Ревенко звонила в офис:
— Катя, это я. Немедленно отправь Игоря к Чикиной домой, пусть привезет ее ко мне. У тебя адрес есть?
— Ну а как же, — Катька даже обиделась. — Сейчас посмотрю в картотеке. Так… Усиевича, шесть, квартира семнадцать.
— Молодец. Давай отправляй его.
— Только, Любовь Николаевна, он повез Виктора Григорьевича в банк. Меньше чем за час не обернется.
— Вот черт! — Ревенко тихо выматерилась. — Звони ему в машину, пусть поторопится и оттуда сразу за Чикиной. Поняла? Пусть от нее мне позвонит.
Любовь Николаевна заварила себе крепкого кофе и попыталась успокоиться.
Все складывалось как нельзя лучше. Если Лизина информация подтвердится и Петров не подведет с деньгами, то уже через два, максимум через три дня она увидит сына. О судьбе Кирилла она сейчас не думала, сама бы с радостью сдала его, лишь бы он нашелся, и тогда можно будет договориться с бандитами. Ну, пообещает она ему, что подержат его день-другой, она соберет еще денег и выкупит его. А если упираться станет, она лично сообщит о его местонахождении, только уже за бесплатно. Главное, чтобы Колян был в безопасности.
О бедном Филимонове она и думать забыла: отпустят — хорошо, а нет — значит, не судьба. Настю она, конечно, не бросит и щедро компенсирует ей потерю мужа.
Ревенко вдруг как-то совершенно успокоилась, сразу протрезвела и, прихватив с собой телефон, отправилась в душ.
Примерно через час раздался звонок.
— Игорь! Ну, наконец-то! Где ты? Надеюсь, уже у Чикиной?
— Да, Любовь Николаевна, у нее, — как-то сдавленно ответил водитель.
— Так хватай ее, и немедленно ко мне! — приказала Ревенко.
— Любовь Николаевна, вам лучше самой сюда приехать. — Игорь говорил все тише.
— Не поняла, что-что? Как самой? Почему? — От нехорошего предчувствия у нее все похолодело внутри, и она присела на диван.
— Я не могу к вам сейчас выехать.
— А Лиза? Лиза с тобой?
— Со мной. Только она тоже не может. Все. Жду вас. — Игорь повесил трубку.
«Так, так, так… Что там могло случиться?»
Ревенко словно застыла, и только мозги лихорадочно перебирали все возможные варианты. И вдруг до нее дошло: «Эти ублюдки прослушивают мой телефон!»
Вспомнив в подробностях разговоры с Лизой и секретаршей, она пришла к неутешительному выводу, что слушаются оба телефона — и домашний, и в офисе. Значит, ей устроили ловушку и ждут на квартире у Чикиной.
«Но зачем? Господи, зачем? Ничего не понимаю. Приехали бы сразу ко мне или позвонили… Так ведь нет же — Настю впутали, а теперь еще и Чикину с Игорем. Ребята, похоже, полные идиоты!»
Ревенко до такой степени разозлилась, что решила ехать.
«Хоть что-то прояснится. Не убьют же они меня, денег-то нет при мне».
Любовь Николаевна тщательно оделась, подкрасилась, придав себе вид независимой женщины, и спустилась в гараж. Села за руль «Тойоты» и направилась на улицу Усиевича.
Знакомая «девятка» неотступно следовала за ней. Не сообразив, Ревенко проскочила поворот на «Динамо» и поехала дальше по Ленинградке. Когда она свернула с проспекта в Аэропортовский переулок и выехала на Красноармейскую улицу, преследователи исчезли.
— Точно, так и есть, — сама себе сказала вслух Ревенко. — Сволочи, телефон слушают. Ведь знают, куда еду, потому и бросили. Убедились и бросили.
Нарушив правила, она развернулась на Черняховского и спокойно въехала во двор нужного ей дома по улице Усиевича.
Дверь семнадцатой квартиры была не заперта.
Ревенко осторожно вошла. В прихожей никого не было, стояла подозрительная тишина. Любовь Николаевна прошла тесным коридорчиком и свернула направо, в комнату.
На постели, небрежно прикрытой пледом, сложив руки между колен, тупо раскачивался взад-вперед Игорь.
