Судзуки в волчьем логове

Конти Жан-Пьер

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

 

 

Глава 1

Тишо в последний раз осмотрел в подзорную трубу раскинувшиеся по склону холма за высоким забором обширные владения. В сумерках участок казался утопающим в зелени райским уголком. Кругом было тихо. Кроме единственного освещенного окна под самой крышей, на вилле было темно.

В тумане, окутавшем подножие горы наподобие озера-миража, вырисовывались силуэты промышленных зданий. Скрытые густой листвой на четырех гектарах парка, эти мастерские придавали поместью необычный вид.

Вилла и парк были построены когда-то благородным лордом, одним из друзей Эдуарда VII, а крепостные стены воздвигнуты его преемником, принцем из Саудовской Аравии. Мастерские же являлись творением нынешнего владельца имения, пользовавшегося сомнительной репутацией, профессора Энгельберга. Тишо неожиданно замутило от охватившей его тревоги, внутри все сжалось. Сидя на тропинке и опершись локтями о колени, он смотрел, как густой туман стелется над долиной.

Бекман, стоявший сзади, видя его нерешительность, попытался придать ему уверенности:

– Смелее, старина. Через два часа с этим будет покончено и вы станете богатым человеком.

Тишо склонился над планом, лежащим перед ним на траве.

– На бумаге все кажется просто, – заметил он.

– Это очень точный план, – сказал Бекман, присев рядом с ним. – Здесь все отмечено. Если вы будете следовать инструкциям…

– У меня дурное предчувствие, – перебил его Тишо. – И с этим ничего не поделаешь.

– То, что вы немного нервничаете, это естественно, – успокоил его Бекман. – Труден только первый шаг, а дальше все пойдет…

– Согласно вашему плану, действительно, все должно идти как по маслу, однако вряд ли эти люди не продумали лучшей охраны.

За словами «эти люди» скрывалось очень многое. Рассказывали, что профессор Энгельберг был знаменитым нацистским ученым, который скрывался в Швейцарии от охотников за русскими и американскими мозгами.

По слухам, он разработал в своей секретной лаборатории дьявольское оружие и продал его самому выгодному покупателю. Иногда ночью к вилле подъезжали бронетранспортеры в сопровождении вооруженных мотоциклистов и забирали товар. Даже золотые слитки не охранялись так, как продукция профессора.

– Вы придаете слишком большое значение бабьим сплетням, – заметил Бекман. – Энгельберг – безобидный человек, прекрасный отец семейства, живет там с женой и дочерью.

– И с несколькими вооруженными до зубов телохранителями, – добавил Тишо.

– Интересно, – вдруг раздраженно спросил Бекман, – вам кажется это дело слишком трудным или слишком легким?

– У вас готовы ответы на все случаи, – иронично ответил Тишо.

– Послушайте, – сухо сказал Бекман. – Мы заключили с вами сделку. Ваша жена получила половину банкнотов…

– Разрезанные пополам банкноты, – поправил Тишо, – то есть ничего, если не будет второй половины.

– Это зависит всецело от вас. Мы платим только за успех. Это наш принцип.

Понизив голос, он добавил угрожающе:

– У нас есть и другой принцип. Мы никогда не отступаем от заключенного договора.

– Вы платите очень большую сумму, из чего я делаю вывод, что изобретение Энгельберга стоит еще дороже. У него здесь кое-что есть!

Он постучал по лбу пальцем и продолжал:

– И я должен поверить, что этот человек не нашел ничего лучше для охраны своих секретов, чем эти устаревшие средства?

– В общем, – заключил Бекман, – если бы мы вам платили меньше, то вы бы так не боялись.

– Я этого не говорил.

– Нет, вы так считаете. Риск не казался бы вам столь велик, если бы вам платили меньше. Я подумаю об этом.

– Вот видите, вы говорите о риске.

– Еще бы. Кто не рискует, ничего не имеет. Теоретически владение недосягаемо. Теоретически проникнуть на его территорию невозможно.

Бекман осветил план электрическим фонариком:

– Преодолеть подряд три ряда стен, всего-то? Правда, каких стен!

Парадоксально, что он пытался успокоить Тишо, перечисляя ему все трудности и опасности задуманного предприятия.

– Сначала вам предстоит перелезть через стену высотой в два метра шестьдесят сантиметров. Она оканчивается колючей проволокой высотой семьдесят пять сантиметров. Не каждый может преодолеть даже это препятствие. Затем нужно пересечь зону шириной десять метров, засаженную деревьями и кустарниками, по каждому сантиметру которой проходит электрический ток. Короче, нельзя ни поставить ногу, ни задеть самой маленькой ветки, не вызвав тревоги. Вся зона покрыта сетью электропроводов.

Это, может быть, и устаревшее средство, но очень эффективное. Есть только один проход шириной три метра, идущий от центральных ворот, но он в буквальном смысле усеян фотоэлектрическими элементами. Перейдя десятиметровую заминированную зону, вы выходите на двухметровую проволочную решетку, за которой увидите собак. Трех огромных собак, готовых разорвать на куски каждого с такой же легкостью, с какой вы справляетесь с куриной ножкой. Я надеюсь, у вас есть все необходимое?

Тишо похлопал по лежащей рядом с ним переметной суме и подтвердил:

– Все здесь.

– Оставив позади собак, – продолжал Бекман, – вы сможете, наконец, забраться на склад, представляющий собой настоящий сейф. По лежащей перед дверью железной решетке для ног по ночам пускают ток. Но в резиновых сапогах вы ничем не рискуете. Единственное, чего следует опасаться, так это изменения цифр в коде. В этом случае придется все начинать сначала. Если цифры совпадут с вашими, то вы откроете дверь за две минуты и войдете как к себе домой. Завтра вы уже купите жене торговое предприятие и можете жить спокойно до конца дней своих. Разве из-за этого не стоит потрудиться?

Тишо ничего не ответил. Он не боялся ни работы, ни трудностей, но он боялся неизвестности. Когда он встал, чтобы повесить суму на плечо, Бекман почувствовал, что ему не удалось его убедить. В этот момент свет, одиноко горевший под крышей виллы, погас.

Тишо тотчас же поднялся, как если бы это был условный сигнал, которого он ждал, и вскоре скрылся в темноте.

 

Глава 2

Примерно в трех метрах от стены Тишо положил суму на землю и посмотрел вверх. На фоне ночного неба вырисовывался темный силуэт огромного дерева. Ветер, пробежавший по густой листве, вызвал шелест листьев, на верхушке согнулись ветки. Это дерево было единственной уязвимой точкой в хорошо продуманной системе охраны. Но тут профессора можно было понять, почему он не пожелал принести в жертву мещанской заботе о безопасности эту красоту.

Теперь успех Тишо зависел от поведения дуба. Он открыл тяжело нагруженную суму и вынул оттуда стальной якорь с четырьмя концами, на котором был закреплен клубок нейлоновой веревки. По форме и размерам он напоминал мяч для игры в регби. Тишо отмотал три метра и отошел назад на один шаг.

Уверенным движением руки он дважды прокрутил якорь, глядя на верхушку дерева. Он даже еще попятился, припустил немного веревки и повторил упражнение. На этот раз якорь со свистом описал круг. Тишо был уверен в себе. Он тысячу раз проделал этот трюк на опушке леса. Неудачи были редкими. Что же касается акробатики, здесь он никого не боялся. Если выдержит веревка, то он тоже выдержит.

На третий раз якорь со свистом долетел до верхних веток дуба. Веревка последовала за ним и размоталась с такой же скоростью, как внезапно разбуженная змея. Послышалось легкое потрескивание веток, затем шелест листвы, как если бы мертвый ворон падал вниз с ветки на ветку.

Тишо охватил ужас. Если якорь зацепится слишком низко, все пропало. Он даже не сможет снять его. Якорь зацепился высоко, за самую верхнюю ветку. Тишо дернул за нейлоновую веревку, чтобы затянуть ее. Затем он дернул со всей силой, чтобы проверить прочность системы. Он был доволен. Намотав веревку вокруг правой руки, он подошел к стене, откинулся назад и пошел по вертикальной стене так же легко, как если бы она была горизонтальной. Дойдя до конца стены, перепрыгнул через колючую проволоку, не задев ее. После этого он обмотал веревку вокруг левой руки и, с силой оттолкнувшись обеими ногами, спрыгнул в пустоту, пролетев над кустарником и заминированной лужайкой…

Однако его рывок оказался недостаточным, чтобы достичь цели – крыши конуры.

Резко повернувшись, он оттолкнулся и вернулся на исходную позицию.

В тот момент, когда движение балансира сменило направление, он изо всех сил оттолкнулся от стены обеими ногами. На этот раз он оказался на крыше конуры. Благодаря резиновым сапогам, бесшумно приземлился.

По другую сторону решетки стояли три огромных пса. Повизгивая и помахивая хвостами, они кидались на стену. Вынув из сумы крючок, Тишо закрепил веревку на крыше. Затем прыгнул прямо к собакам.

Синхронным прыжком собаки бросились на него и опрокинули, тявкая от наслаждения. Терри лизал ему лицо, а Макс и Мориц нюхали суму, пытаясь просунуть в нее свои морды. Они разорвали бы его на части, если бы Тишо не сунул каждому в пасть сосиску, их любимое блюдо.

– А теперь пошли вон, – сказал он, – мне нужно работать.

К счастью, псы были хорошо выдрессированы. Они лаяли только на незнакомых людей, оказавшихся на территории владения. Тишо спокойно направился к стене, за которой находился двор. У него был ключ от двери. Он запер им дверь от собак. Его сердце сильно колотилось. Самое трудное было позади.

Метрах в десяти он заметил строение кубической формы, служившее складом для таинственной продукции Энгельберга. Это был бетонный блокгаус. Проникнуть в него можно было только через несгораемую дверь.

Слева над стеной этого двора Тишо видел крышу виллы, острый угол которой вырисовывался среди густой зелени. Ощущение победы наполняло его сердце, но оно оказалось непродолжительным. Окружающая тишина была обманчива. Он почти физически чувствовал присутствие близкой опасности. Спящий дом казался ему ее осязаемым доказательством. Его сердце, казалось, готово было выскочить. «Это лихорадка охотника», – успокаивал он себя. Он медленно продвигался по зоне. Серый куб на плоской крыше походил на могилу.

Когда он ступил на металлическую решетку, его волнение достигло своей кульминационной точки. Биение сердца сотрясало все тело. Кровь в висках шумела так, что ему казалось, будто это накатываются морские волны.

Он не услышал легкого щелчка в двери, когда набирал цифры комбинации. Когда наконец он повернул ключ в отверстии двери, его сердце остановилось, так как ключ не поддавался.

Он повернул сильнее. Ключ не поворачивался.

Его плечи согнулись под огромной тяжестью, но в то же время он почувствовал странное облегчение.

Ему оставалось только повернуть назад. Тем не менее секрет, стоивший всего золота мира, находился рядом, за этой дверью.

«Как это глупо! – подумал он. – Неужели я ошибся в цифрах? Нет, это невозможно».

Для очистки совести он нажал на ключ, и чудо свершилось. Рессора послушалась, и ключ без труда повернулся. Фейерверк противоречивых ощущений наполнил Тишо: пьянящая радость, любопытство, ужас… Неожиданно внутри блокгауза зажегся свет, в то время как дверь тяжело вращалась на петлях.

Склад был пуст, за исключением стеллажей из светлого дерева, на которые складывался товар. Лампочка, подвешенная к потолку, резко освещала голый бетон стен и пола.

Тишо был загипнотизирован маленькими черными футлярами, отдаленно напоминающими школьные пеналы. Прямоугольные коробочки высотой пять сантиметров, обшитые кожей, пахли клеем и клеенкой. Еще три шага, и он выиграл. Тишо сделал только два шага. Его остановил сильный удар в солнечное сплетение, как если бы его ударил невидимый гигант. Он схватился рукой за сердце. В нем что-то оборвалось.

Ничто не шелохнулось в пустой комнате. Он упал на бетонный пол. Он не слышал даже оглушительного звонка, певшего отходную всем его надеждам.

Профессор долго смотрел на тело, распростершееся у его ног, не произнося ни единого слова. Энгельберг был высоким, седым, прозрачные голубые глаза придавали его лицу моложавость. Позади него стояли два телохранителя, прибежавшие первыми на место происшествия. К профессору подошла высокая белокурая девушка в ночной сорочке и оперлась о его руку. Оба телохранителя косились на ее выточенные, как у скульптуры, формы. Ее глаза были более глубокого синего цвета, чем у отца, но они совершенно одинаково хмурили брови.

– Господи, что здесь происходит? – послышался со двора женский голос.

– Уведи отсюда свою мать, – сказал профессор, – это зрелище не для нее.

Девушка живо пошла навстречу матери. Голоса обеих женщин постепенно удалялись.

Энгельберг наконец вышел из оцепенения и сказал:

– Я ничего не понимаю. Я не понимаю, ни как этот человек сюда проник, ни как и почему он умер.

Оба молодца задумчиво качали головами. Коренастые и мускулистые, они казались маленькими рядом с профессором. Они выглядели очень смешно: поверх полосатой пижамы была надета кобура, а в руках держали автоматы.

– У него были документы? – спросил профессор.

– Нет, – ответил телохранитель постарше, которому на вид было около тридцати. – Никаких документов.

– Нужно немедленно позвонить в полицию, – распорядился профессор.

Телохранители в недоумении переглянулись. Энгельберг, прочитав их мысли, сказал:

– Я знаю, у нас будет масса неприятностей. Полицейские станут рыскать повсюду. Может быть, организаторы этого дела именно того и добиваются.

Он взглянул на труп.

– Однако делать нечего. У тебя есть предложение, Эрин?

– По-моему, – отозвался тот, что помоложе, – нужно просто убрать его за пределы участка. Пусть полиция сама разбирается.

Энгельберг покачал головой.

– В таком случае у нас будут очень крупные неприятности.

Аргумент профессора, казалось, не очень убедил Эрина. Повернувшись к своему товарищу, он добавил:

– Карл кое-что нашел в кармане…

Карл вынул из кармана пижамы клочок свернутой бумаги. Это был грязный обрывок страницы записной книжки, долгое время пролежавшей в кармане. На нем можно было еще прочесть ряд чисел.

Энгельберг стал читать их вслух и внезапно остановился.

Парни не спускали с него глаз. Наступила полная тишина, среди которой слышался лишь шелест листьев на ветвях огромного дуба, раскачиваемых ветром.

Все еще держа клочок бумаги в руке, профессор вымолвил:

– Ни слова об этом полиции.

Оба телохранителя вытянулись перед профессором, как солдаты перед генералом.

– Слушаемся, герр профессор, – сказал Карл, в голосе которого слышались почтение и испуг.

