Как ни странно, первой реакцией Кэролайн была ярость, а не отчаяние.

В комнате темно, с негодованием отметила она. Значит, Тадео выключил настольную лампу, когда вернулся. Кэролайн перевернулась на другой бок и взглянула на светящийся циферблат часов: двадцать минут двенадцатого. Не слишком поздно, для того чтобы жена начала испытывать подозрения. Во всяком случае, такая слепо обожающая, как она.

С горькой обидой в сердце Кэролайн снова отвернулась к стене, радуясь, что надела самую целомудренную из своих ночных рубашек.

Тадео настаивал, чтобы она спала в коротеньком черном атласном белье, едва прикрывающем ягодицы. Эта рубашка была намного длиннее, ниже колен, хотя держалась лишь на тоненьких бретельках, оставляя плечи открытыми. Однако сейчас, когда Кэролайн лежала к мужу спиной важнее была именно длина.

Она решила притвориться спящей, чтобы не сказать того, о чем утром будет жалеть.

Возможно, если бы Тадео не принимал душ столь долго, так и произошло бы. Но прошло уже пятнадцать минут, а вода все продолжала литься, пробуждая в Кэролайн самые черные ревнивые подозрения.

Он пытается смыть со своего тела ее запах. Он, наверное, весь пропах ею, этими тяжелыми мускусными духами, которыми Рита пользуется.

Когда пять минут спустя шум за стеной прекратился, Кэролайн снова повернулась на другой бок и уставилась на дверь ванной в ожидании, когда из нее выйдет Тадео.

И вот та наконец открылась. Муж явно старался не издать ни звука и тихо выключил свет, прежде чем закрыть за собой дверь. Но Кэролайн успела хорошенько рассмотреть его в освещенном дверном проеме.

Тадео производил неизгладимое впечатление в обнаженном виде. Кэролайн не приходилось видеть мужчины лучше. Широкие плечи. Массивная грудная клетка. Плоский живот. Узкие бедра. Великолепная, с оливковым оттенком, кожа. Не слишком густая растительность. Сильные руки и чудесные длинные мускулистые ноги…

Кэролайн пришла в восхищение, когда он впервые разделся перед ней. И это восхищение ничуть не потускнело с годами. Она любовалась им и теперь, когда так хотела ненавидеть!

Ее сердце громко стучало, когда темный силуэт мужа пересек комнату. Он приподнял простыню и скользнул, обнаженный, в постель. Ничего странного – Тадео часто спал голым.

Но спокойное, небрежное высокомерие этого мужчины возмутило ее. Когда он лег спиной к ней, Кэролайн захотелось убить его.

Она лежала, уставившись в потолок, и придумывала самые жестокие способы казни мужа за его преступления перед ней, перед их браком. Гильотина – это слишком быстро и безболезненно. Кэролайн хотела, чтобы он страдал, как она, чтобы мучился… агонизировал.

Сжечь на костре? Повесить? Утопить? Нет, пожалуй, лучше всего четвертовать, решила она. Как в былые времена. Но только после многолетнего одиночного заключения в холодной сырой башне, где компанию ему составят лишь пауки и крысы! К сожалению, эти мысли не принесли ей ни утешения, ни удовлетворения. И ревность Кэролайн превратилась в столь же неистовствую решимость выяснить наверняка, насколько велики преступления Тадео перед ней, как далеко все зашло, сколько раз он изменил ей сегодня.

Его тело, решила ослепленная яростью Кэролайн, скажет мне намного больше, чем вид его машины на стоянке у дома Риты.

Тадео вздрогнул, когда рука жены легла ему на талию, и замер, когда она заскользила дальше. Он резко лег на спину и повернул голову, чтобы видеть Кэролайн.

К этому моменту провоцирующая ладонь уже лежала на его животе, и сердце Тадео бешено билось. От боязни того, что я обнаружу, подумала Кэролайн, или от боязни того, что случится, если моя рука опустится ниже?

– Я думал, ты уже спишь, – произнес Тадео голосом таким же холодным, как и его кожа.

– Я спала. – Привыкшими к темноте глазами она могла видеть его лицо в свете луны, проникающем через полупрозрачные шторы.

Тадео смотрел на нее странным полуприщуренным, тревожным взглядом.

