Тадео вел себя не так безрассудно, как в схожей ситуации пять лет назад. Да при таком интенсивном уличном движении это было и нереально. Скорость он тоже не превышал. Но вел машину целеустремленно, пользуясь любой возможностью сэкономить хоть несколько секунд, ныряя в боковые улицы, срезая повороты. Вскоре они были уже в центре Лондона и приближались к «Гровнор-отелю».

Кэролайн не могла взять в толк, почему владельцам пришло в голову перестраивать его. Но предположила, что вещи, очевидно, быстро ветшают, если ими постоянно пользоваться.

Тадео пробормотал «наконец-то», и, проехав по полукруглой подъездной дорожке, затормозил перед огромными стеклянными вертящимися дверями.

Выключив мотор, он тут же взял себя в руки и протянул ключи от машины служителю стоянки с обычной спокойной небрежностью. Тем временем швейцар открыл дверцу перед Кэролайн и уже собирался помочь ей выйти, когда вмешался Тадео.

– Я сделаю это сам, – сказал он и велел швейцару взять сумку из багажника и отнести ее в номер. – Фамилия Касарес, – добавил Тадео, прежде чем переключить все свое внимание на жену.

Он был образцом галантных манер. Выходя с ним в свет, Кэролайн всегда чувствовала себя королевой. Нынче вечером она ощущала себя еще и богиней любви в придачу. Тадео помог ей выбраться на широкий тротуар, не отводя от нее такого горячего взгляда, что по спине ее побежали мурашки.

– Я так рад, что ты решила не обедать в ресторане, – прошептал он, проводя Кэролайн сквозь вертящиеся двери в просторный холл и на миг красноречиво прижимаясь к ней сзади. – Мысль о том, что и другие мужчины смогут любоваться тобой, пусть даже издали, для меня совершенно непереносима. Сегодня вечером ты предназначаешься только для моих глаз. Как и всю остальную нашу совместную жизнь.

Кэролайн не могли не взволновать столь страстные слова, даже если они звучали немного собственнически. Но сегодня вечером она простила бы мужу что угодно.

И все-таки Кэролайн считала сегодняшний вечер не совсем настоящим, несмотря на то что Тадео утверждал обратное. Он осуществлял романтическую фантазию, воссоздавая время, когда они только что познакомились, когда Тадео казался ей непревзойденным мастером секса, а она с охотой подчинялась всем его требованиям.

Но то, что было чудесно для того времени, больше не устраивало Кэролайн. Она жаждала иных отношений с мужем, настоящего партнерства как в спальне, так и вне ее. Он, несомненно, уже начал осознавать это, поскольку смягчил свою шовинистическую позицию, предложив ей сотрудничество в новом журнале.

Однако на самом деле Кэролайн ждала от него гораздо большего. Она хотела быть не только женой и деловым партнером, но и лучшим другом Тадео. Хотела полного его доверия, эмоциональной близости, а не только физической.

Увы, такие перемены не случаются за одну ночь, Кэролайн это понимала. И уж во всяком случае, не за сегодняшнюю ночь.

О, сегодня она будет щедрой и податливой и не станет затрагивать рискованных тем. Честно говоря, ей все еще казалась невероятно возбуждающей мысль о полном подчинении Тадео в постели. Ей только не хотелось, чтобы так происходило постоянно. Она должна обладать правом как отказаться, если будет не в настроении, так и взять иногда инициативу в свои руки.

На некоторое время, пока Тадео забирал ключи и заказывал еду в номер, Кэролайн оказалась предоставленной самой себе. Она старалась не замечать, как смазливая рыжеволосая девица за конторкой строит глазки ее мужу.

Девица и впрямь очень симпатичная, отметила Кэролайн, и Тадео уже задерживается дольше, чем нужно. Ревность заставила ее крепко вцепиться в золотистую вечернюю сумочку, которую она держала в руках. Кэролайн уже готова была взорваться, когда мужчина в полосатом костюме, материализовавшийся из неоткуда, завел старую песню: а не встречались ли мы где-нибудь раньше?

Она смерила наглеца холодным яростным взглядом, и в этот момент Тадео отошел наконец от конторки. Нахмурившись, он поспешил к жене и, завладев ее локтем, повел к кабинам лифта.

– Я оставил тебя одну всего лишь на минуту, – проворчал он раздраженно, – а эти псы уже бегают вокруг, принюхиваясь.

Кэролайн возмутило такое в высшей степени несправедливое замечание.

