С наслаждением затягиваясь сигареткой на соседнем перроне, Кирилл издалека наблюдал эту драму. Его даже веселило, как Женька истерично всхлипывала, по-бабьи размахивая руками, а потом и вовсе плюхнулась кулем на землю и зарыдала. Эта дурища была без вещей, что слегка его насторожило. Он сам на даче раз сто ей повторял, что у них обязательно должен быть багаж. Она с радостью с ним соглашалась и перла с московской квартиры свое пестрое хрунье, которое должно было пригодиться ей в заграничном турне. К тому же уезжала она с дачи с чемоданом, Кирилл сам тащил его до калитки. Ситуация была нестандартной, учитывая еще и то обстоятельство, что она опоздала к поезду. Но к ней явно никто не проявлял интереса, и, сделав поправку на ее вечную дурь и хроническое невезение, Кирилл успокоился. В полном одиночестве Женька продолжала завывать, и лишь подвыпивший уборщик потряс ее за плечо. Женька заносчиво отмахнулась от него, и тогда тот слегка пнул ее метлой под зад. Женька взвизгнула, обозвав обидчика мудаком, вскочила на ноги и, оправив короткую юбку, гордой походкой зачикиляла к зданию вокзала, размазывая по лицу слезы.
Ее силуэт растаял вдали, и потихоньку на перрон подали «Полонез» — фирменный поезд, следующий по маршруту Москва — Варшава. На табло выскочила надпись об отправлении оного в шестнадцать сорок. Кирилл взглянул на часы. Оставалось ровно тридцать минут.
Господин Воронов был человеком неглупым. Только наивная и без памяти влюбленная в него Женька Богачева могла так безрассудно довериться ему. На что он, собственно, и рассчитывал и, как выяснилось, не прогадал. Он и не собирался тащиться с этой обузой в Прагу. Если уж на то пошло, то он и вовсе не намеревался ехать в Прагу. А уж останется она в Москве или прыгнет в поезд без него, что станет делать в Праге, решится ли на поиски Борьки Миронова в Германии или нет, Кириллу было абсолютно наплевать. Во внутреннем кармане его пиджака лежали два билета на «Полонез» — один в полностью выкупленное им «СВ» до Варшавы, где его уже ждали, другой — в обычное купе до Бреста. В купе он взял билет ради собственной безопасности. Он ни на секунду не забывал слова Артема Галушко о том, что его «заказала» собственная жена.
Жены у него теперь не было, уже четыре часа с лишним он был вдовцом, но липкий страх все же полз по позвоночнику, стекая холодными струйками пота за плотный пояс с зашитыми в нем дойчмарками. Он понимал, что если мероприятие оплачено, то смерть заказчика исполнителей не остановит, обратного хода этому делу не дадут. Эти ребята честно отрабатывали свои деньги.
Если Любкиным наймитам все-таки удалось выйти на его след, то скорее всего грохнуть его они планируют на родине, после Бреста вряд ли решатся — слишком хлопотно. Поэтому он заранее подстраховался — в купе у него верхняя полка, плюс как минимум три пассажира, фиг у них что выйдет. Сначала он засветится в «СВ», а потом перейдет в другой вагон. А прямо перед Брестом он вернется и культурненько доедет до Варшавы.
Вскинув на плечо портплед, Кирилл поднялся со скамейки и неспешно побрел к тетке, торгующей горячими сосисками и пивом.
— Бутылку «Клинского», пожалуйста. И открыть.
Он отсыпал продавщице шестнадцать рублей мелочью и, пока та суетилась с открывалкой, осторожно огляделся сквозь черные очки.
Два типа не понравились ему сразу. Они стояли чуть в отдалении, курили и пристально разглядывали его. В общем-то, не было в этих мужиках ничего особенного, но его смутили их восточные, заросшие черной щетиной физиономии и недобрый взгляд.
Отхлебнув из бутылки, он немного постоял, делая вид, что разглядывает цены на сигареты, потом двинул на оживленную привокзальную площадь. «Хачики» больше не проявлялись, но неприятное ощущение осталось.
