Глава 2.1

Начало.

Несколько дней

16 ноября 1996 года в 13.00 меня вместе с корреспондентами журнала "Итоги" привезли в Центральную клиническую больницу (ЦКБ) на Рублевском шоссе. После операции президента прошло всего десять дней. В те дни Наина Иосифовна, дочери Елена и Татьяна постоянно находились с Борисом Николаевичем. В больнице жизнь шла своим чередом: во дворе и в огромном лесопарке вокруг главного корпуса как и в обычные дни, прогуливались хорошо одетые старики, старушки и немногочисленные посетители. Внешне ничто не свидетельствовало о том, что в больнице лежит глава российского государства. Борис Ельцин просто находился в одной из палат так называемого главного корпуса ЦКБ.

В "Кремлевке" я бывала и раньше, и не только в качестве посетителя. В 9-10-м классах в послеоперационном отделении того самого знаменитого главного корпуса я проходила практику в качестве младшей медицинской сестры, а проще говоря, санитарки. Тогда я мечтала стать хирургической медсестрой и ни о какой журналистской, а тем более кремлевской карьере и не помышляла. Между прочим, мне довелось драить полы в палате маршала Устинова, поэтому, когда я оказалась через много лет неподалеку от родных палат, меня посетили милые ностальгические воспоминания. Нам навстречу вышли президентские охранники, в спортивных костюмах с российской символикой. Они были одеты так неформально по той простой причине, что все время пребывания Бориса Ельцина в больнице, они там просто дневали и ночевали. Некоторые из них уже знали, что я теперь работаю с Наиной Иосифовной, и препроводили нас в специальную комнату, расположенную недалеко от палаты, где находился Борис Ельцин.

Предварительно и меня, и журналистов "осмотрели" на предмет обнаружения оружия, газовых баллончиков и средств связи сотрудники службы безопасности. Так начинался мой первый рабочий день. Наина Иосифовна встретила меня очень приветливо, как будто мы расстались с ней всего несколько часов назад, предложила чаю, сразу сказала, что чувствует себя не очень хорошо. Интервью "Итогам" в целом получилось неплохое, за исключением фотографий, которые в тот день, наверное, можно было бы и не делать — выглядела жена президента, действительно, неважно. Некоторое время назад она и сама перенесла операцию на почке, и до сих пор принимала лекарства, которые часто вызывали аллергию и повышение температуры. Уже после интервью Наина Иосифовна сказала мне, что в этот день утром у нее было тридцать восемь…

ИЗ ИНТЕРВЬЮ НАИНЫ ЕЛЬЦИНОЙ ЖУРНАЛУ "ИТОГИ" (19 ноября 1996 года)

"ТАКАЯ У НЕГО СПОРТИВНАЯ ЗАКАЛКА: ВЫКЛАДЫВАТЬСЯ НА ДИСТАНЦИИ…"

"Итоги" (Сергей Пархоменко) Прежде всего, Наина Иосифовна, я хотел бы попросить вас сказать несколько слов о том, как Борис Николаевич себя чувствует.

Н. И. Я только сейчас от него. И с самого утра почти все время провожу в его палате. Дело продвигается вперед. Но боли пока есть. Те, кто эту операцию перенес, все говорят, что первые два дня бывают очень тяжелыми. Поэтому я даже удивляюсь, как он бодро провел это самое трудное время. А дальше тоже приходится нелегко. Потому что после такой операции, которую перенес Борис Николаевич, не делают обезболивания, в это время важно, чтобы человек откашливался. Поэтому я, конечно, понимаю, что терпеть эту боль, наверное, очень тяжело. Но он терпит. Молча — терпит. (Кстати говоря, точно такую же операцию несколько лет назад перенес и Виктор Черномырдин. — Н. К.)

"Итоги" Есть кто-то из помощников, кто постоянно его посещает?

Н. И. Нет. Только "прикрепленные", доктора и, естественно семья.

"ИТОГИ” Прописаны какие-то особые физические упражнения?

Н. И. Да, делают лечебную физкультуру и массаж… Перемены к лучшему заметны, мы в этом убеждаемся каждый день. Причем, нам еще судить труднее, чем другим, потому что мы — то есть я сама, дочери — видим Бориса Николаевича каждый день… Но вот Леша, Танин муж, увидев его после операции, говорит: конечно это небо и земля… Скажу еще, что лично я, может быть, стала немножко меньше беспокоиться после того, как поговорила с профессором Дебейки. Он меня очень ободрил. Сказал: "Главное — не волнуйтесь". Мол, он читал все эти спекуляции, которые появляются в газетах, и цену им знает. Вы помните: то везде писали, что у президента почки нездоровы, то что у него печень практически не работает, что у него чуть ли не цирроз, то — что селезенка в каком-то там плохом состоянии… Все подряд перечисляли, и получалось, будто бы это не человек, а какой-то клубок сплошных болезней…

"Итоги” Академик Андрей Воробьев — доктор с большим опытом работы… сказал однажды вполне откровенно: он считает большой ошибкой, что процессу лечения президента позволили "выплеснуться" за пределы ЦКБ (Центральная клиническая больница, "Кремлевка”. — Н. К.), в Кардиологический центр. Мол, насколько ему работалось раньше спокойнее, когда никто ничего про здоровье "первых лиц" не знал.

Н. И. Спекуляций о здоровье Бориса Николаевича всегда было сколько угодно… Все-таки я надеюсь, что все понимают: Борис Николаевич терпел боль, и никому не говорил о здоровье не потому, что просто так держался за президентское кресло. Не потому, что ему просто любой ценой нужна эта власть. Он ведь думает не о власти самой по себе, а о том, как справиться с теми проблемами страны, решение которых он на себя взвалил. У него это в крови: если он взялся за что-то, должен довести до конца. Честно говоря, мне теперь иногда кажется, что, может быть, в случае с Борисом Николаевичем все-таки не следовало раскрывать столько подробностей. Ведь не врачи пишут на эти темы в газетах, не врачи статьи читают…

Мне запомнились именно эти первые дни моей работы в Кремле, потому что они были наполнены каким-то всеобщим очень трогательным состоянием близости со всеми, кто день и ночь переживал за президента, боролся за его выздоровление. Общались мы без всяких церемоний: входили и выходили медицинские сестры; врачи Акчурин, Воробьев, Миронов в двух шагах от нас вели какие-то серьезные разговоры, а когда мы втроем — Наина Иосифовна, Таня и я — читали на следующий день, что получилось из интервью, к нам несколько раз приходили от президента и торопили нас: "Борис Николаевич хочет гулять и ждет”.

Помню, мы хихикали над вопросом о взаимоотношениях Татьяны и Анатолия Чубайса (тогда по Москве гуляли всевозможные слухи, мол, у них роман). Наина Иосифовна никак не могла поверить, что об этом говорят, и всему удивлялась. Кстати, она, пожалуй, самый искренний и непосредственный человек в семье, во всяком случае она гораздо чаще, чем все остальные говорила то, что думала. Татьяна же не позволяла матери в присутствии посторонних распространяться на столь задушевные темы и часто ее одергивала: "Мама, ну не надо об этом!"

А в тот раз мы думали: все же надо хоть что-то сказать по этому поводу, чтобы наконец отстали. Ответы у нас получались какими-то высокопарными и оттого смеху было еще больше. В конце концов мы решили, что если и дальше будем так серьезно к этому относиться, получится анекдот на тему "Как дружили Таня с Толей”. Если бы я не была журналисткой, наверно, верила бы подобной ерунде, но теперь на своем собственном опыте знаю: 80 процентов того, что о тебе говорят, придумывается из-за недостатка информации.

Обо мне, как оказалось, тоже сплетничали, пытаясь приписать мне несуществующий роман с Сергеем Ястржембским. Причем, что интересно, произошло это уже после моего увольнения из пресс-службы президента. Мои приятели журналисты на полном серьезе поведали мне, что ему теперь тяжело: пришлось уйти из семьи, от красавицы жены и двоих детей, и наша с Ястржембским свадьба состоится буквально на днях. Так что цену подобным слухам хорошо знаю.

Между прочим, тема слухов сама по себе очень интересна, и не только из-за их содержания. Неоднократно за последние несколько лет жалела, что я не мужчина, а женщина! У наших мужчин так мало элементарной культуры в смысле их взаимоотношений с женщинами, и в особенности деловыми, что мне, как человеку очень остро реагирующему на любую бестактность в свой адрес, это было тяжело вдвойне. Несколько раз я вынуждена была с самой что ни на есть "большевистской" прямотой одергивать весьма высокопоставленных особ, о чем ни минуты не жалею. Трудно, очень трудно быть женщиной, а женщиной-журналистом — подавно. Быть может, когда наши мужчины научатся вести себя прилично в присутствии хотя бы своих жен и подруг, что-то в нашем обществе изменится в лучшую сторону, и оно уже не будет таким агрессивным, как сегодня. Иногда мне кажется, что произойдет это лет через сто, не меньше.

Вообще, отношения женской половины семьи Ельциных с прессой, были, мягко говоря, сложными. Наина Иосифовна любила журналистов, но на расстоянии, поэтому на каждое интервью ее приходилось долго уговаривать. Татьяна же до сих пор прячется, хотя ей давно надо было бы рассказать какой-нибудь солидной газете о том, чем же в действительности занимается советник Бориса Ельцина по имиджу. Из-за всего этого непонимания у нас провалилось множество великолепных проектов: среди них — с журналом "Тайм” ("Один день с семьей российского президента"); книга, которая должна была выйти в Германии ("Русская кухня от Наины Ельциной"); фоторепортаж о Татьяне в журнале "Пари мач", и другие.

Парадокс, но, когда в каком-нибудь издании появлялась неудачная, на ее взгляд, фотография, Татьяна удивлялась, и спрашивала меня, как она туда попала. К сожалению, ответить я не всегда могла. Во-первых, часто это были фотографии уволенных личных фотографов президента, Соколова и Донского; во-вторых, просто пиратские снимки — ответственность за них несли издатели, но никак не пресс-служба президента. Я говорила Татьяне: давайте сделаем хорошие снимки, которые вас устраивают, разошлем в агентства — вот и решим этот вопрос раз и навсегда. Никто не будет охотиться за дочерью президента и ее детьми, выслеживая из-за угла! Но и эти мои аргументы не имели успеха.

Однако вернемся в ЦКБ: через несколько минут, в комнату заглянула Лена, старшая дочка Ельциных: "Папа уже очень ждет”. Я попрощалась, спустилась вниз — и почти натолкнулась на Бориса Николаевича (его тогда еще ни разу за время болезни не фотографировали официально, даже личный оператор): не дождавшись своих, он уже сидел на лавочке перед входом в отделение, в меховой шапке и теплой куртке. Рядом прогуливался, охраняя президента, руководитель СБП Толя Кузнецов, такой же большой и широкоплечий, как и сам Борис Николаевич. Я юркнула в машину и приехав домой рассказывала не без восторга всем знакомым, что видела президента очень близко, живым и здоровым.

В ту осень президентская семья получала очень много писем со всех концов страны. Писали народные целители, колдуны, знахари и знахарки; присылали травы, настои, святую и заговоренную воду, молитвы, завернутые в платочек, талисманы, мед, чуть ли не продукты. Вдруг обнаружилось столько людей, сострадающих Борису Ельцину. Теперь кажется, что это было во сне. Жаль, что тогда мы как-то не сообразили рассказать об этом. Такого всплеска народного сострадания, наверно, больше не будет никогда. Позднее Наина Иосифовна не раз говорила, что эта человеческая доброта, сосредоточенная в сотнях писем и посылок, спасла президента, помогла ему выкарабкаться. Я уже не говорю о том, сколько благодарности было высказано семьей хирургу Ринату Акчурину и всему медицинскому персоналу Кардиоцентра и ЦКБ.

"Академики" — так ласково называет личная охрана Бориса Ельцина врачей президента, сопровождающих его в поездках. Кстати говоря, среди врачей, "прикрепленных" к Борису Ельцину были самые настоящие академики, например академик Андрей Воробьев. Могу подтвердить их высокое звание, так как сама волею судьбы была в 1987 году пациенткой руководителя Медицинского центра Управления делами президента Сергея Павловича Миронова — он лично оперировал мне колено (в Университете занималась спортом и повредила мениск в левом колене), возглавляя тогда отделение спортивной и балетной травмы Центрального института травматологии и ортопедии имени Приорова. Двое других врачей Бориса Николаевича "спасали" меня в Хельсинки (первая поездка в новом качестве), когда, видимо, от волнения со мной случилось нечто вроде обморока.

