— Начальник! Начальник!

Я раскрыл, наконец, глаза. Надо мной было улыбающееся лицо Надежды. Я тряхнул головой, проснулся совсем. Сел.

— Тебе надо вылетать, Юрков!

Всмотрелся в лицо Нади — она выглядела почти хорошо. Почти…

Мог ли я улетать?

Оставить ее на Станции одну…

Связаны ли между собой выходы роботов из строя, пробой изоляции и похищение Нади? Или случайное стечение обстоятельств? Что за этой последовательностью событий? Что или кто?

Надежда твердо была намерена вытолкать меня в Отдел.

Аргументы ее сводились к тому, что надо срочно помочь Фревилю (тут я целиком и полностью с нею согласен), а она, Надежда, и сама не промах и не позволит, чтобы с ней что-нибудь здесь случилось (вот в этом я не был особенно уверен).

Но ключ, похоже, не здесь, а у Фревиля, и придется лететь туда за этим ключом…

Я решил ехать. Все-таки ехать! Хотя на душе у меня было неспокойно.

Диспетчеру я отбил два магических слова: «День профилактики».

Теперь следовало поторопиться. Я позвонил в порт:

— Сто сороковой отправляется по расписанию?

— Минуточку. Сейчас уточню.

Ага, подумал я, вот хорошо-то, что сообразил узнать сначала.

И похвалил себя. В этих полетах всегда так: кто кого. Или ты космофлот, или космофлот тебя.

Я слышал, как дежурная вела длинные переговоры.

Потом она ответила мне:

— По расписанию.

— Вы уверены в этом?

— Я же вам сказала — по расписанию! Вы что, в самом деле?

Любезность была неотъемлемым элементом Лунного космофлота лишь в тот далекий начальный период его существования, самый хвостик которого мне удалось застать в студенческие годы.

Что ж, надо спешить. Мы простились. Боялся я оставлять Надю одну. Я просил ее быть осторожной. Лучше всего, если она продлит свой больничный режим еще на несколько дней.

— Хорошо, хорошо, Юрков.

— Лежи здесь у меня. Запрись. Не выходи никуда. Спи. Выздоравливай.

— А как же план? — засмеялась она.

— Наверстаем. С Фревилем договоримся. Не волнуйся.

— Ладно. Ступай, Юрков. Все будет хорошо.

В здание космопорта я вошел как раз в тот момент, когда по радио объявили:

— Вниманию пассажиров! Рейс сто сороковой задерживается на пять часов.

И никаких объяснений! А я-то звонил со Станции, думал вот я до чего сообразительный… Но, в конце концов, мне пришлось смириться. Я устроился под стендом «Приятного безвоздушного путешествия».

Никто не мешал мне.

Поднялся я, готовый действовать. Хотя и не знал еще всех ответов на вопросы, начинающиеся со слов «зачем» и «почему».

Я поспешил на почту и — не без труда — связался с нашим региональным диспетчером. Извинился за то, что причиняю ему беспокойство, подтвердил, что пропущу одно или два совещания, и обратился с просьбой, которая его, как я и ожидал, весьма удивила.

Однако он не отказал мне. Просьба была необычная, но, в конце концов, ничего предосудительного в ней не содержалось.

Я попросил диспетчера узнать у наших хозяйственников, кому они отдавали напрокат роботов со Станции.

Через пять минут я получил ответ:

— Роботы были переданы коммерческой фирме, которая и занималась их реализацией. Хотите ли вы, чтобы канцелярия запросила контору фирмы в Сиднее?

Я поблагодарил и связался со Станцией.

Ответили старые роботы. Сердце у меня упало…

— Что-нибудь случилось? — крикнул я.

— Ничего. Все в порядке. Давление под колпаком составляет…

— Где Надя?

Они позвали Надю.

— Юрков, это ты? Ты еще не улетел? Отчего ты молчишь, Юрков?

— Надя, Надюша… Мы с тобой, кажется, не очень предусмотрительные люди. Будь добра, отправь роботов в их отсек и закрой аварийную ширму. Сделай это так, чтобы их не озадачить.

— В чем дело?

— Ничего особенного, не волнуйся. Сделай, как я тебе говорю. Пожалуйста.

— Так. И что?

— Да ничего. Когда опустишь ширму, — убедись, что ты осталась одна в жилой части. А я еще позвоню тебе.

Краем глаза я увидел, как пассажиры сто сорокового рванулись к выходу.

Долгое ожидание в переходном туннеле, где отопление работает в четверть мощности и нечем дышать из-за бесчисленных утечек того, что на Луне называется воздухом.

Мотивы — вот в чем, конечно, был корень всего случившегося на Станции. Если бы понять их! Но какие тут могут быть мотивы? И — прежде всего — чьи мотивы, чьи? Я не знал главного действующего лица.

Кто это сделал? Чей это след?..

Нас усадили на наши места.

— Предлагаем вам конфеты! Карамель «Стартовая»! — И это звучным, бодрым, молодым голосом.

Измученные, голодные, жаждущие покоя пассажиры с трудом повернули головы.

— Конфеты избавят вас от неприятного ощущения в ушах!

По салону пронесся легкий вздох. До ушей ли нам?..

Кто-то спросил:

— А корочки хлеба у вас не найдется?

Но это замечание не могло нарушить раз и навсегда установленный ритуал.

— На борту имеются настольные игры — шашки, шахматы…

Пассажиры спали.

Наконец ракета качнулась на домкратах. Снизу раздался гул.

Пилот вышел из кабины, и я узнал Пиркса.

Я рассказал ему, что лечу к Фревилю. Все мы когда-то в каникулы строили лагерь Залива Астронавтов.

Радист Пиркса попытался соединить меня со Станцией. Кабина была до предела начинена аппаратурой, но связаться отсюда со Станцией оказалось не так просто, как думал Пиркс.

— С Марсом могу соединить, — предложил радист.

Наконец один номер, ответил.

Я вцепился в наушники.

— Кто летом серый, а зимой белый? Кто? — услышал я.

Мы попали на 53-67А. Большего нам не удалось.

Пиркс готовился к взлету.