За десять минут до отправления Кирилл вышел на платформу, еще раз осторожно огляделся и, не заметив никого подозрительного, уверенно зашагал к своему международному вагону.
Загодя он остановился у фонарного столба и закурил, наблюдая за пассажирами.
В вагон вошел основательный военный. Его супруга с безумным начесом фиолетовых волос зазывно махала ему из окна. Сквозь открытую дверь соседнего купе было видно, как два обалдуя лет шестнадцати скакали с полки на полку, раздавая друг другу щелбаны. Едва переводя дыхание, к проводнице поспела пожилая пара — мучаясь одышкой, толстяк предъявлял билеты, а его жена отчитывала носильщика за нерасторопность. Они разгружали с тележки багаж, и Кирилл вклинился между ними, всунув проводнице билет.
— Опаздываете, молодой человек! Через две минуты отправляемся, — кокетливо улыбнулась хорошенькая девушка в форменном кителе. — Вы что же, один едете? Места-то у вас два.
— Один, один. Не люблю толчеи, знаете. — Кирилл поднялся в тамбур.
— Профессор, видать, — оценила проводница его безукоризненный костюм и дорогие черные очки.
Кирилл прошел на свое место, сел на мягкую постель и наконец-то перевел дух.
Через минуту где-то внизу раздался негромкий стук, за окном медленно поплыл перрон, провожающие замахали руками вслед счастливчикам с «Полонеза». Поезд тронулся.
«Слава богу», — Кирилл перекинул длинные ноги на соседнюю полку и расстегнул пиджак. В ожидании проводницы темные очки снимать он не стал.
Вскоре появилась давешняя красотка. Кирилл отдал ей билет и заказал чаю.
— И все-таки странно. — Она не торопилась уходить.
— Что странно? — напрягся Кирилл. Такое внимание к собственной персоне было ему совсем ни к чему.
— Ну как это? Чего это вы один на два места? Мне вот только на один такой билет месяца два пахать надо.
«Придушить бы тебя, дура белозубая!» — скривился про себя Кирилл. Но он лишь улыбнулся и тихим, ласковым голосом произнес:
— Девушка, милая. Я еду на международный научный симпозиум. Мне надо в дороге успеть доклад отредактировать. И я бы не хотел, чтобы мне мешали. Я понятно объяснил?
— Чего ж не понять. Так и знала — профессор, — обиделась проводница.
— Так насчет чаю не забудьте, — строго напомнил ей Кирилл.
— Да уж не забуду. Вот только титан нагреется. Меня, между прочим, Галой звать. Если что, кликните.
— Всенепременно, — Кирилл уже устал.
Гала наконец ушла.
Кирилл запер дверь, снял костюм и рубашку, аккуратно повесил одежду на плечики, надел спортивные штаны и майку, лег на постель и прикрыл глаза.
Яркий свет нестерпимо пробирался под веки. Кирилл приподнялся и опустил штору. Он попытался расслабиться, но задремать так и не смог.
Вагон приятно покачивало, из динамика тихонько разливалась нежная мелодия, колеса мерно стучали у него под головой, но вместо успокоения он чувствовал тревогу, колеса словно выговаривали ему: «А наши мальчики усы уже бреют… А наши мальчики…»
Кирилл изо всех сил ударил кулаком по подушке, пытаясь избавиться от кошмара. Он закрыл глаза. Залп огненных искр пронзил мозг, и какой-то нелепый детский крик ворвался в уши.
— Ой, мамочка! — почти наяву услышал Кирилл этот вопль и вдруг вспомнил ту девчонку-худышку, случайно оказавшуюся рядом с машиной.
«Это сон, это бред…»
Он отвернулся к стене и накрыл голову подушкой.
Перед глазами плыли красные круги, мутная пелена заволакивала сознание, лишая его воли и рассудка.
Кирилл выругался.
И ему сразу представилось несчастное, растерянное Женькино лицо в потных белокурых кудряшках, прилипших ко лбу. Женька смотрела на него в упор своими огромными глазищами и жалобно причитала: «Ты же мужчина! Мужчина! Мужчина!»