Бориса Ельцина и его семью курирует целая бригада врачей — не могу по некоторым соображениям назвать их фамилии. Это гастроэнтеролог, невропатолог, терапевт, отоларинголог. Президентские доктора за годы работы с главным пациентом страны так привыкли быть ответственными за его здоровье и за здоровье вообще, что по поводу моей тошноты на нервной почве и нечеловеческой головной боли был созван целый консилиум. Примерно раз в месяц меня посещает тяжелейшая мигрень. К несчастью, на этот раз приступ застал меня в поездке.

"Академики" спорили между собой про пилюли и настойки, а также изыскивали другие возможные варианты моей реабилитации. Причем каждый уверял другого, что тот (как невропатолог, гастроэнтеролог и т. д. прописывает мне совершенно не то) или предлагает слишком кардинальные меры. В результате победу одержала коллективная мысль; приняв все назначенное, я уснула сном младенца, пропустив все вечерние светские мероприятия.

Борис Ельцин — очень сложный пациент. Во-первых, он категорически отказывается слушать увещания врачей: нельзя, например, ходить раздетым после бани, или постоянно не высыпаться, или вести такой образ жизни, которого не выдержит и молодой, здоровый человек. Не говоря уже о том, что и лечиться Борис Николаевич просто не любит. По свидетельству близких и врачей президента, Ельцин от природы обладает хорошим здоровьем., но врачам приходится проявлять категорическую настойчивость, чтобы заставить президента им подчиняться. Детская половина семьи Ельциных лечится у врача-гомеопата. Насколько мне известно, от простуды или гриппа и взрослые предпочитают глотать гомеопатические пилюли.

Еще один день был по-своему запоминающимся и интересным — канун дня рождения президента в 1997 году. В пятницу 31 января дома у старшей дочери Ельциных, Елены, мы записывали интервью Наины Иосифовны аналитической программе "Время" Сергея Доренко. Было очень холодно и скользко. За мной в Кремль заехала машина и к трем часам дня мы помчались на Осеннюю улицу. Проезжая по Рублевскому шоссе, я обратила внимание на аварию на перекрестке недалеко от президентского дома. Вскоре выяснилось, что это случилось с машиной, в которой к Борису Николаевичу ехал Сергей Ястржембский. Был сильный гололед, машина врезалась в дерево, и Сергей вылетел в снег. Следом шел автомобиль тогдашнего министра иностранных дел Евгения Примакова — он и подхватил пострадавших. Сергей, посетив Бориса Николаевича, умудрился даже провести очередной брифинг в Кремле.

Ястржембский вообще старался не заболевать и всегда ходил на работу и простуженным, и больным. На Осенней меня уже ждала съемочная группа ОРТ, и мы после традиционного осмотра телевизионной техники Службой безопасности поднялись к Елене.

Знаменитый "Дом на Осенней", где живет семья Ельциных, был построен довольно давно, но несколько лет стоял незаселенным, поэтому и приобрел, видно, такой непрезентабельный вид. В общем-то, он мало чем отличается от обыкновенных "цековских" домов, расположенных недалеко от метро "Кунцевская" и "Молодежная". Название "цековские" придумали местные жители. Я прожила в этом районе всю жизнь, и хорошо помню, как бабушка водила меня в "Цековский" гастроном за глазированными сырками, бананами и “докторской” колбасой. В 70-е годы это счастье можно было добыть, отстояв внушительную очередь, только там.

Позднее, когда Крылатские холмы застроили домами, а вместо старого Рублевского шоссе построены уже четыре современные дороги, такие вот чудесные магазины стали нормой послеперестроечной жизни.

Там, где сейчас стоит президентский дом, раньше была птицефабрика, и ее запах с порывами ветра доходил и до нашего дома. Птицефабрика была обнесена высоким зеленым забором, а позади был лес (он и сейчас там есть), куда мы с родителями частенько ходили кататься на лыжах.

Для строительства президентского дома Крылатское было выбрано по экологическим соображениям, но- сейчас ни о какой экологии говорить не приходится. Еще 15 лет назад по Рублевскому шоссе в сторону Кольцевой дороги в час проходило не больше десятка машин. Не было на том направлении и такого количества особняков, которые за последние 5–7 лет построили себе не только государственные служащие, но и преуспевающие коммерсанты, артисты и банкиры. Сегодня Рублевка дышит выхлопными газами и "вопит" многочисленными “мигалками”, установленными на автомобилях великих и могучих российских деятелей.

Лена и ее родители — соседи. Татьяна с мужем, так уж повелось, всегда жила с Борисом Николаевичем и Наиной Иосифовной. Обе квартиры не впечатляют ни размерами, ни роскошью. Комнаты президента мне рассмотреть не удалось (в квартире шел ремонт), но планировка там почти такая же, как у старшей дочери. Спальня, кабинет Валерия Окулова (мужа Елены), две детские, гостиная, веранда-балкон и. довольно большая кухня с множеством живых цветов и коллекцией дымковской игрушки. Конечно, это очень красивая квартира, но не думаю, что дочь президента живет лучше, чем, например, одна моя подруга (ее муж работает в строительной компании), — стильными диванами с ситцевой обивкой теперь уже никого не удивишь. Гостиную украшают картины российских художников, привозимые Валерием из командировок и несколько полотен знаменитого Михаила Шемякина, подаренных Елене автором. Никакой прислуги, горничных, гувернанток, поваров я там не видела, только охрана (в специально отведенной комнате на первом этаже), которая следит за спокойствием и других жителей этого дома. Обстановка квартиры располагает к чаепитию, рассматриванию семейных фотографий, ни к чему не обязывающей болтовне. За спинами нет ни "прикрепленных", ни теле- и фотокамер. Пока ждали Наину Иосифовну и Татьяну (мы планировали уговорить ее немного рассказать об отце), обсуждали всевозможные кулинарные изыски — здесь это происходило нередко. Наина Ельцина — замечательная хозяйка и любительница новых рецептов, которыми охотно делится (в том числе и с журналистами). Я присоветовала "легкую" пиццу — рецепт мне тоже достался от кого-то в таком вот разговоре: мало теста и много начинки.

Я попросила Наину Иосифовну одеться по-домашнему, попроще, и желательно в процессе разговора что-нибудь приготовить. Она приехала в каракулевом коричневом полушубке, дымчато-салатовом вязаном костюме, в изумрудных сережках и, как обычно, с хорошей прической. Таня тут же спросила у меня: "Ну как, мама просто оделась, как вы просили?" Надо сказать, у нас как-то само собой повелось, что и я в разговоре с Татьяной или Леной постоянно называла Наину Иосифовну "мамой", а президента — "папой", когда мы говорили о них в третьем лице. Это происходило невольно. Кроме того, почти все журналисты между собой называли президента "дедом". Не знаю, понравилось бы это Борису Николаевичу. Наину Иосифовну, соответственно, называли "бабушкой".

Не смотря на то, что вязаный костюм супруги президента располагал к неофициальным беседам, простеньким его никто не назвал бы. В гардеробе Наины Ельциной вообще была спокойная одежда, но дорогая и элегантная. Честно говоря, я рассчитывала, что Наина Иосифовна хотя бы фартук наденет поверх одежды. Но поскольку в этот день в доме не оказалось морковки, которую можно было бы почистить перед телекамерами, ограничились приготовлением напитка, предложенного Татьяной.

Канун дня рождения президента прошел весело, несмотря на то, что в эти дни Борис Николаевич хворал (у него был грипп), да еще заболевали Наина Иосифовна, Елена и самые младшие члены семьи. Таня приготовила бьющий наповал коктейль (водка, шампанское и фруктовое мороженое), после чего корреспонденты ОРТ сначала попросили бутербродов, а затем еще напитка. "Сорбетто" (так назывался этот волшебный напиток) оказалось не только расслабляющим, но и веселящим питьем. Мы выпили за здоровье президента, за все предыдущие и последующие праздники, затем записали интервью и шумной гурьбой высыпали из дома на Осенней. Конечно, это было символическое застолье, да, собственно говоря, и застолья-то никакого не было, но такими незабываемыми минутами моя работа в Кремле баловала меня нечасто.

Интервью вышло в эфир 1 февраля 1997 года в аналитической программе "Время" с Сергеем Доренко.

Корреспондент (Светлана Колосова): Наина Иосифовна, сейчас любой контакт с людьми, которые встречаются с Борисом "Николаевичем более менее регулярно, или хотя бы изредка, начинается с вопроса о здоровье президента. Как себя чувствует Борис Николаевич накануне своего дня рождения?

— Могу сказать, что получше. Когда открываешь газеты, журналы, — конечно, совершенно разные толкования о здоровье Такое ощущение, будто никто в жизни никогда не болел. А президент вроде бы не имеет права болеть. Он действительно не имеет, не имел права болеть, потому что вся жизнь как-то так сложилась, что болеть было некогда. А сейчас одно наложилось на другое: недавно сделана операция, и, естественно, она непростая. И после: сравнительно немного прошло времени — и такое сильнейшее воспаление легких. Но справляется. Работа у него фактически началась уже в больнице. То есть, конечно, уйти от работы невозможно, а совмещать работу и болеть — это по продолжительности получается больше времени на восстановление здоровья.

— Президент — такой человек, которому врачи не могут навязать, видимо, режим определенный. Какой режим он сам себе сейчас установил, как выглядит его рабочий день сейчас?

— Он начинается очень рано — иногда в четыре утра, иногда в пять. И продолжается очень долго — много часов в течение дня. Ну, единственное — сейчас Борис Николаевич немного больше смотрит телевизор, например, программу "Новости" по всем каналам. Но вообще я не знаю… работа президента не заключается, по-моему, в количестве встреч, то есть она не измеряется количеством встреч.

— Вы уже сказали/ что президент смотрит телевизионные передачи и с прессой больше работает. Как он воспринимает дискуссию которая, сейчас разгорелась в прессе.

— По поводу здоровья?

— И по поводу его здоровья, и по поводу изменений в Конституции.

— По поводу изменений в Конституции не знаю, не обсуждала с ним этот вопрос. По поводу здоровья — думаю, что, конечно, ему неприятно. Потому что это, еще раз говорю, временное явление, это может случиться с каждым.

— У президента первого февраля день рождения. Как ваша семья намерена отметить этот день?

— Мы готовимся к этому празднику. Конечно, у нас день рождения каждого члена семьи праздник, и дети у нас трепетно ждут дня рождения, и внуки ждут. Естественно, и Борис Николаевич, для него это тоже событие, безусловно. И мы готовимся вот готовим ему подарок. Мы всегда дарим такие… ну, скажем, простые подарки — для жизни. Его всегда спрашивают: ну, что тебе подарить? Он говорит, ну, что, рубашку, как обычно. На этот раз — нет, на этот раз куртку решили подарить.

— А гости будут?

— Я думаю, будут — небольшой круг, довольно ограниченный. Приедут, наверно, многие поздравить; какой-то, может быть, будет обед… небольшой.

— В общем, семейный праздник в основном, да?

— Семья вся будет.

— Примите наши поздравления, с днем рождения. Спасибо большое за интервью.

— И вам спасибо.

Понимаю теперь, почему мне запомнились именно эти эпизоды — в них отсутствовала напыщенность, церемоний, все было просто, как дома… Кстати, иногда мне казалось — кое-кто ревностно относится к тому, что я без посредников общаюсь с женой президента — “близость к телу", как говорили кремлевские циники, во все времена стоила очень дорого. Но никаких козней по этому поводу мне не строили (за исключением нескольких неприятных моментов, о которых не хочется и вспоминать). Могу сказать одно, пусть они останутся на совести этих людей, ведь все мы ходим по жизненному кругу, и рано или поздно, но обязательно еще раз сталкиваемся лицом к лицу. Эту мораль я усвоила давно и приняла за некую жизненную философию. А произошло это так.