– Я старался не шуметь, – с некоторой настороженностью произнес он.

– Почему?

– Мама сказала, что весь день тебя мучила жестокая мигрень. Она даже дала тебе какие-то таблетки.

– Да. Она очень добрая, твоя мама.

– Верно.

Наступило неловкое молчание, и решимость начала покидать Кэролайн. Ее рука по-прежнему неподвижно лежала на его животе, а сердце готово было вырваться из груди.

– Ты пришел очень поздно, Тад…

– Да, знаю. Мне очень жаль, но Карлос оставил после себя ужасающую неразбериху. Я пытаюсь привести все в порядок до нашего отъезда в пятницу. Однако сегодня мне не удалось поработать, как хотелось: слишком многое отвлекало. Поэтому и завтра вечером придется задержаться подольше.

– Понятно, – протянула Кэролайн, и снова повисло молчание.

– Я не знал, что ты страдаешь мигренью, Кэрри, – сказал наконец Тадео. – Что могло ее вызвать?

«Мысль о том, что все эти годы ты любил Риту! – хотелось выпалить ей. – Мысль о том, что весь сегодняшний день и вечер ты провел в постели с ней!»

Это возродило горькую решимость раз и навсегда вывести изменника на чистую воду.

– Сейчас я чувствую себя намного лучше, – пробормотала она и погладила ладонью его живот.

Тадео резко втянул в себя воздух.

– Я вижу.

Когда он попытался остановить ее, Кэролайн изменила направление. Рука, немного дрожа, скользнула вниз и завладела намеченной целью.

Пальцы на несколько мгновений потрясенно замерли. Никогда еще Тадео не был таким равнодушным и нечувствительным к ее прикосновениям!

Как Кэролайн уже поняла сегодня днем, одно дело – подозревать что-то и совсем другое – найти тому твердое доказательство. Хотя в данном случае доказательство было мягким, а не твердым. Обескураживающе, убийственно мягким!

Ее захлестнула буря чувств. Возмущение. Горе. Отчаяние. Как он мог так предать ее? Обмануть? Уничтожить?

А как могла Рита? Стерва! И так быстро после смерти мужа!

И тут неожиданно жажда убить обоих превратилась в безумное желание заставить Тадео реагировать. Показать, что она, его жена, знает его лучше, чем любая другая женщина, знает, что ему нравится, и может доставить удовольствие, которого ему больше ни с кем не получить.

Ее пальцы постепенно снова пришли в движение.

Стон Тадео прозвучал протестующе, но она не оставила попыток и использовала все свои знания о его теле, чтобы возбудить мужа. В конце концов, разве не он в первые недели их знакомства учил Кэролайн тому, что ему больше всего нравится, проводил долгие вечера и еще более долгие ночи, расширяя ее сексуальное образование и одновременно доказывая, что все ее предыдущие любовники ничего не стоят?

Но его плоть оставалась неподатливой на обольщение. Ее обычно столь восприимчивому мужу нужно было, наверное, целый день заниматься любовью, чтобы прийти в подобное состояние!

Однако Кэролайн не сдавалась. Я добьюсь своего, поклялась она себе, закрыв сердце для отвлекающих горестных чувств.

– Не похоже на тебя, Тад, – прошептала она, не переставая его ласкать.

– Я думал, ты спишь, – явно сквозь стиснутые зубы проскрежетал он. – И только что принял ледяной душ.

Кожа Тадео действительно была холодной. Но Кэролайн не верила, что ледяной душ может сравниться с ее упорством.

– Значит, потребуется дополнительная помощь, – пробормотала она и, скользнув вниз, прикоснулась губами к свидетельству его предательства.

Нельзя сказать, чтобы Кэролайн поступала так по собственной инициативе. Только по настоянию Тадео. И даже он редко просил ее об этом. И когда же в последний раз? Может быть, прошлым летом, здесь, в этой самой комнате. Но раньше это неизменно возбуждало мужа, независимо от того, занимались ли они уже любовью.