В центре, на ковре, лежала Лиза. Ревенко сначала показалось, что она спит, и только потом она заметила, что худенькая шейка была неестественно свернута на бок.
— Я здесь ничего не трогал. Все так и было, — выдавил из себя Игорь.
— К чему-нибудь прикасался? — Ревенко мгновенно оценила ситуацию.
— Да нет… Только к звонку и ручке. Дверь сама открылась, я вроде как плечом…
— Кто-нибудь тебя видел? — Любовь Николаевна выглядела очень уверенной и совершенно спокойной. Только шелк юбки тихим шуршанием выдавал ее трясущиеся коленки.
— Н-не знаю… Не обратил внимания… А что?
— Так, вставай. Поехали отсюда. Вот, возьми, — она протянула ему носовой платок. — Вытри звонок и ручку. Я жду тебя у себя дома. Езжай следом. Остановись где-нибудь подальше, не свети машину во дворе.
Ревенко ожидала чего угодно, только не хладнокровного убийства. До сегодняшнего дня Чикина вообще не вписывалась в эту схему. Но теперь Любовь Николаевна поняла, что ребята не шутят и Коляну грозит серьезная опасность.
«Вот уж воистину, бедная Лиза». — Вцепившись в руль и сжав зубы, Любаня мчалась домой, на Мосфильмовскую. Она не разбирала стрелок, светофоров, указателей. Она видела перед собой только худенький трупик, воробьиную шейку и полуприкрытые глаза несчастной девочки.
Через пятнадцать минут после нее приехал Игорь. Он был очень бледен и плохо соображал, и Ревенко уже по третьему разу вдалбливала ему:
— Запоминай! Когда тебя будут допрашивать, скажешь, что до Лизы ты не доехал, я позвонила тебе в машину, сказала, что передумала. Вызвала к себе. Ты слышишь меня, Игорь?
— Любовь Николаевна… А почему меня будут допрашивать?
— Да все агентство будут трясти. А тебя тем более. Ведь Катя скажет, что я отправила тебя к Чикиной. Давай, миленький, включайся.
— Меня посадят? — Игоря била мелкая дрожь, и, казалось, он и впрямь ничего не слышал и не понимал.
— За что, Игорь?! Ты же ни в чем не виноват.
— А как я докажу?.. Я вошел, а она лежит…
— Доказать трудно, и я не хочу, чтобы мы с тобой в это вляпались. Именно поэтому давай, дружок, соберись. Значит, так… Ты никуда не входил, и никто нигде не лежал. Понятно? Ты приехал ко мне, потому что я тебя вернула с дороги. У меня болела голова. Ты отвез меня на Поклонную гору проветриться. Там мы пробыли до… Который теперь час?
— Без пятнадцати три, — Игорь пытался сосредоточиться.
— Так. Оттуда езды минут пятнадцать, у нас во дворе тебя могли увидеть… Значит, до половины третьего. Я вышла за квартал и прошла до дому пешком. Слава богу, я так и сделала. «Тойота» стоит на улице Пырьева. Ты шел за мной следом, потом поднялся в квартиру проверить, все ли в порядке, и уехал в офис. Ты все понял? Повтори!
За сегодняшний день Ревенко уже не в первый раз пожалела, что наняла этого молокососа. Этот истерик в подметки не годился умному, уравновешенному Филимонову. Виктор, бывший пограничник, молчун, за все годы работы ни разу ее не подвел, и она всегда могла положиться на него. А этот…
— Я тебя спрашиваю! Ты все понял? Отвечай!
— Да, конечно… До Чикиной не доехал… Потом Поклонная гора… Вернулись около трех.
Речь Игоря сделалась более связной. Он еще несколько раз повторил изобретенную Ревенко версию, и та засобирала его:
— Давай, миленький, поезжай. Вдруг тебя во дворе кто-то видел, у нас бабки болтушки. Это нам, конечно, на руку, но не нужно, чтобы ты долго у меня оставался.
— Любовь Николаевна! Миленькая! Это не я!! Вы верите мне? — Игорь вдруг сорвался на крик.
— Да успокойся ты! Если бы я не верила тебе, не прикрывала бы.