 

Глава 3

Расположившись напротив профессора Энгельберга, восседавшего за огромным министерским бюро, комиссар Зайдер чувствовал себя в положении ученика, плавающего перед своим экзаменатором. Это был иной мир. Весь облик Зайдера – рыжие волосы, помятый костюм, большие волосатые руки – говорил о его скромном происхождении. С его лица не сходила скептическая ухмылка, как бы означавшая: «Я не верю вашим басням. Вы теряете время».

Он не знал, какую лучше применить тактику по отношению к профессору. Комиссар начал с традиционных методов, которые ничего не дали. Профессор обращался с ним с подчеркнутой учтивостью, что еще больше озадачивало комиссара. Он понимал, что в этом проявлялось всего лишь типичное для каждого немца уважение к любому представителю власти.

Грубоватый швейцарский полицейский, он умел в случае необходимости вытрясти из своих клиентов все, что ему нужно. Однако к подчеркнуто церемонному и галантному, по крайней мере внешне, Энгельбергу он не знал, как подступиться.

– Я должен составить рапорт, – почти извиняясь сказал комиссар и добавил с хитрой улыбкой крестьянина: – Мне кажется, вам известно кое-что об этом деле.

– Я в полном вашем распоряжении, – подтвердил Энгельберг, прямо глядя на него своими честными голубыми глазами.

– Прежде всего я хотел бы узнать, отчего этот человек умер.

– Я не врач, – уклонился Энгельберг.

– Но вы можете иметь личное мнение.

– Да.

– Итак?

– Этот человек умер от страха.

– Простите?

– Это мое мнение, – ответил профессор. – Вы можете с ним не считаться. Последнее слово за патологоанатомом.

– Но ведь есть еще кое-что, – мягко подсказал Зайдер.

– Разумеется, у нас есть прибор, который можно было бы назвать электромагнитным кулаком.

– Что это?

– Ничего особенного, – успокоил его профессор. – Электромагнитные волны повышенной концентрации за счет волнового отражателя вызывают недомогание, которое может привести к потере сознания.

– Однако в данном случае…

– Наш электромагнитный кулак поразил человека, находившегося на грани сердечного приступа.

– А по какой причине? – поинтересовался комиссар.

– Дело в том, – объяснил Энгельберг, – что лихорадка вора напоминает азарт охотника. Она вызывает такие сильные эмоции, что не все могут им противостоять. Впрочем, психологию злоумышленников вы знаете лучше меня.

– Это был физически крепкий человек, даже владеющий акробатикой, – заметил Зайдер. – Его волнение можно было бы объяснить только тем, что ставка в игре была фантастически высокой… – Полицейский помолчал, а затем продолжал изменившимся голосом: – Между нами, герр профессор, что вы производите здесь такое интересное?

– Очки, мой дорогой герр комиссар. Зайдер недоверчиво улыбнулся.

– Спасибо за ценную информацию, – сказал он немного обиженно, – но это мне известно. Мне уже сообщили. Чтобы пролить свет на это дело, нужно знать, что вы производите на самом деле. Это поможет нам выйти на того, кто интересуется этим производством и соответственно…

– Не советую вам идти на поводу сплетен, – предостерег Энгельберг на этот раз с ноткой раздражения в голосе. – Даю вам честное слово, что я изготовляю только очки. Это могут подтвердить поставщики стекла, а также мои рабочие.

Он достал из ящика письменного стола стеклянный круглый образец и протянул его своему собеседнику, который тут же поднес его к своим глазам.

– Это стекло даже не выгнуто, – заметил комиссар. – Оно прозрачно, как кристалл, но плоское, как устрица.

– Действительно, но у меня есть также очки для близоруких.

– И на этом вы сколотили такое состояние?

– Все мое состояние сводится к нескольким миллионам дохода.

– Миллионам долларов, – уточнил швейцарец. – Если бы вы мне открыли вашу тайну, я бы тоже стал изготовлять очки.

– Мой секрет уже продан.

– Американцам?

– Я не могу вам ответить, но вы можете это выяснить своими собственными средствами.

Зайдер перешел к другому жгучему вопросу:

– Незнакомцу был известен код замка, – сказал он.

– Не вижу в этом ничего удивительного, – ответил профессор. – Шесть месяцев назад я уволил одного слишком любопытного рабочего. Его звали Хайландт.

– Слишком любопытного? – удивился комиссар.

– Да, он интересовался вещами, которые его не касались.

– Вы хотите сказать, что ваши рабочие сами не знают, что производят?

– Они знают то, что им необходимо знать для выполнения своей работы, – сухо отрезал ученый.

– Это основной принцип военной дисциплины, – заметил комиссар.

– Одним словом, этот рабочий мог шпионить за мной или за моим управляющим. Тренированные уши способны зафиксировать щелчок, производимый запором замка.

– Допустим, – сказал Зайдер, – что этот уволенный рабочий был соучастником нашего злоумышленника.

– Не исключено, – ответил профессор.

– Вы дадите мне сведения об этом Хайландте?

– Обратитесь к ответственному по кадрам, – сказал Энгельберг.

– У вас не так уж много народа для такого серьезного производства, – заметил Зайдер.

– В основном мы занимаемся сборкой, – пояснил профессор. – У меня двадцать два высококвалифицированных рабочих: двенадцать работают в электронном цехе и десять в сборочном. В исследованиях мне помогают шесть инженеров, четыре немца и два швейцарца. Исследовательская лаборатория отделена от цехов, она находится в другой части владения. Все мои люди в высшей степени удовлетворены условиями труда.

– Я знаю, – сказал комиссар, улыбнувшись. – Вы платите хорошо. Надежность покупают. Говорят, что вы отказались от очень выгодного заказа.

– Мои клиенты купили исключительное право на всю мою продукцию, – объяснил профессор. – Следовательно, я не могу брать другие заказы. Кроме того, я не продал права на использование моих патентов. Следовательно, я являюсь единственным изготовителем.

– Разве вам было бы невыгодно продавать всем?

– Я всегда выполняю обязательства, – отрезал профессор.

– А от кого вы получили предложение?

– Я их не знаю. Был анонимный звонок но телефону. Я отказался их принять.

– Они предлагали вам большую сумму?

– Разумеется.

– Они вам не угрожали?

– Еще бы!

Немного помолчав, полицейский заключил:

– В общем, привлеченный необоснованными слухами незнакомец свалился на вас с неба и умер от внезапного испуга.

– Поскольку больше ничего не известно, то это вполне допустимо, – согласился ученый.

– Вы не горите желанием помочь следствию? Нахмурив брови, профессор сухо ответил:

– У меня складывается впечатление, герр комиссар, что вы скорее расследуете мою деятельность, чем деятельность моего взломщика.

– Я расследую обстоятельства смерти человека, – так же сухо ответил полицейский.

Неожиданно его лицо осветилось улыбкой. На огромном овальном столе, заваленном бумагами и разноцветными папками, он заметил черный футляр. Его можно было открыть, нажав кнопку. Комиссар потянулся к нему.

– Вы прекрасно устроились, – сказал он, – эта вилла, утопающая в зелени…

Он напрасно пытался отвлечь внимание профессора от своего жеста, Энгельберг не сводил глаз с его руки. В его взгляде сквозила неприязнь – так смотрят на мерзкое насекомое. Зайдер положил руку на футляр.

– Вы позволите? – спросил он. – Это образец вашей продукции, не так ли?

– Это очки, – уточнил профессор.

– Можно взглянуть?

– Если вы мне не верите, то убедитесь в этом сами. Открывая футляр, руки Зайдера немного дрожали.

Щелкнула кнопка – и коробочка открылась. Внутри она была обита бархатом. Зайдер взял в руки черные очки в пластмассовой оправе с неестественно толстыми и плоскими стеклами.

В оправу были вмонтированы три крохотные трубочки из прозрачного вещества, располагавшиеся треугольником наверху стекол, с каждой стороны. Стекла были гораздо толще, чем на образце, который Энгельберг демонстрировал перед этим.

– Вы позволите? – снова спросил полицейский и, не дожидаясь ответа, надел очки.

Оправа прижимала очки вплотную к лицу. Зайдер оказался в полной темноте. Стекла были абсолютно непроницаемы. Он повернулся к свету, но и это не помогло. Затем он снял очки и убрал их в футляр.

– Ваши очки делают человека слепым.

– Это так, – согласился профессор.

– Вы на этом разбогатели? – спросил комиссар с иронией. – Вы покупаете нормальное стекло, красите его в черный цвет и продаете в тысячу раз дороже первоначальной цены.

– Разве это плохая идея? – ответил вопросом на вопрос Энгельберг. Его саркастический смешок еще долго звучал в ушах комиссара.

Злясь на Энгельберга и на себя самого, Зайдер направился к своему маленькому «фольксвагену», который он оставил в тени аллеи. Вся эта история с очками казалась неправдоподобной. Изготовитель очков! В конце аллеи, тщательно посыпанной красным песком, возвышались белые здания с трубами, из которых шел густой дым. Его зловонный запах доходил до аллеи.

Сбоку от крыльца, ведущего на шикарную виллу, стояли «кадиллак» профессора, «ягуар» его дочери и «опель-капитан» – управляющего. Энгельберги по крайней мере не скрывали своей роскоши. У них была также вилла на итальянской Ривьере и яхта еще более сногсшибательная, чем у Онассиса.

Уже собираясь уезжать, Зайдер вдруг оцепенел, и рука его повисла над рулем. Из-за бирючины вышло абсолютно обнаженное божественное создание, рассыпанные по плечам золотистые волосы переливались на солнце. Нет, она не была абсолютно голой. Он осознал это, когда она подходила к крыльцу. На ней было нечто вроде набедренной повязки, придерживаемой позолоченной цепочкой. Такая же цепочка удерживала два едва заметных кусочка ткани на груди.

Несмотря на то что комиссар был человеком современных взглядов, он нашел этот костюм чересчур смелым, да и назвать его так можно было лишь с определенной натяжкой. Он узнал дочь профессора, которая приветливо помахала ему рукой.

Через ее плечо было переброшено махровое полотенце, которое на самом деле оказалось платьем. Она надела его поверх купальника и с восхитительной раскованностью села за руль автомобиля.

У Зайдера еще больше ухудшилось настроение… «Этим людям плевать на нас. Но я докопаюсь. Одно я знаю наверняка – эти люди лгут, так как собаки знали вора».

Не успел он выехать за пределы владения Энгельберга, как его на бешеной скорости обогнал «ягуар». Волосы девушки развевались на ветру, как конская грива. Глядя на девушку, Зайдер не обратил внимания, что другая машина, стоявшая под откосом, тронулась в ту же секунду, что и «ягуар».

 

Глава 4

Улла Энгельберг поставила «ягуар» в паркинге гостиницы, огороженном белым барьером, как загон для скота. Она пересекла зал ресторана, затемненный и прохладный, где пили чай пожилые дамы, украшенные лентами и бантами. Улла прошла на террасу, выходившую на озеро, и сняла свою ризу. В этот момент рядом с «ягуаром» остановился «бьюик» и из него вышел невысокий широкоплечий мужчина. На нем был светло-голубой костюм и панама, украшенная разноцветной лентой в американском стиле. Проходя через зал, он снял головной убор, но тотчас же надел его, как только оказался на свежем воздухе.

Он сразу увидел на террасе столик, на котором Улла оставила свою одежду, и сел за столик рядом. Все остальные столики на террасе под оранжевыми и синими зонтиками были свободны.

Прежде чем войти в озеро, Улла надела на голову резиновую шапочку в форме каски, что подчеркивало ее сходство с валькирией.

Вода искрилась на солнце, и отсутствие ряби придавало ей вид ртутной поверхности, которую девушка рассекала мощным кролем. Чтобы следить за ее движениями, человек в панаме надел черные защитные очки.

Выйдя из воды, она направилась к своему столу решительным шагом гимнастки. Она сняла с головы шапочку, сделанную из материала, имитирующего рыбью чешую, и, откинув голову, тряхнула своей гривой. Она не стала вытираться, решив высохнуть на солнце.

– Вы плаваете как колесный пароход, вместо того чтобы грести как змея, – заметил ее сосед.

– А вы кто, технический советник? – бросила она холодно.

Под пристальным взглядом мужчины лицо ее изменилось, лоб разгладился, а упрямое выражение сменилось на капризное.

Уверенный в себе, сосед поднялся из-за стола и подсел к ней.

– Вы позволите? – спросил он, усевшись рядом. – Мне нужно с вами поговорить.

– О кроле?

– Вовсе нет. Меня зовут Судзуки.

– Мое имя вы знаете, так как вы ехали за мной от самой виллы.

Она посмотрела в лицо своего собеседника. Матовая кожа, выступающие скулы, волосы цвета воронова крыла, подстриженные кружком серебряные виски и взгляд прищуренных глаз, таивший лукавство и притягательность.

– Я друг вашего отца, – продолжал представляться Судзуки.

– Тем хуже, – ответила девушка. – Вы японец?

– Да. Но мать моя родом с Гавайских островов.

– Действительно, – согласилась Улла, – в вас какая-то удивительная смесь жестокости и мягкости.

– Вы догадываетесь, о чем я хочу с вами поговорить?

– Я бы предпочла поговорить о чем-нибудь другом… Она посмотрела на него искоса, и выражение ее лица стало еще более капризным. К ним подошла полная официантка и спросила по-французски, что они желают.

– Это очень неприятная история, – пожаловалась Улла. – Конец нашему покою. Отцу уже угрожали, и теперь я боюсь, как бы эти люди не привели свои угрозы в исполнение.

– Эти люди? – повторил японец. – Вам что-нибудь известно о них?

– Ничего.

– Они никогда не обращались к вам?

– Никогда!

Улла отвечала категорично.

– Но кто вы? – внезапно заволновалась она. – Вы не друг моего отца.

– Нет. Мне поручено обнаружить и обезвредить тех, кто интересуется работой вашего отца.

– Кто вам платит? Американцы?

Судзуки молча кивнул. Двое пожилых людей сели за столик, оставленный Судзуки. Японец предложил:

– Давайте перейдем в более спокойное место для беседы.

Улла не возражала.

– Поехали, – согласилась она.

Судзуки достал портмоне. Она остановила его.

– Оставьте, у меня здесь свой счет, так проще. Впрочем, у меня счета повсюду. Отец думает, что оплачивая их, он будет в курсе моего времяпрепровождения.

Девушка резко рассмеялась. Она снова надела свою ризу. На ее точеном теле платье сидело, как на античной скульптуре. Несколько молодых людей, только что севших за столик, провожали Уллу восхищенными взглядами.

– Садитесь в мою машину, – предложила Улла японцу, шагнув в дверцу «ягуара» с легкостью Дианы-охотницы.