– Вот как? – выпалила она. – Тебе придется привыкать к этому, Тад, если ты и впредь намерен выводить меня в свет одетой подобным образом! На самом деле это я должна возмущаться тем, как женщины все время увиваются вокруг тебя. Стоит тебе оказаться на расстоянии трех футов от них, и они начинают вести себя как самые настоящие сучки! Если бы у них были четыре, а не две ноги, они бы без конца подставляли тебе зад. Но поскольку они лишены этого преимущества, им остается только хлопать ресницами и бессмысленно улыбаться.

Тадео замер и недоуменно уставился на нее. Кэролайн ответила ему непримиримым взглядом. Наконец уголок его рта дрогнул и стал приподниматься в медленной ироничной улыбке.

– Твоя мать была права, – произнес Тадео. – Я даже не представлял, на ком женился. Но начинаю понимать. Пойдем, тигрица, – пророкотал он. – Спрячь когти до тех пор, пока мы не найдем им лучшего применения.

К сожалению, в лифте они поднимались не одни, и Кэролайн не могла спросить, в чем именно права Джоан. Но она хорошо представляла, что сказала Тадео мать. Должно быть, предупредила о носящихся в воздухе переменах и посоветовала отнестись к этому с известным смирением, дабы не навлечь на свою голову больших неприятностей.

О да, она была права!

Кэролайн улыбнулась, припомнив, какое ликование охватило ее только что, когда она дала себе волю. Да, это просто великолепно – вот так иногда выпустить пар.

– Ну и чему ты улыбаешься теперь? – спросил Тадео, ведя ее по коридору к двери их бывшего номера.

Кэролайн взглянула на озадаченного мужа с вновь обретенной уверенностью.

– А… теперь мое дело – знать, а твое – мучиться догадками. Позже, – с озорством добавила она и, встав на цыпочки, провокационно лизнула его в губы.

Глаза Тадео сверкнули, и он, возможно, сжал бы ее в объятиях здесь же и сейчас, если бы в конце коридора не появился официант, катящий по направлению к ним тележку. Он остановился рядом и сказал:

– Служба доставки для мистера Касареса. Кэролайн удивленно захлопала глазами.

– Ух ты, – пробормотала она под нос. – Вот это скорость!

– Как договаривались, – объявил Тадео и протянул юноше пятидесятифунтовую банкноту. – Не нужно ввозить в номер. Мы сами справимся.

Официант просиял.

– Спасибо, сэр! Если вам еще что-нибудь потребуется, только позвоните. – Он усмехнулся и, насвистывая, зашагал по коридору.

– Ты дал ему на чай пятьдесят фунтов! – ошеломленно воскликнула Кэролайн.

– Просто удивительно, какие чудеса способны творить разумные финансовые вливания. Внизу мне сказали, что заказ смогут доставить не раньше, чем через полчаса. Поэтому я сам позвонил на кухню и пообещал пятьдесят фунтов тому, кто привезет еду в мой номер через пять минут. Им не пришлось ничего готовить. Я заказал только устрицы и салат, шампанское и клубнику.

Открыв дверь, Тадео жестом предложил Кэролайн войти, а сам занялся тележкой.

– Значит, ты в общих чертах подтвердил теорию твоего отца, – заметила она, входя и с любопытством оглядываясь.

Реконструированный номер теперь соответствовал самым высоким стандартам, приобретя роскошный и современный вид взамен былого, уютно-деревенского. В оформлении присутствовали только три цвета – черный, белый и серый, в то время как раньше комнаты были выдержаны в голубых и зеленых тонах. Строгие четкие линии, никаких излишеств или небрежности. Серый пушистый ковер, белые стены, мебель, обтянутая дорогой матовой черной кожей.

– Что за теория? – спросил Тадео, вкатывая тележку.

Он остановился у большого, во всю стену, кожаного дивана, перед которым на черно-белом коврике стоял длинный низкий кофейный столик из стекла и металла.

– Которая гласит, что за деньги можно купить все, – ответила Кэролайн и, завершив осмотр, замерла перед окном, у которого когда-то испытала самый эротичный опыт в своей жизни.

Вид остался прежним. И хотя стекло было зеркальным, а улицы города находились далеко внизу и ее никто не мог увидеть, Кэролайн не оставляло ощущение, что она выставлена в витрине.

– За деньги можно купить любую вещь, Кэрри, кроме таких непреходящих, как любовь, талант, счастье… Однако прекрасную еду и самое лучшее французское шампанское они способны обеспечить.