Вот и теперь плоть Тадео быстро напряглась. Кэролайн была беспощадна, единственной ее целью было довести его до такого состояния, чтобы он потерял контроль над собой. Чтобы забыл обо всем остальном, кроме нее, и обо всех остальных. Особенно о Рите В глубине души Кэролайн понимала, что поступает так от безысходного отчаяния, но ни за что на свете не остановилась бы. Какая-то ее часть ужасалась такому поведению, но другая оставалась холодной и подталкивала к тому, чтобы делать все возможное. И даже больше. Ее руки неутомимо отыскивали эрогенные зоны, дразня и мучая Тадео. Никогда раньше Кэролайн не проявляла подобной изобретательности.

Словно в тумане, она услышала стон мужа, почувствовала, как дрожащие руки погрузились в ее волосы. Когда он стиснул ей голову, Кэролайн на какое-то ужасное мгновение решила, что Тадео собирается оттолкнуть ее, заставить остановиться.

Но он этого не сделал.

Низким, хриплым голосом Тадео что-то неразборчиво пробормотал по-испански.

Кэролайн немедленно замерла и взглянула на него. Красивое лицо было отчетливо видно в лунном свете, затуманенные глаза почти закрыты, рот искривился.

– Хочешь, чтобы я прекратила? – промурлыкала она.

Он неистово замотал головой, и Кэролайн, улыбнувшись на удивление холодно, продолжила.

Его дыхание стало быстрым и прерывистым. Вот теперь он был возбужден. И как! Больше, чем когда бы то ни было.

Волна мрачного ликования захлестнула Кэролайн. Сейчас Тадео целиком и полностью принадлежал ей. У него не осталось собственной воли Он не мог думать, не говоря уж о том, чтобы останавливать ее.

По крайней мере, она так считала.

Кэролайн была так захвачена ощущением собственного могущества, что не заметила, как Тадео убрал руки. Когда, взяв за предплечья, он потянул ее вверх, из груди Кэролайн вырвался отчетливый стон недовольства.

Не обращая внимания на протест, Тадео задрал до талии ее атласную ночную рубашку и, сжав железной хваткой ягодицы, приподнял так, что Кэролайн оказалась над ним. Прежде чем она сумела что-либо понять, он с силой водрузил ее на себя.

Кэролайн задохнулась в изумлении от столь быстрого и неожиданного поворота событий и от огромного удовольствия, которое доставило ей вторжение твердой плоти мужа. До этого момента она и не сознавала, насколько возбуждена сама.

Настолько, что уже вовсе не она владела ситуацией!

Внезапно оказалось, что единственное, чего она хочет, – это продолжать двигаться. Но муж крепко держал ее, не позволяя отдаться неистовой скачке, к которой она так стремилась. Кэролайн отчаянно извивалась, идя на поводу у ставшего нестерпимым желания.

– Сиди смирно! – приказал Тадео, впиваясь пальцами в ее тело.

– Но я не хочу сидеть смирно, – выдавила она.

– Вижу, – прорычал он, затем улыбнулся самой бессовестной улыбкой. – Но мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя, прежде чем мы продолжим. И потом… может быть, теперь я смогу чем-нибудь тебе помочь.

Черные глаза сверкнули в лунном свете, когда Тадео приподнялся и отвел спутанные волосы с ее пылающего лица, отбросив их за плечи, прежде чем спустить бретельки ночной рубашки и полностью обнажить грудь Кэролайн.

Даже не глядя, она знала, как напряжены и как тверды ее соски. У нее была красивая грудь, которую ничуть не испортило рождение двоих детей.

– Я должен почаще оставлять тебя одну, – хрипло пробормотал Тадео, – если это приводит к таким результатам.

Подняв руки, он сжал ее соски большими и указательными пальцами и резко дернул. Раньше Тадео никогда не делал ничего подобного. Он обращался с ее грудью нежно и осторожно, лаская больше губами и языком, чем руками.

Когда он повторил, Кэролайн не поняла, что испытывает – удовольствие или боль. Она знала одно: это оставило в ней восхитительно жгучее ощущение.

– Хочешь, чтобы я прекратил? – произнес Тадео ее собственные слова.

От возбуждения Кэролайн потеряла дар речи. Он низко и волнующе рассмеялся и продолжил восхитительную пытку.

В конце концов задыхающаяся и извивающаяся Кэролайн взмолилась:

– Тад… пожалуйста…

– Пожалуйста – что? – протянул он, явно наслаждаясь ее состоянием. – Остановиться? Продолжить? Скажи мне, paloma. Я сделаю все, что ты захочешь. Хотя сегодня ты совсем не похожа на голубку. Скорее на тигрицу. Думаю, ты съела бы меня живьем, если бы я тебе позволил.