Он сел возле нее, и, когда машина рванула с места, его тряхнуло и бросило вперед. Улла была босая и, нажимая на педаль, напрягала мышцы бедер. На повороте она не уменьшала, а увеличивала скорость, следуя тактике гонщиков.

Пролетев как метеор два километра, она остановилась перед виллой, окруженной садом. Выйдя из машины, она повела своего спутника в дом. На лужайке огромные покрытые мхом камни и умело разбросанные кустарники создавали иллюзию пространства. Вилла, отделанная с большим вкусом, была роскошна.

Вдруг из дома, словно ракета, вылетела и бросилась к Улле очаровательная девушка. Она была немного моложе Уллы и ниже ее ростом, но с более развитыми формами. Ее каштановые волосы были перехвачены зелеными бантами, зеленые глаза блестели и щеки горели румянцем. Обнимая Уллу, она повторяла:

– Улла, дорогая, какой приятный сюрприз!

– Сюрприз не такой уж и приятный, – возразила Улла, – так как я пришла с другом.

Японец согнулся на девяносто градусов, когда Улла произнесла его имя.

– Моя подруга Лиззи, – представила она. Судзуки улыбнулся.

– Мамы нет дома, – сказала Лиззи, когда ее гости наконец устроились. В салоне стоял разрисованный старый рояль.

– Давайте выпьем чаю, – предложила Лиззи.

– Немного позднее, – сказала Улла, – нам нужно поговорить.

– Понятно, – в голосе Лиззи звучала обида. – Я вас оставляю.

Она направилась к двери, крикнув с порога:

– Я буду следить за улицей и, если появится мама, постучу три раза, как обычно.

– Это не то, что ты думаешь, – возразила Улла. Но Лиззи уже хлопнула дверью. Улла засмеялась.

– Бедная Лиззи влюблена в меня. Поэтому готова оказать мне любую услугу. Но почему бы не сделать этого от чистого сердца? Вы слышали: как обычно! Девушки все такие, они нальют вам суп, но сначала в него плюнут.

Вульгарность Уллы коробила японца.

– Я вас шокирую, не правда ли? Вы, не моргнув глазом, разрежете женщину на куски, но никогда не скажете грубого слова.

– Почему вы так думаете? Я имею в виду расчленение.

– Я вижу по глазам. Я разбираюсь в мужчинах! Вы никогда не моргаете.

Без всякого предисловия Улла обхватила Судзуки за шею и повалила его на диван приемом дзюдо.

– Если Лиззи думает, что мы пришли для этого, то не будем ее разочаровывать, – прошептала она.

 

Глава 5

Улла оказалась достойным противником. Она обрушилась внезапно, как гроза среди ясного неба. С распущенными волосами, блуждающим взглядом, приоткрытым ртом и грудью, вздымающейся от прерывистого дыхания, она была еще красивее.

Сейчас, немного вспотевшая и с появившимися под глазами кругами, она постепенно приходила в себя. Она наклонилась, чтобы с благодарностью поцеловать своего партнера: жест, который никогда не обманывает и который не могут заменить никакие слова. Придя окончательно в себя, она поинтересовалась:

– Ну как моя техника? Мне еще не хватает гибкости? Японец улыбнулся, ничего не ответив.

– Я не буду ставить вас в затруднительное положение и спрашивать, что вы обо мне думаете, – продолжала она. – Все это от скуки. В Швейцарии скучно всем, кроме туристов. Я не настолько учена, чтобы заняться интересным делом, и слишком ленива, чтобы стать ученой.

– В общем, вас можно пожалеть.

– Это правда. К счастью, есть мужчины наподобие вас, которые могут время от времени вывести меня из ступора. Что касается швейцарцев, то они напрочь лишены воображения и практичны до тошноты.

Судзуки достал из кармана клочок бумаги, переданный ему Энгельбергом, и показал его девушке:

– Надо же, – сказала она, – мой номер телефона.

– Ваш личный номер, – уточнил японец.

– Где вы это нашли?

– Угадайте.

– Понятия не имею.

– В кармане злоумышленника, вчера ночью.

– Невероятно.

– Вы уверены, что не знаете этого человека?

– Вы не должны сомневаться в том, что я говорю… – рассердилась Улла.

– Я убежден, что вы его знаете, сами того не сознавая.

– Этого человека здесь не знает никто. Его фотография была напечатана вчера утром во всех газетах.

– Однако кое-кто его все-таки знал, – возразил Судзуки. – Хотя бы Макс, Мориц и Терри.

– Мои собаки! Они так прожорливы, что любой может их купить за кусок мяса. Кроме того, их приучили не лаять по пустякам. Они оказались настолько способными, что вообще перестали лаять.

– Они лают, когда на участке появляется незнакомый человек. Это подтверждают все. Следовательно, они знали этого человека, и притом благодаря вам, так как только вы выводите псов на прогулку за пределы территории.

Судзуки достал из кармана пиджака увеличенную фотографию, на которой был изображен мужчина в профиль. У него было открытое лицо с мягкими чертами. Улла задумчиво покачала головой.

– Никогда не встречала его до этой злополучной ночи, – сказала она.

– Мужчина лет сорока, атлетического сложения, мускулистый…

– Нет.

– Не забудьте, что он проявлял больший интерес к вашим собакам, чем к вам.

Девушка насупилась.

– Я уже три недели не выводила собак, – объяснила она.

Внезапно Улла вскрикнула:

– Погодите, погодите!

Она вырвала фото из рук японца и стала пристально в него всматриваться.

– Нет, – вздохнула она, – это невозможно.

– Что невозможно?

– Что это тот самый старик, добрый дедушка.

– Какой еще дедушка?

– Дедушка с бородкой, который ненавязчиво пытался за мной ухаживать в прошлом месяце. Каждый день я встречала его на своем пути. Он гулял с внуком, очаровательным мальчуганом. Мальчик дарил мне букетики полевых цветов. Я оценивала это как высший знак внимания.

– Полагаю, когда вы нюхали цветы, дед в это время кормил ваших собак.

– Действительно. Он давал им сосиски. Но это был седобородый старик, в толстых очках и с брюшком.

– Бороду можно наклеить и подкрасить, живот подложить, глаза спрятать за очками. Как он был одет?

– На нем была тирольская шапочка с кисточками, темно-серый костюм, желтые очки.

Пока Улла описывала портрет старика, японец дорисовывал эти детали карандашом на фотографии. Результат оказался столь потрясающим, что девушка даже воскликнула:

– Это он, никаких сомнений!

Если бы она знала, к каким драматическим последствиям приведут ее слова, она бы не произнесла их.

– Следовательно, – сказал японец, – если бы этому человеку операция удалась, то вы бы никогда не подумали, что он злоумышленник.

– Никогда!

– Теперь понятно, зачем ему понадобился ваш номер телефона. Он просто проверял, дома ли вы или ушли на прогулку. Вы имеете представление о том, где он живет?

– Никакого. Но мальчика знали в бакалейной лавке, где я ему как-то покупала конфеты.

– С этого я и начну свое расследование, – решил Судзуки вставая.

В этот момент в салоне появилась насупленная Лиззи. Она не ответила японцу, когда он с ней попрощался. Как только дверь за ним закрылась, она разрыдалась и бросилась на шею своей подруге.

– Ты чудовище, – выговаривала она ей сквозь икоту. – Ты хочешь, чтобы я умерла от огорчения.

– Ты бы гораздо меньше огорчалась, – ответила Улла, – если бы не подглядывала в замочную скважину.

 

Глава 6

В бакалейной лавке хорошо знали мальчугана, который приходил с мадемуазель Энгельберг. Но малыш называл дедушками всех мужчин с седой бородой.

Разыскиваемым мог быть один из проживавших на пансионе у его матери, вдовы Кранц, которая сдавала отдыхающим два этажа своего дома и бунгало в трех километрах от городка.

Из бакалейной лавки японец помчался к вдове Кранц, от которой узнал, что месье Тишо, любивший гулять с ее сыном, снял бунгало на три месяца. У него была очаровательная жена, которая почти никогда не выходила из дома. Она только что попрощалась с хозяйкой и расторгла договор, так как месье Тишо вынужден был срочно поехать в Берн для неотложной хирургической операции.

Судзуки застал госпожу Тишо за укладыванием чемоданов. Это был тип женщины, о которых принято говорить, что они еще молоды, хотя подразумевалось, что это не так. Она была похожа на итальянку: двойной подбородок и широкие бедра. Под глазами, которые смотрели недружелюбно, синие круги.

Неожиданное появление человека не удивило ее. Взглянув неприветливо на Судзуки, она проворчала:

– Чтобы снять бунгало, обращайтесь к мадам Кранц.

– Я пришел к вам, мадам Тишо.

– По какому делу?

– Вы это прекрасно знаете.

Судзуки подошел к креслам, покрытым выцветшими чехлами. Женщина смерила его враждебным взглядом и отвела глаза.

– Мне ничего не известно, – сказала она сварливым тоном. – Чего вы хотите?

Японец молча положил на стол фотографию, на которой он подрисовал тирольскую шапочку и седую бороду. Женщина бегло взглянула на нее, на ее лице отразился испуг.

– Это он, не правда ли? – мягко спросил японец.

– Я не знаю, что вы хотите этим сказать, – с раздражением ответила она.

Неожиданно она взяла снимок обеими руками и прижала его к груди.

– Они убили его, – закричала она и разразилась рыданиями.

После этого она закрыла глаза и впала в прострацию.

– Присядьте, мадам, – предложил японец, – и поговорим о вашем муже.

– Теперь не о чем говорить, – возразила она. – Это преступление не принесет счастья Энгельбергам. Эти бандиты, проклятые нацисты, продолжают здесь свое грязное дело. Наступит день, и я все скажу, поверьте мне.

Японец тщетно пытался остановить поток проклятий.

– Вы ошибаетесь, мадам, – наконец вставил он не повышая голоса. – Господин Энгельберг – мирный человек.

– Мирный! Человек, которого охраняют днем и ночью телохранители и собаки. Укрылся в крепости и убивает каждого, кто осмеливается приблизиться. А его рабочие! Вы пытались с ними разговаривать? Ни один из них не решится сказать, какую ему поручили работу. Они живут в страхе! А его дочь? Дочь Энгельберга… Вы знаете эту ведьму? Вся ее жизнь – это сплошные оргии и скандалы. Она позорит страну, но на это закрывают глаза, так как эти люди сорят деньгами. Каждому хочется иметь свой кусок пирога.

Судзуки не стал говорить, что то же можно сказать о Тишо.

– Теперь со всем этим покончено, – продолжала разглагольствовать вдова. – Ни у кого нет права убивать бедных людей.

– Вы правы, мадам, – поддержал Судзуки. – Не расстраивайтесь. Мне бы хотелось поговорить с вами спокойно.

Он обхватил женщину за плечи и силой усадил ее. Она высморкалась, посопела и немного успокоилась.

– Истинно виновные в смерти вашего мужа – вовсе не Энгельберги, а те, кто втянул его в эту авантюру, – объяснил Судзуки. – Они знали, что он идет на смертельный риск. Обманув вашего мужа, они заманили его и купили. Они поручили ему самое трудное и неблагодарное дело. В случае успеха они могли приобрести все. В случае же неудачи ваш муж должен был умереть, что и произошло. Вы обязаны разоблачить этих бандитов. Только так вы сможете отомстить за смерть Тишо.

Последние слова Судзуки произнес с неожиданной горячностью.

Женщина вытирала слезы.

– Бедный Густав! – бормотала она. – Ему никогда не везло. Дело в том, что он был наполовину немец, а наполовину поляк. В этом мире надо быть чем-то одним, а не фифти-фифти, – продолжала мадам Тишо. – Немцы не доверяли его польской половине, а поляки – немецкой. В конце концов он уехал в Берлин и стал работать в цирке. Он исколесил всю Европу. Мы познакомились с ним два года назад в Милане.

Она высморкалась и продолжала:

– Густав уже был не молод для работы в цирке. Он искал другую работу, но ничего не мог найти до того дня, пока не встретил Бекмана.

– Это Бекман посоветовал вам приехать сюда? – спросил японец.

Она кивнула.

– Вы поддерживаете связь с Бекманом?

Она ничего не ответила и тупо посмотрела на японца.

– Вы слышали мой вопрос? – настаивал он.

Она по-прежнему молчала. Лицо ее снова стало замкнутым.

– Я сам отвечу, – резко начал Судзуки. – Бекман приказал вам молчать. Он боялся, что полиция выйдет на вас, потому вас не было даже на похоронах мужа.

При последних словах женщина сжала зубы.

– В обмен на это, – продолжал Судзуки, – Бекман предложил вам часть тех денег, которые должен был получить ваш муж. Так?

– Приблизительно так, – призналась она.

– Насчет денег не беспокойтесь, я вам дам, сколько будет нужно. Я не из полиции. Я работаю на американцев.

При упоминании о деньгах влажные глаза вдовы заблестели.

– Вы получите деньги от Бекмана и большую премию от меня, – пообещал японец, – если поможете мне. Я прошу вас только помочь мне схватить бандитов, отправивших Тишо на смерть. Скажите, когда вы должны встретиться с Бекманом?

– На днях. В десять часов вечера.

– Здесь?

– Да.

– Вы уверены, что Бекман придет сюда сам?

– Да.

– Почему?

– У меня находятся половинки банкнотов на значительную сумму. Бекман хочет, чтобы я ему их вернула. В обмен он даст мне несколько целых банкнотов, в которых я очень нуждаюсь.

Наступило молчание.

– Бекман придет сегодня вечером? – спросил Судзуки. – Ваши чемоданы уложены. Самое лучшее для Бекмана – чтобы вы отсюда исчезли как можно скорее. Это была его идея вызвать сюда «скорую помощь» и объяснить всем, что вашего мужа отвезли в Берн? Соседи, конечно, поверили.

Женщина кивнула.

– До вечера, до десяти, – сказал японец, вставая. – И никому ни слова обо мне, тогда ваш муж будет отмщен.

Пятясь и сгибаясь на девяносто градусов, Судзуки шел к двери.

Мадам Тишо подождала, когда он выйдет из сада на дорогу, чтобы снять телефонную трубку.

 

Глава 7

Было девять часов, когда Судзуки отправился на штурм крутого холма, на вершине которого стояло бунгало вдовы Кранц, снятое Тишо. Было бы намного проще подойти к дому со стороны дороги, но внутренний голос призвал Судзуки к осторожности.

Мрак быстро сгущался. Легкий туман поднимался из долины Рона и белой вуалью цеплялся за ели.

Японец медленно пробирался в темноте, идя на свет, просачивающийся сквозь густую листву. Абсолютная тишина лишь изредка нарушалась проезжающими по дороге машинами.

Пройдя сквозь деревья, японец долгое время наблюдал за домом, не подававшим никаких признаков жизни. Он сделал еще несколько шагов, перегнулся через забор и, согнувшись пополам, стал медленно продвигаться по аллее, окаймленной густым кустарником.