Лет десять тому назад я ехала на такси в довольно незнакомом районе, и хотя был день, мне почему- то было не по себе. Во-первых, я чувствовала, что таксист везет меня кругами, во-вторых, мы все время петляли между какими-то гаражами и помойками. Одним словом, все это мне не нравилось, и от страха, или от какого-то чувства самосохранения, я начала говорить абсолютно не свойственные мне вещи. По-моему, в тот момент это вообще была не я. Я поинтересовалась, как зовут таксиста (он мне не ответил), после чего я его имя угадала (?). Потом я сказала ему, что работаю врачом в институте Склифосовского, что, конечно, было неправдой, и что однажды там со мной произошел вот такой случай (придумывала я на ходу): на улице у меня отобрали сумку с деньгами и с документами, но лицо воришки я хорошо запомнила, и вот этот воришка попадает ко мне на операционный стол, я его узнаю, он меня узнает, и тут начинается самое интересное… Я говорю ему, лежащему передо мной распластанным и практически голым: "Помнишь, родимый, как ты на меня напал? Вот мы и встретились…" Я настолько увлеклась своей историей, что не заметила, каким настороженным стало лицо у моего злоумышленника-таксиста. Он понял, к чему я клоню. В общем, денег он с меня не взял, не прирезал, и доставил как-то очень быстро в нужное место… Мы никогда не должны забывать о том, что даже мелкая пакость обязательно нам отзовется…

Праздники в семье Ельциных отмечают последнее время в кругу семьи, тем более, что семья просто-таки огромная. Пьют, как и все нормальные люди, и водку, и коньяк, и шампанское — кто сколько хочет и может. На кухне у Лены я не заметила ни золотой посуды, ни серебряных приборов; итальянский поднос для фруктов у нее такой же, как и у меня. В общем, нормальная кухня, как у всех. Возможно, в загородной резиденции президента (мне там бывать не приходилось) другие порядки.

Очень хотелось видеть Наину Иосифовну веселой. Ей удивительно шла улыбка — в молодости была она, похоже, страшной хохотуньей. Немногим удавалось ее разговорить. Она поддавалась только сильному, разумному, деликатному и убедительному собеседнику. Невозможно было заставить ее говорить на нужную тебе тему, даже если в глазах у нее мелькал огонек заинтересованности и чисто женского любопытства. В этом я убеждалась неоднократно. Природное чутье, а может быть, простая осторожность (все же я не член семьи, не близкая знакомая) показались мне сначала обидными, а потом пришлось привыкнуть, тем более, что встречались мы не так уж часто, и, как правило, в официальной обстановке. В самом начале моей работы мы договорились с Наиной Иосифовной, что я могу связываться с ней как через адъютантов, так и напрямую — у меня были все домашние и дачные телефоны Ельциных. Доверием не злоупотребляла, домой звонила только в исключительных случаях, например, когда надо было перебросить на авторизацию интервью. Наина Иосифовна и сама несколько раз звонила мне на мобильный телефон или вечером домой. Впрочем, к подобным звонкам мне не привыкать. Я вообще не люблю официоза.

Однажды из Алма-Аты моему тогдашнему начальнику по "Независимой газете” Алану-Касаеву позвонил министр обороны Павел Грачев. Павел Сергеевич, вообще большой шутник, но на этот раз он наделал в редакции много шуму — эта история до сих пор передается из уст в уста. Дело было так. С группой журналистов и руководством российского министерства обороны находилась я в Казахстане. Грачев тогда встречался с Назарбаевым, а потом, в загородной резиденции по пути на Медео, — с тогдашним министром обороны республики Алибеком Касымовым. Мероприятия кончились, мне нужно передать материал в Москву, а на всю резиденцию один свободный городской телефон, остальные заняты информационными агентствами. Пришлось принять срочные меры. Подхожу к министрам и говорю: у меня проблема — связь с Москвой. Павел Сергеевич и Алибек Хамидович взялись помочь, используя специальную связь. Диалог был такой.

Грачев: Девушка, мне нужна Москва. Телефонистка: Называйте номер.

Г. Девушка, а вы знаете, что говорите с министром обороны России?

В ответ молчание.

Г. А вы знаете, как меня зовут?

Опять молчание.

Г. Павел Сергеевич Грачев.

И обратился ко мне: — Какой номер в редакции и кого спросить? — Я сказала.

Г. Алло, редакция!

Алан Касаев. Да, отдел республик.

Г. Это Алан Касаев?

К. Да.

Г. С вами говорит генерал Армии министр обороны России Павел Грачев, сейчас с вами будет разговаривать ваш корреспондент Наталья Константинова.

Не могу сказать, что хотела войти в доверие к жене президента, приблизиться больше положенного, но и совсем отрицать этого тоже не могу. Вообще привыкла жить по правилам простым и незатейливым: симпатизирую человеку — значит, хочу сделать для него что-то хорошее, даже если мои намерения кому-то кажутся странными. Иногда подобные мысли в отношении жены президента, да и его самого меня преследовали, но в работе не мешали. Конечно, никто и не пытается определить границу такой близости — это некий внутренний протокол или ограничитель: каждый, работающий у президента, определяет его самостоятельно.

В Кремле существовали свои нормы общения. И не все они мне нравились. Например: у кого-нибудь день рождения, празднование назначено на 17.00, а кто-то из руководства опаздывает — так и стол, а с ним и именинник, и гости ждут порой по полтора — два часа. Никто не решается поднять рюмку, пока не придет начальник. В деловой сфере все подчиненно распространенным чиновничьим правилам, ничем не отличающимся от порядков, царящих в каком-нибудь НИИ.

Помню, как уговорила Наину Иосифовну выступить в прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы”, в передаче у эксцентричного, самобытного Андрея Черкизова. С трудом, но она согласилась. Когда перед началом эфира Андрей произнес первую фразу — думала, упаду в обморок. Затем он хорошенько покурил. Пока мы с охраной размышляли, что нам делать со всей этой черкизовской подлинностью в чистом виде, Наина Иосифовна, кажется, чувствовала себя как рыба в воде. (Кстати, она и по гороскопу Рыба).

Черкизов, несомненно, ее очаровал. Не менее душевно прошло и само интервью, с чаепитием из стаканов (к моему ужасу, грязных-прегрязных — и мне предварительно пришлось их помыть в "эховском” туалете). В редакцию "Эха" проникло вездесущее НТВ, — хотя на этот раз камеры мы не приглашали, но я знала, что НТВ будет снимать на улице. Как они попали в редакцию, я не знаю. Тем не менее от Татьяны мне почему-то попало за "мамину” прическу. По ее мнению, прическа у Наины Иосифовны была плохая, точнее, "не было никакой прически". Но самое главное, что меня благодарили ребята — прямой эфир (впервые) с женой президента — журналистская находка Андрея Черкизова, благословленная пресс-секретарем президента Сергеем Ястржембским и блестяще осуществленная автором идеи. А что после этого интервью поклонников у Наины Иосифовны прибавилось, в этом я уверена. Интервью было потом опубликовано с фотографиями в еженедельнике "Московские новости", под названием: "Женщина, которая управляет бюджетом президента". Аналогов этому диалогу нет — никто, никогда не разговаривал с женой президента так просто, искренне, интересно, как Черкизов. Я считаю это интервью верхом журналистского мастерства и с удовольствием привожу здесь наиболее яркие отрывки.

Андрей Черкизов: Я сейчас вам расскажу одну историю. Дело было 12 июня 1993 года в одном из особняков на Воробьевском шоссе, на проспекте Косыгина. Там было расставлено много столов, и большое количество знатных российских людей принимали пищу, говорились какие-то официальные речи. А потом возникла пауза, заиграла музыка. В центр зала вышла пара. Высокий, седовласый мужчина и дама. Боже, как они вальсировали! Это был президент России Борис Ельцин и его супруга Наина Ельцина. Слушайте, где вы так научились вальс танцевать?

Наина Иосифовна: Знаете, я очень люблю вальсы, и Борис Николаевич очень любит. Особенно любит танцевать вальс-бостон.

А. Ч. Он вас так держал — как раковину с жемчужиной. Я, например, так не умею вальс танцевать. Где научились-то, скажите?

Н. И. В институте. Мы учились вместе в институте, и в институте, по-моему, в наше время все студенты в основном танцевали вальс, танго, фокстрот. Это были наши танцы, которые я люблю до сих пор.

А. Ч. А если бы вам сказали, что вы станете женой президента России, что исчезнет с карты Советский Союз, что вот будет такая судьба, такая жизнь?..

Н. И. Ну я даже не могла себе в то время представить, что такое может случиться.

А. Ч. Дом, кем бы человек ни был, — это то место, где ты можешь быть самим собой. Дом обязательно, наверно, подразумевает возможность пригласить друзей, подругу, близкую сердцу. Дверь закроете: “дайте нам спокойно посплетничать” — это называется. Сейчас это вы себе можете позволить или одиночество — это та плата, которую нужно платить за должность мужа?

Н. И. Нет, почему, я не живу в одиночестве и не люблю одиночества. И я общаюсь, безусловно, мы приглашаем к нам в дом, очень много приходит друзей к детям.

А. Ч. В дом куда?

Н. И. На квартиру. Приглашаем и в резиденцию. Там многие бывают. И ко мне в Москву приезжали даже подружки из Оренбурга, с которыми я училась в школе. И сейчас вот здесь — я, к сожалению еще не встретилась с ней, только поговорила по телефону — подружка школьная, она у дочки гостит. И мы очень хотим — это был наш с ней секрет, но я скажу, — мы хотим пригласить… может быть, приедут из Свердловска: нас было пять подружек в школе, и, если нам удастся встретиться в Москве — я буду просто счастлива.

А. Ч. Скажите, пожалуйста, вот что. Одно дело — друзья, когда ты — студентка, просто работаешь. Теперь вы — первая леди, супруга президента. Тут либо дружба начинается, либо начинаешь подозревать — не корыстная ли она, либо предательство происходит такое, от которого мороз по коже. Вы человек не обозленный — как вы боретесь с предательством внутри себя?

Н. И. Я действительно человек не злопамятный. Привыкла все прощать людям. У меня, правда, не было врагов, если уж так честно сказать, мне особенно не на кого было злиться. Мне повезло в жизни: у меня в основном были друзья, и я со злом почти не встречалась. И я просто не понимаю людей, у которых два лица. Мне это непонятно…

А. Ч. Когда у вас такая минута, как говорят, душевной невзгоды, вы что делаете — читаете? У вас дома есть библиотека?

Н. И. Есть, да, у нас большая библиотека.

А. Ч. А кто книжник — вы или Борис Николаевич?

Н. И. Книжник — Борис Николаевич. И изначально он всегда занимался, раньше сложно было купить книги. У нас всегда подписка была. У него еще со школьной скамьи, в институте даже, когда мы жили практически только на стипендию или если пришлют родители, — так заработает он где-то, разгрузкой вагонов или еще чем-то, и купит книги.

А. Ч. А вы или Борис Николаевич, вы на ночь что-то читаете перед сном? Что у вас сегодня лежит на прикроватной тумбочке, какая книжка?

Н. И. Последние дни — Собрание сочинений Пушкина. Вчера читала "Руслана и Людмилу”.

А. Ч. А что у Бориса Николаевича на прикроватной?

Н. Е. Он последнее время детективами увлекается. Совсем недавно читал Агату Кристи.

А. Ч. Когда вам немножко на душе неловко, есть ли томик какой-то, который вы берете, от всех закрываетесь, начинаете его тепло чувствовать, читать, сама с собой разговаривать?

Н. И. У меня такого не бывает, у меня просто не бывает времени. Жизнь была вся суматошная. Раньше мне казалось: вот я выйду когда на пенсию, буду вести такой образ жизни: ходить в театры, читать, слушать музыку… Жизнь прожита так: двое детей, ни бабушек, никого — все было на мне… К сожалению, раньше я не читала столько газет, а сейчас приходится просматривать почти все газеты, которые мы получаем.

А. Ч. Есть ли что-то из прошлого страны, о чем вы сожалеете, что ушло из уклада жизни?

Н. И. Я не хаю прошлую жизнь, и у меня, как и у всех, тоже ностальгия по Советскому Союзу, как по большой семье, когда мы были все вместе. А сейчас внезапно вроде бы разбежались. Мои институтские друзья живут теперь за границей — в Минске, на Украине, в Казахстане. Но я думаю, что пройдет какое-то время, и все равно экономическое пространство будет общим, и все равно мы будем все вместе — я с оптимизмом смотрю на это. Вот эта ностальгия тоже есть.

А. Ч. Из чего складывается бюджет вашей семьи и как вы распределяете траты?

Н. И. Из зарплаты мужа; безусловно, зарплаты детей, потому что у нас все вместе, у нас три семьи. Каждый месяц по-разному. Борис Николаевич никогда в жизни не занимался бюджетом семьи — он понятия не имел, куда я трачу деньги. Я всегда, гладя его костюм, клала ему в карман деньги: считаю, что каждый уважающий себя мужчина должен иметь в кармане деньги. Он никогда не контролировал меня и самостоятельно покупал только книги…

А. Ч. Огромное спасибо вам. Спасибо вам, что вы преодолели страх прямого эфира.