— Любовь Николаевна, да я для вас что угодно!.. Только спасите, у меня же семья!..
Игорь беспомощно размазывал по лицу слезы и уже был готов бухнуться на пол. Ревенко брезгливо поморщилась:
— Ну, хватит. Иди умойся, возьми себя в руки. Когда из подъезда будешь выходить, напяль на рожу улыбку, тебе же лучше будет. И отправляйся в агентство. Сиди там до вечера, что бы ни случилось. И учти, дорогой, если хоть кто-нибудь из сотрудников заметит твое опрокинутое состояние, я уже ничем не смогу тебе помочь. Конец тогда нашей версии. Я буду вынуждена рассказать все, как было, — я вхожу, ты сидишь, она лежит. Я понятно объяснила?!
— Я все понял, Любовь Николаевна. Я все сделаю. Век буду бога за вас молить.
Она наконец-то его выпроводила, вернулась в спальню и привычно потянулась к коньяку. Выпила рюмку, не спеша разделась и прилегла на кровать.
«Если Лиза им проболталась, то скорее всего Кирилл уже у них и надо ждать новостей. А вдруг девочка ничего не сказала?.. А может, она и вовсе блефовала и ничего не знала, просто по глупости хотела оттянуть иск?.. Вряд ли, конечно, но тогда выходит, погибла ни за что… Хотя в любом случае ни за что».
Она еще выпила прямо из горлышка, сползла с постели и пошла в коридор. Памятуя, что телефон прослушивается, достала из сумки сотовый и набрала номер Насти.
— Ну, что?.. Это я. Есть новости?
— Нет, — прошелестела Настя. — Любовь Николаевна, я шестой день в блокаде, у меня продукты все кончились. Ведь дальше двора не выпускают.
— Что значит — не выпускают?
— Ну так и сидят по два амбала в машине. Я пробовала перейти через улицу, так они сигналят, едут за мной и пальцы пистолетом складывают.
— Настя, зачем так глупо рисковать?
— А мне Лаки кормить нечем. Это, конечно, мелочь, но вчера я сварила последний пакет вермишели. Я, наверное, сейчас в магазин пойду. Не убьют же за это.
— Я тебе пойду! Сиди дома и не смей носа высовывать! Я к тебе сегодня Катю пришлю, она тебе продукты привезет.
— Да ну зачем? Я сама схожу, тут близко. Что они со мной сделают?
— Что сделают? Я тебе скажу, что сделают. Час назад Чикину убили. Хватит уже с меня!
— Что?.. Лизу?.. — задохнулась Настя. — А она-то тут при чем? Она что, как-то замешана во все это?.. Нет, не может быть. Я вам не верю.
— Не ори. Я тоже пока ничего не знаю, но сейчас попробую выяснить. Будешь меня слушать, все получится. — Ревенко сама пыталась успокоиться. — Я звоню с мобильного, мой домашний и рабочий скорее всего прослушиваются. Поэтому сейчас я перезвоню тебе с домашнего, и что бы я ни сказала — никаких истерик, только да и нет. И не реви. Запомни, мы с тобой сегодня не разговаривали. Все, жди.
Еще раз с сотового она сделала звонок в офис, но не в свою приемную, а к охране и стребовала секретаршу.
Через пару минут Катька примчалась на вахту, вырвала у ребят трубку и, задыхаясь от бега, затараторила:
— Ой, Любовь Николаевна, миленькая! Я ни с кем не висела, честное слово, телефон все время был свободен…
— Катя, заткнись, пожалуйста, — остановила этот поток Ревенко. — Поезжай к Насте Филимоновой…
— Когда?
— Прямо сейчас.
— То есть как? В смысле сию минуту? — удивилась Катька.
У начальницы и раньше случались нестандартные просьбы, но чтобы бросить все дела и ехать к жене уволенного водителя — этого Катька понять не могла.
— В смысле немедленно, — Ревенко раздраженно повысила голос.
— Уже вылетаю. А зачем?
— Она больна. Возьми в сейфе двести долларов и купи ей еды побольше, на все деньги. Учти, все продукты должны быть длительного хранения. И не забудь про собаку.
— Ей консервы или сухари? — деловито осведомилась Катька.