Подойдя к дому на достаточно близкое расстояние, чтобы заглянуть во внутрь, он увидел в окне вдову, которая с волнением смотрела на дорогу. Во всем бунгало горела одна-единственная лампа – в ее комнате.

Не разгибаясь, Судзуки направился к кухне, приоткрытое окно которой было на щеколде. У него ушло две минуты, чтобы ее отомкнуть. Он тихо растворил окно и перепрыгнул через раковину. Его туфли на каучуковой подошве бесшумно двигались по плиточному полу. Прежде чем выйти в небольшой холл, прилегающий к салону, он вынул свой херсталь.

Когда резким движением он открыл дверь салона, мадам Тишо вскрикнула.

– Вы нервничаете? – поинтересовался он, не пряча своего оружия.

От испуга и оцепенения она потеряла дар речи. Появление призрака напугало бы ее гораздо меньше.

– Это я, – успокоил ее японец. Он запер дверь салона на ключ.

– Бекман не сможет войти, – заметила вдова, приходя в себя.

– Если он воспитанный человек, он постучит, – отрезал Судзуки.

Он должен был следить за двумя окнами салона, а также за дверью, выходившей в смежную комнату. Вдова Тишо не могла найти себе места от внезапно овладевшего ею возбуждения, которое она тщетно пыталась скрыть.

– Вы пришли раньше времени.

– Так получилось, – уклончиво ответил японец.

– Бекман появится только в десять часов.

– Ничего, подождем его вместе.

Судзуки сунул херсталь в карман пиджака и сел между окнами. Для большей безопасности он придвинул свой стул к стене, укрывшись за шифоньером из красного дерева.

От волнения хозяйка ходила взад-вперед по ковру, протертому до ниток.

– Я не слышала, как вы вошли в дом, – сказала она ему с упреком.

– Это следствие моей врожденной деликатности, – ответил японец, глядя ей прямо в глаза.

Причесанная и затянутая в черный костюм с короткой юбкой, она казалась значительно моложе, чем при первом знакомстве. Неожиданно она резко распахнула дверь в смежную комнату. Почти одновременно раздались два выстрела, и человек, вышедший из темной комнаты, рухнул на порог. Судзуки не двинулся со своего стула; его пистолет еще дымился…

Пуля, предназначенная для него, застряла в стене над его головой, засыпав его черные и блестящие волосы строительным мусором.

Мадам Тишо, не отрываясь, смотрела на человека с пистолетом в руке, распростертого у ее ног и уткнувшегося носом в ковер.

Ее лицо выражало теперь ликование.

– Это не Бекман? – спросил японец. Она презрительно пожала плечами.

– Конечно, нет.

– А кто?

Она не ответила.

– Действительно, с представлением вы опоздали, – согласился японец.

Судзуки задыхался от ярости, но острил. Из-за этой дряни его чуть было не застигли врасплох.

Сейчас не время было обследовать труп, еще всякое могло случиться. Тем не менее интуиция подсказала ему, что мужчина, которого он только что убил, был не столько его жертвой, сколько вдовы Тишо.

Если бы она открыла дверь, заранее договорившись с убийцей, тот выстрелил бы первым. Однако дуэль закончилась не в его пользу.

В какую же странную и кровавую двойную игру ввязалась вдова Тишо? Однако он не успел ее об этом спросить.

– Меня не очень трогает эта смерть, – цинично признала она.

– Вы полагаете, что следующим буду я?

– Если не следующим, то третьим. В любом случае вам крышка. Вы говорите, что Бекман виновен в смерти Тишо, а Бекман мне говорит, что виновны люди Энгельберга. Мне все равно. Вы сдохнете все. Ни один не выйдет отсюда живым.

Японец скептически улыбнулся:

– Представьте себе, что я предпринял некоторые меры предосторожности.

– Я тоже. Я сказала Бекману, что вас будет много.

– Я это предусмотрел, – ответил японец.

– И я тоже, представьте себе, – сказала женщина, копируя надменный тон и хриплый голос японца.

– Другими словами, будут состязания.

– Никто отсюда не выйдет живым.

Женщину охватило исступление, словно сладковатый запах крови, распространившийся по комнате, пробудил в ней звериный инстинкт.

– Густав будет отмщен, и вы ничего не сможете сделать против меня.

Ее слова были прерваны резкой автоматной очередью, и в ту же секунду окно, перед которым она стояла, разлетелось вдребезги.

Чудом не задетая пулей, она бросилась на пол, в то время как японец ползком удалялся от шкафа, послужившего ему укрытием.

Шкаф раскачивался под градом пуль взад-вперед, и казалось, что сейчас завалится, когда стрельба неожиданно прервалась.

Последовало продолжительное затишье.

Судзуки знал, что он окружен. Его пропустили в ловушку, но выйти из нее ему не дадут. Но он также знал, что и те, кто окружили его, в свою очередь окружены.

Именно на этот адский круг возлагала вдова свои надежды, в достаточной степени обоснованные. Она устроила мясорубку, из которой никто не выскочит.

Японец прополз под стулом и выстрелил в единственную лампочку, освещавшую бунгало.

Раздался сухой треск, и все погрузилось во мрак.

В последнюю секунду японец успел отметить исчезновение вдовы Тишо и оружия убитого. Женщина укрылась с автоматическим пистолетом в соседней комнате, и это не предвещало ничего хорошего.

Судзуки бросился за ней. Он услышал, что дверь комнаты тихо захлопнулась, и это еще больше усилило его опасение. Его глаза уже почти свыклись с темнотой.

В голубом свете луны он начинал различать предметы. Внезапно он увидел полоску света из-под двери комнаты: свет то зажигался, то гаснул. Это повторялось трижды, и затем все снова погрузилось во мрак.

Заинтригованный этими сигналами, Судзуки приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Увиденный им спектакль не был для него полной неожиданностью.

Вдова заманивала в ловушку своих соучастников, чтобы ускорить кровавую бойню. Ее пышный силуэт вырисовывался в оконной раме. Рядом с ней лежал пистолет. Мадам Тишо хотела не только руководить операцией, но и принять в ней деятельное участие.

Лунный свет помог ей различить несколько передвигающихся по саду теней. Она взяла в руки пистолет и медленно наводила его на выбранную жертву.

– Один ваш выстрел, – прохрипел японец, – и вы можете проститься с жизнью.

Она вздрогнула и отскочила от окна, растворившись во мраке комнаты.

– Бросьте оружие, – приказал Судзуки.

Тяжелый металлический предмет упал на пол. Японец зажег свой электрический фонарик, чтобы взять оружие. Не успел желтый пучок света осветить комнату, как раздался сухой выстрел, а следом за ним другой.

Послышался пронзительный крик, и вдова Тишо рухнула на пол. Судзуки осветил фонариком пол и заметил предмет, брошенный вдовой, чтобы ввести его в заблуждение. Это была съемная ручка шторы. Он подошел к женщине и подобрал оружие, которое она выронила при падении.

– Для пользования пистолетом одного желания недостаточно, – заметил он.

Она сжимала зубы и корчилась на полу. Левой рукой она пыталась остановить поток крови, хлеставший из ее правого плеча.

– Я вас предупреждал, – сказал японец, погасив фонарик. – Я советую вам выйти и сдаться полиции.

В тот же момент тишину ночи разорвал оглушительный голос из рупора:

– Вы окружены полицией. Немедленно сдавайтесь. Положите руки на голову и выходите на дорогу. В вашем распоряжении три минуты, потом будет поздно.

Японец припал к окну: два силуэта, крадучись, пробирались к дому вместо того, чтобы идти к дороге. Судзуки быстро выбежал из комнаты и перешел к окну салона, выходившему на заднюю сторону. Здесь он также увидел тени, прошмыгнувшие к дому. Тактика бандитов была ясна: они собирались окопаться внутри бунгало.

К ужасу и удивлению Судзуки, этот маневр осуществлялся без малейшего сомнения или опасения. Единственное объяснение, которое Судзуки находил, это – вдова, заманившая их для сведения счетов.

Условным сигналом она дала им понять, что путь свободен. Судзуки не мог этого допустить. Со своей стороны бандиты не могли допустить, чтобы их атаковали с тыла. Все были загнаны в угол.

Укрывшемуся в тени Судзуки с пальцем на курке ничего не оставалось, как дать сигнал к бою. На бледном прямоугольнике, отраженном на ковре лунным светом, появилась тень и стала расти.

 

Глава 8

Спрятавшись за стулом, Судзуки не шелохнулся, когда окно вдребезги разбилось и на подоконнике возник силуэт человека. В ту же самую секунду пуля, посланная Судзуки, сразила его. Он замертво свалился на ковер, поглотивший звук от падения автоматического пистолета.

Японец тотчас же схватил оружие и устремился к двери салона, которую он раньше закрыл на ключ. Он первым открыл огонь, чтобы перекрыть доступ к дому. Автомат оглушительно застрочил. Судзуки услышал, как кто-то бежит по саду. Противник понял. Тяжелые шаги удалялись в направлении деревьев. Японец выполнил свою миссию и загнал бандитов в иллюзорное убежище среди деревьев, не дав им превратить бунгало в Форт-Шаброль.

Убедившись, что холл опустел, японец вернулся в салон и заглянул в комнату, где царила полная тишина.

– Мадам Тишо, – позвал он вполголоса, – вы где? Ответа не было. Ночной ветер раскачивал открытую раму окна. Глаза японца искали в темноте. Опасаясь непредсказуемости вдовы, он остерегался зажечь свой фонарик, чтобы осветить комнату. Внезапно белый луч прожектора прорезал сад. Этого краткого мига было достаточно, чтобы увидеть жуткую картину.

Вдова Тишо лежала распростертой на полу возле кровати, со скрещенными на груди руками. Глаза ее вылезли из орбит, распухший фиолетового оттенка язык торчал из открытого рта. Судзуки подошел к трупу и направил фонарь на лицо убитой. На шее были видны страшные синеватые подтеки, оставленные руками душителя.

Бекман доказал, что у него хорошая реакция. Судзуки был потрясен дерзостью и быстротой этой расправы – все произошло за две минуты, пока его не было в комнате. Ночная тишина снова была нарушена громкоговорителем. Перекрещенные лучи двух прожекторов резко осветили сад.

– Вы окружены, – повторил металлический голос, – сдавайтесь!

Судзуки вылез из окна и направился к соснам. Он лег на траву, выставив автомат. Вокруг – угрожающая тишина. Ни один из бандитов не сдался. Послышался гул мотора. Машина с потухшими фарами ехала вдоль сада. Японец увидел силуэт погашенного прожектора, спускавшегося по склону и вскоре скрывшегося из виду. Что-то замышлялось.

– Последнее предупреждение, – грянул голос из репродуктора.

Где-то внизу снова мелькнул луч прожектора. Судзуки видел только его отражение. Затем он увидел оторвавшийся от сосен силуэт с поднятыми руками. Сдававшийся успел сделать только несколько шагов, сраженный выстрелом.

Театр теней потерял еще одного актера.

Судзуки понял, что стреляли сзади, из-за деревьев, а не со стороны полиции. В следующую секунду автоматная очередь погасила прожектор, и в кромешной тьме началась беспорядочная перестрелка, сопровождаемая криками и беготней.

Не разгибаясь, японец пополз к раненому. Он двигался на хрип умирающего, который лежал, уткнувшись носом в траву, тщетно пытаясь перевернуться. Японец взял его за плечи и, поддерживая ему голову, перевернул на спину. Раненый прохрипел:

– Стреляли в спину… Это Вилли. Силы его иссякли… Он уронил голову.

В тот же момент началась перестрелка со стороны деревьев. Японец приготовил автомат. Никого не было видно. Слышались только шаги со стороны, противоположной бунгало.

Раздалась автоматная очередь, и снова наступила тишина, затем послышался гул резко тронувшейся машины. Секунду спустя затрещал мотор, и Судзуки понял, что началась погоня.

 

Глава 9

На следующее утро пресса охарактеризовала инцидент как банальное столкновение между полицией и гангстерами, во время которого инспектор Вилмут погиб при исполнении служебных обязанностей. Газеты писали: «Во время проведения операции был убит полицейский, отец двоих детей, четырнадцати и семнадцати лет. Трое других полицейских получили ранения. Было убито также четверо бандитов и двое ранены».

Вдова Тишо не попала в списки, приведенные газетами, что, впрочем, не удивило Судзуки. Совершенно очевидно, что власти скрывали какую-либо связь между делом Энгельберга и операцией Бекмана. Простое сопоставление фактов могло привести к непредсказуемым последствиям.

Когда в девять часов утра Судзуки появился в кабинете комиссара Зайдера, чтобы обсудить случившееся, он увидел последнего подавленным, состарившимся лет на десять, абсолютно неспособным взять себя в руки.

– Как чувствуют себя раненые? – поинтересовался японец.

– Плохо! Очень плохо! Есть опасения, что один из них не дотянет до вечера. Но дело не в этом! – Он спохватился и поправился: – Я хочу сказать, что есть кое-что другое: это дело намного серьезнее, чем перестрелка в злополучной ночи. – Немного помолчав, он продолжал: – Жена бедняги Вилмута не собирается это так оставлять, – он вздохнул. Таковы издержки профессии.

– Есть какие-нибудь новости с того момента, как мы не виделись? – спросил японец.

Зайдер с грустью посмотрел на него:

– Вы читали газеты? Бекман убит.

– Он что-нибудь сказал?

– Да. Это вселяет в меня надежду.

– А Вилли?

– О нем ничего не известно. Его след потерян. Снова наступило молчание.

– Только не говорите, – начал Зайдер, – что операция была плохо подготовлена полицией.

– Я далек от этой мысли.

– Дело в том, что мы столкнулись с очень странным случаем. Мы оказались перед лицом совершенно нового и непонятного явления.

– Нового – да, – согласился Судзуки. – Непонятного – нет.

– Как же! – внезапно оживился Зайдер. – Вы не считаете, что все это не лезет ни в какие ворота? Где и когда вы видели, чтобы бандиты решили помериться силой с полицией? Они же спровоцировали нас и совершенно непонятно для чего. Чего они добились? Они знали, что нас будет много и мы будем вооружены. И все-таки пришли. Вдова Тишо прекрасно все устроила, надо отдать ей должное. Вы можете дать этому объяснение?

– Я могу сказать только то, что вы боитесь услышать, – ответил Судзуки. – Эта бойня действительно не имеет аналогов. Объяснение может быть только одно – террористический акт.

– В таком случае, он направлен против полиции.

– Несомненно, – подтвердил Судзуки. – После предупреждения мадам Тишо Бекману следовало скрыться. Вместо этого он мобилизовал диверсионную группу, которая пошла на стычку с полицией с единственной целью: отбить у полиции на будущее охоту вмешиваться в подобные дела.