Кэролайн бросила взгляд через плечо как раз в тот момент, когда Тадео сдернул салфетку с подноса, открыв взгляду соблазнительные яства и не одну, а две бутылки шампанского, стоящие каждая в отдельном ведерке со льдом.

Ей вдруг стал понятен смысл недавнего обмена репликами между матерью и Тадео о вине. Джоан посоветовала зятю заказать шампанское.

Кэролайн относилась к шампанскому несколько настороженно – с тех самых пор, как друг семьи подарил ей на восемнадцатилетие огромную бутылку, которую она и выпила практически в одиночку. Ну и повеселилась же она! Ее тогдашний приятель – тоже, как выяснилось наутро.

– Тебе не кажется, что шампанского многовато, Тад? – робко спросила она, медленно поворачиваясь к нему. – Ведь мой предел, когда я с тобой, – два бокала.

Тадео вздохнул.

– А теперь, Кэрри, об этом…

– Да?

– Прости, что взял на себя смелость указывать тебе, что пить и сколько пить. Я был не прав. Мое единственное оправдание – это то, что ты становишься немного… э-э-э… игривой, когда выпьешь, и я, должен признаться, ревную. Обещаю больше не быть таким дураком. И обещаю, что теперь, выезжая куда-нибудь, мы будем вести машину по очереди.

Кэролайн задохнулась от удивления при столь неожиданном и поразительном признании.

– Ради Бога, что же наговорила тебе мама?

– То, что должна была сказать пять лет назад, но о чем я уже и сам начал догадываться. Я хочу, чтобы ты была счастлива замужем за мной, Кэрри. Я больше не собираюсь ни подавлять, ни контролировать тебя. Я полагал, что оберегаю тебя, наш брак, но делал это не правильно.

Разумеется, я перенял некоторые дурные привычки у отца, имеющего старомодные представления о браке. Однако я, честное слово, до прошлой недели не догадывался о твоем недовольстве.

Кэролайн вздохнула.

– Это отчасти и моя вина, Тад. Мне нужно было раньше научиться отстаивать свое мнение. Я тоже думала, что оберегаю наш брак, во всем с тобой соглашаясь. Но я действительно порой не чувствовала себя счастливой. Только притворялась ею.

– Поверь, я всякий раз замечал, когда тебе плохо со мной в постели. И мне это было невыносимо. Ты должна обещать, что отныне будешь говорить «нет», если чего-то не хочешь, в том числе и секса. Пожалуйста… не притворяйся. Никогда.

Кэролайн поспешила сморгнуть навернувшиеся на глаза слезы. Сегодняшняя ночь – не для них.

– Я… я обещаю, Тад. Наверное, я просто боялась, что если буду оставаться самой собой, то превращусь в подобие…

– Твоей матери. Да, знаю. Сегодня Джоан мне все рассказала. Мы хорошо поболтали, твоя мама и я. Она открыла мне глаза и на многое другое.

Кэролайн испугалась, что мать проболталась о подозрениях дочери по поводу Риты, о ее поездке в Кордову и о поспешных выводах, которые она сделала, увидев машину Тадео у дома его невестки.

– Н-на что… например? – с трудом выдавила Кэролайн.

– Взять хотя бы имена детей. Я уперся как осел и бессовестно пренебрег твоим мнением на этот счет, Кэрри, о чем сейчас искренне сожалею. С моей стороны это был чудовищный эгоизм. Но теперь ведь уже поздно менять им имена, верно?

– Да, конечно, – поспешила сказать Кэролайн, тронутая новыми признаниями мужа, но немного обеспокоенная направлением, которое принял их разговор. Она жалела, что вспомнила о Рите. – Ты даже не представляешь, как много значат для меня твои слова! Но давай перестанем говорить о таких серьезных вещах. Сегодня мы будем только праздновать. Почему бы нам не открыть одну из этих чудесных бутылок и не поднять тост за наше будущее счастье?

Тадео, казалось, тоже был рад перестать каяться.

– Ты удивительная женщина, Кэрри, – сказал он, вытаскивая пробку, наполняя высокие узкие бокалы пенящейся жидкостью и протягивая ей один, а другой поднимая сам. – За нас!

– За нас! – эхом повторила она. Бокалы мелодично звякнули, и супруги выпили до дна.

– Еще! – потребовал Тадео, снова наполняя бокал Кэролайн.

В течение следующего получаса они наслаждались восхитительной едой и поистине божественным шампанским. Быстро прикончив одну бутылку и принявшись за другую, они поставили пластинку с удивительно красивой мелодией и удобно устроились на мягком диване. Время от времени Тадео склонялся и целовал жену долгими, глубокими поцелуями, от которых кружилась голова. Или это уже действовало шампанское?