— Иди в жопу! Сама разберись. И вот еще что. Возьми у ребят из охраны сотовый. Как приедешь к ней, позвони снизу, что ты в подъезде. Поднимешься к квартире, поставишь сумку у двери и уйдешь. Ясно?
— Не совсем, — удивилась Катя. — Я, конечно, все сделаю, но почему Витя сам…
— Ты поняла меня, дрянь такая, или нет?! — заорала Ревенко, но вовремя спохватилась и сбавила обороты: — Витя в командировке, а у Насти крыша поехала. Я запрещаю тебе с ней встречаться. Сделаешь, как я сказала. Потом вернешься в агентство и сразу мне доложишь. Еще раз повторить?!
— Нет, Любовь Николаевна, я все сделаю, как вы велели. Только вы не кричите, пожалуйста, — обиделась Катька.
— Извини. Я очень на тебя рассчитываю. — Ревенко повесила трубку.
Она медленно прошлась по комнате, обдумывая следующий звонок. Ошибиться было нельзя.
Любовь Николаевна вышла на балкон, глотнула свежего, предгрозового воздуха и огляделась по сторонам.
На горизонте собирались черные тучи, Москва готовилась к дождю.
Она уселась в шезлонг, достала из кармана помятого халата пачку сигарет, закурила и тупо уставилась в каменную стену. С этой стены на нее смотрели невероятные, огромные глаза Лизы Чикиной. Девушка белозубо улыбалась с рекламного плаката, словно маня за собой в какую-то неведомую даль, зовущуюся волшебным словом «Атлантида».
Бросив недокуренную сигарету вниз, Ревенко вернулась в кухню, взяла трубку и набрала номер Насти.
— Да? — с какой-то тайной надеждой прозвучал ее голосок.
— Настя, это Ревенко.
— Здравствуйте, Любовь Николаевна, — подыграла Настя, словно бы они и не разговаривали полчаса назад.
«Молодец, девочка!» — оценила Ревенко Настину силу воли.
— То, что я сейчас скажу, не предназначается для твоих ушей. Если хочешь, не слушай, но трубку повесишь, только когда я закончу разговор.
— Я что-то не пойму, Любовь Николаевна… С кем вы хотите говорить? Вы же знаете, я одна, — искренне удивилась Настя.
«Умница ты моя, что бы ни случилось, тебе я помогу». — У Любани все внутри перевернулось от жалости к этой стойкой девочке. Но она задавила в себе это щемящее чувство и взяла жесткий тон:
— Тебе и не надо понимать. Все. Клади трубку рядом с телефоном, повесишь, когда услышишь короткие гудки.
— Ну, вам виднее… — раздался легкий стук и звук удаляющихся шагов.
Этим трюком можно было провести кого угодно, но только не Любовь Николаевну. Она до оскомины насмотрелась таких этюдов, когда студенты изображали шпионов, топая на одном месте все тише и тише, якобы удаляясь с места событий от запертой двери.
«Зря я не перевела ее на актерский, девка-то — авантюристка!» — успела с нежностью подумать Ревенко.
Но надо было действовать. Выждав пять секунд, она членораздельно произнесла:
— Значит, так, суки. Теперь слушайте меня. Кирилл, надо полагать, уже у вас. А деньги — у меня. Вы их получите. Но есть условия. Первое — сначала ребенок. Он должен быть дома завтра. В обмен на сына сразу же забираете всю сумму наличными. У вас остается Кирилл. Он — гарантия, что Коля возвращается живым и здоровым. О муже договариваемся отдельно, потому что я не знаю, чего вы от него хотите. Далее. Через час к Насте едет моя секретарша с продуктами. Девушка вообще не в курсе, думает, что едет к больной белой горячкой. Она оставит сумку под дверью, можете проверить — «парабеллума» там нет. Надеюсь, у вас хватит ума не трогать девчонку. Нам не нужны осложнения. Давайте сотрудничать, я открыта для диалога. Война не нужна никому. И не надо звонить Насте, связывайтесь со мной напрямую. Я никуда не собираюсь заявлять, давайте все решим между собой. И чтобы больше без жертв. Извините за слово «суки». Жду ответных действий. Это все.
Ревенко повесила трубку.