– Террористические акты всегда кем-то оплачиваются, – заметил Зайдер. – Инспекторы и полицейские – это не Джеймсы Бонды. Это смелые, но плохооплачиваемые люди, которые с трудом сводят концы с концами. Они не хотят погибать, защищая какой-то чертов секрет производства, на котором наживается горстка капиталистов. Урок, преподанный прошлой ночью, будет усвоен всеми полицейскими. И все предосторожности, предпринятые наверху для сокрытия истины, окажутся тщетными.

Японец прервал полицейского:

– Что удалось вытрясти из трех арестованных бандитов?

– Двое находятся в госпитале в тяжелом состоянии, – ответил Зайдер. – Третьему мало что известно. Это рецидивист, которого называют Вилли. Это все, что мы узнали, то есть почти ничего. Один из них – алжирец, разыскиваемый французской полицией, другой – наемный убийца, разыскиваемый итальянской полицией, третий – бывший легионер, приговоренный к смерти заочно. Все они утверждают, что никогда не видели Бекмана и даже не слышали о нем.

– Тем не менее, – сказал японец, – все это проливает свет на ситуацию. Мы столкнулись с организацией, которая использует рецидивистов для борьбы с полицией. Этим людям нечего терять, но им ничего не известно о самой организации. Вилли руководит, по-видимому, диверсионной группой.

– А Бекман?

– Бекман – это нечто совершенно другого рода. На мой взгляд, он не входил ни в одну ударную группу. Ему было поручено дело Энгельберга. Он провалился и старался сократить потери… Я имею в виду неудавшуюся попытку купить молчание вдовы Тишо. Она предупредила его о моем визите, и после этого было принято решение устроить столкновение с полицией.

– То есть это решение было принято общим шефом Бекмана и Вилли?

– Да, это единственная гипотеза, которую мы сейчас можем выдвинуть, – согласился японец. – Но ведь вы сказали, что Бекман пойман?

– Еще один вопрос, – тон Зайдера, к удивлению Судзуки, стал очень сухим. – Ваша гипотеза логична, этот Вилли действительно одержимый. Это он стрелял в спину Бекмана, когда тот хотел сдаться. Он убил инспектора Вилмута и ранил двух полицейских, пытавшихся его схватить. Настоящий головорез! Он задушил вдову Тишо, когда вы находились в бунгало. У меня возникает вопрос, и не у меня одного. – Он умолк и посмотрел прямо в глаза своему собеседнику. – Вы наверняка уже догадались, о чем я хочу вас спросить. И пожалуйста, не говорите мне, что ваша легендарная проницательность на этот раз отказывается вам служить. – Он говорил с иронией, холодно глядя на Судзуки.

– Вам любопытно, как я уцелел? – спокойно спросил японец.

– Черт побери! Вы были в осином гнезде. Вилли удушил мадам Тишо, можно сказать, у вас на глазах.

– Меня тоже это мучает, – признал японец.

– Можно поинтересоваться, как вы это объясняете?

– Я был вооружен, а эта дама нет.

– Вы убили человека, который спрятался в доме, поджидая вас, и вы утверждаете, что сделали это, застав его врасплох…

– По идее, сюрприз предназначался для меня. Но, как я вам уже сказал, мадам Тишо вмешалась, чтобы спутать карты.

– Действительно, вы мне это сказали. Однако не кажется ли вам подозрительным, что вас почему-то пощадили?

– Что вы хотите этим сказать?

– Складывается впечатление, что все эти бандиты кем-то были предупреждены, чтобы вы остались невредимы.

– Это странная гипотеза, но исключить ее полностью нельзя, – согласился японец.

– Это не гипотеза, – поправил Зайдер, – это утверждение. Допрошенный мной бандит прямо сказал об этом. Вилли дал приказ не стрелять в вас.

– Очень любопытно, – признал японец.

– И тем более любопытно, что вас-то и следовало убить в первую очередь, так как именно вы устроили им западню.

Судзуки выдержал взгляд полицейского, который в конце концов отвел глаза.

– Все это логично, – заметил японец. – Мы столкнулись с организацией, которая устраивает террористический акт против полиции. Но ведь я не представляю полицию.

– Нет, но вы помогаете полиции. Вы установили личность Тишо, и вы разоблачили Бекмана.

– Кстати, что сказал вам Бекман перед смертью?

– Он указал нам место, где обычно встречался с руководителем организации. Это все. Больше ничего. Он был обессилен. Ему сделали переливание крови. Пуля задела ему легкое, ее пытались извлечь, но во время операции он умер.

Они помолчали. Теперь дело Бекмана прояснилось для Судзуки: полный провал, проигранная схватка, терроризированная полиция, сомнительные сведения.

– На этот раз последнее слово будет за нами, – убежденно заявил Зайдер. – Мы затянем петлю на шее самого главного.

– Я не разделяю вашей уверенности, – прошептал японец.

– Главному не известно, что Бекман перед смертью успел кое-что сказать, – ответил комиссар. – В газетах писалось, что Бекман умер на месте. Какие же у него могут быть сомнения? Вилли именно потому и убил Бекмана, что тому было известно нечто представляющее для нас интерес. Теперь мы это знаем, но шефу об этом не известно. Это наш козырь и единственный шанс. Что вы об этом думаете?

– Надо попытаться, – ответил Судзуки. – Пытаться нужно всегда. Но я смотрю на это скептически.

– Почему?

– Это слишком гладко, чтобы быть правдой.

– Но я рассчитываю на вас, – сказал Зайдер.

– Я в этом не сомневался, – улыбнулся японец.

– Потому что они вас берегут?

– Им нужно, чтобы именно я забрался в волчье логово.

– Это логично, но почему вы говорите о волчьем логове, если считаете, что волк не покажется?

– Бекман видел волка? – спросил Судзуки.

– Нет, – ответил комиссар. – Он разговаривал с ним через занавес. Бекман никогда не видел его лица. Меня бы больше удивило обратное.

– Это все, что сказал вам Бекман?

– Все.

– А где они встречались?

– В горах. В уединенном месте неподалеку от итальянской границы. В одиноком доме.

 

Глава 10

Расположенный на склоне горы дом ничем не напоминал игрушечные домики, спланированные архитекторами новой школы для ублажения туристов. Здесь не было ни зеленых ставень с изображением сердца, пронзенного стрелой, ни красных черепиц, ни балконов, выступающих под навесом кровли.

Место встреч, названное Бекманом, представляло собой типичное для этого района строение: большой деревянный ящик с наложенными друг на друга досками и с кровлей из толстого черного шифера. За исключением покрашенных в белый цвет оконных рам, дом потемнел от времени и непогоды. Дом стоял на сваях, поддерживаемых белыми булыжниками, и производил впечатление чего-то непрочного. Из распложенных на фасаде двух лестниц в форме буквы V одна вела в жилое помещение, а другая – в крытое гумно.

Домик у подножия гигантской горы можно было сравнить с мышью, зажатой между львиными лапами, и трудно было сказать, что вызывало большее восхищение: доверчивость мыши или милосердие хищника.

Над домом, зацепившись за каменные откосы склона, повисли снежные проталины, издали напоминающие сохнущие простыни. Бесконечные ряды сосен с торчащими ветвями задыхались от наступления горных вершин, башни и бойницы которых терялись в облаках. Над долиной высились скалы. Этот пейзаж был очень далек от трех изображений ласковой природы, которые были наклеены на крышках коробок для сыра.

Ночью таможенная служба заняла стратегические пункты, прикрывающие доступ к ущельям и горным хребтам. Жандармерия охраняла деревню и долину. Два военных вертолета находились в полной готовности. Тяжелый пулемет был установлен на позиции в убежище, затерянном среди снегов. Здесь ожидали приказов капрал и четверо солдат.

Ровно в семь часов Судзуки сел в машину бакалейщика, снабжавшего продовольствием отдаленные населенные пункты. Бакалейщик был лысым горцем с обветренным лицом, которому не дашь его шестидесяти лет. Он прекрасно знал дорогу вплоть до мельчайших выбоин.

– Вот уже сорок лет как я развожу продукты, – сказал он японцу. – Конечно, я не всегда ездил на машине, раньше у меня был только мул.

Несмотря на груз, малолитражка, петляя, карабкалась с легкостью лани.

– Вы с кем-то договорились о свидании в доме? – спросил бакалейщик. – В противном случае там никого не будет.

– Прежде чем говорить о цене, – ответил уклончиво японец, – мне бы хотелось взглянуть на дом.

– Это маленькая ферма, выкупленная отдыхающими, – объяснил торговец. – Она благоустроена, но неудачно расположена. Люди приезжают сюда по пятницам. Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что купившие этот барак просто выкинули деньги на ветер. Странные люди, честное слово. Я вам скажу одну вещь, которая вас очень удивит: я знаю здесь всех и каждого, но я ни разу еще не видел владельца.

– Меня это нисколько не удивляет, – возразил японец.

Машина долго ехала по краю пропасти. Водитель был настолько уверен в себе, что временами отпускал руль. Машина незаметно набирала высоту. Деревня лежала теперь далеко внизу и казалась крохотной в утреннем тумане, напоминая деревушки из сказок, в которые спускались с гор дети-гиганты и забавлялись тем, что приподнимали крыши домов и заглядывали внутрь.

– Если я вас правильно понял, – сказал японец, – посетители этого дома не являются вашими клиентами. Вы знаете кого-нибудь из них?

– Да, раз в неделю кто-нибудь из них спускается в деревню…

Описанные бакалейщиком двое мужчин были похожи на Бекмана и Вилли.

Это подтверждало предположение Судзуки.

– Зачастую они дожидались наступления ночи, чтобы подняться туда, – неожиданно уточнил бакалейщик.

– То есть? – спросил Судзуки, заинтригованный.

– Они ждут, когда приедет владелец.

– Им видно, когда он приезжает?

– Не думаю.

В глубине души водитель был недоволен тем, что знал так мало. Его самолюбие было уязвлено, так как ему хотелось быть в курсе всего, что здесь происходило.

– Посетители отправляются после того, как в доме зажигается свет. Иногда свет так и не загорается, и тогда они уезжают, не поднимаясь в дом.

– Действительно, это весьма странно, – заметил Судзуки.

– Некоторые утверждают, что владелец спускается с гор, – пояснил торговец. – Должно быть, он живет где-то по другую сторону горы.

– В Италии?

– Кое-кто так думает.

Дальнейший разговор был полон недомолвок: кто говорит граница, подразумевает торговлю контрабандой.

– Я остановлю здесь, – сказал бакалейщик. – Матильда II выше не поднимается.

– Матильда II? – удивился Судзуки. – Это ваша вторая машина?

– Нет, первая. Матильдой I был мой мул, самка. В нашей семье по традиции всех женщин называют Матильдами.

Судзуки вышел из машины, не пытаясь разгадать связь между мулом и автомобилем. Бакалейщик решительно отказался взять деньги за оказанную им услугу.

– Желаю удачи, – крикнул он, пустив галопом Матильду II по козьей тропе.

Подняв голову, Судзуки увидел крышу дома, вырисовывающуюся на лазурном фоне. Каменный фундамент был поднят на сваях. Настоящее орлиное гнездо. Чтобы добраться до него, нужно было подняться по дороге, выдолбленной в скале, а затем по высеченным ступенькам лестницы.

Поднявшийся наверх попадал на террасу, свисавшую над долиной с серебряными соснами, которые, казалось, были нарисованы детской рукой.

Вблизи дом был вполне приличным. От двери по обе стороны расходились деревянные лестницы. В двери, служившей главным входом, а раньше, по-видимому, входом в загон для коз, было вырублено оконце, занавешенное легкой и пыльной шторой.

По мере того как Судзуки поднимался по тонким ступеням, у него все больше кружилась голова. Он ощущал необыкновенную легкость, как птица, готовая взлететь. От внезапного сильного порыва ветра он едва не потерял равновесие. Через отверстие на площадке верхнего этажа он видел бездонную пропасть.

Вдруг послышался скрип открывающейся двери. От неожиданности он вздрогнул. До него донесся запах сырости и плесени.

– Входите же, господин Судзуки, – произнес слащавый голос откуда-то сверху. Акцент показался ему знакомым.

 

Глава 11

Японец прошел мимо окна с открытыми ставнями, в котором только что загорелся яркий свет. Он вошел в приоткрытую дверь и очутился в гостиной с плетеной мебелью. Вид ее был явно не жилой. Желтые полосы на облупленном потолке свидетельствовали о сырости.

Напротив входа возвышался огромный письменный стол, что чрезвычайно поразило Судзуки. Он был готов ко всему, кроме этого. За столом, в том месте, где он ожидал увидеть своего собеседника, он увидел свое собственное отражение. На столе было установлено большое зеркало, как раз напротив кресел для посетителей.

Заглянуть же за зеркало не представлялось возможным, так как оно являлось одновременно передней стенкой стеклянной клетки, встроенной в стену. Что находилось внутри клетки – или прохода? – было скрыто от глаз занавеской, укрепленной на металлическом шарнире. Таким образом, можно было подойти к столу из глубины комнаты и выйти тем же путем, не показываясь на глаза посетителям.

Лицо японца выражало разочарование. Он услышал ироничный голос своего собеседника.

– Разочарованы? Обижены? Не стоит обращать внимания на эти пустяки, в то время как нам предстоит обсудить серьезные вещи.

Судзуки подумал, что времени на все может не хватить, так как силы полицейских разворачивались для схватки и дом вскоре должен был быть окружен. Тиски сжимались.

Судзуки раздражало, что его собеседник мог спокойно его разглядывать, оставаясь невидимым сам. Едва уловимым жестом левой руки он нащупал свой херсталь. В ту же секунду прозвучал насмешливый голос:

– Не стоит рассчитывать на пистолет, так как стекла клетки пуленепробиваемы. Простите мою осторожность, но, когда мы станем друзьями – чего я всем сердцем желаю, – нас не будет больше разделять эта клетка. Стекло с одной стороны прозрачно, а с другой – представляет собой зеркало. Надеюсь, что в ближайшее время мы закрепим нашу дружбу поднятием другого стекла.

Эта шутка сопровождалась чем-то вроде ржания. Голос его собеседника доносился изнутри герметичной клетки, и Судзуки мог слышать его благодаря громкоговорителю. Это объясняло искажение тембра и помехи.

Сидя со скрещенными руками под софитом прожекторов, укрепленных на потолке и ослепляющих его своим ярким светом, японец закрыл глаза и решил не нарушать молчания, которое он хранил с начала этой странной встречи. Он умел придать своему лицу жесткое и бесстрастное выражение, характерное для масок театра Но.