— Что за черт! — Кирилл отбросил на пол подушку и вскочил с постели.
В зеркало на него смотрело собственное бледное, перекошенное лицо.
А из-за двери неслось:
— Мужчина! Мужчина! Профессор! Ваш чай! Ну, откройте же!
— Минуту! — крикнул Кирилл.
Он судорожно полез в карман пиджака, трясущимися руками достал оттуда круглые очки с простыми стеклами, нацепил их на нос и приоткрыл дверь.
— Ну вы че? Спите, что ли? А я стучу, стучу!
— Да, знаете ли, заснул как-то… — утирая с лица выступившие капли пота, Кирилл взъерошил волосы.
— Ну, вы даете! — Гала протиснулась с подносом в купе и поставила его на столик. — Едем всего полчаса, а они уже спят, понимаешь! Сами же чай заказывали.
— Ну да, уснул… — Кирилл даже растерялся от такого нахрапа.
Поезд качнулся, Галу слегка занесло, она споткнулась о брошенную подушку, и Кирилл автоматически подхватил ее под локоток.
Проводница растаяла. Изогнув гибкий стан, она подобрала с пола подушку, взбила ее и вернула на место и, одарив незадачливого пассажира томным взглядом, расплылась в белозубой улыбке.
— А я вам, между прочим, с лимончиком. Индивидуально, так сказать. И вот еще печенье.
— Благодарю вас. — Кирилл составил с подноса стакан в подстаканнике и блюдце с крекерами. — Сколько я вам должен?
— Ой, да ладно. Путь долгий, еще рассчитаемся, — многозначительно расхохоталась Гала, зазывно выставив обтянутое юбкой бедро.
— Галочка, у меня к вам одна маленькая просьба, — натянул улыбку Кирилл.
— Да хоть сто.
— Вот именно.
Кирилл приобнял ее за слегка расплывшуюся талию и нежно опустил ей в вырез блузки сторублевую купюру.
— Пожалуйста, обеспечьте мне покой. Я должен поработать и выспаться. А будет необходимость, в чем я совершенно уверен, — Кирилл прижался губами к ее маленькому ушку, — я сам к вам наведаюсь. Договорились?
— Ой, ну что вы это, не надо, я ж бескорыстно, — зарделась Гала, но стольник не вернула. — Так я пошла?
— Идите, — подталкивая ее к двери, Кирилл выпроваживал девушку.
Уже в дверях она всполошилась:
— Ой, а поднос-то!
— Да нате! — гаркнул Кирилл.
— Сенькью вам. А как звать-то вас?
— Билл Клинтон. Гуд найт!
— Ой, смешной какой! — хихикнула из коридора Гала, и Кирилл полоснул перед ее носом дверью.
Пора было приниматься за дело. Он выждал еще минут десять, и, когда все в вагоне угомонились, Кирилл снял очки, напялил поверх майки куртку, надел бейсболку, из портпледа достал спортивную сумку, набитую ненужными тряпками, и четвертинку водки. Немного отхлебнув из бутылки, он прополоскал рот, с отвращением сплюнул на пол и приоткрыл дверь. Прослушав тишину коридора и убедившись, что там никого нет, он спокойно вышел. Осторожно проскользнув мимо купе проводников, он оказался в тамбуре. Сделал там на всякий случай пару затяжек, но никто не преследовал его. Благополучно миновав набитый битком шумный, задымленный ресторан и еще два вагона, он добрался до своего купе.
— Здрасьте, — полупьяно улыбнулся он, разглядывая своих попутчиков.
— А мы уж думали, ты не сел, — расплылся в пшеничные усы добродушный белорус в расшитой сорочке. — Хотели хлопчика нашего на твою полку скинуть. Ты где ж мотылялся?
— Да у меня друзья в соседнем вагоне едут, — смущенно улыбнулся Кирилл и рыгнул, стыдливо прикрыв рот ладонью. — Извиняйте. Мы сели-то вместе. Ну а там выпили немножко, сами понимаете. Вот и задержался малек.