– Тад, пожалуйста, – хрипло повторила Кэролайн, лицо которой пылало от смущения и желания.

– Чего ты хочешь? Чтобы я прикоснулся к тебе вот так? Да?

Она замерла, не в силах выдохнуть. Нет, нет, не так! Только не так! И не теперь, когда вся она перед ним словно на ладони!

– О Господи, – застонала Кэролайн, изгибаясь и пытаясь сдержать сладкую судорогу.

– Расслабься, – задыхаясь потребовал Тадео. – Я хочу это видеть. Для меня это наивысшее удовольствие – разве ты не знаешь?

От слов мужа у нее закружилась голова.

– Смотри на меня, Кэрри! – снова потребовал он, и, словно притягиваемая сильнейшим магнитом, она выполнила приказание.

Тадео издал какой-то гортанный звук и с силой притянул Кэролайн к себе. Его движения были так неистовы, что освобождение пришло всего за несколько секунд до того, как затихли отзвуки ее собственного оргазма.

Она выкрикнула его имя, и Тадео, приподняв ее с кровати, привлек к себе и начал покачиваться вместе с ней. Кэролайн прильнула к мужу, забыв обо всем на свете.

Только когда спал жар этого неистового, почти животного соития, разум начал возвращаться к Кэролайн.

Так кто же кого соблазнил, дорогая? – спросил холодно-циничный голос внутри. Кто полностью утратил контроль над собой? И что ты сейчас только что доказала… если, конечно, доказала?

Ничего, обреченно вздохнула Кэролайн. Только то, что я по-прежнему готова отдать Таду единственное, чего он от меня хочет помимо детей. Мое тело. Мое считающееся красивым, но очень слабое, предательское тело.

И ты будешь делать это и впредь, не так ли? Будешь унижаться? – спросил все тот же противный голос.

Последняя вспышка гордости заставила ее попытаться вырваться из крепких объятий, но Кэролайн слишком устала, а Тадео был слишком силен. Признав свое поражение, она уткнулась лицом ему в грудь… и отчаянно разрыдалась.

– Эй-эй, в чем дело? – Тадео разжал объятия и взял ее мокрое от слез лицо в ладони.

Она не могла вымолвить ни слова, только смотрела в его удивленные глаза с любовью и отчаянием, которые испытывала. «Как ты мог так поступить со мной? – хотелось прорыдать ей. – Я отдала тебе все!»

Я и теперь отдаю тебе все.

При этой мысли ее лицо снова сморщилось.

– Ну-ну, – ласково приговаривал Тадео, прижимая ее мокрое лицо к груди и нежно гладя ниспадающие по спине длинные волосы. – Ты перевозбудилась, только и всего. Так случается иногда после длительного воздержания. – Он осторожно опустил ее на подушки и еще осторожнее отодвинулся. – Шшш… Перестань плакать и постарайся заснуть, иначе у тебя опять разболится голова.

Тадео продолжал поглаживать ее по голове, и слезы постепенно иссякли. Теперь Кэролайн просто лежала, уставившись в потолок, и старалась ничего не чувствовать. Не переставая гладить ее по волосам, он мягко и ласково заговорил:

– Знаю, в последнее время я был не очень-то хорошим мужем. Но эти три недели были… трудными, мягко говоря. Смерть брата породила множество проблем, таких сложных, что невозможно даже объяснить. Достаточно сказать, что теперь я в них наконец разобрался.

Кэролайн слушала его немногословную исповедь, никак не реагируя. Как гладко он говорит, думала она. Как умно. Как покровительственно!

Чтобы не смотреть ему в глаза, она закрыла свои. Поскольку знала, что ничего не сможет прочесть в его взгляде. Тадео лгал так же хорошо, как делал все остальное.

– Возможно, я недостаточно часто говорю тебе об этом, – продолжал он, наклоняясь и целуя ее в волосы, – но я люблю тебя, Кэрри…

Кэролайн задержала дыхание. Как это получается, что столь желанные и долгожданные слова словно кинжалы вонзаются ей в сердце? И кого именно пытается убедить Тадео своим запоздалым признанием?