Его собеседник напрасно терял время, если рассчитывал прочесть что-либо на его лице, не более выразительном, чем лицо мумии.

– Я сохранил вам жизнь, потому что вы меня интересуете, – сказал невидимый голос. – Вам известно лучше, чем кому-либо другому, почему я заинтересовался патентами Энгельберга. Американцы поручили вам сохранение этого секрета. Попытка Бекмана сорвалась. Сейчас только вы можете завладеть этими патентами, чтобы передать их нам. Вы предприимчивы, господин Судзуки, и, кроме того, вы вне всяких подозрений. Мы должны договориться. Сотрудничая бок о бок, мы сможем добиться поразительных результатов, и нам нечего будет опасаться. Полиция не станет больше вмешиваться в мои дела. Очень скоро вы получите подтверждение моим словам.

Подумайте над моим предложением. Я не требую от вас сиюминутного ответа. Цену назначаете вы. В сегодняшнем мире головорезы, не имеющие научного багажа, не представляют никакой ценности. Мне нужны техники и инженеры. Я уже давно наблюдаю за вами. Вы обладаете всеми необходимыми качествами.

«И даже сверхнеобходимыми», – подумал про себя японец, у которого внутри все клокотало.

Неосторожность человека, наблюдавшего за ним и так плохо его знавшего, будила в нем жажду крови, однако внешне он оставался бесстрастным.

Человек-невидимка говорил самоуверенно:

– Мне ничего не стоило убить вас у вдовы Тишо, поверьте. Но эта операция была направлена на запугивание полиции, как ее правильно поняли. Подтверждением тому являетесь вы. Полиция отправила вас на разведку, следуя на почтительном расстоянии.

Мы воспользовались этим обстоятельством, чтобы немного поболтать, я хочу сказать, что это мне позволило сделать вам предложение без свидетелей.

По расчетам Судзуки, этот монолог должен был оборваться с минуты на минуту вторжением полицейских, которые сейчас должны были уже быть на подступах к дому, готовые в любую минуту вмешаться в разговор.

Согласно разработанному в генштабе плану, полицейские подразделения должны были подойти к дому с флангов, так как на торцах не было ни дверей, ни окон.

– А вот и полиция, – неожиданно сказал Невидимка. – Мне нужно сказать им тоже несколько слов.

Только после этого Судзуки отчетливо услышал шум прерывистых шагов этажом выше. Спустя еще секунду заскрипели ступеньки лестницы.

– Входите, господа! – послышался голос Невидимки, приведший в замешательство первого полицейского, показавшегося наверху лестницы с автоматом в руках.

За ним появились еще двое и наконец с громким криком ворвался сержант:

– Сдавайтесь, вы окружены! Невидимый голос насмешливо заявил:

– Нет, я не сдамся. Меня нельзя окружить. Стеклянная клетка стала мишенью для трех автоматов и одного пистолета.

Японец встал и повернулся к представителям закона. С начала операции это были его первые слова:

– Господа, вы можете спокойно вернуться домой. Нас разыграли.

– Одну минутку, – сказал голос в то время, как комната наполнялась другими вооруженными до зубов полицейскими. – Пользуясь тем, что вы все в сборе, мне хотелось бы вас предупредить, что, если вы будете и дальше вмешиваться в мои дела, вам не сдобровать. Я всегда найду дюжину головорезов, готовых с вами сразиться; не все ваши дети найдут нового отца, а вдовы – нового мужа. Кроме того, я хочу сообщить вам, что цель, которую я преследую, не имеет ничего предосудительного. Я выполняю в высшей степени гуманистическую и мирную миссию. Поскольку вы собрались здесь для того, чтобы расправиться со мной, я подам вам пример. Тот из вас, кто стоит на самом верху, расплатится за остальных. Честь имею, господа. Ложитесь! Я разрушаю дом. Будьте осторожны с огнем и осколками.

В ту же секунду стеклянная клетка разлетелась вдребезги от взрыва. На вытянувшихся на полу полицейских посыпалось стекло и строительный мусор. Комната наполнилась едким дымом. Из груды обломков, накрытой серыми шторами клетки, вырвалось пламя.

Неожиданно прозвучал спокойный голос Судзуки:

– Я вас предупреждал, комиссар Зайдер, от этой операции толку не будет.

 

Глава 12

Полицейские ничего не понимали. Они надеялись найти труп среди обломков.

– Не ищите напрасно, – посоветовал им Судзуки. – Вы все равно ничего не найдете, кроме остатков обычного телематериала: камеры и приемного устройства. Человек, голос которого вы слышали, никогда здесь не появлялся и не появится. Его хитроумный план заключался в том, чтобы Бекман поверил в его присутствие.

Когда Зайдер воочию убедился, что в доме больше делать нечего, он вышел вслед за Судзуки.

– Я понял, с кем мы имеем дело, – сказал японец.

– С кем?

– С китайцами. Можно безошибочно установить национальность человека, говорящего на чужом языке. У китайцев свой характерный английский. Я достаточно долго жил в Гонконге и берусь утверждать, что руководитель их сети родом из Кантона.

– Вся эта идея чисто китайская, – согласился Зайдер.

– На самом деле телеустановка является американским изобретением, – возразил Судзуки. – В ближайшем будущем это изобретение полностью изменит американский образ жизни. «Оставайтесь дома» – таков новый девиз. Невидимые камеры следят и контролируют работу персонала гораздо лучше, чем вы сами. Оставаясь дома, вы можете читать почту и отвечать на письма. Вы можете руководить работой предприятия или лаборатории с вашей загородной виллы, принимать на ней почетных гостей, другие будут довольствоваться общением с вашим изображением. Таковы основные моменты рекламной кампании.

Зайдер был растерян. Он никогда не сталкивался со столь хорошо организованным противником.

– Азиаты всегда идут на крайности, – сказал Судзуки. – Так, идея молниеносной войны принадлежит немцам, но первыми применили ее японцы. Русские придумали коммунизм, а китайцы взяли его доктрину, причем во всех ее крайностях.

– К чему мы придем, – воскликнул Зайдер, – с таким невидимым противником, который посылает против нас настоящих головорезов? Поскольку этот китаец где-то обитает, необходимо его найти.

– Даже если вы его найдете, вы ничего не сможете против него сделать.

– Как это так? – взревел комиссар, ничего не понимая. – Сначала найдите его мне, а дальше мы посмотрим.

– Вы увидите, что его нет в Швейцарии и он никогда не был в этой стране, – спокойно объяснил японец. – Он может находиться в Италии, во Франции, в Австрии или в Лихтенштейне – одним словом, в одной из соседних стран, но не в Швейцарии. Вы не сможете добиться его выдачи. Международное право гласит: для выдачи преступника обратившейся с ходатайством по этому поводу стране необходимым условием является доказательство его предшествующего физического присутствия в данной стране.

– Великолепно, – ответил Зайдер, – но мы можем потребовать, чтобы преступника судили в стране его пребывания. Я тоже знаком с международным правом.

– Еще одна иллюзия, – прервал его Судзуки. – Шпионство в Швейцарии не рассматривается другими странами ни как преступление, ни даже как правонарушение. Другими словами, этот человек не подпадает ни под одну из юрисдикций соседних стран. Он квалифицируется преступником только в Швейцарии, а у вас нет никакой возможности заманить его сюда.

– Ваши рассуждения справедливы для международного права, но не для уголовного, – возразил комиссар. – А ваш китаец дал распоряжение о совершении террористического акта, то есть уголовного преступления на территории Швейцарии.

– Чтобы это доказать, необходимо по крайней мере задержать Вилли и заставить его говорить. Но строить обвинение на его свидетельстве – безнадежная затея. Как Вилли может обвинять человека, которого он никогда не видел?

– Значит, мы бессильны. Что вы мне посоветуете: вернуться домой и лечь спать?

– Я советую вам быть начеку, так как этот китаец, господин Икс, приговорил вас к смерти.

– Этого только не хватало! – взорвался Зайдер. Действительно, в конце своей профессиональной карьеры ему приходилось заново пересматривать свои представления и принципы – все, что он приобрел за двадцать лет.

Внутри у него все клокотало от бессильной злобы. Он разразился страшными ругательствами и почувствовал облегчение.

– Я сдеру шкуру с каждого из них! – поклялся он. – Ведь кто-то же установил эту клетку. Кто-то ведь завербовал Вилли и других бандитов. Ведь они отправились в домик в горах, не ведомые Святым Духом или по мановению волшебной палочки?

– Нет, – спокойно ответил японец, – но организатор операции, по всей видимости, покинул Европу до начала ее проведения. Сейчас он либо возвращается в Китай, либо устанавливает аналогичное устройство где-нибудь в другой части мира.

Но Зайдер продолжал думать о своем:

– Жаль, что я не смог по-настоящему допросить Бекмана.

– Он ничего бы вам не сказал; он был уверен, что господин Икс находится в доме.

– Но ведь он слышал, что голос идет из громкоговорителя.

– Да, – признал японец. – Но он объяснял необходимость в громкоговорителе наличием герметичной и пуленепробиваемой клетки. К этому объяснению его подвел сам господин Икс.

– Необходимо найти Вилли и заставить его говорить, – решил Зайдер. – Другого выхода нет.

– Вилли может вам сообщить не больше чем Бекман. Единственное, что вам нужно сделать, – это арестовать господина Икс.

У комиссара широко раскрылись глаза.

– Это после всего, что вы сказали?

– Господин Икс нуждается во мне, – ответил японец. – Он хочет, чтобы я на него работал, на его организацию. Именно поэтому он щадил меня до сих пор.

– Он хочет вас завербовать? Вас? – вскричал Зайдер, потрясенный услышанным.

– Это вполне логично. Он воспринимает меня скорее как конкурента, чем как противника. Я зарабатываю на жизнь, оберегая секреты, которыми он должен овладеть. Что делают китайские коммерсанты, несравненные в мире, когда они не могут убрать конкурента? Они заключают с ним сделку.

– Только этого не хватало, черт возьми! Апломба ему не занимать!

– В этом его уязвимость. Он сам ее раскрыл, – сообщил японец. – Он страдает мегапоманией, то есть манией величия, и испытывает глубокое презрение к себе подобным. Воспользуемся его психологическим заблуждением. Действительно, недооценивать своих противников – это большой недостаток.

– Что вы собираетесь делать?

– Принять его предложение, – холодно сказал Судзуки.

– Вы хотите сказать, что будете на него работать?

– Вот именно.

– Вы же не считаете его дураком?

– Он только что доказал, что он ни в чем не сомневается.

– Но если вы придете к нему с пустыми руками, он вас уничтожит.

– Кто вам сказал, что я приду с пустыми руками? – спросил Судзуки.

– То есть?

– Я приму предложение господина Икс, – подтвердил японец с трагической решимостью.

– Вы продадите секреты Энгельберга?

– Я брошу вызов.

– Но это чистое безумие! – воскликнул Зайдер.

– Не стану отрицать, – ответил японец. – Но вы не понимаете суть проблемы. Этот человек глубоко оскорбил меня, он задел мою честь, предложив мне продаться ему. Я должен смыть этот позор. Мои предки были самураи, я – сын самурая. У нас не шутят с честью. Я отдаю себе отчет в рискованности предприятия. Но я говорю: «Меня оскорбили». Это оскорбление должно быть смыто кровью: один из нас должен уйти. Согласно кодексу Бушидо, другого выхода нет. Он или я. Один из нас должен исчезнуть. Мне хочется, чтобы это был он. Эта возможность традиционно считается самым элегантным решением.

 

Глава 13

В отеле Судзуки ожидал сюрприз. Едва войдя в свою комнату, он испытал шок, увидев лежащую на кровати обнаженную женщину. Ее голова свисала с кровати, рука была опущена на ковер. На стуле лежало платье из набивного шелка.

Улла! Внезапно разбуженная, она не стала изображать из себя разгневанную фурию, а просто сказала: «Наконец-то ты вернулся!» Японец присел на край кровати и наклонился, чтобы поцеловать ее. Она привлекла его к себе и долго сжимала в объятиях, не произнося ни слова.

– Не беспокойся, – наконец сказала она. – Горничная не даст ключа первой встречной.

Затем она приподнялась и села, уткнув подбородок в колени.

По выражению ее лица японец сразу понял, случилось что-то серьезное.

– Дела плохи, – сказала она. – Мне угрожают.

– Тебя заставляют выдать патенты?

– Да, и, если я этого не сделаю, отцу не поздоровится.

– Звонили по телефону?

– Да.

Она добавила сдавленным голосом:

– Эти люди способны на все. Мне кажется, лучше им уступить.

Ее лицо приняло упрямое выражение, и она молчала в ожидании реакции японца. Его ответ привел ее в замешательство:

– В таком случае нас будет двое, – спокойно сообщил он. – Я тоже дал согласие представить патенты. Вопрос в том, кто из нас окажется проворней.

– Я не шучу, – сказала Улла. – Я хочу уберечь отца от риска.

– Я тоже не шучу, – серьезно ответил Судзуки. Она посмотрела ему в глаза.

– Ты хочешь состязаться с людьми, оказавшимися сильнее полиции. Я помешаю тебе совершить эту глупость.

– Интересно знать, как?

– Увидишь.

– Девочка моя, – начал Судзуки, – если тебе еще раз позвонят, ты скажешь, что не можешь завладеть документами и очень об этом сожалеешь.

– Тогда они пришлют посылку со взрывчаткой или подложат в парк мину замедленного действия. Либо придумают еще что-нибудь. Я не понимаю, почему мы должны рисковать. Мой отец имеет право продать свое изобретение по своему усмотрению. Он ученый, а не солдат. Он ничем не рискует.

– Твой отец не разделит твоей точки зрения.

– Я не буду спрашивать его мнения. Я спасу его против его воли.

– Твоего отца финансировала американская фирма, вложившая большой капитал в это дело. Он не имеет права дважды продать свое изобретение. Отныне он не является его единственным обладателем.

– Все это из области морали, – презрительно сказала Улла. – К счастью, у женщин больше здравого смысла, чем у мужчин.

Внезапно она соскочила с кровати и стала натягивать платье.

– Зачем ты мне все это рассказала? – спросил Судзуки.

– Я надеялась на твое благоразумие, но я ошиблась…

– Сегодня все призывают меня к здравому смыслу, как будто сговорившись. Ты уже уходишь?

– Мне здесь больше нечего делать, – ответила Улла. С нахмуренными бровями и сердитым взглядом она походила на капризного ребенка.

– Я обожаю тебя сердитой, – заметил японец, вырывая у нее из рук платье.

Она со всего размаху дала ему пощечину и попыталась отнять платье. Послышался треск рвущейся ткани.

– Ты порвешь платье, – сказал японец.

– Пусть смотрят на мою голую задницу. Ты этого хотел.

