место, где им предстояло, по словам Анатолия Андреевича, жить «пока все окончательно не устаканится», представляло собой не то бункер, не то комфортабельное бомбоубежище. Нет, не такое, какое Виктору доводилось видеть в фильмах: весьма уютное трехкомнатное помещение с двумя санузлами, обставленное по последнему слову техники. Только – под землей.

Наталья, всю дорогу не проронившая больше ни слова, замерла на входе, окинула новое жилье долгим взглядом, шмыгнула носом и поинтересовалась:

– А тут действительно Интернет будет ловить?

Шеф кивнул.

– Можете сразу проверить.

Девушка прямиком бросилась к одному из компьютеров, стоявших в первой комнате.

Что ей так с этим Интернетом неймется? Спросить? Только ведь при посторонних она отвечать не станет. Характерец… Мало папа с мамой в детстве по попе воспитывали.

Анатолий Андреевич слегка придержал Виктора за локоть.

– Вижу, у тебя тоже есть ко мне вопросы.

Вопросов имелось много. К примеру, долго ли им тут сидеть. И кто все-таки убрал Сильвестра, и за что именно. Но вряд ли шеф мог ответить сейчас на все его вопросы, да и самого Виктора в этот момент больше всего интересовало только одно: ни о каком подобном «убежище» за все время работы в фирме Виктор ни разу не слышал. Либо скрывали, либо…

– Анатолий Андреевич, что все это означает?

Шеф с потешным видом почесал затылок:

– Витька, ты ж неглупый парень, мог бы и сам догадаться. Да ладно, не стану тебя мариновать, скажу. Это означает, что некоторые люди в некоторых силовых структурах в курсе нашего проекта и поддерживают его.

Виктор не понял.

– Что, мы снова будем работать под «крышей» гэбни?

Анатолий Андреевич качнул головой.

– Угу, причем – кровавой… Нет, Витька. К сожалению, а может, к счастью – нет. Но все-таки и в органах работают разные люди. И среди них, можешь мне поверить, есть настоящие патриоты. Они-то и помогли мне… со всем вот этим.

– А у этих… патриотов более высокого начальства не имеется? А то вытурят нас отсюда…

– Не вытурят. Официально и ты, и Нефедова проходите по программе защиты свидетелей. С Сильвестром вашим не так все просто…

Слух у Натальи оказался отменным: на слово «Сильвестр» она отреагировала моментально, выскочила из-за стола, за которым уже, казалось, прочно обосновалась:

– Что по поводу Сильвестра? Что-то новое?

– Пока ничего. Я… – Анатолий Андреевич хотел что-то сказать, но в этот момент в кармане у него затрезвонил телефон. Он развел руками и вышел.

Угрюмая девушка, налив себе сока почему-то в чашку, хотя на столе стояли и стаканы, вернулась к компьютеру, уселась на вращающийся стул с высокой спинкой и принялась крутиться, сильно отталкиваясь ногами.

– Натах, ты чего? Словно с цепи сорвалась…

Девушка дернула плечом, всем видом показывая, что не хочет разговаривать не только на эту тему, но и вообще. Несколько минут демонстративно пялилась в чашку, потом вскинула голову.

– Послушай, Вить… Ты никогда не задумывался… Все эти декларации об изменении прошлого как попытка повлиять на будущее…

Она снова замолчала – не то слова подбирала, не то снова утратила желание общаться.

– Простите, что стал невольным свидетелем вашего э… ну, разговором это назвать трудно. – Шеф, оказывается, уже вернулся, а Виктор и не заметил. – Только почему же – декларации? Я, кажется, пока не давал повода усомниться в правдивости моих слов.

Наталья резко развернулась на вращающемся стуле.

– Да? Тогда поясните мне, почему я не стану говорить о других игроках, только о себе, так вот, почему я попадаю в битвы, в которых, в общем-то, ничего глобально исправить нельзя? Только так, по мелочи. Ну, продержалась в танке три дня вместо двух. Ну, знала, куда стрелять – так людей меньше полегло. И – все. Объясните мне, почему?!

Анатолий Андреевич медленно подошел к столу, налил себе сока. Поднял стакан, покрутил в руках. С мыслями собирается, понял Виктор.

– Наташа, – мягко начал шеф, покачал головой, словно сам сомневался в своих словах, потом продолжил, с каждым словом все более и более жестко. – Скажите мне, разве кто-то пытался повлиять на выбор вами конкретной операции? По-моему, единственное, о чем я вас просил – так это постараться… побывать в женской шкуре, и то, насколько я понимаю, просьбу вы мою проигнорировали. Вы сами выбирали не только тип танка, но и время и место сражения, в котором хотели принять участие. Так поясните мне, пожалуйста, смысл ваших претензий.

Девушка покраснела, затем побледнела.