Как бы то ни было, но Кэролайн чувствовала удивительную легкость на Сердце, которой не испытывала уже давно. И невероятное сексуальное возбуждение. Она не могла дождаться, когда муж покончит с едой.

Наконец они доели клубнику и Тадео встал.

– Думаю, теперь самое время вручить тебе подарок, – заявил он.

– О Боже, я совсем о нем забыла!

– Как не стыдно, – шутливо заметил Тадео. – А теперь пойди и встань у окна. Повернись к нему лицом и закрой глаза.

Кэролайн хмыкнула, но сделала так, как ее просили.

Она стояла зажмурившись, и внутри росло напряжение. Она старалась не думать о том, что произошло когда-то давно на этом самом месте. Кэролайн не слышала ничего, кроме музыки. Густой ворс ковра заглушал все звуки. Что делает Тад? Какой подарок ее ожидает?

Когда внезапно она почувствовала на своей шее его дыхание, то вздрогнула, а когда ощутила кожей что-то холодное и металлическое, задохнулась и распахнула глаза.

– О, Тад! – воскликнула Кэролайн, увидев свое отражение в темном стекле.

На ее шее красовалось невероятно изящное, чудесное ожерелье – пять крупных опалов, оправленных в ажурное золото, с каждого из которых свисало еще по одной сверкающей опаловой капле.

– Они ведь не настоящие? – спросила Кэролайн, слегка поворачивая голову, чтобы взглянуть на мужа.

Он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы.

– Я же говорил тебе, Кэрри. Ничего фальшивого сегодня ночью. То же относится и к подарку. Они такие же настоящие, как и моя любовь к тебе.

Кэролайн отвернулась, чтобы снова взглянуть на свое отражение в стекле.

– Но, Тад, оно, должно быть, стоит целое состояние!

– Стоит. Только не вздумай сердиться. Я не покупал его. Это семейная реликвия. Бабушка оставила ожерелье мне в наследство, чтобы я вручил его будущей жене. Честно говоря, я забыл о его существовании, но мама напомнила мне. Тогда я решил, что лучшего подарка для тебя к годовщине нашей свадьбы не придумать. Еще я подумал, что оно идеально подойдет к этому платью, поэтому и попросил надеть его. И я оказался прав. – Тадео обхватил ее за плечи. – Оно выглядит потрясающе. Ты выглядишь потрясающе.

Он склонил голову и жадно приник губами к шее Кэролайн. Затем низким, хрипловатым голосом пробормотал:

– Боже, Кэрри… какая это была мука – так долго сдерживаться! Я не переставал думать о том, что у тебя ничего не надето под платьем и как я хочу к тебе прикоснуться!

Когда его руки опустились на ее бедра, Кэролайн тихо застонала. Когда они снова заскользили вверх, увлекая за собой платье, она могла только стоять, глядя, как все эротичнее становится отражение в оконном стекле, по мере того как все выше и выше обнажаются ее ноги. Она видела, что Тадео тоже смотрит на них, и слышала его тяжелое, участившееся дыхание.

У нее голова пошла кругом, когда платье достигло бедер. Здесь Тадео немного задержался, а затем снова продолжил, поднимая его все выше, дюйм за дюймом, до самой талии.

Несколько мучительно долгих секунд он только смотрел на нее. Сердце готово было выскочить из груди Кэролайн, кожа горела.

Когда он приблизил губы к ее уху, она невольно затрепетала.

– Ты великолепна, – пробормотал Тадео. – Но такое зрелище требует гораздо более пристального рассмотрения и гораздо меньшего количества одежды, – добавил он, снова опуская бархат на ее бедра и расправляя его, прежде чем расстегнуть молнию у нее на спине.

Кэролайн задохнулась, когда тесное платье разошлось и ее разгоряченной спины коснулся прохладный воздух. С замиранием сердца она наблюдала, как Тадео стягивает платье с ее плеч и дальше вниз, освобождая руки, потом бедра. Как оно тяжело падает на ковер, и на ней не остается ничего, кроме опалового ожерелья, гладких чулок телесного цвета и золотистых босоножек на пятидюймовых каблуках.

– Невероятно, – выдохнул Тадео, любуясь ее отражением в стекле. – Сногсшибательно.

Подхватив ее под внезапно ослабевшие колени, он поднял Кэролайн на руки и понес в спальню.