Н. И. Мне было очень страшно, когда я находилась в прямом эфире. Не знаю, как получилась передача.

А. Ч. Уже не страшно?

Н. И. Ну конечно. С вами разговаривать было просто не страшно.

А. Ч. Спасибо.

Был и еще один день, который я провела на Осенней улице в Крылатском, и тоже в квартире у старшей дочери президента — Елены. Я привезла Наине Иосифовне документ, переданный мне Сергеем Ястржембским. Речь шла о целой серии мероприятий для детей военнослужащих, погибших в горячих точках, в дни зимних школьных каникул. Под документами, включавшими программу форума, список организаций, оказывающих поддержку и обеспечивающих финансирование акции, стояли подписи президента, премьера, министра обороны и других первых лиц государства. Должны были приехать в Москву 1500 детей и более 500 матерей. Организаторы брали на себя их бесплатное размещение в гостинице, культурную программу и поездку на отдых за границу, чуть ли не на Канарские острова. Судя по бумагам, основное финансирование шло из госказны и некоего фонда "50-летие Победы”. Все бы ничего, если бы не одна фраза, поразившая Наину Ельцину: "Акция проводится под патронажем супруги президента РФ Н. И. Ельциной".

Ознакомившись с документами, Наина Иосифовна буквально взорвалась: "Как могли без моего согласия написать это?! Знаю я все эти фонды — их развелось великое множество, и не всегда понятно, чем они там занимаются!"

Ситуацию усугубляло еще и то (конечно, Наине Иосифовне я ничего не сказала), что за две недели до нашего разговора по информационным агентствам, со ссылкой на пресс-службу Министерства обороны, прошло сообщение, что Наина Ельцина дала согласие на участие в мероприятии и патронаж над ним.

Мы немедленно связались с Минобороны и в мягкой форме объяснили, что все, что касается президента и его супруги, — визиты, планы участия в тех или иных мероприятиях и тому подобное — делает достоянием гласности только пресс-служба президента, тем более, что и мы и Наина Иосифовна узнали о готовящемся мероприятии, как говорится, "из сообщений в прессе".

Об этом эпизоде я вспомнила не случайно. Супруга президента, как человек по складу характера непубличный, не очень любила подобные мероприятия, хотя ей как жене главы государства, приходилось принимать в них участие. Кроме того, Наина Иосифовна неплохо знала, как иногда все это устраивается: фонды, фирмы, используя в том числе и ее имя, получают банковские кредиты, при одном только упоминании, что акция одобрена женой президента. В роли свадебного генерала Наина Иосифовна не была никогда. Ее искренне хотели видеть и дети, и актеры, и военные и жены политиков.

"А кто это подписал?" — спросила она у меня. "Борис Николаевич, — робко ответила я, — а также Черномырдин, Лужков, Родионов и другие, кто так или иначе в связи с поручением президента задействован в этом".

Прежде чем принять решение, Наина Иосифовна сделала несколько звонков, пытаясь выяснить, нельзя ли как-то приостановить столь дорогостоящее мероприятие. "Кому это нужно! Надо сказать Черномырдину, пусть лучше эти деньги отправят туда, в регионы!. Может быть, у этих детей надеть нечего, чтобы приехать в Москву, им есть нечего, а мы потратим столько государственных денег ради нескольких дней. И зачем нужна эта поездка за границу? Откуда у государства такие деньги?!

Речь не о том, что жене президента не хотелось принимать участие в этой акции, ей было непонятно происхождение средств, на которые ее собирались проводить. Примерно в течение получаса Наина Иосифовна в моем присутствии говорила по телефону с разными людьми из правительства, выясняя подробности. В такие моменты она была очень эмоциональной — не такой, как обычно.

А у меня в голове теснились свои мысли: о команде президента, его помощниках и советниках, от которых зависит, какой документ попадет на стол Бориса Николаевича и в какой интерпретации: “нужный” кому-то или тот, что учитывает интересы значительного большинства. И еще о том, что жена президента могла бы быть хорошим чиновником, если бы захотела. Отменить мероприятие было уже нельзя. Аргументы организаторов, видимо частично успокоили Наину Иосифовну, но участия в этой акции она все же не приняла.

Слухи об огромном Татьянином влиянии на отца, которые сегодня превратились просто в констатацию факта, публикации о самой Наине Ельциной и ее внуках — все это тоже остро волновало жену президента. Ей казалось странным, что люди все больше интересуются их семьей, хотя на самом деле в этом не было ничего необычного.

Стараясь всегда была откровенной с ней, я считала своим долгом рассказывать, например, о чем судачили в журналистской среде: была уверена, что Наине Иосифовне это не просто интересно, но и полезно. Кроме того, многое из ее уст мог услышать и Президент, а значит, появлялась надежда на то, что информация придет к нему, минуя "посреднические" барьеры: и телевидение, и газеты, и все те источники, где она проходит через несколько десятков человек.

После одного из таких разговоров (теперь я жалею), Татьяна мягко намекнула мне, что мама принимает все очень близко к сердцу и лучше о "сложных моментах” рассказывать ей, Татьяне.

Под "сложными" моментами подразумевались слухи о здоровье президента и самой Наины Ельциной, и вообще любая информация о семье.

Но ведь обо всем этом говорили, и делать вид, что ничего этого нет, а значит, вводить в заблуждение, я никого не собиралась. И потом, как вообще можно закрывать глаза на очевидные вещи! Есть многочисленные факты обсуждения в обществе и прессе вполне человеческих аспектов жизни главы государства. В этом нет ничего противоестественного или оскорбительного. Об этом надо узнавать заранее, а не после того, как информация в искаженном виде будет опубликована в какой-нибудь многотиражной "желтой" газете. Во всяком случае, я и так понимала свою работу. Но пообещала, конечно, "если что", информировать именно Татьяну об этих самых "сложных моментах”.

Так уж сложилось, что делать мне этого не пришлось. Рядом с семьей президента было предостаточно тех, кто приносил только хорошие вести, а часто и абсолютно не соответствующую действительности, но “положительную” информацию. Было смешно и неприятно присутствовать при таких разговорах, тем более, что я продолжала общаться с коллегами журналистами и хорошо знала, как воспринят на самом деле тот или иной шаг президента. Ежедневно пресс-служба президента готовит для него и других высокопоставленных чиновников пресс-дайджесты, состоящие из наиболее заметных публикаций в российской прессе, а также краткий анализ информационных телепрограмм и новостных радиопередач. Готовятся дайджесты на усмотрение ночного дежурного, а он сам решает, что ему включить в подборку, а что нет. В целом получается достаточно объективный обзор. Мне было всегда приятно, что публикации из "Независимой газеты" занимают в дайджестах довольно много места. Тем не менее кремлевская библиотека в конце концов подписалась и на такие, в общем-то, неполитические издания как, например "Экспресс-газета" или "Мегаполис-экспресс" Таким образом, президент, если хотел, мог познакомиться с творчеством прессы совершенно иной направленности.

Мои друзья журналисты, "пытавшие" меня о секретах президентской семьи, хорошо знают, какой контрпропагандой в хорошем смысле слова я занималась, пресекая появление любых глупостей в печати (и не только российской) о набирающей популярность Татьяне Дьяченко, президентских зятьях и внуках. Сознаюсь, одна из известнейших и прежде всего уважающих саму себя английских газет приостановила выход заметки, заплатив штраф типографии, потому что я, узнав о готовящейся публикации и содержащихся в ней неточностях биографического характера, попросила убрать несколько предложений. Слава Богу, меня поняли правильно — корреспондент, готовящий материал, согласился со всеми моими аргументами.

Когда о Татьяне было известно еще очень мало, а наличием “свежей” фотографии дочери президента уже после выборов похвастать могли только его личные фотографы, я, как могла, пыталась восполнить и этот пробел. (Таня ни при каких обстоятельствах не хотела встречаться с журналистами). Надо отдать должное Сергею Ястржембскому: он всегда поддерживал меня в таких начинаниях, но ни он, ни я без согласия наших “подопечных” сделать ничего не могли.

Наина Иосифовна всегда мне представлялась очень скромным человеком. Всякие церемонии, как любой другой женщине, и нравились ей, и одновременно были не по душе. Знаю, что в зарубежных поездках она любила принимать участие в камерной программе — и публики поменьше, и журналистов. Вот почему глава президентского протокола Владимир Николаевич Шевченко, знающий вкусы тех членов семьи Ельциных, которым чаще других приходилось бывать на людях (имеется в виду сам президент и его жена), может быть, лучше других, всегда старался составить "женскую программу” с учетом ее пожеланий.

Как правило, мы осматривали местные музеи, замки, выставки, школы, бывали в детских садах и клиниках. В поездках Наина Иосифовна старалась обязательно побывать в каком-то детском учреждении. Во время выборов мы посещали открытые уроки или выпускные экзамены в школах, реабилитационные центры, спектакли в детских театрах. И хотя в России Наина Иосифовна нечастый гость в подобных заведениях — на многие из них и смотреть больно, и пообещать нечего, — иногда благодаря своему имени и связям она выбивала и медицинское оборудование, и деньги на лечение детей. Это не происходило регулярно, но время от времени она просто не могла отказать.

Весной 1997 года мне позвонила незнакомая журналистка и сообщила, что у нее есть просьба к жене президента (сколько было таких звонков и писем!). История, начавшаяся зимой 1996 года в Екатеринбурге, получила свое продолжение в Москве. Родители малыша, больного болезнью Дауна, обратились через местную газету ко всем, кто мог бы помочь деньгами на лечение — случай не был безнадежным. Наина Иосифовна, находясь в Екатеринбурге каким-то образом узнала об этом и предложила свою помощь. В тот раз она и родители ребенка так и не встретились, но позднее они вспомнили об обещаниях жены президента и разыскали меня в Москве через газету "Ведомости Москвы”. В Москве им объявили, что лечение малыша будет стоить 70 миллионов рублей, но к тому времени они сумели собрать лишь десять. Наина Иосифовна не стала кому-то перепоручать хлопоты, попросила у меня все телефоны, сама созвонилась с журналисткой Ольгой Вандышевой и с больницей, где курс лечения ребенку провели, естественно, бесплатно.

Можно себе представить, как были счастливы родители и как благодарны жене президента. Оля Вандышева с восторгом рассказывала мне потом, что ей вот так запросто звонила в редакцию сама Наина Ельцина. Наина Иосифовна очень боялась, что история получит огласку, и толпы страждущих забросают ее письмами, поэтому мы не стали рассказывать об этом случае другим журналистам. Наверно, она была права, когда говорила, что не жена президента должна решать такие вопросы, а те, кому это полагается по должности. К сожалению, благотворительность в России явление не слишком популярное, а жены наших политиков если и занимаются ею, то почему-то тайком.

Несколько дней по-своему необычных и сложных запомнились мне из моего пребывания в президентской пресс-службе — это поездка в Германию, в курортный городок Баден-Баден, где Борис Ельцин получал в 1996 году премию "Человек года". Улетела я из “Внуково-2” на грузовом самолете за шесть дней до основного визита с группой подготовки и с президентскими автомобилями.

Кто не летал на "грузовике", не поймет всех "радостей" кремлевской жизни. Четыре часа полета при почти минусовой температуре в салоне, в основном предназначенном для перевозки грузов, с классическим ведром на всех вместо туалета, зато в компании с личными фотографами президента, его охраной и водителями.

Подготовка зарубежного визита главы государства — дело ответственное и Хлопотное. "Рулевой" процесса (человек, которого просто нельзя не любить), профессионал высочайшего класса Владимир Шевченко дал все необходимые указания своим подчиненным в том числе и для отработки “женской программы”. Взаимодействие самых разных служб, включая охрану, протокол, полицию, пресс-службу, с обеих сторон было очень важно для соблюдения всех условий визита.

Вместе с немецкими коллегами мы проехали весь маршрут предстоящего следования супруги российского президента и Ханнелоре Коль, просчитывая любые нюансы, вплоть до времени, которое потребуется для поездки по объектам. Немцы о чем-то спорили с нашим протоколом и охраной, удивлялись чему-то и, поглядывая на меня, спрашивали у переводчика: "Кто эта эмоциональная русская и почему она так громко разговаривает с начальником протокола канцлера?"

 

Глава 2.2

Команда супруги президента России

Всегда, и в официальной и неофициальной обстановке, рядом с супругой президента находятся “прикрепленные” из сотрудников Службы безопасности президента и его личные охранники. После родственников и знакомых, они, по сути дела, самые близкие к президенту и его семье люди. Если чиновники из окружения видят Бориса Ельцина, что называется, наездами, то охрана — круглые сутки. Она знает о Ельциных все.