Ах, Тад, Тад…

Душа Кэролайн плакала, но сердце ожесточилось, потому что она знала, кого на самом деле любит ее муж. Его собственная мать сказала об этом. Риту, женщину, на которой он когда-то собирался жениться.

Но и Бернардо отчасти был прав. Тадео не захочет оставлять семью даже ради Риты. Значит, нужно добиться того, чтобы жена пребывала в счастливом неведении.

Кэролайн на многое готова была пойти, чтобы сохранить брак – разве она это уже не доказала? Но нужно же сохранить и самоуважение. Поэтому она просто отказывалась воспринимать слова мужа и продолжала лежать с закрытыми глазами, притворяясь, что заснула.

– Кэрри? – спустя несколько секунд тихо окликнул ее Тадео.

Она не ответила. Еще немного подождав, он глубоко вздохнул и выпустил ее правдоподобно безвольное тело из своих объятий.

Горькая обида обожгла Кэролайн, когда муж заботливо прикрыл ее простыней, прежде чем перекатиться на свою сторону кровати. Неужели Тадео действительно думает, что все так просто? Удовлетвори как следует благоверную, скажи ей несколько нежных слов – и она станет податливой как воск и даже не подумает спрашивать, куда муж уходит, чем занимается. И ни от чего не придется отказываться – ни от жены, ни от детей, ни от любовницы.

Как Тадео собирается поддерживать их отношения, находясь в Англии, Кэролайн понятия не имела. Но была уверена, что это удастся ему без труда. Время от времени он на неделю-другую летал по делам через океан. Его отец согласился на то, что Тадео будет жить в Лондоне, при условии, что сын возьмет на себя контролирующие функции над Издательским домом Касареса. Когда-то она сопровождала его в деловых поездках, но не теперь, имея на руках двоих детей, Несомненно, количество его поездок заграницу увеличится. Не обязательно в Аргентину Тадео не дурак! Возможно, в Рио-де-Жанейро, или в Бонн, или в Мадрид, где находились филиалы издательства и роскошные апартаменты для нужд его руководства. Рита могла прилететь туда в любую минуту – и Тадео уложил бы ее в постель, не опасаясь заинтересованных наблюдателей.

Нельзя сказать, чтобы приезды и отъезды Тадео фиксировались таблоидами и колонками сплетен в газетах. Мужчины рода Касаресов всегда были очень сдержанны в отношениях со средствами массовой информации. Поездки Тадео, несомненно, участятся под предлогом смерти брата. А Кэролайн, несомненно, не позволят сопровождать его.

– Место матери рядом с детьми! – отрезал Тадео, когда Кэролайн вскоре после рождения Антонии заговорила о том, что хочет вернуться к работе.

Она не собиралась начинать прямо сейчас. Имелось в виду время, когда дети подрастут и пойдут в школу. Но Тадео так потрясло, что ей вообще пришла в голову подобная мысль, что Кэролайн никогда больше не заикалась об этом.

Вспомнив свою былую слабость – равно как и нынешнюю, – Кэролайн покачала головой. Тадео может делать все, что ему заблагорассудится. А она даже слова поперек ему не скажет.

Разве не так обстоят дела?

Мудрость это или трусость? На весах сейчас лежало слишком многое – счастье множества людей, не только ее собственное. Но разве можно сделать людей счастливыми, если чувствуешь глубоко несчастной себя? Разве сможешь улыбаться, когда тебе хочется плакать?

Слезы снова затуманили Кэролайн глаза, но она сморгнула их и повернулась к стене. Будь она проклята, если заплачет еще раз! Все равно слезы ничего не решают…

Кэролайн удалось заснуть только под утро, а когда она проснулась, Тадео уже уехал в Кордову. На подушке муж оставил записку, в которой говорилось, что после такой ночи он постарается больше не задерживаться допоздна в офисе.

Она застонала от невольно охватившего ее возбуждения и тут же почувствовала острое отвращение к себе. Соски затвердели, стоило ей лишь вспомнить, что делал с ними Тадео прошлой ночью. И что она делала с ним!

Отчаянно покраснев и скомкав записку, Кэролайн вдруг вспомнила, что сегодня должны начаться месячные. С ее губ сорвался стон облегчения. Она просто не вынесла бы такого саморазрушительного поведения. Как и лишних дней, проведенных здесь, нервно подумала Кэролайн, надевая халат и устремляясь в детскую.