Возможно, она вообще не заметила бы обстановки этой комнаты, если бы Тадео не остановился, чтобы включить свет. Кэролайн заморгала при виде ослепительно белых стен, затем ее взгляд упал на серый густой ковер и наконец сосредоточился на кровати.

Новой и огромной, с изголовьем из черного кованого металла и с серебристо-серым атласным покрывалом. Тадео подошел к ней и, положив Кэролайн на прохладную шелковистую поверхность, провел руками по груди и животу жены, прежде чем, лаская, поднять ступни ее вверх, пока каблуки не уперлись в край кровати. Все это время Кэролайн не дышала.

– А теперь не двигайся, – приказал он и отошел, чтобы закрыть дверь и выключить верхний свет, погрузив спальню во тьму.

Кэролайн наконец-то с облегчением перевела дыхание.

Но Тадео на этом не остановился. Он подошел к окну и раздвинул черные шелковые шторы, впустив свет уличных огней. Затем, вернувшись, включил ближайшую из двух настольных ламп на серебряных основаниях, стоящих на прикроватных столиках. Сияние из-под черного шелкового абажура соблазнительно осветило женское тело, представив его на обозрение Тадео.

Кэролайн испытывала невероятную смесь дикого возбуждения и смущения, но не решалась даже шевельнуться. Она лежала с широко открытыми глазами и бешено колотящимся сердцем и наблюдала, как раздевается муж. Тадео не спешил, не забывая тщательно складывать одежду на стул в углу. Он даже аккуратно поставил туфли и положил сверху носки. При этом он не отрываясь смотрел на Кэролайн, но глаза его оставались до странности спокойными, даже холодными.

В конце концов он все же разделся, и, когда приблизился к ней, Кэролайн поняла, что Тадео ни спокоен и ни холоден. Отнюдь. Она так же пребывала в крайнем возбуждении. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Она хотела его. Сейчас же! Немедленно!

Нарушив приказ Тадео, Кэролайн слегка раздвинула ноги и с восторгом отметила, как вспыхнули его глаза. Однако он просто продолжал стоять рядом и смотреть на нее.

– О, пожалуйста, Тад, – простонала она. – Пожалуйста…

– Терпение, тигрица, – протянул он. – Ты-то знаешь, что процесс преследования доставляет большее удовольствие.

Она не поверила собственным глазам, когда Тадео сел спиной к ней на кровать и начал медленно – о, как медленно! – снимать с нее туфли, а затем чулки. Легкие словно перышко касания пальцев к ее лодыжкам, коленям, бедрам казались невыносимой мукой. Тадео прикасался к ней везде, но только не там, где Кэролайн больше всего хотелось.

Она уже готова была кричать, когда он наконец повернулся к ней лицом.

И вот тут-то началась настоящая мука.

– О нет, Тад, нет! – выдохнула она, когда он начал ласкать ее именно там, где было более всего необходимо Кэролайн. Потому что теперь ей нужно было совсем другое. Ей нужен был он, внутри нее, наполняя ее, любя ее.

Но Тадео не обратил внимания на ее протест. И Кэролайн конечно же почти мгновенно ощутила похожую на электрический разряд судорогу, которая пронзила ее словно молния, но заставила желать большего.

Кэролайн снова запротестовала, когда он опустил голову, чтобы дать ей большее. Она думала, что вряд ли так быстро придет повторное ощущение. Однако оно пришло.

– О, Тад, – выдохнула Кэролайн. – Тад…

– Да, любовь моя? – пробормотал он, наконец-то войдя в нее, и от силы этого вторжения у нее перехватило дыхание.

Ее тело приветствовало каждое его движение, и наконец Кэролайн застонала от разгоревшегося желания.

– Да… Да! – выкрикнула она, вонзая ногти в его спину, когда невыносимое напряжение, нарастая и нарастая, снова довело ее до пика возбуждения.

– Я не могу больше сдерживаться, Кэрри, – простонал Тадео.

Но они уже вместе неслись куда-то, и Кэролайн кричала от удовольствия.

Это счастье, думала она немного позже, медленно приходя в себя, – заниматься любовью с Тадом, моим дорогим, чудесным, потрясающим Тадом. Отчаяние минувшей недели было безвозвратно забыто. Сомнения и страхи покинули ее.

– Я люблю тебя, – прошептала Кэролайн, когда обрела способность говорить.

– И я люблю вас, сеньора Касарес, – ответил он, обхватывая ее лицо ладонями и покрывая его поцелуями. – Тебя одну. Всегда только тебя.