Если, например, Наине Иосифовне хочется погулять по незнакомому городу, походить по магазинам или полюбоваться ночью на звезды — адъютанты президента России, работающие с его женой, всегда рядом. У Бориса Ельцина всего пять адъютантов; из них двое — старший адъютант президента Александр Кузнецов и адъютант Владимир Гнездилов — работают с его супругой. Во время любого выхода “в свет” к охране присоединялся и представитель протокола.

Саша Кузнецов — мой ровесник. С Ельциными он вместе уже больше семи лет, вот почему и отношение к этой семье у него и его коллег почти родственное.

В любых поездках Наину Ельцину сопровождает и доктор из числа тех “академиков”, о которых я рассказывала. Кроме того, с четой Ельциных всегда ездит парикмахер, а также человек, отвечающий за его гардероб, и группа поваров. Иногда (это было во время посещения президентом российских регионов в ходе предвыборной кампании) повара возили с собой даже питьевую воду. Это происходило в тех случаях, когда в том или ином городе, по мнению эпидемиологов, вода не отвечала санитарным нормам.

К обслуживающей президента и его супругу команде можно отнести личных фотографов и личного оператора, которые запечатлевают каждый их шаг, каждое движение. До недавнего времени личными фотографами были Дмитрий Соколов и Дмитрий Донской; по “женской” программе во время выборов работал Володя Родионов из агентства “РИА-Новости” — несколько его снимков опубликованы в этой книге.

После того, как президент подписал указ об увольнении руководителя службы безопасности Александра Коржакова, два Димы недолго ожидали своей участи. Они знали, что рано или поздно будут уволены, хотя формального повода не было. Насколько мне известно, такой повод нашли. Во-первых, ни они, ни многие другие сотрудники кремлевских служб не скрывали, что продолжают дружить и общаться с Коржаковым. Странно, если бы все, в том числе и друзья, после отставки от него отвернулись. В день своего рождения Александр Васильевич находился в Туле, и Дима Соколов в числе еще нескольких коллег отправился его поздравлять. Потом, по рассказам очевидцев, в Кремле, якобы, праздновали победу Коржакова на выборах в Тульской области. В кампании, кроме Соколова было и несколько действующих сотрудников СБП, которые, после этого торжества были уволены с формулировкой “за распитие спиртных напитков на рабочем месте в рабочее время”. Как будто до этого дня в Кремле никогда ничего не праздновали и не распивали!

Соколов и Донской сдали свой фотоархив, естественно, оставив у себя все самое интересное, и ушли на вольные хлеба. Эта история меня тогда сильно потрясла. Кто и что сказал такого президенту, что он так легко согласился уволить еще несколько своих давнишних соратников, в том числе и опытных сотрудников службы безопасности?

Личный оператор президента Саша Кузнецов, человек скромный, немногословный, во время всех этих кадровых передряг устоял. Позднее к нему присоединился оператор с Общественного российского телевидения Георгий Муравьев. Вместо Соколова и Донского с президентом и его женой работают теперь фотографы из агентства ИТАР-ТАСС Александр Сенцов и Александр Чумичев. Новые личные фотографы президента поставлены сегодня в более жесткие условия по сравнению со своими предшественниками — вся съемка президента и его семьи находится теперь под строжайшим контролем пресс-службы и хранится в огромном сейфе.

Когда я увольнялась, зарплата личного фотографа президента была чуть больше 3 миллионов неденоминированных рублей.

Если говорить о зарплате сотрудников Кремля, то и в Службе безопасности президента (СБП) и в Федеральной службе охраны (ФСО), непосредственно осуществляющих охрану первых лиц государства и членов их семей, собрались люди тоже небогатые.

Что касается моих функций, то они были довольно скромными: я присоединялась к команде только тогда, когда на горизонте появлялась пресса. Во время официальных мероприятий, проводов и встреч я никогда не подходила к Наине Иосифовне. Мы приветствовали друг друга незаметно для окружающих — Наина Ельцина, как правило глазами находила меня в толпе журналистов. Таким образом мы и здоровались.

Накануне вечером перед приездом президента в Баден-Баден, прямо из маленького кафе, где мы ужинали, я позвонила по мобильному телефону в Москву Наине Иосифовне. Трубку взяла Таня: она узнала меня и удивилась: как хорошо слышно. И ей и Наине Иосифовне я посоветовала одеться теплее, потому что погода в Баден-Бадене, несмотря на утреннее солнце, менялась в конце дня чуть ли не каждые два часа. Ничто так не сближает женщин, как разговоры о нарядах, кастрюлях и мужчинах…

Почти все свои платья и костюмы Наина Иосифовна шьет у портнихи. За последние два года у нее появилось много элегантных обновок, но сумочки, туфли и пальто она предпочитает носить по нескольку лет. У многих людей того поколения сохранилась эта привычка — беречь старые вещи. Много раз я обращала внимание на то, что жена президента ходит в одном и том же пальто — есть у нее такое любимое демисезонное: серое буклированное пальто с воротником-стойкой. Но в тот раз Наина Иосифовна его не надела. Она спустилась с трапа самолета в новом костюме из пальтовой ткани, с рукавами, отделанными мехом норки. В нем она чем-то напомнила мне Жаклин Кеннеди. Впрочем, маленьким женщинам все к лицу, особенно вот такие костюмы — по фигуре.

Поездка в Баден-Баден — вполне светское мероприятием, и потому настроение у всех было совершенно неофициальное. На приеме после вручения Борису Ельцину премии “Человек года” царила непринужденная обстановка, советники и помощники веселились с русским размахом, и каждому из команды непременно хотелось произнести тост во здравие и во славу президента.

Оказалась на этом ужине и, я, но, честно говоря, чувствовала себя неловко среди тех, кто по праву мог тогда причислить себя к команде российского президента; тосты выслушивала исправно, но сама ничего не говорила и почти ничего не ела.

Людмила Григорьевна Пихоя, Георгий Александрович Сатаров, Юрий Федорович Яров просто светились от счастья, переполнявшего их, между прочим, — абсолютно искренне. Никогда больше, и не только у Ельцина, но и у его последователя не будет такой команды, — в буквальном смысле этого слова опоры президента, в какой-то мере его дома и семьи. В этом великий феномен эпохи Ельцина, но только того Ельцина, который еще ценил своих близких, или хотя-бы отдавал им должное.

Периодически к нам с бокалом шампанского подбегал Владимир Николаевич Шевченко (полубег — это нормальная форма передвижения шефа президентского протокола). Он не мог надолго оставить президента, потому что даже за ужином зорко следил, чтобы были соблюдены все тонкости международного протокола.

Что же касается меня, я, как, наверное, и подобает женщине, больше занималась разглядыванием роскошной публики и подносов со свежими лесными ягодами и прочей снедью. Что это за необычные блюда — глядя на них трудно понять: мясо это, рыба или овощи?

Мне, как вновь пришедшему в Кремль сотруднику (как говорят, с “незамыленным взглядом”), было очень хорошо видно, кто искренне любит президента, (если, конечно, корректна сама по себе постановка такого вопроса), а кто — лишь себя рядом ним. Любить такого человека, как он, сложно. Здесь не может быть никакой половинчатости — либо всего с потрохами, либо никак. Мужчины так любить не умеют, а Ельцин нуждался именно в такой безоговорочной любви, но не всегда мог уловить разницу между искренним признанием своих достоинств (или недостатков) и подхалимажем.

Всегда расцветал в улыбке, когда видел глаза из толпы — часто абсолютно незнакомого человека, не умеющего смотреть “как положено”, а лишь так, как в данный момент подсказывало ему сердце. Для Бориса Николаевича эти глаза, одобряющие или осуждающие, были куда важнее, чем восторженные возгласы подчиненных.

Куда все это ушло? Почему Ельцин поспешил избавиться от старых соратников — Бог весть, но, повторяю, такого романтического времени не будет больше никогда. Баден-Баден был прощальным балом улыбок и слез для многих из окружения.

Президент любит комплименты, реагирует на них, помнит сказанное. Его жена, как мне кажется, напротив, чувствует себя неловко, будто стесняется того, что ей говорят. Конечно, во всем этом есть определенная доля кокетства. Удивительная способность Наины Ельциной адаптироваться в ситуации мгновенно, в компании подчас совершенно незнакомых людей, находить нужную улыбку и слова, дана ей, от природы.

Хорошо помню, как она принимала букеты цветов. В ее номенклатурной жизни их было сотни тысяч. Но каждый раз ее лицо выражало восторг — как впервые. Можете себе представить чувства того, кто дарит ей эти цветы — он ощущает себя героем.

К 65-летию (март 1996 года) цветы в Кремль привозили тележками. То же самое творилось и на Осенней улице, и на даче в Горках-9. Многие поздравляющие как сговорились — громадные корзины с бордовыми или ярко-красными розами и какая-нибудь веточка елки посередине. Такие “венки” раньше устанавливали возле сцены на концертах, посвященных такой-то годовщине Октября, — с тех пор, видимо, и повелось. Громоздкие, впечатляющие своей роскошью, они не свидетельствовали о вкусе дарящего.

К тому времени я уже знала, какие цветы любит Наина Иосифовна, да и вся женская половина семьи президента. Кое кого (из тех, кто поинтересовался) я успела предупредить, и в этот юбилей жена президента все же получила несколько маленьких, аккуратных букетиков с ландышами, кустовой гвоздикой и розой, сиренью и другими мелкими цветочками.

От Бадена у меня остались лишь воспоминания, как о самой удивительной и романтичной поездке с президентом, да еще зеленые кожаные штиблеты из змеиной, не то крокодиловой кожи, купленные по случаю в итальянском магазине в комплект к тем знаменитым фисташковым джинсам, которыми я периодически шокировала кремлевских обитателей.

 

Глава 2.3

Выбор

Настроения

Выборы президента России летом 1996 года соединили все поколения Ельциных-Окуловых-Дьяченко под одним политическим зонтом, хотели они того или нет. Тогда в ходу было только одно слово — “надо”. Надо участвовать в выборах, надо не расклеиваться, не хандрить, словом, надо победить и остаться.

Очень холодный февраль 1996 года. Здесь, в Екатеринбурге, Борис Ельцин начнет эту безумную гонку за президентский пост, которая в результате надолго выбьет его из седла, опустошит морально и физически, приведет к громадным разочарованиям. Уже очень скоро он попросит отойти в сторону Грачева и Коржакова, сделает это слишком официально, и уж, конечно, не так, как ожидали от него недавние соратники. На Коржакова он обидится, разочаруется в нем. Он как бы морально ослепнет на эти несколько месяцев, на некоторое время перестанет чувствовать боль, в том числе и физическую, а эмоции, связанные с привязанностями и антипатиями будут отодвинуты на второй план.

Ельцин останется наедине с единственной целью — во что бы то ни стало снова быть президентом. Эти мысли разделила с ним и его семья. Здесь, в городе своей юности он впервые огласит решение баллотироваться на второй срок — решение скорее вынужденное, но, как считали многие, единственно верное в те дни и часы. Вынужденное потому, что очень многие пытались тогда убедить Ельцина, что он уникален и неповторим (кто бы спорил!).

Это решение Ельцин принял не без участия семьи, и тех, кому он особенно доверял. Может, и не стоило так стараться предвыборному штабу, изготавливая антикоммунистические плакаты, листовки и буклеты, да и вообще ставить во главу угла кампании — не допустить пришествия колбасы по 2.20 и водки по 3.62. Если люди и голосовали не за Зюганова, то не поэтому. За Ельцина многие голосовали по той простой причине, что никто другой из списка претендентов на высший государственный пост их не устраивал.

Кроме того, в 1996 году была развернута такая антикоммунистическая кампания, а электронные и печатные СМИ посвящали Ельцину такое количество эфира и печатных строк, что у другого кандидата, а наступал на пятки Ельцину Зюганов, практически не было шансов.

Выборы президента России 1996 года войдут в историю страны прежде всего как психологическая битва, которую выиграл именно Борис Ельцин. Мы не можем знать всех разговоров, которые происходили между мужем и женой — Наиной и Борисом Ельциными, — когда все точки над i были уже поставлены. Наверно, как жена, она была против, но, по ее собственному признанию, никогда не пыталась повлиять на решение мужа.