– Но вы же не даете игрокам… рекомендаций? Какое сражение выбрать, что делать…

– Наташа, вы сколько раз играли? Шесть, семь? Впрочем не важно. Знаете ли вы, что даже игрокам с высоким коэффициентом пси-ассоциации далеко не с первого раза удается слияние? Что ни один из наблюдаемых нами игроков не сумел влиять на события всерьез раньше, чем во время тринадцатого-четырнадцатого слияния? Что пока игрок не наберет необходимого опыта, рекомендовать ему выполнить те или иные действия – это повлиять на события, но, к сожалению, в совершенно противоположную сторону?

Девушка выглядела обескураженной; Виктору немедленно стало жаль ее, но шеф продолжал еще более беспощадным тоном:

– Или вы считаете, что мы должны были взять игроков, чей коэффициент личностно-психологической ассоциации больше девяноста, и внедрить их в, так сказать, в «верхние эшелоны»? Заменить, к примеру, генерала Лизюкова? А может, Рыбалко Павла Семеновича? А может, и самого Жукова? А что, мы теперь тут все умные, заранее знаем, где и что произошло… Только вот знания о событиях, милая моя – они, к сожалению, не могут заменить знаний военных. И уж тем более – таланта. И мне совсем не хочется, чтобы в результате моих действий Советский Союз проиграл войну фашистской Германии. И по херу, – шеф, в общем-то, голоса и не повысил, однако казалось, что он почти кричит, – что об этом никто бы не узнал. Ведь я-то знал бы? Мне, знаете ли, милочка, насрать на свою репутацию, но не насрать на свою честь…

Шеф до сих пор не то, что не использовал таких слов при женщинах, он их вообще не использовал. По крайней мере Виктору за многие годы совместной работы никогда не приходилось услышать из его уст такое. Да, покрикивал на подчиненных – бывало, но чтобы так… Правда, до матерщины Анатолий Андреевич не дошел и в этот раз, но в устах шефа «по херу» и «насрать» звучали круче любых матюков.

Впрочем успокоился Анатолий Андреевич тоже достаточно быстро: запив соком свою гневную речь, да и цвет лица довольно быстро поменялся с багрового на обычный. Зато багровой стала Наталья.

– Я…

– Простите, милая, но, прежде чем приходить к каким-то выводам, а уж тем более – обвинять кого-то, сперва нужно постараться раздобыть достоверную информацию. Вопросы задать, в конце концов. Я что, отказывался отвечать на ваши вопросы? Помнится, у вас их не столько-то много и было. Или они появились после последней игры?

Наталья смущенно кивнула.

– Тем более. Знаете, вы меня порой удивляете: взрослая неглупая девушка, но детство в вас не то что бродит, а еще и ногами громко топает. Может, вы хоть сейчас поясните, что именно вас… заставило вести себя таким образом, а?

Наталья кашлянула. Спазм, видно. Жаль ее. Впрочем, встряска девчонке полезна, а то и прям… детский сад какой-то. Еще натворит чего-нибудь – не тут, так там, в той реальности…

– Во время последней игры я принимала участие в операции по освобождению Пскова, – четко, словно на докладе, сообщила Наталья. Она что, издеваться продолжает? Да нет, вроде не похоже…

– В результате боев Псков был взят в ночь на двадцать третье июля. Как и… ну, как и было на самом деле. Повлиять на исход сражения… удалось весьма незначительно.

– Погодите, – велел шеф и, отодвинув стул, уселся к столу.

– А теперь, пожалуйста, поподробнее.

– И вы считаете, что повлияли на исход сражения незначительно? – удивленно переспросил шеф, когда девушка окончила свой рассказ. – Сколько жизней вы спасли, как думаете?

Нефедова упрямо мотнула головой.

– Не так-то и много, как хотелось бы. Понимаете, ведь освобождение Псковского района началось еще в феврале! Началось – и буквально захлебнулось, потому что фашисты отошли за линию укреплений, пресловутую «Пантеру», и…

– И вы посчитали, что можно попытаться повлиять на события таким образом, чтобы еще февральская-мартовская наступательная операция успешно завершилась освобождением Пскова?

Наталья кивнула.

Анатолий Андреевич поднялся, заложив руки за спину, обошел вокруг стола.

– А что, могло бы получиться… Вполне… Только вот… Только вот известно, что приказа никаким танковым частям не поступало. Вы готовы нарушить приказ? А знаете, что бывает за нарушение приказа в военное время? В лучшем случае – трибунал, в худшем – расстрел на месте… Хотя, вполне вероятно, как раз лучшим случаем может оказаться расстрел…

– Победителей не судят, – буркнула девушка.

– Да ну? – Шеф высоко вздернул брови. – Да вы, милочка, просто плохо историю знаете. «Не судят победителей»… Может быть, где-нибудь в другом месте, но явно не в нашем государстве. Вы историю Первой Отечественной изучали? Имя Дениса Давыдова вам говорит что-то? Напомнить, как с ним поступили, когда он «самовольно» отбил у французов город, лишив тем самым лавров победителя одного из царских любимцев? Или сами в Интернете прочтете?

Он снова возбужденно прошелся вокруг стола.