Рассвирепев от ярости, она всадила в него свои когти. Дело кончилось рукопашной. Японцу стоило немалых сил усмирить ее.

Улла была очень хорошо тренированной и обладала недюжинной силой. Кроме того, она не церемонилась в выборе средств и посылала японцу предательские удары в низ живота. Японцу пришлось дать ей две пощечины, в правую и левую щеку, чтобы напомнить правила игры. Однако это только усилило ее ярость. Она начала кусаться, всаживая свои зубы во все, что ей подворачивалось.

Наконец японец одержал верх. Она сделала вид, что признала себя побежденной и, обхватив его руками за шею, подставила ему свой рот, прикрывая глаза.

Внезапно она грубо зажала в тисках его шею, пытаясь задушить его. Японец надавил ей указательным пальцем на глотку, после чего она разжала руки.

– Скотина, – сказала она.

– Ты использовала запрещенный прием. Неожиданно разогнув свои мускулистые ноги, она приподняла его над собой и бросила на пол по другую сторону кровати.

Не поднимаясь с ковра, он схватил ее за лодыжки и уложил как ему хотелось.

– Трус, – крикнула она. – Ты нападаешь на слабую женщину. Ты мне заплатишь за это. Мой любовник, инструктор по плаванию, уничтожит тебя.

Она еще некоторое время подрыгала ногами, делая вид, что топает. Все закончилось, как и было предусмотрено, вздохами и стонами.

– Забавно, – сказала Улла, возвращаясь на землю. – Я всегда была очень властной и никогда не терпела возражений. Я командовала в школе и дома. Малейшее сопротивление приводит меня в ярость, но при этом мое самое большое наслаждение – уступить силе другого.

– Ты не испытаешь этого наслаждения в отношении патентов. Я сегодня же поговорю с твоим отцом и предостерегу его от тебя.

– Он тебе не поверит.

– Я знаю, – ответил японец. – Мне придется одним глазом следить за твоим отцом, а другой не спускать с тебя, не считая того, что я должен смотреть в оба за Зайдером. Ему тоже угрожали. Надеюсь, скоро этому конец и мы с господином Икс сыграем партию. Угрозы в твой адрес – это лишь дополнительное давление на меня, оказываемое с целью убедить меня в том, что я должен уступить. Твое спасение в моей уступке. Но это плохой расчет. Он лишь усиливает мое желание выиграть.

 

Глава 14

Господин Икс вскоре объявился. На следующий день, в субботу, в девять часов утра раздался телефонный звонок. Незнакомый голос, не тот, который Судзуки слышал в домике в горах, спросил его, подумал ли он над предложением.

Судзуки ответил абсолютно нейтральным тоном:

– Я подумал и согласен.

– Когда вы сможете передать нам документы? – спросил анонимный собеседник.

– Через три-четыре дня. Как с вами связаться?

– Я позвоню вам. До скорого свидания.

Судзуки услышал щелчок. На другом конце повесили трубку.

Разговор был слишком кратким, чтобы можно было эффективно использовать подслушивающее устройство.

Господин Икс не хотел рисковать. Всякий риск он оставлял для Судзуки. По правде говоря, японец принял предложение, не имея четкого плана действий.

Он решил использовать чрезвычайные средства, но пока еще не мог сформулировать основную идею поимки Неуловимого. План только начинал вырисовываться в голове Судзуки, постепенно материализуясь, медленно созревая наподобие поздних фруктов, тем более сочных, чем больше времени уходило на созревание.

Все классические средства – слежка, квадрильяж и прочее – были в данном случае исключены. Изобретательскому гению господина Икс следовало противопоставить новые неизвестные методы. Нужно было их найти, ввести новшества.

Пока что японец вставил палку в колесо, не сумев остановить машину. Его первым порывом было желание позвонить Зайдеру и сообщить об анонимном звонке. Но он вовремя остановился, подумав, что телефон может прослушиваться. Покончив с завтраком, он вышел на улицу подышать свежим воздухом.

Крепкий чай вызвал в нем легкое возбуждение и стимулировал деятельность клеток серого вещества. Он констатировал их секрецию обилием идей, наполнявших голову, как пчелы улей.

Убедившись, что слежки не было, он зашел в кафе, чтобы позвонить Зайдеру. Его соединили с инспектором Хильдебрандтом, заменявшим комиссара. Тот холодно сообщил Судзуки, что шеф появится только в понедельник в девять часов утра.

После этого Судзуки отправился в комиссариат, чтобы выяснить, в чем дело. Он прошел к заместителю Зайдера, и тот сообщил ему, что комиссар со своей женой уехал на уик-энд из города.

Эта новость обескуражила Судзуки.

– Как, – воскликнул он, – мы должны были встретиться с комиссаром по неотложному делу! Ничего не понимаю, или он не отдает себе отчета…

– Вы можете рассчитывать на меня, – сказал Хильдебрандт, – я его заменяю.

– Я боюсь, что больше уже никогда не увижу комиссара. Его грозились убить; я его предостерег. Мы столкнулись с очень опасными людьми. Они дали мне двойной урок. Что же делает комиссар? Он уезжает с женой на уик-энд. Это безрассудно. Надо что-нибудь срочно предпринять.

Инспектор слушал с широко раскрытыми глазами. По его убеждению, уик-энд – это что-то святое, когда полицейский превращается в обыкновенного человека. Нечто вроде передышки, перемирия и прекращения огня до утра понедельника. Два дня в неделю полицейский мог забыть обо всем, расслабиться и посвятить себя семье.

По правде говоря, он не верил, что еще могут быть до такой степени бессовестные злоумышленники, которые не способны уважать заслуженный отдых честных тружеников.

– Зайдер не оставил никаких инструкций, никакого адреса? – осведомился японец.

– Зачем? – искренне недоумевал Хильдебрандт. – Ведь я же заменяю его.

– Куда он обычно отправляется? – настаивал Судзуки, пораженный такой беззаботностью.

– В горы, – уклончиво ответил инспектор. – Подышать горным воздухом. Иногда в сторону Италии, иногда Лихтенштейна.

– Нельзя ли передать ему сообщение? – спросил Судзуки.

– Какое?

– Попросить его, например, срочно позвонить тетке или кузине.

– Зачем?

– Можно, например, сообщить, что дедушка болен или бабушка при смерти.

– У нас не принято шутить с такими вещами, – серьезно заявил инспектор. – Я никогда не возьму на себя такую ответственность…

– Ладно, – отрезал японец, – я сам возьму на себя эту ответственность. До свидания, месье.

Пораженный тоном Судзуки, инспектор окликнул его:

– Вы действительно считаете, что Зайдеру угрожает опасность?

– Уик-энд – идеальное время, чтобы убрать комиссара. В будни его слишком хорошо охраняют.

– Я попробую отправить сообщение, – пообещал Хильдебрандт. – А если мне удастся связаться с ним по телефону, что мне ему передать?

– Скажите, чтобы он забаррикадировался в ближайшем отеле и ждал подкрепления.

– Какого подкрепления? – поинтересовался доброжелательный инспектор, который никак не поспевал за событиями.

– Подкрепление, которое вы ему отправите. Например, двух вооруженных людей, которые проводят его до дома.

– Вы меня просите о вещах…

– Непривычных, я понимаю. Тем не менее сделайте это и не теряйте времени.

– Хорошо, я подумаю над этим, – пообещал Хильдебрандт, провожая своего странного посетителя.

 

Глава 15

Каждую субботу Зайдер уезжал с женой в «фольксвагене» на штурм горного хребта или перевала. Он любил возвращаться в дикое место, ставшее знакомым, испытывая при этом ощущение, что приручил его.

Госпожа Зайдер была женщиной немногословной. Раздавшаяся в ширину и лишенная обаяния, она имела типичный для уроженцев гор меланхолический характер, которые чувствуют себя в городах, как в изгнании.

Они прожили вместе двадцать лет, но комиссар никогда не посвящал жену в свои дела. Впрочем, Марта Зайдер и сама не проявляла к этому большого интереса.

Смерть Вилмута пробила первую брешь в толстой стене, воздвигнутой комиссаром между своей профессиональной и личной жизнью.

«Фольксваген» легко взбирался по извилистой дороге. Спокойно, как бы между прочим, полицейский обронил:

– Такое впечатление, что нас преследуют.

Две машины ехали за комиссаром на почтительном расстоянии. Он вспомнил о предостережении Судзуки.

– Ба! – вскричал он. – Ну и пусть преследуют. Я вооружен.

Впервые в жизни он отправился на уик-энд с пистолетом, сунув его в коробку для перчаток.

Что могли эти люди предпринять против него? Стрелять в машину? Маловероятно, учитывая встречные машины и те, которые ехали сзади.

Кое-где на узком участке дороги вереница поднимающихся машин пропускала вереницу спускающихся, и наоборот. Затем они рассеивались по дороге.

Временами дистанция между Зайдером и его преследователями сокращалась. Зайдер разглядел в зеркало лицо шофера. Сейчас он узнал его. Он вспомнил, что заметил его еще в центре Брига, возле дворца Штокальнер.

Ему показалось, что они отстали в Биннтале, но он снова заметил их, пересекая деревню Мюнстер. Вне всякого сомнения, эти люди направлялись в то же место, что и он. А почему бы и нет?

Зайдер любил высокогорные тропы. Между Фурка и Гримзелем он знал много удивительных дорог. Они извивались между потерянными приютами и почерневшим шоссе, сжавшимися вокруг белой колокольни.

Марта равнодушно смотрела на открывающуюся панораму. Зеленые цвета сменялись сиреневыми и синими.

За каждым поворотом зияла бездонная пропасть, и за каждым поворотом Марта чувствовала себя все лучше. Ее большие легкие с наслаждением вдыхали кислород горных вершин, освобождаясь от сырого духа, характерного для берегов Рона.

Комиссар нажал на газ. Время от времени он замечал внизу, на площадке дороги, обе машины, прилипшие одна к другой и напоминающие запыхавшихся жесткокрылых насекомых.

– Эти туристы совсем не умеют водить, – заметил Зайдер. (Одного из них уже дважды сильно занесло на повороте.) – У меня от них голова кружится.

Опьяненная воздухом, Марта, пребывающая в состоянии прострации, слушала мужа рассеянно. Она наслаждалась простором, цветами и запахами.

За следующим поворотом, на самой вершине головокружительного пика, показался горный приют – цель экскурсии, намеченной Зайдером. Там вывесил свой флаг альпийский клуб. Ярко-красное знамя с рваными краями развевалось на сильном ветру над плывущим под ним облаком. Еще выше сверкали на солнце гигантские ледники, названия которых вызывали почтение: Брайторн, Роторн, Сервин…

Марта обернулась назад, на панораму долины. Внезапно лицо ее мужа нахмурилось. Одна из машин, которая, казалось, поднималась на последнем пределе, неожиданно легко обогнала его, когда он свернул на дорогу, ведущую к приюту. «Мерседес» по-прежнему ехал сзади.

В зеркало Зайдер увидел странный наряд водителя: натянутая на лоб каска с козырьком, синие очки, большие свисающие усы, шелковый шейный платок, серый плащ и черные перчатки. И необычайно раскованная манера управлять автомобилем, едущим по краю пропасти.

Зайдера охватило дурное предчувствие, он увеличил скорость, ему хотелось скорее доехать до места и выйти из машины. Его преследователи тоже поехали быстрее.

Три автомобиля взбирались по крутому подъему как по винтовой лестнице.

Мотор «фольксвагена» ревел из последних сил. Дорога становилась все круче. Было ощущение, что машина нагружена тонной свинца.

Дрожащей рукой Зайдер порылся в коробке для перчаток и вынул оттуда автоматический пистолет.

– Что ты делаешь? – ужаснулась жена.

Сжав зубы, комиссар не отвечал. Он понял, что началась смертельная гонка. Ему было ясно, в чем заключалась опасность.

Пейзаж мелькал на головокружительном подъеме. Шины скрипели по камням, падающим в пропасть.

Сверкающая белизна ледников ослепила комиссара. На самом последнем повороте одно заднее колесо нависло над бездной. Изо всех сил он стал выруливать налево.

В тот момент, когда он выезжал на середину дороги, одна из машин перерезала ему путь.

Мадам Зайдер громко вскрикнула. Она разгадала маневр чисто интуитивно. Комиссар затормозил. Машина преследователя резко повернула вправо, к пропасти, и прямо катапультировала «фольксваген». От страшного удара он покатился в бездну, наподобие пушечного ядра. Машина планировала в пространстве.

Это продолжалось всего лишь долю секунды, но супругам она показалась вечностью. Вся их жизнь пронеслась перед глазами как в широкоэкранном фильме.

Зайдер успел еще увидеть машину, столкнувшую его, летевшую кубарем вдоль отвеса дороги с окаменевшим от страха водителем за рулем.

Марта видела себя девушкой, пасшей коров на горных пастбищах. Она услышала даже звон колокольчиков, сначала десятков, затем сотен, который переходил в оглушительное и жуткое гудение.

Это был спуск в фантастическом лифте. В едином порыве супруги бросились в объятия друг друга.

Крепко обнявшись, они увидели проплывающие серые стены скал и почувствовали погружение в гигантскую пасть пропасти.

Машина начала переворачиваться в воздухе.

Зеленые пастбища, черные сосны, белые колокольни и стаи туч смешались в вихре.

И затем первый контакт со скалистым гребнем, удар. Машину подбросило как мяч.

При втором ударе раздался взрыв, как будто пламя охватило всю вселенную…

«Мерседес» остановился на краю дороги. Из машины вышел молодой человек в защитных очках и подошел к краю пропасти, к тому месту, где произошла катастрофа.

За ним, пошатываясь, вышла старая дама. От долгого сидения у нее, по-видимому, затекли ноги. Заглянув в пропасть, она вскрикнула и отошла.

Ее спутник живо подскочил к ней и поддержал ее, опасаясь, как бы она не упала в ущелье.

Со дна пропасти поднимался черный дым, смешиваясь с запахом бензина. Пламя охватило все вокруг сразу после второго взрыва.

Машина марки «хиллман», спускавшаяся вниз по дороге, остановилась справа, вплотную к скалам. Из нее вышел высокий стройный мужчина, на вид англосакс. Он устремился к краю пропасти и какое-то время стоял как вкопанный, склонившись над бездной.

– Я видел, как это случилось, – сказал он человеку в очках. – Такое впечатление, что его нарочно столкнули.

Молодой человек в очках не поддержал разговор:

– Мама, нам нужно ехать, – сказал он даме, увлекая ее за руку.

Старая дама заковыляла к машине. Она была обута в большие на плоской подошве туфли, и ее ноги поражали своей худобой.

Серое платье висело на высохшем теле. На ней была шляпа с вуалью. Она повернулась к англосаксу и крикнула:

– Поскольку вы спускаетесь, вы можете предупредить полицию.