“Десять лет, когда он был во главе Свердловской области (которая лидировала в Советском Союзе), конечно, дались ему нелегко. А уж когда мы в 1985 году переехали в Москву… Вы только вспомните: сколько событий в нашей стране с тех пор… Ведь они прошли через его сердце… Эта работа отнимает его и у меня, и у семьи. И, конечно, я хотела, чтобы он поберег себя для нас. Но, как видите, не получилось. С самим Борисом Николаевичем в семье мы не обсуждали, идти ему на выборы или нет. С детьми, конечно, не раз заходила об этом речь. Откровенно говоря, вслух даже боялись определенно говорить о согласии баллотироваться. Но в душе-то каждый понимал, что ему надо делать. Когда он сказал нам о своем решении, ответить ему “нет”, не поддержать, мы, разумеется, не могли.”

Психологически начало предвыборной кампании было не слишком удачным, — впрочем, как и ее завершение. Во время зачитывания многостраничного текста Борис Ельцин практически потерял голос. Наина Иосифовна тихо плакала в зале, слушая сиплую речь мужа. Волновались и нервничали Александр Коржаков, врачи и помощники. Завершилась кампания обострением болезни, операцией и длительным физическим восстановлением.

Выбор был сделан. Можно предположить, что сам он не хотел никакого президентства, устал от всей этой смены лиц и фамилий в своем окружении, — в конце концов, просто постарел за этот год. Боли в сердце, преследовавшие его все это время, несравнимые ни с какой другой болью, вытягивали последние силы, но никогда и никому он не признавался, как болит у него сердце. Однажды, уже года через полтора после операции, не помню при каких обстоятельствах Наина Иосифовна как-то сказала: “Да вы знаете, что такое боли в сердце? Вы знаете, как болело у него сердце, он мучился, но терпел”.

Изнурительные поездки по стране, смена климатических поясов, почти круглосуточное общение с людьми, и разговоры, разговоры…

ИЗ ДНЕВНИКА. 1 июля 1996 года, МОСКВА.

“Результаты первого тура голосования оказались для Бориса Ельцина и его команды малоутешительными — разрыв между ним и Зюгановым был минимальный, преимущество неубедительным.

О назначенном на 3 июля втором туре голосования напоминают разве что “колбасно-сосисочные” плакаты, которыми были декорированы окна и двери московских магазинов и учреждений, да разговоры об очередных отставках в правительстве, возможность которых не исключается экспертами даже в эти дни. Называют фамилии Черномырдина, Панскова, некоторых отраслевых министров. Сам президент выглядит усталым и безынициативным. Во всяком случае, в его поведении не просматривается того, что можно было бы назвать “последним рывком” или “это есть наш последний и решительный бой…”

Кажется, он абсолютно положился на Александра Лебедя, полностью ему доверяет, чувствует накануне 3 числа поддерживающую его тяжелую генеральскую руку…

Поплакаться в кремлевских кулуарах Борису Ельцину теперь некому, а с Лебедем этот номер не пройдет. Поэтому главе государства придется в случае победы на выборах не только корректировать президентский курс, но и менять отношение к подчиненным. В этом нет ничего унизительного для президента, тем более, что личность Лебедя вызывает опасения и раздражения лишь у тех, кто непосредственно с ним связывает свою отставку. Довольно неожиданным оказался отказ президента поехать в Лион на встречу большой “семерки”, тем более что подготовка к ней интенсивно велась с весны. Так же неожиданно президент отказался от поездки в Тульскую область, намеченную на 27 июля. И хотя город, который собирался посетить Борис Ельцин, намного ближе Лиона, он все же не покинул столицу в это неспокойное время.

Что касается выступлений президента на широкой публике, ожидающей от него либо новых обещаний, либо принципиально новых оценок состояния государства и общества в связи с приходом Александра Лебедя в Кремль, то и этого в полную силу Ельцин не делает. В эти дни общественное мнение обсуждает “кадровую чистку” в стане силовиков и ее последствия (возможно, уголовные) как для самих отставленных, так и для исхода выборов. Еще неделю назад ближайшие к президенту люди подтвердили, что до 3 июля не последует назначение нового министра обороны.

Генералам из окружения Павла Грачева, отставка которых состоялась 25 июня, было рекомендовано сдать дела до 5 июля, передав на это время полномочия своим заместителям…

В регионах вовсю работают штабы двух основных кандидатов — Ельцина и Зюганова. Геннадию Андреевичу не приходится рассчитывать на информационную поддержку, особенно электронных СМИ, зато у него есть преданные избиратели. У Бориса Ельцина положение все же более нервозное — сильная поддержка СМИ, но гораздо более “ненадежный” электорат, который может качнуться как в одну, так и в другую сторону…

Если все же говорить о падении внешней предвыборной активности президента, то связать это можно не только с физической и психологической усталостью, но и с тем, что он просто обреченно ждет своей участи…”

Для Наины Ельциной выборы были сплошными слезами. Ее видели плачущей многие, и, может быть, слез было больше, чем этого можно было бы ожидать от жены президента. У нее вообще глаза почти всегда “на слезе”. Это признак внутреннего напряжения и следствие внешней сдержанности, что очень свойственно Наине Иосифовне. Она, как и сам президент, необыкновенно сильная личность. Причины же ее нервного состояния можно понять. Она — единственный человек на земле, который знает о президенте все. Она — носитель слишком разной информации об этом сложном и противоречивом человеке. Но она не стала его зеркалом, отголоском его эмоций, а выплескивала свое состояние на простой женский манер — в слезы.

С ней говорили о Чечне и о мертвых солдатах, о калеках и больных детях, об электричестве, заплатить за которое нет денег. Сотни писем ежедневно приходили в Кремль на ее имя. Ей дарили огромное количество цветов, вязаные вещи, фартуки, книги, стихи собственного сочинения. Летом 1996 года она пропустила через себя такое количество горя, радости, ненависти, непонимания, неприятия, сочувствия — и все вперемежку, что выдержать такое мог только очень сильный человек. Она выиграла выборы незаметно, она сделала для президента то, что не сумели бы сделать ни имиджмейкеры, ни спичрайтеры, ни многочисленные советники из предвыборного штаба. Во всем этом тоже была некая обреченность, потому что она знала: “Это надо делать”.

Кстати говоря, я не раз слышала слово “надо” из ее уст. Так она говорила даже о совершенно безобидном интервью. “Надо” кому? Ей, президенту, семье? Может быть поэтому Наина Иосифовна так не любила бывать на публике? В какой-то степени ею двигало чувство долга перед мужем. А какая женщина отказалась бы поучаствовать в судьбе человека, с которым связана вся ее жизнь, когда активизируются все твои внутренние резервы, когда натягиваются нервы, когда кажется, что ты опустошен, но на самом деле все, что ты делаешь, наполняется совершенно иным содержанием. Выборы 1996 года — это был и ее рывок…

Я долго не могла дать определение их отношениям. Какие они? Такие, как у всех семейных пар, проживших вместе более сорока лет? Непохоже. Задушевные? Лицемерные? Привычные? Но потом поняла — Ельцин придает гораздо меньшее значение своей семье, чем его жена. Иногда мне казалось, что он не замечает эту маленькую, приветливую, разумную женщину, которая ходит за ним столько лет и в прямом, и в переносном смысле этого слова, которая в перерывах между этапами его стремительной политической карьеры рожает ему детей, воспитывает внуков, плачет, болеет, страдает, скучает, но никогда не теряет самообладания.

Люди, знающие ее гораздо лучше, чем я, утверждают — Наина Ельцина вовсе не такая простушка, какой может показаться, она скрытый лидер и в определенных ситуациях проявляет себя как довольно решительный и жесткий человек. Ну, да разговор не о том.

Главное — она любит своего трудного президента. Я нашла определение их отношениям. Наина Ельцина НЕСЕТ своего мужа, как хрустальную вазу. Он же лишь позволяет ей делать это. Особенно это было заметно в период его недомоганий. Без слов, почти не меняя выражения лица, чуть-чуть прищурившись (Наина Иосифовна не любит носить очки), иногда сдерживая слезы, она ведет его под руку, кажется, приподнимая от земли, вытаскивает его из депрессии и слабости. Так было летом 1996 года, так было и остается и по сей день…

Сколько мужества и самообладания надо было иметь жене президента России, что бы не броситься ему под ноги в октябре 1998 года, когда в Ташкенте на официальной церемонии встречи с Исламом Каримовым, Борис Ельцин чуть не рухнул на глазах у изумленной публики. Все журналисты в этот момент хором закурили, Толя Кузнецов в одночасье поседел, а она даже глазом не моргнула.

Ровно через пять минут после этой истории мы столкнулись с ней в скверике резиденции президента Узбекистана, она приветливо поздоровалась со мной и только глаза выдавали колоссальное напряжение, в котором она тогда находилась. Я чуть ли не рыдала, а она сказала мне совершенно спокойно: "Наташенька, здравствуйте”…

Несмотря на то, что сопровождая Бориса Ельцина в его поездках по России, она оказалась в центре внимания и прессы, и простых людей, она не стала политизированной дамой, и никогда не выступала с трибуны с какими-либо обещаниями. “Я смогу поговорить, объяснить что-то, стараюсь ответить, как могу, на вопросы, и не боюсь этого, потому что знаю все наши беды и неурядицы. Конечно, я не занимаюсь политикой, но в силу семейного положения живу в ней, поэтому не могу быть в стороне. Я все-таки знаю, что в силах сделать Борис Николаевич, а что — нет. Считаю, что не имею права участвовать в его встречах с людьми, потому что с президентом ездят вице-премьеры и министры — официальные, полномочные, знающие люди. А я могу только поговорить и посочувствовать, считаю, у меня нет морального права на большее…”

Думаю, в семье много раз задумывались над тем, зачем Борису Ельцину все это нужно, да и сам он неоднократно ставил перед собой этот вопрос, но всегда находил один и тот же ответ — “Я не умею делать больше ничего другого”. И это была его правда. Ельцин не мог существовать вне системы власти, он не сумел бы выжить, не будучи президентом, он угас бы намного раньше, чем отведено ему судьбой, может быть, потому сейчас он так болезненно переживает свой закат, свою физическую усталость. Кроме того, он действительно до сих пор искренне уверен в том, что только он, и никто другой, больше не сумеет править Россией так, “как надо”.

Отказаться от этой жизни навсегда было бы для Бориса Ельцина равносильно смерти, и не для него одного. Я хорошо знакома с одним недавно отставленным чиновником, входившим когда-то в ближайшее окружение президента, так тот неоднократно задумывался о сведении счетов с жизнью, потому что в ином качестве представить себя уже не мог. Его, как и президента, в определенные моменты жизни мучала глубочайшая депрессия, а все потому, что политические деятели поколения 50-60-летних — люди, не приспособленные к переменам, отставкам, падениям, общественному забвенью ни психологически, ни материально, настолько, насколько это могут себе позволить те, кто пришел в политику из банков, акционерных обществ и крупных коммерческих кампаний. Борис Ельцин из их числа.

Сегодня, из отставленных не хандрит, наверное, только Александр Коржаков. Остальные: Михаил Барсуков, Павел Грачев, Олег Сосковец — нет нет, да и вспоминают ушедшее время. Они все там, в 1992, 1993, 1995, 1996 — мыслями, настроениями, воспоминаниями. Не смотря на то, что большинство “бывших” устроились в нынешнем своем положении ничем не хуже, чем в прошлой жизни, забыть ее они не смогут уже никогда…

В эти дни жене президента приходилось сотни раз отвечать на одни и те же вопросы, и каждый раз лаконично, достойно Наина Ельцина как бы оправдывала выбор своего мужа.

Из интервью Н.И. Ельциной газете “Вечерняя Москва”

Наина Ельцина “Мы забыли, что плохо жили”

— Наина Иосифовна, вы не раз говорили о том, что были против решения Бориса Николаевича баллотироваться на второй срок. И все же, когда он сделал вызов судьбе, Вы поддержали его. Почему?

— Поймите, я прежде всего жена, близкий человек. Мне дорого здоровье Бориса Николаевича. Кому, как не мне, знать о колоссальном нервном напряжении, которое сопровождало его работу на протяжении последних десятилетий. Сначала Свердловск, руководство областью, лотом Москва… Характер у него знаете какой — если выкладываться, то полностью, без остатка. Конечно же, хотелось, чтобы он, наконец, поберег силы. Но, как видите, судьба распорядилась иначе: покой и размеренный ритм жизни опять “нам только снятся”.