– Замечу еще раз: лично мне, идея кажется замечательной. Но в военачальника соответствующего ранга, уполномоченного отдать приказ усилить стрелковые дивизии танками и авиацией, вы явно не «подселитесь». Так что выступить в помощь наступающим армиям, так скажем, законным порядком, у вас не получится. А вот что касается самовольного нарушения приказа… Как с вами поступят, зависит, к сожалению, не только от исхода операции. Кстати, не стоит забывать и о том, что исход тоже может оказаться… неутешительным.

– Ну, если неутешительным, то не страшно, – буркнула Наталья. – Погибну в очередной раз, и все.

– И все? – Анатолий Андреевич резко остановился прямо напротив девушки. – Вы забываете о том, что вы поведете в бой солдат, которым исторически не полагалось находиться в то время в том месте. Готовы вы взять на себя ответственность за их гибель? Готовы ли вы сами осознать, что в результате ваших действий люди, которые должны были дожить до победы, встретиться со своими родными, нарожать детей, что все они, вашей, подчеркиваю, милостью, сложат головы в месте, где их попросту не должно было быть?

– Но ведь их жертва не будет напрасной, – беспомощно ответила девушка. Виктор испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он был на стороне шефа. Тот говорил справедливые вещи. Такое каждый должен решать для себя сам. Лично он, Виктор, готов был бы взять на себя такую ответственность. А вот Наталья – кто знает? Но, в любом случае, прежде чем что-то делать – она должна понимать, к чему это может привести.

– А вы? – сузив глаза, спросила Наташа. – Вы сами? Вы готовы были бы взять на себя такую ответственность?

– Я? – шеф сухо хмыкнул. – Я, Наташа, могу сказать вам все, что угодно. Да и не только вам, но и себе самому. Проблема в том, что мой личный коэффициент – меньше тридцати, поэтому… – Он развел руками.

Девушка мотнула головой.

– Коэффициент – это не важно. Ответьте мне на вопрос: окажись вы, лично вы, на моем месте – рискнули бы? Зная все то, о чем говорили мне только что?

Шеф, слегка наклонившись, посмотрел ей в глаза. Наталья не отвела взгляд. Казалось, это какое-то дивное противоборство, и Виктор рядом с этими двумя, сцепившимися взглядами, чувствовал себя не просто лишним – каким-то мелким, ненужным, никчемным…

– Я – да. Я вам уже говорил, если помните, когда вы заподозрили меня в причастности к организации убийства вашего приятеля: если для дела было нужно его убить, я бы убил. Точно так же и в этом случае, я бы пожертвовал людьми, если бы понимал, что в ней есть какой-то смысл, что, погубив сотню жизней, спасу тысячи…

Он выровнялся, устало махнул рукой.

– Впрочем, все это – демагогия.

Виктор сидел, затаив дыхание.

– Анатолий Андреевич, а…

– Да спрашивайте, спрашивайте! – В голосе шефа слышалась досада.

– Почему вы в тот раз, при первом нашем длинном разговоре, обращались ко мне на «ты», а сейчас обращаетесь на «вы»?

Ха, ну и пойми эту пресловутую женскую логику! Сам Виктор мог ожидать от Натальи какого угодно вопроса, но только, конечно, не этого.

Но шеф не удивился. Похоже, он-то как раз чего-то в таком роде и ждал.

– Потому что я не имею обыкновения обращаться на «ты» к людям, которые мне не доверяют, – сухо обронил он.

– Я вам доверяю, – медленно, слегка растягивая слова, проговорила девушка. С такой интонацией, как будто сама не верила своим словам.

– Да ну? – делано изумился шеф. – Знаете, Наташа, когда вам будет столько лет, сколько мне, и когда вам… придется общаться с таким количеством разных людей, вот тогда, поверьте пока на слово, вы научитесь определять, кто вам доверяет, а кто – не очень.

– Я вам доверяю, – выделяя слова, более напористо произнесла девушка. – Что я…

Анатолий Андреевич махнул рукой.

– Нат, я вас только прошу, давайте без этого детского сада. «Что мне сделать, чтобы вы мне поверили»… Давайте-ка лучше работать, а в процессе работы уже и разберемся, кто кому доверяет, а кто кому – не очень.

Девушка немного помолчала.

– Анатолий Андреевич, я тут вспомнила одну вещь… Понимаю, что несвоевременно, и, может, это никакого значения уже не имеет, но это касается… погибшего Сильвестра.

– Говори, – коротко велел шеф. – Нужные люди разберутся, имеет это значение или нет.

– Это по поводу аквариума. Там рядом с телом валялись осколки. Аквариум сам был акриловый, а не стеклянный, Сильвестр еще этим хвастался, говорил – акриловый лучше. Мне, правда, это ни о чем не говорит, и я не знаю, как бьется акрил, только… Только когда я вошла, никакой воды на полу не было и в помине, а он говорил – в аквариуме было больше девятисот литров, кажется, девятьсот шестьдесят… Аквариум был разбит, любимая рыбка Сильвестра лежала около него, а воды не было. Тогда я об этом не задумывалась, а сейчас мне это кажется… странным…

– Еще каким странным, – под нос себе проговорил шеф и вдруг, не говоря ни слова, вышел из комнаты.