– О'кей, – ответил тот, еще не совсем оправившись от потрясения.

Он еще раз заглянул в пропасть, пытаясь что-нибудь разглядеть. Напрасный труд! Виден был лишь скалистый гребень, с которым столкнулся «фольксваген».

На сером камне остался шрам белого цвета. Со дна пропасти продолжал подниматься едкий черный дым, стелющий траурное покрывало на изумительную по красоте панораму долины.

 

Глава 16

«Комиссар полиции и его жена, погибшие в дорожном происшествии». Этот напечатанный жирными буквами заголовок бросился в глаза Судзуки, когда в понедельник утром ему принесли газеты на подносе с завтраком.

Еще не прочитав имени комиссара, он уже знал, что речь идет о Зайдере. Содержание статьи потрясло его до глубины души: «В результате столкновения две автомашины, одной из которых управлял комиссар Зайдер, а второй – его жена, сорвались в пропасть».

Не веря своим глазам, японец дважды перечитал фразу: «Одной из которых управлял комиссар Зайдер, а второй – его жена». Это было выше его понимания.

Он плохо представлял себе ситуацию, при которой оба супруга отправляются на уик-энд в разных машинах, и тем более у него не укладывалось в голове, чтобы один из супругов столкнул другого в пропасть и сам отправился туда же вслед за ним. Однако сводка по этим двум пунктам была категорична:

«В пятницу вечером неизвестный мужчина взял напрокат автомобиль французской марки на имя мадам Зайдер. Именно в останках этой машины был найден труп жены комиссара.

Свидетелями этого невероятного происшествия были три человека, один из которых Джон Харрисон из Лондона, заявил:

«Я медленно спускался от приюта Лайч, любуясь панорамой Ронской долины, когда внезапно услышал удар неслыханной силы. Сначала мне показалось, что это взрыв, и в тот же момент я увидел машину, буквально летящую над пропастью. Это был „фольксваген“. Секунду он парил в воздухе, тогда как другая машина прямо полетела в овраг носом».

Дальше газета писала:

«Пассажиры обеих машин были убиты на месте. Полиция расследует обстоятельства этой катастрофы, характер которой опровергает все традиционные гипотезы. Версию обычного дорожного происшествия следует исключить, ибо она никоим образом не объясняет невероятное по силе столкновение обеих машин.

Утверждение Харрисона заслуживает внимания, так как он присутствовал на месте катастрофы в тот момент, когда она произошла».

Не теряя времени, Судзуки ринулся в комиссариат, где Хильдебрандт уже готов был действовать.

– Я сделал невозможное, чтобы связаться с Зайдером, – сообщил он. – Ничего не удалось. Это какой-то рок.

– Что вы собираетесь делать теперь? Полицейский, тщетно силясь понять, что имеет в виду японец, ответил:

– Ничего. А что теперь можно сделать?

– Вас устраивает версия дорожного происшествия?

– Дело не в том, что меня устраивает, а в том, что коллеги, расследовавшие это дело, дали свое заключение и взяли на себя ответственность.

– Послушайте, эта версия не выдерживает никакой критики.

– Возможно. Но любая другая гипотеза также не выдерживает никакой критики.

Все рассуждения инспектора явно свидетельствовали о его нежелании вникать в суть дела.

Судзуки понял, что больше нечего ждать от этого честного, но лишенного воображения и, по всей видимости, трусливого чиновника.

Терроризм оказался сильнее, как это и предсказывал Зайдер.

– Я был привязан к комиссару, – сказал инспектор. – Я потрясен этим страшным несчастьем, но говорю вам со всей искренностью, я не вижу, что можно еще сделать. Разве что наверху, например, генеральный прокурор не примет этого заключения и не распорядится о дополнительном расследовании.

– Прежде всего нужно допросить эту пару свидетелей, мать и сына, которые ехали по дороге за комиссаром Зайдером.

– Их уже и след простыл, и вообще туристы не любят давать свидетельские показания. Это нормально, они приезжают развлечься.

– А что, если они приезжали убить?

– Как убить?

Глаза инспектора вылезли из орбит.

– Послушайте, – сказал японец, – совершенно неправдоподобно, чтобы комиссар и его жена ехали в двух разных машинах.

– Неправдоподобно, но приходится это признать.

– Вам проще признать любую чушь, чем расстаться со своими привычками, – бросил японец.

– У вас есть другое объяснение? – с обидой в голосе спросил Хильдебрандт.

– Мой принцип, – ответил Судзуки, – отвергать любую версию, которая может служить интересам противника. Я убежден, что убийцы – это мать и сын, ехавшие за машиной комиссара. Старуха, я уверен, не была так стара, как хотела казаться. Для наших врагов маскировка – это пустяк. Тишо был мужчиной в расцвете сил, однако Улла Энгельберг приняла его за старого трясущегося господина.

– Какую роль в этом происшествии вы отводите старой даме? – поинтересовался Хильдебрандт. – Она ехала в веренице машин, только и всего. И не говорите мне, что она сидела в автомобиле, отправившем в пропасть «фольксваген» Зайдера. Вам известно, что в останках этой машины полиция обнаружила тело госпожи Зайдер.

– Труп был подложен туда после катастрофы, – заявил японец. – Могу дать голову на отсечение.

– А кто по-вашему находился в машине, когда она столкнулась с другой? – полюбопытствовал инспектор не без иронии. – Комикадзе? И что же с ним стало? В таком случае его труп был бы обнаружен, если только убийца не был духом.

Нет худшего слепого, чем тот, кто не хочет видеть. Хильдебрандта больше устраивало делать вид, что он ничего не понимает. Это как бы оправдывало то, что он ничего не предпринимает. Такова была цена его спокойствия.

Японец понял, что настаивать бессмысленно. Нельзя было рассчитывать на Хильдебрандта в решающей схватке с господином Икс.

 

Глава 17

Вернувшись в отель, Судзуки убедился, что господин Икс не спускает с него глаз. Явно рискуя, идя на встречу с ним, таинственный собеседник был очень насторожен.

– Вы были в полиции, – констатировал он.

– И что из того? – рассердился японец. – Разве смерть Зайдера не оправдывает мой визит? Не будь его, это вызвало бы подозрения. Впрочем, к вашему сведению, я не порвал с полицией. Я сегодня отправляюсь в Берн с докладом. Там находится мой шеф, который наверняка проинформирует федеральные власти.

– Когда мы встретимся? – спросил незнакомец.

– Как только у меня будет товар.

– Постарайтесь не медлить.

– Я делаю то, что могу. До свидания.

Судзуки повесил трубку. Он все рассчитал: дурное настроение в подобной ситуации гораздо уместнее, чем чрезмерная покладистость, которая могла только вызвать недоверие.

С другой стороны, он оправдывал встречу с главой контрразведки Федеральной республики своей профессией. На самом деле целью беседы с ним была разработка плана окончательного устранения господина Икс.

Японец набрал номер телефона Уллы Энгельберг.

– Мы едем в Берн, – сказал он ей. – Собирай чемодан. Выезжаем через час.

– В сущности, ты взял меня с моей машиной с единственной целью – сэкономить бензин, – заметила Улла, увеличивая скорость до ста шестидесяти километров в час. – Кроме того, ты используешь меня как бесплатного шофера, – добавила она.

– В некотором смысле, да, – согласился японец. Погрузившись в свои размышления, он оставался безучастным к красотам деревенского пейзажа.

– Сколько одуванчиков! – воскликнула Улла. Это замечание оторвало Судзуки от его мыслей.

– Одуванчики напоминают мне о детстве, – объяснила Улла. – Я родилась в маленькой деревне Сарры, в Хайлеченброне. Маленькой я ходила рвать одуванчики с деревенскими ребятами. Мои родители много ели их, и не потому, что им нравился их вкус, а для стимуляции производительной функции.

Улла окидывала жадным взором желтые от цветов луга.

– В ресторане ты закажешь себе салат из одуванчиков.

– Чудак! По правде говоря, мне нравились не столько одуванчики, сколько эти шалопаи.

Судзуки повернулся к ней и смерил ее взглядом с головы до ног. Он еще не привык к ее наряду, который она надела для поездки в Берн.

На ней был национальный костюм: плиссированная черная шелковая юбка, слишком короткая для ее возраста; бархатный корсет, зашнурованный на талии и подчеркивающий ее грудь. Пышные короткие рукава блузки оставляли открытыми плечи.

Уложенные в корону золотые волосы завершали портрет Гретхен, непосредственной и распутной.

– Тебя в детстве мало наказывали, – заметил японец. – Лишний шлепок тебе и сейчас не повредит.

Она рассмеялась, положив голову на руль.

– Правда, у тебя есть оправдание, – продолжал он. – Твой ученый отец парил в облаках чаще, чем ты погружалась в одуванчики.

Фермы с розовыми черепичными крышами сменились огромным городом-садом. Свежевыкрашенные дома красовались, как на ярмарке, что в общем мало напоминало предместье столицы.

Наконец появились постройки во французском стиле XVIII века, которые свидетельствовали о близости большого города. Гранитные тротуары, окаймлявшие дорогу, перешли в улицу. Показался Аар, тихая, спокойная река.

– Я только один раз была в Берне, когда мне было пятнадцать лет, – сказала Улла. – В зоопарке я видела медведей в яме, посетила музей искусств, поднялась на башню собора Мюнстер и объелась пирожных в Швайцерхофе.

«Ягуар» пересек Аар по мосту Кирхенфельд, оставив позади изящный дипломатический квартал. Машина обогнула площадь Казино и припарковалась в Марктгассе.

– Давай перед обедом прогуляемся по старым улицам, – предложила Улла, вдруг поддавшись романтическому настроению. Она легко оперлась на руку своего спутника.

Древние камни, аркады, вывески с готическими буквами, маленькие окна, прорубленные в крышах, цветы на каждом балконе, фонтаны со скульптурными изображениями рыцарей или людоедов вызывали восторг Уллы.

Они пообедали на Белльвю. Судзуки взял горную форель и отбивную. Улла, помимо этого, заказала огромное блюдо бернеплатте с кислой капустой по-эльзасски, овощным рагу по-лотарингски и вареной говядиной по-парижски.

Японец, привыкший к тому, что женщины на его родине довольствуются щепоткой риса с несколькими водорослями или грибами, глядя на неуемный аппетит немки, испытывал чувство почтения, граничащее с ужасом.

Однако он стал серьезно опасаться за здоровье своей нежной спутницы, принявшейся яростно уничтожать блюдо с сыром, и особенно, когда она набросилась на гору безе со взбитыми сливками.

– Один раз не считается, – извинилась Улла с запоздалым смущением.

Выпив шнапс и кофе, она самым непосредственным образом предложила устроить сиесту на двоих.

Судзуки не стал обсуждать предложение. Он должен был идти на встречу в Бундесхаус.

– Вздремни немного, – посоветовал он ей. – Встретимся в пять часов в Шикито, где ты можешь отведать вкусные пирожные. Пока!

Бундесхаус самое швейцарское место во всей Швейцарии и самое бернское во всем Берне. Здесь все совершается с торжественной медлительностью, которая в то же время лишена величия. Все дышит добродушием. Идет спокойная и размеренная работа, которая никогда не переходит в лихорадку.

На последнем этаже, под самой крышей, находился кабинет господина Галлана, правой руки главы контрразведки. Скромное убранство кабинета говорило о невысоком положении его хозяина.

Господин Галлан был вежлив, но не более того. Его огромный кабинет был заполнен картотекой, да и сам он скорее походил на каталожный ящик, чем на человека.

В то время как японец излагал суть дела, Галлан все время кивал головой. Создавалось впечатление, что он не слушал, а лишь регистрировал информацию.

Его лицо ни разу не выразило ни удивления, ни возмущения. Любой факт интересовал его только в той мере, в какой он мог обогатить его каталог. Потому он часто делал какие-то пометки.

– Я много слышал о вас, господин Судзуки, – сказал он, когда японец умолк. – Мы располагаем гораздо большими возможностями, чем вы думаете, чтобы обезвредить любую нелегальную деятельность. Тем не менее нам бы не хотелось столкнуться напрямую с китайским посольством.

– Это дело не имеет отношения к разведслужбе Народного Китая, – ответил японец. – Оно может быть связано лишь с Пятым Цзюй, и вам хорошо известно, что посольство не станет отвечать за службу безопасности.

– Очевидно, так, – согласился Галлан. – Могу я задать вам один вопрос?

– Пожалуйста.

– Почему вы думаете, что встретитесь именно с господином Икс? Насколько я представляю, он предпочтет отправить своего эмиссара либо назначит вам свидание перед телеэкраном. И мы снова останемся при своих интересах.

Японец улыбнулся и смущенно прокашлялся.

– Ваши опасения уместны, – признал он. – Я приведу вам два довода: во-первых, я должен передать господину Икс образец товара, в котором он очень заинтересован. Только он может определить его ценность. Впрочем, я поставлю условие о передаче образца только в его собственные руки и за наличный расчет. Господин Икс не сможет поручить эту операцию своим некомпетентным сотрудникам. Именно их невежество заставляет его обратиться ко мне с предложением работать на его организацию. Во-вторых, прежде чем завербовать меня, господин Икс должен знать о моих намерениях, побудительных причинах, образе мыслей. Для этого ему необходим прямой, личный контакт. Тот факт, что я соглашаюсь на встречу с ним, чтобы передать ему образец, уже является своего рода гарантом.

– Допустим, – сказал Галлан, – но вы подвергаете себя большому риску.

– Это тоже успокаивает господина Икс, – подтвердил Судзуки. – Вот почему в восьмидесяти случаях из ста я рассчитываю на личную встречу. Проблема заключается в том, чтобы место встречи стало для него ловушкой.

– Это не просто.

– Конечно, – согласился японец. – Предлагаю вам завтра провести совещание лучших специалистов и все взвесить. Следует также просчитать возможные реакции господина Икс, одним словом, предусмотреть все до мелочей и принять меры предосторожности.

– Хорошо, – ответил Галлан. – Встретимся завтра в этом же месте. Я приглашу наших специалистов и немедленно проинформирую итальянских, австрийских и французских коллег, с которыми мы поддерживаем постоянный контакт. Это на случай, если господин Икс предложит вам встретиться в одной из этих стран. Не будем тешить себя иллюзиями – вы отправляетесь в волчье логово.

– Я рассчитываю на вас, чтобы выйти оттуда невредимым, – ответил японец. – Сам я сделаю для этого все, что будет в моих силах.

– Если бы вам удалось установить в логове передатчик, то для нас не представляло бы труда прийти к вам на выручку благодаря пеленгации.

Судзуки иронично улыбнулся.

– Вашими бы устами да мед пить. Разве может господин Икс допустить, чтобы в его логове установили передатчик? Но я все-таки попробую… У меня есть идея.