Признаюсь, что в семье мы не обсуждали с Борисом Николаевичем, выставлять ему свою кандидатуру, или нет. Но в душе каждый из нас думал, что надо Президенту продолжить то, что он начал. Потому что сейчас все очень зыбко и шатко. Несмотря на то, что экономисты уверенно говорят о стабилизации, к сожалению, еще есть опасность возврата в прошлое. Для того, чтобы удержать страну от этого, нужны большие усилия. И когда Борис Николаевич принял решение, то сказать ему "нет”, не поддержать его наша семья не могла.

— Наверное, никто не знает президента так хорошо, как его жена. Какие из чёрт характера Бориса Николаевича кажутся Вам в нем главными, так сказать, “движущими”?

— Самая характерная черта, присущая моему мужу — постоянное стремление все сделать лучше. Наверное, Вас развеселит такое сравнение, но если бы он был дворником, то его участок был бы самым чистым. Он работал мастером, прорабом, начальником домостроительного комбината — и везде добивался отличных результатов. Все 10 лет, когда он возглавлял Свердловскую область, она была первой среди других. Сейчас “участок” его работы огромен — это Россия. И он больше всего на свете хочет, чтобы Россия стала лучше, чтобы весь мир увидел, какая великая эта страна. Во все официальные поездки за рубеж я езжу с Борисом Николаевичем и вижу, как он в первую очередь стремится поднять престиж нашего государства, показать, сколь высок человеческий потенциал, талантлив народ.

— Оппоненты Бориса Николаевича много говорят о его ошибках в политике, экономике. Впрочем, даже сторонники вынуждены признавать, что далеко не все гладко в нашей стране…

— А вы думаете, что сам Борис Николаевич считает себя безупречным? Может быть, больше, чем кто-либо другой, он мучается, когда получается не так, как хотелось бы. От ошибок никто не застрахован. Он ведь такой же человек, как все мы, из того же теста, которое замешивалось все семьдесят с лишним лет советской власти. И люди вокруг него — тоже оттуда же, из нашего с вами прошлого. Сколько раз менялось правительство, сколько раз менялись люди в администрации, но мышление-то меняется гораздо медленнее. Может быть, именно поэтому мы с таким скрипом продвигаемся вперед.

Да, мы все из “коммунистического прошлого”. Но и в нем мы были разными. Одни безоглядно повторяли догмы. Другие наблюдали окружающую жизнь и задумывались. Хотели оградиться военным щитом и строить светлое будущее. Но это оказалось невозможным. Сколько тратили на вооружение, а на человека не оставляли ничего. Теперь нужны огромные деньги на уничтожение этого вооружения. Борис Николаевич это понял. И многие люди тоже это поняли… Но есть такие, которые хотят по-прежнему жить в окружении военного щита, только врагов и видят. Они еще думают, что смогут повернуть историю вспять.

— Всем российским женщинам живется сейчас очень нелегко. Если раньше основной заботой было достать, найти, добыть какие-либо продукты, то сейчас у многих присутствует неуверенность в том, что будет завтра: уволят или нет, дадут зарплату или нет… Находят ли эти проблемы отклик в Вашей душе? Видите ли Вы выход из этой полосы тревог и трудностей, которые лежат на плечах женщин?

— Мы же живем вместе со всеми, не за какой-то там “каменной стеной”. Нормально общаются с другими наши дети, внуки учатся в самых обычных школах. Мы живем той же жизнью, что и все люди. Наши родственники находятся в тех же условиях, что и все россияне. Среди них есть пенсионеры, живущие на единственную пенсию. Мы все эти трудности знаем. Сейчас ни у кого нет проблем “что купить?” и “где достать?”. Когда я работала, мы с коллегами с утра уже думали, куда бежать в обеденный перерыв, чтобы что-нибудь купить. А когда бывали в командировках в Москве, то, естественно, везли сумки с продуктами. Мы забыли, что такое очереди. Сегодня у женщин нет этих забот. Но есть другие. Например, где взять деньги? Зарплата невелика, особенно в бюджетной сфере — например, у медицинских работников, учителей… Жить на такие деньги при одном работающем в семье очень трудно. Да и социальные проблемы у нас еще не решены. Очень важным вопросом, на мой взгляд, является высокая стоимость проезда по железной дороге: разорваны связи между людьми, трудно навестить родственников, особенно пенсионерам. Я не знаю, как можно решить этот вопрос, но мне кажется, что Правительство должно найти какой-то выход из этого положения. Многое необходимо улучшить в социальной сфере, повысить зарплату, пенсии. Конечно, за такой короткий период все проблемы не решить. Поэтому Борис Николаевич и принял решение баллотироваться на второй срок. Проблем много. Но жизнь сегодня не хуже. Она просто сложнее. Сегодня многое зависит от нас самих.

Я бы, наверное, тоже растерялась в этих новых условиях. Потому что всю жизнь проработала в той системе. А молодежь, дети, они уже иначе все воспринимают, они понимают больше и ориентируются лучше. Я прочитала недавно сочинения учащихся 11-го класса ярославской школы. Они не хотят возвращаться в прошлое, не хотят вновь очередей, того убогого ассортимента товаров, который был раньше в магазинах, не желают испытывать унижений, которые были с этим связаны. Для них свобода ценнее. Они сожалеют, что не могут голосовать, что будущее решают за них люди старшего поколения. Однако, нельзя обвинять и пенсионеров, которые якобы хотят “вернуться” в прошлое. Не все пенсионеры этого хотят. Ведь пенсия не у всех была 120 рублей. Моя мама получала пенсию 2? рублей. Разве могла она на нее жить в то время, если бы не помогали дети? Но у нее даже в мыслях не было возмутиться. Пенсионеры мыли полы, убирали подъезды, пытаясь заработать крохи. Много и таких людей, которые утратили льготы прежней системы распределения — это работники парторганов. Вспомните, сколько у нас было партийной номенклатуры. Конечно, они сейчас недовольны. Раньше, при тех пенсиях и зарплатах, они могли жить лучше, чем сейчас. Но должны ведь они подумать и о том, что их дети и внуки хотят и должны жить в других условиях. Нельзя тянуть назад! Надо жить настоящим и думать о будущем. Верить в будущее.

— А о чем мечтали Вы и Ваши сверстники в юности?

— О счастливой жизни. А жизнь была очень тяжелой и роптать на нее мы даже не имели права. Да и в мыслях этого не было. Когда учились в школе, нам говорили: “Терпите все, лишь бы не было войны”. Мы, дети войны, верили в это, и искали вокруг себя, как тогда водилось, или предателей, или шпионов. И школу подобная истерия не миновала. У нас немка вела немецкий язык. Мы и язык плохо знали, и к ней плохо относились. Хотя потом, годы спустя, мы поняли, что она была прекрасной женщиной. Такой была идеология. И мы свято всему верили. Если сейчас мы можем требовать, бастовать, то тогда об этом и речи не было!

И еще был страх. Мою семью не затронули репрессии. Но я впитала весь этот ужас, и не понимаю людей, которые говорят, что их это не коснулось. Ведь в страхе мы жили всю жизнь. Родители Бориса Николаевича жили на селе. Папа и его три брата любили механику, они построили мельницу, постоянно ее совершенствовали. Для них это было самоутверждением. Из-за этой мельницы Ельцины пострадали, хотя вся округа пользовалась ею. Это был их “капитал”. А раз капитал — значит кулак. Спустя годы мы узнали, что папа Бориса Николаевича был сослан за то, что запрещал на стройке в рабочее время читать газеты и возмущался, когда плохо кормили в столовой.

Учебу я закончила в 1955 году. Конечно, я и мои сверстники считаем эти годы самыми счастливыми. Ведь это была наша молодость! В 60-е годы жизнь стала полегче, у нас стала выше зарплата, в магазинах кое-что появилось. Я не говорю про Москву. Москва — это элитный город, на нее ориентироваться нельзя. Я говорю о регионах, о тех условиях, в которых мы жили. А в 70-х годах стали снова испытывать трудности… И сейчас вот думаешь: ну о чем сожалеют люди, вспоминая прошлое? Плохо мы жили, и не надо говорить, что жили хорошо! Просто нужно честно признаться себе в этом и идти вперед, чтобы было лучше всем нам — детям, взрослым, старикам, всей стране”.

Конечно, в этом интервью не обошлось без имиджмейкерских советов — это было типичное, классическое предвыборное интервью жены кандидата в президенты, которое смело можно было разослать по всем областным и республиканским газетам. Но в те дни вести себя по-другому было просто нельзя. Сам президент и его семья были плотно упакованы в предвыборную схему и подчинялись только ее механизмам.

Как я уже сказала, на этих выборах штаб Бориса Ельцина достиг небывалых успехов в антикоммунистической пропаганде. Все лозунги, плакаты, листовки были подчинены ей. Кроме того, и другие кандидаты — и Явлинский, и Горбачев — представлялись как мелкие и недостойные президентского поста люди. Помощники Ельцина действовали решительно, по принципу “Цель оправдывает средства”. Выборы 1996 года — были сражением не на жизнь, а на смерть, потому что к тому времени в окружении Бориса Ельцина появилось немало тех, кто ни в какую не захотел бы расставаться со своим положением, в случае его проигрыша.

РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ТЕКСТАМ ПЛАКАТОВ, ИСПОЛЬЗУЕМЫХ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ ПИКЕТОВ В ПОДДЕРЖКУ ЕЛЬЦИНА:

“ЕЛЬЦИН НАШ ПРЕЗИДЕНТ” “ЕЛЬЦИН, РЕФОРМЫ И МИР” “ЕЛЬЦИН — КАНДИДАТ НАРОДА” “БОРИС, ТЫ СНОВА ПРАВ!” “ЕЛЬЦИН — МЫ ПОБЕДИМ!” “ПРЕЗИДЕНТ — МЫ ВМЕСТЕ!” “ДА — ЕЛЬЦИНУ, НЕТ — ДИКТАТУРЕ!” “БОРИС, БОРИСЬ! НАРОД И БОГ ПОМОГУТ” “ГЕНСЕКИ ДЛЯ ПАРТИЙ, ЕЛЬЦИН — ДЛЯ НАРОДА”.

Контрпропагандистская направленность: “ТАЛОН НА МЯСО, ТАЛОН НА ВОДКУ, ТАЛОН НА САХАР. ЗАБЫЛИ? ЗЮГАНОВ НАПОМНИТ” “ГОЛОСУЕМ ПРОТИВ СТРАХА” “ХОТИМ БЫТЬ ХОЗЯЕВАМИ СВОЕЙ ЗЕМЛИ”

Из листовки “Кто стоит рядом с товарищем Зюгановым (портрет коллективного руководства КПРФ)” Геннадий Андреевич Зюганов проделал большую эволюцию от внешней упаковки своих мировоззренческих и программно-партийных основ до презентации нового имиджа на публике. В “новом” всенародном кандидате от блока народно-патриотических сил докторе философии Зюганове трудно разглядеть ортодокса-коммуниста из полозковского ЦК КПРФ горбачевской поры или неистового трибуна Фронта Национального Спасения образца 1992–1993 гг. Можно поздравить имиджмейкеров из фонда “Духовное наследие” и в особенности главу “РАУ Корпорейшн” господина Подберезкина за хорошее интеллектуальное натаскивание клиента, которого даже в Давосе чуть не спутали с социал-демократом…”

Из листовки “Явлинский — как кандидат в президенты” “Людей, которые голосуют за Григория Явлинского — легко понять: он единственный лидер из некоммунистической среды, сохранивший влияние в национальном масштабе, правда, все же с основной опорой на две столицы. Из-за его уникальности мало кто задумывается над вопросом, что собственно представляет из себя Явлинский.

Явлинский — экономист: Несколько лет назад участвовал в написании маловразумительной и не содержавшей никаких принципиальных экономических откровений программы обустройства России за 500 дней. В те времена мы еще могли поверить, что такое возможно, но теперь, приобретя опыт жизни в условиях рынка, понимаем преимущественно пропагандистский характер этой программы. По сравнению с Гайдаром, который, в отличие от некоторых других, сегодня говорит то же, что и вчера, обладает меньшим теоретическим багажом.

Явлинский — политик: Создал партию, претендующую на национальное лидерство, получившую, однако менее 7 процентов голосов… “ЯБЛОКО”, скорее всего, окончательно маргинализирует и прекратит свое существование. Закономерный итог для движения, сделанного под личности, а не под идеи. Григорий Алексеевич создал не партию, а удачную интеллигентскую тусовку… Как и последний Генсек КПСС, Григорий Алексеевич одержим идеей родить в многострадальной России нечто “социал-демократическое”. Наконец, как “лучший немец” Михаил Горбачев, Григорий Явлинский долгое время считался “надеждой Запада”. Наверное, там разглядели ту черту его характера, которую Елена Боннэр в интервью радиостанции “Свобода” обозначила как “обучаемость”. Думается, что это не та черта, которая нужна сейчас российскому президенту.”