Она попыталась успокоить себя тем, что через день уже будет на пути домой. Возможно, оказавшись в Лондоне, она сможет заниматься любовью с Тадео, не чувствуя себя потом такой униженной. По крайней мере, Рита будет за тысячи миль от них, и хотя бы по этой причине можно не опасаться, что Тадео удастся уделять им обоим внимание в один и тот же день.

Кэролайн задержалась перед дверью в детскую и несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Взяв себя в руки, она нацепила на лицо улыбку и потянула за ручку.

Хотя комната и называлась детской, но была скорее большим игровым залом, с множеством игрушек, которых хватило бы для целого детского сада. Когда она вошла, Антония устраивала чаепитие для трех кукол. Хуан качался на большой, похожей на настоящую лошадке в дальнем углу. Исидора, няня-аргентинка, сидела в кресле у окна и, очевидно, любовалась видом на озеро.

Оно действительно бывало очень красивым по утрам. Вода казалась стеклянной.

Услышав звук открывающейся двери, Исидора повернула голову и встала, улыбаясь вошедшей Кэролайн.

– Доброе утро, сеньора, – сказала она на почти чистом английском, которым усиленно занималась, надеясь со временем попасть в Англию. – Сегодня вы выглядите намного лучше. У вас появился румянец на щеках.

При этом замечании румянец Кэролайн стал еще гуще.

– Да, – отрывисто произнесла она, – головная боль прошла. Спасибо, что присмотрели за детьми, Исидора. Теперь я сама займусь ими.

– Я буду внизу, в кухне, если понадоблюсь, – сказала она, продолжая улыбаться теплой, доброй улыбкой.

Это была двадцатилетняя девушка, пухленькая, очень симпатичная. Она прекрасно ладила с детьми. По-видимому, у нее были младшие братья и сестры, и Исидора помогала матери воспитывать их.

– Мама, ты встала очень поздно, – сказала Антония без укора, но с удивлением. – Я скучала по тебе.

– Я тоже скучала по тебе, милая, – ответила Кэролайн. – Ты не хочешь поцеловать меня?

Антония вскочила с резного деревянного стульчика и, подбежав к ней на крепких маленьких ножках, прыгнула в уже раскрытые объятия.

Девочка обожала обниматься и целоваться. Хуан тоже, но после недавнего замечания Тадео, что избыток нежностей может превратить мальчика в маменькиного сынка, Кэролайн старалась быть с сыном посдержаннее. Теперь Хуан наблюдал за матерью и сестрой, ревниво надув губы.

Она поставила Антонию на пол и направилась к Хуану, который немедленно спрыгнул с лошадки и, повернувшись к ней спиной, принялся с преувеличенным старанием полировать седло.

– А ты не хочешь поцеловать меня, дорогой мой малыш? – ласково спросила Кэролайн, присев рядом на корточки.

Он помедлил, затем с рыданием повернулся и бросился ей на шею.

– Что случилось, Хуан? – со сжавшимся от любви и тревоги сердцем спросила она.

Сын отстранился, его черные глаза блестели.

– Я хочу домой, – всхлипнул мальчик. – Я скучаю по Марми.

Кэролайн сдержала улыбку: вряд ли Марми мог сказать то же о себе. Десятилетний персидский кот достался им от одинокой соседки, которой пришлось перебраться в дом престарелых. В то время Хуан только учился ходить и считал кота лучшей в мире игрушкой. Двигающейся, мяукающей игрушкой, хвост которой был предназначен для того, чтобы за него таскать, уши для того, чтобы в них кричать, а мягкий пушистый живот – для того, чтобы на нем сидеть или лежать.

– Он же не подушка! – пыталась урезонить сына Кэролайн, но безрезультатно.

Как ни странно, кот вовсе не старался избегать своего мучителя. Он никогда не царапался и не шипел на малыша и не убегал от него, хотя легко мог это сделать. Терпение кота казалось поистине непостижимым.

– Я тоже скучаю по Марми, – призналась Кэролайн. – Скоро мы будем дома. – А я хочу еще скорее! – проворчал Хуан.

Кэролайн вздохнула. Она была полностью согласна с сыном.