— Да что же вы стоите? Заходите, присаживайтесь, — сверкнув золотыми зубами, обрадовалась дядькина жена. — Эй, Ванька, ну-ка брысь! — прикрикнула она на худющего пацана, кувыркавшегося на Кирилловой верхней полке.
— Ничего, пускай резвится, — разрешил Кирилл. — Я сейчас вернусь, только схожу к проводнице, билет, так сказать, предъявлю.
— Это дело, а то тебя, видать, потеряли уже, — согласился белорус. — А мы пока харч метнем. Поди, голодный, студент?
— Это точно.
Кирилл бросил сумку и, шатаясь по коридору, пошел к проводнице.
Проводница оказалась жилистым, усатым мужиком.
— Значит, до Бреста едешь? — вперившись в билет, мрачно уточнил тот.
— Ага, до Бреста, — подтвердил Кирилл.
— А чего ж не сначала?
— Не понял, — икнул Кирилл.
— Ты где сел-то?
— Так в Москве же.
— А где был? Час уже премся. Я сведения дал, что место свободно.
— Так получилось, прости, батяня. У меня ребята в соседнем вагоне едут. Ну, сели вместе, потом выпили…
— Ты еще про баню расскажи. Надо было сначала на своем месте объявиться, а потом куролесь, где хочешь. Чего теперь с тобой делать? А если подсадят кого?
— А если так? — Кирилл шлепнул перед ним на стол полтинник.
— Ну, есть разные возможности… — Проводник глубоко задумался. Кирилл положил сверху еще пятьдесят рублей. — Вообще-то я еще не сообщал, только что собирался.
— Спасибо, отец.
Кирилл вернулся в купе. Тощий Ванька как ни в чем не бывало продолжал елозить на его верхней полке, сбив в кучу простыни и одеяло. Напротив него, уткнувшись в книжку, лежал точно такой же белобрысый «экземпляр».
— А это наш Илюша. Они близнецы, — сообщила жена белоруса. — Вы не беспокойтесь, они внизу спать будут, на одной полке. А с вами наверху — я.
— Почту за честь, — искренне обрадовался Кирилл.
Лучших попутчиков было трудно и придумать.
За окошком смеркалось. Женщина опустила штору, включила верхний свет и начала «метать харч». На расстеленном по столику целлофановом пакете развалилась жирная копченая курица, перья зеленою лука окружали крутые яйца и сочные помидоры. Рассыпчатая картошка источала укропный запах. Ванька с Илюшкой сожрали по малосольному огурцу и умчались беситься в коридор. Кирилла настойчиво приглашали к столу. Он выпил стопку, но от закуски отказался.
У него текли слюнки, но совместное застолье предполагало ненужные ему разговоры, и, притворившись совсем опьяневшим, он завалился на свою полку и захрапел.
В начале десятого вечера белорусское семейство наконец угомонилось. Ванька с Илюшкой, расположившись на нижней полке валетиком, мирно посапывали. Их отец, раскинувшись на спине, выдавал могучие трели. Женщина, лежавшая напротив Кирилла, разметала во сне влажные от пота простыни, обнажив мощный бюст в розовом кружевном лифчике. Дышать было совершенно нечем. Чесночно-луковый дух витал в купе, сопровождаемый отрыжкой взрослых и вялым детским попукиванием.
Кирилл откровенно мучился. Несмотря на все страхи, он уже был готов пренебречь своей безопасностью и все-таки перебраться в «СВ». Но здравый смысл победил, и он решил просто выйти подышать в коридор.
Аккуратно спустившись с полки, он тихо приоткрыл дверь купе и выбрался наружу. Он с силой рванул вниз окно, и свежий воздух ударил ему в лицо.
«Ах, черт, хорошо-то как!» Кирилл с наслаждением потянул ноздрями ночную прохладу.
Он вглядывался в кромешную темноту, но видел только стремительно проносящиеся столбы, покосившиеся избушки, мелькавшие в редких бликах фонарей, да теток в ярко-оранжевых жилетах на переездах.