Тонны бумаги были изведены на пропагандистские заготовки для Бориса Ельцина. Главное, что собирались донести до избирателей штабисты — что нынешнему президенту нет альтернативы, что он не является виновником развала СССР, что это не он проводил “шоковую терапию” в экономике страны и многое другое. Каждая из таких заготовок могла бы стать фактурной основой любой публикации в пользу Бориса Ельцина, может быть так оно и было. Ну вот, например:

“Можно по-разному относиться к Б.Н.Ельцину: восхищенно, спокойно, настороженно, даже скептически или критически. Но сегодня речь идет не о личных симпатиях, а о чувстве ответственности за нашу Родину. Россия не выдержит еще одной революционно реформы или контрреформы. Да, последние годы не были выстланы лепестками роз. Но это и не были годы только разрушений. Ельцину не повезло. Он стал Президентом тогда, когда необратимо рушился под грузом отжившей системы Советский Союз, а все последствия этого тяжелейшего распада пришлось разгребать уже нынешнему Президенту…

Президент не разваливал российскую государственность. Когда Союз распался — не было российского государства. Его еще надо было создать. И Ельцин сделал это, несмотря на отчаянное сопротивление прокоммунистического съезда народных депутатов. Теперь государство есть… Оппозиции не угодишь. Ей не нравится, что государство слабо, и для этого они предлагают ослабить еще больше исполнительную власть. Ей не нравится, ни когда капитал ввозят в Россию, ни когда вывозят. Они любят говорить и писать, но не любят, когда говорят и пишут другие. Они ведут себя как те эскимосы, которые разработали инструкцию для жителей Конго о том, как вести себя во время жары…”

Однако, несмотря на все идеологические уловки, Борис Ельцин вовсе не пользовался такой безоговорочной поддержкой, о которой писало большинство российских газет. Даже его родной город Екатеринбург встретил его не слишком приветливо.

Из дневника:

15 февраля 1996 года.

"…Город казался скорее опустевшим, чем оживленным, и в течении всего визита высокого гостя продолжал размеренную повседневную жизнь. Судя по всему, отношение свердловчан к своему президенту неоднозначно, и это показал организованный областной организацией КПРФ санкционированный митинг перед зданием Дворца молодежи, собравший, правда, не более 300 человек. Участники митинга призывали президента прекратить войну в Чечне, однако были лозунги типа “Преступную ельцинскую хунту под суд”. На мой вопрос о том, каково отношение к нынешнему президенту у казачества, атаман Екатеринбургского отделения оренбургского казачьего войска Владимир Томилов ответил: “О президенте мы имеем свое мнение, но у казаков принято — коней на переправе не менять. Если команда президента будет “почищена”, и будут взяты действительно умные люди, а не интриганы и политиканы, и не мародеры, то Россию действительно можно будет восстанавливать и с прежним президентом…”

Но одним из самых “трудных” городов оказался Краснодар. После того, как местные ветераны публично обратились к Борису Ельцину с просьбой освободить место более молодому кандидату, а самому уйти на пенсию и воспитывать внуков, растерялись не только представители местной администрации, но и сам президент. Я стояла совсем близко от него, я практически слышала его дыхание, и видела выражение его глаз. Мне показалось, что в тот момент он на секунду, но очень глубоко задумался над словами этого маленького пожилого человека. Он не обиделся на эти слова, внутренне, он с ними безусловно согласился…

Борис Николаевич прибыл в Краснодар в аккурат под Пасху.

По причине праздника люди гуляли, дети катались на пони, взрослые потягивали пиво и обменивались пасхальными куличами. Очень немногие знали, что скоро в город приедет Президент.

В центре Краснодара в одном и том же здании мирно сосуществовали три организации: Казачья ассоциация "Кубань”, Краснодарская краевая организация ЛДПР и редакция газеты “Кубанские новости”. Любопытства ради я заглянула, но двери оказались опечатанными.

Мы вместе с фотографом нашей газеты Володей Павленко приехали в Краснодар дня за два до приезда туда Президента, поэтому ничего не оставалось, как обследовать город. У Володи на это счет были свои планы — он отправился брататься с казаками и местными красавицами, предварительно получив у меня суточные, я же пошла “в народ".

По мнению большинства краснодарцев, политикой теперь интересуются практически все. Как и везде, ругают правительство и надеются, что новый Президент будет лучше или станет лучше. Средняя пенсия 260 тысяч рублей. У молодых большие проблемы с работой, поэтому многие ушли в коммерцию. В одном из “благополучных” колхозов Тимашевского района, как сообщили мне знатоки, средняя зарплата что-то около 500 тысяч рублей. Это считается очень неплохим заработком.

Несколько историй поведали мне жители города о своих бывших и нынешних правителях — Валерии Самойленко, Николае Егорове и Евгении Харитонове. Запомнились слова 60-летнего художника: “Край всегда, во все времена использовался как трамплин для наших районных и городских руководителей, которые потом “прыгали” на высокие должности в Москве.”

Рано утром 16 апреля Борис Ельцин решил проинспектировать местные магазины. “Все есть”-сказал Президент, — ’’Нет ничего такого, чего бы не было”, - отметил он и ушел, оставив продавцов и покупателей переваривать сказанное.

По пути в поселок военнослужащих он остановился на площади “Павших героев”, чтобы поговорить с ветеранами и возложить цветы к Вечному огню. Поскольку журналистов запускали “на точку” заблаговременно (часа за 2–3 до приезда Президента), то мы видели, как на площадь начали стекаться люди, многие из которых были настроены не совсем дружелюбно. В толпе появился красный флаг и запестрели лозунги: “Власть советам трудящихся, а не президентам”, “Просим мира, работы, достатка, зарплаты”, “Ельцин — это развал армии и флота”, и так далее.

Через несколько часов те же энтузиасты перекочевали на площадь перед Драмтеатром, где были те же лозунги и те же флаги.

Как выяснилось, ветераны, пришедшие на встречу с Президентом, подготовили петицию, в которой они просили Бориса Николаевича отказаться от президентства. Все это, конечно, никак не укладывалось в рамки пропагандистской кампании, развернутой местными властями.

В ответ на предложение уйти в отставку Президент ответил: “Я не могу с этим согласиться. Ну, а вы кого вместо меня предлагаете?” Дальше диалог выглядел буквально так:

— Изберем кого-то помоложе.

— Чтобы избрать помоложе, нужно, чтобы у него опыт был.

— Наше дело с Вами пенсионное, Борис Николаевич.

— Ну, это у кого сколько сил хватит. А что другие ветераны думают?

— Мы надеемся, что вы нам поможете…

Было очень заметно, что Президент расстроился. Администрация края просто пребывала в молчаливом шоке…

Если Краснодар встретил Ельцина красными флагами, то станицы оказались более доброжелательными. Под песнопения Льва Лещенко и Владимира Винокура Борис Николаевич начал шутить. Во-первых, он убедил селян в том, что здоровье у него отменное и он по-прежнему занимается спортом. Во-вторых, он сказал, что президент должен быть настоящим мужиком. В третьих, настоятельно попросил мужское население станицы принять меры, чтобы их женщины рожали как можно больше.

Больше всех досталось председателю колхоза (тоже Борису), которому президент сказал: “Вы, кстати, еще молодой, так что давайте…”

Имиджмейкеры не то чтобы нервничали, но тревожились. “Подлинность” Ельцина, с одной стороны, подкупала, а с другой, могла обернуться бог знает чем… Сколько же валидола было проглочено Игорем Минтусовым, Катей Егоровой, Таней Дьяченко и другими специалистами в области приведения Президента России “в полный порядок”.

Краснодар и станица Ново-Мышастовская Краснодарского края, 16 апреля 1996 года”.

Прошло почти три года, а это безумное предвыборное лето не выходит у меня из головы. Сколько же сил и здоровья потратили люди на Ельцина. Сколько я лично потратила своих сил и своего здоровья. Иногда мне казалось, что я выполняю не только профессиональный долг: журналист — человек подневольный, куда пошлет его дорогая редакция, туда он едет, а еще и долг человеческий. Но перед кем? Был бы мне Пре- зидент хотя бы родственником, еще туда ни шло, а так — непонятно. Надо сказать, не меня одну посещали тогда такие мысли.

И теперь, когда мы встречаемся с коллегами на каком-нибудь очередном кремлевском мероприятии, с ностальгической грустью вспоминаем эти ужасные и одновременно прекрасные времена, которые выпестовали нас как журналистов, которые сделали нас профессионалами в считанные месяцы — все мы стали и репортерами, И аналитиками, и даже немножко психологами. За эти полгода мы узнали такое количество судеб, исколесили такое количество дорог, что каждому из нас это время будет вспоминаться еще долгие годы…

Победа на выборах далась тяжело, тем более что через несколько месяцев Ельцину пришлось выбирать свою судьбу снова. В сентябре 1996 года была официально признана болезнь президента — ишемическая болезнь сердца, стенокардия напряжения, кардиосклероз, постгеморорагическая анемия и дисфункция щитовидной железы. Снова избранный президентом России Борис Ельцин прошел обследование консилиума врачей, хотя неутешительные выводы о состоянии его здоровья были сделаны еще летом. Врачи просили президента согласиться на операцию. 19 сентября был подписан Указ номер 1378 “О временном исполнении обязанностей Президента РФ”, согласно которому на время хирургической операции на сердце у Бориса Ельцина все президентские полномочия, включая контроль за “ядерной кнопкой”, в полном объеме передавались премьеру правительства Виктору Черномырдину.

25 сентября президент прошел обследование еще одного консилиума врачей, в котором участвовал 88-летний кардиохирург из США Майкл Дебейки, оперировавший в свое время в Москве президента Академии наук СССР Келдыша. Операция была признана “необходимой и возможной” после проведения специальных терапевтических процедур в больнице, где Борис Ельцин должен был находиться в течение 6–8 недель.

5 ноября 1996 года хирург Ринат Акчурин провел президенту операцию аорто-коронарного шунтирования. Накануне операции Ельцин подписал указ о передаче своих полномочий на время проведения операции Черномырдину, а утром 6 ноября с премьера были сняты обязанности и.о. президента.

Ельцин, никогда в жизни ничем серьёзно не болевший, легко согласился на эту сложнейшую операцию. Я видела шрамы после такой операции у одного из своих коллег, они ужасны и действительно создают впечатление того, что человеку вшили новый орган. Однако этот выбор был, безусловно правильным, но сам собой он подразумевал принятие и еще одного непростого решения — остаться не просто президентом, но активно действующим главой государства.

Борис Ельцин несколько переоценил свои физические возможности, но он не мог уйти, и в то же время понимал, что роль беспомощного руководителя ему никак не подошла бы. И тогда новая команда Бориса Ельцина начала усердно создавать имидж “обновленного” президента. Задача была не из простых — нужно было убедить людей в правильности всех жизненных выборов неуемного Бориса Ельцина…

“Сомневаетесь во мне, понимаешь!”.

Татьяна Дьяченко, Наина Ельцина, внуки Борис и Маша, дочь Елена, Валерий Окулов. Екатеринбург, июнь 1996 г.

“Туда или сюда?”

(на российско-белорусской границе).

По жизни всегда в ногу.

Маленькая женщина большого президента.

“Ваза моя хрустальная!”

Продолжение танцевальной программы Екатеринбург, июнь 1)996 г.

С песней по жизни.

С патриархом Алексием II.

Наина и Борис Ельцины принимают короля Швеции Карла Густава и королеву Сильвию.

В военном госпитале. 1996 г.

У руля

“Вот бы мне такого внука!”

“Храни вас Бог!”

В Волгограде было много слез

(слева Кирилл Купляков, Справа Александр Кузнецов).

Наина Ельцина, супруга губернатора И.Яковлева и замминистра образования РФ М.Лазутова на выпускном экзамене в одной из Санкт-Петербургских школ. Июнь 1996 г.

Первое интервью в прямом эфире радиостанции “Эхо Москвы” через 5 минут.

(слева — журналист Андрей Черкизов)

Андрей Венедиктов (в центре) вручает Н.И.Ельциной томик А.С.Пушкина.

Самое “непосредственное” интервью самому “непосредственному” журналисту. Андрей Черкизов (“Эхо Москвы”) и Н.И. Ельцина после прямого эфира.

Первый (и последний) опыт прямого эфира с супругой президента РФ Наиной Иосифовной Ельциной.